Текст книги "Игра Эндера. Глашатай Мертвых"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

ИГРА ЭНДЕРА

Глава 1. ТРЕТИЙ

– Я смотрел его глазами. Я слушал его ушами. И я утверждаю, что это он. В любом случае, он – лучшее, что у нас будет.

– О брате ты говорил то же самое.

– Брат оказался непригодным по другой причине. Это не связано с его способностями.

– То же было с сестрой. И есть сомнения относительно него. Он слишком мягок. Слишком легко подчиняет себя воле других.

– Нет, если другие – его враги.

– Ну и что же нам делать? Все время окружать его врагами?

– Если это необходимо…

– Кажется, ты говорил, что мальчик тебе нравится.

– Если эти содомиты доберутся до него, то я буду вести себя как его любящий дядя.

– Ладно, в конце концов, мы спасаем мир. Займись им.

* * *

Техническая сестра ласково улыбнулась, взъерошила ему волосы и сказала:

– Эндрю, думаю, тебе до чертиков надоел этот противный монитор. У меня хорошая новость. Сегодня его не станет. Мы его уберем, и это будет совсем не больно.

Эндер кивнул. Что будет совсем не больно – это, разумеется, неправда. Взрослые говорят так всегда, когда наверняка будет больно. В этом смысле слова сестры были надежным предсказанием. Иная ложь – это все та же правда.

– Ну, Эндрю, не мог бы ты подойти сюда? Забирайся прямо на этот смотровой столик. Доктор сейчас придет.

Монитора не будет. Эндер попытался представить себя без этого маленького прибора под затылком.

«Я перевернусь в кровати на спину, и он не будет впиваться мне в шею. Он не будет колоться и жечь, когда я залезу под душ. И Питер перестанет меня ненавидеть. Я приду домой и покажу ему, что монитора нет, и он узнает, что я тоже не подошел. Что я, так же как и он, буду теперь простым ребенком. Тогда все изменится к лучшему. Он простит мне, что я ходил с монитором на целый год дольше. Мы станем… Нет, наверное, не друзьями. Нет, Питер бывает слишком страшным. Иногда он такой злой. Просто братьями. Не врагами, не друзьями, но братьями, могущими жить в одном доме. Он не будет ненавидеть меня, оставит меня в покое. И когда он захочет сыграть в чужаков и астронавтов, может быть я смогу не играть, может быть я смогу просто уйти, чтобы почитать книгу».

Но Эндер знал, что это только мечты. Он слишком хорошо помнил лицо Питера, когда тот впадал в одно из своих сумасшедших состояний. В эти минуты было что-то такое в его взгляде, в блеске глаз, что говорило Эндеру – единственное, чего Питер не сделает, это никогда не оставит его в покое. «Я играю на пианино, Эндер. Иди, будешь переворачивать страницы. Что, мальчик с монитором слишком занят, чтобы помочь брату? Он слишком умный? Хочешь убить парочку чужаков, астронавт? Нет, нет, не беспокойся, я сам справлюсь, маленький ублюдок. Маленький Третий».

– Это будет совсем недолго, Эндрю, – сказал доктор.

Эндер кивнул.

– Он устроен так, что его можно легко вытащить. Без инфекции и повреждений. Но может быть щекотно, и у некоторых потом бывает такое чувство, словно им чего-то не хватает. Они ищут повсюду сами не зная что и не могут найти, и не могут вспомнить, что же им надо. Заранее говорю, что это монитор, и что его уже нет. Это проходит за несколько дней.

Доктор делал что-то с его затылком, и внезапно все тело Эндера, от шеи до паха, иглой пронзила боль. Мышцы его спины судорожно напряглись, тело резко выгнулось, и он ударился о стол головой. Его ноги онемели, а руки крепко, до боли, вцепились одна в другую.

– Диди! – крикнул доктор. – Ты мне нужна!

В комнату запыхавшись вбежала медсестра.

– Надо расслабить ему мышцы. Давай это сюда, быстро! Чего ты ждешь?

Руки, державшие его, занялись чем-то другим; Эндеру не было видно. Он накренился на одну сторону и упал со смотрового столика.

– Хватайте его! – закричала медсестра.

– Надо крепче держать.

– Держите его сами, доктор. Для меня он слишком силен…

– Не всю дозу! Ты остановишь ему сердце!

Эндер почувствовал, как игла вошла ему в шею, чуть выше воротника рубашки. Она обжигала, но по мере того, как огонь охватывал все тело, мышцы постепенно расслаблялись. Теперь он смог заплакать от боли и страха.

– Эндрю, с тобой все в порядке? – спросила сестра.

Эндер не мог вспомнить, что нужно делать, чтобы заговорить. Его подняли на стол. Ему измерили пульс и сделали другие анализы; всего он не понял.

Доктора била дрожь, когда он заговорил, его голос тоже дрожал:

– Они оставляют в детях эти штуки на три года, чего они ждут? Мы могли просто выключить его, понимаешь? Мы могли навсегда отсоединить его мозг.

– Когда кончается действие лекарства? – спросила сестра.

– Пусть будет здесь не менее часа. Наблюдай за ним. Если он не заговорит в следующие пятнадцать минут, позови меня. Могли отключить его навсегда. Они что, принимают меня за идиота?

В класс мисс Памфри он вернулся всего за пятнадцать минут до конца уроков. Его все еще немного покачивало.

– С тобой все в порядке, Эндрю? – спросила мисс Памфри.

Он кивнул.

– Тебе нездоровилось?

Он помотал головой.

– Ты не очень хорошо выглядишь.

– У меня все в порядке.

– Тебе лучше сесть, Эндрю.

Он направился к своему месту, но вдруг остановился. «Я что-то искал? Не могу вспомнить. Что я хотел найти?»

– Твое место там, – подсказала мисс Памфри.

Он сел, но чего-то ему все равно не хватало. Чего-то, что он потерял. «Ладно, найду это потом».

– Твой монитор, – шепнула соседка сзади.

Эндрю пожал плечами.

– Его монитор, – зашептала она остальным.

Эндрю поднял руку и потрогал шею. Там была повязка. Монитора не было. Сейчас он был такой же, как все.

– Провалился, Энди? – спросил мальчик, сидящий позади него с другой стороны прохода. «Не могу вспомнить его имя. Питер? Нет, его зовут как-то иначе».

– Успокойтесь, мистер Стилсон, – сказала мисс Памфри.

Мальчик ухмыльнулся.

Мисс Памфри рассказывала об умножении. Эндер отлынивал, рисуя контурные карты скалистых островов и приказывая своей парте демонстрировать под всевозможными углами зрения их трехмерные изображения. Учительница конечно знала, что он не слушает, но не делала ему замечаний. Он всегда знал ответ, даже тогда, когда ей казалось, что он не слушал пояснений.

В углу его парты появилось и затем начало перемещаться по периметру какое-то слово. Вначале оно было расположено вверх ногами и задом наперед, но уже задолго до того, как оно достигло нижнего края парты и встало, как надо, Эндер понял, что это за слово.

«ТРЕТИЙ».

Эндер улыбнулся. Это он придумал, как передавать и заставлять двигаться послания, и способ, которым воспользовался его тайный враг для пересылки ругательства, сам по себе был для него похвалой. Не его вина, что он третий. Это была идея правительства. Именно оно обо всем распорядилось. А как иначе смог бы третий, вроде него, попасть в школу? И вот монитора не стало. Эксперимент, давший права Эндрю Виггину, в конце концов не удался. Эндер был уверен, что имейся у правительства такая возможность, оно с радостью аннулировало бы документы, позволившие появиться ему на свет. Не вышло – забудем об эксперименте вовсе.

Раздался звонок. Все отключали свои парты или торопливо набирали на них памятки. Некоторые пересылали задания или новые сведения в свои домашние компьютеры. Несколько человек сгрудились у принтеров, где в это время печаталось то, что им было нужно. Эндер поставил руки на уменьшенную детскую клавиатуру у края стола и подумал: интересно, что бы он чувствовал, если бы у него были руки взрослого человека? Наверное, их ощущаешь такими большими и неуклюжими, толстые короткие пальцы и мясистые ладони. Естественно, клавиатура для них побольше – но могут ли их толстые пальцы провести такую совершенную линию так, как это может он? Провести тоненькую линию так аккуратно, что она может обернуться по спирали семьдесят девять раз от центра до края парты и ни разу не будет пересекать и даже касаться сама себя. Он упражнялся в этом, когда учительница заставляла остальных зубрить арифметику. Арифметика! Вэлентайн научила его арифметике, когда ему было три.

– С тобой все в порядке, Эндрю?

– Да, мэм.

– Ты опоздаешь на автобус.

Эндер кивнул и поднялся. Другие дети уже ушли. Но они могут поджидать его. Во всяком случае те, что похуже. Монитор больше не сидит на его шее, слушая все, что он слышит, и видя все, что он видит. Сейчас они могут сказать ему все, что им захочется. Сейчас они могут даже ударить его – никто их больше не увидит, и никто больше не придет ему на помощь. У монитора были свои преимущества, и их ему будет не хватать.

Конечно, это оказался Стилсон. Он был не крупнее большинства детей, но все же крупнее Эндера. И с ним были другие. Как всегда.

– Эй, Третий!

Ответа не будет. Все равно нечем ответить.

– Эй, Третий, мы тебе говорим, Третий. Эй, любитель чужаков, к тебе разговор.

Ничего не приходит в голову. Что бы ты ни сказал, это только обострит ситуацию. Так что продолжим игру в молчанку.

– Эй, Третий, эй, жаба, получил отставку, да? Думал, ты лучше всех нас? Что, Троячок, потерял свой пятачок? Шейку бедному замотали.

– Вы мне дадите пройти? – спросил Эндер.

– Мы дадим ему пройти? Должны мы его пропустить? – они все захохотали. – Конечно, пропустим. Вначале мы дадим пройти твоей руке, потом твоей башке, а потом, возможно, пропустим кусок твоего колена.

Кто-то начал, а остальные подхватили и стали скандировать:

– Троячок, Троячок, потерял свой пятачок.

Стилсон пихнул его одной рукой, затем кто-то, стоящий сзади, толкнул его назад, по направлению к Стилсону.

– Туда-сюда, рыбья балда, – крикнул кто-то.

– Теннис!

– Пинг-понг!

Это могло иметь только плохой конец. И Эндер решил, что если так, то пусть в конце хуже всех будет не ему. В следующий раз, когда Стилсон выставил руку для толчка, Эндер попытался захватить ее, но промахнулся.

– Ага, хочешь драться, да? Хочешь сразиться со мной, Троячок?

Стоящие сзади бросились на Эндера и схватили его.

Эндеру было вовсе не до смеха, но он захохотал.

– Ты хочешь сказать, что вас всех хватит как раз для боя с одним Третьим?

– Мы – люди, а не третьи, жабья морда. Ты силен почти так же, как твой пук.

Но они его отпустили. И в этот самый момент Эндер пнул Стилсона высоко и сильно, прямо в грудь. Тот упал. Это удивило Эндера. Он не ожидал, что сможет свалить Стилсона на пол одним ударом. Ему даже не пришло в голову, что Стилсон не относился к драке настолько серьезно и просто не был готов к такому поистине ошеломляющему удару.

Все остальные попятились, в то время как Стилсон продолжал лежать без движения. Никто не мог понять, жив ли он. Эндер же пытался найти способ предупредить возможную месть. Чтобы им и в голову не пришло попытаться отловить его завтра всей толпой. «Я должен победить сейчас и навсегда, или мне придется драться каждый день, и с каждым разом будет становиться все хуже и хуже».

Хотя Эндеру было всего шесть, он знал неписаные правила мужского поведения в бою. Запрещалось бить противника, беспомощно лежащего на земле; так могло поступать только животное.

Поэтому Эндер подошел к неподвижно лежащему на спине Стилсону и жестоко, с силой, пнул его по ребрам. Стилсон застонал и откатился в сторону. Эндер обошел его и пнул еще, на этот раз в пах. Стилсон не мог издать ни звука, он лишь согнулся пополам, и из его глаз потекли слезы.

Затем Эндер холодно оглядел собравшихся.

– Вы, может быть, хотите собрать команду против меня? Вы, пожалуй, смогли бы хорошенько меня отдубасить. Но вначале запомните, что я делаю с теми, кто пытается меня унизить. Тогда вы, может быть, подумаете и о том, что с вами случится, когда я до васдоберусь, и насколько плохо вам будет.

Он пнул Стилсона в лицо. Кровь из его носа брызгами разлетелась по полу.

– Вам будет не так плохо, – сказал Эндер. – Вам будет хуже.

Он повернулся и пошел прочь. Никто его не преследовал. Он свернул за угол, в коридор, выходящий к автобусной остановке. Сзади были слышны голоса ребят:

– Эй, посмотрите на него. Он совсем готов.

Эндер прижался лбом к стене коридора и плакал до тех пор, пока не подошел автобус. «Я такой же, как Питер. Стоило только убрать мой монитор, и меня не отличить от Питера».

Глава 2. ПИТЕР

– Итак, монитор снят. Как он?

– Когда проводишь несколько лет в теле другого, то начинаешь ощущать этого другого изнутри. Теперь, глядя на него, я не могу представить, что он чувствует. Я не привык разбираться в выражениях его лица. Я привык переживать вместе с ним.

– Перестань заниматься психоанализом. Мы – солдаты, а не знахари. Ты же видел, как он расправился с предводителем группы.

– Серьезный подход к делу. Он его не просто побил, он его побил навсегда. Как Майзер Рэкхэм в…

– Ладно, ладно. Итак, Комитет считает, что он нам подходит.

– Почти. Посмотрим, как он сладит со своим братом сейчас, когда снят монитор.

– Его брат… А ты не боишься того, что его брат может сделать с ним?

– Вы сами говорили, что в нашем деле не обходится без риска.

– Я снова просмотрел некоторые из пленок. Ничего не могу с собой поделать. Малыш мне нравится. Думаю, мы сможем вылепить из него то, что надо.

– Конечно, вылепим. Это наша работа. Мы – жестокие колдуны. Заманиваем маленьких каналий пряниками, а затем съедаем их живьем.

* * *

– Мне очень жаль, Эндер, – прошептала Вэлентайн, глядя на его перевязанную шею.

Эндер прикоснулся к стене, и дверь за его спиной закрылась.

– Наплевать. Мне нравится, что его больше нет.

– Чего нет? – в гостиную с полным ртом хлеба и арахисового масла вошел Питер.

В отличие от взрослых, Эндер никогда не видел в Питере десятилетнего мальчишку с густыми и непокорными темными волосами и лицом, которое могло бы принадлежать Александру Македонскому. Если он когда-нибудь и рассматривал Питера, то только для того, чтобы вовремя заметить раздражение или скуку – опасные настроения, которые почти неотвратимо кончались для него болью. Сейчас, когда глаза Питера остановились на перевязанной шее Эндера, в них загорелись злые огоньки.

Вэлентайн тоже заметила это.

– Теперь он такой же, как и мы, – проговорила она, спеша разрядить обстановку прежде, чем Питер успеет нанести удар.

Но на Питера это не подействовало.

– Как мы? Он таскал этого маленького паразита на шее до шести лет. Когда убрали твой монитор? В три. А мой сняли еще до того, как мне исполнилось пять. Он чуть было не справился. Маленький ублюдок. Маленький чужак.

«Все нормально, – подумал Эндер. – Говори, говори, Питер. Разговор – это прекрасно».

– Ну, лишился своих ангелов-хранителей? – продолжал Питер. – Кто теперь будет узнавать, не больно ли тебе? Кто услышит, что я тебе скажу, кто увидит, что я с тобой сделаю? Ну что? Как это тебе нравится?

Эндер пожал плечами.

Внезапно Питер улыбнулся и захлопал в ладоши, дурашливо кривляясь.

– Давай сыграем в астронавтов и чужаков, – сказал он.

– Где мама? – вмешалась Вэлентайн.

– Вышла, – ответил Питер. – Я за старшего.

– Тогда я позвоню папе.

– Иди звони. Сама знаешь, что его никогда нет на месте, – ответил Питер.

– Хорошо, сыграем, – вдруг произнес Эндер.

– Ты будешь чужаком, – сказал Питер.

– Пусть он хоть раз будет астронавтом, – попросила Вэлентайн.

– Не твоего ума дело, толстуха, – сказал Питер. – А ты, поднимайся наверх и выбирай себе оружие.

Эндер знал, что это будет плохая игра. И дело вовсе не в победе. Когда ребята играли в коридорах, армия на армию, то чужаки все равно никогда не побеждали, а сама игра временами становилась слишком злой. Здесь, в квартире, игра будет злой с самого начала, и, вдобавок, чужак не сможет отключиться и выйти, как это делают настоящие чужаки в настоящих войнах. Здесь чужак будет в игре до тех пор, пока астронавт не решит, что пора кончать.

Питер выдвинул нижний ящик и достал оттуда маску чужака. Мать была недовольна, когда Питер купил ее, но отец возразил, что войну не спрячешь, пряча маски чужаков и запрещая своим детям играть с моделями лазерных пистолетов. Гораздо полезнее играть в войну, чтобы иметь лучшие шансы на выживание в том случае, если чужаки появятся вновь.

«Вот только выживу ли я в этих играх?» – подумал Эндер. Он надел маску, которая обхватила его лицо, словно плотно прижатая рука. «Но это совсем не так, как быть чужаком на самом деле, – подумал Эндер. – Ведь их лицо – это никакая не маска, это и есть их лицо. Интересно, играют ли они с масками людей у себя дома? И как они нас называют? Слизняками, наверное. За то, что мы такие мягкие и жирные по сравнению с ними».

– Берегись, слизняк, – сказал Эндер.

Через узкие прорези для глаз он с трудом видел Питера. Питер улыбнулся.

– Что? Слизняк? Ладно, чужак-сопляк, посмотрим, как ты разобьешь эту свою физиономию.

Эндер не мог наблюдать за тем, что делает Питер. Маска лишала его бокового зрения. Сначала он почувствовал, что тело Питера напряглось, затем от сильного удара сбоку по голове он потерял равновесие и рухнул в ту сторону, откуда пришелся удар.

– У вас, чужаков, плоховато со зрением, верно? – усмехнулся Питер.

Эндер начал стаскивать с себя маску. Питер приставил носок своей ноги к его паху.

– Не снимай, – сказал он.

Эндер поправил маску и убрал от нее руки. Питер надавил ногой. Эндера пронзила боль, от которой он согнулся пополам.

– Ляг прямо, чужак. Сейчас мы займемся твоей вивисекцией. Наконец-то мы взяли одного из вас живым, и теперь сможем посмотреть, как вы работаете.

– Питер, перестань, – попросил Эндер.

– Что ты сказал? Значит вы, чужаки, можете угадывать наши имена, вы умеете притворяться прелестными, беззащитными детишками, чтобы вас все любили и защищали. Со мной это не пройдет. Я вижу тебя насквозь. Все считают тебя человеком, маленький Третий. Но мне-то ясно, что ты – чужак.

Питер сделал шаг в сторону от лежащего на полу Эндера, но затем внезапно упал прямо на него и вдавил колено ему в живот прямо под ложечкой. Он постепенно переносил на это колено все большую часть своего веса. Стало трудно дышать.

– Так я могу тебя убить, – прошептал Питер. – Буду давить все сильнее и сильнее, пока ты не умрешь. А потом скажу, что не знал, что это может повредить, что мы просто играли, и мне поверят, и все будет чудесно. А ты будешь мертв. И все будет чудесно.

Эндер не мог ничего ответить, в его легких почти не осталось воздуха. То, что говорил Питер, могло быть правдой. Возможно, это была неправда, но она вот-вот могла превратиться в правду.

– Я не вру, – сказал Питер. – Думай, что хочешь, но это правда. Тебя разрешили только потому, что я был очень перспективным. Но у меня дело не пошло, у тебя это лучше получилось. Они считают, что ты лучше, ну а мне ни к чему маленький братец, который лучше меня. Мне ни к чему Третий.

– Я все расскажу, – вмешалась Вэлентайн.

– Никто тебе не поверит.

– Мне поверят наверняка.

– Тогда тоже можешь попрощаться с жизнью, сестренка.

– Ну конечно, в это уж точно все поверят: я не знал, что Эндер от этого умрет. А когда он умер, я не знал, что и Вэлентайн от этого тоже может умереть.

Давление чуть-чуть ослабло.

– Ладно, значит не сегодня. Но когда-нибудь, когда вы двое будете не вместе, произойдет несчастный случай.

– Болтун, – сказала Вэлентайн. – Ты вовсе так не думаешь.

– Не думаю?

– И знаешь, почему? – спросила Вэлентайн. – Ты мечтаешь когда-нибудь стать членом правительства. Хочешь, чтобы тебя избрали. Но этого никогда не случится, если твои противники смогут раскопать тот факт, что твои брат и сестра погибли при странных обстоятельствах, когда были совсем маленькими. А еще потому, что есть письмо, которое хранится в моем секретном файле. Его найдут после моей смерти.

– Не забивай мне голову подобной ерундой, – сказал Питер.

– Там говорится о том, что я умерла не своей смертью, что меня убил Питер. И что если он еще не успел убить Эндера, то скоро сделает это. Этого мало для того, чтобы тебя осудили, но вполне достаточно, чтобы навсегда помешать твоему избранию.

– Теперь ты – его монитор, – сказал Питер. – Смотри хорошенько и днем, и ночью. Не отходи от него ни на шаг.

– Ты что, считаешь нас с Эндером идиотами? Наши баллы такие же высокие, а кое в чем и выше твоих. Все мы удивительно умные детки. И ты не самый умный из нас, ты просто самый большой.

– Я знаю. Но однажды тебя с ним не будет, ты просто забудешь. И вдруг ты все вспомнишь и побежишь к нему, а с ним будет все в порядке. И в следующий раз ты уже будешь беспокоиться не так сильно, и побежишь не так быстро. И каждый раз с ним будет все в порядке. Ты подумаешь, что я забыл, и даже если ты вспомнишь эти мои слова, ты все равно так подумаешь. Так пройдут годы. А затем произойдет ужасное несчастье, я обнаружу его тело и буду безутешен, и ты вспомнишь этот разговор, Вэл, но ты будешь стыдиться своих мыслей, так как будешь считать, что я стал другим, и что это – всего лишь несчастный случай, и что с твоей стороны жестоко даже вспоминать то, что было сказано мной в какой-то детской ссоре. Не считая того, что все окажется правдой. Я все запомню. Он умрет, а ты для его спасения и пальцем шевельнуть не сумеешь. А теперь продолжай думать, что я всего лишь самый большой.

– Самая большая задница, – сказала Вэлентайн.

Питер вскочил и бросился на нее. Но она увернулась. Эндер содрал с себя маску. Питер плюхнулся на кровать и расхохотался. Он смеялся громко, с самым неподдельным весельем, до слез в глазах.

– Да, ребята, вы неподражаемы, самые большие сосунки на планете Земля.

– Он хочет сказать, что это была всего лишь шутка, – заметила Вэлентайн.

– Не шутка, а игра. Вас, детки, я могу заставить поверить во что угодно. Вы всегда будете моими марионетками. – И затем каким-то нереальным голосом монстра он произнес: – Я вас убью, разрублю на мелкие кусочки и выброшу в помойную яму. – Он снова рассмеялся. – Самые большие сосунки в Солнечной системе.

Эндер стоял и наблюдал за тем, как он хохочет, и думал о Стилсоне. Он вспоминал, как крушил его тело. Этот тоже хочет. И он получит все, что ему причитается.

Как будто прочитав его мысли, Вэлентайн прошептала:

– Не надо, Эндер.

Питер неожиданно перевернулся на бок, вскочил с постели и встал в стойку.

– Давай, Эндер, – сказал он. – Всегда к твоим услугам, Эндер.

Эндер поднял правую ногу и снял ботинок. Он протянул его Питеру:

– Видишь, что здесь на носке? Это кровь, Питер.

– Ой, как страшно! Ой, умираю! Эндер наступил на гусеницу, а сейчас хочет убить меня.

Пронять Питера было невозможно. В глубине души он был убийцей, но этого не знал никто, кроме Эндера и Вэлентайн.

Вернулась мать и расстроилась, что монитор снят. Вернулся отец и начал без конца говорить о том, какие у них замечательные дети и что для них с мамой это удивительный сюрприз: правительство, которое попросило их завести троих, сейчас не собирается забирать ни одного. И что они вот тут, всем семейством, и третий теперь навсегда с ними. Третий… Эндер слушал это до тех пор, пока ему не захотелось крикнуть на отца, что он знает, что он третий, и что если тому хочется, то он может уйти, чтобы не чувствовать себя виноватым перед всеми за то, что с него сняли монитор, и что у отца его сейчас трое детей, чему нет вразумительного объяснения. Ведь иметь троих – это так неприлично… Прости, отец.

Он лежал в постели, глядя в темноту. Питер без устали ворочался и кряхтел на верхней кровати, затем он спустился вниз и вышел из комнаты. Из туалета донесся звук спускаемой воды, и вскоре в дверном проеме появился силуэт Питера.

«Он думает, что я сплю. Он собирается меня убить». Питер приблизился к Эндеру, и было видно, что он не собирается забираться к себе наверх.

Питер остановился возле него. В его руках не было оружия. И он не потянулся за подушкой, чтобы задушить ею Эндера. Совершенно неожиданно Питер прошептал:

– Прости меня, Эндер, прости. Я знаю, каково тебе сейчас. Ведь я – твой брат. Я тебя люблю.

Спустя довольно продолжительное время Питер задышал ровно и глубоко, уснул. Эндер содрал с шеи повязку и расплакался, второй раз за этот день.