Текст книги "Жаркие ночи в Майами"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
46
Криста посмотрела на часы. Скоро он будет здесь. Она оставила входную дверь открытой. Она хотела, чтобы, приехав, он сам вошел в дом, поискал ее и, направившись к бассейну, обнаружил ее там. Одета она была смертоубийственно. Она лежала на циновке, вытянувшись, как пантера. В течение двух дней Питер хотел ее. Скоро он ее получит. Предощущение этого жило в ней, воспламеняя ее тело. Но где же он? Дьявол его возьми! Он не должен опаздывать! Неужели какой-нибудь Богом проклятый водитель застрял на мосту без бензина? И она поэтому должна вот так красоваться целый день? Сколько может терпеть столь перегревшееся тело?
Гудок клаксона ворвался в ее мысли. Криста обернулась к морю. К острову подходила моторка. Черт побери! Какой-то турист собирается пришвартоваться здесь. Криста собралась уже выгнать этого нарушителя границ частного владения, но потом разглядела мужчину, стоявшего за рулем. Это был Питер. Он добрался сюда морем. Криста вскочила на ноги, громко выкрикивая его имя. Ничего себе – отдыхающая пантера! Она прыгала в восторге, как влюбленный подросток. Криста попыталась успокоиться.
– Мне поймать канат? – крикнула она.
– Нет, я сам справлюсь.
Он действительно справился сам. Моторка развернулась во всю свою длину, взревела, давая задний ход, и замерла у пристани.
– Очень точно, – заметила, улыбаясь, Криста.
Держа в руке канат, Питер прыгнул на пристань и проворно накинул петлю на кранец.
И тут же очутился в ее объятиях.
– О Питер, – прошептала она, млея в его руках.
– Криста, ты просто ведьма, – пробормотал он ей в шею. Потом опомнился. – Я должен привязать моторку попрочнее.
– Привяжи меня попрочнее.
– Канатом?
– Свидетельством о браке.
– Ты хочешь прожить оставшуюся жизнь с таким недотепой по части бизнеса, как я? – спросил он.
Криста улыбнулась, уткнувшись лицом в его грудь.
– О, я в скором времени исправлю этот твой маленький недостаток, – сказала она, отодвинулась и посмотрела на него. Да, он все тот же. Удивительно, восхитительно похож на мужчину, которого она любит.
– Ты выглядишь как мечта, – сказал он.
– Мечта, которую действительность разрушает? – Она улыбнулась при этих словах.
Питер рассмеялся: она ничего не забывает.
– Мечта, которую действительность укрепляет. Может быть, мне придется забросить мою книгу.
– Ты можешь забросить всех моих соперниц, – засмеялась Криста. – Можно мне подняться на борт твоей моторки и осмотреть ее?
– Что ты хочешь увидеть в первую очередь?
– Спальню.
– Она называется каютой.
– Не важно, как она называется. Я хочу увидеть помещение, где ты занимаешься любовью.
Криста почувствовала, как он задрожал, прижимаясь к ней. М-м-м, очень приятно. Его выключатель в ее руках. Она может включить его в любую минуту, когда захочет. Как сейчас. Как всегда.
Они поднялись на борт. Питер прошел в главную каюту. Криста последовала за ним. Он обернулся, глядя прямо на нее. Он сильно загорел за время долгого плавания от Ки-Уэста. Тенниска и шорты цвета хаки подчеркивали этот загар. Он выглядел гибким, сильным и голодным. Его глаза обследовали ее почти обнаженное тело. Она улыбалась, видя по его глазам, какое воздействие она на него оказывает.
– Тебе нравится? – спросила она.
Питер кивнул. Горло его пересохло. Криста видела, как он напрягся, и шагнула к нему. Ее руки взялись за ремень его шорт, но Питер дал ей понять, чтобы она остановилась.
– Нет, – сказал он. Голос его был хриплым от вожделения.
Криста замерла и вздрогнула. Он брал контроль на себя.
– Сними нижнюю часть бикини, – сказал он.
Трясущимися пальцами Криста выполнила его просьбу. Трусики упали на деревянный пол каюты. Она заглянула в его глаза, наполняя их своей любовью. Он не отрываясь смотрел на то место, которое она обнажила. Светлый треугольник мерцал в сумраке каюты. Она отставила одну ногу назад, а другую выдвинула вперед, и ее розовые губы любви засияли в пушистых волосках, как драгоценность в коробочке. Они уже раздвинулись, уже поблескивали от влаги, уже были готовы принять его. Криста приоткрыла рот, дыхание ее участилось. Она стояла неподвижно.
– Хочешь пойти в спальню? – прошептала она.
– Нет, здесь, – отозвался он и шагнул к ней. Его лицо оказалось совсем близко от ее лица. Он положил свою ладонь на ее горячую плоть, провел пальцем по мокрому желобку и коснулся центра ее желания. Он двигал пальцем из стороны в сторону, и она повторяла его движения, перекатывая голову с одного плеча на другое от страсти.
– О-о-о… – простонала она.
Его палец задвигался быстрее. Она рванулась к его пальцу, горя желанием, чтобы он вторгся в нее – своими пальцами, своим телом, своей любовью. Он услышал ее немой призыв. Его рот только что был совсем рядом с ее губами. И вдруг отстранился. Питер опустился на колени. Его голова прижалась к ее бедрам. Его рот навис над ее треугольничком вожделения.
– Питер! – пробормотала она.
В ответ он прижался теснее. Криста чувствовала кожей его дыхание. Она раскрылась навстречу ему, раздвинула ноги. Ее пальцы слегка касались его головы, ерошили его волосы. Потом он высунул язык и принялся лизать ее. Волна удовольствия ударила Кристе в голову. Он начал с самого низа, погружая свой влажный язык в мягкую розовую щелочку. Потом стал медленно продвигаться выше, пока не нашел маленькую железку, контролирующую оркестр ее наслаждения. Там он остановился, поглаживая крошечный узелок экстаза, купаясь в жарком потоке любви. Криста напрягла ноги и подалась к нему. Его язык отвердел, голова откинулась, глаза закрылись, он отдавал всего себя ее наслаждению.
– Да-да, дорогой, – мурлыкала она. – Вот так, не останавливайся. Никогда не останавливайся.
Ее руки шарили по его голове, подчеркивая ее просьбу. Они двигались, следуя его ритму, потом стали направлять этот ритм, пока Питер не оказался заложником ее страсти. Криста припала к его языку, раздвигая ноги все шире. Поток наслаждения окатывал ее. Створки плотины распахивались, готовясь выплеснуть реку ее страсти на его губы…
Это не могло продолжаться бесконечно. Оба они испытывали потребность отдохнуть от наслаждения, становившегося слишком острым. Ее руки зарылись в его волосы. Ее потный живот ударялся о его лоб. Ее бедра, дрожащие от похоти, сжимали его щеки.
– Питер, – простонала она. – О Питер, я кончаю!
Он не мог ответить ей, но его губы произнесли «да». Она замерла. Как она может и дальше стоять так? Разве у нее остались силы в этой безумной оргии ее оргазма? Под толчком его языка она превратилась в сосуд, полный вожделения. Вот-вот пробка вылетит и драгоценный нектар, содержащийся в сосуде, вырвется на свободу и соединится с духом мужчины, создавшего все это. Прилив наслаждения все усиливался. Сердце ее замирало. Дыхание застряло в легких. Она превратилась в тугой комок желания, нависший над его головой. И тут она остановилась. Возник момент потрясающей ясности посреди смятения страсти. Какую-то долю секунды она вкушала этот момент, а потом все рухнуло в пучину хаоса.
– О-о-о! – вскрикнула она, откинув в экстазе голову. Она теряла власть над собой. Все вышло на свободу. Ее ноги сотрясались, пальцы дергались в волосах возлюбленного. Ее губы любви, прижатые к его губам, извергали поток страсти. Она поливала его соком своего наслаждения. Это было бесконечно, и никогда не могло прекратиться. Это будет продолжаться, пока она не иссякнет, пока в ее теле, открывшемся для любовника, не останется ни крови, ни влаги. Она входила в него единственным путем, каким может войти женщина. Ее любовь проникала в него, как он вот-вот проникнет в нее.
И тут она почувствовала себя опустошенной. Она отдала все, что могла. Он знал, что все кончено, но не уходил из нее. Он покусывал ее, целовал, стараясь заполнить пустоту, оставшуюся после иссякшей страсти. Она откинулась назад, и он поднял к ней лицо, не вставая с колен.
– Я люблю тебя, Криста, – проговорил он. – О Боже, если бы ты знала, как сильно я люблю тебя!
– Я знаю, – пробормотала она. – Ты только что показал мне это.
Он поднялся, придвинулся к ней и обнял, а она улыбнулась в ответ.
– Мы могли бы заниматься этим вечно? – спросила она.
– Вечность – это очень долго.
– Не так уж долго.
Он положил руку ей на живот. Она прижала к себе его руку. Он хочет ее еще. Немедленно!
– Подожди, дорогой. Немножко потерпи. Я хочу поговорить с тобой. Хочу, чтобы ты поговорил со мной.
– Я знаю. Прости. Я никогда не чувствовал ничего подобного. – Питер улыбнулся, прося прощения. Как можно быть такой прекрасной? Криста была рядом с ним, обнаженная, влажная после ненасытной любви. От нее пахло желанием, страстью. Питер с трудом проглотил комок в горле. Он должен успокоиться. Обязательно!
Она села, глядя ему в глаза.
– Что мне с тобой делать, Питер Стайн?
– Выйдешь за меня замуж и будешь рожать детей, пока сможешь.
– Я почти уверена, что уже беременна. Наверное, это безумие, но я ощущаю это совершенно определенно.
Питер нежно погладил ее живот. Глаза его сияли любовью.
Не настал ли тот волшебный момент, когда ей следует раскрыть, что она для него сделала? Разговор о браке и о детях очень удобно перевести на деньги. Возможно, как у будущей жены, у нее и найдутся недостатки, но опустошение семейного бюджета не окажется в их числе. Любой мужчина выразит ей за это благодарность. Особенно когда его лицо все влажное от сока ее страсти.
– Мы на самом деле поженимся? – заговорила Криста.
– О да, обязательно.
– Тогда мне надо кое-что сообщить тебе, – сказала она.
Тень неуверенности скользнула по ее лицу: в том, что касается его работы, Питер совершенно непредсказуем. Но беспокойство Кристы быстро исчезло. К черту! Миллионы долларов – это всегда хорошая новость!
– Что-то удивительное? – спросил он.
– Весьма удивительное. – Криста выпрямилась. – Помнишь, как мы ссорились и ты сказал, что я не смогу ничего продать, а в издательском мире меня будут считать просто безмозглой дурой?
– Дорогая, не надо снова об этом…
– Нет, потерпи, Питер. Ты должен меня выслушать.
– Я слушаю, но я думал, что ты простила меня за это.
– Я простила, но в тот момент я была в бешенстве. И потому кое-что предприняла.
– И что именно? – Питер улыбался, выражение его лица говорило: что же ты, моя милая девочка, натворила?
– Я отправилась в Нью-Йорк и повидалась там с моим другом, Льюисом Хеллером из издательства «XX век». Помнишь, он был на книжной ярмарке в тот вечер, когда мы познакомились? Я сказала ему, что ты, возможно, расстанешься с издательством «Уорлд», и он предложил пять миллионов долларов за каждую из трех последующих твоих книг. Они вдвое увеличат тиражи. Ускорят рекламу. Вот так! Каково для тупицы в бизнесе?
– Что?! – воскликнул Питер. Его лицо исказило невероятное, полное изумление.
– Я добыла для тебя два с половиной миллиона долларов, – пояснила, широко улыбаясь, Криста.
– Ты сказала Хеллеру, что ведешь переговоры от моего имени? – спросил Питер.
О Боже! Улыбка исчезла с лица Кристы. Его внимание привлекла эта ложь, а не доллары!
– Да, и это сработало. Тебе нужно только сказать «да».
– Нет, – сказал Питер Стайн. – НЕТ! – проорал он.
– Питер, побойся Бога, о чем ты говоришь? Послушай, меня. Следи внимательно за моими словами. Ты знаешь «XX век». Мы сейчас говорим о гарантиях на будущее. Пять миллионов долларов, вдобавок они сделают твои книги бестселлерами. Это на два с половиной миллиона больше, чем ты получал до сих пор. Это сказочная сделка. И я добилась этого для тебя.
– Ты предала меня, – со зловещим спокойствием произнес Питер.
У Кристы расширились глаза. Кто этот мужчина? Она его не знала. Она толковала с ним о браке и о детях, и тем не менее он для нее совершенный незнакомец.
– Питер, не будь таким завистливым. Ты блистательный писатель. А я заключаю лучшие в мире сделки. Ты же не можешь быть и тем и другим.
– Ты ничего не поняла. Ты просто совершенно меня не понимаешь! – Голос его был полон горечи.
– Да, я не понимаю, как человек может соглашаться, чтобы ему платили вдвое меньше, чем он стоит. Да и кто способен это понять?
Питер поднялся.
– Ты посмела… – выговорил он сквозь сжатые зубы. – Ты посмела отправиться в Нью-Йорк к такой крысе с помойки, как Хеллер, из такой низкопробной фирмы, как «XX век», и ты посмела… посмела… сказать ему, что я готов валяться вместе с ним в грязи, в канаве за несколько миллионов несчастных долларов! Ты ни в чем не разбираешься, кроме денег, Криста. Это настоящее извращение. Низкое, грязное, отвратительное извращение. Тебе нужно лечиться от этого. Я люблю свой труд. Я люблю свое искусство. Я пишу не для того, чтобы делать деньги. Я пишу потому, что должен писать. Для тебя это звучит странно, но другим художникам это понятно. Хеллер и его «XX век» – это литературные проститутки… Они хуже проституток, потому что не доставляют никому удовольствия. Единственное, чем они занимаются, это гребут деньги. Если бы мне пришлось издаваться у Хеллера, я бы отрубил себе пальцы, причем сделал бы это с радостью. А ты, у меня за спиной, пошла просительницей к этому антихристу-издателю и предложила ему меня за чечевичную похлебку. Никогда, сколько буду жить, я не прощу тебе этого.
Криста встала. Многое можно было бы сказать, о многом пожалеть, но…
– Не забудь, – сказала она, – прежде чем вернешься в Ки-Уэст, вытереть с лица следы моей любви, ты, эгоцентричный, напыщенный, самоуверенный подонок!
47
Звонок раздался по его личному номеру. Он поспешно схватил трубку. Он знал, у кого имеется этот номер.
– Джонни.
– Да.
– Ты знаешь, кто говорит?
– Да.
– Хорошо, слушай. Твоя девка получила упаковку. Мы хотим, чтобы ты вызвал ее. Позвони ей. Скажи, чтобы она вылетела в среду рейсом номер пятьсот пятнадцать «Америкэн эрлайнз» из Мехико в Майами. Пожалуйста, повтори.
Джонни Росетти нервно проглотил слюну. Облизнул губы, чтобы хоть немного увлажнить их.
– Упаковка у нее. Рейс пятьсот пятнадцать «Америкэн эрлайнз». Мехико – Майами. Среда.
– О'кей. Дальше вот что. Пусть твоя девка сделает так, чтобы объект непременно встретил этот рейс. Как ты это обеспечишь, твоя забота.
– Я могу это устроить, – сказал Джонни.
– Хорошо. Это все, что от тебя требуется. Капкан установлен. Когда эти две девицы встретятся в Майами, с твоими проблемами будет покончено.
– Спасибо, спасибо вам…
Однако линия связи уже была мертва. Джонни откинулся в кресле, и на его лице страх смешался с возбуждением. Теперь пути назад не было. Наступил эндшпиль. Остались только месть и ужасная цена, которую он платит за нее.
Джонни встал и подошел к бару. Вытащил графин и налил в стакан на четыре пальца виски. Одним махом проглотил и выдохнул воздух, когда теплая волна алкоголя обожгла пустой желудок. Потом вернулся к своему письменному столу и набрал номер отеля «Хилтон» в Мехико. Посмотрел на часы. Было шесть часов. Есть надежда застать ее в номере.
– Мона? Это Джонни.
– Привет, Джонни, привет, детка. Как ты? Так приятно услышать твой голос!
– Да. Как идут дела, радость моя?
– Отвратительно, дорогой. Здесь нет никакой работы. Я думала, что со мной рвут контракт. Я виделась со многими людьми, но ничего не происходит.
– Все хорошо, не волнуйся. Тебе заплатят в любом случае. Это условие сделки. Послушай, Мона, мне тебя очень не хватает. Я хочу, чтобы ты вернулась.
– Правда, Джонни?
– Да. У тебя есть под рукой карандаш? Я хочу, чтобы ты вылетела в среду из Мехико в Майами рейсом пятьсот пятнадцать компании «Америкэн эрлайнз». Поняла? Я хочу, чтобы ты летела именно этим рейсом. Никаким другим, ни в какой другой день, ты меня поняла?
– Что за вопрос, детка! Это послезавтра. Ты меня встретишь?
– Нет, я не могу. Завяз тут надолго. Но есть другое дело. Ты должна сделать так, чтобы тебя встретила Криста. Пошли ей на факс сообщение: мол, жизненно важно, чтобы она встретила тебя с этого рейса. Мол, тебе надо срочно обсудить с ней нечто важное, о чем нельзя говорить по телефону.
– Что у тебя там происходит, Джонни?
Мона была туповата, но не совсем глупа. Сейчас она что-то заподозрила.
– Дорогая, ты должна доверять мне. Сейчас не могу объяснить тебе подробно, что к чему. Я хочу, чтобы ты сказала Кристе, когда встретишься с ней в аэропорту, что ты передумала и не хочешь работать с ней. Что ты решила вернуться ко мне, в «Элли». Скажешь, я позвонил тебе в Мехико и сделал такое предложение, от которого ты не могла отказаться. Поэтому-то ты и хочешь, чтобы она тебя встретила. Вот что ты ей скажешь.
– Джонни, это замечательно! Значит, я возвращаюсь в Нью-Йорк, и все будет, как раньше!
– Еще лучше, дорогая, в миллион раз лучше.
– Ты будешь рекламировать меня по всему городу?
– Я намерен заклеить весь город плакатами с твоим изображением, Мона. Вот увидишь. Твое хорошенькое личико надоест всему миру до смерти.
– О Джонни! – Мона захихикала в трубку, представив себе это потрясающее зрелище. – Выходит, я должна была повязать себя с агентством Кристы, а потом уйти от нее, чтобы помочь тебе в каком-то большом деле?
– Да, уж это точно, радость моя. Послушай, у тебя там что-нибудь происходит?
– В районе бассейна отеля «Хилтон» ничего.
– Ты кого-нибудь там видела, помимо деловых встреч?
– Нет. Впрочем, да, был парень, который закинул мне две камеры, принадлежащие Биллу Браддоку. Они были задержаны на таможне, и Криста прислала мне факс с просьбой, чтобы я привезла их. Билл собирается снимать меня для «Браво». А раз я теперь возвращаюсь к тебе, то ты получишь десять процентов!
– Лучше не сдавай эти камеры в багаж. Вдруг они затеряются? Браддок – очень модный фотограф, с ним лучше не портить отношения. И вообще, рентген может заподозрить, что это бомбы.
– Ладно, мне это не трудно. Я оставлю их при себе как ручную кладь.
– Да, и отдай их Кристе в Майами. Тебе незачем тратить время и отвозить их Браддоку. Черт с ним!
– Джонни, я так возбуждена!
– Ты возбудишься еще больше, когда попробуешь кое-что новенькое, что я храню для тебя в своем шкафу.
– А что ты хранишь для меня в постели, Джонни?
– Все то, чтобы было в последний раз.
Она засмеялась. Он тоже засмеялся. Но смеялись они по разным поводам.
– Я могу сразу же вылететь из Майами в Нью-Йорк?
– Как только увидишь Кристу и передашь ей камеры Браддока. Я буду сидеть здесь и поджидать тебя.
– Я люблю тебя, Джонни.
– Я тоже, – сказал он. Итак, со своей «подсадной уткой» он покончил.
Мона повесила трубку.
Джонни предстояло сделать еще два звонка.
Первый звонок труда не составлял. В «Америкэн эрлайнз» подтвердили, что на рейс пятьсот пятнадцать в среду из Мехико в Майами билетов полно. Свободных мест сколько угодно. Второй звонок был самую чуточку посложнее.
– Браддок?
– Да.
– Это Росетти.
– Привет.
– Хочу сказать тебе только одно, Билл. В среду тебе будут звонить из Майами из Отдела по борьбе с наркотиками, или от адвоката, или от нашей общей подруги – фотомодели. А может, от всех трех. Ты должен сказать…
– Что я не разговаривал с Кристой года два.
– И не оставлял никаких фотокамер в Мехико. И никогда никого не просил привозить их.
– Все правильно, Джонни. Я знаю дело. Мы уже все обсудили. У меня хорошая память.
– Вот и хорошо, значит, ты не забудешь и то, сколько ты получишь за помощь.
– Я никогда не забываю цифры, особенно большие.
– Не ошибись, Билл. В этом деле замешаны разные люди, если ты понимаешь, что я имею в виду. Люди, которые могу оказаться сильными врагами. Если ты испортишь дело, мы все конченые люди.
– Успокойся, Джонни, я взрослый парень.
– Я это знаю, Билл. Пока.
Джонни положил трубку и прокрутил все в мозгу, как уже делал это миллион раз до того. Не упустил ли он чего-нибудь? Все ли предусмотрел? Всегда что-то может пойти не так. Такое всегда бывает. Рейс может запоздать. Шины могут лопнуть. Люди могут напутать. Но все шансы за то, что все сработает.
И в среду утром в аэропорту Майами около двенадцати дня Кристу Кенвуд арестуют в тот момент, когда она будет держать в руках сумку с адресованным ей героином, рыночная цена которого примерно полтора миллиона долларов.
48
Факс на туалетном столике Кристы заработал, когда она причесывалась. Как и всегда, послание Моны означало какое-то дополнительное беспокойство.
«Я возвращаюсь раньше, чем предполагала. Мне необходимо срочно переговорить с тобой. Очень важно, чтобы ты встретила меня завтра, в среду, в аэропорту Майами, рейс 515 «Америкэн эрлайнз» из Мехико, прибывает в двенадцать дня. Это очень важно. Пожалуйста, будь там. Мона».
Криста позвонила Моне, как только получила факс, но Моны в номере не оказалось. Ничего не поделаешь. Как бы это ни было неудобно, но придется Кристе мчаться в аэропорт, несмотря на разворачивающуюся драму столь важных для нее съемок по контракту с Мэри Уитни. Мона – классная фотомодель. А агентство Кристы еще маленькое. Выбора у нее нет. Что понадобилось Моне? Почему она прервала работу в Мехико? Раздумывать на эти темы было бессмысленно. Днем она все выяснит. Кристе пришло в голову, что Мона, возможно, хочет отказаться от контракта, который они совсем недавно подписали. Если она этого хочет – прекрасно, Криста не будет держать ее или предъявлять ей претензии по суду. Можно поставить такую девушку, как Мона, перед камерой, но нельзя заставить ее думать. Если она чем-то недовольна, лучше пусть уходит.
Криста вздохнула и пригубила чашку кофе. На самом деле Мона не была самой большой ее проблемой. А вот Питер Стайн был. Он начинал серьезно угрожать ее существованию. Он снова продемонстрировал свою уникальную способность одновременно очаровывать ее и злить до белого каления, и Криста была достаточно реалистически мыслящей женщиной, чтобы понимать, что примерно так же она действует и на него. Выяснить причину было не так уж сложно. Во всех вопросах, кроме одного, они были полными противоположностями. Каждый из них был твердо уверен в своей правоте. Беда заключалась в том, что они по-разному представляли себе, в чем же заключается истина. Криста была крепкой, как сталь. Питер был тверд, как бриллиант. И оба были несокрушимы и неподвижны, как горы. Но если характерами они были похожи, то убеждения их были диаметрально противоположными. Когда он считал – черное, то она считала – белое. Он имел дело с фантазиями. Она твердо стояла на почве реальности. Он был идеалистом, витал в облаках. Она же могла бы написать учебник о прагматизме. Последняя их стычка представляла собой микрокосмос всех схваток, которые между ними были и будут, если их вообще ожидает общее будущее. Питера совершенно не интересовали ни деньги, ни заключение выгодных сделок, ни рост продажи его книг. Его ни на йоту не интересовали слава, успех, материальное вознаграждение. Его волновали только музыка его слов, стремление передать ими самые тонкие ощущения, ежедневная война ради спасения произведения, способного выдержать его собственную безжалостную критику. Криста понимала, что это важнейшая часть его жизни. Но она никак не могла понять, как это может быть единственной частью жизни. Конечно, он должен делать свою работу. И связанные с ней кровь, тяжкий труд, пот и слезы – это для него нечто постоянное. Но почему, Боже правый, когда тяжкий труд закончен, не позаботиться о том, чтобы этот труд был соответствующим образом оплачен? Поступать иначе – это халатность. Халатность по отношению к самому себе. А человек, ты сам – это самое важное на свете. Снова и снова Криста пыталась понять возмущение Питера. Каждая ее попытка кончалась тем, что она объясняла его поведение высокомерием, снобизмом художника и неумением признавать свое поражение. Питер, она была уверена, разозлился так потому, что она оказалась столь удачливой в области, где он проявлял полное бессилие. В этом плане он выказывал слабость. Нежелание признавать ошибку. Но одновременно у Кристы хватало ума сознавать, что все ее объяснения пропущены сквозь призму ее представления о действительности. Может ли быть такое, что Питеру действительно безразличны материальные блага: что ему искренне неинтересны и даже неприятны такие вещи, как денежный успех, список бестселлеров, слава, деньги и люди, которые добиваются всего этого? Предполагается, что подобные особи существуют на земле, хотя Кристе они никогда не встречались.
Будь оно все проклято! Будь проклят он, и его яростная гордость, и его яростное тело, и все, что он творил с ней! Криста вздрогнула от этих воспоминаний, и пустота вокруг нее отозвалась болью. О Боже, неужели с ним все кончено?! Конечно, возврата после последнего конфликта быть уже не может. Если он действительно такой безупречный, каким хочет выглядеть, то содеянное ею поистине ужасно. Она солгала. Она опорочила его имя, изобразив дело так, будто он сознательно решил связать себя с таким коммерческим издательством, как «XX век». Она поставила под угрозу его отношения с его собственным издателем, с его давним редактором и другом, потому что в издательском мире, где слухи распространяются с невиданной быстротой, тайна недолго останется тайной.
Но, черт побери, она выцарапала для него два с половиной миллиона долларов! Он должен был пасть на колени и целовать ей ноги, а вовсе не другие места. Как можно так себя вести? Это уже тот случай, когда дареному коню не просто смотрят в зубы, а когда бедняге дают ногой по зубам. Питеру еще повезло, что она не потребовала с него двухсот пятидесяти тысяч долларов комиссионных. Криста снова разозлилась, хотя еще минуту назад испытывала сожаление и даже подумывала, не попросить ли извинения. Теперь же она хотела услышать его извинения.
Да еще эти проблемы на съемках. Утром Мэри не встала пораньше, чтобы принять участие в съемках на рассвете. Криста готова была отправиться туда, но передумала, узнав, что миллиардерша осталась в постели. Это было хорошей новостью. Но Мэри отказалась вернуться в Палм-Бич, как ей советовала Криста. Это была плохая новость. Пока Мэри здесь, возможность катастрофы всегда остается.
В мысли Кристы ворвался телефонный звонок.
– Криста, это Мэри. Я сижу в машине около твоего дома. Могу я зайти? Мне нужно поговорить с тобой.
– Конечно, Мэри. Я как раз пью кофе. Дверь не заперта. Поднимайся ко мне в спальню. – Криста глубоко вздохнула. Руководителю агентства деньги легко не достаются.
Мэри уже входила. Она улыбалась и выглядела такой, как всегда.
– О Боже, какая у тебя огромная спальня! Ты можешь трахаться здесь с целым батальоном.
– Привет, Мэри, что случилось?
– Ничего, просто ничего. Я решила не устраивать себе сегодня утром камеру пыток. Думаю, что мой мазохизм должен отдохнуть.
– Но ты все еще здесь.
– Да, я обнаружила, что мне трудно покинуть Майами.
– Да, это обольстительное место.
– Вот именно. Я купила отель, где находится твой офис. Таким образом, дорогая, я стала твоей домовладелицей. Смогу выжимать из тебя арендную плату.
– Бог мой, я и не знала, что дом продается!
– Он и не продавался, и тем не менее продан.
– Да уж, – заметила Криста, – жизнь преподносит нам разнообразные сюрпризы.
Деньги Мэри Уитни порой становятся слишком могущественными.
– Если уж мы заговорили о сюрпризах, как Питер?
Криста вздохнула.
– Он сбежал. У нас произошла потрясающая ссора.
– Замечательно! Значит, вы прекрасно проводите время.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну это же совершенно очевидно, что вы с Питером созданы для потрясающих ссор, за которыми следуют невероятные примирения. Это называется, моя дорогая, возноситься к небесам и падать оттуда. Это не для малодушных, но вы оба не принадлежите к малодушным…
– Нет, Мэри, это совсем не так. Я ненавижу ссоры. Питер тоже их ненавидит. Я ужасно расстроена.
Она действительно была расстроена. Доказательством служило то, что глаза у нее затуманились.
– А из-за чего вы поссорились? Из-за того, заслуживает ли Хемингуэй Нобелевской премии или нет, или из-за чего-то по-настоящему существенного, вроде того, как лучше готовить овощи?
Вопреки своему настроению, Криста не могла не рассмеяться.
– Я поехала в Нью-Йорк и добилась того, что один мой друг предложил за его книги целое состояние…
– Поехала, не предупредив Питера?
– Боюсь, что да.
– Боже мой! Даже я не посмела бы сделать так! И он узнал?
– Я сама ему сказала.
– Криста, это потрясающе! Ты способна вести себя даже глупее, чем я!
– Это не так.
– Именно так. Послушай, я решила, что мне делать с Робом. Я собираюсь поговорить с ним. Хочу извиниться перед ним. Хочу сказать, как я к нему отношусь и что понимаю, что мои чувства не взаимны. После этого я пожелаю ему удачи с Лайзой или с кем ему угодно. А потом собираюсь раствориться в заходящем солнце в роли старого друга, на которого он всегда может положиться.
– Ты действительно собираешься так поступить?
Все это было абсолютно не похоже на Мэри.
– Да. Трудно поверить, что я так повзрослела, правда?
– Невероятно! Невозможно поверить!
– Я хочу, чтобы ты оказала мне услугу.
– Да?
– Ты не могла бы устроить мне с Робом тайную встречу, чтобы я могла произнести там мою маленькую речь? Сейчас они вернулись в отель и завтракают. Я видела их по пути на остров Стар. Позвони ему и пригласи его сюда на ленч. Стиву он при ярком солнце не понадобится, а я смогу облегчить свою душу, не подвергаясь обстрелу со стороны Лайзы.
– Но меня не будет здесь во время ленча. У меня дела.
– Все в порядке, дорогая. Ты просто одолжишь мне свой дом на пару часов. Обещаю не воровать столовое серебро, если тебя беспокоит это.
Но Кристу беспокоило совсем не это. Что-то ее беспокоило, только она не была уверена, что именно.
– Значит, ты хочешь, чтобы я сейчас позвонила Робу и пригласила его приехать позавтракать со мной, а когда он приедет, то увидит вместо меня тебя. Я правильно излагаю?
– Вроде того. Не думаю, что это такая уж проблема для девушки, которая торгует книгами Питера Стайна за его спиной. Я хочу сказать, что мы обе лжем во спасение.
– Почему ты сама не позвонишь ему?
– Дорогая, я, конечно, могу позвонить ему, но он может испугаться встречи со мной с глазу на глаз именно теперь. У милой Лайзы могут быть возражения. А мне совершенно не нужен сопровождающий, когда я буду произносить свою речь.
– Это ведь будет прощальная встреча, не так ли?
– Да уж не первое знакомство, – рассмеялась Мэри, но при этом смотрела куда-то в сторону.
– Думаю, что у меня не будет никаких проблем насчет твоей просьбы.
– Надо ловить момент, – пропела Мэри.
«Она ведет себя совсем как девчонка, что весьма для нее необычно», – подумала Криста и сняла трубку телефона. Не прошло минуты, как Роб был на проводе.
– Как прошло утро?.. Замечательно! Ну просто превосходно!.. Да, Стив работает блестяще. Он лучший в мире фотограф… Хорошо… Хорошо… Послушай, Роб, я хочу кое-что с тобой обсудить. Будь ангелом, подъезжай сюда ко мне сегодня часиков в двенадцать. Дневные съемки не начнутся раньше четырех. Ты знаешь, где расположен остров Стар. Спросишь на въезде, и тебе покажут, как найти мой дом. Я предупрежу охрану. Спасибо, Роб. Я не отниму у тебя много времени. Пока.