Текст книги "Жаркие ночи в Майами"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
57
Лайза Родригес медленно выплывала из пучины. Она не хотела этого. Ей было так спокойно лежать в прохладе и тишине. На поверхности ее ожидал булькающий котел с отвратительными вещами, но все-таки она выплыла. И тут к ней вернулось сознание. На нее обрушилась страшная стена боли. Разбившись, стена превратилась в тысячи кирпичиков мелких пыток. Страшная боль пронзила ее мозг, острая и горячая, отупляющая и терзающая. Боль была везде, она отдавалась в ее душе. Лайза открыла глаза. Потолок уплывал куда-то, потом возвращался. Она попробовала повернуть голову, но шея ужасно болела. О Боже, сейчас ее вырвет! Она повернулась на бок, и фонтан рвоты вырвался из нее, ее внутренности сокращались и расслаблялись, выплескивая свое содержимое. Ей было холодно, хотя кожа была влажной от пота… и она лежала голая, совершенно голая. Ее разорванное платье и трусики валялись на ковре рядом с лужей рвоты.
Мало-помалу к ней начал возвращаться пережитый кошмар. Лайза попыталась вычеркнуть из сознания грязные воспоминания. Она поднесла дрожащую руку к лицу. Веревка была срезана, но следы ее остались на запястьях – красные рубцы, свидетельствующие о том, что она боролась со своим мучителем.
Она приподняла голову. Где он? Лайза попыталась выговорить его имя, но не могла. Язык ее распух, губы стали в три раза толще, во рту было сухо от запекшейся крови. Она попыталась сесть. О-о-о! Боль вспыхнула между ее ягодицами, там, где он прижигал ее. Боль плясала по ее избитым плечам, по измученным рукам. Боль гнездилась в голове, таилась за ее налитыми кровью глазными яблоками. Существовало только одно, что ей необходимо было узнать: изнасиловал ли он ее? Лайза дотянулась до разбитых губ своего влагалища, болезненных и израненных после его вторжения. О да. О Боже, он сделал это! Она просунула палец вглубь. Да, это еще там. Он проделал это. Джонни Росетти сделал то, что любил больше всего. Он трахал ее бесчувственное тело. Занимался любовью почти что с трупом.
Кое-как ей удалось подняться. Лайза посмотрела в зеркало и задохнулась, увидев свое когда-то прекрасное лицо. Оно было все в синяках, но, если не считать разбитых губ, кожа нигде не была повреждена. Она потрогала нос. Он был прямым, не перебитым. Ее прекрасные зубы, запекшиеся от крови, были целы. Она ощупала их, один за другим. Все были на месте. Она чувствовала, как сочится кровь по внутренней стороне ее бедер, но не стала вытирать ее. Слезы боли текли по ее избитым щекам. Лайза натянула на себя разорванные трусики, влезла в превратившееся в лохмотья платье. Ей необходимо было рассмотреть на часах, сколько сейчас времени. Взгляд ее не мог сосредоточиться, у нее кружилась голова, но она заставила себя собраться. Она чуть не рухнула, спускаясь по лестнице, и цеплялась за перила, подволакивая ноги, словно калека. Она пересекла отделанный мрамором холл, переставляя ноги с осторожностью человека, идущего по замерзшему озеру, дотронулась рукой до ручки двери. Она ощущала чудовищную слабость. Нет! Она не должна упасть в обморок. О Боже, помоги сохранить сознание! Ни о чем больше она не просила. Лайза глубоко вздохнула, собирая всю свою волю, потом повернула ручку двери. Дверь открылась, и она, спотыкаясь, шагнула на 63-ю улицу. Улица была пустынна, но Лайза знала, куда идет.
Освещенный зеленым светом вход в бар «Бильбоке» находился всего в нескольких ярдах от нее. Лайза уперлась взглядом в этот вход и добралась-таки до него. Она видела расположившихся за столиками людей. Это не была модная развеселая публика, убивающая время за ленчем. Это были серьезные люди, приходившие сюда по вечерам. Но не имело значения, кто они. Имело значение только то, что они там.
Лайза с силой толкнула дверь, и та распахнулась. Она стояла в дверном проеме, казалось, целую вечность. Постепенно разговоры замерли. Она разглядела одно лицо, другое, третье – лица людей, оторванных от приятного занятия этим видением, явившимся из глубины ада.
Лайза подождала, пока не воцарилась полная тишина, пока потрясение не стало всеобщим. Потом медленно опустилась на колени. Протянула руки к объятому ужасом ресторану и произнесла тихим, жалобным голосом:
– Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне… Меня изнасиловали.
58
Комната для свиданий в тюрьме на Рикерс-Айленде выглядела дворцом по сравнению с грязной камерой, которую Джонни только что покинул, и тем не менее она была не больше кабинок, в которых переодевались его модели. Джонни глубоко вздохнул, усаживаясь за металлический стол. Напротив него сидел его адвокат. Обычно он смотрел на эту канцелярскую крысу с таким же энтузиазмом, как на грязь на ковре. Но сейчас он глядел на него, как глядел бы на спасательный круг, брошенный ему в затягивающую его пучину.
– Мы можем доказать, что эта сука подставила меня… – начал Джонни.
Но адвокат поднял руку, останавливая его. Адвокат хотел говорить первым. Джонни поперхнулся.
– Слушай, Джонни, и слушай меня внимательно. Ты конченый человек. Ты падаешь на дно. Я обещаю тебе двадцать лет тюрьмы без права помилования. Я ездил в больницу на Ленокс-хилл и разговаривал там с парнем, который занимается травмами, и с психиатром. Никогда раньше я не видел врачей в такой ярости. Я всегда считал их холодными, как рыбы. Но сейчас они очень, очень разозлились! Давая свидетельские показания, они будут извергать пламя и серу. Газеты словно сбесились. В Нью-Йорке очень много латиноамериканцев, не мне говорить тебе это. У них не так много героев и еще меньше героинь. Лайза Родригес – одна из них. Так что, поверь мне, в камере ты в большей безопасности. На улице тебя разорвут в клочки. Тебя держат отдельно от других обвиняемых в изнасиловании, и у тебя есть деньги, чтобы обеспечить себе защиту. Ты можешь пройти через все это без серьезных повреждений.
Джонни сглотнул. Но даже слушая эти обескураживающие слова, он испытывал ощущение, что адвокат готовит его еще к чему-то.
– Но у нее был мотив. Она работала на конкурирующее агентство. Она…
– Джонни, и не думай об этом. Никакое жюри присяжных не поверит, что девушка добровольно согласилась подвергнуться такому избиению. Ни один нормальный человек не поверит в это. Это за пределами понимания. Я имею в виду поджигать ее задницу! Бог мой! Исследование подтвердит, что в ней была твоя сперма. В твоей спальне следы ее крови. Честно говоря, по моему мнению, тебе очень повезет, если тебе припаяют только двадцать лет. – Он помолчал. – Но что-то происходит, и я не совсем понимаю, что именно.
– А что происходит?
Джонни готов был обеими руками ухватиться за спасательную веревку. Двадцать лет на Рикерс-Айленде среди забытых Богом людей. Ад покажется роскошным курортом по сравнению с этим.
– Я разговаривал с адвокатом Родригес. Он сам тоже вроде бы в потемках. Во всяком случае, речь идет вот о чем. Родригес просила передать тебе предложение.
– Она просила… – У Джонни подпрыгнуло сердце.
– Он сказал, что, если ты расскажешь всю правду о деле Кристы – Моны и полностью разоблачишь роль в нем Мэри Уитни, Лайза может изменить свои показания. Я не понимаю, о чем она говорит. А ты? Речь идет о той самой Мэри Уитни?
Джонни раскидывал мозгами изо всех сил. Расклад был очень прост. На одной чаше весов двадцать лет тюрьмы, а на другой… что?
– Сколько может получить человек, пытавшийся подставить кого-то с наркотиками?
Адвокат настороженно взглянул на него:
– Не могу точно сказать. Это будет зависеть от количества наркотиков, которое пытались провезти.
– На полтора миллиона долларов! – рявкнул Джонни.
– Это зависит также от репутации обвиняемого. Я имею в виду, если это первое нарушение им закона, если он почтенный гражданин…
– Короче!.. – заорал Джонни. – Назови мне приблизительную цифру!
– Может быть, пять, может, семь, если…
Джонни больше не колебался. Он помнил избитое, сломленное тело Лайзы Родригес, лежащее на его ковре. Он мог представить себе фотографии «до» и «после», демонстрируемые в переполненном зале суда, радость в глазах бульварных газетчиков, ненависть в глаза зрителей-латиноамериканцев. В Рикерсе полно вооруженных ножами смуглых латиноамериканцев, у которых в запасе будет неограниченное время. Они получат огромные деньги за его яйца задолго до того, как отрежут их. И он до конца своих дней будет пи́сать как девка. В этом Джонни не сомневался.
– Что я должен делать, если хочу признаться в тяжком уголовном преступлении? – поспешно спросил он.
В голове у него снова и снова прокручивались переданные ему слова Лайзы. «Всю правду о том, как подставили Кристу… полное разоблачение Мэри Уитни». Слава Богу, что скрытой камерой сфотографировал эту сучку-миллиардершу, когда она передавала ему деньги.
59
В зале заседаний своего нью-йоркского офиса Мэри Уитни мерила шагами ковер, устилавший пол. Комната была набита юристами.
– Слушайте, мальчики, – гремела она. – Я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. Я хочу действий. Вы все отправитесь туда, где вы делаете свои дела, и придумаете судебные иски, море бумаг, в которых утонут Родригес, и Кенвуд, и… и… Сэнд. Понятно? Нарушение контракта. Сговор с целью подстрекательства других нарушить обязательства по контракту. Огромные потери, вызванные этими нарушениями контракта. Клевета. И еще не знаю что. Вы придумаете остальное.
Она повернулась к сотрудникам, занимающимся связями с прессой и телевидением.
– А вы будете рассказывать всем, кто захочет вас выслушать, что Родригес скандальная, непрофессиональная, наркоманка, нимфоманка, а Кенвуд двуличная, некомпетентная, бесчестная, ленивая… и что Сэнд… Ладно, забудьте о нем. Никто его не знает. Приберегите свою желчь для других.
Они коллективно закивали головами. Они уже знали, что вопросы – это не то, чего от них ждет Мэри Уитни.
Раздался настойчивый стук в дверь.
– Входите! – крикнула Мэри.
Помощник нервно мялся, стоя в дверях.
– Я же велела, чтобы меня не беспокоили! – рявкнула Мэри.
– Я знаю, мисс Уитни, но там внизу двое полицейских.
– Какого черта им нужно? Нас ограбили или случилось еще что-то? Полагаю, меня должны ставить в известность, если у нас что-нибудь крадут.
Помощник был бледен.
– Они говорят, что у них ордер на ваш арест.
Мэри Уитни улыбнулась. Но это не была насмешливая улыбка. Это была ужасная, отвратительная улыбка абсолютного ужаса, которая, как желтый заварной крем, размазалась по всему ее лицу.
Ее голос, когда она заговорила, был похож на писк.
– О Боже! – сказала она.
60
Солнце пробивалось сквозь кроны пальм, бросая синие тени на асфальт парка, где шли рука об руку Питер и Криста. Справа от них сверкали яркие краски зданий в стиле арт-деко, приглушенные жаркой дымкой, слева море и песок сливались воедино в голубоватом тумане.
– Как она? – спросил Питер.
– Сегодня утром я снова разговаривала с Робом. Он говорит, что она будет в полном порядке.
– Никаких серьезных повреждений?
– Никаких серьезных физических повреждений.
– Психологически она восстановится. Лайза – сильная личность, вроде тебя. – Питер улыбнулся, глядя на Кристу, и пожал ее руку, показывая тем самым, что это комплимент.
– «Участь худшая, чем смерть» – всегда звучало для меня как шутка, – сказала Криста. – Теперь нет.
– Она пошла на это сознательно. И это самое поразительное! Она спланировала. И эта выходка в твоем офисе – все было подстроено так, что, если Джонни стал бы проверять, каждый бы подтвердил, что она ушла от тебя разъяренная. Не кажется ли тебе невероятным, что кто-то пошел на такие муки ради мщения?
– Ты знаешь, не кажется… когда дело касается Лайзы. Ты помнишь о ее родителях?
– Я бы предпочел не вспоминать о них!
– Роб говорит, Лайза пошла на это, чтобы достать Мэри. Все было нацелено на нее. Она ненавидит Джонни, но он тут фигура случайная. Лайза была в ярости из-за того, как Мэри поступила с Робом и как пыталась его купить. Теперь, конечно, ничто не угрожает и самой Лайзе, надо полагать.
– Да, теперь уже Мэри никому не причинит зла, – мрачно заметил Питер. – Все деньги в мире не могут поспорить с видеозаписью. Ты можешь представить себе ее в тюрьме?
– Нет, и буду удивлена, если она там окажется.
– Ты имеешь в виду самоубийство?
– Меня это не удивило бы.
– Меня тоже.
– Между прочим, ты себе и не представляешь, но Роб и Лайза собираются пожениться.
– Надеюсь, он застраховал свою жизнь.
– О, Питер, какие ужасные вещи ты говоришь!
– Я только пытаюсь быть прагматиком и деловым человеком! – Он рассмеялся. – Отныне я ведь должен учиться этому, не так ли?
– Нет, если только не захочешь, чтобы я превратилась в мечтательницу, витающую в облаках. А это будет катастрофой. Я тебе не говорила, что сегодня утром я подписала контракт еще с четырьмя девушками из «Элли»? Это уже шестнадцать за последнюю неделю. Мы заработаем целое состояние. А ты можешь наслаждаться своим издательством «Уорлд» и следовать своим замечательным, блестящим путем.
– М-м-м! Я как раз собирался поговорить с тобой об этом. Что, Хеллер действительно такая ужасная личность, каким я его представлял?
Криста расхохоталась, погрозив ему пальцем.
– О нет, ты этого не сделаешь! Ты не будешь торговаться. Этим буду заниматься я!
– А было бы довольно приятно оказаться автором бестселлеров… и эти деньги!
– Давай поговорим об этом, когда ты закончишь свою книгу.
– Закончу книгу!
Питер вздрогнул, как от боли. «Мечта, которая мне снилась» была о том, что жизнь никогда не оправдывает возлагаемых на нее надежд. До встречи с Кристой эта идея представлялась Питеру блестящей. Теперь его мнение переменилось.
– Возможно, мне следует выбросить ее в ящик для мусора, – неожиданно заявил он.
– О Питер! Выбросить? Ты, наверное, шутишь!
– Возможно, мне следует написать книгу о счастье.
– Почему? Ты никогда не писал книг о счастье.
– Потому что я никогда раньше не был счастлив.
– Дорогой, какие замечательные слова ты говоришь!
– Я и чувствую себя замечательно.
– Обними меня покрепче. Почувствуй нашего ребенка.
Он осторожно сжал Кристу в объятиях и, с любовью глядя на нее, проговорил:
– Камилла ждет не дождется. Она решила, что у нее будет братик.
– Ты знаешь, она называет меня «мамочкой номер два».
– Ты не возражаешь?
– Вовсе нет. Второй номер старается больше.
– Я люблю тебя, – сказал он охрипшим от пробудившегося желания голосом.
– Тогда поцелуй меня и докажи это.
И он откликнулся на ее призыв, как будет откликаться вечно. Сияло солнце Майами, освещая любовников, слившихся во всепоглощающей радости этого момента.
