Текст книги "(Не)Мой (Не)Моя (СИ)"

Автор книги: Оливия Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 24

Мирослав

Мы с Каминским-младшим смотрели друг на друга с минуту. Он, похоже, знал, что только что обнимал мою бывшую жену, одетую в это возмутительно откровенное платье. А вот я понятия не имел, что он к ней яйца подкатывал.

Знакомы мы были, но не близко. Мутный тип. Ну ладно, может, не мутный, но странный. Я обычный, а он какой-то не от мира сего. В наших кругах кто-то считал его гением человеческих душ, кто-то – понтовой выскочкой. Я лично никаких оценок не давал, но определенно склонялся к тому, что Артем Каминский неординарный человек. Но это было до того, как он лапищу на талию моей жены положил! Я понимал, что Яна долго одна не будет, но такой человек не для нее. Ей нужен надежный спутник по жизни, а не перекати поле! Я не хочу, чтобы кто-то подобный жил с моим сыном на одной территории. Не хочу. Просто не хочу! Но это не мне решать… Блядь!

– Что у вас? – поинтересовался коротко.

– Сугубо конфиденциальные отношения, – Каминский развернулся и пошел через толпу. Я потянулся, хотел за плечо схватить, но пьяный Эрик налетел, отвлек.

– Мир, ну ты чего? Там тебя телочка ждет, нервничает.

– Что? – не сразу понял, о ком он. – Да отстань ты! – сбросил руки. Ох, ё. Его невесте нужно бы подумать, прежде чем замуж выходить. Счастливой не будет точно. Плохо у нас, мужиков, получалось женщинам счастье дарить. Но я так-то, как оказалось, не самый хуевый – мелочь, а в карму плюсик.

Я двинул к выходу. Яна наверняка убежала. Слишком хорошо ее знал. Вроде бы. А, может, не знал? Сегодня именно так показалось. Окончательно. Она после развода постепенно менялась и становилась практически незнакомкой. Красивой, сексуальной и недоступной. Еще это платье… В таком виде опасно выходить даже бабке старой, а красивой длинноногой брюнетке с роскошными сиськами – просто противозаконно!

Я накинул на плечи куртку и вышел на улицу, осмотрелся и увидел мелькнувшие блеском волосы. Я бросился за угол. Картина, которую увидел, еще долго будет стоять перед глазами.

Яна целовала Каминского. Как она его целовала… Он тоже, естественно, но я видел только ее. Голодная, страстная, увлеченная. Он шарил по ее телу, как хозяин, но она… Яна хваталась за него, как за самого нужного и необходимого лично ей. Я знал эту женщину. Я помнил ее. Помнил тогда, когда она сгорала от желания: Яна хотела его. Это заряжало воздух рядом – я ведь стоял в десяти метрах от них, но меня не замечали.

Первым прорывом было броситься к ним. Зачем? Сам не знаю, инстинктивно, но…

– Подари мне уже оргазм, – услышал страстное, нетерпеливое, с придыханием, – и пусть это будет долго… – я отшатнулся. Во рту такой горечью помазало. Каминский уносил Яну, целовавшую его неистово, а я стоял и смотрел. И ничего, абсолютно ничего не мог сделать. Она просила его, не меня.

Я достал сигареты, курить стал много, и отправился в противоположную сторону. Поймал машину, домой поехал, ни о чем не думал, просто курил в окно и жадно подставлял лицо холодному ветру.

Домой не пошел, залив манил. Холодно. Ветрено. Сыро. Я устроился на качелях. Снова закурил. Как странно, и как паршиво. Ведь понимал, что у Яны рано или поздно кто-то появится, но глазами увидел – и просто швах… Даже описать сложно, что внутри творилось. О чувствах говорить мне всегда было нелегко: язык подвешен неплохо, разруливать вопросы в нашем тандеме со Святом мне приходилось, он больше по кулакам, а эмоции от сердца – сложно как-то.

Яна мне ничего не должна. Предъявлять ей не за что. Злиться и обижаться – тоже. Я бывший муж, считай, что просто хрен с бугра. Чужой. Да, отец Ромки. Да, мы связаны кровью нашего сына. Но для его матери я никто. Но я ведь мог ревновать? Это же не запрещено? Тихонечко сидеть у ветреного залива и погибать изнутри.

Как она его целовала. Не мог это развидеть. Мы давно так страстно не отдавались прелюдии. Я ведь помнил, как было между нами до появления Лики. Но я так заигрался в флирт с бывшей, что перестал замечать, что потерял нить с настоящей женой. Секс был, регулярный и приятный, но хорошо было только мне. Я не замечал, что Яна изменилась, что не стонет больше с упоением, что молчаливой стала, в глаза ее грустные после секса не смотрел. Она не говорила, а я не спрашивал. Казалось, все так же, а все давно было иначе со знаком минус. Теперь моя жена больше не моя. Она отдалась другому. Это не просто так. У Яны просто не бывает. Если мужчина появился, значит, это серьезно…

Я выкинул окурок и сразу закурил еще. Если хотя бы на миг, всего один шанс из тысячи, ощутил, что нужен ей – не отходил бы, пока не простила, на коврике в парадной ночевал. Не потому, что мне нужна нянька для Николь, постельная грелка и та самая хранительница очага. Я люблю Яну. Она мой самый близкий человек. Она мне родная. С ней я был по-настоящему счастлив. Мы не были идеальными, не фонтанировали эмоциями без повода и не жили на вулкане страстей. Мы просто жили: радовались маленьким и большим событиям, воспитывали детей, тихо смеялись своим шуткам, засыпали всегда в обнимку, занимались любовью, выручали друг друга. Яна всегда меня понимала и принимала. Да, ссорились, бывало, но никогда надолго. У нас не было проблем пойти на контакт и сделать первый шаг. Я привык, что мы можем решить все. Это было моей ошибкой. Я всегда оберегал ее от моего первого брака, но когда Лика переехала, потерял бдительность и позволил бывшей жене просочиться сначала в наш брак, потом в меня. Я был уверен, что контролирую ситуацию, но на самом деле быстро утратил контроль. Я думал, что Яна поймет, а если нет, то поговорит со мной: она молчала, а я не замечал. Итог: мы потеряли друг друга еще до развода.

Почему-то мне верилось, что между нами всегда что-то будет, что мы никогда не отдалимся. Эта вера закончилась, потому что все до банального просто и больно: Яна меня больше не любит. Навязываться, принуждать, заставлять, глаза мозолить, когда женщина выбрала не тебя – нет, это не мое. Я умел завоевывать, ухаживать, готов очаровывать искренне и безвозмездно, без всяких «я тебе это, а ты мне то», но не в моих правилах покорять силой, ломать, гнуть, пока раком не встанет. Так с женщинами нельзя, меня батя так учил, царствие ему небесное.

Он был из хорошей семьи, но не такой богатой, как Нагорные. Но у него были честь, ум, достоинство. Мать выбрала его и заставила своего отца дать добро на свадьбу. Папа отделался малой кровью и принял фамилию Нагорный. Он не был настолько тщеславен и брутален, чтобы биться головой об стену: он просто хотел быть с любимой женщиной, пусть с дрянным характером, но лучшей. Мама всегда говорила, что я похож на него не только внешне, но и внутренним содержанием. Я считал это комплиментом.

Я встал, смял пачку сигарет и выбросил. Потом поднял – зачем мусорить? Пошел к дому и выкинул в урну. Не знаю, что с этим всем делать. Наверное, просто жить. Голову в порядок привести, детей растить и воспитывать, сердце подлатать. Нет, его не разбивали, я сам его размазал, и оно потеряло всякую ценность.

Спал я плохо, проснулся рано, вчера выпил: вроде немного, но голова кирпичная. Пробежка не дала привычной утренней бодрости и заряда энергии на целый день. Негатив тоже при мне остался. Ночью уговорил себя, что все правильно, а утро оказалось совсем не мудренее вечера…

– Вставай, засоня, – в десять разбудил дочь. Дал поспать в выходной. Бессонница в этом доме только у меня. – Поедем сезон катания на коньках закрывать.

Ромку только заберем. Яна вчера сказала, что он у бабушки. Елене Ивановне позвонить нужно, предупредить. Или все же бывшей жене?

Я достал телефон и тупо смотрел на экран, а видел только, как она одержимо висла на Каминском, жадно подставляя губы. Мобильный убрал.

Мы приехали к дому тещи. Получалось, что тоже бывшей. Что-то у меня проблемы с настоящим. Все в давно прошедшем времени окружало. Может, не все, но многое.

– Я за Ромчиком, – повернулся к дочери. Теперь она снова сидела исключительно на заднем сиденье: у нас снова абсолютное равенство у детей. – Побудь в машине. Я быстро.

Николь кивнула и продолжила, зевая, на айпаде зависать в какой-то мультик. Они с братом начали смотреть аниме-сериал: ерунда, по-моему, но им нравилось.

Я позвонил в домофон и принялся ждать.

– Кто? – услышал голос тещи.

– Я.

– Кто я?

Ведь узнала же, но бурчит.

– Мирослав. Я за сыном.

Елена Ивановна открыла мне, хоть и нехотя. Я поднялся на этаж. Дверь была закрыта. Я только вздохнул. Мелкая месть тещи. Опять стучать пришлось.

– Явился, – сложила руки на груди. Это наша первая личная встреча за долгое время, хотя меня в принципе здесь никогда не жаловали. Елена Ивановна против мужчин с прицепом. Возможно, она права. – Как жизнь молодая, зятек?

– Нормально.

– Холостой еще или уже женился снова?

– Елена Ивановна, я все про себя знаю, – сухо ответил. – Отдайте Ромку, и я избавлю вас от своего неприятного общества.

– Ты мне не неприятен, – неожиданно заявила. – Жалко мне тебя. Неплохой ты мужик, Мирослав. Но слишком добрый.

– Надо быть злым? – мне действительно интересно.

– С нами, женщинами, иногда надо. Тогда некоторые бабы у тебя на голове не сидели бы, – и скрылась за дверью.

Я забрал сына, и мы отправились к Яне. Позвонить ей просто не смог: сообщение набирал как камнями по экрану, каждая буква давалась тяжело. Еще слова тещи засели в голове: да, привык заботиться о тех, кого приручил. Учили меня так. Наверное, зря. Лику уже выкинул из своей жизни, снял с натруженной шеи, стало легче. Я на правильном пути. Жаль, раньше не дошло, что нельзя так: обеспечивать нужно одну женщину, свою женщину, жену любимую, и детей. Все, остальное от лукавого. Вот только Яна тоже больше не моя женщина, не моя жена… Как мне поступить? Тоже ограничиться только алиментами Роме?

Так нужно? Так правильно? Это признак настоящего мужика? Я усмехнулся и посмотрел на телефон – начало месяца, счета пришли. Не мои. Мое имущество, налоги и прочая бытовуха оплачивалась бухгалтером, а вот квартира Яны, обслуживание сигнализации, общедомовые нужды в комплексе премиум-класса, парковка, опять же, сумасшедшие налоги на недвижимость – это все на мне изначально было, моя зона ответственности. Я же банкомат на ножках. Раньше это казалось просто смешным изречением, сейчас как-то невесело. Это мелочи для меня, и я без вопросов их закрывал. С Ликой было так же… Больше нет. Я отменил все преференции, даже алименты: Николь жила со мной, и де-юре это Лика должна их мне платить.

С Яной тоже так поступить? Смогу ли я? Ну, может, когда замуж выйдет. Уверен, такую женщину нужно хватать и в загс вести. Сомневаюсь, что ее избранник будет в восторге от моей финансовой поддержки бывшей жены, если, конечно, он не альфонс, и мне в нагрузку не достанется содержать еще и его. Да нет, бред. Яна такого не выберет, а Каминский точно не про это, как бы я ни ревновал.

Я только кивнул бывшей жене, стараясь не провожать взглядом, подмечая нюансы. Яна выглядела хорошо. Уставшая, расслабленная, красивая. Основательно оттраханная женщина.

– У тебя засос на шее, – равнодушным тон мне царапал горло. Блядь! Очередное подтверждение, что ее жизнь ушла в другое русло. Теперь понимал, почему Яна видеть меня не хотела, от подарков отказывалась, внимание пресекала. Невозможно смотреть на своего человека, который больше тебе не принадлежал. Не моя. Чужая. – Черт! – сигареты вчера выкинул и решил курить бросить. Руки ходуном ходили, занять чем-то хотелось.

Я спрятал их в карманы, сжал в кулаки и усилием воли унял дрожь. Да, я понял Яну. Теперь по-настоящему понял. Лучше не видеть друг друга, пока окончательно не отболит и коркой не затянется. Именно так.

В понедельник утром мы завтракали втроем. Ромка не хотел идти в садик, капризничал и дул грибы. Не выспался, наверное. Николь тоже какая-то молчаливая.

– Ты сегодня к матери? – спросил, расправляясь с омлетом. Николь вяло пожала плечами, прежде чем спросить:

– Ты отвезешь?

– Ром, ты же просил яйца, – обратился к сыну, припарковав ее вопрос. – Почему не ешь? – ну взрослый, а размазал желток по всей скатерти.

– Не хочу в садик, там скучно.

Я вздохнул глубоко про себя. Началось в колхозе утро. Я их два дня выгуливал максимально – конечно, теперь везде будет скучно. Особенно с утра пораньше!

– Так, дети, – наградил каждого строгим взглядом, – давайте без нытья. Иначе в следующие выходные будем грустить дома. Неделю трудимся, в выходные гуляем.

– Я хочу трудиться! – ответственно заявил Рома. – Можно к тебе на работу?

– И я хочу на работу! – воскликнула Николь. – Вместо школы.

Ей я просто ответил нет, а сыну:

– На работу, конечно, можно, только твоя мама мне голову оторвет. Ну и как мне жить без головы? – состроил гримасу.

Дети рассмеялись. Я отправил Ромку мыть руки, выходить уже нужно, и взглянул на дочь.

– Олег отвезет, если вы с матерью договаривались.

В их отношения я не лез, не контролировал, не вмешивался. Они сами договаривались, а водитель доставлял и забирал. Да и было это раза три, вроде. Я не мог оградить дочь от всякого дурного влияния: это то, что преследовало нас по жизни. В школе, на улице, в телевизоре и интернете. И в семье. Такое тоже случалось.

Я пытался направлять Ники, но выводы она должна делать сама. Она уже понимала, что такое хорошо и что такое плохо. Лика – ее мать, и если она нужна моей дочери, то кто я такой, чтобы обрубить их общение полностью? А дальше: что вырастет, то вырастет. Мое же. В любом случае рядом буду – отец.

– Я хотела бы с тобой… – вздохнула.

Я отложил приборы. Наверное, пора быть до конца честным и не щадить чувства Ники в ущерб моим и здравому смыслу. Неужели она ещё надеялась, что мы с Ликой…

– Ники, я не хочу видеть твою мать. Я не хочу с ней общаться. Не хочу, чтобы она снова была в моей жизни. Я не люблю ее.

Дочь просто смотрела и хлопала большими голубыми глазами.

– Лика – твоя мама, но для меня – никто, что бы она тебе ни рассказывала.

– Мама не говорила…

– Николь, не нужно больше лгать мне, – прервал нетерпеливо. – Я примерно представляю, какие слова она нашла для тебя и как вызвала нетерпимость к Яне… – закончил тише.

– Больше мама не говорила, – вяло возразила Ники. – Мы с ней мало общаемся теперь. Наверное, я не поеду к ней сегодня.

Мне стало грустно. Печально, что моей девочке не очень-то повезло с родителями. Я старался, но понимал, что во многом брал только финансовыми возможностями. Теперь я сильно сомневался, что без них они любили бы меня. Что меня в принципе без денег любили бы… Способен ли я привить детям понятие о добром, чистом, вечном?

– Ты прости меня, Ники, – взял худенькие ладошки в свои. – Я виноват, что ты оказалась втянута в игры взрослых. Ромчик, – улыбнулся, видя, как сын бежал к нам через гостиную, – меньше, его не так вовлекли, а ты… Это моя вина. Прости…

Вечером я задержался на работе до поздней ночи. Проблемы были, да. Мы со Святославом много лет работали в команде: он огнем и мечом, грубой силой, напором из монолитной горы высекал форму, а я шлифовал, придавал очертания, смазывал и заставлял механизм работать. Теперь я был один. Некоторые особо амбициозные конкуренты решили, что меч в моей руке не удержится. Считали меня чистоплюем. Я не любил применять силу там, где можно решить все договором. Это современно и правильно, но это не значит, что я никогда и никому не отрубал руки. Это же Расчленинград, мать твою!

– Какие новости? – Руслан вернулся из Москвы. Был на переговорах с Самойловым.

– Готов выдать свою крысу, – Рус сел напротив и взял кусок остывшей пиццы, – в знак доброй воли и готовности к сотрудничеству.

– Мутит он что-то, – я зевнул. – Но это лично с ним решу. Я позвоню и дам добро, дальше будем смотреть.

Что-то много всего решить необходимо, и все срочно, еще и в Мариинском в пятницу появиться нужно. Закрытая премьера, после – банкет, приветственное слово с меня. Мы реконструкцию оплатили, нужно срывать аплодисменты.

– Не хочу идти, – пожаловался Руслану. Он должен быть за моей спиной, безопасность. Нянька. Кому плакаться, как не ему? – Одному нельзя, пары нет, брать кого попало… – покачал головой. – С матерью, что ли? – на Руса взглянул.

Она же потом меня затюкает своим «я была права, как всегда», и совершенно неважно, что права мама бывала крайне редко.

– Хороший эскорт? – предложил Руслан. – Чистая девочка. Нигде не засвеченная.

– Исключено.

Еще я с блядями на торжественные мероприятия не ходил! Да в принципе выходить куда-либо со шлюхами – не-е-е. Знаю, что многие пользовались услугами сопровождения, были даже те, кто женился на подобных экземплярах, но это все не мой случай. Женщина, которая в открытую поставила на себя цену – слишком дешевая. Моя должна быть бесценной. Один раз я сумел найти такую. Получится ли еще раз? Не факт…

– Слушай, я с женой и дочкой иду. Сонька будет в восторге, если с тобой засветится. Для балерины связи тоже важны, – скривился Рус. – Это дочь так говорит. Она хорошо танцует, примой надеется стать со временем, не знаю, посмотрим… Вроде искусство, но такое продажное, – хлопнул ладонью по столу.

– Слушай, ей уже есть восемнадцать?

С девочкой моложе выйти не смогу. Я ей не отец, и не дай бог кто-то слухи пустит.

– Да, исполнилось недавно.

Я подумал с минуту: Соню Загоеву я знал, она с отцом не раз в офис приезжала, да и на совместные вылазки с детьми ее брали. Загоевы давно работали на нашу семью. Правда, не видел девочку пару лет, думал, что мелкая еще, а она уже целая балерина!

– Хорошо.

Пусть будет Соня. С дочерью друга, которой я старше на двадцать лет, выгребу без лишних слухов. Главное, чтобы новый роман, да еще и с малолеткой, не прописала пресса.

Глава 25

Яна

С Артемом мы не виделись и не созванивались уже четыре дня. Сеансы у нас раз в неделю, как и встречи-задания – ничего нового не произошло, все по плану. Но он мог написать, я ответить: слово за слово, общение, флирт. Нет, мы давно не были просто терапевтом и пациентом. Я не знала, кто мы, но ломку чувствовала. Меня тянуло к нему, физически очень тянуло. Дело не только в хорошем сексе: мне нравилось дразнить его, соблазнять, увлекать собой. Это тоже было частью моей терапии. Только сама тоже подсела.

– Яна Николаевна, здравствуйте, – ко мне снова начал подкатывать наш преподаватель психологии Сергей Павлович. Очень активно. Только мне вообще было не до него. Пусть со своими кудряшками и восторженными глазами лесом идет. – У меня есть два билета в театр…

– Сходите обязательно, – подняла голову и откинулась в кресле, – с кем-нибудь другим, – улыбнулась очаровательно. Сергей Павлович и раньше проявлял ко мне интерес, но последний месяц все время пороги обивал, а его взгляд постоянно на мне. Надеюсь, не маньяк.

– Ты до сих пор на меня обижаешься? – пытался сделать грустное лицо. Он симпатичный и обаятельный, но какой-то маленький мальчик, не мужчина.

Я отъехала от стола и скрестила длинные ноги. Сергей Павлович гипнотизировал их. Мне было забавно наблюдать, как легко подсаживались мужчины, даже врачеватели душ (психологи!) на женскую сексуальность. Я ведь осталась той же внешности, как и при нашем первом знакомстве. Что же сейчас изменилось? Мои ноги не стали длиннее, а юбка короче. Но я изменилась внутренне: начала ощущать себя не просто привлекательной, а желанной; приняла себя, открыто улыбалась и не стеснялась смеяться, мой взгляд стал иным. Я нравилась себе в первую очередь. Я королева. Да, вот так! Если ты любишь себя, другие это тоже чувствовали.

Каминский на всю аудиторию назвал меня скучной и пресной, и был прав. Тогда – да. Но никто не смотрел на меня как-то не так, не хихикал, не подкалывал: потому что я преподаватель или больше не производила впечатления занудной женщины?

– Сергей Павлович, вы снова к нам? – в преподавательскую иностранных языков зашла моя коллега. Она была влюблена в него, поэтому на меня смотрела без особой симпатии. Когда я была директором, со мной делили исключительно власть, здесь я стала слишком яркой, незамужней и свободной. Уверена, в кулуарах могли шептать, что ищу мужика. Но ведь я не ищу, я нашла. Сексолога. Другие меня сейчас не интересовали.

– Мария Андреевна, – обратилась к ней, – тут у Сергея Павловича билеты в театр, – и подмигнула ему, – а компании нет.

– Я бы с удовольствием, – ответила она. А наш психолог растерялся. Он слишком вежлив, чтобы отказать и слиться.

– А вы, Яна Николаевна… – пытался ко мне апеллировать.

– А она идет со мной, – в дверях появился Каминский. Неожиданно. Вот так и рождаются слухи. Хотя… Да пускай! Не самые плохие, между прочим. – Жду в машине, – обвел всех взглядом и остановился на мне. Обычно ходил под маской ленивой расслабленности, сейчас аура сигналила напряжением. Казалось, что на кожаной куртке, усыпанной мелкой крошкой дождя, влага вскипала и моментально испарялась.

Я взяла сумку, накинула короткое пальто, попрощалась с коллегами, не замечая заинтересованных и даже шокированных взглядов. Каминский потерял осторожность и проявил эмоции, их заметили. Даже очень опытные психологи во всех областях были людьми. Немножко людьми.

– Что-то случилось? – села в черный гелендваген. Артем смотрел вперед, плотно сжимая губы. – Ты напряжен.

Он медленно повернулся ко мне, смотрел так, что мурашки под кожу пробрались, холодили внутренности и одновременно поджигали их.

– Артем… – успела ахнуть, прежде чем он сгреб меня в охапку и прижался к губам. Целовал жадно и грубо, ладонь нырнула под юбку и агрессивно прошлась по бедру, останавливаясь на ягодице. – Что это было? – он так же резко отпустил меня.

– Проверял кое-что.

– Что же? – нетерпеливо подталкивала его.

– Сможем ли мы продолжать терапию, – задумчиво барабанил по кожаному рулю.

– И? – внутренности скрутило. Если нет, то будет сложно. Не было у меня ощущения, что я готова расстаться со своим врачом. Но оно появится. Точно появится! Просто еще рано.

– Мы просто ее немного изменим, – повернулся и прожег меня взглядом. – Я допустил ошибку, Яна. Но… Это уже случилось. Будем работать.

– Я первая, с кем ты переспал на терапии?

Мне было интересно. Не то чтобы хотела услышать, что я особенная, просто любопытно, держится ли он в рамках профессиональной этики.

– Врачебная тайна, – строго заявил и положил на панель два билета куда-то. Я взяла их в руки: приглашение на закрытую премьеру оперы в Мариинском театре.

– Это вроде бы не наш формат? – удивленно подняла глаза.

– Во-первых, я люблю оперу.

Я запомнила. Еще один маленький штрих к его образу.

– Во-вторых, пора тебе заявить о себе всем призракам прошлого. Да и мне вместе с тобой.

– А у тебя какие?

– Отец, – коротко, емко и максимально открыто. Мы не просто не обсуждали с Каминским его личную жизнь, он даже в неформальном общении не упоминал никого из семьи Каминских.

В пятницу я собиралась на премьеру. Аня останется с Ромой на ночь, хотя я и не планировала задерживаться до утра. Но буду однозначно поздно. Опера часа три, а с двумя антрактами и дирижером, который любил опаздывать, все четыре. Затем еще фуршет с шампанским и живое общение с артистами.

Уверена, будет много знакомых. Мирослав с Ликой тоже. Нагорные оказывали спонсорскую помощь театру и занимались реставрацией и ремонтом. Мир будет самым важным гостем.

Я надела длинные серьги с бриллиантами и осмотрела прическу. Небрежный, почти свободный пучок открывал длинную шею. Декольте было низким, но я не стала привычно прятать белесую полоску за подвесками или громоздкими колье. Я надела золотой чокер в тон туфлям.

– Тебе идет смокинг, – сделала комплимент своему спутнику, когда поднимались по ступеням в зал для почетных гостей. На входе стояли охрана и хостес с шампанским.

– Тебе идет быть без одежды, – буднично вернул комплимент Каминский.

– Да, – согласилась, – но без одежды еще прохладно, – слегка зевнула.

Я кивала и здоровалась с многочисленными знакомыми и еще более многочисленными малознакомыми людьми. Меня привыкли видеть в качестве супруги Мирослава Нагорного, поэтому сейчас я ловила удивленные и заинтригованные взгляды, как и мой спутник. С учетом, что я сама знакома с губернатором и не раз была на совместных мероприятиях, Артема Каминского я не знала. На него смотрели. Да и было, на что посмотреть.

В центре зала поднялась суета: мы подошли поближе. У рояля натянута красная лента, а рядом Мирослав, Владимир Каминский, чиновники, именитый директор театра, какая-то массовка за спинами и почему-то Соня Загоева.

Я помнила ее, естественно, хотя не видела давно. Тонкая, высокая, белокожая, с гладким пучком темных волос и плавной грацией балерины. Она вошла в девичью пору, а вечернее платье добавляло внешности некоторую взрослость. Но, по сути, совсем девочка, а рядом с высоким и крепким Мирославом – вообще ребенок.

Губернатор взял слово, но под аплодисменты быстро передал главному меценату города. Теперь это звание официально перешло к моему бывшему мужу. Ему тоже шел смокинг, но это не новость для меня (сколько раз помогала ему надеть бабочку – не сосчитать), как и убранные назад волосы. Мирослав редко так укладывался – наверное, стилисты постарались. Он выглядел очень серьезным и собранным, только в глазах – скука и усталость. Явно не в восторге от миссии, на него наложенной.

– Добрый вечер, дамы и господа, – обвел взглядом зал. Я пригубила шампанского, держась за локоть Артема. Мы с Мирославом встретились глазами. Они у нас обоих серые, только его темнее. Он мне приветственно кивнул. Я едва заметно отсалютовала бокалом. Мы ведь цивилизованные бывшие. – Рад, что под крышей этого храма искусства собралось столько достойных людей…

Еще несколько дежурных фраз, и ему протянули ножницы, чтобы разрезать ленту, тем более, уже прозвучал первый звонок. Мир взял их и поднял глаза. На меня поднял. Раньше он передал бы ножницы мне, а сейчас… Его бывшей-будущей я рядом не видела, но рядом восторженными девичьими глазами смотрела девочка Соня. Он протянул ножницы ей – она разрезала ленту. Вот так.

– Все нормально? – Артем бросил на меня выразительный взгляд. Я задумалась: всерьез ревновать к девочке мне было сложно, правда, сейчас возраст – это условность. Она молодая, тонкая и звонкая, а Мирослав мог быть тем самым принцем из грез, красивым, благородным, на дорогущем железном коне. В него можно влюбиться даже с разницей в двадцать лет. Но Мир никогда не был падок на малолеток, особенно если они дети его сотрудников и друзей.

Хотела бы я, чтобы Мирослав бегал за мной, обивал пороги, задаривал подарками и уверял в своей любви? Эгоистичная часть меня – возможно, но мой бывший муж умел быть понятливым, и я ему за это благодарна. Теперь мне все это не нужно. Поздно. Мне нравилась моя жизнь сегодня!

– Нормально, – кокетливо коснулась его щеки ногтями. – Твой отец идет к нам, – заметила Каминского-старшего.

– Артем! – он был рад видеть сына. – Яночка… – удивлен, да. Глаза бегали и кого-то искали. Вероятно, думал, не испортит ли ему карьеру роман сына с бывшей женой Нагорного…

– Не беспокойтесь, – подала руку для поцелуя, – мы с мужем расстались мирно.

Артем усмехнулся, а его отец покраснел. Ну что же поделать: он зависим от Нагорных. От них многие зависели в этом городе.

– Третий звонок, – Артем пощекотал губами мое обнаженное плечо и повел ко входу к ложам.

– Сын… – услышала в спину. Артем не обернулся.

– Что у вас произошло? – спросила, когда помог мне устроиться в боковой ложе. Я достала бинокль, разглядывая гостей.

– Не твое дело, Яна.

Грубо. Как специалист, он порой использовал свое фирменное хамство, но это знак мне, что личное между нами закрыто. Я делилась с ним многим, но это входило в схему терапии. Меня ни в голову, ни в сердце Каминский не пускал.

– Возбудилась? – наклонился ко мне, шепча в ухо, обжигая дыханием кожу на шее. Рука неожиданно легла мне между ног. Мы в ложе были не одни, поэтому я от неожиданности выронила бинокль.

– С чего я должна была возбудиться? – прошипела кошкой и скинула его руку.

– Тебе нравится пожестче, – уверенно заключил. – Не знала?

Я сглотнула. Меня не заводили грубость и хамство в принципе. Но меня заводили его грубость и хамство – это важное уточнение, но Артему об этом знать необязательно.

– Кстати, – уже играли увертюру, – ты в трусах?

Так, для ценителя оперы он слишком часто отвлекался!

– А ты без? – поинтересовалась. – Прибор к ноге привязал?

Каминский тихо рассмеялся – оценил комплимент ниже пояса.

– Снимай.

– Прямо здесь?

– Тс-с-с, – попросила женщина, сидевшая наискосок от нас. Бабушка даже, жуткая сплетница, помню ее. – Вы либо потише, либо уж погроме, – и рассмеялась. Жажда сплетен – она такая.

– Яна, ты очень плохая девочка, – услышала прямо в ухо. – Ты заметила, что не возмутилась предложению?

– Я встречное приготовила: ты тоже снимай трусы.

Он хохотнул. Все, выгонят нас. Точно.

– И куда мне их? В карман? – тихо возмутился. – Да и яйца висеть будут. Неудобно.

Я неожиданно для самой себя запустила руку к его паху и пощупала. Не я одна возбудилась.

– В антракте схожу, – переключилась на оперу.

– В антракте очередь, – возразил справедливо.

Взгляд соскользнул в царскую ложу. Я увидела Руслана с женой, губернатора с новой молодой спутницей. Мирослава с Соней – они сидели на самом почетном месте. Она смотрела не на сцену, на него. Ее родителям нужно задуматься относительно этих взглядов, а Мирославу – о своей репутации. Он ведь так пекся о ней…

Неожиданно Мир повернулся именно к нам и остановил бинокль, разглядывая нашу ложу. Либо у меня уже мания преследования. Я поднялась. Пойду-ка я сниму трусы!

В туалете женщин не было, только уборщица протирала зеркала. Я зашла в кабинку, достала влажные гигиенические салфетки из секс-шопа: они именно что для интимной гигиены, а после флирта с моим саркастичным врачом нужно в порядок себя привести, ну если собиралась щеголять без белья.

Я как раз спрятала их и, выходя, пыталась защелкнуть замок, когда наткнулась на спину, обтянутую черным смокингом. Сумка выпала, а все добро разлетелось по паркету.

– Яна… – Мирослав говорил с кем-то по телефону, но быстро завершился и, присев, осмотрел мое добро. Телефон, помада, ключи, салфетки, два презерватива и шелковые стринги. – Рад, что следишь за здоровьем, – бросил в мою сумку изделие номер два и взялся за трусы. – Яна, надень их, пожалуйста.

– Мирослав, пожалуйста, позволь мне самой решать, – мы с ним очень культурно общались на не самые культурные темы.

– Прохладно здесь. Простудишься.

– А я чаем ЕЕ напою, – прикусила губу, посмеиваясь над пикантной абсурдностью заявления.

– Яна, не заставляй меня делать это самому.