Текст книги "Любовь как закладная жизни (СИ)"

Автор книги: Ольга Горовая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 51 страниц)

Глава 5

Наше время

Благодаря тому, что ночью дороги становились куда свободней, до вокзала машина доехала быстро. Бросив водителю сотню, Вячеслав вывел Бусинку из машины, поддерживая, крепко обхватив одной рукой за талию. Второй он сжимал рукоять пистолета в кармане. Несмотря на почти твердую уверенность в стратегии поведения Шамалко в этой ситуации, он не собирался расслабляться. Не сейчас. Один раз его и дома достали, что уж про столицу говорить.

Агния послушно делала то, к чему он ее подталкивал. И не в обмороке, вроде, при сознании. И в тоже время, Вячеслав ясно видел, что его жена в какой-то прострации, и сама мало понимает, что происходит, и куда они идут. Единственное, что его Бусинка делало более-менее осознанно, это едва ли не каждые пять секунд вскидывала голову, рассматривая его лицо. Будто, и правда, боялась, что он галлюцинация и может раствориться в воздухе в любую минуту. Только в туманных глазах, все равно, не было веры в правдивость того, что она видела. И еще, она продолжала держаться за него, дико крепко.

Наверное, они странно выглядели – он в смокинге, и его Бусинка в вечернем платье, при полном параде. Никакого багажа, да и на встречающих похожи мало. Однако, даже косо поглядывая на них через толстое стекло окошка, кассир быстро продала билеты. «На проходящий, стоянка в их городе – три минуты, и мест нет, только спальный», словно извиняясь, тараторила женщина.

Но Боруцкий только пожал плечами – какая разница? Выберутся, успеют, и что спальный – только лучше, что ж ему, Бусинку в таком состоянии еще в купе, полное народу тащить? Ага, счас. Главное, что этот поезд отправлялся через пять минут.

Они едва успели зайти в вагон, как состав тронулся. Проводница, уже определенно собирающаяся спать, без вопросов провела их к купе.

Его телефон зазвонил, когда они остановились у двери. Звонил Соболев.

Усадив Бусинку на один из топчанов, он велел проводнице принести горячего чая. Посмотрел на жену, игнорируя продолжающийся вызов. Мягко разжал ее пальцы, все еще сжимающие его руку. Поцеловал напряженную ладошку. Поднялся. И только потом нажал на прием. Но никуда не вышел, оставаясь все время в пределах прямой видимости Агнии.

– Да.

– Что ты там вытворил, что мне Шамалко ядом через трубку плюется? – С интересом и некоторой усмешкой, поинтересовался Соболев.

– Город на уши не ставил. – Тихо огрызнулся Боруцкий, намекая на недавний переполох, устроенный Константином, когда тот искал обидчика жены. – План, конечно, придется переиграть. Но…Я забрал свою жену. Все. – Он глянул через плечо на Агнию. Она ни на сантиметр не сдвинулась с места, куда он ее посадил. Только напряженно смотрела на него, и так сжимала руки, что кожа кистей побелела. – И, Соболь, не знаю, что у тебя за зуб на него – но Шамалко… – Он еще понизил голос. – Эта сука моя. Я лично убью его.

Соболев помолчал некоторое время.

– Хорошо. – Наконец, согласился он, видимо, уловив что-то в голосе Боруцкого. – Вам там помощь не нужна? Может, вертушку с подкреплением послать? – Поинтересовался Соболь.

– Мы уже в поезде. – Боруцкий хмыкнул. – Едем.

– Машину на вокзал подогнать?

– Я Федота вызову. Если не найду, отзвонюсь.

– Хорошо. – Соболев не спорил. – Если будет нужна помощь, мой номер есть.

Он отключился, а Боруцкий бросил телефон на стол и обернулся к Агнии.

Десять лет назад

Следующие две недели он почти не попадал в ресторан. Более того, злой на себя за эту придурочную выходку с шоколадкой, Боров сознательно избегал любой возможной встречи с девчонкой. Все силы и энергию он перенаправил на изучение и попытки разобраться в незнакомой пока сфере ночных клубов. И, тем не менее, ежедневно, звоня Семену, чтобы поинтересоваться обстановкой и состоянием дел в ресторане, Вячеслав не сдерживался, и уточнял, все ли в порядке с девчонкой?

Администратор, узнавший о нападении на Бусину, списывал подобный интерес на естественное беспокойство Борова о своем работнике. И даже сообщил, что теперь отправляет кого-то из парней провожать Агнию до остановки.

Боруцкий что-то одобрительно проворчал на этот счет, а сам подумал о том, что до дома то ее никто провожать-то не ездит, а там опасно не меньше. И никто не в курсе, что девчонка на него работает, не прикроет ее его имя…

Но сосредотачиваться на этой мысли себе не позволил. В конце концов, думать надо было над тем, куда лезла.

Почти все свое время он проводил в клубах, как и Федот, впрочем. Вдвоем они старались вникнуть в тонкости и нюансы этой сферы. Не без того, конечно, чтоб расслабиться, хоть раз за неделю. Да и старые объекты нельзя было пускать на самотек. А то, контингент такой, что надумают себе невесть что, дай только продохнуть пару лишних деньков. Решат, что уже и не следит никто за порядком.

Короче, в ресторан Боров заехал почти в канун Нового года, тридцатого декабря. Да и то, потому, что его позвал Федот, уже замаявшийся с энтузиастом Лысого. Парень, вроде, был и неплох, но вот с подчинением наблюдались огромные проблемы. Зато энергии, энтузиазма, и дурного желания отличиться – было в Лысом, хоть отбавляй.

В итоге, Федот, намучавшись с тем за эти дни, намекнул, что неплохо было бы Борову самому повлиять на своего протеже. Мнение друга и ближайшего помощника Боров ценил. Федот был с ним еще с той, первой исправительной колонии для несовершеннолетних, куда загремел за ограбление. Федот был единственным человеком, которому Боров, действительно доверял. Тот никогда не рвался на первые роли, и сам понимая, что не потянет вести кого-то за собой, зато являлся великолепным исполнителем, и готов был прикрыть собой Боруцкого, что не раз доказывал. За двадцать один год, что они знали друг друга, не было ни одной проблемы, которую они не смогли бы решить благодаря интуиции, напору и стратегии Борова, и дотошной исполнительности Федота.

На самом деле звали его Андрей Славкин. Кличку «Федот» он же получил за любовь к стихотворному творению с главным героем, носящим такое имя. Уж сильно любил цитировать то к месту и не особо. Как подозревал Боров, данное произведение было единственным, которое Федот прочел за свою жизнь. Зато, от корки до корки. А может еще и задом наперед.

В общем, ощущая непонятное и глухое раздражение на всех и вся: ранние сумерки, снег, падающий с неба, слякоть на дорогах, Боруцкий остановился на парковке у ресторана в половину шестого вечера. При этом он искренне недоумевал, с какой-такой стати, поймал себя на мысли, что еще рано, и Бусине тут просто делать нечего. Он что – боится ее, в самом деле? Бред. Тем более что было бы очень глупо заявлять, будто бы Боров не вспоминал о той за это время. Да, чтоб его, порой Вячеславу начинало казаться, что он думает об этой малявке больше, чем о деле. И особенно его злило это ночами, после снов, в которых фигурировала она, та долбанная пижама, и его явное возбуждение. Не помогли даже пару вечеров в сауне с теплой компанией самых умелых девчонок Гели. Бог его знает, чего такого было в этой малявке, но Боруцкому, однозначно, не нравилась своя реакция на нее. И он не считал необходимым усугублять все эти непонятки новой встречей в ближайшее время.

Несмотря на раннее время, ресторан был относительно наполнен посетителями – праздники, все-таки. Люди уже гуляли. Федота он нашел в бильярдном зале. Тот, сидя на углу одного из столов, медленно курил и вдумчиво вычитывал Лысого. Освещения они много не включали, только лампы над двумя столами, и в зале было несколько сумрачно.

Парень стоял напротив Федота, грустно повесив голову. И явно не знал, куда деть кепку: то бросал на один из столов, то хватал и мял в руках. И опять бросал. Короче, не проникся он наставлениями Федота, похоже, не слышал и половины.

Осмотрев эту картину, Боров хмыкнул и, решив, что надо будет потом сыграть с Федотом, подошел ближе.

– Лысый, ты чего мудришь? – Хлопнув Федота по плечу, Боруцкий прошел мимо «отчитываемого», бросил на стол пальто, предварительно выложив пистолет из кармана «на всякий, пожарный» и сел на другой угол стола. – Почему Федот на тебя жалуется? Не ценишь шанс, что тебе дали?

– Да, нет. Вячеслав Генрихович! Вы че! Да я, я что угодно! Да я все! – Парень вскинул голову и принялся рьяно защищаться. – Просто, ну реально, ну че это за дела? «Поди туда, принеси то»? Я ж реального дела хочу. А то, словно лох какой-то.

– Я не понял, Лысый. Ты тут самый умный? Или, может, это я бегал за тобой полгода, упрашивая к нам прийти? – Вячеслав взял со стола один из шаров и стал крутить тот в пальцах.

– Нет, Вячеслав Генрихович. – Парень стушевался.

– Вот и я такого не помню. – Боров кинул шар назад и, спрыгнув со стола, подошел впритык к Лысому. – Так что, или ты слушаешь, что тебе говорят, или… – Вячеслав красноречиво умолк. А потом, ухватив пацана за загривок, заставил глянуть себе в глаза. – Нам, ведь, придурки не нужны. И одиночки тоже. Тем более, которые не делают то, что говорят. – Добродушным тоном заметил Боров.

Только вот выражение его глаз, наверняка, добродушием и теплом не отличалось. Он не переносил тех, кто нарушал приказ, и из-за этого запарывал планы. И парень либо сразу уяснит это, либо…

– *Tombe la neige. Tu ne viendras pas ce soir. Tombe la neige. Et mon coeur s’habille de noir. [1]1
  Падает снег -
  Этим вечером ты не придешь.
  Падает снег –
  И сердце моё окутал траур.
  Tombe la neige – SALVATORE ADAMO


[Закрыть]– Наверное, он и мертвым узнает теперь этот голос.

И отреагирует. Хоть ни слова и не понимает.

– Бл…! – Ругнувшись, он резко развернулся к двери, продолжая держать Лысого за холку. – Ты здесь что забыла?! – Без перехода рыкнул он на девчонку.

Бусина оторопело уставилась на них и застыла на пороге, как заходила, с открытым ртом, умолкнув на полуслове, тарелкой, полной какой-то еды в одной руке, и книгой, зажатой под другой рукой. И боком. Видно, двери она толкнула бедром, в виду занятых рук.

– Из-звините, Вячеслав Генрихович. Здравствуйте. – Спустя пару секунд, придя в себя, девчонка кивнула и нервно сглотнула, стараясь удержать весь свой «багаж» в руках. – Мне Семен Владимирович сказал, что здесь свободно. – Она прокашлялась. – А он мне разрешает здесь ужинать и делать уроки, если никого нет.

Тут взгляд девчонки остановился на Лысом, и Боруцкий увидел, как она вздрогнула. Так, что вилка, лежащая на тарелке с едой, громко звякнула.

Вячеслав не знал, почему сильнее надавил на затылок парню. Вот не знал, и все тут.

Лысый нервно переступил с ноги на ногу, судя по всему, так же узнав свою «жертву».

– Так, Бусина, катись отсюда, иди, жуй в другом месте. И уроки свои, там, где-то… – Он махнул ладонью в сторону двери.

– Д-да. – Она опять кивнула.

Только с места не двинулась. И взгляд ее перепуганных глаз, словно приклеившись, застыл на Лысом.

И тут Боруцкого стукнуло. Что именно и куда, черт знает. Не иначе, как палкой по голове, выбивая остатки мозгов. Потому как разумного объяснения своим следующим словам, он так и не нашел.

– Хотя, нет, стой, Бусина. Подойди. – Он поманил девчонку пальцами.

Как ни странно, она подошла. Молча. Стараясь держаться его стороны и не приближаться к Лысому.

– Ты во сколько в школе заканчиваешь? – Уточнил Боров у девчонки.

– В два. – Бусина перевела глаза на него. И он увидел выражение удивления в ее взгляде. Но хоть расслабилась и от Лысого отвлеклась.

– Потом ты домой идешь. Ну, перед рестораном? – Вячеслав отпустил Лысого и вернулся к углу стола, где бросил свои вещи.

Странно, но девчонка засеменила за ним со своей тарелкой и учебником под подмышкой. Остановилась совсем рядом и, словно больше никого в зале и не было, старалась смотреть только на Боруцкого.

– Нет, Вячеслав Генрихович, в консерваторию. Зоя Михайловна, она со мной в первый вечер приходила, преподает мне вокал, готовит меня к поступлению следующей осенью. Она еще мою маму учила.

– Че, за просто так, что ли? – Хмыкнул Боруцкий. – По старой памяти?

Бусина стушевалась и уставилась себе под ноги.

– Не совсем. Конечно, я ей плачу, я же знаю, сколько час ее времени стоит. Но она не берет с меня полную стоимость, отказывается.

– Значит, ты из консерватории сюда? – Вячеслав вздернул бровь.

– Да.

– И тут до девяти?

Она кивнула.

– Значит так, Лысый. – Он посмотрел на парня, который уже, видимо, решил, что про него забыли. – Щас проверим, как ты запоминаешь. Видишь девочку? – Он кивнул на Бусину.

Лысый угукнул.

– Будешь встречать ее после консерватории, провожать сюда, а после выступления, до дверей квартиры. Беречь. Ясно? И чтоб ни одна падла, типа тебя, больше к ребенку не лезла, усек?

– Ну, Вячеслав Генрихович. – Недовольно затянул Лысый. – Я че, я лох, что ли? Ну, почему всем нормальные дела, а мне с малявкой возиться, я же…

– Заткнулся! – Гаркнул Боров, грозно глянув на пацана. – Я скажу, ты у меня грязь есть будешь, понял, су…! – Он прервал себя, скосив глаза на побледневшую малявку. – Нечего было трогать ребенка. Вот теперь – следить будешь. Терпение и послушание вырабатывать. А недоволен – вали отсюда!

– Я это, понял я. Извините. – Лысый скрутил свою кепку в трубочку.

– Ну, и лады. Оба – свободны. – Он повернулся к Федоту, делая вид, что не замечает бледной девчонки. – Сыграем? – Махнул он в сторону стола. – А то все дела и дела.

Федот уже открыл рот, но его прервали.

– Вячеслав Генрихович. Не надо. Я сама похожу. Пожалуйста. Не надо мне охраны. – Девчонка аккуратно поставила тарелку на бортик одного из столов и подошла так, чтоб встать лицом к лицу с ним. – Не нужен мне этот ваш. Спасибо, конечно. Но…

– И почему, интересно? – Боруцкий хмыкнул. – Нравится одной по темноте шляться? Хочешь, чтоб кто-то, таки, прирезал тебя?

– Я… – Она сглотнула, но вздернула голову. – Я не хочу. Но его, – она нервно кивнула в сторону парня, продолжая смотреть на Вячеслава огромными глазами. – Не надо, пожалуйста.

– Чего это? – Делано удивился Боров, опершись о край стола.

Она стиснула кулачки и закусила губу. Вздохнула. Но вздернула свой подбородок еще выше.

– Я его боюсь. – Тихо проговорила она.

Эка неожиданность.

– Чет, я не понял, Бусина. – Боров почесал большим пальцем бровь. – Ты боишься вот этого? – Он кивнул головой в сторону молча наблюдающего за всем этим парня.

Девчонка побледнела еще сильнее. На ее щечках загорелись багровые пятна. Но она, все же, кивнула, подтверждая.

Стойкая.

– Все равно, не понимаю. – «Повинился» Вячеслав. – Этого остолопа ты боишься, а меня значит – нет? Все время лезешь с разными глупостями, споришь, надоедаешь…

– Он меня убить хотел, Вячеслав Генрихович. – Надрывным голосом проговорила она. – А вы… Нет. Я вас не боюсь.

Боруцкий хмыкнул и покачал головой.

– Тем ножиком? Не смеши меня. Не прирезал бы. Так, поцарапал бы, разве что в глаз пырнул бы, тогда, да. Но и то, духу не хватило бы. А вот я, – он, казалось, всего лишь обернулся, но уже в следующую секунду крепко прижал к виску девчонки пистолет. – Я тебе сейчас в секунду мозги по стене размажу. И что, ты будешь и теперь со мной спорить? Или уже, все-таки, страшно? – Он немного надавил на курок, до щелчка взвода.

Вячеслав перевел свой взгляд на ее лицо.

Бусина смотрела ему в глаза. Просто стояла и смотрела. И, хоть убейте его, но не были эти глаза – глазами ребенка! Они смотрели на него так, что у Вячеслава душу выворачивало. Без страха. Открыто и… доверчиво. И серьезно. Пусть с наивностью. Но серьезно так, что у него в ушах зашумело.

Он забыл и о Федоте, и о Лысом. Не слышал музыку, долетавшую из основного зала, и гуляния подвыпивших гостей ресторана. Ничего.

И не видел ничего, кроме дула пистолета, прижатого к светлым волосам, ее серо-зеленых глаз, и своей руки, удерживающий взведенный курок.

И вдруг, не почувствовал еще, а словно предощутил, что рука вот-вот дрогнет, и палец тоже, тот, что на курке. А вместе с этим, пришло и какое-то странное, нелепое понимание, что не сможет. Не сумеет он никогда пристрелить эту малявку. Легче себе в живот пулю пустить, чем ее…

– Нет. – Тихо произнесла девчонка.

Что «нет»: не страшно, или спорить не будет, он не сумел спросить. Не смог, и точка. Хотя, кажется, знал ответ. Вряд ли эта малявка с ним спорить перестанет.

– Лысый будет провожать тебя, ясно? Это ему проверка, тебя мало касается. – Гаркнув, чтобы прочистить севшее разом горло, проговорил Боров. Поднял глаза и глянул на пацана, следящего за всем этим с перепугом. – И беречь, как фарфоровую, усек, Лысый? Волос с головы упадет – пристрелю лично. И пугать не смей. Усек?

Тот кивнул.

– Замечательно. – Он опустил руку с пистолетом и большим пальцем щелкнул рычаг на предохранитель. – Раз все, всё поняли – выметайтесь.

Оба развернулись и пошли к выходу. И уже почти дошли до двери, когда Боруцкий окликнул:

– Бусина, тарелку забыла. Забирай свой ужин. И так, ветром скоро снесет – у пацана проблемы из-за тебя будут. – Так, будто и не было ничего минуту назад, усмехнулся он.

И это не у него сейчас дрожат пальцы, сжатые в кулаки и упрятанные в карманы, подальше от зоркого взора Федота.

А вот девчонка совершенно спокойно вернулась и забрала свою тарелку, едва не задев его при этом. Опрокинуть на него, что ли, еду хотела? В виде мести? К Лысому, значит, подступить на три метра боится, а с ним так? Не, ну нормально?

Но Боруцкий ничего не сказал, только молча проследил за уходом. У самых дверей Бусина обернулась и еще на мгновение посмотрела прямо на него все тем же доверчивым взглядом. Вячеслав резко отвернулся, делая вид, что внимательно рассматривает кий.

– Ну что, играть будешь? – Спокойно поинтересовался он у Федота, все это время молча сидевшего на краю стола, что та деталь интерьера.

Смолящая деталь.

– Это чего сейчас было, Боров? – Не меняя позиции, друг протянул руку и забрал оставшийся кий.

– Ты сам хотел, чтобы я Лысого приструнил? На, пожалуйста. – Игнорируя очевидное содержание вопроса, Вячеслав наклонился, выбирая шар для удара.

– А к девке ты чего это…

– А чего? Этот на нее налетел пару недель назад. Еще кто-то пристанет, прирежут, ведь, малявку, как пить дать. На фига мне лишний грех на душу, а? У меня своих, во, выше крыши. – Вячеслав демонстративно провел ладонью на уровне шеи. – Так что, пусть или под присмотром ходит, или уже сам пристрелю, чтоб было потом, за что расплачиваться.

– Ага, интересное решение вопроса, о-р-ригина…

– Ты играешь, или нет, Федот? – Перебив его, Боруцкий резко ударил, загнав шар в лузу. Выпрямился, взял мел и принялся сосредоточенно мелить наконечник кия.

Друг молча смотрел на него какое-то время. Боров затылком ощущал этот задумчивый, изучающий взгляд.

Ну и фиг с ним. Потому что Боров сам не знал, чего это было, и какого ляда он выкинул такое.

Потом Федот хмыкнул и сам наклонился над столом.

– Играю.

Она согнулась пополам, едва вышла из этого зала. Еле успела впихнуть тарелку растерявшемуся парню, которого Боруцкий называл Лысым. Учебник упал на пол.

– Эй, ты чего? Ты того, копыта не отбрасывай. – Занервничал он. – Я не хочу запороть задание так, с ходу. Тебя мутит, да? Испугалась? Оно и понятно, я б тоже очканул, если б Боров мне пушку в башку упер.

Агния уперлась ладонями в колени и покачала головой. Ее не тошнило. И нет, страшно не было. Просто… Она сама не знала, что с ней творится и происходит. Любой нормальный человек был бы в ужасе, испытай то, что происходило с ней три минуты назад. А ей совсем страшно не было. И Вячеслава Генриховича, как тот не старался, она не стала бояться. Хоть эта его выходка с пистолетом…

Бешеный он, все-таки.

И все же, не из-за этого у нее сейчас дрожали ноги и кружилась голова. И горло перехватило не от страха.

Она смотрела ему в глаза, когда Боруцкий это сделал. Смотрела, и видела такое, что перед глазами красные пятна пошли и «звездочки» замерцали. Агния не знала, не взялась бы утверждать, что знает название тому, что вспыхнуло в глазах Вячеслава Генриховича, когда он прижал к ее виску пистолет. Она понятия не имела, как это называется. Но могла бы поспорить, что он сам пришел в ужас, просто сдать назад не мог. И еще…

Еще там было что-то такое, отчего ее сердце подскочило в горло, а потом ухнуло вниз, в самые пятки, с такой скоростью, что в животе все сжалось. И в голове зазвенело, так тихо-тихо стало, а звенело при этом, тонко, высоко. Непонятно.

А может это просто такая реакция на угрозу жизни? И привиделось все? И она действительно испугалась, просто понять этого пока не может? Ведь что она знает о людях, подобных Боруцкому? Что может в его глазах усмотреть?

– Эй! Эгей?! Ты меня слышишь? – Парень помахал у нее перед лицом своими ладонями. – Лучше я Борова кликну, чтоб он видел – я ни при чем. Сам тебя до смерти испугал, сам пусть и расхлебывает.

– Не надо. – Она медленно выпрямилась и оперлась затылком о стену. Агнию понемногу отпускало. Уже и звуки из зала, где люди сидели, начали пробиваться в голову, и руки потеплели. Только дрожали, как не ее.

– Нормально со мной все. – Подняв голову, она глянула на парня. Чего бы там не добивался Боруцкий своим поступком, а кое-что вышло – бояться Лысого она перестала. Вот отрезало напрочь. – Тебя как зовут? – Спросила она. – По-настоящему? Не кличка.

– Вовка. – Все еще опасливо посматривая в ее сторону, ответил парень. – А чего?

– А меня – Агния. – Слабо улыбнулась она. – Очень приятно познакомиться.

Парень косо глянул на нее.

– Ты это, того, не придурочная, а? А то странная, какая-то.

– Нет. Вроде бы. – Не то, чтоб уверенно ответила Агния. И вдруг рассмеялась, сама не зная, отчего.

Вовка опять косо глянул на нее, но больше не спрашивал ничего.

– Ладно, Владимир, мне сейчас выступать надо. – Агния с тоской глянула на тарелку, к которой не успела притронуться. – Можешь съесть, если хочешь. А я пошла.

– Э, нет. Давай, жуй. Боров сказал, чтоб ты поела. – Снова разволновался парень. – Мне с ним проблемы не нужны. И виноватым я быть не хочу.

Подхватив тарелку с пола, он впихнул Агнии в руку вилку.

– Давай. Ешь! Я подержу.

Выражение лица у Владимира ясно показывало, что откажись она – парень сам начнет запихивать еду в Агнию. И она решила, что лучше не спорить. Конечно, не особо комфортно петь на полный желудок. Но и голодная она два часа не отработает.