Текст книги "Помощник хирурга (ЛП)"

Автор книги: Патрик О'Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Наверное этот феномен можно назвать «гапакс»,*7] – прозвучал голос Стивена.

– Гапакс, – стремительно поднимаясь пробормотал Джек. Они оказались не на салинге. Каким-то чудом им удалось взобраться на брам-рею. Там они и стояли, ногами на пертах, а руками держась за различные снасти, свесившись через рей к вящему облегчению Джека. Довольно сносно расположившись, Стивен явно был в хорошем духе, Ягелло же, напротив, гораздо менее радостен, чем обычно.

– Вон! – воскликнул Стивен, когда Джек появился у хилых вант брам-стеньги. – Разве не удивительно? – Он осторожно указывал пальцем куда-то, и Джек проследил за ним на зюйд-вест.

На этой высоте они оказались выше низкого одеяла тумана, накрывшего море: над головой было небо, а воды внизу не оказалось, как и палубы, – лишь ровный слой белого тумана, четко отделённого от чистого воздуха. Впереди по правой скуле и к правому траверзу поверхность мягкой непроницаемой белой пелены была пронизана бесконечным количеством мачт, вздымающихся из этой мистической дымки к чистому небу. Небу, которое, казалось, принадлежало совершенно иному миру.

– Разве не удивительно? – повторил Стивен.

Обыкновенно Джек был добродушным человеком, но сегодня он ещё не завтракал, да и наблюдать друга, доверившего собственную жизнь незакреплённому сигнальному фалу, было выше его сил.

– На палубе! – заорал он. – Завести сигнальный фал. Закрепить все снасти, относящиеся к грот-брамселю. – И уже спокойно добавил: – Удивительно и необыкновенно. Стивен, отпусти эту снасть, поднимись на рею и направляйся к драйрепу. Я помогу поставить ногу.

– О! – сказал Стивен, с удивлением раскинув руки. – Я вовсе не нервничаю. Пока не видно палубы, страх высоты будто прошёл. Уверяю, я совершенно спокоен. Но скажи, ты когда-нибудь наблюдал подобное зрелище?

– Не более чем несколько сотен раз, – сказал Джек. – Мы называем это «дневным мерцанием». Такое часто бывает, когда ветер дует похожим образом или штилеет – туман рассеется, как только выйдет солнце. Но я благодарен, что ты до завтрака позвал меня на такую высоту, чтобы вновь лицезреть эту картину. Ставь сюда ногу, как в стремя – да ты запутался!

Башмак застрял в мусинге. Мистер Ягелло, не трогайте риф-сезень. Стивен. Дай же руку, только не спеши.

В этот момент Стивен внезапно сорвался с рея. Он не рухнул камнем вниз – сильная рука Джека смогла направить его к эзельгофту, но башмак продолжил свободное падение на палубу.– Спасибо, Джек, – прошептал доктор ловя ртом воздух, когда его прочно усадили на салинг и обвязали тросом. – Я тебе очень благодарен. Должно быть, я оказался слишком самонадеян.

– Похоже, что так, – кивнул Джек. – Ради всего святого, как тебя угораздило забраться на такую высоту? Ягелло, не трогайте риф-сезень. Я ведь просил вас обоих не лазать наверх.

– Дело в том, что мистер Ягелло оказался в несколько затруднительном положении.

– Он окажется в мире ином, если не перестанет трогать тот риф-сезень. Мистер Ягелло, оставьте же его. Подтянитесь к той платформе и направляйте к большому блоку.

– На палубе мы не могли продолжить дискуссию, так как матросы со своими швабрами постоянно просили нас подвинуться, так что мы решили подняться на марс. Но там тоже были вёдра с водой, и мы полезли выше. В своей постели он обнаружил женщину.

– Вот оно что, – сказал Джек. – Мистер Фентон, позаботьтесь о башмаке доктора.

– Именно, сэр, – двигаясь к заднему брасу кивнул Ягелло. Его побледневшая физиономия теперь оказалась обращена к ним. – Я обнаружил её, когда вернулся к себе в каюту, совсем недавно.

– Чем же вы были заняты всю ночь?

– Играл в карты в кают-компании с каталонскими офицерами.

– Я полагаю, что она не собиралась отправляться с нами в поход?

– Нет, сэр, вовсе нет.

Джеку было совершенно очевидно, что для обсуждения подобного вопроса место выбрали более чем странное: двое «сухопутных», балансирующих в неудобных позах между землёй и небом, и лишённый завтрака капитан.

– Мистер Фентон, пришлите мне пару марсовых с одношкивным блоком и линём, – прокричал он вниз.

Пока их ждали, Стивен вполголоса сказал: – Ну вот. Почти кончилось. И всё же в нашем прозаичном мире эта картина просто изумительна.

Из поднимавшегося и исчезающего с первыми лучами солнца тумана вынырнули 783 судна, – «купцы», за исключением одного фрегата, старушки «Юноны», трёх шлюпов и куттера.

– Никогда не видел столь громадной иллюстрации масштаба морской торговли и взаимозависимости наций, – добавил он.

– Охус в той стороне, – кивнул Джек по направлению к теперь уже ясно видимому на берегу городу. – Леди сможет позавтракать на берегу. Мистер Фентон, спустить гичку.

Появились марсовые, один из их принёс башмак Стивена. Джек обвязал петлю вокруг талии доктора, закрепил узел, велел «майнить помалу», и Стивен начал свой малопочётный спуск, который он обычно и совершал.

Ягелло отправился следом, затем спустился Джек. Квартердек был заполнен зубоскалящими в ожидании зрелища людьми.– Что ж, мистер Ягелло, – сказал Джек. – Вы должны известить леди, что через две минуты ей следует сойти с корабля. Нельзя терять ни минуты.

– Простите, сэр, – ответил Ягелло, – но я не могу. Это так невежливо. И так тяжело, ну вы же понимаете – все эти слёзы и упреки. Может быть мистер Пелворм будет столь любезен? Он знает даму, да и по-шведски говорит. Мистер Пелворм женат.

– Так вы знакомы с той леди, мистер Пелворм?

– Издалека, сэр, издалека. Я просто видел её раньше. Кто же, бывая в Карлскруне, не посещал театр? Возможно, говорил с ней раз или два, просто чтобы скоротать денёк, вот как и сейчас, когда она поднялась на борт, но только в присутствии офицеров. Эта особа известна всем и каждому как «Наслаждение Джентльмена». Кроме того, мне сказали, что она теперь пассия губернатора... поющая шлюшка, которая весьма прилично стоит, как бы сказал поэт. Но если вы ходите, чтобы я сбагрил её на берег, сэр, я тут же с ней поговорю – поговорю с ней словно строгий голландский дядюшка.

– Именно, мистер Пелворм, – кивнул Джек. – На военном корабле женщинам не место.

Пелворм кивнул и тяжёлым шагом отправился вниз, напустив на лицо суровое, твёрдое и отчасти жестокое выражение.

Возможно и поющая шлюшка, но когда самые невозмутимые и испытанные матросы средних лет на шлюпке везли её к берегу, по отношению к «Ариэлю» она выражалась жёстко и отнюдь не музыкальным голосом.

– Что она там говорит? – спросил Стивен.

– Чресла развратные, а сердце что камень, – ответил Пелворм. – Это из стиха.

– Но ведь это ложь. Она о моих чреслах ничего не знает и никогда их не видела, – со своего наблюдательного пункта позади бизань-мачты воскликнул Ягелло. – Я её не приглашал и молил меня покинуть.

– Если бы все проблемы решались так просто, – пробурчал Джек, наблюдая как Наслаждение всё сильнее уменьшается в размерах. – Мистер Фентон, мы можем пристать к «Юноне» и забрать гичку по пути.

– Трусы, – пробормотал Стивен, глядя на Джека и Ягелло. – Ничтожества. – Осмотрев палубу, он заметил, что кроме нескольких ухмыляющихся увальней, большинство выглядело пристыженными и встревоженными.

– Вот ведь что любопытно, – сказал Джек Стивену за завтраком. – Я знал, что Ягелло отправился на берег пока мы были на борту флагмана, и он вернулся не ранее чем за полчаса до того, как три юных дамы прибыли на шлюп. Две из них – дочери шведского адмирала – на удивление милые, со слов Хайда, – а третья эта самая сражающее наповал Наслаждение. Но хоть ты режь, не пойму, что они все в нём находят? Он прекрасный малый, конечно же, но ведь ещё так юн. Сомневаюсь, что даже бреется чаще раза в неделю. А кроме всего прочего, весьма походит на девушку.

– Кажется, об Орфее говорили так же. Но это не помешало женщинам растерзать его на куски.

Увы, его голова, безбородая голова, плыла по Гебру вместе со сломанной лирой.– О боже, вот и полковник, – схватив свою чашку и тост, Джек бросился на палубу.

Там он и провёл большую часть дня. Морось окончательно рассеяла туман и заставила полковника отсиживаться внизу. И хотя конвой не намеревался отправляться в путь до самого вечера, «Юнона» попросила Джека занять позицию в середине колонны, а продвижение «Ариэля» вместе с транспортами через всё это скопление судов с лёгким и переменчивым ветром заняло очень много времени, в основном из-за того, что «купцы» лежали в столь случайном и причудливом порядке, будто их капитаны не могли отличить сено от соломы, а правый борт от левого. Как бы то ни было, капитан Обри встретился с полковником за обедом, когда кают-компания пригласила обоих на это благородное действо, и Джеку пришлось около часа терпеть пытку французским, в основном, насколько он понял, относительно женщин д’Ульястрета, целых батальонов женщин, со слов последнего, как холостых, так и замужних, включая некоторых весьма милых особ.

Из Риги пришли последние участники конвоя, а с ними и свежий норд-остовый бриз. «Юнона»

тревожно вела подсчеты, едва делая паузу в поднимаемых сигналах и получая бессмысленные или противоречивые ответы, особо акцентируя внимание на пушках. Во все стороны сновали шлюпки, чтобы передать пожелания своего капитана, прорычав их прямо в ухо. Наконец организация столь огромного конвоя подошла к концу, и «Юнона» дала команду сниматься с якоря. Появились тысячи и тысячи парусов, серое небо бухты стало казаться светлее, и суда двинулись тремя бесформенными частями, мягко скользя в ночи со скоростью самой медленной, неуклюжей, неукомплектованной, перегруженной пинки из Корка.

Несмотря на то, что все суда несли огни на топах, эти аморфные группы к рассвету ужасно расползлись, однако задувший норд-ост согнал их в какое-то подобие порядка и к закату доставил к труднопроходимому каналу Фемарн. Затем ветер внезапно зашёл в зюйду и стал попутным для ещё более сложного пролива Лангеланн. Ночью они пробрались через длинный канал, едва притрагиваясь к парусам или брасам. С берега открывался удивительный вид, будто на небе высыпало бессчётное количество ярких звёзд, которые к тому же отражались в море. Они шли с ветром, который удерживал вражеские канонерки в порту и единственным несчастным происшествием стала дьявольская попытка одного «датчанина» проникнуть в колонну в надежде захватить отбившееся судно и быстро увезти его в Сподсбьерг. Однако, его обнаружили. Сигнал о присутствии чужака заставил шлюп в конце конвоя ринуться вперёд, и хотя «датчанин» и впрямь рванул в Сподсбьерг, но рванул туда в одиночку, с изорванными парусами и пятью зияющими брешами в корпусе выше ватерлинии, а весь причинённый им урон состоял в том, что трое «купцов» в панике навалились друг на друга бортами и их пришлось взять на буксир.

Это произошло в полночь, и так далеко от головы растянувшегося конвоя, что на «Ариэле» едва ли об этом знали. Когда серый дождливый рассвет осветил ещё более серое море, авангард уже вышел из Большого Бельта, оставив остров Зеландия едва виднеться на правом траверзе, а Фюн теряться в дождевой дымке далеко слева.

– Что ж, мистер Пелворм, – стряхивая влагу с промокшего бушлата и разглядывая плотным потоком несущиеся с юга облака сказал Джек, – боюсь, вы ошиблись насчёт того ветра с норда.

– Не буду жаловаться, сэр, – ответил Пелворм. – Что бриз, что переход, о таких можно только мечтать – ответ на молитвы юной девы, как сказал бы поэт. И рискну предположить, нас несёт прямо в Каттегат. Помяните моё слово, сэр, тот ветер ещё придёт, я лишь надеюсь, что мы успеем с наветра обойти Скаген. Не стоит отправляться в плавание в пятницу, да ещё тринадцатого числа,с женщиной на борту, и если не дует ветер. Я ничуть не суеверен. и мне всё равно, если кошка перебежит дорогу, да и гадание на кофейной гуще оставляю миссис Пелворм, но ведь очевидно, что все эти морские приметы не берутся из головы, откуда-то же они взялись. Дыма без огня не бывает. Кроме того, барометр всё ещё падает, но даже если бы не падал, пятница есть пятница.

– Что ж, может быть. Но по большей части эти знаки – много слов, да нет волков.*8]

– Разве там не о шерсти говорится, сэр?

– Да ладно, мистер Пелворм! – Джек в голос рассмеялся. – Кто бы стал часто кричать «шерсть»?

Какой в этом смысл? В шерсти нет никакой угрозы, знаете ли, вот вам моё слово, и лучше просто не скажешь. Нет, ваши приметы о грозящей беде – а они были и перед Гримсхольмом, и посмотрите как всё вышло, – это всё крики, где волками и не пахнет. Хватит с меня примет, – капитан ухватился за кофель-нагель. – А вот падающий барометр – совсем из другой оперы. Тут речь идёт о науке.

– Как скажете, сэр, – лицо Пелворма приняло упрямое выражение. – Есть многое в природе, капитан Обри, что и не снилось нашим мудрецам.*9]

– Мудрецам, мистер Пелворм?

– О, это такое выражение, сэр. Я не хотел проявить неуважение.

– Мудрецам, мистер Пелворм, – начал Джек, но замолчал, так как увидел штурмана, который с перекошенным от ужаса лицом мелкими напряжёнными шажками приближался к первому лейтенанту на подветренной стороне квартердека. – Что стряслось, мистер Гриммонд?

– Сэр, – странным голосом начал он. – Мне ужасно жаль, но хронометр сломался. Я уронил его на палубу.

Он протянул руки, раскрыл ладони и продемонстрировал груду деталей, оставшихся от хронометра «Ариэля». Упал прибор очень неудачно, ударившись самым уязвимым сочленением о рым-болт, и части механизма разлетелись по всей палубе.

Спрашивать штурмана для чего он сверялся с хронометром в это время дня, совершенно не предназначенное для измерений, не было никакого смысла, да и удивляться, как тот умудрился его уронить. И хотя эти вопросы возникли сами собой, вместе с замечанием о том, что любой, имеющий дело со столь хрупким прибором, должен быть предельно аккуратен, Джек сказал лишь:

– Что ж, мои ручные часы достаточно точны. Хотя вроде бы часы доктора ещё лучше.

– Стивен, случилось страшное, – сказал он доктору. – Хронометр сломан. Одолжишь свои часы?

– Конечно, с удовольствием, – ответил Стивен, передавая свой великолепный «Брегет». – А что стряслось с другими хронометрами?

– Других нет.

– Брат, я помню, что видел их целую кучу на различных судах. Ещё помню, как смутился один юноша, пытавший понять их предназначение пока ты его стращал, одной рукой держа карманные часы, а другой тыча в небесный тела.– Да, у меня всегда был собственный хронометр с тех самых пор, как я смог себе его позволить. А если капитан покупает себе один, адмиралтейство позволяет ему иметь ещё два. Иначе ему положены одни лишь часы, и то в большинстве случаев, если корабль идёт в иностранные воды.

– Этот механизм нужен чтобы вычислить широту, если не ошибаюсь?

– По правде, Стивен, большинство при поиске широты полагается на секстант. Секундомер скорее для другого – про восток и запад, знаешь ли.

– Восток и запад относительно чего, бога ради?

– Ну, от Гринвича, вообще-то.

– Навигатор из меня никакой, – Стивен пожал плечами.

– Ты слишком скромничаешь, – ответил Джек.

– ... хотя я всегда удивлялся, как вы – моряки находите путь среди промозглых просторов океана. Но из твоих слов понятно, что для твоих собратьев Гринвич почище Иерусалима, прям центр вселенной – вон Гринвич, где живёт много мегер, ха-ха-ха – и пока бедняки могут определить положение только относительно севера и юга, верха и низа, брат побогаче еще разберётся где право и лево. Нет сомнений, что разумное зерно тут есть, хотя оно от меня и ускользает, как я не понимаю и пользы от использования хронометра, с упором на точность измерений, которая суть вещь весьма спорная, и в Небесах, как говорят, почти неведомая. Скажи же мне, он и правда может показать где ты находишься, или это просто ещё одна ваше морское – о, я не должен говорить суеверие, – вроде салютования гипотетическому распятию на квартердеке?

– Если на борту есть значение точного гринвичского времени, если есть механизм, его показывающий, то при точном полуденном наблюдении можно правильно определить долготу, не говоря уж о затмении и более веских отметках. У меня дома осталась пара устройств производства Арнольдса, жаль что не взял их с собой, так они всего на двадцать секунд убежали за плавание от Плимута до Бермуд. В этих водах они бы показали наше расположение, указали где восток, а где запад с точностью до трёх миль или около того. Астрономы могут говорить что угодно, но хорошо настроенный хронометр – это просто предел мечтаний! Представь, что ты путешествуешь с часами, настроенными на Гринвич в своём кармане и предположим, что совершив полуденные наблюдения, обнаруживаешь, что солнце к пяти минутам первого ушло к югу. Тогда ты бы узнал, что находишься почти точно на меридиане Винчестера и необходимость искать верстовой столб просто отпадёт. То же самое верно и в море, где эти самые столбы достаточно редко встретишь.

– Боже, Джек, какие только вещи ты мне не рассказываешь. Рискну предположить, что то же верно для, скажем, Дублина или Галуэя?

– Не стану ничего утверждать об Ирландии, где у людей крайне странное представление о времени, но в море, уверяю тебя, всё работает. Для этого я бы и хотел позаимствовать твои часы.

– Увы, дружище, они не только установлены на время Карлскруны, но и отстают где-то на минуту в день, что для твоих вычислений вылилось бы в погрешность, вероятно, где-то миль в двадцать.

Боюсь, нам придётся взять пример с древних и прижаться к берегу, переползая от мыса к мысу.– Очень сомневаюсь, что древние поступали подобным образом. Можешь представить, чтобы кто-то, находясь в своём уме, шёл, имея в поле зрения подветренный берег? Нет, я предпочитаю открытое море. Кроме того, эти древние нашли путь в Новый свет и обратно, имея лишь лот, впередсмотрящего и зная широту. В любом случае, до минуты точные часы при плохой погоде всё равно сослужат добрую службу. Я отправлю сигнал «Юноне» и настрою их в соответствии с ответом.

Он прислушался, так как до них долетел голос полковника д’Ульястрета, распевающего «Bon cop de falc».*10] Тот брился, готовясь к первому выходу: грубый, неприятный голос, напоминающий карканье Стивена.

– Слушай, мои планы насчёт ужина изменились. Модсли обещал угостить бараньей отбивной.

– Полковник будет разочарован, не увидев тебя за ужином. Кроме того, море ведь неспокойно, да и погода не очень.

– Нельсон как-то сказал, что любовь к родине греет его лучше шинели. Моя обязанность находиться на палубе, какой бы ни была погода, и делать точные наблюдения. Ты передашь мои извинения: как офицер, полковник конечно же поймёт. Кроме того, ты можешь пригласить Ягелло – он его и развлечёт. Литовец по-французски говорит почти так же хорошо, как я сам. Конечно, так и нужно сделать – пригласи Ягелло.

Капитан Обри совершил весьма трудное путешествие, добираясь до «Юноны», возвращение же выдалось ещё тяжелее и мокрее, и хотя ему придавал сил основательный обед у Модсли.

Временами он сам, старшина шлюпки и остальные пассажиры думали, что они недооценили стихию – эти уродливые мелкие моря, обдуваемые сильными ветрами, вполне могли лишить жизни. Как бы то ни было, капитаны отужинали около жарко натопленной печи. Когда Джек поднялся на борт в своём насквозь промокшем бушлате, то поймал на себе полный триумфа взгляд лоцмана.

– Что ж, мистер Пелворм, – сказал он, – вот наконец и ваш ветер. Но я хотя бы надеюсь, что задуло достаточно поздно, и мы успели обойти Скаген.

– Я тоже надеюсь, сэр, уверен, что смогли, – ответил Пелворм, очевидно убеждённый, что ничего предпринимать не стоит. – Но темнеет очень уж быстро, а когда ветер окончательно зайдёт к норду, – прощай, адье.

– Ну и вредина же этот старина Пелворм, – сказал Джек, переодевшись в те немногие сухие вещи, которые у него остались. – Он бы скорее неделю гонял нас взад-вперёд, пытаясь вывести судно из Слива, а после пошёл бы в Кунгсбакку, где можно дождаться нужного ветра, чем признал бы, что его предсказания не сбылись. Он принесёт нам несчастье. Мингус, – позвал он стюарда, – отнеси эти вещи на камбуз и просуши, и позаботься о кружевах если дорожишь своей шкурой.

Стивен, я собираюсь поспать до смены вахт, впереди тяжёлая ночь. Где полковник?

– Уже отправился на боковую. Его беспокоит качка, хотя наилучшие пожелания и извинения он всё же передал.

Ночь и правда выдалась тяжёлая, однако Стивен и Ягелло стали свидетелями лишь отдельных её эпизодов: глухой шум, хриплые выкрики навигационных команд, звуки дудки, приглушённый топот ног, когда нижнюю вахту вызывали наверх убирать или ставить парус и дикое раскачиваниефонаря, освещавшего их обтянутый зелёным сукном карточный стол. Они забросили шахматы и сели за пикет: Стивену всегда фартило в карты. Ягелло же напротив – постоянно везло как утопленнику. К трём склянкам ночной вахты он проиграл все свои деньги, и поскольку они условились играть только на то, что есть в карманах, игра подошла к концу. Литовец завистливо смотрел на лежавшее перед Стивеном состояние – семнадцать шиллингов и четырёхпенсовик, заработанные в основном на мелких ставках – однако какое-то время спустя его природная живость вернулась, и он пообещал, что как только ступит на сушу и обналичит один из своих векселей, обязательно возьмёт реванш.

– Наверное, это будет на следующей неделе? – уточнил он.

– Вы слишком оптимистичны, – ответил Стивен, сходив тузом пик, а за ним тузом червей. – Из того, что мне сказал мистер Пелворм, этот видавший виды балтийский лоцман, это скорее всего произойдет в следующем году.

– Но я вроде бы слышал, что речь шла о четырёхдневном переходе – мы вернулись очень быстро – и ветер сейчас дует в сторону Англии. Мистер Пелворм просто рассказывает страшилки —мне он поведал то же самое.

– Конечно, у мистера Пелворма, как и у многих других моряков, есть дурацкая привычка пугать «сухопутных». И если быть точным – ветер дует с норд-оста. Но вы должны учесть, что мы ещё не вышли из пролива и не обогнули Скаген, а ветер продолжает заходить к норду.

– И вправду, – вмиг побледнев, кивнул Ягелло.

– Как офицер кавалерии, – продолжил Стивен, – вы, вероятно, не до конца понимаете всю важность, фундаментальную важность ветра в морских миссиях. Я и сам не до конца это понимал, пока не провёл в море много лет. Предположим, что эта монета в три шиллинга – Скаген, этот пользующийся дурной славой мыс, грозящий многим судам смертью, – сказал он, поместив монету на левую половину стола. – А это, – поместив другую справа, – Гётеборг на шведской стороне. Между ними что-то около десяти лиг расстояния. Тут, где-то позади нас, – остров Лесё.

За кормой, как говорится, конвой, обозначим его этими монетами в пенни и полпенни. Теперь вы видите, что нос судна может быть обращён к ветру не ближе, чем на шесть румбов или тридцать шесть с половиной градусов. И хотя, конечно же, судно способно идти так круто к ветру, на самом деле истинный курс конечно же будет несколько иным, потому что также существует боковое отклонение, на которое моряки делают поправку и называют «сносом». Его величина зависит от силы и высоты волн, а также от массы других факторов, но я могу сказать, что в существующих условиях это составит что-то порядка двух румбов. То есть, мы и правда движемся под правильным углом к ветру.

– Тогда, выходит, всё хорошо? – воскликнул Ягелло. – Потому что с ветром норд-ост мы обойдём Скаген.

– Желаю этого от всего сердца! Но если ветер зайдёт к норду, задует на четыре румба между норд-остом и нордом, другой подходящий угол неизбежно сдвинет надлежащий курс к югу. И вы конечно же понимаете, что курс проходит по мысу как только переваливает за пятнадцать градусов, то есть значительно меньше четырёх румбов, о которых я веду речь. К тому же, мистер Ягелло, даже если нам удастся проползти вокруг Скагена, мистер Пелворм божится, что ветер зайдёт к норд-весту, а может быть и точно к весту, усилившись ещё больше, чем сейчас. А если ветер станет штормовым, то снос, о котором я говорил, тоже усилится, ведь тогда придётсясвернуть марсели, или, как говорят, «убрать», что вероятно, будет стоить четырёх румбов. Так что после Скагена под ветром у нас окажется бухта Джаммербугтен, с ветром, дующим точно в неё.

Так что мы будем идти уже не под нужным углом, а скорее под углом в сто двадцать градусов, мало-помалу приближаясь к неприятельскому побережью и его смертельным скалам. Мы можем бросить якорь, но при штормовом ветре зацепиться якорем крайне сложно. Он тащит, корабль ползёт. И в последующие часы у нас хватит времени оплакать нашу несчастную судьбу, бесконечно сожалея о не реализованных возможностях, не пережитых удовольствиях, даже о каких-то ошибках. Вот что, мистер Ягелло, мой бывший товарищ по плаванию называл непроходимым ужасом перед подветренным берегом. Неудивительно, что капитан Обри считает, будто берег слишком близко, когда он от нас в двадцати милях, а мистер Пелворм, который видел, как бесчисленные корабли конвоя вместе с двумя военными судами по несчастью в щепы разбились о рифы Джаммербугтен, желает спуститься под ветер, или подняться, или вообще махнуть в Кунгсбакку.

Дважды за остаток ночи доктор слышал, как Джек спускался вниз и, стараясь двигаться бесшумно, пил из кружки негус*11] или перехватывал ломоть шведской булки. Однако крепко заснув вскоре после рассвета, он встретил друга только за завтраком.

Розовое и начисто выбритое лицо капитана Обри всё же хранило следы долгой и наполненной тревогами ночи. Оно было осунувшимся, сам же капитан поглощал пищу просто-таки с волчьим аппетитом.

– Вот и ты, Стивен, – воскликнул он. – Доброго тебе утра. Я уже какое-то время не заглядывал, чтобы тебя проведать, и мне жаль признаться, но я съел последний ломоть бекона. Тарелка опустела до того, как я спохватился.

– Вечно рассказываешь мне одни и те же подлые сказки, – проворчал Стивен. – Могу я хотя бы надеяться, что кофе ещё остался?

– Появись ты раньше, то и бекон бы застал, – ответил Джек. – Ха-ха-ха, Стивен, ты слышал? Спас бекон*12] – вот уж озарение на меня нашло.

– Нет ничего лучше незамутнённого ума, – прокомментировал Стивен и несколько позже добавил: – Скажи же, как прошла ночь? Где мы?

– Было непросто, но благодаря богатому опыту мне удалось справиться, и посреди ночной вахты мы прошли Скаген, хоть и с крошечным гандикапом – не более пяти миль.

– Так мы обогнули его? – уточнил Стивен, почёсывая трёхдневную щетину. Он ещё не до конца проснулся. Воспоминания о эротическом сне (первом с момента возобновлённого знакомства с Дианой) всё ещё занимали разум. Он выглядел неопрятно и не успел умыться, а мысли ещё не собрались в кучу, тогда как Джек находился в высшей точке прилива своей дневной активности.

– Да, мы мчимся под всеми незарифленными парусами с хорошими семью узлами, дует норд-ост. Когда поднимешься на палубу, в пяти или семи лигах слева по траверзу сможешь увидеть Холмс. Бедняге Модсли пришлось спуститься под ветер, со всеми этими неумелыми «купцами».

Конвой ушёл в Кунгсбакку.

– Только не говори, что и «транспорты» отвернули, упаси господь! Скажи, что им удалось пройти с нами!– Ну конечно же! Что ты за человек, Стивен! Как бы я мог оставить их в Сливе? Они конечно мореходы так себе, но близко к ветру ходить способны, как и «Ариэль». Да и капитаны хорошие, похожи на военных. Я приглашу их на обед как только погода утихнет.

– Так значит пелвормовский вест не задул?

– Пока не показался ни в каком виде.

– А я тут рассказывал Ягелло об опасности подветренного берега с массой технических деталей, которые бы тебя удивили, – Джек улыбнулся. – Да и величина моего денежного счёта тебя поразит, – добавил Стивен. – И я льщу себе, что ты бы по высшему разряду оценил моё описание тому липкому и продолжительному ужасу, который сопровождает судно, оказавшееся в подобной ситуации.

– Уверен в этом, – веско ответил Джек. – Преувеличить тут нельзя, даже если захочешь.

– Сам не знаю, зачем я это сделал, – продолжил Стивен, после кофе став больше походить на человека. – Возможно, так проявилось какое-то неясное расстройство моего чувства юмора.

Намерения были самые злостные: я хотел, чтобы он почувствовал себя неловко, напрочь отбросил свою обычную жизнерадостность. И кажется, я преуспел: по крайней мере, к делу подошёл серьёзно и говорил правду. Но теперь сожалею.

– Не стоит тревожиться. За ночь страх прошёл, если тебе вообще удалось его напугать. До того как спуститься вниз, я видел как он бегал по палубе, смеясь во весь голос.

– Что за жизнерадостный проныра, – с тостом в руке сказал Стивен, наконец почувствовав, что мозги пришли в норму. – Хоть мне и нравится Ягелло, и я ценю его вклад, временами его молодость, энергия, весёлое настроение и красота порождают в моей душе настоящую неприязнь. Конечно, это всё из зависти, чистой, низменной и постыдной. Меня никогда не преследовало ни одно Наслаждение Джентльмена, ни в молодости, ни когда-либо ещё.

– Он привлекательный юноша, вот уж точно. Но клянусь честью, не понимаю, что женщины в нём находят?

– Это последний тост, я полагаю?

– Боюсь, что так, – кивнул Джек. – И боюсь, свежего хлеба, чтобы сделать новый, мы не увидим до самого Даунса.

– Когда это случится, как ты думаешь?

– Теперь, когда мы не привязаны к этим бездельникам в конвое, и если продержится ветер – через пару дней. Но я бы не стал на него полагаться: погода изменчива – барометр скачет то вверх, то вниз, к четвергу возможно достигнем Броуд Фортинс, а там и в Канал войдём.

Погода и правда стояла странная: капризная, беспорядочная и непредсказуемая. Под неё приходилось подстраиваться: ветра менялись от норд-оста к норд-весту, от тихого переходя к почти штормовому, когда приходилось брать рифы на парусах, часто лил дождь и усиливались волны. По крайней мере, это заставляло полковника держаться внизу, иначе бы Джек чувствовал себя некомфортно. Прежде всего, он отчаялся устроить встречу капитанов «транспортов», всех как один лейтенантов в зрелом возрасте, испытывающих нехватку влияния или успешных миссий,которые нужны для повышения, но прекрасных моряков, сумевших провести свои суда в манере, которой он от всего сердца восхищался, лишь самую малость отстав от «Ариэля». Затем при счислении пути ему пришлось делать поправку на запутанные течения Северного моря, ошибочные магнитные склонения компаса, отсутствие наблюдений и поломку хронометра. Всё это превратило обычный и весьма простой переход в бесконечный тревожный тест на способность к навигации по интуиции, с жуткими последствиями, если чутьё даст маху. Конечно, не с одной лишь интуицией, ведь хотя большую часть времени небо оставалось непроницаемым, а по серым волнам мало о чём можно было судить – дно этого мелкого моря представляло собой мозаику различных цветов и лот продолжали забрасывать регулярно – промокшие и несчастные матросы у наветренных клюзов день и ночь тянули свою унылую песню – и вместе с Пелвормом и штурманом Джек непрерывно рассматривал образцы, которые прилипали к смазанному жиром лагу: серый песок, чистый жёлтый песок с ракушками, тина, мелкие чёрные камешки, галька.