Текст книги "Стать настоящим (СИ)"

Автор книги: Ольга Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

  Очередные клыки вонзились в бок, но Пернатый снова устоял. Он будет биться до конца, ибо единственной гарантией, что он не придёт в сознание, когда они спеленают тело, является смерть. Если он упадёт уже мёртвым, то они отстанут, оставив его здесь, в лабиринте.

  Конечно, так мучиться было несправедливо, особенно когда вспомнишь, как с десяток наглых нахлебников ловко проехались за их с Хищницей счёт и сейчас жируют, воплощая не принадлежавшую им мечту о настоящей жизни! Несправедливо, да, но это был шанс. Шанс пройти лабиринт. И птичник не мог его упустить, поэтому он сражался и умирал в надежде, что прилетит Ворона и сделает что-то, отчего он воскреснет. А что ещё ему оставалось?! Тем более так уже случалось, и не раз, а значит, стоит ждать, что и дальше так будет.

  И когда-нибудь Пернатый снова увидит глаза Хищницы, зелёные, как морская вода, – и только там, в океане её глаз, а не в той проклятой пустоте, что остаётся сейчас за спиной, он сможет позволить себе раствориться...

* * *

  Отправляясь к научникам надзирателей, Валера понятия не имел, чего ждать на этот раз от плановых испытаний, но спецы его успокоили, заявив, что воздействие скорректировано и отрегулировано в соответствии с новыми реакциями бывших выдр.

  – Случай с Косулиной тщательно изучен, итоги подведены и уже учтены, – заверил его врач. – Неконтролируемый перевёртыш вам не грозит, не беспокойтесь.

  – А контролируемый?

  – Думаю, капитан, вы знаете, что нашей целью является не контролируемый перевёртыш, а положительные изменения в вашем организме при полном сохранении человеческого... м-м-м... воплощения.

  – И всё же такой перевёртыш возможен, ведь правда? – не отставал подопытный.

  – В принципе да, – согласился врач, – но, как я уже сказал...

  – Да-да, это я понял! – перебил его Валера. – Я просто хочу... ну, мы же, в смысле выдры, давно уже без Дусов, и мне интересно, как – то есть в кого – я, в случае перевёртыша, трансформируюсь? Что это за существо?

  – Прошу понять правильно, капитан Крюков, но у меня совершенно нет ни времени, ни полномочий обсуждать с вами подобные темы. Вот пусть руководство ФСБ даст добро на такой эксперимент, тогда и посмотрим. А сейчас, давайте уже вместо фантазий о вашем возможном перевёртыше, делом займёмся.

  – Ну давайте, – пробурчал Валера, опускаясь на койку. – Пристёгивать будете?

  – Положено! – сухо ответил врач и взялся за ремни.

  – Расслабьтесь и постарайтесь ни о чём не думать, – напутствовал он, прежде чем задвинуть койку в установку.

  – Есть, – сказал Валера, закрыл глаза и, спустя минуту, сам того не ожидая, уснул.

  Снилась ему ворона – крупная, особенная, с красивыми, блестящими перьями. Она сидела у него на груди, чуть склонив голову и глядя прямо в лицо умным чёрным глазом. Глаз этот о чём-то напоминал, Валера силился вспомнить о чём и всматривался в тёмную бархатную глубину, придвигаясь всё ближе и ближе, пока глаз не занял всё поле зрения. А когда Валера отодвинулся, то обнаружил себя в тёмном каменном туннеле. Он сделал шаг вперёд и увидел, что вместо ног у него птичьи лапы, хотел посмотреть на свои руки, но почувствовал, как расправляются крылья. Он взмахнул ими и, оторвавшись от земли, взлетел под потолок туннеля и тогда только понял, что сидевшая на груди ворона – это временный его приют, а тот, кто смотрел ему в глаз – всего лишь фикция, отражение в искажающем измерения зеркале. И теперь Валере во что бы то ни стало надо найти себя настоящего. Он вдруг услышал тихий стон – это был зов! Зов его – настоящего! Валера полетел вперёд, на звук, но туннели оказались настоящим лабиринтом и всё время заворачивали не туда, так что приблизившийся было зов снова отдалялся. Валера летел и летел, но никак не мог достичь цели, и в конце концов мучительный поиск измотал его так, что сил почти не осталось. Случилось это в тот момент, когда зов ясно слышался из-за левой стены, а впереди виднелся тупик, перед которым был поворот направо. И тогда обессилевший Валера, в последний раз взмахнув крыльями, в отчаянии ринулся прямо на левую стену, и... проскочил её насквозь!

  – А-а-ах! – вскрикнул он и проснулся.

  Койка выехала из установки, и врач принялся молча отстёгивать ремни.

  – Кажется, я уснул? – спросил Валера.

  – Кажется, – не вполне понятно отозвался врач.

* * *

  Маскировка! Вот главное преимущество Умника и его сподручного – Опера. Маскировка и тонкий расчёт всей стаи. Они, в отличие от тех, кто тупо снесли дурака Пернатого и растоптали плоды его сложной и тонкой работы, умеют сплотиться и выслать вперёд правильных представителей. Ловких, скрытных и отлично соображающих. Пусть Опер, в связи с определёнными обстоятельствами своего рождения, и обладает совершенно особенной памятью и поэтому лучше знаком с миром, куда они направляются, но у него всё равно роль подчинённого. Главный в тандеме, конечно, Умник – тот, у кого голова не занята, как у Пернатого, всякими глупостями типа любви, а руки чужими полудохлыми телами, и кто понимает, что нужно делать. Зачем бестолково лезть на рожон и подыхать тридцать три раза, чтобы добраться до цели, если можно тихо и незаметно следовать за сумасшедшим птичником, который тупо прёт напролом, даже не зная наверняка, есть ли отсюда выход?

  В отличие от Умника – он-то совершенно уверен, что выход есть и оттуда можно перейти в иной, крайне полезный мир. Знание об этом сидело в Умнике как кость, на которой крепилось подвижное 'мясо' его сознания. Потому он и мог маскироваться здесь до полной невидимости, благодаря пониманию внутренней сути прохода, превращённого тупыми варварами в лабиринт, – на этих знаниях базировался сам разум Умника. Поэтому только он и мог обеспечить другим маскировку. Опер и остальная стая были всего лишь бесплатным приложением, не внутренней сутью, а только отзвуком доставшегося Умнику интеллекта.

  Глупые выдры! Они думали, что уничтожили возможность прохода на Землю, но даже в их трёхмерном мире ничего нельзя просто взять и стереть из бытия! Всё, что они видят, никогда не исчезает, а только переходит из одного состояния в другое, а уж здесь, в многомерной Вселенной! Тут вообще ничто не рождается и не умирает, оно просто есть, существуя одновременно везде и нигде, и вечно пребывает, с большей или меньшей вероятностью, в любом месте бесконечности...

  Поэтому выдры всего лишь сместили акценты, слегка изменив бегущие по Мирозданию волны вероятности и тем породили новые частицы бытия, которые осознали себя и зажили собственной жизнью. Так появился Умник, выросший из самой сути происходящего и сплотивший вокруг себя всех, кто опирался на интеллект, в отличие от одурманенной эмоциями братии во главе со своим свихнувшимся на любви Пернатым.

  Снова начинало дуть, и Умник, распластав по стене себя и Опера, закрыл глаза, представляя их двоих частью лабиринта. Их спины словно пропускали сквозь себя все выпуклости и впадины каменной кладки, ноги срастались с полом, когти проникли глубоко в трещины и щели, будто были естественной связью камней, а головы стали неровностями стен. Теперь ветряные змеи Умника и Опера не заметят, главное не открывать глаза и не двигаться, пока птичник в очередной раз кромсает воздушных сторожей лабиринта. Спрятав под веками красный огонь своих глаз, Умник тихо ждал налёта змеев и надеялся, что Пернатый продержится до конца и откроет выход.

  Откроет, чтобы стать настоящим, и тогда можно будет посмотреть, как это получилось у тех, кто проскочили первыми, обрушив проход. У стаи Умника есть большие сомнения, что собратья Пернатого смогли прижиться в новом мире и сохранить самостоятельность. Некоторые выдры до сих пор живы, находятся на Земле, и Умник подозревает, что ведущая птичника Ворона связана с ними. Кто она, эта Ворона? Откуда взялась? Умник не знал, мог только строить догадки... Эх, вот если бы как раньше, когда из высшего измерения можно было на Землю смотреть через канал! Из высшего измерения весь трёхмерный мир – как на ладони, всё можно было бы увидеть: кто где находится и что делает, без всяких усилий, каждую точку... Но увы! Чёртовы сородичи Пернатого так изуродовали проход, что теперь ни трёхмерного мира отсюда не видно, ни конца этого увечного лабиринта, да вообще ни хрена не видно! Остаётся только ждать, когда Умник и Опер вывалятся наружу и там уже на месте пытаться сориентироваться...

  А пока пусть эти заражённые человечьми устремлениями первопроходцы завершают всю грязную работу, чтобы Умник и Опер могли спокойно и без помех воспользоваться её плодами. Как только Пернатый пробьётся в новый мир, Умник выйдет за ним и разберётся, что надо делать, чтобы правильно там закрепиться. А пока они с Опером будут готовить приход всех остальных, Умник обеспечит им такую маскировку, чтобы стая могли спокойно ждать поблизости от выхода и сразу же явиться на зов, когда пробьёт решающий час: у них на Землю свои планы и куда как более амбициозные, чем у собратьев птичника.

3. Лунная рысь

  В кабинете Арбоканова снова царили тропики, до боли напоминая службу в Пятом подразделении ОКОПа. Кругом громоздились брызгалки и цветочные горшки: на шкафу – лианы, на подоконнике – густые заросли чего-то, отдалённо напоминавшего раскрытые капустные кочны, – Валера не знал названий, но отлично помнил этих зелёных друзей, включая хрустящего пёстрыми листьями монстра, что торчал из кадки в углу. Наверняка Арбоканов просто перевёз их со старого места службы, однако последние полтора года Валера совершенно не обращал на них внимания – цветы как цветы, а сегодня всё вдруг изменилось: воздух сделался тёплым и влажным, а растения за сутки разрослись чуть ли не вдвое, посвежели и налились жизнью, да и сам начальник словно расправился, царя в этих джунглях, даже часть морщин на лице пропала.

  – Твои выводы, Косулина? – после того, как Кира доложила о результатах беседы с задержавшими Ксенофонтова полицейскими, спросил начальник.

  – В Подмосковном лесу однозначно присутствует стая иномирных оборотней, Пал Михалыч.

  Выйдя из-за стола, Арбоканов принялся, в свойственной ему манере, кружить по кабинету, и Валера словно в прошлое провалился, чувство было столь ярким, аж голова чуть закружилась.

  – Крюков, очнись! – приказал помолодевший командир, останавливаясь напротив подчинённого. – Где ты витаешь?

  – А?.. Виноват, товарищ полковник! – Валера автоматически вытянулся по стойке смирно. – Я согласен с капитаном Косулиной, но разрешите уточнить: оборотни эти – совсем другие, чем были в метро.

  – Поясни! – потребовал Аркан.

  – Они не просто вселяются в людей, они могут с ними общаться! Ксенофонтов так потрясён и напуган, что не сразу вспомнил все подробности, но в конце концов мне удалось выяснить, что женщина, которая у него на глазах превратилась в волчицу, перед этим разговаривала с подселенцем. И не просто разговаривала, а договаривалась! Ксенофонтов принял её болтовню за сумасшествие, но я уверен, это не так! Речь шла о принципиальном согласии женщины на превращение, они обсуждали даже время, в течение которого подселенец будет пользоваться её изменённым телом, – и сошлись на пятнадцати минутах.

  – То есть, оказавшись в теле, подселенец не пытается сразу вытолкнуть человеческую душу в канал? – удивился Арбоканов.

  – Так точно! Он с ней как-то договаривается! Это подтверждается и тем, что перед трансформацией женщина спокойно разделась, аккуратно сложив одежду под деревом.

  – Полицейские тоже говорили про голых людей, не под протокол правда, но тем не менее... – напомнила Кира. – Голые люди, которые потом стали собаками или волками – насчёт видовой принадлежности их мнения разошлись, – и сбежали в лес... а значит...

  – А значит, – с возрастающей свирепостью в голосе продолжил за неё начальник, – душа остаётся при человеке и оборотни теперь могут перекидываться туда-сюда, когда им только заблагорассудится?

  – Так точно, – подтвердил Валера. – Псы на договорной основе.

  – Ну, и с чего взялась эта основа, Крюков? – прокаркал Арбоканов, принимаясь ходить вокруг подчинённых.

  – Не могу знать! – Валера неподвижно стоял, глядя прямо перед собой и не крутясь, как на заре службы, когда он ошибочно пытался оставаться лицом к начальнику, этим только выводя его из себя.

  – А предположения? – Аркан остановился. – Есть у кого-нибудь из вас предположения, почему люди соглашаются становиться псами?

  – Может, им... просто нравится? – неуверенно проговорила Кира.

  – Бегать голышом по лесу и жрать сырых зайцев? – начальник вперился в неё острым взглядом.

  Кира только пожала плечами, Валера тоже предпочёл промолчать.

  – Ладно, – Арбоканов перестал кружить по кабинету и уселся за стол. – Что по месту преступления, Косулина? Вы с Крюковым там были?

  – Да, были... но волков давно и след простыл, людей поблизости нет, одежды – тоже.

  – Вот насчёт следа, товарищ полковник, – сказал Валера, – разрешите вопрос?

  – Разрешаю.

  – Вы говорили, ОКОП могут возродить – это вообще как, реально?

  – Не знаю, Крюков. Пока одобрения я не получил. Однако в свете того, что вы мне сегодня доложили, думаю, мне придётся приложить все усилия, чтобы убедить руководство в необходимости ОКОПа, – это дало бы нам больше полномочий и свободы действий... Так я не понял – в чём всё-таки твой вопрос?

  – Вот как раз в этом, – ответил Валера. – В полномочиях и свободе. Нам с Косой надо снова стать полноценными выдрами.

  – Что ты имеешь в виду? – не сдержала удивления Кира.

  – То, что происходило с тобой на последних плановых исследованиях. Нам нужно попробовать довести этот процесс до конца.

  – Что? – она вытаращилась на напарника. – Перекинуться?! Ты предлагаешь нам перекинуться? Непонятно в кого?! Как? И чем, вообще, это закончится?

  – Вот и узнаем! – храбро заявил Валера, глядя на Арбоканова, который, к ещё большему изумлению Киры, смотрел на подчинённого с неподдельным интересом: сдвинутые брови приподнялись, лоб разгладился – словно в глухом тупике он вдруг обнаружил дверь.

  – Ну, я думаю, – ободрено продолжил Валера, – на самом деле всё не так страшно, ведь, во-первых, мы будем под наблюдением спецов, а во-вторых, раз Дусов в нас нет, то нет и риска, что они вытолкнут наши души в канал!

  – Зато есть риск не вернуться в нормальный вид, – чуть поразмыслив, сказала Кира, поглядывая на Арбоканова, – он, вопреки обыкновению строго призывать к соблюдению субординации, сейчас в их диалог не вмешивался, задумчиво барабаня пальцами по столу, отчего возникало чувство нереальности происходящего. – В тот раз на плановых исследованиях я свой перевёртыш не контролировала...

  – Зато мне вообще не дали ничего почувствовать: ты так напугала научников, что они всё укрутили на минимум – не исследования, а сонная каша!

  – И ты, Крюков, хочешь, чтобы я, под свою ответственность, дал добро на исследования в прежнем ключе? – осведомился Арбоканов.

  Со шкафа с тихим шорохом свесилась вниз одна из ветвей традесканции.

  – Так точно, товарищ полковник! Это поможет мне напасть на след новых волков, я уверен! – 'А заодно выяснить, куда я таскаюсь по ночам!' – это было чисто интуитивное озарение, что статус-кво выдры расставит всё по местам и тайное сделается явным.

  – Хорошо, – начальник хлопнул ладонью по столу. – Я постараюсь обеспечить, что ты просишь, но учти: взамен я жду незамедлительно результата по волкам, ты меня понял, Крюков?

  – Так точно, товарищ полковник!

  – Ну, а ты, Косулина, вправе отказаться от... назовём это форсированными исследованиями. Тогда Крюков будет работать по этому делу один... пока! Потом я, возможно, подберу ему нового напарника.

  – Да вы шутите что ли, Пал Михалыч?! – взвилась Кира, к немалому удовольствию Валеры, у которого от слов 'нового напарника' гулко бухнуло сердце.

  – Отставить выкрики, Косулина! что за балаган? – рявкнул Арбоканов. – Соблюдать субординацию!

  – Есть!

  – Свободны, – махнул рукой в сторону двери начальник. – Идите работайте. А насчёт форсированных исследований – ты подумай, Косулина.

  – Я уже подумала, товарищ полковник! К форсированным исследованиям готова.

* * *

  Очнувшись, Пернатый не поверил своим глазам: на него падал солнечный луч! Он вскочил и увидел в конце совсем коротенького коридора, где его в сотый (или тысячный?) раз атаковали и убили летучие ветряные змеи, горит залитый ярким светом круг. Выход?! Пернатый побежал к свету и увидел синее небо, а внизу – огромный, многолюдный город! Птичник оглянулся и только сейчас заметил, что вокруг вовсе не один из коридоров лабиринта, а маленькая пыльная комнатка с дощатым, покрытым облупившейся краской полом. Ни шершавого камня, ни холода, ни змеиных трупов! В дальнем конце, куда не доставал свет, сверкнули два красных огонька, но Пернатый ничего не заметил, он смотрел на сиявший синевой круг, и в груди разливалась тёплая волна счастья.

  – Кончился! – закричал он и, с трудом заставив себя оторваться от захватившей глаза синевы неба, побежал к кошатнице. – Лабиринт кончился! – Он тряс её, пытаясь привести в сознание. – Открой глаза, Хищница, ну, пожалуйста! Мы вышли, ты слышишь?! Вышли!

  Так и не добившись ответа, Пернатый подтащил бесчувственное тело к световому кругу: это было окошко на чердаке в башенке одного из старых зданий в центре города. Распахнув круглую створку, птичник усадил подругу на полу, поддерживая за плечи – голова её упала на грудь. Мимо с карканьем пролетели две вороны – похожие на проводницу, только поменьше и перья у них были не такие красивые и блестящие.

  – Передайте Вороне спасибо! – запоздало крикнул Пернатый, но птицы уже растворилась среди крыш и облаков.

  Прислонив Хищницу к стене возле окошка, птичник облетел дом, быстро, но тщательно осматривая все его уголки. Где же он? И где лучезар? Дверца, которую собратья Пернатого высадили, вырвавшись сюда из прохода?.. Интересно, какую форму принял он в этом трёхмерном мире? Птичник ещё раз сверху донизу обшарил все этажи и закутки старого дома, но так ничего не нашёл. Получается, сородичи сами отыскали лучезар и забрали его с собой...

   От радости, что его мытарство скоро закончится, птичник на них даже не злился: пусть существуют себе, как хотят, он не станет им мстить, ему с Хищницей просто придётся их разыскать и узнать, куда делся лучезар, чтобы забрать его и закрыть лабиринт – так будет лучше для всех. Пусть летучие змеи и изуродованное нутро прохода не имеют доступа в этот чудесный новый мир, где они отныне собираются жить, пусть здесь будет спокойно и безопасно.

  Пернатый вернулся к кошатнице – она всё так же неподвижно и понуро сидела, слегка завалившись в сторону окна. Оттуда вырвался порыв, будто пальцами перебирая её чёрные с серебристым отливом волосы – обычный городской ветер, тёплый, несущий жизнь, а не проклятых летучих тварей, но очарование момента уже покинуло птичника, сменившись горьким отчаянием оттого, что пока он рыскал по дому, подруга так и не пришла в себя. Если он не сумеет оживить её, то всё, чего он с таким трудом добился: их долгий путь, подвиги, сто смертей, этот город и новая жизнь – всё не имело значения. Без неё Пернатому вообще ничего не было нужно...

  Он осторожно уложил Хищницу на пол, размышляя, что же теперь делать, как вернуть её к жизни. В голову не приходило ничего дельного, и он печально вздохнул, глубоко втянув в себя городской воздух, и вдруг что-то почувствовал... Дух!.. Ноздри щекотало множество запахов, но то, что привлекло внимание Пернатого, к ним не относилось. Это было нечто другое, странным, непонятным образом родственное природе кошатницы. Птичник высунулся из окна, ловя носом воздух, принюхиваясь и стараясь не упустить то, что почуял: вот оно, тянется от невидимых отсюда, с верхотуры, существ. Эти существа ловки, быстры и поймать их непросто, но надо попытаться – ведь они несут в себе особый сорт жизни, который может помочь Хищнице поправиться. Пернатый замер, внимательно оглядывая залитые солнцем дома и улицы. Кругом толкались и сигналили машины, по тротуарам в огромном количестве сновали люди, разбивая и без того еле уловимые тонкие струйки духа, мешая их с человеческими и путая следы. Невидимый для обитателей города птичник продолжал исследовать воздух: человеческих проявлений в нём тоже носилось великое множество, среди них чувствовались и такие, что понадобятся ему и кошатнице, чтобы стать настоящими. Но это позже. Если ему удастся её разбудить... нет – когда он её разбудит! Ловко ухватившись ногами за круглую раму, Пернатый уселся прямо в окне и принялся напряжённо размышлять, как заполучить необходимые Хищнице жизненные соки....

  Сзади него, в дальнем конце комнаты, там, где час назад мелькнули два красных огонька, шевельнулась и тут же расплылась по стенам, слившись до времени с темнотой угла, большая чёрная тень.

  А внизу потоком шли машины и спешили по своим делам люди. Они почти никогда не поднимали головы, чтобы посмотреть на небо или на крыши домов, но даже если бы подняли и взглянули на башенку высокого старого здания, в которой очнулся Пернатый, то не увидели бы ничего, кроме круглого, давно немытого, наглухо закрытого чердачного окна.

* * *

  ФСБ сделало запросы по всем Московским и Подмосковным отделениям полиции о пропавших за последнее время гражданах, но толку от этого не было. Сколько ни показывали Кира с Валерой фотографии этих людей с просьбой приглядеться к ним повнимательней: ни задержавшие Ксенофонтова полицейские, ни сам покусанный парень никого так и не опознали – среди голых в лесу этих лиц не было. Поэтому здесь команду Арбоканова ждал тупик.

  Что ж, тупик так тупик – никто особо и не рассчитывал сразу найти зацепку, просто надо было с чего-то начать, хотя все и понимали: раз эти новые оборотни могут перекидываться туда-сюда, когда захотят, то и не факт, что они вообще пропадали. Может, они большую часть времени так и ходят себе в обличье человека, лишь временами собираясь в лесу, чтобы побегать дикими зверями. К тому же, кроме Ксенофонтова, пострадавших от волков больше не объявлялось: ФСБ следило за этим пристально, обязав больницы сообщать о каждом случае нападения животных, но кроме обычных собачьих укусов, так ничего и не выплыло...

  Это было с одной стороны хорошо, ибо нормальные граждане оставались целы и невредимы, но с другой – слишком странно, что заставляло бывших ОКОПовцев оставаться в постоянном напряжении, ожидая подвоха и продолжения, причём, скорее всего, гораздо более ужасного, чем трясущийся от страха стать оборотнем Ксенофонтов.

  Долгий опыт столкновений с приходящими из канала сущностями давно приучил бывших выдр и их командира не доверять тому, что на виду, и затишья опасаться даже больше, чем откровенных проявлений иномирья. Поэтому Арбоканов приложил максимум усилий, чтобы организовать форсированные исследования, о которых просил Валера, и сегодня объявил подчинённым, что научники надзирателей готовы к новым экспериментам и ждут их обоих ровно в пять.

  До отъезда в 'зоосад' у напарников оставался ещё час, и они решили перекусить, уютно устроившись прямо в конторе, в маленькой комнатке отдыха, где стояли куцый диванчик, пара стульев и стол с чайником, кофеваркой и микроволновкой.

  – Что ж, Бластер, похоже, ты прав! – откинувшись на спинку дивана и жуя Валерину домашнюю котлету, сказала Кира.

  – Конечно! В пицце твоей хрень какая-то, а здесь – натуральное мясо.

  – Да я не о том... – заметив, как сник напарник, она поспешила добавить: – в смысле, об этом тоже, естественно, котлеты твои – супер! Мои любимые.

  – Чего ж тогда отказывалась?

  – Да объедать тебя всё время неудобно.

  – Брось! – просиял Валера. – Я всегда с расчётом на двоих делаю...

  – Ладно, – улыбнулась Кира, принимаясь за пюре, щекотавшее ноздри тёплым ароматным паром. Еда Бластера, вкусная даже в холодном виде, от разогрева в микроволновке становилась просто божественной. – Но прав ты не только в этом!

  – А я вообще постоянно прав! – совершенно серьёзным тоном сообщил Валера, заработав от напарницы шутливый тычок кулаком в бок.

  – Я имела в виду эти самые форсированные исследования... Без этого нам, наверное, и правда не удастся продвинуться в расследовании.

  – Не только это! Меня, честно говоря, ещё больше расследования заботит собственное состояние: подкожные 'воробьи' достали, хуже нет!

  – Да, меня тоже постоянно распирает...

  – Это потому что мы застряли в промежуточном состоянии! – уверенно заявил Валера. – Вот скажи: твой индикатор выдры – он как? Нормально? Возобновился?

  – Да как-то не особо, – вытерев рот салфеткой, задумчиво проговорила Кира. – С Арканом, во всяком случае, точно не сравнить!

  – Может, это оттого, что Аркан никогда не был выдрой? Жил как нормальный человек, старился, болел иногда... в общем, организм его такой глобальной перестройке, как у нас, не подвергался. Вот и осталось всё, как есть, на уровне потенциала.

  – Хорош потенциал! – улыбнулась Кира. – Раньше, в ОКОПе, когда он выходил из себя, мне казалось, стань он выдрой, и его лианы душили бы провинившихся только так.

  – Всё может быть, – рассмеялся напарник, складывая в рюкзак опустевшие контейнеры. – Только он почему-то не стал. Интересно почему?

  – Ну, как сказал мне в своё время Амиго – был у нас такой, погиб ещё до твоего прихода, – 'должен же кто-то в нашем дурдоме всегда оставаться настоящим человеком, тем более командир!'

  – А, кстати, правильно! – кивнул Валера. – Аркан зато не пострадал, когда мы канал закрыли, и оставался в строю, пока все выдры в отключке валялись.

  – Да уж, непросто ему тогда пришлось.

  – Ну, нам с тобой тоже досталось, Коса!..

  – А сколько ребят вообще умерло... – вздохнула Кира. – И теперь вот опять... нет, я просто не понимаю: ну как так-то?! Мы же там всё разнесли в пух и прах, Бластер! Ничего ж не осталось!

  – Не, ну как – не осталось? А сам канал? Мы же только управляющую им сущность уничтожили, ну, пусть ещё дыру в наш мир убрали, но не возможность перехода, как таковую, – однажды открытая, придуманная или изобретённая дусимами – она есть всегда! Да и сами дусимы, те, которые настоящие, они тоже остались...

  – Да самим дусимам посылать кого-то сюда – на фиг не упёрлось, как плавали там, в нирване своей, так и плавают!

  – Ну да, насчёт них согласен, но ведь кто-то же открыл этот чёртов канал?

  – Открыл... открыли, – поправилась Кира. – И они уже здесь, в телах людей!

  – А мы не можем выйти на их след! – кивнул Валера. – Мы вместе были с тобой в лесу, где покусали Ксенофонтова, но я так ничего и не почувствовал! Пытался использовать птиц, как раньше, – ничего не вышло... чёрт... Да мне, зашибись, как нужны эти форсированные исследования, чтобы вернуть чутьё и способности выдры!

  – Меня тоже кошки и собаки хоть и стали сторониться, но не понимают. Да и боятся-то так, слегка...

  – Вот сходим пару раз к научникам, и всё изменится! – уверенно предрёк Валера, заливая чайные пакетики кипятком и передавая чашку напарнице.

* * *

  Сработала! Его идея, как разбудить Хищницу, сработала! Птичник до последнего сомневался, что сможет организовать процесс перекачки жизненных соков этих родственных кошатнице по духу существ, но всё вышло совершенно естественным образом! Единственное, что потребовалось от Пернатого, – понять, как заставить кошек стекаться сюда, на чердак старого дома. И когда он понял, то восхитился, как это логично и правильно, что они с Хищницей – пара: плюс притягивается к минусу – единство и борьба противоположностей рождает движение вперёд – мировой философский закон!

  Поэтому птичник не стал ничего придумывать, а просто обратился к своим природным способностям и использовал тех, кто близок по духу к нему самому. Зачем воздействовать на кошек, когда умеешь прекрасно управлять птицами? Добыча и охотник, что может быть древнее этого классического противостояния?

  Пернатый легко мог заставить птицу кружить перед носом кошки, прикидываться больной, еле подниматься в воздух и тут же, будто из последних сил, перелетать чуть дальше, а потом ещё, и ещё. Прыгать, волоча крыло по земле, но в последний момент увернуться, уводя на несколько метров вперёд, заманивая, завлекая, пока кошка не оказывалась здесь, в старом доме. И тогда всё происходило само собой: синицы и воробьи улетали сквозь разбитые окна последнего этажа, но кошкам они были уже не нужны: как только зверьки оказывались неподалёку от кошатницы, её присутствие влекло их, словно магнит – железные опилки, заставляя двигаться к центру притяжения. По наитию, явившемуся откуда-то из глубины его существа, Пернатый заманивал только самок, и они покорно шли на заклание к кошатнице, постепенно теряя силы, Хищница начинала пить из них жизнь, едва они оказывались на лестнице, и ни одна не попыталась сбежать. Им не было больно – наоборот, птичник чувствовал их эйфорию, и с каждым шагом к смерти она лишь возрастала, словно оплата за переданную Хищнице силу.

  Путь кошек заканчивался в общей куче, куда они валились, отдав последние капли всех своих соков, будто их мёртвые тела хотели соединиться в одно целое, чтобы соответствовать слившимся в единый поток жизням.

  Хищница выпила девять кошек, прежде чем Пернатый с удивлением увидел, как следом за очередной смертницей вдруг явился здоровенный серый кот, которого никто сюда не приманивал. Выскочив из-за спины медленно идущей рыжей самки, он метнулся к всё так же неподвижно сидевшей у стены, свесив голову на грудь, кошатнице и яростно на неё зашипел, выгнув спину. И тут птичник забыл обо всём на свете, ибо, словно в ответ на выпад непонятно как и откуда взявшегося кота, Хищница вдруг подняла голову и открыла глаза, растерянно оглядываясь вокруг. Рыжая кошка остановилась и легла на пол, не доходя до общей кучи, но Пернатый этого не заметил – он подлетел к подруге и заключил её в объятия, зарывшись носом в чёрные с серебристым отливом волосы.

  – Где мы? – прошептала она.

  – Мы вышли! – чуть отстранившись, чтобы видеть прекрасный свет её прозрачных зелёных глаз, ответил Пернатый. – Вышли из лабиринта!

  – Я не понимаю...

  И тогда птичник сообразил, что последнее воспоминание Хищницы – о том, как она из последних сил открывала проход, после чего потеряла сознание. Господи, как же давно это было – будто тысяча лет прошло!

  – Не волнуйся! – воскликнул он, торопливо поглаживая её по волосам. – Сейчас я тебе всё расскажу!

  Он старался говорить кратко, но всё ж не удержался от подробного описания боёв с воздушными змеями – эти битвы были для него целой жизнью, полной боли, неизвестности, страстной решимости и отчаянного желания возродиться.