Текст книги "Жаркие ночи в Майами"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
10
– Это все невероятно скучно, – сказала Мэри Макгрегор Уитни. Лица сидевших у нее за столом в комнате для совещаний побледнели. Слова Мэри слышало слишком много ушей. Вокруг толпились сотрудники – специалисты по аудио– и видеорекламе, ассистенты, готовые исполнить любое поручение, девушки-фотомодели, старающиеся выглядеть изысканными в этой атмосфере придирок и страха. Уайт, Уэлдинг и Бланкхарт из кожи лезли вон, выдавая предложения по рекламе парфюмерной продукции под маркой «Индия» концерна «Уитни энтерпрайзис», и вот теперь Мэри Уитни поставила на всем крест.
Глава рекламного агентства очень осторожно подбирал слова.
– Конечно, это пока что только идея, Мэри. Я хочу сказать, что совершенно необязательно идти этим путем. – Он взмахнул рукой, отбрасывая замысел презентации, над которым он и целая дюжина главных его помощников работали последние шесть месяцев и на который истратили миллион долларов. – Может быть, вы подскажете, в чем, по вашему мнению, мы неправы? – добавил он подобострастно.
Мэри Уитни постучала пальцами по столу.
– Значит, вы хотите, чтобы я же и выдавала идеи, за которые я вам плачу, – заметила она.
– Нет, конечно, нет, мы можем удалиться и продумать все заново. Просто мы хотим сделать как лучше. Знаете, у вас такой блистательный ум, и мы так ценим…
Мэри знаком приказала ему замолчать.
– Сама идея марки «Индия», – она говорила медленно, словно обращаясь к ничего не понимающему иностранцу, – была связана с романтикой и изысканностью далекой страны древней цивилизации и глубокого понимания прекрасного. Индия времен правления англичан была роскошной, таинственной, недосягаемой, но и реальной. Фокус заключается в том, чтобы использовать эту ее сущность, разлить во флакончики, запаковать их и продавать множеству людей, которые покупают мою продукцию. В вашей Индии, мистер Бланкхарт, примерно столько же романтизма и увлекательности, сколько в ресторане в Бронксе. Ваша Индия, дорогой сэр, – это даже не Мадрас, не говоря уже о Виндалу. А ее пикантность и аромат напоминают приправу карри, которую продают в каком-нибудь диетическом магазине на Мэдисон-авеню. Если бы ваша Индия была презервативом, дорогой мой, ваша любовница послала бы вас подальше.
Бланкхарт побледнел. На что напрашивался, то и получил. И должен делать вид, будто ему нравится. Он нервно рассмеялся. Была ли ее реплика о любовнице выстрелом наугад? Бланкхарт надеялся, что это именно так.
– Может быть, использование индийских моделей кажется вам несколько упрощенным приемом? – сделал Бланкхарт жалкую попытку.
– Я не имею ничего против простоты, – фыркнула Мэри. – Но то, что просто для меня, по-видимому, не просто для вас. Например, вам оказалось непросто понять, что эта рекламная кампания требует не стада незрелых, подавленных, анемичных девиц, единственное достоинство которых – национальная принадлежность, которую они получили при рождении. Эта кампания требует суперзвезды.
– Такой, как… – Бланкхарт, совершенно смешавшись, рыскал глазами вокруг, надеясь, что ему подскажут какие-то имена.
– Как Лайза Родригес! – среди всеобщего молчания рявкнула Мэри Уитни. – О Боже, надеюсь, вы хотя бы слышали о ней? – Голос ее был полон презрения.
– Но она… вроде бы… испанка, – заикаясь, выговорил Бланкхарт. Эти слова вырвались у него раньше, чем он успел подумать.
– Значит, отныне только неграм позволено играть Отелло? Ну и ну, совсем я поглупела! Видно, я мало что знаю.
Мэри Уитни откинулась на спинку кресла. Конечно, ее развлекало, когда взрослые мужчины терпели от нее унижения и покорно исполняли все ее капризы. Но в глубине души она задумалась, что именно подсказывает ей эта бесцветная презентация «Индии». Если Бланкхарт и вся его свора не смогли придумать для этой рекламной кампании ничего возбуждающего, не является ли это недостатком самой идеи, а не рекламного агентства? Знает ли Америка, где будет продаваться парфюмерия Мэри Уитни, что-нибудь об Индии и интересно ли ей знать что-либо об Индии? Только десять процентов соотечественников Мэри обращаются за загранпаспортами, а она не винит их. От калифорнийских лесов до Нью-Йорка и вод Гольфстрима каждый может найти для себя что-нибудь интересное. Зачем таскаться по странам «третьего мира», когда можно увидеть весь первый, и при этом не пропустить сериал «Колесо фортуны»?
Кроме того, существует проблема запахов Индии. Когда Мэри Уитни несколько дней жила в отеле «Тадж» в Бомбее, источники этих запахов выглядели совсем не таинственными и недосягаемыми, а откровенно физиологическими. И главное заключалось в том, чтобы не наступить на них на улице, одновременно отбиваясь от мух и попрошаек.
Мэри пронзительно хохотнула при этой мысли. О чем она думала? Об аромате, называемом «Индия»? Это же смешно! У нее просто начинается старческий маразм. Уж лучше тогда назвать новую коллекцию «Ираком» и сделать ставку по части доходов на энтузиазм по поводу «Бури в пустыне», как поступают лос-анджелесские музыканты и звезды, спекулирующие на патриотических песнях. Почему эти болваны, сидящие здесь за столом, не сказали ей это? Почему они выбросили миллион принадлежащих ей долларов на запах, который с таким же успехом может называться «Бейрут»? Конечно, она все это знала, и здесь опять же ее вина. Она – оркестр, состоящий из нее одной. Так Мэри действовала и будет действовать всегда. Она любит, когда вокруг нее вьются льстецы, но не советники, и обычно это срабатывало, потому что она редко ошибалась. Сейчас она столкнулась с одной из таких ошибок. Но, даже понимая, что напортачила, Мэри Уитни умела видеть в этом положительную сторону. Миллион долларов – это мелочь по сравнению со стоимостью главной рекламной кампании, которая обернется настоящей бомбой. В зыбком мире моды провалы оборачиваются цепной реакцией. Если «Индия» оказалась холостым выстрелом, то сейчас самое время признать ошибку и отказаться от этой затеи.
– Вы знаете, о чем я думаю? – спросила Мэри Уитни.
Они этого не знали, но вытянули шеи, желая узнать.
– Я думаю, что «Индия» – обреченное на провал название для запаха.
– О! – выдохнул Бланкхарт.
Смятение усиливалось. Может быть, она шутит? Почти наверняка нет. Когда Мэри Уитни шутила – вы это чувствовали, примерно так же, как чувствовали, что вас высекли.
Первым опомнился Бланкхарт.
– Я должен сказать, что у меня были сомнения… – осторожно начал он.
Бланкхарт хотел попасть в струю со своей самой ценной клиенткой, но понимал, что подставляет себя, поскольку она может наехать на него за то, что он не высказал своих возражений раньше.
– Чепуха! – рявкнула Мэри. – Так или иначе, беда уже случилась. «Индия» сдохла. Я должна придумать что-нибудь другое.
– Может быть, что-нибудь испанское… если мы хотим использовать такую топ-модель, как Лайза Родригес? – с хитрецой спросил Бланкхарт.
Мэри Уитни внимательно посмотрела на него. Он съежился, ожидая какой-нибудь ядовитой реплики. Но ничего не произошло. Мэри продолжала смотреть на него, постукивая своей пишущей ручкой от Картье по столу черного дерева из Гондураса. Она глянула в потолок, потом на абстрактную картину Райшенберга, стоившую четыре миллиона долларов, затем за окно на Центральный парк. Молчание становилось угнетающим. В голове законодательницы мод вызревала какая-то мысль. Попал ли Бланкхарт в точку?
– Возможно, это не такая плохая мысль – подойти ко всей идее целиком с другой стороны, – медленно сказала она. – Наверное, следует начинать не с запаха, не с его названия, а с суперзвезды. Если у нас будет Лайза Родригес, все остальное – детали. Она может продать дамское белье марсианам, которым вообще не на что его надевать. Это называется факторам сексуальности. Значит, вот что мы сделаем. Заполучаем Родригес. Подписываем с ней контракт, по которому она год, а может быть два, работает только на нас. Связываем ее таким контрактом. Мы должны иметь на нее эксклюзивное право. Все остальное придет потом, когда Лайза станет той фигурой, на которой будет держаться вся рекламная кампания.
Мэри Уитни поднялась из-за стола.
– Значит, решено. В конце концов, все очень просто. Все, что вы, ребята, должны сделать, – это подписать контракт с Родригес, а после этого можете уматывать и отправляться играть в гольф… в общем, делать все то, чем вы увлекаетесь в свободное время. А теперь, я надеюсь, вы меня извините. Поскольку я прилетела в такую даль лишь для того, чтобы посмотреть ваше… «шоу», мне предстоит такой же путь обратно. Очень хотелось бы, чтобы я могла сказать, что все это доставило мне удовольствие.
Она прошествовала к дверям, сопровождаемая своими помощниками. Один из них открыл дверь, остальные вышли вслед за ней. Мэри Уитни удалилась.
– Дерьмо! – сказал Бланкхарт в пустоту, которую она оставила позади себя. – Какого дьявола, как мы сможем убедить такую модель, как Родригес, подписать с нами эксклюзивный контракт?
– Она работает в агентстве Росетти, – сказал кто-то. – Он, конечно, пройдоха, но с ним можно сторговаться. Мы должны что-нибудь придумать.
– Проблемы могут возникнуть из-за самой Родригес, – ввернул кто-то из административного аппарата. – За пару минут до начала совещания я видел новости Си-эн-эн. Лайза Родригес – в тюрьме в Майами. Врезалась на скоростной моторке в дом своих родителей на берегу. Отправила их обоих в царствие небесное.
11
Джонни Росетти был слишком хладнокровен, чтобы бежать, но и слишком взволнован, чтобы идти нормально. Поэтому он трусил вприпрыжку, как волк на амфетамин. Аэропорт Майами оказался позади. У женщины, которая двигалась за ним следом, не было таких длинных ног, и, чтобы не потерять Джонни в толпе, где все разговаривали по-испански, ей приходилось прилагать максимум усилий.
– Не могу поверить, что они пожадничали и не прислали за нами лимузин. Просто не могу поверить, – бормотал про себя Джонни, поправляя солнечные очки и галстук, словно аккуратность могла стать защитой от тревоги.
– Я думаю, что ваш секретарь просто не понимает по-испански и что-то напутала, – согласилась с ним женщина, презрительно оглядываясь по сторонам: для многих ньюйоркцев Майами был Южной Америкой.
Он не ответил. Лимузин был не слишком большой проблемой. Зато Лайза Родригес была. Наконец Джонни и его спутница оказались на раскаленной площади и поймали такси.
– Адрес? – пролаял Росетти.
– Черт побери, он у меня где-то на дне сумки. Таксист не знает, где полицейский участок? Выглядит он так, словно должен был бы знать.
– Полицейский участок? Нет проблем, – отозвался таксист, обнажая черные зубы. По всей видимости, он хорошо знал дорогу туда.
Они втиснулись в машину. Слава Богу, она была с кондиционером.
– Ну, вот твои пальмы, – сказал Росетти.
Он имел в виду, что они в нужном городе. Джонни вздохнул. В бизнесе моды дни могут быть трудноватыми, но таких «американских горок» он припомнить не мог. День начался как прекрасный сон, как лучший день в его жизни, а потом совершенно неожиданно обернулся трагедией. В это утро Джонни сидел в своем почти пустом офисе, когда позвонил Бланкхарт. Это само по себе выглядело странно: была суббота.
– Что, Лайзу Родригес можно заполучить? – спросил Бланкхарт. Звонок шел по частному номеру, как и положено, когда два больших босса обсуждали свои дела.
– Что у тебя, Дон? – отозвался Росетти.
То, что Бланкхарт звонил лично, означало серьезное предложение. Пара недель для организации большой кампании. Контракт на какую-то большую рекламную обойму.
Бланкхарт сразу же приступил к делу:
– Слушай, Джонни, я вчера встречался с Мэри Уитни. Она приступает к созданию совершенно новой серии ароматов для духов, эссенций для ванн, мыла, всякого такого. Дело задумано с большим размахом, поверь мне, даже у Мэри такого еще не бывало.
– И ты хочешь, чтобы Лайза снялась в рекламе и в коммерческих роликах.
Джонни стремился перехватить инициативу у Бланкхарта. Он придал своему голосу скучающую интонацию, чтобы скрыть свое волнение. Волнение при заключении сделки всегда оборачивается убытками.
Однако у Бланкхарта было гораздо более выгодное предложение. Гораздо более крупное.
– Дело не такое рядовое, Джонии! – вскричал он. – Совсем нет! Мэри хочет, чтобы Лайза стала «девушкой Уитни», душой всей кампании. Хочет подписать с Лайзой контракт на двухлетний эксклюзив. Никаких других работ, вопросы этики – словом, контракт по всей форме. Так как, Родригес в форме и ее можно заполучить?
– Конечно, она в форме. А что ты имел в виду, говоря «можно ли ее заполучить»? Не знаю, Дон. Эксклюзивное право на Родригес будет невероятно дорогим. Ты представляешь себе, сколько она зарабатывает? Я хочу сказать, речь идет о целом бюджете какой-нибудь банановой республики. Кроме того, тут есть момент влияния такого контракта на карьеру модели. Работа моделью не приносит ежегодного дохода. Через год появятся новые девушки. У меня тут есть четырнадцатилетние девочки, от которых у тебя сгорят яйца. Я знаю, Уитни большая шишка, но, парень, у тебя есть такие средства?
– Послушай, Джонни, с тобой говорит Дон Бланкхарт. Я работаю в том же бизнесе, что и ты, припоминаешь? Если ты не готов играть в эту игру, скажи сразу. У меня такого крупного дела еще не было.
– Нет-нет, Дон, я просто хотел уточнить. Конечно, я переговорю с Лайзой. Наверное, я сумею ее убедить. Ты ведь знаешь, какие мы с ней близкие друзья. Лайза – мое открытие. Она мне как дочь.
– Ха-ха-ха, – засмеялся Бланкхарт, намекая, что он в курсе дела. Отцы, которые ведут себя со своими дочерьми так, как, по слухам, Росетти вел себя по отношению к Лайзе, тянут на пожизненное заключение.
Росетти проигнорировал намек. Он производил в голове математические подсчеты, и они оборачивались невиданным оргазмом. Если речь идет о двух годах, можно будет запросить пять миллионов. А может быть, и больше. Как всегда, фокус заключался в том, насколько заинтересован в Лайзе Бланкхарт. Мозги у Джонни Росетти работали как калькулятор. Наверное, пять миллионов – это самая низкая цена, а он берет с Лайзы пятнадцать процентов. Таким образом, он получит три четверти миллиона минимум, а возможно, и целый миллион, если сумеет их накрутить. Для агента это самые лучшие деньги. Как только контракт будет подписан, ему не придется делать ничего, кроме как считать деньги. В течение двух лет не нужно будет суетиться насчет контрактов и устраивать довольно сложную карьеру Родригес.
– Дон, я имел в виду, что Лайза прислушивается к моим советам. Так что, если ты сумеешь убедить меня, что деньги в наличии, фотограф кошерный и вся кампания будет идти как надо… а я знаю, как ты работаешь, так что нет проблем… я уверен, что мы с тобой сможем хорошо заработать на этом.
– Где сейчас Лайза?
– В Майами. У нее там семья. Ты ведь знаешь, я нашел ее именно там.
– Да, кто-то мне говорил, что она в Майами. Но она в порядке?
Именно в этот момент по спине Джонни поползли какие-то мурашки.
– О чем ты говоришь, Дон? Что, она вытворяет там что-то необычное? Отдыхает? Связалась с каким-нибудь неудачником? Нет, она в полном порядке. Просто отлучилась на день или на два. Она имеет на это право, ведь она самая большая профессионалка, согласно моим бухгалтерским книгам. Затею Уитни она может воплотить даже во сне. Она сейчас девушка номер один… мы все знаем это.
– Верно. С тех пор как Криста Кенвуд вылетела из гнезда.
Эта реплика несколько остудила быстро прогрессирующую эйфорию Джонни. Когда имеешь агентство, всегда есть опасность потерять девушку, которую тебе не хотелось бы терять. Джонни словно глотнул отравы, когда лишился такого источника доходов, как Криста Кенвуд. Он до сих пор не мог смириться с этой потерей.
– Уже знаешь? Ты должен был слышать. Наверное, она сказала тебе.
– О чем она должна была сказать, Дон?
– Ладно, забудь об этом, Джонни. Я понимаю, что Криста – большая потеря. Мне нравилось работать с ней. В ней, как в старушке Грейс Келли, сексапильность высшего класса.
– О чем она должна была сказать мне, Дон? О том, что продала свою книгу за большие деньги?
Наступила пауза.
– Что она открыла собственное модельное агентство.
– Она этого не сделала! Я хочу сказать… она не может сделать такое.
– Тем не менее она это сделала. Мы вчера получили ее рекламу. Агентство располагается в Майами. Не так много девушек, и не очень хорошо они выглядят, но все же «Агентство Кристы Кенвуд» в Арт-Деко, что в нескольких милях от Фонтенбло, где ты обычно проводил конкурсы фотомоделей. Помнишь?
Джонни изо всех сил старался сохранить спокойствие. С одной стороны, пять миллионов Родригес. А с другой – агентство Кристы Кенвуд? У него скрутило желудок. В голове все перепуталось. Джонни посмотрел на свою синюю рубашку и обнаружил на ней мокрое пятнышко. Боже правый, он даже вспотел!
Джонни глубоко вздохнул. Он хотел обрести ясную голову, но воображение рисовало ему Кристу Кенвуд, истекающую кровью. Агентство. Конкурент. Она не просто ушла от Джонни. Она наезжает на него. Через какое-то время она начнет сманивать его девушек или, что еще хуже, клиентов. Криста, которую все любили. Криста, которая написала прекрасную книгу о красоте и получила за нее миллион долларов аванса. Криста, которая ближе к Стиву Питтсу, чем Господь Бог к святости. Питтс для рекламы Кристы сумеет снять ее хромых старых лошадок, даже если они не способны двигаться из-за артрита. Она сможет какое-то время просуществовать благодаря своим старым связям. Во всяком случае, достаточное время, чтобы свести его с ума. Джонни отстукивал пальцами по столу какой-то ритм. С этого момента Криста становится его врагом, более того, теперь она возглавляет список его врагов. С этой секунды она может ожидать к себе такого же отношения, как и другие в этом списке. В отличие от списка людей, ненавидимых Никсоном, присутствие в котором многие считали за честь, реестр Росетти был весьма неуютным местом. Он лично гарантировал это.
– Теперь, когда ты сказал об этом, я припоминаю, что она действительно говорила что-то о своих намерениях заняться нашим бизнесом. Я сказал ей, чтобы она начинала действовать, но не рисковала собственными деньгами. – Джонни, солгав, рассмеялся гаденьким смешком. – Я так полагаю, что ты не станешь иметь с ней дел, хотя бы из любезности по отношению ко мне. Особенно теперь, когда мы начинаем эту операцию с Лайзой, – добавил Росетти.
– Нет, Джонни, во всяком случае, до тех пор, пока она не захочет сниматься сама. Но тогда, я полагаю, она не будет брать сама у себя проценты. Однако вернемся к Родригес. Как ты догадываешься, я должен был знать все уже вчера. Уитни не кусается только на теннисном корте. Я хочу сообщить ей хорошие новости. Другие она не любит.
– Я перезвоню тебе, Дон, еще до полудня. Думаю, что мы провернем это дельце. Всегда приятно иметь с тобой дело.
Джонни вскочил и выбежал из офиса на открытую площадку, где сидела секретарша, работавшая по субботам. В его улыбке светились пятнадцать процентов от пяти миллионов долларов, но, когда он увидел лицо своей служащей, эта улыбка быстро увяла. Лицо секретарши можно было бы с легкой душой выдвигать на премию «Оскар» в номинации «Беспредельная мрачность».
– Я не хотела прерывать ваш разговор с мистером Бланкхартом, потому что я слышала, как он сделал вам предложение, но… – начала она.
– Что «но»?
– Лайза Родригес арестована в Майами. Она врезалась на скоростной моторке в дом своих родителей, расположенный на берегу. Произошел взрыв, и оба они мертвы. Наш автоответчик раскалился от звонков журналистов.
Джонни Росетти поерзал задом по потертому сиденью такси, которое везло его по улицам Майами. У него ушло полчаса на то, чтобы связаться с адвокатом, занимавшимся криминальными делами, и полчаса на то, чтобы добраться до аэропорта Кеннеди и нанять там частный самолет для полета на Юг. В промежутках он говорил по сотовому телефону.
– Я хочу повторить для себя все обстоятельства, – сказал он женщине-адвокату. – Версия Лайзы такова: она каталась на моторном катере с этим богатым мальчишкой-кубинцем и предложила ему: «Давай заедем к моим родителям, устроим им сюрприз», потом он упал за борт, а она, взяв управление на себя, перепутала рычаги и выпрыгнула за борт, потом взрыв – и прощайте, мама и папа.
– Мама и отчим. Отчим, судя по всему, был дилером, а причина взрыва в том, что катер Родригес врезался в моторку дилера, прежде чем врубился в дом. Оба бензобака взорвались. Счастье еще, что весь квартал не взлетел на воздух.
– Дерьмовая версия.
Росетти сорвал с шеи влажный воротничок. В любой другой день это было бы равносильно крупной неприятности. Но сегодня, когда предложение контракта с Уитни все еще звучало в его ушах, это была уже эпическая трагедия.
– На самом деле не такая уж плохая версия, поскольку кубинец ее подтверждает, а он богач, по словам его адвоката. Семья владеет сахарными плантациями и обладает большой властью в «Большом апельсине», как называют Флориду. Полицейские ходят перед ними на цырлах. Дилер не такая уж большая потеря. На него имеется пухлое досье в полиции. Так что полицейские хотят верить кубинцу, а воротилы туристического бизнеса хотят верить Лайзе Родригес. Она здесь является местной достопримечательностью. Все радиокомментаторы твердят, что она невиновна, а выборы на носу.
– А этот кубинский парень просто упал с лодки? Он что, перебрал?
– Да, отведал за ленчем. Полагаю, если ты избалованный богатый наследник двадцати одного года от роду, то уж, конечно, не пьешь холодный чай, имея дело с Лайзой Родригес.
– На каком расстоянии они были друг от друга, когда их выловили из воды?
– М-м, в этом-то и проблема. Две мили. Но Лайза утверждает, что, когда он упал с лодки, она попросту запаниковала. Она не знала, как управлять моторкой, испугалась, что может поранить его винтами, если будет пытаться подобрать его. Так что она отправилась за помощью к дому своих родителей. Потом приняла сцепление за регулятор скорости, или наоборот, и катер рванул вперед, как ракета, но она успела выпрыгнуть.
– Понятно. И если бы она хотела убить их, то, надо полагать, у нее должна была бы быть причина, а о таковой никому не известно, верно?
Росетти начал припоминать. Он вспомнил крепкое, как камень, тело Лайзы и как оно застыло, когда он в первый раз взобрался на нее. Позднее, расслабившись под влиянием наркотиков, Лайза рассказала ему историю о джакузи и дилере, который стал жить с ее матерью. Вот и причина, да еще какая. Но до сих пор, слава Богу, она оставалась тайной.
– В том-то и дело, – сказала адвокат. – Нет причины. Она виделась с родными редко, однако ничто не говорит о том, что между ними могла быть ссора. На парня из отдела убийств это обстоятельство произвело довольно сильное впечатление. Есть и еще одна сторона дела. Если это было предумышленное убийство, то следует предположить, что кубинский парень участвовал в заговоре, если же нет, то выходит, что она вышвырнула его из моторки, а потом расправилась со своими родителями. Весьма маловероятно, что он мог быть ее сообщником. По всей видимости, он ее не так уж хорошо знал. И если бы она спихнула его с лодки, то он был бы первым, кто заявил бы об этом. Я имею в виду, что лодка-то принадлежала ему, а она взорвала ее.
– Конечно, ни один парень не станет врать, чтобы спасти шкуру Лайзы. Это уж точно, – сказал Джонни и рассмеялся, потому что знал, что может сотворить с мужчиной Лайза Родригес – с любым мужчиной!
Видит Бог, если бы Джонни не был тогда уже закован в броню, Лайза и с ним сделала бы что угодно. После десяти минут общения с Лайзой Родригес этот богатенький кубинский щенок будет готов ползти пять миль по битому стеклу, чтобы только поцеловать накрашенный пальчик ее ноги. А уж про лжесвидетельство и говорить нечего. А этот парень по фамилии Арагон провел с ней немало времени в течение последних двадцати четырех часов. Единственная загадка заключается в том, почему он вообще не заявил, будто вел моторку сам.
– Я думаю, все обойдется. И так же настроен адвокат Арагонов. Он очень самоуверен. Повторяет все время: «Это мой город, сеньора, это вам не «Большое яблоко». Когда приедете сюда, вам нужно только подать заявление и предоставить разговаривать мне. Здешняя полиция, береговая охрана – они все мои большие друзья.
– И, кроме того, если ей не предъявят обвинение, это будет расценено прессой как победа, – сказал Джонни Росетти.
Он чувствовал себя теперь гораздо лучше. Ему нравились женщины-адвокаты. Какого черта, он вообще любит женщин! А эта баба-адвокат с каждой минутой нравилась ему все больше. Какое-то время Джонни молчал. Один момент беспокоил его, потому что он не мог найти ему объяснения. Когда Бланкхарт звонил ему сегодня утром, он, конечно же, знал, что Лайза подозревается в убийстве. Какого же дьявола он предложил ей эксклюзивную работу для Мэри Уитни? Подписывать контракт с моделью, у которой дурная репутация, равносильно самоубийству. Бланкхарт даже упомянул пункт об этике поведения, который будет включен в контракт. Однако теперь Джонни начинал догадываться о причинах, двигавших Бланкхартом. Он, конечно, подключил своих людей в Майами к этому делу. Если они уверены в том, что Лайзу освободят и с нее будет снято подозрение в противоправных действиях, то она немедленно окажется в центре внимания средств массовой информации. Она станет трагической героиней, которая не по своей вине убила родителей, которых любила. Нищая девушка уехала в свое время отсюда в поисках славы и денег и вернулась, желая продемонстрировать родителям, чего она достигла, – и вдруг такая катастрофа. Отличная реклама для начала принесет им колоссальные барыши. Все тогда будут слишком заняты подсчетом денег, чтобы хохотать над этой историей по пути в банк.
– Вот мы и на месте, – сообщила его спутница.
На месте были не только они, но и вся пресса Майами. Они протолкались сквозь толпу вверх по лестнице и представились полицейскому, который вел безуспешную борьбу, стараясь не допустить журналистов в здание.
– Поднимитесь на пятый этаж. Увидите дверь с табличкой «Отдел убийств». Детективы и все остальные ожидают вас.
Джонни и адвокат поднялись в старинном лифте. Оптимизм, который они испытывали в такси, улетучился. Джонни разглядывал свои начищенные туфли. Дама-адвокат смотрела на него. Лифт остановился. Дверь с табличкой «Отдел убийств» захлопнулась за ними, и полицейский сержант показал им, как пройти в большой офис. Ему следовало бы быть побольше – такое количество народа набилось туда.
В центре этой толпы сидела Лайза Родригес. Она тихо плакала, но Джонни напомнил себе, что знает ее достаточно хорошо. По его мнению, она способна на любое преступление, включая убийство матери и отца. Слезы соответствовали роли сиротки, которую она играла. Рядом с ней стоял капитан из отдела убийств, явно довольный тем, что оказался в центре внимания. Он хмурился, желая показать, насколько это серьезное дело, но улыбка то и дело прорывалась сквозь его напускную серьезность. По правую руку от капитана располагалась вся команда семьи Арагон. Парень выглядел очень красивым в своем итальянском костюме. Он самодовольно ухмылялся, но только не тогда, когда отец смотрел на него. В такие моменты он рассматривал пол, и лицо у него принимало такое выражение, какое бывает у ханжей в церкви. Его отец, суровый и величественный, был единственным, кто выглядел расстроенным, но даже он, похоже, получал удовольствие… от ощущения своей власти, наверное. Ради таких вот моментов стоило потратить жизнь на то, чтобы заработать сотни миллионов долларов. Деньги существуют как раз для такой вот мощной демонстрации того, что труды его не пропали даром. Квартет адвокатов семейства Арагон, все словно только что из парикмахерской, вертелись вокруг своего хозяина, и самый коротенький и самый суетливый приветствовал прибывший из Нью-Йорка дуэт.
– Ах, мистер Росетти, как хорошо с вашей стороны, что вы приехали сюда, вдобавок так быстро, и мы приветствуем также сеньору Файнштейн, которая представляет фирму господ Фогделя, Сильверберга и еще сотни других, упомянутых в вашем факсе… – Он хохотнул, чтобы показать, насколько свободно он чувствует себя в столь сложной ситуации, – весь тщательно прилизанный, в дорогом костюме, седоватые усики аккуратно подбриты, зубы слегка пожелтели от гаванской сигары, которую он не выпускал изо рта.
– Да-да, такой грустный день для всех нас и, конечно, особенно для сеньориты Родригес… такая ужасная трагедия… – нараспев произнес адвокат.
При этих словах Лайза всхлипнула и спрятала лицо в ладони. Она выглядела совершенно несчастной. В глубине души Лайза пребывала в смятении. Она и сама не знала, притворяется ли, проливая слезы. Свое дело она сделала. Она вскрыла гнойную рану своей ненависти, однако сейчас обнаружила, что облегчение смешалось с непривычной болью. Она думала о своей матери. Как-то так произошло, что чудовищное предательство, которое мать совершила по отношению к отцу Лайзы и к своей дочери, оказалось смыто убийством, совершенным Лайзой. Осталось только ощущение родной крови, более сильное, чем слезы. Лайза была зачата в чреве своей матери. Она была ее частью, и, хотя Лайза ненавидела мать, бывали в те далекие времена и счастливые моменты – на пляже, на Рождество, в Диснейленде. Существовали и другие вещи, о которых Лайза не могла забыть теперь, когда матери нет. Половину своей красоты Лайза унаследовала от матери. Отец, которого Лайза обожала, любил свою жену, хотел, чтобы она чувствовала себя счастливой, жила в радости и достатке… и жила долго. Как он себя чувствует сейчас там, на райских холмах, глядя вниз и видя, что сотворила его дочь?
При этих мыслях слезы полились у нее из глаз с новой силой. Если быть точным, она не чувствовала вины. И даже сожаления. Лайзу мучило какое-то незнакомое ей прежде ощущение – смутное осознание того, что добро и зло перемешались в ее порушенной, но тем не менее победоносной жизни и что, возможно, существует нечто гораздо важнее, чем победа, борьба и достижение поставленной цели.
Лайза сморгнула слезы и оглянулась вокруг – по-прежнему расчетливая, даже в эти минуты душевного смятения. Она не должна позволить этим прекрасным чувствам повредить ей. Ей угрожает смертельная опасность. Пока все идет так, как она задумала, но всякая отсрочка со снятием с нее обвинения – передача дела в Большое жюри, решение полиции продолжить расследование – принесет огромный вред ее карьере. Ей нужно полное оправдание, все иное будет катастрофой. Поэтому Лайза использовала слезы и грусть, которые были не совсем поддельными, с максимальной выгодой для себя. Похоже, это самое разумное, что она могла сделать.
