Текст книги "(Не)Мой (Не)Моя (СИ)"

Автор книги: Оливия Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Глава 18

Мирослав

После разговора с Яной я не поехал домой. Двинул обратно в аэропорт: я же только ради нее прилетел, хотел решить проблему, уговорить вернуться, показать, что мне не все равно. Что верю именно ей! Но моей бывшей жене это все уже не нужно.

Яна строила свою жизнь дальше, максимально дистанцируясь от меня и моей семьи. Только Ромка нас хоть немного, но соединял. Ведь права Мудрёна: я до сих пор считал, что вправе… Вправе что? Интересоваться ее жизнью. Решать проблемы. Обеспечивать финансово. Приезжать к ней домой, даже если неприлично поздно. Обсуждать все, как это было раньше; со смехом или серьезно, интимно, а иногда пошло. Касаться ее, пусть вполне невинно: убрать волосы за ухо, взять за руку, приобнять. В трусики не полезу, если сама не попросит.

Яна не из тех, чье «нет» – это завуалированное «да». Секс для нее чуть больше, чем тупо пися к писе и ничего личного. Яна думала, что я не замечал, как первое время зажималась, снимая передо мной одежду, или когда я сам срывал с нее белье. Стеснялась шрама, который абсолютно терялся на фоне ее прекрасного тела. Хотелось верить, что мне удалось избавить ее от всех комплексов. Доказать, что это абсолютно неважно (с такой грудью, какие там шрамы!), но моя бывшая жена должна доверять человеку, которому вручит себя, а я больше не был достоин ее доверия. Понимаю и принимаю.

Рейса до Новосибирска ждать до утра. Гонять джет компании туда-сюда не хотелось, пилоты устали, я и сам разбитый какой-то. Тяжелый перелет, джетлаг и никакого толка. Хотя… Яна дала мне богатую пищу для размышления. И это не про мой писюн. Размером меня бог не обделил, а умением… Получалось, тот я еще герой-любовник: жена год ложилась со мной в постель, мне доставляла удовольствие и молчала, что ей плохо. Янка, конечно, поддела меня, но мы оба понимали, что дело не в технике, размере или навыках. Она меня не чувствовала, поэтому не могла, а я был весь в смятении, да в сомнениях погряз. Все выбрать пытался… Выбрала в итоге Яна, и выбор этот поперек горла мне встал. Недолго музыка играла…

А еще вот на что глаза открыла: заботиться о женщинах, со мною связанных, стало обязанностью по умолчанию, считалось долгом и данностью. С матерью понятно: после смерти отца я единственной опорой и поддержкой остался, все вопросы решал – от финансовых до мелко-бытовых. Так мать пыталась держать меня ближе. Нет, какой-нибудь хитрый комплекс по Фрейду – не наш случай, мама просто боялась остаться одна: много знакомых, но никого близкого. Муж умер, отец воевал за власть в Петербурге, родной брат – алкоголик и жалкий человек, издевавшийся над слабыми. Бабушки давно нет, сестер не было, подруг тоже, только светские кумушки. Мама могла бы полюбить невестку и принять как дочь, но с Ликой у них на каком-то подсознательном уровне возникла антипатия, а Яна… Сначала была вроде как недостойна такого породистого жеребчика, как я, а потом Агата Владиславовна уже не могла пойти на попятную. Внуки стали отрадой, но мама так привыкла быть надменной, что и с ними была сдержана.

С Ликой было примерно так же: мы поженились, и даже после развода я не должен был оставлять ее один на один с проблемами. В основном, финансовыми. Не то чтобы она нуждалась, но на содержание от меня, Нагорного, рассчитывала. Роли не приносили ей каких-то больших денег (не голливудская звезда все-таки), а жить за счет отца в ее возрасте – не комильфо. Я не жадный и отправлял алименты вместе с маткапиталом, так сказать, ну и так, по мелочи что-то решал, когда Лика в Москве была, а вот когда вернулась…

Сначала Николь переехала, затем понеслось: одно, второе, третье, и все это казалось в порядке вещей. Помочь, решить, спасти и вроде бы без меня совсем никак не обойтись. Потом закрутилось… Флирт, кокетство, соблазн, мягкие обещания чего-то такого… А какого, собственно? Сейчас и сам объяснить не мог. Зуд в паху не вечен: когда его удовлетворил, по сторонам начал оглядываться: искать, что нас, собственно, еще объединяло? Ответ был – дочь и больше ничего. Мне уже не двадцать два: тогда нам обоим хотелось феерии, остроты, эмоций. Нам даже разговаривать не нужно было: я вливался в общий бизнес; она пропадала на петербургских кастингах, а ночью мы наслаждались тем, что давала нам молодость и страсть.

Сейчас все иначе. Мне нужна близость от женщины. Хочу быть на одной волне с ней. Хочу слушать и слышать. Домой возвращаться и разговаривать: делиться с человеком, да чтобы просто сказала, что все будет хорошо. Что у нас все получится. У НАС! Хочу, чтобы были МЫ.

Каюсь, пытался провернуть привычную схему с Яной: рядом задержаться хотел, нужным быть стремился, решать все ее проблемы. Чтобы не забыла меня, не отвыкла, не разлюбила окончательно. Чтобы я оставался ее мужчиной, хотя бы на те самые полшишечки. И это совсем не про секс. Но… Это все уже не нужно Яне. Я как мужчина больше ей не нужен.

В Новосибирске пришлось задержаться еще на две недели: Свят что-то задумал, но пока молчал. Военная интервенция или мягкая экспансия? Поскольку я не знал, насколько агрессивно мог действовать, то и времени на раскачку с местной властью ушло больше планируемого.

Работал много, плюс разница во времени – с Петербургом общался минимально. Все живы и здоровы, мне было этого достаточно. Хотелось разгрузить голову от личного и побыть наедине с собой. Я действительно последний год куда-то бежал, кого-то спасал, а вот себя самого не смог. От этого пострадали дорогие мне люди. Семья. Возможно, пора остановиться и просто подумать о своей жизни?

Домой вернулся в пятницу вечером. Никого не предупреждал. Хотел проверить, что Лика не ослушалась и не оставила Николь одну. Я звонил дочери каждый день и спрашивал об этом, она говорила, что мама с ней. Но Ники могла просто выгораживать ее. Как я дошел до того, что в моем доме жила женщина, которой я со спокойной душой не мог доверить нашего с ней ребенка?! Неясно…

Я был абсолютно спокоен за Ромчика! Яна никогда в жизни не подвергнет его физическое и ментальное здоровье даже малейшей опасности. Я привез ему подарок, завтра подарю, если Яна не будет против личного телефона. Я хотел бы созваниваться с сыном, когда меня нет в городе, не дергая при этом его маму. Да, я тоже начал понимать, что мое желание общаться с ней не совпадало с ее нежеланием этого делать. Вот такая тавтология.

В доме было тихо, хотя еще совсем не поздно: никакой суеты, шума, жизни. Я слышал из глубины гостиной голос Лики, болтала с кем-то по телефону. Я не зашел к ней, поднялся наверх и постучал в спальню Николь.

– Папа! – она вскочила из-за стола и бросилась мне на шею, обхватывая обезьянкой, как в детстве. – Я так рада, что ты вернулся!

– Ну как дела? – отпустил ее и осмотрел рабочую парту: Ники делала уроки. – Завтра же выходной, – напомнил, если забыла.

– Нам много задали. Я думала, ты завтра приедешь, хотела все сделать, чтобы взял меня, когда за Ромой поедешь.

– Получается? – кивнул на учебники. – Долго сидишь?

– Долго, – призналась. – Не все получается.

Я устало взлохматил волосы. Нужно репетитора нанять по основным предметам. Яна же говорила. Забыл. Со всей этой суетой просто вылетело из головы. Мне теперь приходилось держать руку на пульсе по всем фронтам: работа, дом, дети, школа.

– Заканчивай, – посмотрел на время, – уже поздно. Ты ела?

Николь кивнула на тарелку с остатками пиццы.

– Мы заказали с мамой. Она на диете: один зеленый салат ест, а я пиццу.

– Марта не приходила сегодня? – спросил про нашу кухарку.

Николь смутилась и отвела глаза.

– Мама ее рассчитала. Ей не нравится, что она… – споткнулась на полуслове. – Как она готовит, – снова выгораживала Лику.

Замечательно! Марта в этом доме уже лет пять: кулинарит как шеф-повар и может организовать как питательный обед, так и взыскательный ужин со звездой Мишлен!

– Как в школе дела? – пытался снова переключиться на дочь и подавить раздражение. Мне не нравилось происходящее в моем доме. Точнее, одно недоразумение, которое почему-то до сих пор я не устранил.

– Не очень, – отвела глаза. – Илона больше не хочет со мной дружить, – призналась тихо. – Она сказала, что из-за меня не сможет больше учиться в нашей школе. И Яна ушла из-за меня…

– А ты что ответила?

Ники жевала губу, а глаза бегали. Думала, сказать правду или обмануть. Получалось, что неплохо я ее знал.

– Я на нее наехала, – произнесла едва слышно. – Сказала, что она нищебродка, а таким здесь не место, – сразу подняла на меня глаза: – Мне было обидно, и я хотела дружить, а Илона… Я хотела обидеть ее. Не знаю, почему.

Я только тяжело вздохнул. С одной стороны понимал, что сейчас такой возраст, гормоны играют, эмоции долбят, да и мы с пацанами в подростковый период вели себя не лучше: хамили, задирали всех, дрались. Но все равно все это грустно.

– Учителя тоже больше не любят меня, – продолжала Николь. – Они считают меня виноватой, что Яна ушла.

– А ты своей вины не чувствуешь? – поинтересовался негромко.

– Чувствую, – шмыгнула носом, но держалась, не плакала. – Может, ты сделаешь так, чтобы Яна вернулась в школу? Ее любят. Она хорошая… Хороший директор, – поправилась, словно бы устыдилась, что назвала саму Яну «хорошей».

– Не выйдет, – покачал головой. – Она не хочет.

Николь громко шмыгнула носом.

– Приберись в комнате, а уроки завтра с утра доделаем. За Ромой к вечеру поедем.

Я вышел от дочери и отправился в спальню. Голодный пиздец, но еще больше хотелось в душ и спать. Вроде дома, а какая-то обессиленность накрыла. Еще и бывшая…

– Мирик! – воскликнула Лика, лениво листавшая что-то в телефоне, затем поднялась с кровати. – Почему не позвонил, что сегодня будешь? – попыталась обнять меня за шею. Я убрал руки.

– Почему ты считаешь себя вправе увольнять моих людей, не посоветовавшись со мной?

У меня горело от этого! Это мой дом, и в нем никогда и ничего не происходило без моего ведома. Это не про самцовость, это элементарное уважение!

Лика сначала сделала вид, что не понимает, а потом отмахнулась, словно это даже не стоило ее внимания.

– Ты про эту безрукую кухарку? – дернула плечом. – Я уже наняла повара. Он отменный сушист.

– Нахер мне не нужен сушист! – психанул. Я и суши с роллами особо не ел! – Мне нормальная еда нужна! – живот скрутило то ли от голода, то ли от злости. – Завтра же позвонишь Марте, извинишься и пригласишь обратно.

– Что?! – возмущенно встала в позу. – Я не буду извиняться перед протеже твоей бывшей! Не хочу никаких напоминаний о ней!

– Ты спишь в ее спальне, – напомнил не без сарказма.

Лика моментально вспыхнула от негодования.

– Что происходит, Мирослав? – сузила глаза. – Разве мы не вместе? Разве мы не решили попробовать заново? Почему ты груб со мной?

– Ты еще спрашиваешь? Ты устроила жуткий скандал в школе: опозорила не только себя, но и меня.

– Я защищала нашу дочь! Я же не знала, что Николь сочиняет. Видимо, твоя бывшая так ее достала…

Что Лика умела хорошо, так это переводить стрелки и играть на чувстве вины. Но это больше не работало: во мне бурлило дикое раздражение! Еще, кажется, совсем недавно я хотел эту женщину, млел от ее взглядов, терял голову от ее близости, семью разрушил ради призрачных соблазнов. Как быстро все это превратилось в вязкую жижу.

– А тебя не смущает, что твоя дочь врет, курит, хамит? Ты же мать, черт возьми!

Лика сделала абсолютно невинные глаза, но заметила с таким ядом во взгляде:

– А с кем она жила последние восемь лет, м? Или это я испортила ее за год?

– Сука ты, – сухо выдал и сбросил верхнюю одежду.

– Сука, но тебе же это нравится… – подошла ко мне близко и царапнула мою грудь.

– Лика, – убрал руку, – это не твой метод. Тебе только на колени, – криво усмехнулся. Я всегда любил оральный секс, но это не панацея.

В гардеробе взял смену белья и направился к выходу. Искупаюсь в душевой на этаже.

– Насчет Марты я не шутил, – на всякий случай повторил, если вдруг Лика решила, что это все несерьезно. Пусть свои косяки исправляет, а потом буду решать. Сил нет, выспаться нужно.

– Потереть тебе спинку? – она зашла за мной, медленно развязывая шелковое кимоно. – Я соскучилась по тебе…

– Я устал, – закрыл створки и включил воду. Далеко не каждое напряжение можно снять, став на колени. Это работало в двадцать с хвостиком. В мои почти тридцать восемь все стало сложнее.

В школу к дочери я теперь ходил практически как на работу. Раньше частные вопросы решались через Яну, а что требовало моего личного внимания… тоже передавалось через нее. Ее уход запустил цепочку неприятных событий не только для меня, как для отца Николь, но и как председателя попечительского совета. Нужно было утвердить кандидатуру нового директора (благо помнил, что Яна всегда на это место прочила своего завуча) и еще решить вопрос с ее сводной сестрой.

Я лично оплатил учебу Илоны до девятого класса, чтобы девочке не пришлось менять школу и привыкать к новым одноклассникам и учителям. В том числе и я виноват перед семьей Алексеевых. Знал, какая Николь могла быть. Это она зачинщица, а Илона просто спасовала перед нажимом бойкой подруги. И предала сестру. Они еще дети и не осознавали свои поступки в полной мере. Просто не знали, насколько больно, когда от тебя отказывались родные люди. Вот мы, взрослые, понимали и… продолжали делать больно своим любимым.

– Мирослав! Мирослав Константинович! – меня окликнули уже на выходе из школы. Я обернулся, повыше поднимая воротник пальто, спасаясь от ледяной крошки. Отец Яны вместе со второй женой: она спешила ко мне с благодарной улыбкой, тесть двигался грузно и смотрел исподлобья. – Мы так благодарны вам за грант для Илоночки.

Да, документально я оформил все как спонсорскую помощь от фонда школы, но даже я не мог протащить Илону в десятый класс: тут только по результатам экзаменов.

– Не за что, – спокойно ответил. – Дети должны получать хорошее образование, – и перевел взгляд на подошедшего тестя: – Николай Борисович, – кивнул. Руку не стал протягивать, знал, что не пожмет.

– Марина, иди в машину, – только и сказал.

– Коля…

– Иди, я сказал.

Я молча ждал. Жена ему всю плешь проест за этот приказной тон. Яна рассказывала, что там женщина с ядреным характером.

– Знаю, что это ты постарался, – проговорил тесть. – Илонка учится не настолько хорошо, чтобы грант получить.

Я не подтверждал и не опровергал его слова.

– Если бы не жена, хрен бы принял от тебя помощь, зятек.

– Думайте о дочери, не обо мне, Николай Борисович.

– О ней и думаю. Плохо ты с Яной поступил.

– Мы все не без греха, – наградил выразительным взглядом. Мы с ним оба в этом плане мудаки.

– Верно, – хмыкнул невесело. – Не обижай ее больше.

– Я люблю Яну.

Это факт, данность, константа. Как бы ни сложилась наша жизнь, а часть моей души всегда будет тянуться к ее нежным рукам. Я не знал, везение это или проклятие, но иногда человек встречал своего человека. Человека, который остается в нашей жизни навсегда. Это можно не сразу распознать, но это обязательно приходит. Бывает, что слишком поздно.

– Она не вернется к тебе. Из-за помощи Илоне точно.

– Я знаю. Но ведь можно сделать так, чтобы она не ненавидела меня всю жизнь.

Тесть ведь общался с первой женой. Значит, все возможно. Просто по-человечески, если уж иное не светит. Меньше всего я хотел бы воевать с Яной.

– Можно, – лаконично ответил Николай Борисович. Мы постояли еще с минуту и разошлись. Рук не протягивали друг другу, но я был доволен этим коротким рубленным диалогом.

Уговаривать Марту вернуться пришлось все-таки мне. Лика ей позвонила и даже извинилась, но была тактично послана со словами о новом месте работы. Пришлось вмешаться мне.

Именно поэтому на завтрак мы с дочерью теперь уплетали свежую выпечку. Раньше на Марте были обед и ужин, плюс подготовка к праздникам или званым вечерам. Завтрак готовила Яна, теперь и это стало обязанностью Марты, за что я ей хорошо платил.

Я вернулся после пробежки, искупался и, переодевшись, спустился вниз. Николь, готовая к школе, щедро поливала воздушные блинчики нутеллой. Меня ждала большая тарелка со скандинавским завтраком. Лика так рано не вставала. Оно и к лучшему: наши отношения день ото дня становились напряженнее. Это чувствовали все, и наша дочь тоже. Кажется, она очень боялась, что родительское воссоединение, к которому она так упорно стремилась, могло лопнуть как мыльный пузырь. Почти лопнуло. Меня держала только дочь, в остальном – полный штиль. Даже секс с Ликой практически сошел на нет. Не хотелось.

– Да, мам, привет, – ответил на ранний звонок, не успев вилку до рта донести.

– Здравствуй, сын, – сарказм в каждой букве. – Скажи, пожалуйста, почему я должна узнавать из газеты, что ты собрался жениться?

– Что?! – поперхнулся глотком кофе.

– Газеты трубят со вчерашнего дня! Ты и Полянская женитесь весной, – едко сообщила. – Что, я сделала тебе сюрприз?

– Еще какой… – отбросил салфетку и закончил разговор. Я открыл ноутбук и нашел несколько заголовков на эту тему: мой рандомный снимок, рядом фотография Лики во весь рост и кричащее название:

«Они снова вместе! Настоящая любовь не проходит»

Пробежался глазами по статье и выть захотелось. Это когда я объявлял о помолвке?! Что вообще за дичь?!

Я оставил компьютер на столе и быстро поднялся в спальню. Лика уже не спала, но еще лениво возлежала на подушках.

– Скажи-ка мне, дорогуша, когда это мы решили с тобой пожениться? – присел рядом, наблюдая, как у нее сначала глазки забегали, но Лика быстро взяла себя в руки и вздернула подбородок.

– А в чем дело, Мирик? Мы живем вместе, у нас растет дочь – сколько ты собираешься держать меня в неопределенном положении? Ники тоже ждет, когда мы снова поженимся!

Лика не в первый раз говорила о женитьбе, но я четко дал понять, что не вижу в этом никакой необходимости. Мое решение было таким, когда между нами было еще хоть какое-то взаимодействие, а после безобразной истерики в школе – тема закрыта окончательно! Мы и жили в одном доме на данный момент исключительно из-за Николь. Если бы не дочь, то переехал бы. И плевать, что особняк принадлежал мне: свою сакральную функцию он потерял. Объективно и честно… Если бы мог, то остался бы один, хотя бы на время. Иногда это нужно каждому человеку. Глоток спасительного одиночества.

– Сегодня же дашь опровержение. Или это сделаю я. В жесткой форме.

– Обо мне уже шепчутся! – зашипела она. – Смеются, что в любовницах бывшего мужа хожу! Желтая пресса жалит: Нагорный больше не торопится сделать женой телевизионную блондинку, – едко повторила какой-то заголовок.

– Не читай желтую прессу, – хотел уйти.

– Мирослав, ну а какая, в сущности, разница? – пожала плечами равнодушно. – Пусть будет. Мы же поженимся рано или поздно. Или переживаешь, что твоя святая бывшая узнает?

– Лика, я не женюсь на тебе, – решил быть откровенным по максимуму. – Никогда.

– Почему? – выдохнула, а ресницы задрожали – намечались слезы?

– Потому что не хочу. Потому что не люблю. Потому что между нами реально только дочь.

– Это из-за нее, да? Снова на бывших тянет? Так и будешь бегать от одной к другой? – Лика начала переходить на повышенные. – Я оставила карьеру, переехала в Петербург, начала заботиться о Николь, тебя люблю, а чем ты мне отплатил?! – резко поднялась и схватила халат. – Уж я-то знаю, как это работает, милый! Сначала манила моя запретная киска, теперь снова охота присунуть в святую писечку твоей Яночки, да? Она ведь вся нитакуся, спасительница всех деток, хорошая, аж зубы сводит. Тьфу, – показательно сплюнула. – Это вызов на разок, Мирик. Ты с ней быстро заскучаешь и снова между моих ног смотреть начнешь.

Я тоже поднялся, осмотрел главную блондинку всея Руси и рассмеялся.

– Лика, я между твоих ног уже все видел. Этого мало было тогда… – ну, меня хватило на целых шесть лет, хотя, если разбирать детально, то всего на два, дальше – хуже: Лика забеременела и стала абсолютно нестабильна эмоционально, а после рождения Ники мы три года были на грани развода. Я пытался вытянуть, ребенок должен жить в полной семье, но… – И еще меньше сейчас.

– А что же ты развелся тогда? М? – уперла руки в бока. – Трахал ты меня с удовольствием!

– Это Яна со мной развелась, – бросил и резко обернулся, услышав скрип двери. Я вышел – Николь подслушивала.

– Вы опять ругаетесь? – она была растеряна и расстроена.

– Да, доченька, – Лика выскочила и обняла ее, – папа не уверен, хочет ли он быть с нами.

Вот кто на самом деле манипулировал ребенком. Николь смотрела на меня с обидой. Мать – это все-таки мать, и Ники принимала за чистую монету многие из утверждений Лики.

Я не знал, что делать: не выгонять же ее из дома, особенно когда к ней жалась наша дочь. Оставалось только уйти самому. Перееду в квартиру, больше не могу. Лика пусть сама попробует с подростком справиться. Николь распробует жизнь с матерью на максимуме. Я просто останусь один на один с собой. Хоть, бля, отшельником или в монастырь уходи!

Я стремительно вернулся в спальню. Собрать сумку на первое время – дело пяти минут. Когда спустился, Николь с рюкзаком ждала во дворе. Увидела меня, сумку – подняла большие голубые глаза, готовая расплакаться.

– Папочка, не бросай меня, – она просто застыла, обычно вешалась на шею, пытаясь настоять на своем. – Пожалуйста, не уходи… Папа… – расплакалась и бросилась к бушующему заливу. Туда Яна уходила, когда нужно было подумать. В последний год нашей совместной жизни – особенно часто.

– Ники, – сел рядом на влажную лавку с налетом песка, – не плачь, – обнял дочь. – Я не уйду. Никуда не уйду. Мы все решим. Обещаю.

Мне было физически больно смотреть на нее. Ничего не получится. Мы с ее матерью не будем вместе, но я не знал, как это объяснить, как подготовить ребенка, что «долго и счастливо» – не про нас с Ликой. Это полностью моя вина. Абсолютно и совершенно. Я дал шанс родному ребенку снова жить с обоими родителями. И мне его отнимать. Снова.

– Ники, но ты должна понять: у нас с твоей мамой проблемы. У нас не получается вместе…

Я не ушел из дома, но переехал в гостевую спальню окончательно. Лика пробовала извиняться, ластиться, соблазнять. Нет, все, финиш. Теперь нам нужно, не травмируя психику дочери, корректно разойтись. Теперь окончательно.