Текст книги "Жаркие ночи в Майами"

Автор книги: Пат Бут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

16

– Входи, дорогая. Это моя библиотека. Забавно, правда? Только вообрази – библиотека в Палм-Бич, где годами никто не читает книги. Мой дед на метры купил эти книги у одного дилера в Лондоне. Я просматривала некоторые из них. Невероятно скучные, но почти наверняка стоят миллионы. Ладно, скажи, как ты? Бог мой, да ты выглядишь моложе, чем когда училась в школе. А какое замечательное платье. Я вижу сквозь него все. Ты по-прежнему носишь желтые трусики?

Мэри хихикнула от удовольствия, проводя Кристу в темную комнату, стены которой были обиты темным деревом.

Криста улыбнулась. Мэри Уитни заставляла окружающую действительность как бы уменьшаться в масштабах. Безжалостная хищница, чьим оправданием были могучий талант и жадный аппетит к жизни. Если вы обладали такой же силой, как и она, вы могли ей противостоять. Но если ваша энергия хоть на секунду испарялась, вы пропали. Сейчас Криста знала, что Мэри попытается обработать ее перед предстоящей сделкой. Поэтому она приготовилась быть крепкой, как сталь.

– Как твоя подача на корте, Мэри? Я помню, у тебя была необыкновенная подача.

– Ха-ха! Как мило, что ты помнишь. Да, я продолжаю учиться. У меня замечательный учитель. Полномочный представитель воинства Господня, но ягодицы – просто мечта! Ты должна попробовать его. Хороший кусок мяса к твоему столу.

Криста опустилась на мягкий диванчик. В данный момент не стоило рассказывать Мэри, что она знакома с Робом. Еще в школе Мэри славилась тем, что не любила ничем делиться.

– Давай выпьем шампанского или еще чего-нибудь, что принято пить в этом городе, вроде абсента или мятного ликера… что-нибудь для поднятия настроения. Ты когда-нибудь пробовала «Куантро» и «Пепто-бисмоль»? Это совсем неплохо, если смешать в миксере.

– Хорошо бы что-нибудь вроде «Беллини» или шипучего.

Мэри сняла телефонную трубку.

– Принесите в библиотеку «Беллини». – Она села напротив Кристы. – Чем поддерживаешь грудь?

– Ничем, это все мое.

– Завидую. А я жертва скальпеля. Я дошла до такой стадии, когда, если мне не подтянут кожу на лице, я не уверена, что жива. Кроме того, еще и лечение лимфатических узлов. Я избавила от обезьян целые районы в джунглях Амазонки и все равно чувствую себя хреново. Должна тебе сказать, что в наши дни очень трудно быть миллиардершей.

– Ладно тебе, Мэри, ты выглядишь отлично. Сама знаешь, что так оно и есть. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто так же преуспевает в развлечениях, как и в бизнесе.

– Да, развлечения – это очень важно, правда? Это гораздо лучшая месть, чем успех. И, если мы уж начали говорить о развлечениях, расскажи, как это вам удалось объединиться в единую команду, тебе и прелестной Лайзе Родригес. Для нового агентства это очень ловкий ход. Держу пари, что Джонни Росетти отнюдь не рад этому обстоятельству. Господи, он, должно быть, просто уписался. – Мэри хлопнула в ладоши от удовольствия. – Ну и дерьмо же он!

– Я с ним не говорила об этом, но он, вероятно, уже не в клубе моих поклонников. Он был очень раздосадован тем, что я ушла. Я плюс Лайза – это половина его доходов.

– Пусть он лишится и всего остального. Росетти этого заслуживает. Ты помнишь ту малышку, которую он приучил к героину, – она с ума по нему сходила. Покончила с собой. Хейден Бист описала всю эту историю в журнале «Нью-Йорк». Не очень-то красивая история. Ага, вот и наш «Беллини». Давай, Криста, напьемся.

– До вечеринки?

– Во время вечеринки нам это не удастся. Гости слишком отрезвляющие.

Они посмотрели друг на друга поверх высоких бокалов.

– Очень вкусно, – сказала Криста, выигрывая время. Тот, кто делает первый ход, обнаруживает слабость. При заключении сделки это обходится большими потерями в деньгах.

– Где-то в недрах этого дома у меня есть маленький человечек, который весь день ничего не делает, кроме как выжимает фрукты.

«А ты целый день щелкаешь орешки, ты, бесстыжая гуляка», – подумала Криста.

– Твоя фирма, похоже, процветает, – заметила Криста, осторожно подбираясь к предмету серьезного разговора.

– Да, дела идут ничего, – ответила Мэри, зевая и поддерживая тем самым древнюю игру. – У меня есть неплохой план продать новую серию парфюма Мэри Уитни. Это будет большая кампания, быть может, года на два. В отношении этого у меня есть интересная идея.

– Это «Индия»?

Мэри вздрогнула, но быстренько оправилась.

– Как сказал неопытный молодожен своей жене… нет, да, в общем, это была «Индия», но теперь уже нет. От кого ты услышала?

– Слухом земля полнится, – Криста небрежно махнула рукой.

– Значит, ты могла услышать и о том, что я отчасти заинтересована в подписании с Лайзой контракта, на эксклюзивной основе, для рекламирования этого проекта.

– Отчасти заинтересована?

– Ну, идея принадлежала Бланкхарту. Я не занимаюсь такими мелочами, – солгала Мэри.

– Похоже, это будет большая кампания.

– Не маленькая. – Мэри, прищурившись, наблюдала за Кристой.

– Тебе потребуется настоящая звезда для такой кампании. Здесь нужна только первоклассная лошадка. Хорошо, что ты не настроилась на Лайзу, потому что, по правде говоря, она не готова работать на эксклюзивных началах. Ей хочется покрасоваться в самых разных рекламах. Не желает связывать себя. Она очень свободолюбива. И весьма упряма, когда ее подталкивают к чему-то, чего ей не хочется. Может стать настоящей шаровой молнией.

– Я уверена, – сказала Мэри ледяным голосом, – что, если бы ее родители все еще могли говорить, они бы согласились с этим утверждением.

– Мэри!

На самом деле Криста вовсе не была так уж шокирована. Разговор ведь был сугубо деловым.

– Ну что ж, – произнесла Мэри, притворяясь, будто вопрос исчерпан, – если великая Лайза Родригес не хочет иметь дела с «Уитни энтерпрайзис», то и «Уитни энтерпрайзис» не хочет иметь дела с ней. Жаль. Тут пахнет большими деньгами. Для нее и для тебя.

– Конечно, ты всегда можешь назвать цифру. Если эта цифра окажется достаточно велика, кто знает, может, это заставит Лайзу переменить мнение. В конце концов, мы здесь обсуждаем не бессмертные души, мы говорим о красивых лицах и фигурах. Талант Лайзы можно купить… за подходящую цену.

– Послушай, дорогая, душа Лайзы Родригес, если таковая у нее имеется, ценится не больше, чем вирус. Ее тело и мордочка – вот в чем заинтересована моя фирма… была заинтересована отчасти.

Мэри прикусила язык. Вот дерьмо! Криста – сильный противник. Очень сильный. Это несправедливо, что она и так выглядит, и обладает такой деловой хваткой. Но ведь никто и не обещал, что в жизни всегда будет торжествовать справедливость.

– Между прочим, где она сейчас? Она приехала с тобой? Надеюсь, ты не оставила ее внизу. Она может устроить пожар.

– Не беспокойся, Мэри, она в хороших руках. Я оставила ее с Робом Сэндом. Он, как и мы, приехал раньше времени. Не рассчитал. Он знакомит ее с обстановкой.

– Он – мой тренер по теннису, – сквозь сжатые зубы процедила Мэри Уитни. – Ты его знаешь?

– Он мой инструктор по подводному плаванию. Он учит меня утром, а тебя днем. И я вполне согласна с тобой насчет его ягодиц.

– Гм-м. Я не знала, что его может нанять кто угодно. Однако, наверное, не следует быть чересчур жадной, а в здешнем округе есть еще несколько тысяч таких, как Роб Сэнд.

Мэри Уитни старалась сохранить спокойствие, но внутри у нее все кипело. Будь он проклят! Почему этот Роб Сэнд оказался так для нее важен? Почему этот молодой человек обрел над ней такую власть? Впрочем, она, конечно, знала. Все началось с ее отказа принимать пищу, и началось это много лет назад. В ее детстве, в этом денежном сиропе, не было абсолютно никаких причин добиваться чего-то. Все автоматически были победителями. Все захватывали призы. До четырнадцати лет Мэри вела обычную жизнь в клане сверхбогатых людей и потом открыла для себя диетическое питание. Она даже может припомнить тот момент, когда решила худеть. Ее отец сказал ей за завтраком, что она толстеет, и сказал это при всех. Мэри села на диету и тут же обнаружила, что у нее это отлично получается. Она начала сбрасывать вес, месячные ее приостановились, кости начали выпирать, а она все делала гимнастику, сидела на диете, крала слабительное и мочегонное из медицинского кабинета и отказывалась есть хоть что-то, что может остаться в организме. Чем худее становилась Мэри, тем больше хотела похудеть, и с ужасом вспоминала, какой толстухой она была. Вся ее жизнь стала крутиться вокруг похудения. Со всей свойственной ей яростной энергией Мэри добивалась своей цели. Когда в конце концов ее встревоженные родители показали ее врачам, Мэри положили в клинику и стали кормить принудительно. А она сражалась с прибавкой в весе с настойчивостью, поражавшей даже психиатров, которых трудно чем-либо удивить. Мэри вызывала у себя рвоту, пила воду перед ежедневным взвешиванием, чтобы создавать видимость прибавления в весе, а однажды даже глотала рыболовные грузила, чтобы сделать вид, будто следует советам врачей. Когда грузила вышли из нее и она опять стала меньше весить, психиатры не в силах были это объяснить. Через какое-то время ею занялся психотерапевт, который и раскрыл причины ее мании. Ей растолковали, что на самом деле она боится не потолстеть, а повзрослеть. В глубине души она хотела остаться ребенком, свободным от всякой ответственности, от требований, налагаемых возрастом, от секса, от сложных взаимоотношений взрослых людей. Это было вполне правдоподобно. Мэри Уитни всегда думала о себе как о ребенке, упрямом, своевольном ребенке, который умеет заставить мир взрослых подчиняться ей. Прошли годы, но психологические цепи ранней поры ее жизни все еще сковывали ее. Ее всегда притягивала к себе юность. Она хотела, чтобы ее окружали молодые парни, юноши, которые могли бы быть ее детьми. Они не казались ей опасными, и они никогда не узнают ее тайны… что, несмотря на свой возраст, она хочет быть ребенком и будет добиваться своей цели с решимостью и целеустремленностью, граничащими с помешательством.

Но Криста ничего не знала о психологических проблемах Уитни. Она знала только, что сейчас берет верх в сделке. И решила еще поднажать.

– О, я не думаю, что таких, как Роб, много. Мне он кажется особенным. Кстати, он сказал, что хочет показать Лайзе Родригес теннисный корт. Они, по-моему, прелестная пара.

– Что ж, если она его изнасилует, я буду считать лично тебя ответственной за это, – сказала Мэри, по мере сил стараясь казаться веселой.

Они посмотрели друг на друга, и раздражение Мэри Уитни стало очевидным для Кристы. Сейчас ради заключения сделки все должно быть пущено в ход. Мэри в какой-то мере вышла из себя. Это давало Кристе определенные преимущества, но и означало, что надо готовиться к открытой схватке.

– Между прочим, Криста, ты действительно подписала контракт с Лайзой? Я хочу сказать, что предложение Бланкхарта шло через Джонни. Если в момент, когда предложение было сделано, еще действовал контракт Джонни с Лайзой, то он может потребовать свою долю, если сделка состоится. Ты можешь оказаться в трудном положении. В конце концов, ты вряд ли можешь ожидать от Джонни джентльменского поведения, если сама вела себя, скажем так, не совсем как леди.

– У Лайзы с Джонни было соглашение на год. Этот срок уже истек, когда Дон Бланкхарт сделал свое предложение. Лайза не возобновила соглашение с Джонни, а подписала контракт со мной. Так что Джонни – это уже история. Но все это чисто теоретические рассуждения, поскольку в настоящее время Лайза не работает на тебя. – Криста удержалась от того, чтобы продолжить фразу: «Зато работает сейчас с твоим тренером».

– М-м, все получилось у тебя как по нотам, – пробормотала Мэри. Обычно она могла запугать людей и заставить их подчиниться себе, но Кристу нельзя выбить из седла впечатлением, которое производят деньги Уитни, их социальное положение и теннисные мячи из тефлона. И это вызывает сожаление, ибо Мэри Уитни, конечно, все равно должна была настоять на своем, то есть в данном случае заполучить для своей рекламной кампании лучшую в мире фотомодель. В этом контексте деньги не были столь существенным обстоятельством. Беда заключалась в том, что Криста знала ее секрет. Криста знала, что для Мэри ноль – всего лишь кружочек с дырочкой, который ты проставляешь в конце чека.

– Ну, и кого ты думаешь взять для этой работы? – спросила Криста, нежно улыбаясь в предвкушении победы.

– О, еще не знаю… например, ту девицу из Заира.

– Я слышала, что она скорее существо неопределенного пола.

Мэри Уитни готова была отступить. Лучшее – оно и есть лучшее. Мэри решила сделать последнюю попытку.

– Вообще-то я считаю, что модель не является решающим фактором. Главное – это фотограф. Я хочу привлечь Стива Питтса. Он может из кого хочешь сделать мечту. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Он станет тем человеком, на котором будет держаться все предприятие. Так что, по мне – пусть Лайза Родригес отправляется искать еще одну семью, чтобы взорвать ее.

– Но ты еще не наняла Стива, Мэри.

Мэри взмахом руки отмела подобные мелочи.

– Стив – не проблема. Между прочим, откуда ты знаешь, что я еще не наняла его?

Пришло время нанести последний удар.

– Потому что его агент – я.

– Что?

– Да, я представляю его интересы. Он подписал контракт с моим агентством.

Мэри Уитни встала, подошла к бару и достала оттуда бутылку бренди. Потом вернулась к столику, за которым они сидели, и плеснула бренди в бокал с остатками «Беллини». Ладно, теперь это будет коктейль с шампанским.

– Значит, Стив Питтс и Лайза Родригес… – сказала она, садясь.

– Да, – отозвалась Криста.

Мэри Уитни подняла руки в знак того, что сдается.

– Ладно, маленькая хитрушка, – сладким голосом проговорила она. – Ты выиграла. В конце концов, речь идет всего лишь о деньгах. Сколько из моих доходов ты хочешь иметь? Считается, что деньги нельзя унести с собой на тот свет, но, строго между нами, я все-таки намерена была попробовать!

17

– Хотите посмотреть теннисные корты?

Роб отвел глаза, задавая этот вопрос. Он старался напомнить себе, что она всего лишь его ровесница. В глазах Господа Бога он с ней на равных. Она не должна его так ошеломлять. Но это тело, это лицо, эта ее слава… Это уж слишком! У него пересохло в горле. Он вынужден был сглотнуть и постарался скрыть это, глубоко вздохнув.

– Это там, где ты командуешь?

Лайза рассмеялась, поддразнивая его, не сильно, но и не так уж слабо.

– Вроде да.

– Тогда ладно. Я хочу посмотреть.

Роб чувствовал, как она его провоцирует всем своим существом. Она облизнула губы, и без того влажные.

– Сюда, пожалуйста.

Роб шагал впереди, полагая, что так безопаснее, но при этом ощущал ее взгляд на своих ягодицах.

– Каково это – учить Мэри Уитни играть в теннис?

– Нетрудно. Она хорошая ученица.

– Я слышала, что она любит играть с мячиками молодых людей.

Лайза догнала его и пошла рядом. Склонив голову набок и обольстительно улыбаясь, она наблюдала, как он реагирует на разговор о сексе.

Роб невольно улыбнулся. В конце концов, он только человек. В том, чтобы возжелать, нет ничего плохого, просто трудно думать о Боге, когда с тобой происходит такое.

– Она ко мне не приставала, – сказал он. – И давно ты с ней работаешь?

– Три дня.

– А… – отозвалась Лайза Родригес, и губы ее стали соблазнительными почти до неприличия.

Роб обернулся к ней, внезапно испытав приступ раздражения. Эта девушка с громким именем и прекрасным телом слишком долго купалась в грешной атмосфере города. Ей не понять устремлений Роба. Она не знает о его церкви, о его друзьях, о жизни, которую он хочет посвятить Богу.

– Послушайте, я учу играть в теннис. Точка. Никто меня не использует. Я служу одному только Господу Богу.

– Ого! – произнесла Лайза. – Я и забыла, что нахожусь на Юге.

Она рассмеялась, но в смехе ее прозвучала нотка удивления. Этот парень с великолепной мускулатурой обретал новое измерение. Ей это нравилось.

– Значит, ты поклоняешься Иисусу…

– Вы говорите так, словно речь идет о какой-то ультрамодной секте.

– А разве это не так?

– Вам нравится насмехаться, верно? Высмеивают все обычно люди, которые много страдали. У вас именно так было?

Лайза ничего не ответила. Она больше не владела инициативой. Этот смазливый провинциал перехватил у нее рычаги управления. Лайза почувствовала, что краснеет.

– Ты к тому же еще читаешь книги по психиатрии? Я думала, что Бог и психоанализ – враги.

Это было лучшее, что она могла придумать, но ей хотелось большего. Обычно молодые люди являлись для нее безопасными игрушками. Но этот парень задел ее.

– Если любишь Бога, не нужно знать. Ты просто чувствуешь. У вас красивое платье, – добавил он вдруг.

В нем поднялась волна нежности к ней. В конце концов, и эта супермодель, оказывается, тоже человеческое существо: только что он видел, как она смутилась.

– Спасибо, – сердито сказала Лайза, шагая рядом с ним. – Я в трауре.

И искоса глянула на него. Вот теперь она ему отплатила. Если он помешан на Иисусе, то смерть и траур станут ключевыми словами, которые вызовут у него сострадание и потребность позаботиться о ней. В особенности, если речь идет о родителях. Да, сейчас ему придется потрудиться.

Роб остановился. Они шли по аллее, обсаженной фикусами. Лайза тоже остановилась. Она почувствовала укол совести. К черту! Роб Сэнд с каждой минутой нравился ей все больше. Она никогда не сталкивалась с такими людьми. Кроме того, на войне и в похоти все оправдано.

– Мне очень жаль, – проговорил он. Было ясно, что чтение газет – это не его любимое занятие. – Может, вам не следовало идти на вечеринку? – добавил он, прежде чем успел сообразить, что это, собственно, не его дело. – Меня это, конечно, не касается…

Лайза рассмеялась нервным смехом. Все фотомодели – актрисы. А вот актрисы недостаточно красивы, чтобы быть моделями.

– Мои родители погибли в результате несчастного случая. По моей вине. Я до сих пор не могу прийти в себя и просто не могу оставаться одна.

Глаза у Роба расширились. Эта информация потрясла его. Потрясла по всем параметрам. Погибшие родители. Оба сразу… Несчастный случай… Всего несколько минут назад эта девушка лишила его способности говорить. Потом он был недобр к ней и почувствовал некоторую жалость. И вдруг – такой удар! Для него, как для христианина, это испытание. Дальше он действовал под влиянием рефлекса.

– Вы помолитесь со мной? – спросил Роб.

В его голосе звучала убежденность. Что еще приличествует делать в такой момент?

Лайза посмотрела на него в совершенном изумлении, словно ее ударили пыльным мешком по голове. Роб понял, что со своим предложением угодил на совершенно девственную территорию в душе девушки, которая вряд ли помнит, что такое девственность. Он взял ее за руки, и она позволила ему это сделать, но на лице у нее появилось странное выражение. Роб опустился на колени в траву, и она опустилась рядом с ним, ее черное коротенькое платье задралось, обнажив загорелые ноги.

– На самом деле я не…

Он закрыл глаза и перестал ее видеть. Он держал ее руки крепко, стараясь перелить в нее силу своей веры, поддержать ее, помочь ей преодолеть этот момент, укрепить ее.

– О Боже, чью безграничную мудрость не дано постичь умом, будь милосерден к Лайзе. Помоги ей увидеть, что ее трагедия – это часть твоего Божественного замысла, и внуши ей желание научиться любить тебя. Сделай ее сильной, о Боже, в испытании, которое выпало сейчас на ее долю, и помоги ей осознать, что те, кого она любит, обрели вечный покой и спасение в руках Иисусовых.

Лайза почувствовала комок в горле. Ну и ну! Невероятно! Этот парень достал ее своей неподдельной искренностью.

Она не отняла свои руки, когда он закончил молиться.

– Замечательно! – сказала она, глядя в его широко открытые глаза. – Я хочу сказать, откуда ты берешь такие слова?

Теперь он смутился.

– Они просто приходят, – ответил Роб.

Это было правдой. Слова эти приходили сами собой. От Бога. Неизвестно откуда. Он чувствовал, как сердце стучит у него в груди. Бог разговаривал с ним, и он говорил с Богом. Он был благодарен Всемогущему и девушке за то, что она дала ему стать ближе к Создателю. Роб начал вставать, но она придержала его. Его руки, которые завладели ее руками, теперь сами оказались в плену. Религиозный момент кончился, приходил черед другому моменту. Как-то так получилось, что эмоции, пронизавшие их обоих ощущением благочестия, перелились в звенящее чувство человеческой близости.

В ее глазах стояли слезы. В его сердце была любовь. Он обожал Бога, а здесь, перед ним, прекраснее, чем сама природа, было страдающее создание Божие. Она – его творение. Любя Бога, он должен любить и ее.

– Иди сюда, ближе, – прошептала она.

Он как во сне склонился над ней, привлекаемый ее руками, зачарованный магнетизмом ее полураскрывшихся губ, ее нежным приказом.

Их лица в слабеющем вечернем свете приблизились друг к другу. У нее за спиной закат зажег кроваво-красным небо, пальмы стояли как ноты в некоей симфонии прекрасного. Его взгляд блуждал по ее лицу, впитывая ее красоту. Роб вдыхал ее сладкий запах, чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание, и он отодвинулся, чтобы продлить этот момент, который был уже близок к таинству.

Лайза поднесла его руки к их лицам, словно для молитвы, и поверх них прикоснулась губами к его губам. Она обдала его своим дыханием, ее рот трепетал, приближаясь к его губам.

– Поцелуй меня, – шепнула она.

Вздох вырвался из легких Роба, и он сдался. Сердце его было полно сомнений, зато тело их не ощущало. Ее губы были как святое причастие. Отказаться от их прикосновения было бы преступлением против естества. Роб потянулся к ней. Ее лицо оказалось так близко, ее красота словно насмехалась над ним на самом краю бездны. Он мог ощущать ее запах. Этот запах заполнял его сознание – сладкий, обольстительный, высвобождающий его чувства и подталкивающий к опасному, удивительному миру, где ничто не поддается контролю, где все зыбко. Он пытался осознать это, прежде чем будет поздно. Все это неправильно! Это безумие! Это неприлично! Он не знает эту девушку. Она для него чужая. Кругом люди, и в любую минуту кто-нибудь может подойти и обнаружить их здесь… Но голова его склонялась все ниже, а сердце остановилось…

Лайза улыбалась ему, и на какую-то секунду Роб увидел в ее глазах свое отражение и всю сложность стоящего перед ним выбора. Они встретились всего несколько минут назад, а она уже проникла в его душу. Она смеялась над бездной угрызений совести, которую видела там. Она понимала все о его подавленных чувствах, о том, как он боится собственного вожделения, она знала о его всепоглощающей любви к Богу, которая смущала его, даже когда приносила ему покой. Для этой красавицы, которая знала изнанку его жизни, Роб Сэнд был открытой книгой, и он понимал это, испытывая одновременно возбуждение и ужас. А ее губы рассеивали его сомнения на пути к еще более сильному экстазу. Он закрыл глаза, словно темнота могла скрыть его грех. От этого аромат, исходящий от нее, стал только острее.

Его лицо было совсем рядом с ее губами, и он почувствовал вечерний ветерок на своем плече – ее легкое дыхание у своего рта. Он позволит ей делать то, что она хочет. Он был пассивен. Она контролировала положение. Если она возьмет в свои руки инициативу, он не будет виноват. Но сердце стучало у него в груди, когда Роб твердил эту ложь, которой она не верит. Теперь, во тьме, Роб ощутил некоторую панику. Он хотел этого поцелуя. Неужели она дразнит его сейчас, на грани близости? Он открыл глаза, увидел ее улыбку и, повинуясь безмолвному зову, придвинулся к ней на те миллиметры, которые еще их разделяли.

Ее губы пересохли, его тоже. Они прикасались друг к другу застенчиво, нервно, притворяясь, будто все это может кончиться вполне невинно. Их рты встретились, как бы спокойно изучая друг друга, но в телах уже звенело возбуждение. Ее язык раздвинул его дрожащие губы, коснулся его зубов, твердый, изучающий, и Роб застонал, ощутив его своим языком. Потом прижался к ней, и их пальцы нежно сплелись в этой прелюдии предстоящего шторма. Они еще крепче прильнули друг к другу, пытаясь утолить свою жажду, желая утонуть в водовороте чувственности. Все мысли Роба куда-то улетучились, и он испытывал одно только блаженство. Тело его брало верх над рассудком. Но душа оказалась в простом мире, преисполненном наслаждения. Наконец-то он ощутил свободу чувств, его губы научились этому у девушки, которая освободила его, и кровь в его венах пульсировала и стучала. Лайза застонала, когда ее язык проник в его рот, и Роб ответил на ее поцелуй, прижав ее к себе изо всей силы, контратакуя своим языком в беспощадном порыве страсти. Она отпрянула при этом нападении, а он навис над ней, пылая от вожделения. Их зубы сталкивались, языки переплетались, стараясь проникнуть глубже, полнее насладиться этой близостью. Не было ни стыда, ни осторожности. Мир куда-то исчез. Остался только их поцелуй.

Лайза оторвалась от Роба, упершись руками ему в грудь и выгнув шею. В слабеющем свете на ее лбу поблескивала испарина, а влажные губы, припухшие от желания, приоткрылись. Ее груди, также в искрящихся капельках пота, мучительно вздымались под черной тканью платья.

– Не здесь, – прошептала она.

На какой-то краткий миг они вернулись к реальности, и действительность, как кинжал, вонзилась в бархатную магию страсти.

Они по-прежнему стояли на коленях, по-прежнему не разжимали объятий, их все так же сжигало всепоглощающее желание, но теперь надо было принимать решение.

Позади них в надвигающихся сумерках сверкал огнями огромный особняк. Слева фосфоресцирующее море мягко накатывало на пляж. Но впереди была темнота. Теннисный павильон находился вне территории, отведенной под вечеринку Мэри Уитни. Роб встал, потянул за собой Лайзу, и она понимающе улыбнулась ему, словно вступая с ним в заговор во имя любви. Роб торопливо двинулся вперед, показывая ей дорогу и молясь про себя какому-то неведомому языческому божеству, чтобы этот момент не кончился. Впереди вырисовывалось здание с каменными колоннами, толстыми, как стволы деревьев. Он повел ее по ступенькам на веранду, мимо шезлонгов и столиков, где обычно зрители попивали ледяной чай. Двери не были заперты. Роб обернулся, чтобы посмотреть на нее. Лайза стояла в лунном сиянии, лицо ее в мерцающем свете было прекрасно. Она откинула голову назад и замерла так, как это умела делать только Лайза Родригес. И она добилась своего – у Роба перехватило дыхание, и Лайза сжала его руку, обещая ему себя.

Рука его дрожала, когда он открывал задвижку двери. Ему не хватало воздуха. Горло пересохло. Внутри все скрутило, словно кто-то держал его мертвой хваткой. Он никогда не испытывал такого. Сияние Божьей любви было тихим, нежным, а сейчас он ощущал огонь, яростное желание вкусить наслаждение, причем немедленно, а не в последующей жизни. Роб попытался проглотить вставший в горле комок. Попытался удержаться на поверхности ревущей реки адреналина, струящейся в нем. Он старался не думать о том, что, пульсируя и напрягаясь, рвалось из тесноты его брюк.

Она стояла позади него, совсем близко, ее запах заполнял его ноздри, а рука тихо поглаживала его ягодицы. Роб наконец нашел защелку, дверь распахнулась, и они оказались в роскоши теннисного павильона Мэри Макгрегор Уитни. Огромный диван, обитый ситцем, доминировал над всем остальным в этом помещении. Слева были душевые кабины и сауна. Справа – мраморная, выложенная мозаикой ванна-джакузи и парилка. В глубине павильона, под высокими окнами с двумя пальмами по бокам, на мраморном постаменте стоял мраморный массажный стол, выглядевший так, словно прибыл сюда, пропутешествовав сквозь века, из древнеримского сената.

Роб повернулся к Лайзе. Это была не его игра, а ее. Она смотрела на него, оглядывая с головы до ног, и улыбалась. Его грудь вздымалась, ноздри раздувались. Он все еще держал ее за руку, и его рука была горячей, он сжимал ее руку то слишком сильно, то еле-еле, выдавая отчаяние неопытного любовника. Но, бросив взгляд на его брюки, она увидела в них необузданность его вожделения. Он стремился к ней, горячий, огромный, способный на гораздо большее, чем могло представить себе его юное воображение. Лайза выдохнула, смакуя этот момент. Он стоял перед ней, неожиданный, не заслуженный ею, но такой желанный. Костюм Роба, конечно, никуда не годился. Слишком узкий, слишком новый, слишком дешевый, но это даже лучше. Этот костюм говорил о том, что Роб Сэнд не много знает о вещах, о которых ей все известно, что он не нуждается почти ни в чем, в чем нуждается она, за исключением самого главного. Лайза придвинулась к нему, прижалась грудью к его груди, положила обе руки на его тонкую талию и обещающе прошептала ему на ухо:

– Я намерена показать тебе небеса здесь, на земле.

Роб передернулся от вожделения в ее руках. Она почувствовала, как после ее слов задрожало все его тело. И тотчас ощутила мощное свидетельство его эмоций. Это свидетельство, твердое, как сталь, упиралось в низ ее живота, и, хотя она стояла неподвижно и Роб тоже не двигался, его неугомонное естество бурно проявляло нетерпеливость, сдерживаемое лишь материей его брюк и хлопчатобумажной тканью ее платья.

Лайза опустилась на колени. Она не выпускала из рук его тело, скользя вдоль него, как вода. Ее губы ласкали его рубашку, пряжку ремня, оказались в нескольких миллиметрах от той части его тела, которую она хотела заполучить. В течение нескольких долгих секунд Лайза оставалась в таком положении, прижимая его к себе, обнимая его бедра. Ее щека прижималась к его брюкам. Материя была горячей, сквозь нее изнутри струился жар. Она подняла к нему лицо и задохнулась, когда он прижался к ней. Уже сейчас она знала тайну Роба. Ей было ясно, что он оказался огромным, больше, чем она когда-нибудь видела. Неожиданно в ее сладостные чувства ворвался страх. Справится ли она? Может ли все произойти? Ох! Стон вырвался у нее из горла, а руки начали лихорадочно искать застежку-«молнию» на его брюках. Она дернула ее вниз, ужасаясь тому, что обнаружит. Боксерские трусы из синего материала натянулись до предела. Казалось, они не выдержат и лопнут, выпуская пленника навстречу ее лицу. И она захотела его – больше жизни, больше дыхания.

Роб не мог больше терпеть. Он протянул руку и высвободился сам. Лайза откинулась назад, когда он ткнулся в нее, и внутри у нее все опустилось, когда она его увидела. Он был длинный, длиннее расстояния от ее лба до основания шеи. При этом он был толстый – ох, такой толстый, Лайза дотронулась до него, и огонь обжег ее пальцы. Она ощутила, как пульсирует в нем кровь, блестящая кожа натянулась, как на барабане. Ее пальцы скользнули ниже, к основанию этой башни, почувствовали влажные от пота волосики, потом спустились еще ниже, к джунглям между его ногами. Она вдыхала запах его мужественности, упиваясь диким ароматом нетронутой юности, и сердце ее воспарило в вышину.