Текст книги "(Не)Мой (Не)Моя (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Глава 34
Яна
Даже поверить сложно, что я прожила целых четыре недели. С каждым днем становилось легче – наверное, я внутренне начала смиряться, что наши отношения с Мирославом реально закончились. Вроде развелись давно, но все время цеплялись друг за друга: отрицали привязанность, но не отпускали. Теперь между нами стояла большая жирная точка. Он поставил ее. Мирослав. Имел право. Ждать меня и моих тараканов бывший муж не обязан. А я… Когда я вспомнила, насколько сильно, долго и абсолютно беззаветно любила его, он устал. Я не успела буквально на минуту. Опоздала, безбожно опоздала.
Столько всего произошло, а мы в разводе всего полгода! За это время стало неважно, из-за чего мы расстались: это выглядело историей из чьей-то чужой жизни, а мы другие. Совсем! Два совершенно иных человека. Мы все помнили, а как оценивали? Я могла сказать, что не так, как раньше это точно. От нашего с Мирославом брака я много получила: отношения с хорошим мужниной, чудесного сына, опыт. Опыт – это важно, всегда ценно. Я вынесла много полезного и готова сделать работу над ошибками. Теперь я понимала и принимала себя. С мужчинами было сложнее (пойди, пойми их!), но когда-нибудь научусь. А пока мне не хотелось чужаков рядом. Пришло пресыщение эмоциями. Как похмелье, и даже головная боль мучила по утрам.
Сейчас я больше времени посвящала сыну, работе и себе. С Ромой мы наконец научились читать! Да, пока по буквам, но короткие слова уже слогами! Ему очень нравилось, для пятилетнего мальчика вообще отлично. Надеюсь, к школе освоить с ним английский алфавит и транскрипцию.
Я пошла на курсы повышения квалификации и решила добавить к своим трем языкам азиатской группы – японский. Иероглифы меня успокаивали. Я пыталась познать дзен и прийти к гармонии тела, души и сердца. Для этого, кстати, начала вести дневник, как посоветовал Каминский: записывала мысли, вспоминала триггерные моменты, задавала себе вопросы и пыталась дать на них ответы. И читала, обязательно перечитывала свои мысли.
Я всегда любила записывать, поэтому поздний вечер с дневником стал своеобразной традицией. Я говорила сама с собой. Понимала себя. Это важно, критически важно. Раньше такого не было. Все же не зря в моей жизни появился Артем Каминский: благодаря ему я научилась слышать себя, всю себя. Нет, сексолог это не про секс, оргазмы и тело. Это свобода принимать себя и свои желания, а какие они – зависит уже от человека. Чего хотела я? Жить. Наверное, это самое простое и самое сложное из желаний. Улыбаться. Засыпать без тревоги. Пить кофе утром в маленькой кофейне. Наблюдать за взрослением сына. Путешествовать. Протягивать руки вперед, к будущему. Иногда плакать. Чаще смеяться. Есть. Молиться. Любить. Это жизнь, и я ее люблю!
– Может, у меня останетесь сегодня? – мама смотрела на меня слишком внимательно. – Ты бледная какая-то? – мне почти тридцать три, неделя осталась до дня рождения, а мама все переживала за меня.
– Устала просто и голова болит, – пожаловалась я. – Ром, иди ручки мыть, – сказала сыну. Мы сегодня с мамой его пораньше из садика забрали и поехали дедушку в больницу проведать. Папа загремел с давлением и подозрением на гипертонический криз. Хроническое переутомление. Ему нужен отпуск и желательно в хороший лечебный санаторий. Одному! Без Марины и ее причитаний. Сегодня она была невыносима. Я вспомнила их с мамой фырканье в палате. Угораздило же нас встретиться…
– Вот говорила я тебе: нечего мне там делать! – мама злилась и на меня в том числе. Она не хотела ехать. – Елена Ивановна, хватит моего мужа обхаживать, – едко кривлялась, вспоминая выпады второй жены отца. – Тьфу! – показательно сплюнула. – Чтобы я еще поехала к нему! Это все ты! – и меня поругала.
– Мама, но он просил, тебя хотел увидеть, думал, что умирает, – пыталась разжалобить мать. Папа сам ее заманить не мог, поэтому мне пришлось. Он правда испугался, что все. Собирался прощаться с нами.
– Ой, все! – отмахнулась она. – Борщ будешь? Я вчера сварила этому умирающему, блин…
Я тихо рассмеялась: сегодня папа уже был достаточно бодр, чтобы разделаться с большим термосом борща, пятью булочками с зеленью и чесноком и тремя паровыми котлетами. Все бы ничего, но пришла Марина с супом и рыбой… Они поругались: отец схватился за сердце, Рома хлопал глазами, а я просто забрала своих и увезла домой.
– Мам, я думаю его в санаторий отправить. Пусть месяц отдохнет. Ну, после выписки.
Мама закатила глаза и поставила передо мной сметану и нарезанный бородинский хлеб.
– Ром! – крикнула внука. – Иди ужинать! – затем на меня посмотрела: – Оно тебе надо?
– Что? – даже не поняла сразу.
– Отца спонсировать?
– Мам, ему плохо. Он только и делает, что работает.
– Мы все работаем. Он когда тебе в последний раз помогал? Вот так, по-отцовски. Он все туда, поэтому и упахался.
– Мне просто не нужно было. Я денег у него не просила, – ответила, не понимая, почему она так настроена.
– А тебе кто помогает сейчас? – давила пристальным взглядом. – Бывший муж? Ты же не со своей зарплаты будешь путевку покупать?
У меня мама доцент филологических наук: она публиковалась в научных журналах, имела кучу надбавок в университете, была заведующий кафедрой, но не зарабатывала миллионов. И я не зарабатывала. Я просто удачно развелась. Это не весело. Это грустно.
– Ты не должна на алименты Ромы, – понизила голос, – отца в санатории отправлять. Это неправильно.
– Это не деньги Ромы! – вспыхнула. – Мирослав… – и я задумалась. Бывший муж мне каждый месяц переводил большие деньги: для Ромы и для меня. Но в последние пару нет, только внушительные алименты. Это справедливо: Мирослав мне ничего не должен. У меня зарплата, накопления еще с директорского кресла и на специальном счете в валюте и золоте отступные за восемь лет брака. В нашем брачном договоре, который я подписала абсолютно легко, потому что разводиться не собиралась, тем более делить с мужем имущество, которого у меня, к слову, не было, значилась астрономическая сумма за каждый прожитый год. Но эти деньги как резерв, я даже не лезла туда…
– Мам, – взяла за руку, – я проговорю с папой, и мы решим, – не буду обострять эту тему. Она сегодня слишком обижена.
– Ты, кстати, к врачу сходи. Головные боли – это ненормально в твоем возрасте. Только в моем, – фыркнула мама.
Я действительно записалась к врачу, но не к неврологу или терапевту. Мне срочно нужно было бежать к гинекологу: за всеми волнениями и страданиями я пропустила одну важную деталь… Мои месячные задерживались: надеюсь, это нервы, иначе…
– Наташ… – я лежала на кушетке и ждала, что скажет врач. – Ты меня пугаешь… – засмеялась коротко.
Я уже много лет наблюдалась у одного гинеколога: она Рому у меня принимала, девять месяцев возилась со мной, чтобы беременность закончилась криком младенца.
– Что сказать, – осторожно достала из меня датчик, – поздравляю, – повернулась и передала маленький снимок. – Шесть-семь недель, плод развивается без задержек, патологий не вижу.
– Ох… – со свистом выдохнула. – Это точно? – на снимок даже не смотрела. Не могла. Это какая-то жестокая насмешка судьбы!
– Определенно, – и протянула мне салфетки.
У меня опустились руки, и я снова откинулась на кушетку. Шесть или семь недель. Шесть или семь. Акушерских получалось, что семь… С Мирославом мы переспали четыре недели назад, а беременность семь. Значит… Значит, отец Каминский. Других вариантов не было. Вот так, значит… Мужчина, который не хотел семью и детей. Который ловил маньяков и был одиночкой. Но самое главное, он мне совсем не нужен для жизни. Я не люблю его! Я не хотела быть с ним. И рожать от него тем более!
– Наташа, какие у меня варианты?
Она поняла без слов.
– Если медикаментозно, то прямо сейчас. Если классика, то пара недель, чтобы без осложнений.
Я молчала. Это сложно. Мне нужно время: я не могла принять решение в моменте.
– Яна, ты же помнишь, что в зоне риска? – я кивнула. – Если ты решишь сохранить беременность, то легко не будет и не факт, что ты доносишь ребенка до срока. Если идем на чистку, то сразу нужно перевязать трубы. Ты молодая, но с твоим диагнозом и после прерывания, беременеть снова будет опасно.
– То есть я больше не смогу родить, если сейчас… – горло сдавило спазмом. – Если сейчас прерву?
– Да. Прости, Яночка, но да.
Решение стало еще сложнее: не то чтобы я мечтала о втором ребенке, просто достаточно молода, чтобы иметь такую возможность. Да, под контролем врачей и, вероятно, на сохранении львиный срок, но у меня должен был быть выбор, а так…
– Я не могу решить, – посмотрела на своего врача. – Просто не могу… – голос охрип, срываясь на всхлип.
– Яна…
– Все хорошо, – пыталась проморгаться. – Дай мне минуту… – поднялась и начала поправлять одежду. Когда-то я хотела двух детей, только отцом должен был быть мой муж. Я Миру хотела родить еще одну девочку. Когда-то… Когда мы были счастливы вместе.
Наталья подошла и крепко обняла меня. Мы давно друг друга знали, но близкими подругами не были: она просто поняла меня. Просто по-женски.
– Спасибо, – уткнулась ей в плечо. Я не плакала, это просто шок, но ощутить человеческое тепло и поддержку очень важно. Она не судила меня, не смотрела строгим холодным взглядом, она готова принять любое мое решение.
– У тебя четыре недели: либо, либо, – дала приличный разгон для маневра. – Подумай, взвесь и не бойся. Это будет твое решение и тебя за него не осудят. В этом кабинете нет!
– Спасибо, – мы снова обнялись.
Я вышла на улицу в каком-то странном оцепенении. Пахло теплом и сиренью. Солнце наконец вышло, а ночи больше не скрывали тени. Сессия шла к концу, скоро отпуск: я планировала на месяц улететь с сыном и мамой в Грецию: снять виллу, купаться в море, брать авто и кататься по городу. Хотела отвлечься, подумать, отпустить прошлое окончательно.
– Ох… – села в машину и достала телефон. Да, мне осталось только ахать и охать. Набрала Каминского: мне нужно понять – он еще в городе или уже растворился в южных степях? Говорить ему или нет – не решила.
– Абонент выключен или находится вне зоны доступа сети…
Что и требовалось подтвердить. Артем живет свою другую жизнь. Темную, опасную, непредсказуемую. Меня это более чем устраивало. Я не хотела делить с ним свое будущее. Он мне помог, но мы не стали близкими. Мы чужие, и всегда ими будем.
Я завела машину и отравилась домой. Мне есть над чем подумать. На этаже меня уже ждали. Неожиданно.
– Яна Николаевна, – меня тормознул консьерж, – тут счета накопились.
– Что? – не сразу поняла. – Какие счета?
– Ну… – теперь она растерялась, – разные: коммунальные и еще какие-то, – и вручила мне ворох бумаг.
Я открыла дверь квартиры, сбросила туфли и устало опустилась на пол прямо в коридоре. Плечи придавило вселенской усталостью, сложно поверить, что это происходило со мной. Ладонь легла на плоский живот: что я хотела ощутить? Что почувствовать? Материнский инстинкт? Ответственность? Радость? Сожаление? Пока ничего, это пугало. Решения у меня не было. Даже думать трудно об этой беременности.
– Ну что тут, – вернулась к счетам, которые мне вручили. Глаза округлялись прямо пропорционально суммам. У моей матери коммуналка как-то значительно меньше. Примерно раз в десять! – А это что…
Счета за обслуживание сигнализации и комиссия, которую брало охранное агентство, обескураживали. Сколько-сколько?!
– Вот так раз… – проговорила вслух и поднялась. Я никогда этим не занималась. Никогда. Все финансовые вопросы решал Мирослав и его бухгалтер. Я так к этому привыкла, что даже не задумывалась, кто это делал сейчас. Судя по датам просрочка всего два месяца, а до того кто-то все это оплачивал. Не сложно догадаться кто…
Волшебным образом продлевался мой абонемент на теннисный корт и фитнес-клуб, оплачивались общедомовые услуги и все расходы, связанные с Ромой. Сверху алиментов, естественно. Я не просто принимала это как должное, не замечала даже!
Я открыла на телефоне банковское приложение – сумма на счету лежала приличная.
– Как тут оплачивать… – начала сканировать QR-код платежей.
На этот счет мне приходили алименты и то самое содержание от бывшего мужа: я не покупала на эти деньги бриллианты и не летала на Мальдивы, но я на них купила поездку на Бали для мамы и сестры с семьей, закрывала наши с сыном базовые потребности и даже свои счета оплатила ЕГО деньгами.
Моя зарплата приходила на другую карту: я проверила остаток – разница слишком очевидна. Были еще накопительные счета, но на то они копят… Получалось, что трусики из любимого магазина за двадцать тысяч и милая брендовая сумочка за триста уже не так мне доступны… Мирослав и без этого содержания обеспечил меня по брачному договору, но его финансовую поддержку сверх того, я принимала без лишних вопросов. И без особой благодарности.
– Не посредствам ты живешь, Яночка, – грустно вздохнула.
Я так яростно не хотела быть, как Лика, так гордо держала голову и велела Нагорному не вмешиваться в мою жизнь, а вышло, что не так сильно отличалась от нее, живя фактически, хоть и не специально, под его покровительством и за его счет. И что теперь?
Получается, если я все же решусь оставить ребенка, то мы все будем жить на алименты от Нагорного и его же отступные? Декретные в современных реалиях – курам на смех. Но и перспектива зависимости от чужих средств тоже так себе.
– Ладно, пора начинать жить по средствам.
Я гуманитарий, но подсчитать, сколько должна Мирославу дело не хитрое: двенадцать миллионов за полгода. Сейчас у меня было пятнадцать с учетом алиментов для Ромы. Я верну деньги бывшему мужу. Они не мои, пусть все будет честно.
С упорством прозревшей женщины попыталась сделать внушительный перевод. Правда, по номеру телефона это оказалось не просто. Мне сразу позвонили из службы безопасности банка и провели разъяснительную беседу.
– Я не мошенник, – твердила раз в – надцатый. Пришлось даже подтверждать личность. – Девушка, а как мне их перевести? Мне очень срочно нужно.
Это долг чести.
– Вам нужен расчетный счет и реквизиты получателя, – ответили мне.
Вот, значит, как… Значит, нужно набраться смелости и позвонить бывшему мужу. Мы не виделись после той близости. Все решали через посредников. Наверное, это правильно. Должно окончательно отболеть. Точка, которую мы поставили, должна впитаться в землю так, чтобы никакими слезами и признаниями не смыло. Свое я старалась не вспоминать, но… Иногда ночью вскакивала и проверяла телефон – фантомные боли. Ну а утро безжалостно напоминало, что мы отказались друг от друга. Почему мы? Потому что все, что касалось чувств – обязательно про двоих.
Собиралась с мыслями минут пять, затем по памяти набрала номер Мирослава, но не успела нажать кнопку вызова – дисплей вспыхнул его именем.
– Привет, – на одном дыхании.
– Яна, что-то случилось? – он обеспокоен. – Мне из СЭБ звонили. У тебя какие-то проблемы?
– Мне нужны реквизиты твоего банковского счета, – я старалась звучать по-деловому.
– Для чего? – он настороженно.
– Хочу вернуть тебе деньги. Я не должна была их оставлять себе. – Мирослав молчал. – И еще… – прикусила губу. – Я должна извиниться… Я… Я многого не замечала, что ты делал для меня и для Ромы. Спасибо. Я очень благодарна тебе, Мир.
– Яна, – заговорил после моего пламенного спича, очень спокойно и выдержанно, – считай, это моим спасибо за невероятный секс. Он стоил каждого миллиона…
Я молчала, растерянная и пораженная. Это как нужно расценивать?
– Это комплимент или оскорбление? – все-таки спросила. Почему-то казалось, что первое, поэтому я не обиделась.
– Комплимент. Прости, если он тебя обидел, – извинился Мир.
Я так и думала. Все же знала бывшего мужа. Оскорблять женщин – это не про него. Мы давно не общались, разве что сухими междометиями, и мне хотелось продлить беседу. Вспомнить, что когда-то мы были не чужими. Ту, другую жизнь. Сегодня моя круто изменилась, возврата к прежнему теперь даже теоретически быть не могло.
– Яна? – услышала в динамике. – У тебя точно все хорошо? – встревоженный голос. Это у меня такие громкие мысли? Я непроизвольно задумалась о перспективах, а Мир звучал так, словно до сих пор волновался обо мне во всех смыслах.
– Да. Просто… – громко сглотнула. Нужно все же закруглять разговор, или у меня окончательно свернется кровь. Я кусала губы, чтобы не начать кричать от безысходности ситуации. Мне страшно, больно и нет уверенности в будущем. Я даже рассказать кому-то и посоветоваться не могла! Мое решение должно быть моим. Не с кем разделить его…
– Яна, я хотел обсудить поездку в августе с Ромой, – Мир сам продолжил разговор. – Мы можем встретиться? Ты свободна? – последнее почти шепотом.
– Да… – зубами вцепилась в кулак. – Давай на следующей неделе… – надеялась, что не слышно, как меня разрывало.
– Яна… – хрипло и как-то важно… Меня физически затрясло. – Я очень хочу тебя увидеть. Я не мо…
Я сбросила, не дослушав. Да, вот так. Потому что это уже не имело смысла. Даже если бы я не ушла тогда. Даже если бы Мир прочитал и ответил взаимностью на мое признание. Даже если бы мы сейчас были рядом… Я беременна и отец не он. Нас ждал конец в любом случае, но тогда было бы невыносимо больно. Просто до смерти. А сейчас… Мирослав снова звонил мне. Я отбила вызов, потому что не смогу произнести вслух ровно и спокойно, что все бессмысленно.
Я : Не нужно. Мы просто родители
Отправила и смотрела. Ждала. Сообщение моментально было прочитано. Я видела, что абонент писал, потом останавливался, все замирало, потом снова печатал и снова молчание, затем по кругу и…
Мирослав : Извини, Яна……………………………………..
И много-много точек, словно это сердечный ритм, который на абсолютном нуле. Когда сердце больше не бьется. Это все. Это смерть. Я разрыдалась…
Успокоиться удалось не сразу, но я все же начала готовить ужин. Аня с Ромой через час вернуться с прогулки, нужно накормить сына и няню. Чтобы отвлечься, решила, что пора сходить к какому-нибудь толковому финансисту и полностью погрузиться в свои финансовые дела: планировать бюджет и правильно распределять денежные потоки. А еще решить… Как жить дальше в сложившейся ситуации: способна ли я на радикальные меры, чтобы облегчить жизнь? Жизнь… Кто имел на нее право? Может, арбузное зернышко? Не знаю. Не знаю!
У меня было четыре недели, чтобы взвесить все «за» и «против» – это много. Казалась бы, все просто: отца этого ребенка я не любила, у меня уже есть сын, срок слишком маленький, чтобы считать прерывание убийством. Но… Я еще молода, но окажусь пустой. Возможно, мои страхи и сомнения могли показаться мелочными и недостойными, но они были. Я женщина и моя сущность за жизнь, а не смерть.
– Мам, – Рома дернул за рукав, – твой ход.
Мы перед сном решили сыграть в шашки, но я абсолютно не могла сосредоточиться. Мысли о другом. Что я Роме скажу? Откуда у меня малыш взялся? Хочет ли он вообще быть старшим братом? Прошло три дня, а я так ничего и не решила. Вообще.
– Вот, походила, – вымученно улыбнулась. Прелести первого триместра уже доставляли дискомфорт: подташнивало перманентно, только вода с лимоном помогала. – Водички попью и вернусь, – поднялась с дивана.
Голова закружилась резко, а низ живота загорелся яркой вспышкой боли. Меня скрутил спазм, а ноги подкосились, последнее, что услышала это Рома:
– Мама! – испуганно, высоко, громко, потом ничего. Я качалась на волнах чего-то вязкого и теплого. Кажется, это кровь…
Глава 35
Мирослав
Я медленно, с каким-то сиплым свистом выдохнул и отложил телефон, сдерживая желание шваркнуть его о стену. Это ничего не даст и ничего не изменит, кроме краткого мига удовлетворения собственной бессильно ярости.
Мы просто родители…
Яна снова напомнила мне об этом. Она держала свое слово: когда мы расставались так и сказала – мы родители Ромы навсегда, но наше время ушло… Это было неприятно слышать тогда, но как же невыносимо больно осознавать сейчас!
Почему, разводясь, подписывая официальную бумагу, мне свято казалось, что это все понарошку, дурацкая шутка, баловство. Думал, что можно будет отыграть назад. Что Яна никогда не исчезнет из моей жизни, как женщина. Она самая постоянная величина, неизменная и точная.
Да, я всегда был уверен, что Яна – моя и навсегда останется таковой. Я был единственным мужчиной, которого она любила той самой женской любовью. Поэтому верил, что она всегда будет любить только меня.
Нет, не будет. Уже не любит. ЯНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ.
Я понимал почему и дело не в Лике и ситуации, которую создал из-за нее в собственной семье. Уж точно не только в ней. Просто я трус. Ссыкливый мужичок. Я боялся, реально боялся услышать от Яны, так, чтобы глаза в глаза, что она, женщина, единственно любившая меня просто за то, что я есть, больше не любит и не нуждается во мне. Пришел другой, Каминский, блядь, (пусть он усрется навсегда!), и, пока я сиськи мял, забрал ее себе. Правильно. Ибо нехер яйца в кулачке держать! Ну зачем я Яне весь такой страдающий, рефлексирующий, сомневающийся?! Гребаный идальго Дон Кихот, рыцарь, бля, печального образа! Я и себе опротивел за эти четыре недели, что уж о ней говорить. Яна – умница, научилась избавляться от не нужного, безжалостно и беспощадно. Тот, другой, научил. Бывшие привязанности должны оставаться в прошлом. В этом ведь суть пресловутых гештальтов?
А я… А я сейчас сидел в своем роскошном кабинете, у меня не было проблем в бизнесе и нужды в деньгах, но были дети, дом и даже собака, а еще много-много деревьев – весь Петербург засадить хватит! Вроде как заповедь настоящего мужчины «построить дом, посадить дерево и родить сына» выполнил, но мне было одиноко. Совсем. Дом полон призраков прошлого, Ромка и Николь любимы, но это другая любовь, работать круглые сутки нереально, хотя иногда приходилось, чтобы занять голову и не вспоминать. Мне даже секса не хотелось. Вообще. Даже тупо в душе передернуть. Полный ахтунг, апатия восьмидесятого уровня, лежачий полицейский. Губику только вот спасибо: он выбрал меня главной мамкой и ночевал исключительно у меня на подушке. Это заставляло улыбаться.
Я тебя люблю…
– Я тоже тебя люблю, – открыл мессенджер и снова написал. Мы говорили с Яной не больше минуты, и я хотел сказать, потом написать: стирал признание и снова печатал – сколько раз? Кажется тысячу, но… Я снова струсил.
Отбросив телефон, откинулся в кресле. Мне ведь никогда не приходилось чего-то или кого-то добиваться, превозмогая себя, сбивая колени в кровь, отдавая все за вожделенную мечту. Мне везло с рождения: семья обеспеченных и уважаемых в городе людей (с ебанцой, но кто без этого?!), бог не обделил умом и сделал меня чуть краше обезьяны; учеба давалась легко, друзей полно, внимание женской половины хоть отбавляй! У меня был двоюродный брат, с которым мы стали лучшими друзьями, поверенными всех тайн и сильным бизнес-тандемом. У меня не было детских травм, мне никогда не требовалось заслуживать чью-то любовь, все само плыло в руки, без особого напряга. Я никогда не был примажоренным моральным уродом, но и благодарным вселенной за свою сырно-масловую жизнь тоже. Делало ли меня это плохим человеком? Недостойным баловнем судьбы? Наверное, нет. Но урок она мне отвесила знатный… Показала, что размениваясь на пустое, можно оказаться без главного. И это главное больше не окажется у тебя в руках, не приплывет в них на слепой удаче: синица в ладонях оказалась жар-птицей высоко в небе.
Я относительно легко завоевал любовь Яны и также просто отказался от нее. Теперь она практически недосягаема для меня. Практически…
– Мирослав Константинович, – робкие стук секретарши, – к вам некий Алексей Боковой. Просит о встречи.
Я нахмурился: в одном предложении Леха и просит стоять не могло, хотя…
– Пусть заходит, – обреченно кивнул. Сейчас начнет прессовать меня насчет пятницы.
– А ничего у тебя секретарша, – посмотрел на дверь, за которой скрылась новенькая. Теперь ясно – симпатичная мордашка заставила быть милым. – Или она секретутка? – подмигнул мне, изображая языком отсос. Придурок.
– Кончай зубоскалить. Почему не позвонил?
– Лично зайти хотел, – улыбнулся, разваливаясь на моем диване и закидывая ноги на деревянный столик.
– Лапы убрал, – сложил руки на груди. И вот это чудо – крестный моей дочери, мда. Нравственный ориентир. – Ты когда заходил ко мне в последний раз, мой секретарь через семь месяцев в декрет ушла, – напомнил этому членистоногому крабу о его похождениях.
– Эта тоже симпатичная, – призывно закусил губу, глядя на дверь. – Воу-воу-воу! – завыл показательно.
– Даже не думай, – показал ему кулак и усмехнулся. Что-что, а рассмешить Леха умел. – Как Таисия? Когда рожаете?
– Она рожает, – возразил отчего-то. – Не я же беременный.
Я нахмурился. Как-то привык говорить именно так.
– Слушай, Мир, не хочу о себе, – реально убрал ноги. – Давай о тебе. Мужики жалуются на тебя, – покачал головой.
– Отъебись, а, – была бы метла, погнал бы Леху ею из кабинета.
– Я тебя понял, когда ты женился рано, – затянул старую песню, – я даже не возражал, когда быстро женился второй раз. Ну там хотя бы понятно, – и показал на себе, насколько хороши у Яны сиськи.
– Заткнись.
Это мои сиськи! Были.
– Извиняй, – поднял вверх руки, – думал, теперь можно Яночку обсудить и ее внешние достоинства.
– Нельзя, – огрызнулся. – Или заткнись или пиздану ботинком.
– Ладно-ладно, – поднялся и сел напротив меня. – Ты почему затворником стал? Самец ты мой, моногамный.
Я только вздохнул тяжело. Да не хочу я! Просто не хочу! Ничего. Ни баб, ни тусовок, ни рок-н-ролла.
– В пятницу у нас покер, ну? – вплеснул руками. – Раз в квартал играем. Я специально в твой Петербург приехал! У нас же клуб страдающих мужиков, одиноких и несчастных.
– Охуевшей бабки внуков у нас клуб, – вяло возразил. Ну да, кругом одни брошенки в брюках. Только этот чего жаловался?! У него молоденькая жена скоро родит. Что за настрой? – Я сегодня улетаю в Москву, и ты к жене проваливай.
Святослав сегодня прилетал туда: у нас сделка с Самойловым при посредничестве больших бюджетных средств. Очень важная история.
– В пятницу вечером будешь? – упоминание дома и жены Леха проигнорировал.
Я нехотя кивнул. Конечно, буду! В субботу у Яны день рождения – тридцать три года.
– Ну вот и хорошо.
Я действительно вернулся в город к вечеру, а в аэропорту меня встретил Рус Загоев. Я не понимал, чего они доколупались: будто бы я суицидник, которого никак нельзя одного оставлять. Рома с матерью всю неделю: Яна разрешила даже взять Губика – меня нет, куда его? Николь в летнем танцевальном лагере – увлеклась хореографией и акробатикой. В детстве на гимнастику ходила, но к девяти годам перегорела, зато навыки не полностью растеряла и сейчас могла колесо без рук делать. Она нашла новое увлечение, появились подруги по секции и желание расти над собой. У нее круто получалось, даже Ромка вместе с ней танцевал. Про Губика вообще молчу: тот за любой кипишь, кроме голодовки.
Да, я реально один сегодня.
В клубе у Руслана мужики собрались поиграть в покер. Сигары, кальян, коньяк, карты и деньги. Поскольку все свои и никто не ставил цели заработать – выше ста тысяч ставки не поднимались.
– Каре на валетах, – я вскрылся и достал из футляра сигару. Я вообще бросил курить, но иногда хочется: эстетика, тонкий аромат, интересный вкус, не то что обычные сигареты.
– Да что такое! – выругался Эрик. Он так и не женился, увы. Кто-то слил его кутеж в социальные сети: невеста увидела и отменила свадьбу. Ему не везло ни в картах ни в любви. – Непруха, – схватился за голову.
Он хороший юрист, головастый, цепкий, наглый и хитрый, но страсть к женщинам сгубила его. Бывшая невеста дочь одного нашего партнера, и меня просили уволить его: хотели перекрыть кислород мужику по полной. Теперь Эрику несладко, но тем лучше будет стараться для Нагорных: если надумает предать нас или как-то иначе навредить, то ему в этом городе больше руки не подадут. Да, пороки нужно держать в узде, иначе вилы.
– Мужики, я пропущу, – поднялся и забрал со стола телефон, – пойду, подышу, накурили капец.
– Я с тобой, – Руслан поднялся следом за мной.
Было еще не поздно, ночь теплая и светлая. Мы вышли через запасной ход в одну из подворотен старого города: здесь даже пахло иначе, как во времена моей молодости с пацанскими стрелками, с битой в багажнике, с разбитыми кулаками и бесшабашной звенящей юностью. Я не скучал по тому времени, но иногда вспоминал с улыбкой. Много с той поры воды утекло, и ошибок тоже было много. Если бы мог, что изменил бы? Хм… С одной стороны ощущал себя закаленным: удержал бизнес и начал работать на полную легализацию; с Ликой развязался окончательно и бесповоротно. Смог стать отцом своим детям не только в качестве галочки в графе свидетельства о рождении. С другой, все не так радужно. Я вспомнил, что такое ревность: в браке Яна не давала поводов, она была идеальной спутницей, а потом… суп с котом, точнее, со мной. Видел, как моя женщина стала чужой. Пережил боль и потерю, которую осознал далеко не сразу. И все-таки я все еще дышал. Я стал старше на год. Яна тоже завтра станет старше на год.
– О чем задумался? – Рус шутливо хлопнул по плечу.
– Да так… О вечном, – отшутился, и мы принялись боксировать, как во время нашей молодости. Руслан действительно очень долго с нами. Он старше на пять лет и когда-то учил меня драться. Мы не братья, но близко. – У Яны день рождения, – все же поделился, – и я… – развел руками. Именно в ночь меня сильнее всего качало на эмоциональных качелях. За четыре недели нашего скупого общения я прошел все стадии принятия, но торг возвращался постоянно, потом гнев, отрицание, к утро только принятие и пробуждение. Но не сегодня… Я достал телефон и открыл наш диалог: последним было мое сообщение и одно набранное, но не отправленное, только нужно удалить одно слово «тоже».
Я тоже тебя люблю
Я тебя люблю – так нужно. Исправил и, выдохнув, нажал на отправку. Яна должна знать, но это ни к чему ее не обязывало. Она просто должна знать!
– Дядя, тебе тридцать восемь годиков, – попенял Рус. – Бери и делай, а не яйца мни!
– Ты сам-то как? – спросил негромко. Жена и дочь Загоева вернулись из поездки, только не домой. Лали ушла вместе с Соней, сына Руслан не отдал. Ждал, когда женщины его семьи одумаются и вернутся.
– Нормально, – жестко обрубил. – Веду с женой агрессивные переговоры. С Сонькой, правда, некрасиво вышло… – губы в нитку превратились. Дочь его ненавидела. Мне подробностей не докладывали, но что-то там с балериной, которая по-тихому эскортом подрабатывала, да так, что на член Загоева наткнулась. Соня узнала. Причем здесь был я и ее якобы влюбленность? Не понятно, но девочка извинилась передо мной. К другу за разъяснениями я не лез. Он и так весь как провод в грозу: работает, шутит, с мужиками отдыхает, а взгляд всегда где-то там, как та самая пресловутая истина, но, чую, скоро током шарахнет. Причем всех.
