Текст книги "95-й. Сны о будущем прошлом (СИ)"
Автор книги: Ольга Войлошникова
Соавторы: Владимир Войлошников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Вот эта бывшая кухня должна была стать одним из немногих помещений чисто коммерческого профиля в моей схеме. Парикмахерская. Должно же быть что-то для поддержки штанов, правильно?
За время ремонта я уже накупила целую кучу всяких обеззараживателей, сушилок, и даже вот эту бандуру для сушки башки, причёски делать. Вместо кухонной раковины мне установили специальную, повесили зеркало, стиралку-автомат подключили. Кресло клиентское мы подобрали такое нормальное. Полный фарш, короче.
Двоих парикмахерш я нашла по своим старым контактам. Классные мастерицы, хотя пока ещё и очень молодые.
Договорилась сразу: плачу́ хорошо. Независимо от потока клиентов. Но выручку сдаём полностью. Не обижайтесь, говорю, девочки – никаких левых заказов. Я столько сюда вложилась, мне отбивать и отбивать. Так что работа под камерами. И строго через кассу. Кассу простенькую им поставила, учёт-контроль организовать. Предупредила: подозрение на воровство – сразу досвидули. На таких условиях ко мне очередь выстроится. Да, рабочий день длинный. Но оклад – миллион. Учитывая, что работать они будут два через два, это за полмесяца, фактически. Почти в три раза дороже, чем везде, поди-ка найди такую работу. Обсудили вопросы премиальных, если выручка больше определённой суммы. В общем, все остались друг другом довольны.
А вместо камеры муляж повесили с мигающим светодиодом, мдэ…
Короче, парикмахерская запустилась с двадцать пятого октября, открылись мы с претензией – вход облепили шариками, музыку завели. Поскольку выход на остановку и проходимость хорошая, этого на удивление и хватило. Заработали хорошо прям сразу.
Одно только меня смущало. Мы немного не проходили по нормо-площадям. Можно было, конечно, обозвать пустующий пока будущий танцевальный зал подсобным помещением парикмахерской или заявить, что детский санузел тоже к ней относится, но прокатит ли…
Я сильно надеялась на декабрь (месяц подарков и всё такое, я даже текст для кричалки-зазывалки себе подкорректировала). Мне нужно было поставить хотя бы часть стеклянного павильона, лавочку туда, обозвать его «зоной ожидания» – и всё, считай, с этой стороны наступит полный ажур.
26. ЗАЧЕМ?
ТЯЖКИЕ ДУМЫ
Октябрь тысяча девятьсот девяносто пятого почти закончился. И вдруг, внезапно и непонятно по какой причине, я стала возвращаться в будущее всё чаще и чаще. Не раз в месяц. И не раз в неделю-две даже, а каждую ночь. После всех редких и плавных возвращений это звучало как зуммер.
Зачем?
В один из дней я размышляла обо всех этих сплетениях реальностей, Листая интернет.
Почему девяносто пятый? Почему я? Реально – почему? Просто, чтоб ещё одну жизнь прожить? Что за бонусы такие от вселенной?
Я не верю в случайности такого сорта.
Я сидела и листала новости девяностых. Все, которые могла найти.
Начала читать от начала. Жуть и мрак. Светлым пятном на чернушном фоне выделалось празднование пятидесятой годовщины Победы в Великой Отечественной Войне.
А, нет. Не выделялось. От возмущения у меня аж дыхание перехватило.
На празднование были приглашены всякие западные партнёры – пиндосы, французы и прочие. Так вот, америкосы, а за ними и вся коллективная шобла, заявили, что решительно осуждают действия России в Чечне. Все на раз забыли, что Чечня – внутренняя территория РФ и дружно начали топить за её независимость. Противодействие боевикам-террористам было признано недопустимым. Нарушение свобод, мать их! Западные демократические страны так возмущались, что даже кушать не могли. И поэтому отказались присутствовать на параде войск, участвующих в чеченской войне.
И никто из Ельцинской команды не сказал им: «Да и пошли бы вы нах!..»
Не-е-ет. Ради звёздно-полосатых со компанией парад был разделён. По Красной площади прошли только ветераны и переодетые в форму военных лет военнослужащие, с соответствующей техникой тех годов. На историческую часть милостиво глядели гости, явно уже чувствовавшие себя здесь хозяевами.
А остальных военных отправили на Поклонную гору. Пинком под зад, фактически!
Какой позор! Испанский стыд!!!
В такие вот реалии меня выкинуло.
Спустя три недели – жуткое землетрясение в Нефтегорске. Сколько народу погибло…
И вот июнь – снова теракт. Банда Басаева в Будённовске. Опять погибли люди.
Это что получается – я пришла в себя в девяносто пятом после последней трагедии, ровно неделю спустя.
Сколько боли выпало на людскую долю в эти годы. Сколько ужаса.
И тут до меня дошло. Это? Это оно? Я читала хроники террористических актов, и в груди собирался холодный комок. Все эти люди умрут? Перенесут издевательства и зверства? Снова? А вот эти детки, погибшие в дыму пожара от рухнувшего прямо на город самолёта? И воспитательница опять сойдёт с ума, потому что будет выводить из огня чужих детей – и снова не успеет спасти двоих родных?
Я оделась потеплее и пошла на берег Иркутского моря. Ходила по набережной часа полтора, смотрела на низко висящие сизые снеговые тучи.
Сколько клятв вы давали в жизни? Я ярко помню одну. Настоящую, произнесённую с горящим сердцем. Мне было всего девять. Правильные формулы давались мне тяжело – не знаю, почему, со стихами, например, никогда проблем не было. Но отчего-то в моей голове эта клятва всегда звучала так: «Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь горячо любить и защищать свою советскую Родину…» Наверное, пионервожатая слегка удивилась необычной интерпретации, но поправлять и ломать торжественность момента не стала.
Нет той страны, в которой прозвучала эта клятва. Но Родина моя жива!
Это решение, наверное, может стоить мне жизни. Во всяком случае, одной из. А если спрятаться и отсидеться – да нахер бы мне такая гнусная жизнь сдалась!
И я пошла домой. Даты никогда не были моей сильной стороной (исторические диктанты – тихий ужас моего детства). Значит, мне понадобится больше времени.
А уж встречу как-нибудь придумаем, как организовать. Теория семи рукопожатий давным-давно доказана.
29 октября 1995, воскресенье.
Утром папа как всегда заскочил забрать пошитые постельные комплекты.
– Чай будешь пить?
– Некогда, доча.
– Тогда просто двери прикрой, чтоб неслышно было.
Он сразу сделался серьёзным.
– Что случилось?
– Пока ещё не случилось. И я не хочу, чтоб случилось. Пап… Я помню, ты говорил, у вас в хороших знакомых есть полковник ФСБ.
Отец сощурился, повторил:
– Что случилось?
– Я не могу тебе сказать. Это не тот… уровень секретности, что ли.
– Опять сон?
– Да. Повторяется по кругу. Сотни людей могут погибнуть.
– Ты понимаешь, что это гораздо серьёзнее, чем спортзал?
– Я понимаю. Я должна хотя бы попытаться. Иначе я не смогу себе простить.
Отец выдохнул с длинным и задумчивым «п-ф-ф-ф…»
– И ты хочешь что? Встречу с этим полковником?
– Нет. Я хочу встречу с одним бывшим подполковником КГБ. Совершенно конкретным. В Питере. Бывших, как ты понимаешь, не бывает. Желательно, в неофициальной обстановке. Что-нибудь достаточно уединённое. И открытое. Павловский парк. Петродворец. У меня есть деньги, если надо заплатить. Желательно рублями. Но на крайний случай можем кубышку растрясти с баксами. Тыщ на пять-десять.
– Ой, бля-я-я-х-х-х…
– Пап, надо. У нас недели две.
– Ну ты захотела!
– Хорошо, шестнадцать с половиной суток до критической точки. Надо.
Я в него верю, почти как в бога. Если надо – он сделает.
РАЗГОВОР
14 ноября 1995, вторник. Павловск.
Не знаю, любил ли Пушкин Павловскую осень так же сильно, как Болдинскую. Во всяком случае, здесь было достаточно живописно. Золотая осень в своей последней, тысызыть, фазе. Багрец и прочее.
На воротах висела знакомая табличка, гневно предупреждающая, что на территорию дворца нельзя на лыжах. А так хотелось!
Мы с отцом вышли из такси – не думаете же вы, что он меня хрен знает куда одну отпустил? Папа был мрачен:
– Ну и что?
– Да вон он, в сером плаще. Ждёт уже.
Он был непривычно худощавый. И взгляд немного другой. Нет ещё осознания огромной державы за плечами. Да и откуда бы ей взяться? Он же сейчас у Собчака в команде.
Мда, а не прочти я в прошлом будущем это высокомерное интервью Нарусовой, так бы ничего и не поняла. Как она сказала – тогда, дескать, КГБ была чуть ли не чёрной меткой. Бывших КГБшников никто не хотел брать. А Собчак, смотрите-ка, взял. Пригрел чуть ли не из жалости, типа того.
Ладно, не будем углубляться.
– Пап, ты меня здесь подожди.
– Нет уж, следом пойду.
– Ну, как хочешь, только вне зоны разговора.
– Разберёмся.
И, что характерно, одиноких девушек здесь тоже никто не боялся.
Я подошла, протянула руку:
– Добрый день.
– Добрый. Чему обязан?
– Прошу вас, давайте немного пройдёмся. Меня… смущает, так скажем, близость и скученность дворовых построек.
Он оглянулся на разбегающиеся дорожки.
– Эта?
– Да всё равно, любая, – я невольно усмехнулась воспоминаниям, – Знаете, когда мы сюда в первый раз приехали, с группой студенток, нам выдали такие бумажки-путеводители с указанием в том числе маршрутов. И первое, что я сделала – начала громко возмущаться: что за маршрут номер пять? Тупой какой-то. Никаких достопримечательностей не встречает на своём пути, идёт всю дорогу чуть ли не впритык к ограде. А оказалось, это лыжня.
Он негромко засмеялся. А что, чувство юмора у ВВП всегда нормальное было, все говорят.
Постройки остались позади.
– Скажите, зачем вы хотели меня видеть?
– Я хочу спасти жизни сотням наших соотечественников. И я думаю, что вы способны аккумулировать для этого ресурсы. Пожалуйста, обещайте, что выслушаете меня до конца, и я представлю вам доказательства. И прошу, примите во внимание, что ради этого разговора мы приехали из Иркутска. А мы небогатые люди, в общем-то. Не считая того, что лететь пришлось пять часов.
– Хорошо, допустим.
– Моя семья в курсе, что я – довольно часто – вижу маленькие кусочки будущего. Чаще всего, совершенно незначительные, узнаваемые в момент их… реализации, так скажем. Но некоторое время назад сны стали длиннее, связнее и перестали укладываться в рамки бытовых переживаний.
Он остановился:
– Погодите, вы хотели поговорить о вещих снах? Боюсь, я в этом совершенно некомпетентен. Может быть, вам следует обратиться в какое-либо соответствующее издание? – о, да, всяких пророческих газеток выходило – пруд пруди! – Всего доброго.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Вы обещали, – сказала я ему в спину.
Серый плащ замер. Он вздохнул, вернулся.
– Хорошо. Только прошу вас, коротко.
– Как скажете. Завтра будет убит директор «АЗС-Сервис», – он не вздрогнул, только прищурился сильнее, – Через день после этого – президент «Стинолнефтегаза», четвёртого декабря – генеральный директор «Росики». Кажется, это что-то большое, нефтяное, вроде бы в Карелии. Пятнадцатого декабря – генеральный Туапсинского нефтеперерабатывающего. Я не знаю, кто все эти люди. Что это вообще за названия. И по большому счёту, мне как-то всё равно. Они полезли в большие деньги и проиграли. Такие вот волчьи законы. Меня другое волнует. Другие. Простые, обыкновенные люди. Я спать не могу, вижу эти картинки, понимаете? Вы знаете, кто такой Салман Радуев?
Он посмотрел на меня внимательно, едва заметно склонив голову влево:
– Конечно.
– Я вижу сон. Из раза в раз. Больница. Почему-то вижу и взрослых, и детей. И там появляются террористы. Боевики, целый отряд…
Я как могла пересказала историю захвата роддома в Кизляре, со всем её ужасным многодневным продолжением. Без названий. Почему-то боялась, что его могут прослушивать – и прослушать не те, что надо. Сколько было чинуш, направо и налево торгующих с террористами, вы не представляете…
– К сожалению, я не могу вам сказать, где и когда это будет. Хотите, картинку нарисую, как я её вижу? – я достала из сумки планшетку, раскрыла, откинула первую страницу, на которой был мелко распечатан текст, быстро начеркала карандашом: горы, «икарус», валяющийся на боку, что-то взрывается… Вернула верхний лист на место. С шелестом сложила оба вчетверо. Подала ему.
Очень я боялась, что нас подслушивают. Очень.
В листке сначала мелким шрифтом были распечатаны даты, которые помогли бы мне убедить ВВП в достоверности информации.
Ближайшие – дни убийств нефтяных воротил, далее, в апреле – ликвидация Дудаева.
Следом – ещё несколько страшных событий, которые будут происходить одно за другим.
– Понимаете, сны – штука тонкая. Образы, образы. Но я очень надеюсь, что это вам поможет.
Он развернул распечатку. Почитал.
– М… действительно, любопытно.
– Владимир Владимирович, за людей прошу. Помогите. Ну, неужели у нас реально снайперов нет? Надо – найдём. Сибирь охотниками пока не оскудела, вы только скажите.
Он усмехнулся. Забавно звучит? Да и хер с ним! Я людей хочу спасти, иначе зачем я здесь???
– А вы зря смеётесь. После пункта четыре вы мне железно верить начнёте. А после пятого, – это про подробности ликвидации Дудаева, – и подавно. Тут, однако, есть один нюанс. Эффект бабочки. Слыхали о таком?
– А как же. Это из Брэдбери, кажется? Внесение изменений в прошлое меняет будущее.
– Вот именно. Моё настоящее в снах докатилось уже до две тысячи двадцать второго года. Оно уже случилось и пересмотру не подлежит. Но на ближайшие годы я могу давать какие-то подсказки, и они будут близкими по значениям. Хотя, лучше бы у вас всё получилось, и это будущее, то, которое формируется сейчас, стало лучше предыдущего.
Низкие осенние тучи решили-таки разродиться мелкой моросью.
– Пойдёмте назад? – предложила я, – Погода портится.
Мы несколько шагов прошли молча.
– А м-м… на счёт упомянутой политической фигуры…
Единственной значимой упомянутой фигурой был Ельцин.
– Да, он именно так себя и поведёт. Будет нести ахинею, на ходу сочинит про тридцать восемь снайперов, которых нет. Заявит, что во всём виноваты пограничники. Он же даже не знает, что между регионами и областями внутри Российской Федерации нет пограничного контроля, о, боги… И всё кончится ужасно. Если вы ничего не предпримете, конечно. И… на вашем месте я не пыталась бы до него что-то донести. Алкоголь разрушает любые мозги, там уже… – я махнула рукой, – А уж предателей вокруг сколько. Это, между прочим, вам чистить предстоит.
– Мне? – он искренне удивился.
– Ага. И знаете ещё что… Можно ещё одну просьбу, на будущее? Когда с Клинтоном разговаривать будете, не проситесь в НАТО. Даже чтобы почву прощупать. Стрёмно это. Унизительно.
– Я буду разговаривать с Клинтоном?
– Да, год не помню, но вы уже будете президентом. Всё равно он вам в ответ нахамит.
– Погодите – я буду президентом? – вот тут он поднял брови и усмехнулся, – Президентом чего?
– России, конечно! Самым лучшим в истории. Такое моё личное мнение. А в феврале двухтысячного вы приедете к нам в Иркутск, на заседание «Сибирского соглашения». Что это за контора – я понятия не имею. Но с творческой интеллигенцией вы встречаться тоже будете. Надеюсь, я буду приглашена. В конце концов, у вас есть мой номер. Это если я вам раньше не понадоблюсь. Только, пожалуйста, – я посмотрела ему в глаза, – не посылайте ко мне посредников. Никогда. Скажите всем, что я – очередная экзальтированная барышня. Или активистка из направления «настоящий феминизм». Я очень боюсь бандитов. И олигархов. И террористов. И наших звёздно-полосатых партнёров. Кого я только не боюсь, блин… Не хочу я, чтоб меня с пристрастием допрашивали.
– Но вы не похожи на феминистку.
– Это почему? На жизнь способна заработать самостоятельно. В выборе любимого мужчины меня никто не ограничивал. Одеваюсь во что хочу. Имею своё мнение и даже право голоса, – я усмехнулась, – Хорошая тема – феминизм с человеческим лицом. Надо двинуть её в массы, пока девки идиотизма не навыдумывали. Не хотите феминизм – давайте рассмотрим версию культурно-исторического клуба. Пусть я приезжала за преференциями. По знакомству.
– А он есть? Клуб?
– До-о-о. Неформальный, но довольно бодрый. Есть у меня даже заветная мечта: накопить деньжат и какой-нибудь заброшенный пионерлагерь под это дело выкупить. Настроить башенок, домиков, всяких крепостиц. Ох, молодёжь бы заиграла. Фестивали всякие…
– Хорошо. Пусть будет так, – он кивнул каким-то своим мыслям и неожиданно добавил, – Я посмотрю, что можно будет для вас сделать.
КАК БУДТО НИЧЕГО И НЕ БЫЛО…
Мы вернулись домой вечерним рейсом. И продолжили жить, как будто ничего и не было. Я сложила дубль списка происшествий в свой личный дневник и доставала его время от времени – чтобы внести пометки: сбылось – не сбылось, насколько точно. Пока если и были отклонения, в новостной ленте их особо не замечалось. Как и полагалось, шли кровавые разборки в нефтяном секторе. Желающих рвануть на себя нефтяное одеяло стреляли, взрывали, топили и жгли. И четверо ушедших в небытие в конце года бывших хозяев жизни остались только короткими строчками в вечерних новостях. Надеюсь, что ВВП начал работать с моей информацией. Сильно на это надеюсь.
Каждую ночь я ныряла в прошлое и продолжала собирать информацию. И каждое моё утро начиналось с конспекта. Громкие события. Стихийные бедствия. Аварии. Теракты. И всё, что могла – о чеченских войнах. О ключевых фигурах. Безо всякой аналитики – какой из меня аналитик, ну не смешите. Но я очень надеялась, что те кто будет всё это анализировать в разы умнее меня.
Зато память у меня натренировалась – моё почтение!
Ой, забыла вам рассказать! Привёз же отец мне сапоги «приснившиеся». Это сейчас кажется, что всё просто: пошёл – купил. Что тогда люди носили, это же караул. Возьмите самый дешёвый китайский ширпотреб и представьте что-нибудь в четыре раза хуже. Вот примерно так выглядела обувь. То, что было приличнее по качеству, стоило, как правило, бешеных денег. А чтобы вот так, как у папы в магазине – и внешне красиво, и ценник подъёмный – это места рыбные надо было знать. И ещё такой прикол: все приличные сапоги были на каблуках. Все. Потому что модницы только такие и брали. А мне он привёз без каблука. Увидел и «сон» мой вспомнил. И купил.
И шуба моя приехала, ещё в конце октября. Из белой лисички! Ну и пусть она слегка сгущёночного оттенка. Вы представьте, какой это контраст с моим чудовищем из старой синтетической шубы и старого зелёного пальто, которое я на мусорку выкинула! В этой я чувствовала себя просто королевой.
И, как ни странно, шуба эта и сапоги для самой меня были лишним доказательством правдивости моих «снов», почему-то куда более ярким, чем страшные новости. Может быть, из-за их непосредственной материальности? Не знаю.
А в конце октября мир страшно повеселила новость о том, как в дупель пьяный президент России – да-да, Ельцин, – был пойман охраной на улице в одних трусах. На Пенсильвания-авеню, в сотне метров от Белого дома. Такси, видите ли, ловил, потому что ему очень захотелось пиццы. Вот прям щас.
Испанский, сука, стыд.
Но это уже совсем другая история.
27. НА СТЫКЕ ЛЕТ
ЗИМА
Декабрь, внезапно, превзошёл все мои ожидания. Многим перед новым годом выдали зарплату за два-три месяца (счастливчикам, например, за август и сентябрь, а не сильно везунчикам – за май-июнь, но всё же), и люди спешили потратить деньги, пока они совсем не обесценились. Город наводнился покупателями. Мы со своим постельным распродались просто в ноль. Три раза ездили докупать ткани. Шили как сумасшедшие, иной раз по полночи, чтобы к утру в магазин отправить.
И к концу второй недели декабря у нас уже стоял стеклянный аквариум-предбанник для будущего центра. На левой стороне торжественно красовалась новенькая вывеска «Парикмахерская», а сбоку, над специальным окошечком – «Ключи. Ремонт обуви», потому как внутри зоны ожидания (как мне её всё время хочется назвать балконом, вы не представляете…) был выгорожен совсем уж крошечный кусочек, где-то метр пятьдесят шириной, в котором сидел бодрый вьетнамец. С ключами, точилками и прочими колодками. Отличный бизнес! А герметичные стеклопакеты решают проблемы неприятных запахов. Как хорошо, что они уже появились, аллилуйя!
А! С оформлением ИП спряталась, как и собиралась, за папу. Так и так они за отчёты платят, буду подкидывать немножко. А мне смысл отдельно оформляться? Бумажки эти дурацкие я терпеть не могу, а до электронной отчётности пятнадцать лет ещё, как бы не больше…
ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ НАЧАЛО
В этой ветке реальности я убедила Вовку, что рубить с плеча и бросать училище посреди второго курса с переходом в автобат на срочку, не стоит. Или он сам себя переубедил? Продолжает же он периодически сам с собой общаться на предмет фехтования и прочего. Шифруется в некоторых вопросах даже от меня, что там, что здесь. Спутник-шпион, блин…
В общем, сдал он нормально зимнюю сессию и двадцать восьмого декабря с утра прилетел ко мне. До десятого отпуск! Две недели, й-й-й-у-у-ху-у-у! Зажигаем!
Я вот тут подумала. Между прочим, я и так бы всё бросила, занялась бы исключительно мужем. Ну просто потому что импульсивность и вот так. Но жизненные обстоятельства сами объявили мне отпуск. Нет, огромных праздничных новогодних дней ещё не придумали, первого-второго отгуляли – и на работу. Но. Народ, отчаянно тративший деньги перед новым годом, таки чрезвычайно преуспел в своём стремлении. Наступил период массового безденежья и, как следствие, – некоторой стагнации. Еле как шевелились продуктовые, остальной рынок стоял мёртво, так что я не стала париться и решила, что подумаю об этом после десятого января, когда отпуск у Вовки закончится.
На новый год папа подогнал мне три банки красной икры – роскошь неимоверная. Привезли они её с Дальнего Востока, куда ездили за мехами. Папа предупредил, что икру для получения наилучших вкусовых ощущений нужно вкушать исключительно с белым батоном и обязательно с хорошим сливочным маслом. Масло я купила на рынке у староверов, с батоном особых проблем не возникло, так что тут мы были во всеоружии. Одну баночку мы решили вскрыть собственно к новогоднему столу, вторую – на Рождество, а третью оставить «для всякого случая».
Стол мы с бабушкой готовили традиционно обжирательный. Ну, а мало ли – зайдёт кто? Развлечений в Новогоднюю ночь не сильно много, хтоническую хрень из «Голубого огонька» и раньше «не только лишь все» могли выдержать, так что, встретив полночь за столом, многие шли погулять, покататься с гор (раз в год всем можно), а заодно поздравить всех родственников-знакомых, у кого в окнах свет горит. И как не угостить пришедших посреди ночи?
А ещё мне ужасно нравилось, что потом три дня можно ничего не готовить и есть вкуснятину.
Мама с Василичем укатили на дачу, они вообще любят там праздники справлять. А ещё все боялись, что кто-нибудь из соседей по пьяни уснёт с сигаретой (ну, или с печкой чё-нить сделает) и сожжёт полсадоводства, как уже однажды было. Так что, вроде и отдых на природе, а вроде и покараулили.
Отмечали мы втроём – Вова, я и бабушка. Но уже через полчаса пришли сперва тётя Валя с Дядь Рашидом (это бабушкин сын) и дочкой Иркой (она меня на два года младше) – они в нашем же доме живут, только в четвёртом подъезде. Потом подтянулись Таня с мужем (их же дочь, только она теперь отдельно живёт). Сразу стало тесно и шумно. Посидели – решили на горку идти. А у меня, между прочим, на балконе специально для этой цели картонина припасена – я нарочно её домой припёрла, когда стиральную машинку в центр покупала. Так и знала, что кататься пойдём! В Новый год большая картонка – страшный дефицит и даже почти что товар. Ледянок-то у меня нет. Да я вообще не помню, были уже тогда пластиковые или нет, больших так точно не было, если только крошечные поджопники, а моя советская самошитая клеёнчатая подушка вообще неизвестно где. В садике у мамы осталась, наверное. Зато на большую картонку можно сразу вчетвером сесть! А если уплотниться, то и вообще… Самый шик, конечно, был – картонная упаковка от большого двухкамерного холодильника. Такой толпой скатиться можно!
Короче, пошли на горку, бабушку только дома оставили в окно смотреть. А там – все четыре окрестных двора. Шум, гам, веселуха. Все орут, радуются!
Не успела я к склону примериться, а тут от соседнего дома подваливает компания – и, главное, сразу к Вове:
– Э, с᾿ышь, ты чё тут хоишь нна…
Да бли-и-ин! Вот это, вы понимаете, меня по жизни прям обескураживает. Почему все эти мудаки агрятся именно на Вову? Потому что он почти два метра и хорошо заметен???
Пока я эту мысль думала, Вова быстренько выписал всем шестерым освежающих люлей. По ходу, драка вышла бы более масштабной, потому как с разных сторон бежали ещё парни (двор там приблатнённый и сильно неспокойный), но тут тётя Валя разморозилась и выкрикнула:
– Вы что⁈ Мы Рашида родители! – и прибежавшие позже как-то шустро подобрали тех, кто успел раньше, и удалились в туман. Внезапно…
Сильно обдумывать эту мысль я не стала – в голове моей звенело полстакана шампанского, которое Таня принесла, и я хотела кататься с горки!
Й-йу-ху-у-у!
Накатались мы в итоге до состояния снеговиков, потом пошли снова к нам, опять наелись. Пели какие-то песни – ой, тёть Валя петь мастерица! Расползлись чуть не в четыре. Потом дрыхли до обеда… Точнее, дрыхли, пока не позвонил папа и не спросил:
– А что вы делаете? Мы тут с Николай Иванычем собираемся душевно посидеть… – и пошли мы в гости, продолжать новогоднее встречание.
ЛЫЖИ ЕДУТ
На третий день января начались кагбэ рабочие будни. Но у нас-то – каникулы!
– А пойдём на лыжах кататься? – предложил Вовка, – Я видел, на заливе мужики коньком бегают. Только я сомневаюсь, что в училище твой размер ботинок найдётся. На себя-то я подберу.
– А у меня есть лыжи! – вскинулась я.
Правда, есть. И кататься я люблю.
– Только тебе, наверное, придётся вокруг меня вперёд-назад бегать, потому как коньком я не очень, а по лыжне скорость совсем не та. А так я, конечно, с удовольствием.
Ну во-о-от. Пока Вовка сгонял за лыжами, я наготовила нам бутербродов с сыром и с котлетами (помните, да – не могу я эту колбасу…), нашла в шкафчике на кухне термос, отмыла от пыли и набодяжила нам горячего сладкого чаю. И вообще собралась.
День был тёплый, солнечный. Вова так старался мне объяснить всю эту механику ног и деревяшек, что я устыдилась и тоже немножко прошлась коньком. Нет, реально – круто, гораздо быстрее и всё это… Руки только у меня сильно устают. Или я опять чё не так делаю?
В любом случае, добежали мы по заснеженному льду залива аж до папиного летнего лагеря. А чё на лыжах-то, пять километров – вообще не расстояние. Посидели в сиротливой пустой кухне, попили горячего чаю с бутерами.
Очень странно прийти в какое-то место, где всё не так, как ты привык.
– Можем костёр развести, – предложил Вовка.
– Да ну… Увидят кострище, начнут жечь, попортят тут ещё…
Он критически осмотрелся:
– Так-то да, никаких гарантий.
– Вот и я о чём. Если хочешь костёр, нам проще завтра в лесок за Юбилейным прогуляться, там и места такие есть, где посидеть. Можно хлебушка взять, пожарить. И даже с салом, м?
– А что, пошли.
Однако этому плану не суждено было сбыться.
Вова открыл передо мной железную дверь в квартиру и замер. Такое вот прямо звериное у него есть – весь превращается в слух. Бабушка с кем-то разговаривала, но оборвала фразу посередине:
– … а вот и молодые пришли!
И из кухни появилась Вовина мама, собственной персоной! Только молодая совсем!
– Ой, Валентина Александровна! – вырвалось у меня.
– Здравствуйте, – строго-официально сказала она, – А мы разве знакомы?
Знакомы, дорогая моя, конечно знакомы! И в очень даже неплохих отношениях, только не здесь… Но вслух я сказала:
– Вова о вас столько рассказывал, я сразу вас узнала!
– Да? – она как-то сразу помягчела и заулыбалась; всем мамам приятно, когда сын про них рассказывает – тем более, это правда, – А я вот решила выяснить, кто у меня сына похитил. Летом не приехал, зимой – опять нет. А он тут женился втихаря! Иди хоть обниму тебя, стоит там в углу!
– Ну, мне бы лыжи куда-нибудь сложить, и я прямо сразу начну с тобой обниматься, – независимо-многозначительно ответил Вова.
– Ой, да ладно, не начинай! Давай! – Я скинула ботинки и потянула у него его огромные лыжи, – Да давай, я вот тут в зале поставлю! Маму обними-то.
А я пойду чайник поставлю. Много чая не бывает.
ЗА ЗНАКОМСТВО
Вовка прошёл в нашу комнату, и мама его за ним. Ну, понятное дело, поговорить. Лишь бы не поругались с разгону, о, Господи…
А я решила большой стол в зале снова накрыть. Тем более, он так и стоял посреди разложенный. Пока туда-сюда, быстренько скатерть свежую кинула, всего наставила, смотрю – время к семи уж. За дверью гудел тихий разговор.
– Во-ов! Выходите уже, мы с тобой сегодня ещё не обедали, так-то…
Не успели мы за стол сесть – снова звонок. Мама с работы! Она всегда заходит бабушку проведать. Ну всё, значит где-то через полчаса и Саша за ней подтянется. Пока они тут шумно знакомятся, сбегаю-ка я, винца куплю…
Сели за стол – и мамы сразу сошлись на почве возмущения, мол, что за молодёжь?
– Не хотели свадьбу, но позвонить-то хоть могли⁈ – возмущалась мама Валя.
– Так они и нам тут не сказали! – поддерживала её мама Галя, – Я говорю: давайте хоть стол накроем, посидим…
– Ну мы же тортик купили, – усмехнулась я.
– Тортик! – хором укоризненно выдали обе мамы.
– Ну, хватит! – строго сказала бабушка. О! Бабушка всегда за меня! И она никому не давала ссориться, – Женились, всё. Давайте выпьем, пусть живут дружно, счастливо.
– Да! – радостно поддержала я, – За это надо выпить!
Глядишь, повеселеют, душой размякнут…
Тут пришёл Василич.
– Добрый день! О, какой стол!
Вова привстал:
– Знакомьтесь: Александр Василич, Галины Николаевны муж – моя мама, Валентина Александровна.
Блин, Саше покрепче что-нибудь надо… Я сбегала в кухню, порылась в столе, нашла початую бутылку водки с глухарём на картинке. «Охотничья»! Сорок пять аж градусов.
– Хор-рошая водка! – оценил он, – Смотри-ка, две медали и на глухаре настояно…
Юморист.
– Жаль, что сейчас зима, – дипломатично начала я, – Так бы на дачу съездили. У нас цветов очень много, мама любит.
– Правда? – в голосе мамы Вали проснулся неподдельный интерес, – Галя, а какие цветы?..
Всё. Дальше они потеряны для общества. Это же два фаната-цветовода.
В конечном счёте, посиделки удались. И наши матушки даже сговорились завтра после обеда запрячь Василича и съездить с ним на дачу, посмотреть дом и прочее.
Но с утра – с утра мы имели довольно серьёзный разговор.
Я имела, потому как Вовка, кажется, уже немножко устал от общения. Вот, вроде, и рад, а… Ну, вы поняли. Переел. А я взяла и предложила свекрови прогуляться.
– Тут недалеко, – явно, она со мной поговорить хочет, а у нас такая слышимость, никакой конфиденциальности, блин.
– Ну, давай пройдёмся.
