Текст книги "Помощник хирурга (ЛП)"

Автор книги: Патрик О'Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Я отчасти пришёл по своей воле, а отчасти – чтобы передать сообщение, – сказал он.

Стивена несколько ошарашила человечность его тона, и он был совершенно удивлён, когда несколько помедлив, француз завёл разговор о собственном пищеварении. После Алансона оно так и не восстановилось. Лекарства, которые ему давали французские врачи, даже близко не имели того положительного эффекта, как алая настойка доктора Мэтьюрина, и он умолял его назвать рецепт. В завершении чисто медицинского диалога Стивен написал рецепт на бумаге.

Дюамель поблагодарил доктора, и атмосфера кардинально переменилась.

– Теперь буду говорить за своего начальника, – негромко произнёс Дюамель, подведя Стивена к оконному проёму. Повисла пауза. – Как вы знаете, для императора война перестала быть чередой побед. Существует несколько высокопоставленных людей, которые считают, что компромисс, мир, заключённый путём переговоров, – лучшее средство избежать ненужного кровопролития и они хотят, чтобы их предложение было доставлено королю и английскому правительству. Эти предложения могут быть переданы только человеком, которому доверяютстоящие у власти и тому, кто вхож в кабинеты шефов разведки. Моему начальнику кажется, что вы идеально подходите на эту роль.

– Вы говорите очень интересные вещи, – произнёс Стивен, крайне внимательно наблюдая за лицом француза, – и я искренне надеюсь, что прожект вашего начальника будет успешным – что Франция избежит, насколько возможно, больших жертв. Но боюсь, что я не тот, кто вам нужен.

Как я говорил вашим друзьям на улице Сен-Доминик, – тут он заметил блеск в глазах Дюамеля, – я обычный военный хирург, даже не произведённый в офицерское звание. Действительно, я несколько известен как естествоиспытатель, но эта репутация не открывает для меня двери великих, как и двери кабинетов шефов разведки. По этому вопросу, похоже, произошло самое досадное недоразумение.

Лицо француза выдало некоторое внутреннее изумление, но стало просто каменным, когда Стивен продолжил.

– Кроме того, мой дорогой сэр, разве ваш начальник настолько глуп, чтобы решить будто человек, за которого вы меня принимаете, способен выдать свою личность? Конечно же, он был бы очень быстро раскрыт, если бы бросался к первому попавшемуся агенту-провокатору, который к нему пришёл. Разве взялся бы он за столь экстраординарное предприятие, не получив столь же значимые гарантии? Это равносильно самоубийству, этот человек оказался бы настоящим ослом.

– Я понял, о чём вы, – кивнул Дюамель. – Но давайте представим, что такой человек был найден. Как вы считаете, какие гарантии его бы устроили?

– Вы и правда считаете, что я тот, с кем стоит обсуждать столь расплывчатые гипотезы? Если бы вы спросили меня о малярии, остеологии или казуаре, я бы смог вам внятно ответить, но обсуждение настолько гипотетических материй... Боюсь, вы слишком поверили в дикие россказни этих вояк. Несмотря на все мои отрицания, похоже, что они убеждены, будто я – как бы точнее сказать – тайный агент.

– Да, вы правы, – согласился француз, барабаня пальцами по свёртку, который держал в левой руке. Он прекрасно владел мимикой, но всё же некая тень разочарования сейчас проскользнула, и на протяжении той долгой паузы, пока он собеседник заговорил, Стивен практически убедился в его добрых намереньях.

– Позвольте говорить начистоту, – наконец начал Дюамель. – Организация моего шефа практически убедилась в вашей роли, так как ваше описание прибыло в Париж из Бреста. Поэтому вас и держат в Тампле.

– Могу я узнать, чей я пленник?

– К чему имена? – отрезал француз, чисто рефлекторно решив поостеречься, но тут же несколько расслабился. – В данный момент – наш. Поймите, мы хотели пригласить вас, или точнее сказать, того человека, за которого вас приняли, – как вижу, разговор нам стоит продолжать во взятом нами тоне, – мы хотели, чтобы вы взялись за эту миссию гораздо раньше, когда время для предоставления всяческих гарантий ещё имелось. Но император отложил свой отъезд, и возникли другие трудности... Между тем мадам Гро появилась на балу князя Беневентского с весьма удивительным бриллиантом – голубым бриллиантом – и на встрече Большого совета на следующий день её муж предложил, что вас следует освободить, неожиданнопродемонстрировав ярую страсть к учености и щепетильность ко мнению международного научного сообщества.

Стивен почувствовал, что бледнеет, и отвернулся, дабы это скрыть. Конечно же, Голконда – не просто словесный оборот, но и название той самой алмазной шахты Великого Могола.

– Гро вовсе не дурак, за исключением случаев, когда замешана его жена. Он произнёс весьма вдохновенную речь – образ международной науки, лавры Кука, Бугенвиля и так далее – и почти получил что хотел. Однако в конце было решено, что по этому вопросу стоит посоветоваться с императором. Теперь разбирательства Большого совета вовсе не секрет, ваша значимость стала известна другим заинтересованным лицам и теперь они борются за то, чтобы обладать вами.

Армия особенно настырна. Этот вопрос также касается императора, он лично должен решить кому из претендентов достанется приз, а раз армия связывает вас со случившимся на Гримсхольме, – а Наполеон просто впадает в ярость по этому поводу, – весьма вероятно, что им повезёт. Их посланник уже в пути, весьма влиятельный офицер.

– Мадам Гро как-то пояснила происхождение её бриллианта? – спросил Стивен.

– Какие-то россказни про наследство, – махнув рукой произнёс Дюамель. – Но должен вам сказать, что вы в огромной опасности. Не беря ничего другого в расчёт, если императора постигнет неудача, даже если будет похоже, что она ему всего лишь грозит, есть люди, которые считают, что пережить катастрофу не должен никто, люди, которые не колеблясь пойдут на убийство и готовы всех похоронить под обломками. У моего же шефа есть подписанный императором приказ о вашем освобождении.

– Как же это возможно? Император в Силезии.

– Да ладно, доктор Мэтьюрин, – нетерпеливо промолвил Дюамель, – вам прекрасно известно, как этот ваш мистер Смит сбежал из этого самого Тампля в девяносто восьмом: даже любителю под силу состряпать весьма убедительный с виду приказ. Так что как вы видите, время поджимает. Вам необходимо принять решение. Умоляю вас назвать условия, на которых настаивал бы человек, за которого мы вас приняли.

Стивен уставился на пакет, который француз держал в руках: с трудом, но можно было различить знакомые передовицы «Нэйвал кроникл» и лондонской «Таймс». Осталось оценить предложение, саму личность Дюамеля и его слова, произнесённые или предполагаемые. Возможность того, что вся ситуация представляла собой ловушку, ещё оставалась. Его чутьё говорило об этом, но инстинкт ведь мог ошибаться.

– Человек, о котором вы говорите, – медленно произнёс доктор, – перво-наперво попросил бы какое-нибудь доказательство вашей доброй воли. К примеру, мог бы попросить отдать ему ваш револьвер.*4]

– Хорошо, – сказал Дюамель и положил оружие на стол. – Осторожно, он заряжен.

Держа пистолет в руках и рассматривая искусный механизм, Стивен как бы между прочим заметил:

– Для меня слишком тяжёл.– Он взводится когда нажимаешь курок, – произнёс Дюамель. – Барабан вращается сам по себе. А к весу можно привыкнуть.

– Человек бы настаивал на освобождении своих спутников, – продолжил Стивен, – возвращении бриллианта и иммунитете для его первоначального владельца с полной свободой перемещений, если это будет необходимо.

– Ваш человек просит немало, – сказал француз.

– Как и ваш шеф, – парировал Стивен. – Он просит нашего мистера Предположение положить голову на гильотину.

– Таковы минимальные условия?

– Они были бы таковы, я уверен, – ответил Стивен. – Но как вы заметили, я веду речь о некоторых призрачных и гипотетических сущностях.

– Я не прошу большего, – кивнул француз. – Мне нужно посоветоваться со своим шефом. Молю бога, чтобы ещё было время – до Валансе путь не близкий...

– До Валансе?

– Именно, – ответил Дюамель и бросил многозначительный взгляд. В Валансе большую часть времени жил Талейран, и вероятно, эта намеренная непредусмотрительность служила своего рода актом доброй воли.

– Вернёте мне пистолет? Во время путешествий без него я чувствую себя обнажённым. Да и здесь или на улице Сен-Доминик пользы вам от него не будет – майор Клапье вновь желает вас видеть после обеда. Без веского повода отказать ему нельзя, однако пока мы владеем ситуацией: с вами будут обращаться как с особенным заключенным, и до заката привезут обратно. Я отдал строжайшие приказы, чтобы так и случилось.

Он взглянул на свой пистолет. Стивен вернул его, а Дюамель передал ему свёрток английских газет.

– Я решил, что это поможет скрасить ваш досуг, – произнёс он.

– Это был всего лишь Дюамель, – в ответ на чрезвычайно озабоченное выражение лица Джека, сказал Стивен. – Ему было нужно лекарство и он был очень любезен, принеся эти газеты, чтобы развлечь нас на досуге.

– Да уж, на досуге, – улыбнулся Джек. – Много свободного времени у нас не будет, как мне кажется. Пока у нас нет блока и талей, я не много могу сделать. Дражайшая Пупет, возможно, передаст их вместе с обедом для своего Ягелло.

Капитан взял «Нэйвал кроникл» и спустя какое-то время прервал размышления Стивена ликующим криком:

– Боже, Стивен, удалось! «Аякс» нагнал «Медузу» у Ла-Хог и за тридцать пять минут разбил в пух и прах: убиты капитан и ещё сто сорок семь человек. «Ардент» и «Суифтшюр» находились в виду с подветренной стороны... Боже, оно того стоило... Стоило того, чтобы разбить беднягу «Ариэля» о скалы.Стивен вернулся к своим мыслям. На девяносто процентов сказанное Дюамелем казалось правдой, но оставшиеся десять – сказываются ли многие годы осмотрительности и подозрений, а может, стоит искать более веские причины? Со временем Стивен ловил себя на том, что всецело кому-то доверять становится всё сложнее. Несомненно, так на его личность повлияла выбранная профессия, и влияние это оказалось серьезнее, чем он предполагал. К примеру, доктор ошибался относительно Дианы: в глубине своего сердца он никогда не верил, что ей доступна любовь.

Дружба – да, нежность, даже сильная привязанность, но не любовь, по крайней мере, в отношении него. Однако вот оно, реальное доказательство, это восхитительное, безрассудное действо, совершённое по любви. Он знал, что Диана ценит ту побрякушку дороже собственной жизни. Более того, она собственную голову сунула в петлю ради него. Сердце захлестнула тёплая волна благодарности и восторга, и когда вновь вошёл Джек, меряя комнату шагами с «Кроникл» в руках, на лице Стивена царило выражение блаженного спокойствия.

– Взгляни-ка, – тихим и трепещущим голосом промолвил Джек, указывая на одну из страниц.

– Раздел бракосочетаний, – прочитал Стивен. – Капитан Росс, «Ла Дезире», взял в жёны мисс Кокбёрн из Кингстона, Ямайка.

– Да нет же, ниже.

– «В среду в Галифаксе, Новая Шотландия, капитан морской пехоты Александр Лашингтон взял в жёны Аманду Смит, дочь Дж.Смита из Нокинг-Холла, Ратленд, эскв.» Не уверен, что знаком с мистером Лашингтоном.

– Конечно знаком, Стивен. Здоровенный детина, что твой бык. Служит на «Тандерере», тот всего недели три как на североамериканской станции. Помоги ему Господь. Помоги всем нам. Ты можешь в это поверить? Ты веришь, что всё это было ложью, тот ребёнок?

– Конечно, это вполне вероятно.

Джек задумался, потом пожал плечами. На его лице заиграла широкая улыбка.

– Боже! Не помню, чтобы чувствовал себя так легко за всю свою жизнь. О, теперь той плите точно достанется! Уж теперь я развернусь!

Он скрылся в уборной и скоблил с почти безрассудной страстью, пока не принесли обед.

Как только Руссо ушёл, они обыскали корзину, но ничего не нашли. Неважно, решили они, блоки прибудут с ужином.

– Значит это был «soupe anglaise»?*5] – добравшись до пудинга, спросил Джек. – Давненько желал попробовать.

– Не совсем традиционный «суп», конечно, – заметил Стивен. – Сварен не совсем по рецепту.

Он взял черпак и увидел прикреплённый к нему крошечный обитый свинцом шкив, вроде тех, которыми крепят бельевую верёвку. Поболтав черпаком ещё, он обнаружил его пару. Джек с удивлением взглянул на друзей.

– Я просто не могу понять, как эта удивительная юная дама смогла сообразить, что пара таких вот штук может заменить двухшкивный блок. Взгляните, просто посмотрите на эти ролики! Ягелло,вам следует подать сигнал, что нам теперь нужно кое-что ещё. Я не говорю о нагеле, благодаря которому можно удвоить усилие. Но и штифты должны быть толще этих как минимум впятеро.

– Вы забыли, сэр, что я попросил её не показываться ни сегодня, ни завтра, – ответил Ягелло. И заступническим тоном добавил, что шкивы были очень похожи на те, что нарисовал капитан Обри.

– Ладно, рисовальщик из меня аховый, признаю, – кивнул Джек. – Но я, знаете ли, также указал и размер. Пришёл цирюльник? – спросил он, прислушиваясь к шуму за дверью. – Мне бы хотелось подстричься, но когда это делает глухонемой, это просто отвратительно. Стивен, тебя это не приводит в содрогание?

– Ничуть. И это вовсе не цирюльник, а Руссо со своими солдатами, они должны меня увезти, как я и ожидал. Не волнуйся, – он проверил, что ампула на месте. – Если не случится ничего неожиданного, на закате я вернусь.

– Без сомнений, вернётесь до заката, – кивнул армейский капитан, расписываясь за пленника. В этом путешествии капитан и лейтенант оказались единственными компаньонами Стивена. Мало чего необычного произошло, пока компания проезжала по Парижу. Впрочем, Стивен заметил доктора Боделока, когда они ехали мимо особняка де Ля-Мота. Ничего необычного не было и в прибытии кареты на задворки улицы Сен-Доминик. Единственная перемена заключалась в том, что вскоре после того, как его поместили в запертую комнату ожидания с видом на расстрельный столб, отворилась дверь и внутрь швырнули какого-то человека, да так, что тот прямо-таки растянулся на полу. Стивен помог ему подняться и пленник сел, вытирая с рук и лица кровь и бормоча по-каталонски:

– Матерь Божья, Дева Мария, спаси меня.

Они разговорились, и незнакомец на французском с чудовищным акцентом, и постоянно запинаясь, поведал очень жалостливую историю о том, какие ему пришлось пережить гонения в борьбе за каталонскую независимость. Однако он оказался столь неуклюжей и настолько очевидной подсадной уткой, даже не удосужившейся до конца выучить свой урок, что Стивен быстро устал от него и его горестных словоизлияний.

Последовавший затем допрос оказался всё такого же сомнительного свойства. Майор Клапье выставил двух свидетелей: обливающегося потом зоолога и потрёпанного служащего, которые практически слово в слово с Фове дали показания о том, что доктор Мэтьюрин предлагал доставить сообщения, непочтительно говорил об императоре и просил вознаграждение. За ними последовал клерк из отеля Бувилье, который весьма искренне настаивал на том, что доктор Мэтьюрин желал, чтобы он обменял для него пятьдесят гиней на наполеоны. Этот факт, произнёс майор как можно более весомо, и правда был очень грубым проступком. Доктор Мэтьюрин, виновный теперь по всем статьям, как разумный человек должен понять, что единственным шансом избежать наказания является сотрудничество с властями. Как бы то ни было, никто из присутствующих особо не поверил в этот фарс, и Стивен уже надеялся, что на сегодня всё будет закончено, когда после повисшей ненадолго паузы заговорил сидящий слева человек с суровым взглядом:

– Может ли доктор Мэтьюрин теперь объяснить, почему леди предлагает украшение стоимостью как минимум в миллион за его освобождение, если только ни он, ни она не являются политическими агентами?– Может ли джентльмен, которого подозревают в том, что он политический агент, – тут же ответил Стивен, – выкинуть столь неосмотрительный фокус, сулящий ему самому и его коллегам смерть?

Присутствующие обменялись взглядами.

– Тогда каким же может быть объяснение? – спросил капитан.

– Ответить мог бы только настоящий фат, – сказал Стивен.

– Да как же это возможно, чтобы леди, такая леди, была очарована персоной доктора Мэтьюрина? – воскликнул офицер – первое полное искреннего изумления заявление, прозвучавшее в этой комнате.

– Это немыслимо, признаю, – кивнул Стивен. – Но вспомните, Европа и Пасифая любили быка.

История вообще пестрит примерами гораздо менее подходящих друг другу союзов.

Всё это нужно было обдумать, атмосфера почти разрядилась. Стивен ощущал завуалированные, полные восхищения взгляды, когда вошёл человек, наклонился к Клапье и второпях стал что-то ему нашёптывать. Майор в испуге уставился на него и стремительно выскочил из комнаты. Пять минут спустя, бледный и охваченный яростью, он вернулся с сопровождающим, однако для изучения лица Клапье у Стивена почти не было времени, так как сопровождающим оказался Джонсон.

– Это он, – тут же произнёс Джонсон, и они оба уставились на Стивена, излучая жесточайшую злобу и ненависть. Клапье сделал шаг вперёд и низким голосом, едва сдерживаясь, произнёс:

– Вы убили Дюбрея и Понте-Кане.

Стивен думал, что майор намерен его ударить, однако Клапье сумел сдержаться и лишь закричал:

– В камеру его! В пчелиную камеру!

Пчелиная камера утопала в грязи и слизи и, вероятно, была обязана своим названием наличию гудящего роя трупных и обычных мух. Стивену пришлось несколько часов простоять в помещении с голыми стенами, не считая нескольких вделанных в них железных колец, у полуприкрытого отверстия где-то на уровне проходящей снаружи мостовой, той самой мостовой, на которой располагалось место для казни, терпеть назойливых и вызывающих тошноту мух, вечно усаживавшихся на него своими холодными брюшками.

Стивен наблюдал, как солнце клонилось к закату, небо стало перламутровым, так что крыши за зданием суда превратились в фиолетовые силуэты. Очертания померкли, зажглись фонари, и в комнате с незанавешенным окном за столбом он увидел, как какие-то мужчина и женщина поглощают ужин. Ели они неуклюже, так как держались за руки, а один раз даже перегнулись через стол и поцеловались.

Стали видны звёзды, немного мелких и одна немигающая планета, вероятно Венера, по диагонали перемещавшаяся по небу под незначительным углом, приближаясь к одному из фронтонов и, наконец исчезла за крышей. Он ощущал за щекой ампулу – бессмертный смертный грех, такая вот игра слов. И хотя он давно считал молитву во время опасности неподобающимдействием, слова молитвы всё же звучали в его голове, продолжительные гипнотические каденции церковных распевов, молящих о защите ради его любви.

Наконец за дверью послышались шаги, затем зазвенели ключи и во внезапно появившемся свете, вместе с резко усилившимся жужжанием мух, вошёл старшина охраны. Конвой отвёл доктора обратно в комнату для допросов и уже там, когда глаза наконец привыкли к свету, он увидел генерала с его адъютантом, заместителя коменданта Тампля и играющего ведущую скрипку полковника, теперь бледного и крайне нервничающего.

– Это ваш пленник? – спросил генерал.

– Да, сэр, – ответил комендант.

– Отвезите его обратно в Тампль. Полковник, вы должны доложить в канцелярию министра завтра к восьми часам утра.

Поездка прошла в тишине. Комендант казался постаревшим, нервным и подавленным. Адъютант генерала был занят своими мыслями и теребил темляк, который застрял в дверях экипажа.

– Вот и ты, Стивен! – воскликнул Джек. – Наконец-то! Боже, где ты пропадал...

Стивен вскинул руку и несколько мгновений, прижавшись ухом к двери, прислушивался.

– Слушай, Джек, – когда воцарилась полная тишина произнёс он, – возможно ли как-то ускорить процесс? Джонсон в Париже. Он опознал меня.

– Вот как! – воскликнул Джек и поднял свечу, чтобы осветить уборную. Всё было готово для начала предприятия, дело оставалось лишь за более прочными талями, чем те, что прибыли с обедом. Всё кроме разломанной мебели, древесину которой надлежало использовать в качестве необходимых клиньев и упоров, но даже эту часть работы он подготовил, зазубрив ножи Пупет, смастерив из них что-то вроде пилы и сделав в нужных местах невидимые надпилы. Массивные перекрёстные балки уборной были обнажены и очищены от скрепляющего раствора, одним концом ещё скрываясь в аккуратно сложенной каменной кладке. Эта кладка могла быть разобрана в одно мгновенье и длинным плитам не хватало лишь механизма, способного их поднять. Имея в наличии блоки, было бы достаточно просто их расшатать, одну за другой. У Джека был надёжный крюк, пара перемычек и линь, хотя и тонкий, но весьма прочный. На даже с имеющимся снаряжением задача вовсе не представлялась невозможной.

– Виток за витком, сдвоенным тросом, может получиться, – сказал он. – Всё зависит от того, выдержат ли ролики.

Он вынул из кармана шкивы и вновь взглянул на них: оси, на которых вращались колёсики, были не более трех шестнадцатых дюйма в диаметре. Им предстояло выдержать весьма приличную нагрузку, а ведь крайне вероятно, что сделаны они из обычного мягкого железа.

– Боже, ну и шкивы, – сказал он. – Такие шкивы найдёшь только у «сухопутных». Но по крайней мере ролики крепкие, а каркас не играет роли.

Он позвал Ягелло, чтобы тот подержал свечу, и так как для троих места уже не осталось, Стивен сел на кровать и стал наблюдать за друзьями.Джек был крупным мужчиной, но двигался проворно и ловко, работал уверенно и сноровисто.

Ему очень не хотелось кромсать линь, как из принципиальных соображений, так и по той причине, что шёлк необходимо резать крайне аккуратно, и некоторое время спустя капитан сплёл из него настоящую паучью сеть, чрезвычайно запутанный образчик такелажного производства с ходовыми узлами, стопперами и петлями, призванную сконцентрировать усилие пары людей и поднять левый край дальней балки. И хотя он не замирал на месте, наблюдателю его работа казалась бесконечной, излишне педантичной и неясной. Наконец Обри проверил всю систему, дабы убедиться, что все верёвки натянуты с нужным напряжением, и что конечное усилие будет направлено под прямым углом вверх. Затем он вышел, взял лучший стул и разломал его ножку на несколько частей.

– Теперь, Стивен, – сказал он, – будь добр подойди сюда, встань на колено у поперечины и если она приподнимется, подложи этот брусок под неё.

Стивен заполз под сеть и занял свой пост. Он услышал, как Джек сказал:

– Навалитесь на фал, Ягелло. Тяните вместе со мной. Только плавно. Такие вещи нужно делать плавно.

Лини во всех направлениях натянулись сильнее и распрямились. Четверной узел над головой Стивена опустился ему на нос, издавая по мере натяжения весьма музыкальный звук. Колёсики, прекрасно видимые в свете свечи, начали вращаться.

– Тихо, тихо, – шептал Джек и с явным стоном массивная поперечина поднялась на три дюйма, наполовину сдвинувшись со своего гранитного основания.

– Она поднимается! – воскликнул Стивен и засунул деревяшку в щель. Паутина тросов со странным в такой тишине звуком начала вибрировать, и камень рухнул на место, в щепки раздавив деревяшку.

– Что-то не так! – воскликнул Стивен.

– Отставить! – скомандовал Джек. Он вошёл в уборную, взял свечу и сказал. – Да, штифты сломались. – Друзья потрясённо смотрели на него. – Мне придётся всё это разобрать, – сказал он. – Это вам не канифас-блоки, понимаете ли.

Полчаса спустя несчастные ролики были освобождены. К полуночи он вытащил лопнувшие оси и заменил их коротко отломанным стальным концом напильника.

– Сделано так себе, – сказал он, – но может выдержать. Я ослаблю натяжение до тройного, чтобы на самый тонкий приходилось меньше нагрузки.

Вновь плетение сети, теперь по совершенно иному рисунку и до того, как где-то пробили часы, он вновь произнёс:

– Навались на фал.

Снова переплетенье тросов натянулось как струна, однако в тот раз колёсики при вращении скрипели и визжали, вся сеть тревожно вибрировала. Это позволяло получить грубое представление о прилагаемой силе. Напряжение всё возрастало, и Стивен уже подумал было, чтовсё пропало, но тут заметил, что плита плавно пошла вверх. Выше и выше, и вот он уже смог засунуть в щель деревяшку.

– Этот край свободен, – воскликнул он.

– Отставить! – скомандовал Джек. Он подошёл и пристально осмотрел камень. – Отлично, просто отлично! Если ролики выдержат, мы это сделаем. Но я тут подумал – я ведь хотел сдвинуть плиту внутрь, каждый край по очереди. А это значит, что каждый раз придётся перемещать рычаг, и даже если конструкция выдержит, я очень сомневаюсь, что мы управимся с обеими балками до рассвета. Однако если мы поднимем, а затем опустим этот левый край, пока ты расклиниваешь правый, сначала стамеской, а потом камнем, то правый край должен освободиться от крепления и выпасть. Единственная проблема будет в шуме, который возникнет при падении. Однако это сэкономит нам несколько часов и позволит поберечь ролики. Но вот шум... Что скажешь?

Стивен задумался.

– Днём, когда трудились рабочие, я слышал как с башен падали целые глыбы. Да и на площади почти никого нет. Мы уже неделю не видели ночной патруль. Думаю, можно рискнуть. Покажи, что я должен делать.

Джек показал, изменил угол подъёма и вернулся к Ягелло.

– Потихоньку, потихоньку, – сказал он, и взвешенным точным движением камень поднялся практически за секунду. Стивен подложил под правую часть клинья и сказал:

– Вниз.

Массивный камень опустился поперёк своего ложа. Добавили ещё клиньев в верхней части.

– Тяните, – сказал Стивен и вместе с подъёмом плита продолжила своё перемещение в сторону, приближаясь к краю отверстия. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Боковое движение также продолжалось, с каждым разом приходилось ставить всё более крупные клинья.

– Почти...– начал он, но закончить фразу словом «пошла» не успел, так как в том месте, куда он смотрел, образовалась пустота. Никакого камня, только ночной воздух в свете свечи, да раскачивающаяся вверх и вниз паутина из линя над головой. Наступила тишина, было слышно биение сердца, после чего внизу раздался оглушительный грохот, страшный рёв, казалось, заполнил комнату, да что там – всю башню.

Друзья уставились друг на друга, замерев без движения, пока наконец Ягелло зачем-то не задул свечу. Шло время. В церкви святого Феодула пробили четверть часа. Ещё раз. Больше никаких звуков слышно не было.

– Зажгите свечу, – наконец прошептал Джек и вначале Ягелло, а после Стивен попытались это сделать. – Вот уж парочка увальней, честное слово, – впервые за всё это время вспылил Джек. – Дай сюда. – Он взял трутницу, сильно ударил, подул на появившуюся искру, зажёг свечу и осмотрел проём. – Ещё шесть дюймов, и худой человек сможет пролезть. Убрав следующую, пролезем все. Однако в этот раз оберну шлаг рубашкой Ягелло, чтобы уменьшить трение.Ещё раз система была передвинута, чтобы подъёмник очутился прямо над внутренней плитой, и вновь Стивен наблюдал за действиями друзей. Теперь, когда ворота на свободу оказались наполовину открыты, он больше не мог контролировать биение собственного сердца, и чем дольше продолжалась работа, тем сильнее становилось раздражение. Нетерпение, бессильное разочарование делалось почти нестерпимым. Он был убеждён, что наполовину разрушенный, частично заваленный ров не представляет серьёзной преграды, и покинув Тампль, они смогут залечь в любом из полудюжины убежищ, которые ему известны. Но это случится только если им удастся сбежать. Из убежища можно было дать весточку Ля-Моту и в Валансе. Сейчас он был практически уверен, что предложение Дюамеля не было ловушкой, но даже так, лучше выскользнуть из его рук до того как заключить соглашение. В любом случае, оставаться в Тампле ещё на день в присутствии Джонсона не стоило. Не беря в расчёт личную месть Клапье, ценность американских связей была такова, что он наверняка решит пожертвовать пленниками, забрав их из Тампля силой, если будет необходимо, а позднее найдя нужное оправдание. Слишком просто.

И наверняка не станет тянуть: для подобных мер рассвет или часы непосредственно перед ним обычно служат подходящим временем. Однако каким будет эффект от приезда Джонсона в Валансе? Абсурдный вопрос. Если план с Валансе преуспеет, нужда в сотрудничестве с американцами полностью отпадёт. И никакие уступки не потребуются. Его беспокоило лишь положение Дианы: вновь и вновь он убеждал себя, что под протекцией Ля-Мота, её широкими и значимыми связями и нулевой политической ценностью она не должна оказаться в опасности, особенно по причине того, что, как он был убеждён, Джонсон только-только прибыл. Однако вновь и вновь Стивен повторял, что всего лишь обнадёживает себя, а все эти гипотезы не имеют достаточных оснований. Чтобы хотя бы частично избежать этого изнуряющего постоянного спора, доктор собрал скудные пожитки и засунул их в тряпичный узелок. Он даже покормил мышь, которая с удивлением выбралась из-под двери.

– Мне кажется, так сгодится, – наконец сказал Джек – они уже давно разговаривали в полный голос. – Но в этот раз придётся постараться: угол не очень то хорош, эффект менее значителен.

Боже, только бы штифты выдержали. Ягелло, оберните платок вокруг ладоней. Стивен, начинаем.

Теперь Стивену предстояла настоящая работа: под ним оказался чёрный прямоугольник ночной пустоты. Он присел, его бледные глаза увлажнились, стамеска и клинья лежали под рукой. Когда лини достигли максимального натяжения и Джек с Ягелло закряхтели от натуги, доктору стало очевидно, что нагрузка на штифты может оказаться чрезмерной. Он перешагнул крестовину, подсунул под неё ладони и потянул вверх, потянул сильно, пока камень не врезался в ладони, пока не потемнело в глазах, а сердце бешено не заколотилось. Наконец он почувствовал, что плита дёрнулась и стала подниматься.

– Пошла, – прохрипел он и отскочил на свой пост, чтобы с суетливой деловитостью подсунуть под неё клинья.

Джек посмотрел на него и улыбнулся. Тут он заметил, что дверь, та самая непонятная мышиная дверь, широко распахнута. Вошли четверо с фонарём.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал тот, что был впереди.

– Джек, не двигайся, – воскликнул Стивен, ведь капитан, как и Ягелло, собрались ринуться в атаку, опасные словно тигры. – Добрый вечер, джентльмены. Пожалуйста, входите. – Он сделал шаг вперёд и по пояс провалился в зияющую дыру. Джек и Дюамель бросились, чтобы его подхватить, каждый со своей стороны. Они надеялись, что он не пострадал.– Всё в порядке, спасибо, – кивнул Стивен, потирая голень – она оказалась ушиблена, хоть и не слишком сильно. – Джентльмены, – сказал он довольно резко, – будьте любезны изложить своё дело.

– Вы, вероятно, меня не помните, доктор Мэтьюрин, – представился первый незнакомец. – Д’Англар. Я имел честь познакомиться с вами в составе свиты мсье Талейран-Перигора*6] во время его визита в Лондон. И вроде бы, у нас есть несколько общих друзей.