Текст книги "(Не)Мой (Не)Моя (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
– Это у тебя охуенные сиськи, – обхватил два полных полушария, поразительно сексуально сочетавшихся с тонким станом. Яна откинула голову назад и поскакала, творя что-то поразительное бедрами: сдавливала ствол так, что яйца выкручивались, грозя затопить планету Земля за рекордные девять с половиной секунд!
Я обхватил губами сосок, обласкал и переключился на другой. Чтобы не обиделся. Это просто сокровище, самые охренительные сиськи в мире! Я вылизал их, а когда Яна прогнулась назад, ускорилась и начинала стонать все громче, не сдерживаясь, срываясь в глубину полной свободы. Это нужно Ей. Это возбуждало меня. И похер, что в моем кабинете не настолько хорошая шумоизоляция.
– Смотри мне в глаза, – обхватил острый подбородок, жестко и коротко целуя в губы. – Я хочу видеть, как ты кончаешь, – активно врезался в податливую мягкость, встречаясь с ее выпадами бурными раскатами грома.
Я смотрел ей в глаза. Яна не закрывала своих. Их заволакивало пеленой скорой разрядки. Мне нравилось смотреть на нее сейчас. Это самое прекрасное, что может быть в жизни мужчины – довольная любимая женщина.
Яна вскрикнула, сжимаясь по инерции изнутри, доводя и меня до пика наслаждения, затем упала на грудь и обняла за шею. Я грубо обхватил гладкие бедра и сжал, седлая волну бурного оргазма, утыкаясь ей в волосы, заглушая победный рев, утопая в запахе сирени. Ее запахе.
– Мне было хорошо… – Яна подняла шальную голову, раскрасневшаяся, с хмельным взглядом, взмокшими волосами на висках и путаницей на голове. Очаровательно прекрасна. Она приподнялась, и я снял полный добра презерватив. У меня все еще стоял: я не удержался, снова вошел в нее, кайфуя уже на живую, целуя ее, но уже нежно, медленно, долго. Яна отвечала также.
– Если нужно в душ… – предложил, когда она все-таки слезла. Я не против повторить, минут через пять… Ладно, пятнадцать!
– Не нужно, – Яна поднялась, прошла босая, но, наткнувшись на туфли, легко впорхнула в них. Белье не собирала, но платье натянула, только молния на спине…
Я встал, остановился сзади, провел кончиками пальцев по коже и помог застегнуть наряд. Ладони легли на живот, инстинктивно надавливая, чтобы стала ближе, теснее, во мне. Она дрожала, молчала, поправляла прическу.
– Чего ты хочешь, Яна? – сейчас было искренне, без масок и игр. Простой вопрос. Однозначный ответ. Все можно решить, если вместе. – Хочешь со мной… Снова?
– Я не знаю, – совсем неуверенно. – Запуталась…
Я был уверен. Мне показалось, что и она… Наверное, только показалось.
– Твой гештальт закрыт? – я все еще надеялся.
Я не видел ее лица, не слышал голоса, только сухой кивок.
– Ясно, – отступил, поправил одежду и спрятал руки в карманы брюк. – Тогда желаю счастья в личной жизни. Пух. – подобрал мятую рубашку и отправился в душ.
– Мир…
– Яна, у меня важное совещание, – я тоже не повернулся. Просто не мог. – Мы закрыли все гештальты. Прощай.
Я не видел, как она уходила, только слышал лихорадочный стук каблуков. Мы столько раз ставили точку, прощались, расходились в стороны, но именно этот ощущался колом в сердце.
В комнате отдыха бросил сорочку в корзину и подошел к зеркалу, с силой сжал раковину, на себя смотрел. Мне нечего было сказать, даже подумать, просто тупо дыра. Где? Да везде! Черная яма.
Я быстро обмылся и переоделся. Холодный душ заблокировал чувства. У меня еще много дел сегодня. Нужно занять себя. Нужно! Нужно, чтобы не сдохнуть от темноты. Хуйня это все про свет в конце туннеля. Нет его. Я проверил.
– Нагорный, слушаю? – ответил на звонок. Это психолог Ники.
– Мирослав Константинович, мы договаривались сегодня в три пообедать и обсудить прогресс Николь, но у меня свободное время только вечером, после семи.
– Я заеду к вам. Обсудим. Мне есть, что вам сказать. До встречи, Ольга Сергеевна.
Белый город во сне – он остался со мной
Он укрыт в тишине равнодушной зимой
Холодней пустоты без тебя, душа моя
Этот мир, как и ты, стал чужим для меня
Прости мне мою печаль, позволь мне немного слёз
Ты скажешь, что между нами всё было не всерьёз
Уйдёт на сегодня боль, но завтра вернётся вновь
Я знаю, что это была любовь, ведь это была любовь, была любовь
Белый город застыл между ночью и днём
Он тебя отпустил, и стало в сердце моём
Холодней пустоты, без тебя душа моя
Этот город, как ты, стал чужим для меня
(Это была любовь – Д. Билан)
Глава 33
Яна
Мне хватило моральных сил доехать до дома: я усиленно глубоко дышала и старалась не думать. Главное, доехать целой, а умереть можно на полу своей квартиры.
Руки тряслись, сложно попасть в скважину; ноги дрожали так, что я еле стояла; в голове бардак, а в сердце…
– Дура… – упала на пуфик, скинула туфли, закрыла лицо руками. – Трусиха… – завыла в голос.
Просто рыдала, размазывала слезы по щекам, оплакивала себя и его. Я чувствовала, что душой постепенно возвращалась к бывшему мужу. На мягких пальцах, неосознанно, кружилась ему навстречу, высматривала глазами, искала себя и находила его. Всегда находила его. Своего Мира. Боялась этого. Не верила, что возможно. Не думала даже. А сейчас… Я зарыдала еще горше.
Я не ожидала. Я испугалась. Своих чувств. Его вопроса. Все было так неправильно, но абсолютно идеально для нас обоих, что я просто спряталась. Мирослав хотел начать заново. Попробовать снова вместе. Мне стало страшно в моменте, и я солгала. Ничего не закрыто…
– Яна Николаевна… – на мои вопли прибежала Аня. – Что с вами? – она была ошеломлена.
– Мамочка, ты плачешь? – следом Рома. – Мама! – смотрел на меня огромными отцовскими глазами. Испуганный, готовый заплакать, потому что мне, его маме, очень плохо. Плохо без его папы. Я это признала. Перед собой и своим сердцем.
– Совсем чуть-чуть, – пыталась не всхлипывать и собирала слезы ладонями. – Просто… – провела мокрыми пальцами по его лицу, с безграничной любовью обводя каждую мелкую черточку. – Ты так похож на своего папу… – обняла крепко. Самый лучший подарок, который Мирослав мне сделал. Наш общий ребенок. Так похожий на него…
– Ань, я пойду, прилягу, – покачиваясь, поднялась. – Плохо себя чувствую.
Я упала на кровать, не раздеваясь. Обессилено забралась под одеяло, поджала ноги к груди и накрылась с головой. Я выла белугой, но душила рыдания в подушке.
Я не хотела в душ. Я пахла Им. От этого слезы текли, не прекращаясь. Весь такой славянский красавец пах по-восточному сладко, тепло, обволакивающе и немного остро.
Я свела ноги, сжала с силой, вспомнила, какими мы были сегодня. Страстным и свободными. Открытыми, живыми, уязвимыми. Мы не были такими будучи женатыми, но стали, пройдя каждый свой путь по отдельности. Может, не стоит тогда? Может, мы все испортим? Может, нам не суждено быть вместе? Любить и делать друг другу больно. Очень осторожно, филигранно, почти виртуозно. В этом мы очень поднаторели: сначала он, потом я.
Поднялась, громко шмыгая носом. Везде было тихо, но я из спальни не выходила, ванная комната у меня была личной.
Лицо, опухшее, как у пьяницы, нос потек, глаза красные, волосы спутаны. Я плеснула холодной водой, остужая щеки. Меня не интересовал мой внешний вид, но я могла напугать сына.
Сбросила одежду и все же шагнула под душ. Включила воду и стояла, не шелохнувшись. Напор сильный, по спине хлестало, доставая до самой души. Я дотронулась до себя внизу: смазка до сих пор скользила по складкам. Память сразу в ретроспективу: руки, губы, обнаженные тела. Запахи, стоны, рваное дыхание. Это было настолько хорошо, что сложно выразить словами. Это не просто секс. Это так, как должно быть, если сердце отзывается, если чувствуешь, если веришь…
Я закуталась в полотенце и взяла в руки телефон. Только восемь вечера, а, казалось, что проплакала целую человеческую жизнь. Прикусив губу, решилась написать, звонить нет: не смогу. Слишком тяжело принять, если все потеряно.
Я: Я тебя люблю
Так много слов, так много мыслей, но что могло быть красноречивей? Без сомнений. Без вопросов. Без ультиматумов. Три слова и две судьбы. Мне оставалось только ждать…
Я переоделась в пижаму и вышла из комнаты. Телефон оставила, жаль дрожащие руки нельзя было к нему пристегнуть. Я боялась ответа. Я ждала его. Сердце замирало, а слух играл со мной в прятки: мне слышался звон, но сообщений не было. Мирослав пока не прочитал.
– До свидания, Аня. Спасибо, что помогли Роме искупаться, – провожала няню.
– Вам уже лучше? – искренне поинтересовалась. Я только вымученно улыбнулась. Нет, мне также. Мне очень, очень страшно.
– Пойдем укладываться, сынок.
Я тихо читала ему сказку, отвлекаясь от тяжелого ожидания. Сын посматривал на меня с тревогой. Мой маленький чуткий мальчик. Родной человек. Мне стало чуточку спокойнее, и я забылась в неглубоком сне.
Проснулась часов в двенадцать, осторожно поднялась и вышла из детской, затем бросилась к себе. Телефон лежал экраном вниз. Мне страшно было брать его. Что ответил Мирослав…
Ничего. Сообщение так и висело доставленным, но не прочитанным. Это было странно и совершенно ему не свойственно. Мир никогда так не делал.
Я проснулась совершенно разбитой. Словно тяжелой плитой придавило. Мое тело как будто бы в порядке, никаких тревожных сигналов, но мне сложно было встать. Ощущение, что я горела, но градусник показывал стандартную температуру.
Утром когда Рома ночевал дома, я его отвозила в садик, а няня уже забирала. Сегодня мы никуда не пошли: сын обрадовался и залез ко мне под одеяло. Я позвонила в деканат и объяснила ситуацию: мне нужен больничный хотя бы на пару дней. Аню вызвонила пораньше и проверила сообщение: Мир так и не прочитал. Мне стало еще хуже. Я вернулась в кровать и обняла спящего сына, стало немного легче. Дети – это не «пластырь»: они в отличие от мужчин будут любит нас всегда. Пусть более принимающей любовью, но она не иссякнет, если правильно воспитать ребенка.
Я провалялась дома два дня. Завтра на работу. Вроде бы стало полегче: в груди болело, но уже не так остро, скорее горькая, тянущая, тупая боль. Я даже привыкла к ней. Пусть будет напоминанием, что иногда выбираем не мы, а нас. Или нас иногда не выбирают. Так тоже бывает, и это совсем не про уверенность в себе, сексуальность и привлекательность – просто и такое случается, увы. Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает…
Рома уже спал, а я монотонно разбиралась со сложным пазлом одинаковых собак. Это бабушка подарила, моя мама: Рома собирал, но так и не собрал. Я решила помочь, отвлечь руки и занять голову. Было поздно, и гостей я не ждала, но они пришли.
– Кто? – бросилась к домофону. Может, ОН?
– Я.
Вздох разочарования. Это был Артем. Наша первая встреча после его задания, и она совсем не взволновала меня. В первый раз с нашего знакомства. Десять сеансов, десять встреч, и я потеряла интерес к нему. Возможно, так и было задумано.
– Привет.
– Привет.
Артем не стремился попасть в квартиру, а я не планировала его приглашать. Я была благодарна ему: он помог мне многое понять, но за это я заплатила. Он оказался профессионалом: деньги потрачены не зря, а наше личное… Оно закончилось и не сегодня. Раньше, просто я не сразу это поняла. А может, у нас и не было никогда ничего личного. Иногда секс, это действительно просто секс, без всякой близости. Мне было хорошо с ним, но это совсем не относилось к моему сердцу. Почему я не замечала этого? Как я так обманулась, допуская мысль, что могла бы с ним что-то построить? Сейчас это казалось чем-то из разряда фантастики.
– Я завтра уезжаю в Ростов, – после продолжительного молчания произнес. Он пришел попрощаться. Скорее всего, навсегда. Меня это устраивало.
– Хорошей дороги, – я улыбнулась.
Мы снова замолчали: Артем смотрел, изучал меня, анализировать и считывал.
– Это был просто секс, Яна. Для нас обоих.
– Я это поняла.
– Я рад.
– Не спросишь про мой гештальт? – криво улыбнулась.
– Это не гештальт, Яна. Это многоточие. Если бы было иначе, ты не плакала бы… – прикинул на вскидку, – дня два из-за бывшего.
– Спасибо, что помог, – сухо проговорила.
– Это моя работа.
– Теперь мне нужен еще и психолог.
– Не нужен. Поговори с собой, заведи дневник и обязательно перечитывай записи на свежую голову.
– Спасибо, – задумчиво кивнула. А ведь когда-то я вела тетрадочку с мыслями, действительно помогало. – Тебе, кстати, тоже не мешало бы подлечиться, – добавила в прощание немножко юмора.
– Я знаю, – усмехнулся, оценил.
– Прощай, Яна.
– Прощай, Артем, – он отошел от двери, а я закрыла ее без всякого сожаления. Вот еще одна страница жизни перевернута.
Я прислонилась к стене и достала телефон. Сообщение так и висело непрочитанным, но сейчас это уже была не случайность, это ответ для меня. Мирослав не оценил моего признания. Возможно, было уже поздно. Возможно, уже не нужно. Возможно, совсем не вовремя.
Я удалила признание в любви у обоих абонентов. Оно исчезло, словно и не было. Теперь жило исключительно в моем сердце. Сколько живет безответная любовь? Мне предстояло это узнать…
Мирослав
Я подъехал за психологом дочери к бизнес-центру, в котором у нее свой кабинет. За рулем Олег, а я, сообщив Ольге Сергеевне, что жду, через десять минут равнодушно наблюдал, как она подходит к машине. Деловое платье смягчали рассыпавшие по плечам волосы и обновленный макияж с яркой рыжей помадой. Мне не нравилось. Мне последние несколько часов ничего не нравилось. Вообще. Женщины в том числе. Женщины, которые не любят никого, даже родную дочь. Женщины, которые работали с моим ребенком, но хотели добраться до меня. Женщины, которым не по возрасту вешаться на взрослых мужиков. Но особенно мне не нравились женщины, которые не знали, чего хотят.
– Добрый вечер, Мирослав Константинович, – Олег открыл дверь, и Ольга Сергеевна устроилась рядом со мной на заднем сиденье.
– Добрый, – ответил обманчива мягко. – Я заказал столик в «Sky Garden». Вы же не против ужина, Оля?
– Нет, – ответила, немного растеряна моим напором. – Я только за.
Говорить о сеансах с моей дочерью при водителе не стоило, а вести светские беседы у меня не было настроения. Но Ольга Сергеевна не оставляла попыток завязать разговор.
– Спасибо, что вошли в положение…
– Не за что, – скупо ответил.
– У меня сегодня такая плотная запись, даже пообедать не было времени.
– Я вас накормлю, – повернулся и смерил ее нечитаемым взглядом. Ольга Сергеевна была абсолютно не при чем, но сегодня я не буду деликатным. Я буду понятным.
– Прошу, – нас проводили к столику и предложили меню. У меня не было аппетита, но бокал вина и сыр заказал – исключительно, чтобы не смущать свою спутницу: пусть человек поест.
– Ольга Сергеевна, вы хотели поговорить о Николь, – после аперитива перешел к делу.
– Оля, – чуть улыбнулась, делая акцент на форме имени, которую я уже выбирал, – в неформальной обстановке так проще.
Я не стал делать ответный шаг и предлагать обращаться ко мне по имени. Она заметила.
– Я говорила, что собираю информацию об окружении пациента. Мне показалось, что последний сеанс… Николь, вероятно, как-то меня превратно поняла.
– Отчего же?
– Потому что я интересовалась вами. Она вас очень любит, но это чревато ревностью в дальнейшем. Когда ребенка воспитывает один родитель, хороший отец, к примеру, – прямо в глаза посмотрела, – то ребенок может начать воспринимать его как личную собственность и не пускать никого в границы вашего мира, понимаете?
– Николь сказала, что не хочет больше проходить терапию, – перешел к теме, которую изначально собирался обсудить.
– Вот видите, – вздохнула и покачала головой. – Она назвала причину?
– Да, – и отвлекся на официанта. – Благодарю, – нам принесли закуски. – Ники считает, что вам нравлюсь я.
Ольга Сергеевна вспыхнула моментально. Да, дети они такие.
– Так я вам нравлюсь? – откинулся в кресле. Телефон на столе мигнул сообщением, я взглянул:
Мудрёна : Я тебя люблю
Я легко смахнул push-мессенджера. Это могло звучать жестокой насмешкой, если бы мне все еще было больно. Черная дыра – это пустота, а пустота поглощает все и ничего не дает взамен. Так было со мной. Я ничего не чувствовал. Ни боли, ни жалости, ни любви. Глухо. Не верь, не бойся, не проси. Блядь.
– Мирослав Константинович, я не очень понимаю, куда движется наша беседа… – осторожно ответила Ольга Сергеевна.
– Я задал вопрос. Достаточно простой. На него легко ответить: да или нет?
Что сложного, а? Что?! Почему женщинам нужно усложнять? Да или нет. Все! Я давил сейчас, да, но она ведь психолог и должна уметь отбиваться от абьюзивных атак. Либо отвечать уверенно, четко, правдиво.
– Да, вы мне симпатичны… – никакой конкретики, все вокруг да около.
– А как кто я вам симпатичен? – подался вперед. – Как хороший отец? Как выгодная партия? Как мужчина, который может вас хорошенько оттрахать? – я перешел все границы. Психологиня, или как их сейчас там называли, была шокирована.
Я злился. Не на нее, естественно, но сейчас меня меньше всего заботили чужие чувства. Я инстинктивно бросил взгляд на свой мобильный. Разозлился еще больше.
– Мирослав Константинович, у вас что-то случилось? – включила психолога. Возможно, сейчас расскажет, что я нарцисс или мудак. Или, может, что мое сердце проживали и выплюнули…
– Так как, Оля? – я ждал ответ на свой вопрос. Может, хоть она будет честной со мной? Нет, молчала, оскорбленная. Она все же детский терапевт и меня, похоже, рассмотреть не смогла. – Ольга Сергеевна, – я поднялся, – покушайте, вы же не обедали. Я счет закрою, не беспокойтесь. Главное, не забывайте: первое впечатление обманчиво, особенно относительно богатых мужчин. Это может быть чревато. Для вас, естественно. Лечите психику детей и не лезьте в трусы к их отцам. Водитель отвезет вас куда скажите. Прощайте.
Я вышел на улицу: пахло летом, теплом, солнцем. Ночи еще не белые, но закаты длинные, долгие, красивые. Я дал задание Олегу отвезти психологиню домой, а сам отправился в центр пешком.
Я просто шел, просто гулял, ни о чем не думал, даже о ЕЕ признании. Иногда человек подходит к краю настолько близко, что все становится слишком и несвоевременно. Всему свой час. Всему.
Я пришел на Заячий остров, сел на камни на берегу Невы и принялся ждать, когда начнут разводить Дворцовый мост. Даже этому событию свое время. На него я не опоздал, а вот Яна… Я сжал кулаки и уперся в теплый камень: провернул несколько раз, соскребая кожу, чтобы ощутить боль, не только пустоту. Она пришла и не только физическая. Внутри все в мясо, сплошной фарш из эмоции и чувств. Яна, жена, бывшая…
Ее тело стонало вместе с моим. Кричало, что ничего не забыто. Плавилось мягким воском в моих руках. Согревало теплотой, как родное, мягкое, близкое. Я так чувствовал! Неужели мне только показалось? Неужели с ним, тем другим, Каминским, блядь, она такая же? Яна ни разу после расставания не показала своих чувств, кроме обиды. А на одной обиде счастья не построить. Одно слово, крохотное «да» – это слишком много? Если любовь жива, значит, ей нужно дать шанс? Разве нет?!
Я снова достал телефон. Открыл мессенджер. Наш диалог был закреплен сверху как самый важный. Я смотрел на эти три слова: Я тебя люблю. Злился. Что это? Почему сейчас? Это ответ? Это решение? Это насмешка? Ей-богу, я нихрена теперь не понимал!
Яна не попросила дать время. Не упрекнула в старых грехах. Не поощрила улыбкой. Она в принципе не уверена, что я ей нужен. Она закрыла этот гребаный гештальт. Она просто ушла!
Я просидел на берегу, пока небо окончательно не погасло и не забрезжило рассветом буквально через час. Замерз жутко. Домой приехал на такси и вырубился. Только сообщение Олегу скинул, чтобы дочку в школу отвез, потому что я умер.
Николь сегодня была под присмотром няни: у меня же поздний ужин с партнерами должен был быть, а я просидел на камнях до раннего утра. В мае. Не удивительно, что проснулся к обеду абсолютно разбитым. Горло словно песком измазали, нос как у алкаша, температура шпарила до красных пятен перед глазами. Лечить меня было некому, поэтому я погибал молодым и в бреду гипнотизировал телефон. Я все еще злился, но от края бездны отступил ровно на шаг.
К ночи второго дня меня отпустило, и я даже помылся. Оделся и поехал. Я должен узнать, что Яна имела в виду. Да или нет? В глаза пусть скажет! Можно много думать, прокручивать, сомневаться, но это ведь бессмысленно, если не хочешь быть с человеком: либо прости, либо отпусти (в нашем случае пошли нахер).
Я взял ключи от ее квартиры: нет, врываться с ноги не собирался, но и будить сына тоже. Тихонько постучу уже в дверь квартиры. Остановился у лавочки, дал себе минуту выдохнуть, просто взять эмоции под контроль: я ведь тоже не железный! С ней нельзя на повышенных и резко, а иначе мне сейчас сложно. Я просто достал телефон и посмотрел на ее сообщение, медитируя и успокаиваясь. Я не открывал его, почему-то боялся. Боялся, что окажется галлюцинацией или воспаленным воображением на температуре.
Глаз зацепился за темную высокую фигуру – Каминский. У нее дома. Ночью. Этому может быть логическое объяснение? Дайте подумать: они любовники, Яна закрыла гештальт по его велению, ушла от меня после, казалось бы, настоящей близости, а не просто секса. Теперь Каминский приехал сюда, к Яне, ночью – зачем? Потрахаться и проверить, кто из нас лучше? На кого тело больше отзывается? Может, она и его любит? Любит нас обоих и ждет, кто быстрее с ориентируется или на кого сердце ёкнет сильнее?
Меня снова накрыло, как тогда, когда Яна покинула мой кабинет. Сильно. Пусто. По-черному. Я развернулся и очень медленно вышел со двора. У меня в машине были инструменты, и я ничего не чувствовал, ничего хорошего. Я мог отрезать Каминскому нос и даже не поморщиться.
Я не хочу так! Я человек, а не животное! Сел и схватил руль: сжимал, пока не захрустела кожа. Я достал телефон и открыл мессенджер. Смотрел. Долго. Читал и впитывал.
Я люблю тебя
Я люблю тебя
Я люблю тебя
Признание плясало перед глазами, а потом сообщение исчезло. Мгновение и его нет, как не бывало. Я моргнул. Яна удалила его. Очевидно, выбрала. Его. Не меня. Хорошая ответочка. Такая любовь. Она ведь зла, полюбишь и козла. Или, наоборот, пошлешь козла обратно в стойло.
Окей. Понятно. Блядь. БЛЯДЬ! Я схватил мобильный и к чертям вышвырнул в окно. Резко дал по газам и рванул в ночь. Теперь точно все. Game over. Пусть все будут несчастны и умрут в разные дни. Нихрена я за них не рад! НИХРЕНА!
Рому отныне забирал и отвозил исключительно Олег. Прошла неделя: я должен отпустить, но пока так, не получалось рассуждать адекватно. Не готов встречаться с матерью моего сына.
– Олег, проводи Рому, – попросил водителя. Подниматься лично не хотел. Видеть ее не могу. Это не про какую-то ненависть или обиду. Просто не могу.
– А ты, пап? – спросил сын.
– Я в машине посижу, – постарался улыбнуться, но он смотрел на меня каким-то слишком осознанным взглядом. – Ногу на пробежка потянул, – пришлось выкручиваться.
– А мама плакала недавно. Сильно, – почему-то сказал.
– Женщина иногда плачут. Так бывает.
– А мужчины?
– Мужчины тоже плачут, но этого никто никогда не видит.
– И ты? – бесхитростно спросил.
Я погладила сына по руке и сжал худенькое плечико. Он смотрел на меня, как на старшего и главного мужчину в его жизни. Пока единственного, но как скоро это изменится? Что сказать? Правду или бравирующую ложь?
– И я.
Я выбрал правду. Мужчины плачут, когда действительно страдают, только наши слезы никому не нужны, и они спрятаны слишком глубоко внутри. В душе. Но это когда она есть, а у меня там сплошная зола и пепел, присыпанная солью. Но есть два цветочка, которые пробились даже через выжженную землю. Как быть дальше – все в тумане. В первые в жизни я не понимал, просто не понимал. Истина как и будущее скрыты где-то там, и я теперь не знал, где именно мое «там»…
