Текст книги "Человек в западне (Сборник)"

Автор книги: Патрик Квентин

Соавторы: Жан Брюс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

 Глава 7

Она ушла... Он разглядывал записку, не реагируя на неразумные, озлобленные слова, сознавая единственное – Линда его бросила. И все же подсознательно, вопреки полученному шоку, начал работать рассудок. Почему она напечатала записку? Он не припоминал, чтобы она хоть когда-нибудь печатала на машинке. Не подозревал, что она умеет с ней обращаться.

Чего ради ей вздумалось идти в студию, тащить оттуда машинку и..?

Образ Линды, блуждающей с диким взглядом по комнате, постепенно рассеялся. Нет, на самом деле она никуда не уходила. Эта записка – новый дьявольский трюк. Она все еще где-то здесь, в доме.

Он испытывал не негодование, а страх, безотчетный, почти инстинктивный страх разумного существа перед существом безумным, которое где-то скрывается, чтобы прыгнуть и нанести удар.

Он отправился в столовую. Ничего и никого. Тогда он поднялся на второй этаж. Но и в спальне ее не было.

Дверь в кладовую была распахнута. Платья Линды аккуратно висели на своих местах. Только и всего.

Тогда он исследовал другие комнаты. И тут со страхом подумал о картинах в студии. Выскочив из дома через кухонную дверь, он побежал через лужайку, затейливо украшенную тенями яблонь, и оказался в студии. Картины у стены были не тронуты. И стоявшая на мольберте тоже. Это уже было кое-что!

Но Линды и здесь не было.

Так она и правда уехала?

Без машины и без вещей?

Он вернулся в спальню и принялся рассматривать ее одежду в кладовой. Да, не хватает ее зеленого платья и серого костюма, еще кое-каких тряпок. Нет и нового чемодана, который стоял на верхней полке. Она ушла с чемоданом, ушла из дома!

С минуту он посидел на кровати.

Может быть, он сам начинает сходить с ума, поэтому ему и мерещатся всякие небылицы? Она стояла там, у машины, глядя на него вполне разумными глазами и искренне повторяя, что все хорошо, и она готова с ним действовать заодно.

«Я не против Мака. Даю тебе слово, я согласна на все, но только если это будет Мак». Она помахала ему рукой, когда он уезжал. Как же мог произойти такой неожиданный переход вот к этому погрому в комнате и неразумной записке, от которой так и пышет злобой?

Даже если бы она выпила все, что было в ‘доме...

Вскочив с постели, он поспешил вниз в холл. Бутылки с джином и бурбоном по-прежнему стояли в баре. Уровень жидкости в них не понизился. Вынув пробки он попробовал по глотку из каждой,– нет, жидкость не разбавлена водой... У Линды где-то наверху была спрятана бутылка. Джон снова побежал наверх и начал с особой тщательностью осматривать все укромные уголки. Наконец, под стопкой белья в комоде он действительно обнаружил бутылку джина; Она была отпита наполовину. По-видимому, она выпила это еще до его отъезда. Но, возможно, вторая бутылка была в коровнике?

Плохо соображая, что он делает, Джон наклонился, чтобы снова спрятать джин под белье и заметил там уголок почтовой открытки. А это что такое? Он вытащил ее. Вид поросших густыми лесами гор и озеро внизу. Сзади напечатано: «Озеро Кройли, Манитоба, Канада». Открытка была адресована ему.

Голова соображала совсем плохо, он дважды перечитал написанное, прежде чем понял, что к чему.

«Вот это жизнь! Почему бы тебе не забросить свои краски и не прилететь сюда, хотя бы на несколько дней? Наилучшие пожелания Линде.

Мак Алл-р.»

Мак Аллистер! Джон проверил почтовый штемпель. Открытка была отправлена 5 дней назад. Выходит, что она пришла сюда три дня назад. Тогда Линда ходила на почту, а поскольку она боялась всего, что исходило от Мака Аллистера, она спрятала эту открытку. Выходит, она знала об отъезде Мака. Знала, что Джон не найдет его в Нью-Йорке...

Она знала об этом, а он-то воображал, что ему удалось выиграть хоть одно сражение с ней! Знала, когда стояла с таким детским наивным выражением на лице возле машины и умоляла его:

«Джон, если Мака нет на. месте, не обращайся ни к кому другому...» Ее капитуляция была наигранной и ложной, как все то, что исходило от нее вообще. Еще одно предательство. Еще один пример ее незаурядных актерских способностей.

Джон опять сел на кровать, уронив открытку на пол. Он чувствовал, как по его жилам разливается безмерная усталость, нежелание двигаться думать, волноваться...

Наверное люди испытывают нечто подобное, когда вскрывают себе вены...

Она послала его в Нью-Йорк, понимая, что он не сможет ничего добиться, а теперь, когда он вернулся домой, его ждал этот сюрприз.

Он откинулся на подушки и закурил.

Он понимал, что это был самый большой кризис из всех тех, которые ему пришлось пережить на протяжении своей семейной жизни. Именно тот кризис, для преодоления которого ему понадобится запас всех сил. А он испытывал полнейшее душевное опустошение.

Она ушла пешком, с одним чемоданом, не захватив денег. Или же деньги у нее были? Возможно она уже давно откладывала что-то? Но куда она могла поехать? В Нью-Йорк? Если бы он согласился на предложение «Рейнс и Рейнс», тогда в расчете на его большой заработок это было бы заманчиво, но не сейчас. Нет. Без денег ей там нечего было делать, и Линда это понимала даже лучше, чем он сам. Еще менее вероятно, что она вернулась в малюсенький провинциальный Висконти, где пять лет назад умерли ее родители уже после того, как она вышла за него замуж. Нет, не в Нью-Йорк и не в Висконти. Тогда куда же? Ей некуда было ехать, некуда.

«Ну, а если она и в самом деле ненормальная?» – подумал он. Если давно дремавшая в ней болезнь, наконец, дала себя знать? Порезанные картины, разбитые пластинки, порванные магнитофонные ленты, то, что она ушла из дома пешком в неизвестном направлении,– разве это не признаки ее безумия? Она должна шарахаться из стороны в сторону от каждой проходящей мимо машины.

Стоило ему представить Линду в таком бедственном состоянии, как он сразу же обрел силы, почувствовал жажду деятельности.

Надо известить полицию.

Но полиция Стоунвилла – это Стив Риттер. А тут уже Линда Постаралась, все исказив и поставив с ног на голову, сделав такой шаг невозможным.

Если только он обратится к Стиву, то вся деревня будет знать, что она в припадке безумия перерезала его картины, учинила в доме погром и бежала.

И тут его осенило.

Разумеется она не могла так поступить. Она просто ушла к кому-то из своих «милых, милых, милых друзей» из кружка Кейри. Так оно и есть. Смешно было ожидать чего-то другого. Джон моментально представил себе ее драматическое, продуманное до мельчайших подробностей появление в доме старшего Кейри или у Мерлендов:

– Дорогие мои, я сделала нечто ужасное... Не знаю, как вам объяснить? Я ушла от него. Жизнь стала невыносимой. Если бы вы только знали... Ох, мистер Кейри! (или «Ох, миссис Роз»).

Да, так оно и есть. Она вполне могла отправиться и к молодым Кейри, пока Викки ездила на станцию.

Джон был настолько уверен в правильности своей догадки, что все остальное ровно ничего не значило.

Он торопливо сбежал вниз и позвонил Кейри. К телефону подошла Викки.

– Джон? Мы ждем вас обоих, приезжайте.

– Значит Линды у вас нет?

Он поразился твердости собственного голоса.

– У нас? Нет, что вы! Я ее не видела с того вечера.

Вообще-то я собиралась к ней зайти или хотя бы позвонить, но как-то не выбрала времени. Ничего не случилось, а?

Джон подумал о параллельной трубке.

– С вашего разрешения я заеду.

– Конечно, но,..

– Я все объясню, когда мы увидимся, Викки. Скажите, не могли бы вы сами или Бред позвонить родителям и Мерлендам и спросить, нет ли у них Линды.

Мне самому не хотелось бы этого делать, учитывая события того вечера.

– Я сейчас же позвоню.

– Спасибо, Викки, до встречи!

Джон положил трубку. Если Линды не окажется ни там, ни там, то ему придется рассказать Викки и Бреду всю правду. Хотя за эти годы Джон настолько привык покрывать жену, что это стало как бы его второй натурой; он понимал, что на этот раз дело зашло слишком далеко. Надо искать собственных союзников.

И Бред, и Викки поймут его правильно. Во всяком случае не усмотрят в его словах пикантную новость, которую надо как можно скорее распространить по деревне. В этом он не сомневался. Возможно, они сумеют ему помочь. Когда их будет трое, они, при известном везении, смогут найти Линду до того, как разразится скандал.. Если ее нет ни у старика Кейри ни у Мерлендов...

Нет, она должна быть там, иначе...

И снова перед ним мелькнул жуткий образ: пустые, бездумные глаза на безумном лиде; шатающаяся фигура беспорядочно движется по всему дому, держа в руке чемодан. Джон прогнал эти мысли.

Выруливая машину на шоссе, он переключился на Стива Риттера. В конце концов, не могло ли оказаться правдой то, что ему заявила Линда? Не убежала ли она с местным Дон-Жуаном? Это как болезнь. Нет, она сама позднее созналась, что это было порождено алкоголем. Но даже если это и было ложью, то все равно Стив Риттер принадлежал к верным поклонникам Линды, как, впрочем, и большинство жителей деревни. Возможно, то враждебное отношение, которое он почувствовал в деревне, было связано именно с этим. Линда могла побояться, что компания Кейри слишком искушена, чтобы проглотить ту историю, которую она для них приготовила.

Поэтому она могла сейчас найти убежище у кого-то из местных жителей, чтобы через него «подготовить общественное мнение».

Правда, это не казалось особенно правдоподобным, .учитывая снобизм Линды и ее постоянное стремление играть роль «богини» у тех, кого она считала ниже себя. Но вообще от нее можно ожидать чего угодно. Так что он не станет ни за что ручаться...

Вместо того, чтобы ехать к Кейри короткой дорогой мимо пустого дома Фишеров, Джон повернул налево к Стоунвиллу, Нет, он не станет спрашивать прямо, у Стива...

Для этого положение было слишком деликатным, но ему нужен бензин. Он может заехать на бензоколонку и там разнюхать, что к чему.

Стемнело. Когда он добрался до маленького кафе-мороженого на полпути к деревне, внутри приветливо сверкали неоновые огни и доносился резковатый звук музыкального автомата.

Он остановился у бензоколонки. Навстречу ему вышла миссис Риттёр, тоненькая, безвкусно одетая женщина с седыми волосами. Бетти Риттер, обиженная пренебрежением собственного мужа, состарившаяся раньше времени, была мизантропом и изгоем в деревне. Если кто в Стоунвилле не занимался сплетнями, так это Бетти Риттер.

Она наполнила бензином бак Джона, глядя на него суровее, чем обычно. Когда она подошла к машине и стала протирать замусоленной тряпкой стекла, Джои спросил:

– Стив дома?

– Стив? Только что поехал по вызову. Минуты две назад.

Она фыркнула:

– Подумать только! Стив Риттер – стоунвиллский полицейский. Я каждый раз начинаю смеяться, как подумаю об этом. Да тут требовалось арестовать и посадить за решетку всего одного человека, – самого Стива Риттера. Масла тоже налить, мистер Гамильтон?

– Да, пожалуйста.

Нервы Джона были натянуты, как струны.

– Так вы говорите, что его вызвали по полицейским делам?

– Не спрашивайте меня, еще не разгорелся тот день, когда Стив будет докладывать мне о своих делах. Только что прибегал к нему Бак и что-то рассказывал Стиву про ребятишек. Я отпускала бензин, так что не слышала, что они там обсуждали. Потом зазвонил телефон, Стив снял трубку и сразу же выехал на машине.. Бак поехал с ним. Так что на этот раз это не шашни.

Бетти Риттер рассмеялась, а потом посмотрела на него насмешливыми глазами:

– Эй, а вы нервничаете, мистер Гамильтон. Что случилось? Совесть замучила? Жену убили или что другое?

Глава 8

Он поехал через деревню. В окнах магазина горел свет. Пара машин стояла под могучим кленом у почты. На пороге одного из дощатых домиков сидели мальчик и девочка. Кто-то стоял, покуривая, возле большого дома, где должен был состояться митинг. Когда? Завтра? Нетерпение Джона усиливалось словами миссис Риттер. Он подсознательно ожидал суматохи и суеты, которые свидетельствовали бы о несчастьи. Но кругом все было тихо. Типичный летний вечер в Новой Англии, хоть картину пиши.

Если бы кто-нибудь встретился с Линдой, которая с безумным видом блуждала по шоссе, Стив никогда не взял бы с собой Вака. Значит, полицейский звонок не имел никакого отношения к Линде. Случайное совпадение.

Дорога поднималась вверх, на холм, потом снова вниз. Вскоре с левой стороны засверкало озеро Шелтон, казавшееся необычно таинственным в летних сумерках. Кваканье лягушек доносилось из камышей. Сверху были видны новые мостки, построенные городом год назад. «Озеро!» – подумал он. «Могу поспорить меня ты никогда не найдешь...»

Эти слова из Линдиного письма, казалось, горели на стекле перед его глазами. А вдруг она спрыгнула в воду и утонула? Ну, нет, зачем же тогда брать чемодан? Что бы с ней не произошло, как бы она не обезумела, она не стала бы собирать свои вещи, чтобы покончить с собой. Или стала бы? Чем это безумнее порезанных в клочья картин или разбитых пластинок? А напечатанная записка, хотя она никогда ничего не печатала? Почему? Ведь для этого нужно было притащить машинку из студии. Поэтому ему ли судить, что она могла сделать, а что нет!

Шок начинал понемногу проходить. Сидя за рулем, Джон чувствовал свое тело таким хрупким, как стеклянная колба, и кипящее внутри него волнение может в любую минуту разнести его на куски.

Чтобы взять себя в руки, Джон заставил себя думать о том, что Викки поможет ему найти Линду. Она позвонит и узнает, что Линда сидит у Мерлендов или Кейри. Рыдает, проклинает его, обливает помоями, всё, что угодно. Или наоборот, уже полна раскаяния и истеричным голосом выкрикивает:

– Как я только могла это сделать? Не понимаю, что это на меня нашло!

Скоро он уже въезжал на посыпанную гравием площадку для машин. Весь первый этаж был освещен. Когда Джон вышел из машины, дверь отворилась.

– Это вы, Джон?

Он увидел на пороге Викки. Она торопливо пошла ему навстречу и взяла за обе руки.

– Джон, дорогой, она не вернулась?

– Вы звонили?

– Да. Сначала папе. Его не было. Но мне ответили, что Линда туда не приходила. А Мерлендов нет дома. Наверное, они в кино.

Они прошли в комнату. В ярко освещенном холле Викки посмотрела на него и тут же отвела глаза, как будто бы то, что она увидела, было слишком интимным.

– Вам нужно выпить,– сказала она.– Пожалуйста, Бред организуй что-нибудь.

Все французские окна на террасу были распахнуты. Бред, успевший переодеться в спортивную рубашку и техасы, смешал виски с содовой и принес Джону. Он тоже мельком взглянул на своего ночного гостя, а потом на Викки. «Неужели у меня какой-то особенный вид?» – подумал Джон, принимая у него бокал. Наверное, да. Потому что точно так же смотрела на него и миссис Риттер.

– Садитесь же, Джон, садитесь! – Бред уселся на спинку, потом, переместился на валик.

Джон начал оттаивать. Участие молодых Кейри, полное отсутствие праздного любопытства, явное желание помочь ему бросалось в глаза. Это были разумные, милые люди. Если он поделится с ними своими тревогами, вся история утратит характер горячечного бреда.

Он сказал:

– Когда я вернулся домой, ее там не было. Она оставила записку.

Джон не утруждал себя мыслями о том, какое впечатление произведут его слова, как его слушатели воспримут отчет о случившемся.

Он, разумеется, понимал, какая пропасть лежит между той Линдой, которую они знали, и той, которая была так хорошо известна ему.

Но сначала ему надо выложить все факты: записка, уничтоженные картины, разбитые пластинки, исчезнувшая одежда, чемодан... И лишь постепенно до него начала доходить их реакция.

Первым вмешался Бред.

В его тоне не было враждебности. Впрочем, враждебности никто из них не проявлял с самого начала. Но зато в его голосе звучало явное недоверие.

– Но Линда, Джон! Чтобы Линда написала такую записку и уничтожила ваши картины? Нет, Линда не могла этого сделать.

– Она такая мягкая, такая деликатная,– подхватила Викки,– не могу себе представить, чтобы Линда могла даже муху обидеть! И она так вас любит, вы же вся ее жизнь! А ваши картины для нее, я бы сказала, священны! Сколько раз она нам про это говорила.

– Вот именно,– снова вмешался Бред.– Она была у нас на следующий день после того, как появилась первая заметка о вашей выставке. Возможно, вы и не знаете. В жизни своей не видел более возмущенного человека. «К черту всех критиков,– сказала она.– Он когда-нибудь станет великим художником». Нет, она просто не могла...

Он растерянно замолчал.

Джон внимательно посмотрел на них. Они его не обвиняли во лжи, просто не могли поверить, что такое может случиться.

И неожиданно он представил себе ту Линду, которую он не знал, ту Линду, которая находилась в этой комнате в его отсутствие, приходившую к Кейри после того, как в печати появились дурные отзывы о его выставке, разыгрывавшую из себя горячего защитника непонятного гения и одновременно глубоко любящую женщину. «Вся моя жизнь в Джоне».

Конечно, они иначе и не могли реагировать. Услышанное ими было для них неправдоподобным, невероятным, как если бы он сообщил им, что видел, как старый Кейри в голом виде танцевал на церковных ступеньках мамбу с Бетти Риттер.

Получилось,, что «горячечный бред» не только не исчезал, но усиливался.

Когда-то ему придется сделать первый шаг.

И он сказал:

– В последний вечер она не казалась такой безумно любящей меня, не правда ли?

– Но вы же поссорились! – Викки откровенно следила за ним, потрясенная.– Любые супружеские пары ссорятся, особенно когда речь идет о таком важном, как то решение, которое вам надо было принять. Эти ссоры в счет не идут. Помимо того она выпила. Она сама в этом призналась. Она была вне себя, и действительно сразу же начала раскаиваться за свою несдержанность. Это всем было видно.

Растерянно посмотрев на мужа, Викки торопливо продолжала:

– Джон, пожалуйста не подумайте, что мы вам не верим. Мы знаем, что так случилось, раз вы говорите, что это так. Только факты нельзя объяснить таким образом.

Теперь, когда дело подошло к самому главному, он почувствовал себя предателем. Так оно и выйдет. Когда он им все объяснит, для Линды двери дома Кейри закроются. И что-то в нем взбунтовалось: не делай такого необдуманного шага. Не отнимай у нее того, малого, что ей удалось завоевать, если даже это завоевано обманным путем. Но Джон понимал, что такой план действий бессмыслен. Сейчас в Стоунвилле они очутились в центре внимания, за ними будут следить десятки глаз, особенно интересуясь интимной стороной его взаимоотношений с Линдой. Вплоть до настоящего момента он не понимал этого как следует. Но уже на почте ему ясно показали, что тут никто не намерен соблюдать нейтралитета. А после того, как она поступила с его картинами, что бы она ни говорила, как бы ни объясняла свой поступок, он считал себя свободным от всяких обязательств. С Линдой покончено.

Сделав большой глоток из бокала, Джон заговорил, не глядя ни на одного из них:

– Вы просто не знаете Линду. Ее никто не знает, кроме меня. Во всяком случае, мне так кажется. Я старался изо всех сил, чтобы печальная правда не просочилась дальше нашего дома. Вы оба мельком видели ее в тот вечер. Но лишь мельком. Понимаете, вторая причина, по которой я ездил в Нью-Йорк,– посоветоваться с врачом. Она больна. Больна уже несколько лет.

И он стал рассказывать им, далеко не все, опуская наиболее интимные и неприятные подробности, желая, чтобы они получили достаточно полную и объективную картину, не смахивающую на «обливание грязью». Он понимал, что рассказывает им только полуправду, но и это им казалось чудовищным, настолько не вязалось с образом «дорогой нашей Линды», в создании которого он принимал активное участие. Ее неуравновешенность, упреки, обман, требование невозможного и все более и более усиливающееся пристрастие к спиртному, которое привело к тому, что постепенно выдуманный ею мир полностью вытеснил реальный.

Сначала он опасался, как бы они не подумали, что он ищет у них сочувствия, и по этой причине рисует себя страдающей стороной, этаким верным мужем, полным благих намерений, который пожертвовал всем ради дела, которое с самого начала было обречено на провал. И однако же, по мере того, как он говорил, наблюдая за выражением их лиц, которые оставались внимательными, вежливыми и совершенно бесстрастными, он почувствовал, что контакт не налаживался.

По-видимому, нормальному человеку было очень трудно разобраться в бесконечных трудностях и сложностях поведения алкоголика. Если у них в этом плане не было никакого личного опыта, тогда Линда, вечно повернутая к ним другой стороной, не могла по их мнению быть такой. И Джон, с каждым сказанным им словом чувствовал как гасла его уверенность. Наконец, убедившись, что пропасть между ним и молодыми Кейри, не желающими отказываться от того, что им казалось очевидным и несомненным, стала еще глубже, он вообще замолчал.

Их лица по-прежнему оставались вежливыми, они все так же избегали смотреть друг на друга. И как они не старались все скрыть, он ясно чувствовал их растерянность, особенно Бреда. Он понимал, что они не верят ему, в лучшем случае считают, что он сильно преувеличивает, стараясь доказать свою правоту, потому что его взаимоотношения с Линдой зашли в тупик и он теперь боится того, что могло произойти.

Заговорил Бред, тон его голоса слегка изменился:

– Получается, что когда она приходила вечером, вы ее и пальцем не тронули?

Устало подумав, что позднее он ее все же ударил, Джон сказал:

– Разумеется, я ее не трогал. Она упала, потому что была сильно пьяна, и именно этот факт ей хотелось в первую очередь скрыть.

– Но она сама заявила, что выпила.

– Да, выпила рюмку бурбона. Потому что она понимала, что рано или поздно, но вы поймете, что с ней творится. И тогда она придумала этот сложный способ скрыть истину.

– Только для того, что бы мы не разобрались в том, что она пьяна, она оговорила вас, обвинила в том, что, вы подняли на нее руку?

– Конечно, перед такими пустяками она никогда не останавливалась,– он тут же одернул себя: осторожнее, это им покажется необъективным. Не надо их настораживать, не надо усиливать их недоверие.

– Возможно, дело тут гораздо сложнее. Когда Линда напивается, у нее появляется непреодолимая потребность стать героиней. А для этого я превращаюсь в какого-то отпетого негодяя, в какое-то чудовище. Возможно, на этот раз дело обстояло именно так. Ей хотелось, чтобы вы все меня возненавидели.

Наступила долгая пауза. Потом Викки спросила:

– Получается, что все то, что нам про нее известно, все, что она когда-то говорила или делала, игра? Притворство?

– Более или менее, я бы сказал. Почти все, что она говорит и делает – игра.

– Но тогда и это игра. Она притворяется, что куда-то сбежала, чтобы вас не то напугать, не то наказать?

В голосе Викки не было и намека на насмешку, но зато после ее вопроса все то, что он рассказывал, стало выглядеть предубеждением.

– Если бы она была здесь или у вашего отца, или у Мерлендов, тогда бы я тоже подумал, что это игра, но теперь... Раньше она никогда не бывала такой агрессивной. Может быть все дело в том, что ее перепугало мое намерение посоветоваться с психиатром? Она не могла смириться с мыслью...

(Но ведь она знала, что Мака Аллистера нет в городе,– сразу же напомнил он сам себе.)

Джон снова почувствовал усталость и полнейший упадок сил. Какой толк от всех этих разговоров? Не все ли равно, с другой стороны... К чему стараться в чем то убедить Кейри? Его задача – отыскать Линду.

– Но если она уехала, то куда?

Это спросила Викки.

– Я не представляю. Как мне кажется, ей некуда ехать.

Он не зашел так далеко, чтобы сознаться в своем страхе перед ее возможным помешательством или само-, убийством. Теперь он этому радовался. Если, бы им пришлось помимо всего прочего проглотить еще и такие вещи?

Бред хмыкнул:

– Не обратиться ли по официальной линии?

– Но если с ее стороны это всего лишь игра,– Викки теперь внимательно следила за Джоном,– если у нее под воздействием выпитого алкоголя наступило временное умопомрачение, она уничтожила ваши картины, а потом, испугавшись, убежала в лес! Подумай о такой возможности, Бред. Неизбежность скандала, если бы дело обстояло таким образом. Не могли бы мы попытаться отыскать ее собственными силами?

– Ночью? – спросил Бред,– в лесу? Ты себе представляешь, на сколько тысяч акров тянутся здешние леса? Даже в дневное время потребуется организовать поисковые партии.

Он поднялся, закурил сигарету и начал расхаживать по комнате. Неожиданно он снова повернулся к Джону. Куда девался тот дружеский, легкий тон, которым он совсем недавно разговаривал с Джоном. Его глаза если и не выражали враждебности, то, во всяком случае, не скрывали желания оказаться как можно дальше от того, что ему больше не казалось ни занимательным, ни вообще пристойным.

– Почему бы вам не позвонить домой, может быть она уже вернулась?

– Правильно,– согласилась Викки.

– А если ее там нет и она не вернется до утра, тогда надо вызывать военных.

– Правильно,– снова согласилась Викки.

– Да, иначе ничего не сделаешь,– с непонятным раздражением продолжал Бред. В эту минуту раздался телефонный звонок, и Бред чуть ли не бегом устремился к аппарату.

– Да... да... нет, ее здесь нет, а вот Джон тут. Хотите с ним поговорить? О’кей, одну минуточку.

Он повернулся, прикрыв ладонью трубку:

– Это говорит Гордон. Он звонил вам домой, не получил ответа и позвонил сюда.

– Линда...

– Он ничего не сказал.

Джон взял трубку у Бреда.

Пронзительный голос Гордона, выражающий крайнюю степень неприязни, звучал в трубке.

– Джон? Это Джон?

– Да.

– Линда с вами?

– Нет.

– Где она?

Джону показалось, что его ударили.

– Ее нет здесь.

– Но вы знаете, где она? Вот что мы сейчас хотим, знать?

Джон вынужден был ответить.

– Нет, не знаю.

– В таком случае вам лучше сразу же приехать сюда, к нам. Здесь и Стив Риттер.

Полицейский звонок!

– Где вы есть?

– Я звоню из первого же дома, до которого добрался. Стив и Роз у деревенской свалки. Стив просит, чтобы вы туда приехали.

– На свалку?

– Вы знаете, где это?

– Да. Но в чем дело? Что случилось?

– Узнаете, когда приедете сюда. Живее, как можно живее, так сказал Стив.

Трубка на противоположном конце провода опустилась на рычаг.

Когда он объяснил Кейри в чем дело, Викки захотела поехать вместе с ним, но мысль о том, что помимо Мер-лендов и Стива Риттера будут еще и молодые Кейри, была ему невыносима. Они милые, симпатичные люди. И он никогда бы не смог думать о них иначе.

Бред не пошел с ним, зато Викки проводила его до машины.

– Дайте нам знать Джон, если мы понадобимся...

Если они ему понадобятся! Если Линда там лежала, возле свалки...

Он бесшабашно повел машину по дороге. Свалка находилась в миле от озера по большой дороге, отходившей от центрального шоссе... Сейчас весь мир для Джона превратился в мир ночных кошмаров... Линда лежала возле свалки. «Что случилось? Совесть замучила? Жену убили, или что другое?» Нет, этого не может быть. Это невозможно. Как это Линда могла бы лежать?

Когда он приблизился к повороту на свалку, он увидел перед собой машины, их задние сигнальные огни были включены. Джон остановил свою машину возле них и выскочил наружу.

– Джон... Джон...

Он услышал непонятно приглушенные ребячьи голоса, зовущие его, и в скудно освещенном полукруге возле машин навстречу ему побежали две забавные фигурки. Они казались похожими на огурцы, увенчанные прозрачными шарами из пластика, по форме напоминавшие луковицы, с торчащими наружу усиками антенны.

Бак и Томми в своих космических костюмах, догадался Джон.

– Мы это и нашли, Джон,– возбужденно докладывал Вак.– Мы обследовали землю.

– В наших космических костюмах,– добавил Тимми.

– Мы осматривали район свалки. Мы были учеными Марса, явившимися на землю...

– Джон...

Голос Стива Риттера, низкий, немного угрожающий, донесся откуда-то снизу:

– Джон? Это вы, Джон?

Джон двинулся дальше по дороге, мальчики прыгали около него, продолжая что-то возбужденно рассказывать, но он их уже не слушал. Казалось, мгла поглотила его.

Светлячки, роившиеся под огромными тенистыми деревьями, усиливали впечатление таинственности.

– Сюда, Джон, сюда!

Из темноты вырвался пучок света от яркого фонарика, он перерезал небо под странным углом. Джон повернулся на этот свет и налетел на кучу консервных банок, грязных бутылок и прочего хлама, который загремел под его подошвами.

– Наверх, Джон!

Он начал подниматься уже осторожнее по куче всяких отбросов. Впереди неясно вырисовывались очертания человеческих фигур. Тлеющий кончик сигареты... Фонарик погас.

– Это нашли ребятишки, Джон.

Голос Стива звучал нарочито безразлично.

– Тимми сказал Мерлендам, Вак – мне. Потом мне позвонил мистер Мерленд. Он подумал, что мы должны разобраться в этом деле. Он сказал, что в словах детей ему не все ясно.

– Это мы нашли,– хвастливо заговорили Тимми и Вак.

– Вообще-то мы уверены, что это такое,– продолжал Стив Риттер,– вернее мистер Мерленд уверен. Но официально опознать должны вы. Возможно, вы нам скажете, что эта вещь тут делает?

И тут вновь загорелся фонарик.

Здесь, на самой вершине кучи всякой ветоши, лежал новый чемодан Линды.

Он был раскрыт.

Сначала Джон увидел ее новое зеленое платье. Его широченная юбка в мелкую плиссировку перевесилась через край чемодана, покрыв ржавую канистру из-под масла, валявшуюся поблизости.