Текст книги "(Не)Мой (Не)Моя (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Подарок жене приготовил? – поинтересовался Руслан, меняя тему с себя на меня.
Завтра для Яны должны доставить шикарный, но нежный букет: без намеков и кричащих признаний. Просто внимание и коробочка клубники в шоколаде. Я не знал, как Яна сейчас жила, что с личной жизнью и ее доктором, но цели обосрать ее новую жизнь я не имел. Меня просили не дарить подарков, но как это возможно?! Хоть что-то, хоть как-то…
– Пойдем, – кивнул на вход Руслан, – мне еще отыграться нужно.
– Ты иди, я догоню, – достал телефон, хотел проверить, доставлено ли мое сообщение. Но он неожиданно ожил. Ромчик звонил. Десять вечера, странно… Почему не в постели еще? Я поправил волну волос и, улыбнувшись, принял видео-звонок. – Привет, Ромео! Почему не спишь?!
– Пап!
Я за секунду чуть коней не отдал. Сын не просто плакал, он в истерике!
– Что случилось?!
После кровотечения из носа я дул не только на воду, но и на лед.
– Мама упала! У нее кровь! Я зову, но она не слышит!
У меня сердце ухнуло куда-то вниз и разбилось вдребезги. Яна. Яна моя… Что с ней?! Что, блин, могло произойти?!
– Ромик, все хорошо, – пытался успокоить сына, а сам Русу знаком показал, что нужны колеса. – Я еду. Я скоро буду у вас. Будь рядом с мамой. Я скоро буду! Обещаю!
– Мама умрет? – на высокой ноте, меня до позвоночника холодом пробрало.
– Не говори так. С мамой все будет хорошо! Я клянусь тебе! Все будет хорошо!
Я не позволю ей умереть! Просто не дам! Это невозможно! Это бред. Бред же…
– Еду, – сказал сыну и прыгнул на заднее сиденье. Мы с Русланом оба выпивали, поэтому вез нас дежурный водитель. – Черт, у меня нет ключей от ее квартиры! Будет чем личинку перекусить?
– Вадя, – Рус повернулся к водителю, – у тебя есть инструменты?
– Конечно. Мы люди подготовленные, Мирослав Константинович, – посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
Я только кивнул и набрал главврача из «Возрождения». Рабочий день закончился, да и вообще поздно? Плевать! Мне жену нужно спасать! Все отошло на второй план. Такой глупостью показалось. Когда на чаше весов жизнь любимого человека, то ничего, кроме жизни, не имело значение. Пусть живет. Просто будет где-то рядом. Пусть даже не со мной, но дышит тем де воздухом, что и я!
– Станислав Григорьевич, необходима ваша помощь, – сухо и коротко. – Жене стало плохо, нужна немедленно машина с реанимацией. Тридцать три года, она сердечница, упала в обморок, сын сказал, что есть кровь, – последним назвал адрес. – Долго еще! – нервничал на светофоре. Ромка там один, ему страшно, а Яна… Я ведь не знал – может, счет на минуты?! – Давай, давай! – подгонял даже машины в потоке.
Автомобиль еще не остановился толком, а я уже вылетел на улицу. Почему я в запале выложил ключи?! Ведь полгода носил с собой, каждый, блядь, божий день носил! Психанул, что ушла от меня, когда реально поверил, что для нас есть второй шанс. Теперь молился. Господи, как же я молился! Дай мне успеть. Позволь не опоздать. Все сделаю! Приму! Отдам! Пожертвую! Только дай мне не опоздать!
– Извините! – крикнул женщине, гулявшей с собакой во дворе. – Можете открыть, пожалуйста. Ключи забыл.
Хозяйка мелкой тявкалки настороженно, но подошла, бросила в меня короткий, но внимательный взгляд и, очевидно, сочтя меня не бомжом, впустила.
– Благодарю, – и повернулся. – Рус, быстрее! – придерживал дверь. Как раз мигалка скорой помощи послышалась. – Девушка, милая, скажите консьержу, чтобы для скорой ворота открыли?
– Да, конечно, – она ошеломленно смотрела на грозного Загоева, который обладал лощеной, но все же кавказской внешностью.
Я никогда не тяготел к искусству вскрытия замков, но мой безопасник профи во всем: от легальных боевых искусств до нелегальных щипцов для вырывания зубов.
– Ромчик, – набрал сына, когда из лифта вышли, – мы здесь. К двери не подходи. Будь с мамой.
Сейчас начнет орать сигнализация, если быстро не введу код подтверждения, который я, естественно, не знал. Руслан пристроился у двери с плоской отверткой. Я только смотрел: нас разделяло не такое уж большое препятствие, а казалось, что я на другом конце света. Долго. Слишком долго!
– Рус! – подгонял нервно.
– Работаю, – спокойно и четко.
Дверь открылась, и я первым делом рванул к пульту у стены – у меня минута или сюда ввалится охрана. Так день рождения Яны не подошел – она не настолько себялюбива, но кого любила? Ромчика, нашего сына – код сработал. Вот придет в себя и скажу, что пароль прекрасный, но примитивный для воров. Вместе посмеемся.
– Рома! – он сидел в гостиной на полу и гладил маму по густым блестящим волосам.
– Пап! – бросился ко мне.
Я коротко обнял его и побежала к Яне. Бледная, в лице не кровинки, веки дрожали. Живая. Господи, это главное! Один взгляд ниже, и я все понял. Проходил уже, когда Ромку носила, только крови было намного меньше…
– Яна, девочка моя, что же ты удумала… – подхватил на руки. Качал как маленькую, к себе прижимал, в лоб целовал – минута слабости, она мне просто необходима. Затем поднялся – в дом поднялась бригада реаниматологов с носилками.
Я не хотел отдавать, оставлять ее, но мне пришлось довериться врачам. Живая, но не здоровая.
– Яна! – позвал, когда застонала, приходя в себя. Веки затрепетали, глаза приоткрылись, взгляд мутный, абсолютно расфокусированный.
– Мир… – она даже не нашла меня глазами, смотрела куда-то в пустоту, но звала. Меня звала.
– Я здесь, – схватил за руку и приложил к губам. – Все будет хорошо. Я с тобой.
– Рома… Не оставляй его…
Я даже ответить не успел: меня отстранили и начали проводить быстрые манипуляции – что-то вкололи, портативные приборы пищали, отрывистые фразы. Единственное, что понял… Подозрение на выкидыш.
– Ромчик, – обнял сына, – сейчас дядя Руслан отвезет тебя к бабушке.
– А ты? – он уже не плакал, но глаза так опухли, что их не видно.
– Я с мамой.
– Я тоже с вами хочу.
– Мы в больницу, сынок, – погладил по голове. – Я буду звонить, а когда мама проснется, – выбрал самое безобидное определение, – ты тоже приедешь.
– И бабушка?
– Обе бабушки. И дедушка тоже. Все приедут. Рус, – поднялся, – я поехал. Отвези Рому к моей матери.
Скорая меня не ждала, конечно же, но я знал, куда ехать. Клиника у нас многопрофильная с прекрасными врачами, но если выяснится, что дело не только по-женски, то нужен будет хороший хирург-кардиолог.
В приемном покое было много людей. Совсем недавно я договорился с муниципалитетом и открыл фонд больницы: теперь у нас можно было получить помощь не только платно, но и по полису ОМС. Половину таких расходов финансировала семья Нагорных, половину бюджет Петербурга. Отсюда и люди в одиннадцатом часу ночи: травмы конечностей, сломанные носы и разбитые головы.
– Здравствуйте, по скорой привезли женщину с подозрением на выкидыш, – я даже не анализировал эту информацию, сейчас все это неважно.
– Мужчина, у нас очередь, – медсестра была хамовата. Семья сюда столько бабок вложила, а персонал реально по объявлению! Вообще охренели!
– Уважаемая, – обманчиво спокойно, – живо найдите информацию о моей жене Яне Николаевне Нагорной, – а сам главврача набрал. – Станислав Григорьевич…
Через пять минут меня провожал в гинекологию лично главный врач. Умный человек, сразу понял, что ему нужно лично сегодня быть здесь. Яна находилась в палате интенсивной терапии, пока к ней нельзя.
– Что с ней? – я дождался врача. Акушер-гинеколог. Пусть лучше так, чем проблемы с сердцем.
– Извините, я должен знать, кем вы приходитесь пациентке, тема деликатная.
– Муж, – коротко и ясно.
Бывший или нынешний это совсем неважно!
Врач выдохнул и даже улыбнулся, устало стащив маску.
– Вовремя успели, удалось спасти плод и остановить кровотечение.
Я не улыбался. Вообще. Этот ребенок ей не нужен. Яне нельзя рожать. Категорически. Это риск. Неоправданный риск.
– Но угроза сохраняется. Матка в тонусе…
– Моя жена рожала здесь пять лет назад, у Маркеловой Натальи. У Яны Николаевны врожденный порок сердца, первая беременность тяжелая, кесарево под контролем кардиологов. Была угроза развития сердечной недостаточности.
Настроение врача стремительно портилось, как и мое собственное. Этот ребенок может убить ее. Нет, многие рожали с подобным диагнозом – мне это говорили, когда началось хождение по врачам. Только Яна не вошла в число счастливчиков, кому беременность далась легко вопреки прогнозам.
– Скажите мне, доктор, – посмотрел прямо ему в глаза, – какова вероятность, что вторая беременность не погубит мать? Что она вообще выносит этого ребенка? А если сердце не выдержит, у нас будут шансы? У матери будут, м?
– Я понимаю ваши страхи. Мы рассмотрим случай вашей супруги на консилиуме, но решение, естественно, за родителями.
Надеюсь, Яна будет благоразумна. Ага, конечно. Если вспомнить как было с Ромой…
– Я могу ее увидеть?
– Ваша жена спит. Утром мы переведем ее в палату и можно будет навещать. Главное, избегать стрессов.
– Спасибо.
Я отошел к окну, достал телефон и позвонил матери. Руслан отписался, что сына доставил. Небо до сих пор было розовым, а облака красивыми перьями стелились по светло-синему полотну. Прекрасная ночь. Прозрачно-белая, теплая, звенящая. Именно в такую должна родиться великолепная женщина: Яна в десять минут первого издала свой первый крик, на самом стыке суток. Это должно быть хорошим знаком. Обязано!
Завтра мы поговорим, обсудим, решим. Да, ее тело, наверное только ее дело. Но у нас сын. Сын, которому нужна мать! И у нас я. Я, которому никак нельзя без нее! Я не позволю ей рисковать, ради… ради… Думать не хочу об этом. Вообще. Я не знал нюансов этой беременности и не хотел знать. Но я осознавал риски с ней связанные. Это тяжелое, даже жестокое решение, но иногда можно только так: зажмуриться, сделать и забыть, а я поддержу.
– Мам, как там Рома?
– Заснул только, – она шептала. – Как Яна? Что вообще случилось?
– Плохо стало, – отделался общими фразами. Никто не должен знать, почему она оказалась в больнице. – Яна сейчас спит. Завтра можно навестить.
– Ты приедешь или домой?
– Я останусь здесь. Завтра заеду.
Следующей позвонил теще. Она боялась ровно того же, что и я. Пришлось долго успокаивать и лукавить о причинах давления. Яна сама с ней поговорит и расскажет, если сочтет нужным.
– Мирослав Константинович, – ко мне подошла старшая медсестра, – мы подготовили для вас палату, чтобы вы отдохнули.
– Я займу кресло рядом с женой.
– Но…
– Отведите меня, я ей не помешаю, просто буду рядом.
Это против правил, но разве я не заслужил чуточку привилегий?!
Яна спала, подключенная к монитору и под капельницей. Уже не такая бледная, но все равно почти с прозрачной кожей; губы порозовели, волосы как всегда роскошны. Я осторожно поцеловал ее в прохладный висок и отошел, устраиваясь в кресле. Не спал долго. Проснулся резко. Яна смотрела, молчала и грустно улыбалась. Она слишком хорошо меня знала. Я слишком хорошо знал ее. Кажется, меня ждали агрессивные переговоры с упрямой госпожой Нагорной…
Глава 36
Мирослав
– Привет, – ее голос был еще слабым. Яна потеряла прилично крови: не столько, чтобы переливать, но за ночь во сне ей ставили несколько восстанавливающих капельниц. Я не спал, следил. Только перед рассветом сморило.
– С днем рождения, Яна, – пытался улыбнуться, только совсем невесело. У меня даже цветов не было: не подумал сгонять в ночной цветочный, не о том мысли были.
– Что случилось? – спросила, в секунду меняясь в лице, словно осенило тревогой: – Где Рома? С ним все в порядке? Мне плохо стало…
– Спокойно, – поднялся, спину потянул, разминаясь, как старый тридцативосьмилетний пес. – Ромчик с моей мамой. Он такой молодец, – гордость взяла за сына, – мне позвонил, тебя охранял.
– Да, – глаза Яны засияли и даже румянец проступил. – Он у нас настоящий герой. Маленький мужчина.
Я взял обычный стул и устроился рядом с ней: не касался и не давил присутствием, впереди и так сложный разговор.
– Яна, ты беременна. Ты знаешь? – очевидно, срок небольшой. Возможно, она и сама не в курсе.
Длинные, кокетливо загнутые ресницы задрожали, но взгляд не отвела. Яна знала о своем деликатном положении, но мне не сказала, значит… Я ведь ни разу за эту бешеную ночь не задался вопросом «чей это ребенок?». Он мог быть и моим, один раз у нас было. Но в глазах Яны что-то промелькнуло, странное, молчаливое и горькое. Отец не я. Отец он. Внутренности обожгло отчаянием, на языке разливался противный привкус горечи. Я не муж, и Яне не нужно передо мной оправдываться и извиняться. Мое мнение относительно прерывания не изменилось бы, если отцом был бы я, но мне больно, что у нас так вышло, что Яна вынуждена проходить через это, что будь все иначе между нами и порядок с ее здоровьем… Я хотел бы, чтобы она родила мне еще одного ребенка. Яна мечтала о мальчике и девочке.
– Была угроза выкидыша и обильное кровотечение, – ровно произнес.
– И? – она даже поддалась ко мне.
– Ты все еще беременна.
Буквально за миг на ее лице пронеслось множество эмоций, и ни одну из них я не смог идентифицировать как истинную реакцию. Яна пока ни в чем не уверена.
– Тебе нельзя рожать, – произнес честно и твердо. Имел ли я право на подобное заявление? Да, черт возьми! Мы слишком долго были вместе, чтобы жизнь и здоровье этой женщины, матери моего сына, жене, пусть и бывшей, меня совсем не касались. И это только доводы рассудка и мое моральное право на беспокойство! Но были еще чувства. Яна нужна мне! Она должна быть на этом свете! Она сказала мне, что я любил ее не так, как она хотела бы, и я признал это. Перед самим собой признал. Но я любил ее! И Яна любила меня. Все еще можно изменить, исправить, попробовать, главное, чтобы она дышала, улыбалась, жила! – Ты ведь понимаешь, Яна?
Она не ответила. Просто смотрела своими огромными, серыми, прозрачными глазами на бледном, но прекрасном лице. Яна всегда была красивой женщиной, но сейчас ее окружал не видимый ореол хрупкости и женственности. Так было тогда, когда в ней зародилась жизнь в первый раз. Так случилось и сейчас. Это подкупало своим светлым предназначением продолжения рода, но не в этом случае. Женщина должна давать жизнь, но не в замен своей! Это слишком дорогая цена. Я не готов ее платить. Да, я. Потому что мне не все равно! Мне не все равно за нас обоих!
– Мирослав, его спасли. Значит, это кому-то нужно, понимаешь? Я думала над прерыванием, но… Может, это знак? Я испугалась по-настоящему. Испугалась, что потеряю его, – дотронулась до живота. Это рвало мне сердце. Долбанный материнский инстинкт! У кого-то вообще нет, а кому-то отсылал вопреки здравому смыслу!
– А за себя ты не боишься? Инстинкт самосохранения, нет, не слышала? – не сдержал каплю раздражения. Нельзя, помнил. Никакого стресса, но черт!
– Если я сделаю это, то буду корить себя всю жизнь. Ребенок ведь не виноват…
– Никто не виноват, Яна! Никто! – поднялся, не выдержал сидеть спокойным истуканом. – Я не разрешаю тебе рожать! – заявил безапелляционно.
– А если бы это был твой ребенок? – да, мы все еще понимали друг друга. Я правильно считал правду в ее глазах. Не мой. Но это вообще не имело значения!
– Да какая разница чей?! Мне вообще плевать! Даже если бы был моим! Я не хочу, чтобы ты рожала! Это опасно!
– Мир, это мое решение.
– А обо мне ты подумала?! – взорвался, как чертова граната, даже физического контакта не понадобилось. – О Ромке ты подумала?! О всех кто тебя любит, Яна?! Нашему сыну нужна мама! А мне нужна ты! Делай, что хочешь, но не смей рисковать собой!
– Мир…
– Я не готов тебя потерять, это ясно? – прервал не терпеливо. Просто бил фонтаном эмоций, неподдельных и искренних. – Я не позволю! Просто не дам тебе рисковать собой! – подошел близко и обхватил ее лицо ладонями. – Я не разрешаю, поняла? Просто не разрешаю!
– Мир… – так мягко и так печально. Одно слово, и я понял, что проигрываю. Ну какая упрямая!
– Да ну тебя! – вылетел быстрее пули из палаты. Мне нужно успокоиться и прийти в себя.
Оказавшись в холле, упал на скамейку, схватился за голову: я ведь реально даже не задумывался, от кого у нее ребенок! Это не предложение, чтобы Каминского убрать из ее жизни. Мне нет разницы! Вопрос не в этом! Яне нельзя рожать! У нее уже здоровье захлебывается, а срок маленький. Дальше что? Нахрена собой рисковать?! Я не понимал. Мне это недоступно!
Я вскочил, подошел к аппарату с кофе, сделал самый горький и черный, облился к чертям собачьим, снова упал на скамейку. Да ёб твою мать! Что же делать? Что?!
В палату зашел вчерашний врач и акушер, с которая вела первую беременность Яны. Я ждал, когда они выйдут. Мы с женой не договорили. Если она упрямая ослица, значит, нужно искать какой-то приемлемый выход из ситуации. Я не собирался устраняться и оставлять ее одну. Хотя… Возможно, отец ребенка скоро влетит в эти двери. Права голоса у меня нет, это если по сути. Забылся я. Привык, что Яна – это моя ответственность. Все, что касалось ее и меня касалось. Это правильно, так должно быть в паре! Правда, мы не пара больше, но это детали вполне решаемые.
– Когда ее выписывают? – поймал врачей на выходе.
– Матка в тонусе, показатели крови существенно упали. Неделя, а дальше будем смотреть. Угроза сохраняется, – Маркелова выглядела достаточно спокойной.
– Мы с Натальей Владимировной вместе изучили медицинскую карту Яны Николаевны… – врач, который вчера спас плод, выразительно замолчал. – Риски имеются. Сегодня будет консилиум с кардиологами и аритмологами.
– Ясно… – задумчиво протянул. – Мне нужна эта женщина, – честно и открыто, как мужик мужику. Маркелова это и так знала. – Спасать нужно Яну, понимаете? Я даю этой беременности десять процентов риска, если больше… – покачал головой. – Меня это не устраивает.
Они, кажется, поняли меня. Много ли я брал на себя? Да, черт возьми! Я вообще охуел! Но иначе не мог. Просто не мог. Яна должна жить, и никак иначе.
– Ты до сих пор упрямая баронесса? – вернулся в палату.
– Будет консилиум, – ответила тихо. – Врачи оценят риски и… потом буду решать. Наталья Владимировна сказала, что кровотечение из-за нервов и стресса. Что нужен полный покой.
– Он отец? – мне нужно знать все, чтобы понимать, как действовать. Рома позвонил мне, потому что доверял, но не факт, что сейчас не приедет Каминский и не заявит свои права на Яну и ребенка.
– Да, это Артем, – смотрела прямо, уверенно и гордо, готовая держать ответ, но не передо мной, а перед самой собой.
– Что вы решили? – вероятно, Яна считала мои заявления нелепыми, а требования высшей глупостью и эгоизмом. Бывший муж заявился и права качает, вот придурок!
– Он не знает. У него своя жизнь. У меня своя. Мы никогда не были парой. Все остальное случайность.
Я нахмурился. Это как вообще?
– Ты не будешь рассказывать ему?
Яна вздохнула, прежде чем заговорить:
– Артем не тот человек, с которым я хотела бы растить ребенка. Это может быть… – и так на меня посмотрела. – Опасно. Я этого не хочу. Пусть он будет ветром подальше от нас, – и так по-матерински прикрыла живот, словно реально боялась. Так, мне нужно срочно выяснить про этого человека все. Я не хотел лезть в ее жизнь, поэтому не просил Руслана собрать досье на Каминского. Зря. Очень зря. Вот про его отца знал достаточно, тот еще фрукт, но это даже мне на руку. Всегда полезно иметь компромат, все в жизни могло пригодиться.
– Хорошо, – если честно, выдохнул. Пусть катиться товарищ Артем огородами. Я присел на стул и прямо взглянул на свою бывшую жену. – Я правильно понимаю, что ты собралась рожать и пусть все горит синим пламенем?
– Мир…
– Просто скажи, – нетерпеливо приложил палец к мягким губам. – Да или нет?
– Я не хочу прерывать, только тогда, если риски будут не совместимы с жизнью… Наталья Владимировна сказала, что… – развела руками, а глаза в миг стали стеклянными. – Это моя последняя беременность. Если аборт, то это все. Больше никогда… А может, в принципе больше никогда… Я не знаю! – и закрыла лицо руками. – Я не хотела так… От него… – шептала, а я едва различал слова. – Но не могу убить кроху. Просто не могу!
Я прикрыл обреченно глаза: хоть волосы рви на голове! Цугцванг какой-то. Патовая ситуация. Слишком уж хорошо знал Яну: она не отступит. Это ее решение, и никакой мужчина не способен на него повлиять. В двадцать семь у нее была тяжелая беременность. А в тридцать три… Упрямая!
– Яна, – другого выхода я не видел, – вы с Ромой переезжаете ко мне.
Она только глаза распахнула широко-широко. Это даже не возмущение с удивлением, это чистый шок.
– В смысле?! Это как? Зачем и почему? – нервно сыпала вопросами.
– Я объясню, – старался пояснить позицию логично и рационально. – Если тебе станет плохо ночью? Ты живешь одна с пятилетним ребенком. Это может фигово закончиться для вас обоих. Рома и так на переживался. Я не хочу такого больше для вас обоих. Я и сам с ума сойду. Так будет лучше для нас всех.
– Это невозможно, – смущенно проговорила. – Как ты себе это представляешь? – вопрос явно риторический. – Что сказать детям? Что подумают о нас? О тебе, Мир? Мы в разводе, я беременна, живем вместе, – Яна устало откинулась на подушку.
– Тогда давай мы переедем к тебе, – предложил с самим невинным видом, – квартира приличных размеров, но это все равно табор на колесах. Каждому человеку иногда хотелось полного уединения. В квартире это сложно. Особенно с детьми и собаками. Яна судя по выражению лица была со мной согласна.
– Но ты прав относительно Ромы, – задумчиво проговорила. – Со мной ему может быть небезопасно. Я попрошу маму переехать к нам. Она будет рядом. Но мы можем обсудить его переезд к тебе на время, если буду лежать на сохранении…
– Так пусть твоя мать тоже переезжает ко мне! – я поднялся и сел ближе, прямо на постель. – Будет контролировать обстановку: что я не пристаю, никак тебя не обижаю, спим в разных спальнях. Я хочу держать руку на пульсе, – коснулся запястья, где тонкая нить билась, – чтобы вовремя среагировать.
– Мир, – Яна самыми кончиками пальцев погладила мое лицо, с бесконечной нежностью, на которую только она способна. Я интуитивно потянулся за рукой, как верный пес за хозяйкой, хотел поцеловать, но она уронила ее, – не надо. Не нужно, – сжала плечо, затем ласково погладила. – Это ноша даже для твоих плеч слишком тяжелая.
– Яна… – хотел обнять ее, прижать, качать на руках, забрать тревоги, но она не позволила даже коснуться себя.
– Не нужно спасать меня, Мир. Меня уже не спасти… – отвернулась к окну.
– Ты так не хочешь жить со мной? – громко сглотнул, сбиваясь с ритма и глотая пульс. Каминский ей не нужен, но и я, получается, тоже…
– Я не хочу, чтобы ты жил со мной, – снова перевела на меня взгляд. – Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, а не бесконечно решал чужие проблемы.
– Чужие? – я поднялся, ощущая, как это слово горчит на языке. – Мы никогда не сможем стать окончательно чужими. Мы никогда и не были чужими, Яна. Остальное, в наших руках. Хочешь, будет в моих? Позволь мне?
Яна никогда не любила, чтобы ее нахрапом. Она личность, а не «тело», с которым можно не церемониться: на плечо и в пещеру.
– Ты нужна мне, – произнес шепотом, снова присев рядом, но не пытаясь коснуться. Яна слишком напугана перспективами и страшно растеряна. – Я столько времени потерял… Четыре недели. Семь месяцев. Тот проклятый год. Яна, я очень лю… – она неожиданно закрыла мне рот ладонью. Это было красноречивей всяких слов.
– Не говори. Подумай. Все слишком круто изменилось.
– Я давно уже подумал, – поднялся, не стоит ее прессовать сейчас. Ей, очевидно, нужно переварить все произошедшее. А мне действовать. – Врач сказал, что ты как минимум неделю здесь пробудешь. Я привезу вещи и Рому. Он очень волнуется.
– Мой маленький спаситель, – улыбнулась. – Спасибо, Мир. Если бы не ты…
– Мы там немного дверь у тебя потрепали, – я хмыкнул, сейчас нужно дело делать, а не благодарности принимать. – Все исправлю, обещаю!
– Хорошо, – настроение явно чуть улучшилось при смене темы. – Ой! – воскликнула испуганно. Да что еще! – А Губик?!
Я выдохнул. Нельзя же так пугать! Хотя… Бляха-муха, Губик!
– Да что ему будет, – пожал плечами. – Максимум нагадит вне положенном месте, – пытался разрядить обстановку.
Если с собакой что-то случится, это будет плохо. Капец, как плохо. Но Яне об этом знать не обязательно.
– Яна, ты подумай над моим предложением. Это вопрос не только твоей жизни и здоровья, но и… – стрельнул взглядом в живот. – А насчет отцовства… Об этом в принципе можно не распространяться. Подумай, – ей нужна безопасность, и я мог закрыть эту потребность. – Кстати, – достал из кармана телефон, – это твой. Там уже много сообщений, поздравляют тебя, – и одно мое… – Подумай, – и все-таки поцеловал в темную макушку.
Остановился на ступенях клиники и размял затекшую шею. Почти всю ночь не спал нормально, но мозг работал четко и ясно, а вот тело подводило. Уже в такси вызвонил Загоева и дал задание собрать всю доступную информацию о Каминском-младшем.
Дома я быстро принял душ и переоделся. У меня была как минимум неделя, чтобы подготовить жилище к ее приезду. Все же надеялся, что Яна примет правильное решение, руководствуясь разумом, а не эмоциями. На кону более важные вещи, чем наше с ней прошлое, обиды, недомолвки. Она не любила перекладывать ответственность, но я любил брать ее на себя, мы прекрасно жили в таком формате много лет. Мужчина равно ответственность. Женщина равно эмоциональная погода в доме.
Уже в машине позвонил помощнице и дал задание организовать быстрый ремонт в нескольких комнатах, тем более у меня был один дизайн-проект. Интересно, Яна вспомнит о нем? Столько лет прошло, но она и не упоминала его ни разу, маленьким Ромкой занята была. Я перееду в гостевую спальню, чтобы не смущать ее (нас ждал долгий путь, а любовь не всегда предполагала быструю дорогу к человеку). Яна должна отпустить прошлое и не цепляться за него глазами в когда-то нашем доме. Есть мысль вообще продать его и купить что-то принципиально новое: от стиля до воспоминаний. Но это не быстро. Да и найти подходящее не так просто. Вот если построить, нужно призадуматься…
Дверь в квартире на Петровском была в идеальном состоянии: все-таки Загоев умел заметать следы. Только с юной профурсеткой прокололся. Мне было жаль его, ведь неплохой мужик, но работа у него нервная, а что считать изменой – тут у каждого свое. Я судить не брался. Выводы сделал относительно себя; Рус тоже сделает, когда будет готов и так, как ему будет по совести комфортно.
– Губик! – крикнул. – Губик, мальчик, ты где?
Скулеж раздался откуда-то из кухни.
– Все хорошо, – взял на руки. – И с хозяйкой хорошо, и с Ромиком, – насыпал ему корма и подлил водички. – Признавайся, где метил территорию? – шепотом, будто бы нас обоих могли поругать. Губик хоть и мелкий, но умненький, отвел меня в угол коридора: там лужа и куча. Я только вздохнул и пошел за тряпкой. Признался, поэтому ругать не буду. Кто от стресса в штаны не накладывал?
Я достал сумку и в гардеробной прошелся по полкам с повседневной домашней одеждой: взял несколько комплектов на первое время, дальше посмотрим. В ванной собрал необходимое: щетка, паста – что еще нужно?! В спальне открыл комод и взял несколько трусиков с лифчиками, подбирать в цвет старался, но не факт, что попал: все мужчины немного дальтоники и пятьдесят оттенков белого не улавливали. Что-то из косметики и средств гигиены сгреб в несессер. Для Ромы у меня все было, на первое время точно хватит.
Случайно столкнул с прикроватной тумбы симпатичный кожаный блокнот. Он упал плашмя, раскрываясь веером. Я поднял его, узнавая почерк Яны. Дневник?
Глаз зацепился за строчки: они плыли и плясали перед глазами. Нельзя читать! Я захлопнул блокнот с тайными мыслями женщины, хотя руки чесались, я же всего лишь человек. Все это станет правдой, только если она сама скажет… И тем не менее дневник положил в сумку – возможно, ей это нужно, чтобы принять какое-то решение. Яна всегда любила все записывать.
За сыном заехал примерно через два часа. Ромка был взволнован, как и его бабушка.
– Ну что там? – спросила меня мать.
– Пока в больнице, – ответил коротко. – Давай потом, – попросил взглядом. Если будет, что рассказать. – Поехали к маме, – сына подхватил на руки. – Она тебя очень ждет.
– У нее больше не идет кровь из животика? – простодушно воскликнул. Для него все выглядело именно так.
– Нет, все хорошо, – и поймал на себе острый взгляд матери. Она не глупая женщина… Пусть думает, а правду знать никому не обязательно, особенно Каминскому.
Мы с Ромкой заехали в магазин и купили вкусненького, включая симпатичный торт со сливками и яблоками, который Яна любила. День рождения все-таки, нужно отметить.
– Выбирай букет для мамы, – в цветочном бутике тоже задержались.
– Вот этот! – сын выбрал самый большой. Гигантский!
– Вот этот, – отдал продавцу свою карту. Букет жутко дорогой и еще более безвкусный, но дети падки на все яркое. Его матери в любом случае будет приятно, что сын сам выбрал цветы.
– Мама! – Рома влетел в палату, а я нес сумки, пакеты, цветы, и все практически в зубах.
– Привет, сынок, – крепко обняла, когда он забрался на больничную койку. Движение порывистые, но бережливые. Яна берегла и того, еще не рожденного ребенка.
– Здравствуйте, Елена Ивановна, – приветствовал тещу. – Николай Борисович, – кивнул тестю, который тоже выглядел не совсем здоровым. В палате было уже несколько веников, а на тумбе рядом с койкой лежали карточки дарителей.
– Очень красивый букет, – Яна искренне любовалась, переводя взгляд с меня на Ромку. – Самый лучший! – и пояснила: – Все звонят, поздравляют, узнают, что в больнице и вот… – развела руками.
– Мам, с тобой же ничего не случится? – Рома стал серьезным, подбородок вместе с нижней губой задрожал. – Ты же не умрешь? Ты всегда будешь со мной?
Теща ахнула. Я и сам в шоке стоял. Мне Рома сегодня таких вопросов не задавал. Видимо, ему от мамы нужно это услышать, получить обещание и хранить его в детском сердечке.
– Конечно, я не умру! – Яна гладила его по голове и собирала кончиками пальцев крупные слезы. У самой тоже глаза на мокром месте. – Я никогда-никогда тебя не брошу. Я обещаю, – и перевела взгляд на меня, едва заметно кивнув. Мы пришли к консенсусу: я сделаю все, чтобы не потерять ее; она не будет мне в этом препятствовать. Компромисс!
Через три дня на моем столе лежало досье на Артема Каминского. Секретное. Руслану пришлось поднимать связи в органах, чтобы добыть его.
Занятная информация. Неожиданная. Хотя Каминский-младший всегда казался мне ни от мира сего. Он работал с полицией и генеральной прокуратурой, постоянно в разъездах и сейчас тоже: сложные и страшные дела; несколько серьезных ранений и потерь среди коллег. Раскрытие преступлений стояли в один ряд с похоронными венками. Достойная ли взаимокомпенсация? Мне сложно судить, но этого человека видеть рядом со своей семьей я не хотел бы. Пусть живет свою жизнь, но подальше. Хорошо, что Яна понимала, что для нее опасно выходить с ним на связь и не страдала относительно этого.
