Текст книги "Стать настоящим (СИ)"

Автор книги: Ольга Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

  И тогда получается, что Пернатый, сидя здесь, на самом деле дожидается от парня-лунатика не помощи, а захвата и устранения, потому что в сознательном состоянии он – та самая выдра!

  Возможно, на этот раз Чёрный ястреб не станет нападать: ведь тогда у него не было выбора – он защищал свою подругу, а сейчас Дед Мороз, прежде чем привести парня сюда, поговорит с ним и убедит, что Ангелу надо помочь?..

  Чем дольше птичник над этим думал, тем сильнее ему хотелось сбежать из этого полуразвалившегося, брошенного дома, но... Но как он мог бросить тут Деда Мороза? Ведь тот спас его от распада! И сейчас спокойно спит, веря, что Ангел поможет ему попасть 'на тот свет'... Однако надо ли это самому птичнику? Да, лучезар действительно растворён в старике, но зачем теперь Пернатому закрывать лабиринт, если он потерял любовь, ради которой хотел оградить этот мир от всего плохого? Да, старик остановил распад, но разве птичник просил об этом? Он тут спокойно сидел, ожидая смерти, он был готов прекратить собственное существование!

  Но тут явился Дед Мороз и вылечил Пернатого, ибо одному ему не пройти лабиринт. То есть Ангел нужен лишь потому, что эта лунатичная выдра может выслать ему Ворону-проводницу! Не связанному с птичьей природой старику никакая Ворона не поможет, да и со змеями драться он ни хрена не умеет, – это понятно, неясно только одно: на кой ляд всё это сдалось самому Пернатому?! Да, дед, рискуя собственной жизнью, вытащил его, израненного, из лабиринта, но из-за кого он там оказался, скажите на милость?! И вообще! лучше бы этот упёртый Дед Мороз бросил его там, в лабиринте, змеям, да и дело с концом: утащили бы они птичника навеки обратно в пустоту и он бы уже ничего не чувствовал, не хотел и не боялся! Пернатый так разозлился, что перья на загривке встали дыбом.

  Он взлетел над сладко похрапывавшим Иваном Григорьевичем. Если он сейчас смоется, то очень сильно подведёт старика... не то слово, как сильно... Но с другой стороны – какого рожна Пернатый должен сидеть тут, рискуя, что явится выдра и подавит его волю, поглотив с потрохами?! Ну уж нет! Ему нужно тело: с телом никакая выдра не страшна! Ну да, всё правильно: раз умереть не дали, получение тела станет логичным продолжением! Разве не в этом смысл существования в этом мире, в конце-то концов? Так чего же тогда он сидит здесь и ждёт? Пора действовать – пора уже стать настоящим!

  Встряхнувшись, словно только вылезшая из пруда собака, птичник метнулся прочь, стараясь не смотреть на мирно спящего старика, ибо в душе отлично понимал, что совершает предательство, но ведь самого 'ангела' тоже предали, причём гораздо циничнее, чем он – 'Деда Мороза', а значит, такова жизнь! Это она научила Пернатого...

* * *

  – В общем, я ушёл, хоть и знал прекрасно: без меня ему в проход не попасть... да и не выжить, скорее всего, – закончил рассказывать Николай.

  Изложил он всё кратко и только самую суть, опуская подробности и кое о чём умалчивая. В частности, не стал, например, говорить, что узнал всё о жизни и любви старика, когда тот его обнял, потому что близкий контакт передаёт иномирцу информацию, – не хотел, чтобы Валера знал, что Пернатый и Хищница во время схватки возле старого дома считывали память напарников.

  – Лучезар – это слишком большая нагрузка для человеческого организма, – вздохнул Котов, – старик долго не выдержит... Но я всё равно бросил его там, в доме, так же, как бросила меня моя Хищница.

  – А чего же сейчас-то вдруг вернулся? – изогнул бровь Валера.

  – Совесть замучила, – Котов вновь встряхнулся, как старый какаду. – Очень уж жаль стало деда: он ведь искренне считал меня ангелом!.. В общем, терпел я терпел, да и пришёл обратно в старый дом...

  – Когда?

  – Да вот только что, прямо перед тем, как к тебе явиться.

  – И что же?

  – Деда Мороза там не было! – ответил Николай.

  Он должен был упомянуть про огороженное лентами кровавое пятно на полу в башенке, но ничего не сказал. То ли не был там, то ли был не сегодня, но в любом из этих двух случаев Котов что-то скрывал, и Валера взял себе это на заметку.

  – Тогда я вспомнил, – меж тем продолжал гость, – как он твой адрес в книжечке своей показывал, и подумал, что раз я уже в теле, то могу тебя не бояться... Вот и явился – ну, а как иначе мне старика найти, пока не стало слишком поздно? Кто, как не тот, кто в своё время посылал мне Ворону-проводницу, может помочь мне снова? И я прав оказался!

  – Но зачем? Зачем я посылал тебе Ворону-проводницу? – поражённо вопросил Валера. – Мы рисковали жизнями, чтобы закрыть проход в иномирье, так для чего же я помогал ему снова открыться? Я ведь совсем этого не хотел!

  – Ты, может, и не хотел посылать Ворону, но твоя душа, связанная с моей, хотела. Она чувствовала, что может мне помочь, и помогала, как только сознание засыпало, теряя над ней контроль. Вот почему ты делал это в лунатическом приступе! – ответил Пернатый.

  – К тому же, Бластер, ты неправильно говоришь, что помогал проходу открыться! – вступила в беседу Кира. – Я так поняла, проход к тому времени уже был открыт и так. Открыт и изуродован стадом понёсшихся туда иномирных сущностей – таких, как Кузов. Поэтому ты на самом деле помогал исключительно ему, – она ткнула пальцем в Котова, – как там... Пернатый птичник?

  – Да, правильно! – согласился Николай. – Те иномирцы, что оттеснили меня и ломанулись в новый мир, к тому времени уже изувечили проход и по большей части погибли. Прорваться успело всего семеро, и они были уже здесь, на Земле. Так что помогал ты и правда исключительно мне! А я теперь помогу тебе. И вообще всем вам, если вы, конечно, отведёте меня к Деду Морозу!

  – Хорошо, – ответил Валера. – Присмотри за ним, Коса, пожалуйста, а я пойду позвоню начальству.

  Кира кивнула, напарник вышел из кухни, закрыв за собой дверь, и удалившись в комнату, набрал номер Арбоканова:

  – Слушаю тебя, Крюков! – бодрым голосом ответил начальник, словно давно уже не спал, хотя было ещё только семь пятнадцать утра.

  – Товарищ полковник, ко мне в квартиру только что заявился мой бывший Дус.

* * *

  – И всё-таки, Крюков, почему ты так уверен, что это именно твой Дус? – наблюдая через стекло, как, под присмотром сидевшего на стульчике в том же боксе врача Сергея, Николай ходит вокруг Ивана Григорьевича, внимательно его осматривая и временами касаясь блестящей серебром кожи.

  – Я это чувствую, товарищ полковник! Когда я рядом с ним, мне всё время хочется обратиться, сейчас я привык это контролировать, но когда я спал, а он явился под дверь моей квартиры, я просто не мог сопротивляться. Если бы не Коса, которая сразу почуяла неладное и стала мне звонить, то даже не знаю, когда бы и как я сумел стать человеком! Стремление очень сильное, и оно говорит о нашей с ним особой связи. Думаю, такая связь установилась, потому что мы с Дусами ещё и на ту сторону ходили, а там много чего вместе пережили...

  – Поэтому именно они и открыли проход, Пал Михалыч, без них стая волков не смогла бы этого сделать – Кузов нам так и говорил, – поддержала Валеру напарница. – Они – сами по себе... от всех остальных отличаются. Не зря же этот Николай Котов называет себя Пернатым птичником. Когда мы были на той стороне, Дус Бластера мог становиться то совой, то ястребом, то вороной, даже в шилоклювку один раз трансформировался, но он всегда был птицей и потом, когда Дусы слились с нами для последней битвы, птичья принадлежность сохранилась...

  – Ну, а твой Дус, Косулина? Ты здесь его видела?

  – В материальном воплощении – нет, я сталкивалась с ней только один раз, когда она ещё не имела тела. Я не видела её, но почувствовала: никакого отношения к птицам, как Дус Бластера, она не имела, в ней было нечто от крупных кошачьих... и я ощутила тогда что-то знакомое, на подсознательном уровне... Они скрылись от нас с Бластером, потому что боялись, что мы их подчиним, мы ведь уже делали это раньше. И я действительно могла бы подчинить эту так называемую Хищницу, пока она была бестелесной, если б на помощь ей не пришёл Пернатый. Только это и позволило им вместе скрыться.

  – Ваши бывшие Дусы действовали в паре, как и ты, Косулина, с Крюковым? – прищурился Арбоканов.

  – Да, – ответила Кира. – Но они – не мы!

  – Хочешь сказать, ты бы меня не бросила? – улыбнулся Валера.

  – Ну разумеется, Бластер!

  – Отставить разговорчики между собой, Крюков! – приказал Аркан. – Соблюдать субординацию.

  – Есть.

  – Так где же всё-таки твой Дус, Косулина? – чуть помолчав, спросил начальник. – Неужели у этого пернатого Котова нет совсем никаких на этот счёт соображений?

  – Утверждает, что нет, Пал Михалыч. – пожала плечами Кира.

  – Смотрите! – воскликнул Валера, показывая пальцем на Николая.

  Взмахнув руками, он подпрыгнул и, мгновенно сменив человеческий облик, приземлился прямо на койку в ногах Ивана Григорьевича.

  – Как странно он выглядит, когда перекидывается, – удивлённо пробормотала Кира. – Я думала, он будет птицей, как Бластер...

  – Я бы сказал, это – гибрид, Косулина! – заявил Арбоканов. – Гибрид зверя и птицы.

  – И белый! – не переставала удивляться подчинённая. – Бластер – Чёрный ястреб, а этот – белый... и далеко не ястреб!..

  – Волк?.. Белый волк с крыльями? – неуверенно предположил Валера.

  – Да не очень-то он на волка похож, Крюков, – подал голос начальник. – Пасть слишком длинная и узкая, да и шерсти нет – одни перья...

  Он замолчал, потому что звероптица одним плавным движением перелетела Ивану Григорьевичу на живот и закрыла его крыльями, словно хотела спрятать от посторонних глаз. Спустя некоторое время сверху и снизу стал пробиваться свет, похожий на лунный, только намного ярче. Врач Сергей вскочил со своего стульчика, но приближаться к койке не стал, только повернулся и посмотрел на Арбоканова. Тот жестом показал не вмешиваться, и Сергей вернулся на свой пост.

  – Интересно, что он там делает? – любопытствовала Кира, пытаясь заглянуть в щёлки между перьями.

  – Будем надеяться, это поможет Ладмирову очнуться, – пожал плечами Валера. – А не сделает его состояние ещё хуже.

  Нет, он не думал, что Котов может навредить старику, но наблюдал за происходящим со странной смесью радости и раздражения. Так мог смотреть человек, который купил самую вкусную на свете конфету, а вручает её ребёнку кто-то другой.

  – Да куда уж хуже! – отозвался Арбоканов. – Научники сказали, он погружается в кому всё глубже, сердце бьётся с каждым часом слабее и реже, и если тенденция сохранится, то через пару дней оно остановится совсем. А потому лучше не мешать – каким бы слабым ни был шанс, что это существо поможет, всё лучше, чем ничего...

  Спустя минут десять Пернатый, вяло взмахнув крыльями, скорее свалился, чем слетел с Ивана Григорьевича. Встряхнувшись, он перекинулся в человека и сел прямо на пол – при этом каждое движение было медленным и давалось ему с явным трудом. Сергей поспешил к старику, прощупал на шее пульс, и кивнул стоявшим снаружи оперативникам.

  Они открыли дверь бокса и вошли: как раз вовремя, потому что попытавшийся подняться Николай стал падать, и Валера едва успел его подхватить.

  – Я очень устал, – пробормотал Котов. – Можно мне где-нибудь поспать?

  – Отведите его в первый бокс, там открыто, – сказал Сергей, я сейчас подойду. – Он прижал стетоскоп к груди старика, внимательно слушая сердце. Аппаратура рядом с Иваном Григорьевичем не работала, поэтому следить за жизненными показателями приходилось вот так, по старинке.

  Поддерживая его с двух сторон, напарники вывели Николая из бокса – парень едва шевелил ногами, почти не касаясь пола. Уложив его на койку, напарники дождались Сергея.

  – У Ладмирова действительно наблюдается улучшение – не сказать, чтобы сильное, но оно есть.

  – Это хорошо, – сказал подошедший Арбоканов. – А то я думал, скоро придётся его дочь из Америки вызывать, – целая проблема, учитывая секретность и её место жительства. Теперь эту возню можно отложить. А то глядишь, и вообще, очнётся, сам с ней свяжется, и ей не придётся ехать сюда хоронить отца в закрытом гробу, без возможности в последний раз его увидеть! – вдруг, с неожиданным оптимизмом, поделился он с напарниками своими мыслями.

  – Вполне вероятно, – кивнул Сергей.

  – А когда он может очнуться? – поинтересовался Валера.

  – Честно говоря, боюсь загадывать, – вздохнул врач.

  – Что ж, поживём увидим, – философски рассудила Кира.

  

Часть третья. Зоопарк на выезде

11. Белая звероптица

  Следующие дни жизнь в ОКОПе была довольно спокойной, если не считать неприятного сюрприза, что преподнёс Кузов. В то же утро, когда в 'зоосад' был доставлен Николай Котов, Кузов перекинулся в волка, да так с тех пор и оставался животным, не желая больше обращаться в человека. Исходившее от него иномирье с каждым днём чувствовалось и проявлялось всё слабее, и научники пришли к выводу, что, видно, настал предел одновременному пребыванию двух хозяев в одном теле, и человек навсегда ушёл – возможно, в лучший из миров? – а подселенец теперь, согласно плану первых прибывших на Землю, постепенно сливался с материальной формой, превращаясь в обычного волка. Толку ОКОПу от этого было мало: волк ничем не выдавал своей разумности и вёл себя как обычный дикий зверь – метался по вольеру, заглатывал сырое мясо и норовил укусить любого, кто сунется к нему за решётку.

  Оперативники тем временем продолжали искать ведущие к переселившемуся красноглазу ниточки, но пока безуспешно. Тело ведь нашли не сразу, смерть, по заключению медиков, наступила через несколько часов после того, как были задержаны ряженые, ранним утром. То есть в свой загородный дом Раздольский вообще не возвращался, болтался ночью по Москве, прежде чем сменить тело. И оставил он его в таком месте, что нашли только поздним утром, да и то лишь благодаря слишком далеко убежавшей от пенсионера собаке. Лаяла и лаяла, пока он к ней не пришёл. Увидел труп и сразу же вызвал полицию. А те уж, повинуясь специально разосланному по всем отделениям Москвы и Подмосковья указанию, доложили в ФСБ – да и то, несмотря на водительские права, найденные в кармане мёртвого Раздольского, не сразу, а только после экспертизы и сообщения родителям, видно, ФСБ там кому-то любимую мозоль отдавило когда-то, вот и не торопились.

  По всему выходило, красноглаз хотел, чтобы тело не слишком быстро, но нашли, и сразу идентифицировали, раз оставил документ, подтверждающий личность. Он знал, что никаких оснований считать смерть Марка убийством не будет, и расследования не боялся – напротив, будто глумился над незадачливым ОКОПом, показывая, как в очередной раз обвёл всех вокруг пальца и снова может делать, что его иномирной душе угодно.

  Теперь вся надежда была на Николая Котова, который заявил, что если удастся получить от Валеры Ворону-проводницу и привести 'Деда Мороза' в чувство, то можно будет отправить его в лабиринт и тем самым закрыть проход с помощью лучезара. И тогда Пернатый, красноглаз и бывший Кузовым волк навсегда сольются с формой этого мира, станут обычными Земными существами, и все проблемы с иномирьем в один момент разрешатся.

  Такой исход дела выглядел слишком уж радужно, чтобы сразу в него уверовать, однако и причин не попробовать сделать, как говорит иномирец, тоже не находилось. Состояние Ладмирова Ивана Григорьевича потихоньку улучшалось, и надежда, что он скоро очнётся, крепла. Оставалось решить вопрос с Вороной-проводницей, и тут пока были серьёзные проблемы, ибо Валера понятия не имел, как ему найти подходящую птицу и направить её в лабиринт, вход в который ни он, ни вообще кто-либо из людей не видел.

  Тогда привлекли к делу всех научников надзирателей, кто владел техникой гипноза, чтобы ввести Валеру в то состояние лунатизма, когда он, топчась на бывшей клумбе, находил ворону и запускал её в лабиринт. Раз за разом то один, то другой 'зоосадовский' врач вводил Валеру в состояние гипнотического сна, но всё, чего удавалось добиться, это пустого хождения вокруг заброшенного дома с открытыми глазами. Указание найти Ворону-проводницу не срабатывало, какими бы словами его ни формулировали. Даже подвигнуть Валеру просто рассказать о своих бессознательных ночных походах не получалось: он и под гипнозом не помнил, что у него были приступы лунатизма, и просто описывал, как вечером лёг в кровать и уснул до утра. Дальше всех продвинулся врач Сергей, когда под его гипнозом Валера привлёк ворону, но управлять ей нормально не смог, и она только напрасно летала вокруг, жалобно каркая и временами ударяясь о препятствия.

  Когда стало окончательно ясно, что владеющий обычным гипнозом врач не в состоянии справиться с этой специфической задачей, Арбоканов решился привлечь к делу одного специалиста, весьма талантливого, но с неоднозначной репутацией и криминальным прошлым. Это был мрачный худой низенький человечек средних лет с неприятно колючим взглядом из-под густых, нависших бровей. Звали его Пётр Семёнович Вьюшко, и он вынужден был сотрудничать со спецслужбой, хоть и отнюдь не горел желанием выполнять её секретные поручения.

  Улыбаться он, похоже, вообще не умел, а при взгляде на его хмурое лицо сразу портилось настроение. Ещё до того, как Валера впервые с ним встретился, Кира разузнала и рассказала напарнику, что на заре своей профессиональной деятельности имевший диплом врача Вьюшко успешно изображал из себя экстрасенса, устраивая доверчивым гражданам встречи с умершими родными и близкими, за что брал немалые деньги. Дурачить клиентов ему помогала исключительная природная наблюдательность, глубокое знание психологии и медицины. Вьюшко умел вытащить сведения о жизни покойных так, что люди, сами того не замечая, выкладывали ему всю нужную информацию, которую он потом выдавал за откровения с того света, заставляя безоговорочно верить, что и правда контактирует с умершим.

  Всё бы ничего, учитывая, что клиенты добровольно отдавали ему деньги и после сеанса уходили счастливыми, если бы Вьюшко только этим и ограничивался, но – увы! – параллельно он вытягивал ещё и информацию, которую использовал не только для 'контакта' с миром мёртвых.

  И в результате однажды крупно влип, добыв сведения для преступника, который использовал их, чтобы убить работавшего на ФСБ информатора. Вот тогда-то спецслужба и прижала 'экстрасенса', и очень крепко, заставив показать всё, на что способен и буквально 'вывернуться на изнанку', чтобы помочь найти убийцу и избежать наказания за крупное мошенничество и продажу личной информации клиентов, что вскрылось во время расследования его 'потусторонней' деятельности. Ведь дурить на своих сеансах он умудрялся не только обычных граждан, выкладывавших последние сбережения, но и весьма богатых и влиятельных людей, вытягивая из них сведения, которые, за дополнительную плату, порой сливал журналистам или конкурентам по бизнесу. От суровой расплаты за незаконную деятельность Вьюшко спасли его редкие способности психолога и гипнолога, которые захотела использовать ФСБ, посадив его под свой колпак. Экстрасенсом он теперь больше не прикидывался, а честно работал в больнице, выполняя ещё и задания спецслужбы, как только в том возникала необходимость.

  На сей раз Петру Семёновичу предстояло поработать на ОКОП и придумать, как ввести Валеру в точно такое же состояние лунатизма, как было, когда он посылал Ворону-проводницу.

  Первые несколько сеансов прошли в 'зоосаде', где Вьюшко ознакомили с сутью дела. Под присмотром врача Сергея и прицелом камеры, снимавшей всё, что происходит, на видео, Пётр Семёнович вводил Валеру в гипнотический сон и потом задавал странные, казалось бы совершенно не имевшие отношения к делу, вопросы, говорил непонятную тарабарщину и показывал абстрактные картинки собственного изготовления. Кроме того, он периодически подходил и брал гипнотизируемого за руку – вроде как пульс считал, но как-то слишком долго, да и на часы при этом смотрел не всегда, как говорил сидевший в той же комнате и следивший за каждым шагом гипнотизёра Сергей.

  Пока Вьюшко в течение нескольких дней работал с Валерой в 'зоосаде', Котов продолжал, перекидываясь в звероптицу, лечить Ладмирова, и вскоре его состояние настолько улучшилось, что он, к вящей радости всего ОКОПа, наконец-то пришёл в сознание. Что удивительно, старик сразу же узнал вспорхнувшее с него существо, хоть до этого видел его только бестелесным. Сам Иван Григорьевич тоже выглядел несколько иначе: он по-прежнему поблёскивал льдом, но не так равномерно, как раньше, 'иней' явно стянулся к центру груди – серебро там было особенно густым, а на руках, ногах и голове – едва заметным.

  – Ангел?.. – Ладмиров сел на койке, глядя, как, приземлившись на пол, белая звероптица вытягивается вверх, превращаясь в человека. – А ты изменился!..

  – Да, – ответил Николай. – У меня теперь есть это тело, – он прижал ладони к груди.

  – А... что... – старик протёр кулаками глаза. – Я, кажется, заснул...

  Заслонявший ему обзор Котов отошёл в сторону, и Ладмиров увидел за стеклом Валеру.

  – Лунатик! – радостно воскликнул он, показывая пальцем, словно ребёнок на дрессированную обезьянку, потом, опомнившись, погасил улыбку и, растерянно оглядываясь вокруг, спросил: – Где я?

  – В Центре реабилитации оперативных работников, – ответил, заходя в бокс, Валера. – Не волнуйтесь, сейчас я вам всё объясню.

* * *

  К тому времени, как Ладмиров очнулся, Вьюшко как раз объявил о необходимости выехать на место, чтобы там проверить и скорректировать всё, чего ему удалось добиться в работе с Валерой.

  Помимо севшей за руль микроавтобуса Киры, в группу вошли: Иван Григорьевич – удостовериться, что всё происходит так, как он видел, когда впервые столкнулся с лунатиком; Николай, отвечавший за состояние Ивана Григорьевича и знавший, где именно в старом доме скрывается проход в лабиринт; и Арбоканов, желавший лично проконтролировать ход дела, деятельность гипнотизёра и, в особенности, иномирца.

  Пока ехали к заброшенному дому, Ладмиров снял свои шпионские очки: в глазах почти не осталось серебряного блеска.

  – Жаль, что ночную красоту миров я больше не увижу, – посетовал он, вспоминая буйство света и красок, что обрушилось на него во дворе, когда он, с проникшим внутрь Маниным подарком, впервые вышел на улицу. – Я чувствую, как слабеет действие чудо-шара на мой организм. Наверное, это правильно, ведь иначе бы я не пришёл в себя... но мне всё равно жалко. И шелест тысячи голосов теперь где-то далеко-далеко, едва можно расслышать... да... Будь ты, Ангел, всё ещё без тела, я бы тебя уже не увидел!

  – Так и должно быть, – почему-то избегая смотреть Ладмирову в глаза, кивнул Котов. – Скоро лучезар окончательно стянется, и тогда я смогу запечатать лабиринт.

  – Надеюсь, Ворона-проводница избавит нас от необходимости драться со змеями, и я быстро доберусь туда, где сейчас моя Маня, – старик улыбнулся, глядя на Котова.

  Тот кивнул, оставаясь серьёзным:

  – Как только ты это сделаешь, я закрою проход.

  – Приехали, – объявила Кира, паркуясь на улице, – встать во дворе было невозможно: жильцы в центре давно огородили шлагбаумами дворы, где не осталось ни одного свободного места.

  ОКОПовцы вылезли из микроавтобуса и направились к заброшенному зданию, мрачно глядевшему на людей чёрными провалами окон с выбитыми стёклами. Валера шёл первым, потом Вьюшко с Ладмировым, за ними Котов с Арбокановым, а Кира замыкала процессию с мотком сигнальной ленты в руках, тревожно оглядываясь вокруг: здесь, возле старого дома, ей всегда было как-то неспокойно.

  – Вот тут были мои следы, – Валера указал на старую клумбу.

  – Ага, – согласился Иван Григорьевич. – Именно тут ты и стоял, когда посылал ворону. Шёл дождь, я встретил тебя на той улице, – он показал назад, – но ты меня не видел, мы вместе шли по этой дорожке, и ты...

  – Не надо рассказывать, как всё было, Иван Григорьевич, – мягко перебил его полковник. – Пусть Крюков сам, под гипнозом, всё вспомнит и сделает.

  – Чистота эксперимента! – сдвинул брови Ладмиров. – Я понял, извините.

  – Просто смотрите внимательно, чтобы всё было правильно, – кивнул Арбоканов.

  – Хорошо, – старик чуть отошёл назад, печально глядя на бывшую клумбу, где уже проклюнулись первые сорняки. – А ведь раньше здесь цветы росли... Правда, это было много лет назад!

  – Я готов! – заявил молчавший всю дорогу Пётр Семёнович Вьюшко.

  – Куда мне встать? – спросил Валера. – На клумбу?

  – Лучше вот тут, подальше, – сказал гипнотизёр. – Вы должны будете выбрать нужное место, уже когда окажетесь в изменённом состоянии сознания.

  – Иван Григорьевич, смотрите оттуда же, откуда и в первый раз.

  – Ага, – Ладмиров прошёл чуть по дорожке. – Тут вот я остановился и смотрел.

  – Я – в дом! – доложил Николай и двинулся было к подъезду.

  – Стоять! – зычно приказал ему Арбоканов, заставив замереть на месте, и добавил, чуть смягчив тон: – Жди пока здесь, Котов.

  – Косулина! – позвал начальник Киру, которая, пока все топтались возле подъезда, перекрывала подступы к дому сигнальной лентой.

  – Всё, Пал Михалыч, почти закончила! – крикнула она.

  Внимательно окинув взглядом окрестности, Арбоканов дождался, пока она подойдёт, и распорядился:

   – Косулина, на тебе – вся обстановка! Я вместе с Котовым пойду в дом, смотреть, куда полетит ворона. А ты следи, чтобы через ленты никто не полез!

  – Есть, Пал Михалыч, я справлюсь, мне отсюда отлично видны все подходы.

  – Все по местам, начнём по моей команде. Котов, за мной!

  Они с Николаем прошли в дом и, поднявшись наверх, Арбоканов на несколько секунд замер, увидев на досках огромное бурое пятно. Что за кровь и откуда она тут взялась, так и осталось не выясненным, и это вдруг кольнуло начальника ОКОПа чувством острой неудовлетворённости. Показалось, будто он безвозвратно упускает нечто важное... но что именно?.. Арбоканов бросил взгляд на Николая, но тот уже стоял к пятну спиной, в самом дальнем углу комнаты, глядя в стену.

  Так и не поняв, что конкретно его беспокоит, начальник ОКОПа мотнул головой, словно муху отгонял, и, решительно пройдя к окну, выглянул на улицу:

  – Начинайте!

  Вьюшко, заговорив сильным и властным голосом, приказал Валере расслабиться и слушать только его, потом одну за другой показал ему три картинки, сказал 'Спать!', и Ладмиров с удивлением увидел, как у гипнотизируемого мгновенно изменился взгляд, став точь-в-точь таким же, как был, когда он его впервые увидел на ведущей к дому улице.

  Пётр Семёнович снова заговорил, на этот раз какими-то бессмысленными фразами, и Валера сделал несколько шагов к клумбе. Речь Вьюшко ещё сильнее изменилась: слова раздробились, рассыпались на отдельные звуки, и вдруг сложились в новые, незнакомые наборы – странные, пугающие, с новым, непостижимым значением... Заклинания?! Ивана Григорьевича вдруг взяла такая оторопь, словно перед ним был не гипнотизёр, а злой, продавший душу дьяволу, колдун, насылающий на головы людей вечную тьму. Перехватив взгляд старика, 'колдун', продолжая говорить, прищурился, и Ладмиров вдруг мгновенно успокоился, устыдившись собственных глупых страхов, – ну, в самом деле, какие в двадцать первом веке могут быть заклинания?

  Валера меж тем уже раскинул руки и стал медленно поворачиваться вокруг своей оси. С деревьев поблизости стали срываться вороны и кружить вокруг него чёрным вихрем, нагоняя ветер и формируя живой птичий кокон. Перед Иваном Григорьевичем разворачивалось знакомое действо: с громким карканьем птицы метнулись вверх, осталась только одна – сидела у Валеры на ладонях. Губы 'лунатика' шевельнулись, и ворона, сорвавшись с рук, полетела к старому дому.

  Вот она нырнула в окно на последнем этаже и, спустя полминуты, из башенки снова высунулся Арбоканов. Быстро оглядевшись вокруг, он посмотрел на небо и всунулся обратно. Валера замер на клумбе, Вьюшко молча стоял рядом, Кира следила за ограждёнными сигнальной лентой подходами. Иван Григорьевич тоже ждал команды.

  Наконец, полковник опять показался в окне и, махнув рукой, приказал:

  – Заканчивайте!

  Громким и властным голосом гипнотизёр сообщил, что сейчас досчитает до трёх, и Валера проснётся – бодрым, хорошо отдохнувшим и с ясной головой.

  – Раз, два, три!

  Иван Григорьевич увидел, как разительно изменился у парня взгляд.

  – Как вы себя чувствуете? – спросил Валеру Пётр Семёнович.

  – Отлично, – ответил тот. – А как ворона? Была?

  – Была! – подтвердил Ладмиров.

  Кира поспешила к напарнику, проверить, всё ли с ним в порядке. Вьюшко тем временем собрал свои картинки в папку и неподвижно стоял, как всегда, с мрачным видом, ни на кого не глядя и дожидаясь Котова с Арбокановым.

  – Это и правда была Ворона-проводница! – ещё издали сообщил Николай довольным голосом.

  – Не знаю, как такое возможно, – недовольно пробурчал начальник, когда они с Котовым подошли к остальным, – но птица действительно исчезла в стене. Я это место осмотрел и ощупал, но так и не нашёл, куда она делась.

  – Она улетела в лабиринт! – уверенно заявил Николай. – Всё работает, теперь осталось только окончательно стянуть лучезар... Разве не этого вы хотели, товарищ полковник?

  – Всем в машину! – вместо ответа скомандовал Арбоканов.

* * *

  Убитые горем Раздольские сначала, конечно, и слышать ничего не хотели о вмешательстве ФСБ в личные дела сына, который умер, как убедили их врачи, вследствие 'синдрома внезапной сердечной смерти'. Такое бывает, разводили они руками и, сочувственно вздыхая, объясняли, что этот синдром становится причиной летального исхода именно у молодых мужчин в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. При этом парень может никогда не предъявлять жалоб на какие-либо отклонения со стороны работы сердечно-сосудистой системы, и у него не обнаруживаются патологии при проведении плановых медосмотров...

  Поэтому оперативникам трудно было достучаться до родителей Марка, и они неоднократно получали от ворот поворот и отказ даже разговаривать, пока однажды, спустя десять дней со дня смерти сына, отец, видимо, сумев немного прийти в себя, а может, просто устав сопротивляться натиску спецслужбы, вдруг поделился с ОКОПом полезной информацией.

  – Не понимаю, что это значит и зачем Марку могла понадобиться такая хрень, – сказал Раздольский оперативникам, – но деньги за неё перечислены немалые, вот посмотрите! – Он показал денежный перевод фирме, торгующей лабораторным и другим оборудованием. – Это было во время нашего отъезда в Испанию. Ума не приложу, что он хотел со всем этим делать... Марк ведь учился на гуманитарном факультете и ни физикой, ни химией никогда в жизни не интересовался! Зачем он всё это оплачивал и куда оно делось?.. Хотелось бы выяснить.