Текст книги "Любовь как закладная жизни (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 51 страниц)
Вот и молчала она. Только тяжело дышала от избытка всего, что плескалось внутри. От слов и чувств, которые душили, проступали на глазах слезами, а Агния их отчаянно смаргивала. И от этого напряжения дрожь в ее теле усиливалась еще больше.
– Бусинка моя, ну что ты? Хорошо все. – Он погладил ее плечи, поцеловал волосы, веки. – Ну чего ты дрожишь? Тебе холодно? Какого хера ты на пол улеглась? А если простудилась?
Она глубоко вдохнула, покачала головой, уткнувшись лицом в ворот его рубашки. Втянула в себя такой знакомый и родной запах Вячека, горьковатый от примеси сигаретного дыма.
– Хорошо все. Не замерзла.
Она запрокинула лицо, наслаждаясь каждым прикосновением пальцев Вячека. Посмотрела в глаза любимому. И почему-то зажмурилась от того, что бушевало там с безумной силой. Попыталась в себя прийти.
– Вячек, ты голодный, наверное? Хочешь, я чая заварю? Или нагрею чего-то, там Вова привез много. Или приготовить могу…
Ему вдруг так весело стало. От этого ее вопроса, вот о еде он сейчас меньше всего думал, если честно. И горячо было от того, как она его обнимала, как глянула. И хорошо так, словами не передать, просто потому, что стоял сейчас и обнимал свою малышку. И даже не хотелось ничего больше. Потому что реально казалось, что просто не выдержать ему сейчас большего кайфа.
– Вячек? Правда, мне совсем несложно чая тебе сделать. Хочешь? – Она снова прижалась лицом к его шее.
Он покачала головой, коснувшись губами ее волос на макушке. Обнял свою девочку еще сильнее, даже приподнял немного. Мало было Вячеславу. Именно соприкосновения мало. Все хотелось еще большего ощущения Бусинки около себя. И все вдруг стало куда проще и легче. Элементарно и четко. И сложности все, какие-то блоки внутри – ушли:
– Люблю тебя, – четко и внятно признался он, ясно поняв, что в эти слова можно вложить до невозможного много. Куда больше, чем кажется на первый взгляд. Всю его одержимость ею, все то, что с ним сделала эта девчонка.
А малышка вдруг, ни с того, ни с сего застыла в его руках. Ну, что статуя, ей-Богу. А потом медленно так запрокинула лицо и уставилась на него с совсем ошалевшими глазами. И губы закусила.
Ну, в общем, как-то Вячеслав ждал другой реакции.
Но попытаться выяснить причину такого странного поведения не успел. Бусинка, которую он все еще держал приподнятой на руках, вдруг резко, сильно обняла его за шею. Стиснула так, что чуть горло ему не перекрыла:
– Правда-правда? – тихо прошептала малышка, ему на ухо.
– Правда-правда, – в тон ей усмехнулся Вячек.
Блин, ее затрясло еще сильнее.
– Вячек, я… – Она сглотнуло, словно это ее горло было сдавлено чьими-то, неожиданно сильными ручками. – Я знаю, что не имею права. И все знала. И… Господи! Вячек, – Агния отклонилась, глянула на него, совершенно растерявшегося от этого ее бормотания. И вдруг прижалась к его губам. Жадно, с силой. Так он, наверное, ее всегда целовал, словно проглотить хотел. Оторвалась. Начала покрывать все лицо короткими, горячечными поцелуями. – Я не выдержу, если с тобой что-то случится, Вячек. Честно, – бормоча ему в рот, призналась Бусинка. – Тебя я потерять не смогу. Просто не перенесу.
Его тряхануло не по-детски. И чего-то такое изнутри поднялось, плеснулось в груди, голову обожгло. Так и держа ее на руках, он отступил на шаг назад и сел на кровать поверх матраса.
– Бусинка моя хорошая. – Он обхватил ее лицо руками, так, чтоб малышка смотрела прямо ему в глаза – Девочка любимая. Все хорошо будет, обещаю. Теперь все будет хорошо.
Только Вячеслав не был уверен, что она в достаточной мере услышала и поняла его. Потому что так смотрела, что у него в груди что-то словно натянулось и вот-вот могло надорваться. Почти реально больно было от этого безнадежного, припрятанного страха, затаившегося во взгляде девочки.
– Я так люблю тебя, Вячек, – повторив его маневр с ладонями и щеками, она обхватила лицо Вячеслава. И снова поцеловала, так при этом надавив на плечи, что стало совершенно ясно, чего она хочет.
В общем-то, целиком и полностью разделяя ее желание, он охотно откинулся назад, потянув за собой и Бусинку.
Ей было страшно. Так, как редко когда до этого. При том глупо и алогично. И все-таки очень-очень страшно. Это его признание. Ох! Оно сделало Агнию безумно счастливой. Дико просто. Она даже не знала, что может быть настолько счастливой!
И одновременно дало понять, насколько «ненормально» было то, что Вячек делал эти два дня. Вот теперь Агния совсем не сомневалась, что не зря сходила с ума от страха.
Бог знает почему?
Казалось бы – радовалась бы себе, да наслаждалась тем, что мужчина, которого она так любит, и сам любит ее. А она не могла, и дыхание в груди давило, и комок в горле стоял. И так важно было почувствовать, удостовериться, что он живой. Что целый и невредимый.
Агния сама от себя такого не ждала: такой потребности и нужды в Вячеславе, которая ни с того, ни с сего вспыхнула в ней. И того, что заставит его лечь, что начнет лихорадочно расстегивать рубашку, не прекращая целовать губы любимого – не ждала и не планировала вроде. А пальцы уже сами дергали пуговицы, разводили ткань рубашки в сторону.
Она с таким жадным и в тоже время облегченным вздохом прижалась щекой к его обнаженной груди. Пробежала пальцам по коже, вдруг по-новому замечая светлые полоски и следы каких-то шрамов. И задрожала, хоть видела их уже не раз. Ни один не пропустила, стараясь каждого коснуться губами. Вячеслав низко застонал, когда она добралась до небольшого ровного шрама на правом боку, поцеловала, лизнула. Глухо рыкнув, он обхватил ее руками и перекатился, подмяв Агнию под себя. Такой огромный, тяжелый и горячий. И ей безумно, дико хорошо было от этого.
– Девочка моя, – целуя ее шею, он задрал футболку, в которой Агния спала.
Сам начал жадно целовать ее грудь. Застонал, увидев следы своих же засосов, оставшихся от той ночи, когда он вот так же дико, как она сейчас, похоже, боялся ее потерять.
– Бусинка, – снова прохрипел Вячек, добравшись до ее соска, сладко трущего ему кожу.
И рыкнул занятым ртом, когда ее руки, в ответ на ее ласку, забрались под пояс его джинсов и двинулись дальше, глубже. Блин! Вячеслав не удержался, дернулся вперед, вжал ее в матрас, когда пальчики Бусинки добрались до цели и обхватили его возбужденный член. Она никогда не оставалась пассивной. Но и так откровенно осмелела впервые. А он от этого просто сходил с ума, готовый сорваться. И сорвался-таки. Отодвинулся, обхватил ее запястья свободной рукой, продолжая при этом дразнить грудь Бусинки лаской. Завел ее руки за голову, не позволяя ей так его дразнить. Дыхание малышки стало надсадным и глубоким, а глазища затянуло поволокой такой страсти, такой нужды, что у него разум куда-то укатил, помахав ручкой. Второй рукой он дернул молнию джинсов, полностью расстегнув штаны, потянул вниз ее трусики, стягивая белье с малышки, и вдруг поняв, что не хочет ни тянуть, ни дразнить ее больше, полно и сильно толкнулся в малышку напряженной плотью.
Агния выгнулась под ним от этого толчка, от его проникновения. Тихо застонала, сладко так, что у Вячеслава дрожь прошла по позвоночнику. И он снова надавил бедрами, погружаясь еще глубже. Бусинка всхлипнула, уткнулась лицом между его плечом и шеей, прижимаясь губами к коже Вячеслава, целовала, словно давила вскрики. И подавалась навстречу каждому его движению, сжимая его спину, вдавливая ногти в его кожу, что доводило Вячеслава до безумной степени возбуждения.
– Я люблю тебя…
Агния прошептала ему это в ухо, и вдруг так застонала, снова выгнулась всем телом под Вячеславом, задрожав от накатившего оргазма, что и он не выдержал. Безумно толкнулся раз, второй, целуя приоткрытые губы Бусинки, и сам кончил, выдохнув ей в рот:
– Люблю.
Они так и заснули, не расплетая этих жадных объятий. Вячеслав только на бок перекатился, чтобы девочке его было не тяжело. Но не дал и на миллиметр отодвинуться от него. Обнял руками и ногами, стараясь не позволить ей замерзнуть. А она, не замечая холода, обессиленная удовольствием, которое только что испытала, почти сразу провалилась в сон. И проснулась, когда уже давно рассвело. Вячек вскинулся, как только Бусинка слабо пошевелилась, удобней устраиваясь щекой у него на плече.
– И какого ты на полу спала, объяснить мне можешь? – Он провел пальцами по ее щеке, отводя волосы. Прижался губами к розовому ушку, которое стало подозрительно краснеть.
– Ну, понимаешь, – Агния принялась водить пальцами по его ладони, повторяя линии. – Я как-то не была уверена, кто и как… ну, спали на ней, что ли. И вообще, чья это кровать? И дом? Ну, в общем, так, как-то…
Вячеславу стало так смешно, что он захохотал в полный голос. Спать она побрезговала, а всем остальным заниматься – нет, значит. Но не прекратил ее обнимать. А Агния надула губы и косо глянула на него, словно поняла, отчего ему так весело.
– Блин, Бусинка, ну ты как выдумаешь, – заметил он, задыхаясь от хохота, в который, наверное, выплеснулась и часть напряжения, накопившаяся за эти два дня. – Никто тут не спал. И другого ничего не делал. До нас, – подмигнул Вячеслав своей покрасневшей малышке. – Твоя это кровать. И комната. И дом весь. – Он снова перекатился, навис над ней, упираясь локтями в матрас. А малышка глядела на него с непониманием. Вячеслав ухмыльнулся, легко поцеловал ее губы. – Ну, типа, с наступающим днем рождения, Бусинка.
Она часто-часто заморгала:
– Вячек, ты что? Ты серьезно? – как-то так неуверенно переспросила Агния, ухватившись руками за его плечи.
– А че такое? – хмыкнул он, наслаждаясь тем, что гладил пальцами ее лицо, обводя каждую впадинку и выступ.
– Вячек, но ЭТО – ДОМ! Кто дом дарит на день рождения? – Бусинка все еще моргала.
Павда, может и потому, что он сейчас балдел, гладя пальцем ее ресницы.
– Я, – вполне доступно, вроде бы, объяснил он очевидное. И поднялся, потянув Бусинку за собой. Одернул ее футболку. – А теперь насчет кухни. Если подумать, я таки дико голодный, – он подмигнул ей.
Все еще частично очумевшая малышка, попыталась кое-как пригладить волосы и достала штаны из сумки, стоящей у угла кровати. Повертела их в руках. Зыркнула в сторону двери в ванную. Но ничего не сказала, блин. А он дурак, не сразу понял.
– Да, я сейчас что-то нагрею… – кивнула Агния, начав одеваться.
Вячеслав вздохнул, подошел, обнял ее со спины и жадно вдохнул. Поцеловал в затылок:
– Не парься, малышка. Че я, не в состоянии нам яичницы пожарить? Иди в душ.
– Вячек…
Кажется, она сомневалась в его кулинарных способностях. Ну, он на место шеф-повара своего ресторана и не метил по ходу. Но с яичницей точно справится. Дело нехитрое. Да и не всегда у него был ресторан или деньги, чтоб купить еду. Сколько они с Федотом сами перебивались.
– Давай, давай, – он настойчиво подтолкнул замершую Бусинку. – Если че, я еще и Федота поднапрягу. Он картошку хорошо жарит, кстати, получше меня, это факт.
Лысый сначала решил, что таки недоспал. Даже глаза потер, на всякий случай. Он, конечно, мало спал за последние сутки, дежуря по очереди с Федотом. Но из-за этого ли не врубался, что творится на кухне?
Вячеслав Генрихович, в джинсах и расстегнутой рубашке, что-то негромко рассказывал Федоту. При этом, стоял Боров спиной к Лысому. У плиты. И жарил что-то. Судя по звуку шипящего масла и запаху – яичницу. Федот слушал, периодически уточняя что-то «по движению и обороту», смысла в чем Лысый вообще не улавливал. И резал хлеб.
Агнии нигде видно не было.
– Ну, че пялишься, Лысый? Заходи, завтракать будешь?
Затылком Боруцкий его учуял, что ли?
– Эм… Вячеслав Генрихович, – Лысый переступил с ноги на ногу. – Того, может в ресторан сгонять? Я быстро. Честное слово. За полчаса обернусь… Чего вы это… Ну…
Боруцкий обернулся, глянул на него так… Ну, в общем, Лысый себя совсем тупым почувствовал от этого взгляда. А потом Вячеслав Генрихович усмехнулся. Взял одну тарелку и осторожно выложил на ту порцию яичницы:
– Придурок ты, Лысый, – незлобно поддел он. – Но есть шанс, что и до тебя что-то допрет когда-нибудь. На хера тебе тот ресторан сейчас? Садись, – Боруцкий кивнул головой в сторону подоконника.
Федот только хмыкнул, наблюдая за ними. А Вячеслав Генрихович, заставив Лысого совсем растеряться и почувствовать себя не к месту, повернулся к лестнице. Лысый только сейчас заметил, что по ступенькам спускается Агния. И волосы у нее мокрые.
Боруцкий так улыбнулся девчонке, что Лысый решил на участок в окне посмотреть. Он, конечно, уже допер, что никакая она ему не крестница. Не охраняют так крестниц, как Боров потребовал от него охранять Агнию, когда утром из постели поднял. Разве что жен или детей. А она ему дочкой точно не была. Но Вове все равно как-то не по себе было.
– Лысый, ты не голодный или че? – это уже Федот его окликнул. – Возьми и колбасу порежь.
Вова скосил глаза через плечо, проверяя обстановку: Агния сидела на одной из двух табуреток, совсем близко к Борову, ела с той самой тарелки, на которую Вячеслав Генрихович перед ее приходом еду накладывал, и следила за тем, что Боруцкий делает. А он, собственно, вместе с Федотом продолжал готовить.
Глава 34
Наше время (2011)
Вячеслав смотрел на дисплей своего телефона, где мигал значок сообщения. Оно пришло от номера, который мог активироваться только при определенном условии. Входящий вызов, четыре гудка. Подтверждение человека, которого он нашел для Соболева, чтобы все «подчистить». Картов мертв. Теперь надо позвонить Никольскому, чтобы тот Соболю отчитался…
– Что-то случилось? – Бусинка, стоящая у старой плиты, потому что ей вдруг показалось безумно важным приготовить блинов, неуверенно глянула через плечо в сторону Вячеслава.
– Нет, малышка. Мелочи. Федот насчет приема товаров в магазине уточняет.
Его жена кивнула и вернулась к своему занятию, тихо ворча, что совершенно разучилась управляться с блинами.
Вячеслав хрустнул суставами пальцев, ощущая себя абсолютно беспомощным, что было довольно паскудным чувством. Вышел в коридор, но так, чтоб продолжать видеть Бусинку, и набрал номер Бориса.
– Все. Готов, – сообщил он, как только Никольский поднял трубку.
С первым покончено. Теперь черед его шага. Начало расплаты Шамалко. И осознание этого было довольно приятным. Он ждал и предвкушал тот момент, когда доберется до этой твари…
Малышка на кухне вдруг раздраженно подхватила сковородку с плиты, резкими движениями собрала лопаткой блин и выбросила в мусор. Так же резко кинула сковороду назад, на конфорку. Так, что по квартире разнесся грохот. Выключила газ и уперлась руками в стол, чуть покачиваясь.
Боруцкий с силой вдавил кулак в стену, глядя на это.
Он не знал, что делать и как помочь своей Бусинке. Вячеслав наблюдал едва ли не за каждым ее шагом, за каждым вздохом. Видел, как его девочка старается, замечал каждое усилие, прилагаемое ею, чтобы побороть уже даже не тягу к наркотикам, а полное безразличие, овладевшее ею в последние недели. Она могла часами сидеть на одном месте и смотреть в стену, не реагируя ни на что вокруг. Словно не слышала звуков, не видела ничего. А потом вдруг вскакивала и начинала лихорадочно носиться по квартире, что-то готовить, перекладывать, убирать. И Вячеслав, если честно, не мог бы сказать, что рад хоть какому-то из этих ее сменяющихся периодов. Потому что, когда апатия вроде бы пасовала перед оживлением – он не мог смотреть в глаза своей Бусинке. Не имел сил видеть тот стыд и отвращение к самой себе, которое она испытывала.
Он старался, искал слова, пытался привести ей железобетонные доводы в том, что уж кто-то, а Бусинка меньше всех виновата в том, что с ней сделала эта сволочь. Агния же в ответ улыбалась губами, кивала, но не смотрела ему в глаза. Однако что просто убивало Вячеслава – Агния стала избегать его прикосновений. Даже от купаний пыталась увильнуть, малейшего контакта чуралась. И только во сне, как и прежде, как это было всегда, чуть ли не полностью взбиралась на него. Это было единственным, в чем ему удавалось черпать силы и выдержку. Что давало хоть какую-то надежду.
Поначалу у него сердце застыло, когда она в первый раз дернулась, попытавшись вывернуться из его объятий. Тогда он решил, что теперь, полностью избавившись от дурмана наркоты, оправившись от шока после его «воскрешения» – малышка в полной мере осознала, что именно перенесла по его вине, что с ней сотворили из-за Вячеслава. И что он мог ей на такое сказать? Как искупить такую вину?
Но малышка нашла способ заставить Вячеслава чувствовать себя еще паршивей. Просто убила наповал. Оказывается, призналась она ему, Бусинка себя считала отвратительной и грязной после всего, что Шамалко с ней сделал. За то, что сейчас не могла полностью избавиться от последствий своей зависимости, хоть и прилагала столько усилий.
Он не ждал, конечно (хоть и надеялся глубоко внутри, что они этот вопрос еще в поезде уладили), что сумеет ее в два счета убедить в нелепости подобных идей. Говорил, объяснял, обнимал, удерживая рядом. Даже орал, чего уж там. Срывался и кричал, пытаясь доказать, донести, убедить свою девочку. Наглядно аргументировал, какой он сам гад, насколько виноват перед нею. А Агния только слабо и невесело улыбалась уголками губ, шепча: «люблю тебя». И позволяла себя обнимать. Даже сама уже пару раз шла ему навстречу, прижималась крепко-крепко, словно впитывала силу и тепло тела Вячеслава. И все равно, он чувствовал, что внутри у любимой нет мира. Нет покоя. Даже четкой уверенности в себе, в том, что делает – что всегда отличало Агнию, по ходу, нет.
А ему она продолжала верить. В нем не сомневалась. Даже после этого года.
За что? Почему? Чем он заслужил эту девочку после всего?
Не уверенный, что когда-нибудь окажется достаточно смелым, чтобы спросить жену об этом, по-настоящему спросить, чтобы получить искрений ответ и узнать ее мысли, Вячеслав делал то, что мог – крепко обнимал ее в ответ. Сжимал в своих руках.
Сказать по правде – у него волосы на затылке вставали дыбом, когда он видел, как она зябко кутается и растирает плечи, как сжимается вся, сворачивается клубочком, стоит ему отвернуться, словно мерзнет. А на улице тридцатиградусная жара, хоть еще и май не подошел к концу.
Вот и сейчас, не имея сил смотреть на ссутуленную спину жены, Вячеслав в три шага подошел к ней. Крепко обнял, пресекая это потерянное покачивание, которого Агния, кажется, и не осознавала.
– Плохо? – просипел он, целуя ее волосы.
– Нормально. Зябко как-то, и все. И блины пригорают, – пожаловалась она, словно и правда обиделась на блины. – Вячек, – Агния глянула на него снизу вверх.
– Что? – он прижался своим лицом к ее лицу.
– Можно мне сегодня в церковь?
Она еще спрашивает? Блин. Вячеслав отстранился и заглянул в глаза жене, кивнул.
Может Игорь тут больше поможет. Хоть и священник, кажется, не до конца сек, что происходит с Агнией.
Да и кто из них разбирался?
Леха, которого Боруцкий с неделю назад просто припер к стенке, требуя каких-то результативных действий, ушел в сторону, заявив, что это уже не его поле деятельности. По своему, врачебному, он все сделал: организм ее чист, и последствия по максимуму нейтрализованы. А вот теперь Агнии нужна психологическая помощь. Был у него искус заявить, что он сам поможет ей лучше кого угодно. Кто больше Вячеслава знал и понимал Бусинку? Да никто! Только вина за все, что с ней случилось, скручивала и гнула его, корежа изнутри. И он не собирался еще раз напортачить.
Нужен был спец по мозгам – Вячеслав такого достанет. Только к кому попало, свою Бусинку не поведешь. Не та ситуация. Да и она обычно не к мозгокопателям бежала, а совсем в другое место. Потому к варианту с посещением Игоря у него не было претензий.
Конечно, у них с этим попом не то, чтоб всегда были чистосердечные отношения. У каждого имелись свои счеты к другому. Хотя Вячеслав мог признать, что иногда священник оказывался прав. Да и просто, хороший Игорь был мужик, нормальный. Когда про сан свой забывал. А уж после второй рюмки, так вообще замечательный. И уладили они все давным-давно, можно сказать, негласно приняли решение ради Бусинки найти точки соприкосновения.
Только вот проблема была в том, что и с Игорем Бусинка не разговаривала. Несмотря на то, что он был ее духовником с шестнадцати лет. Несмотря на то, что знал о них если не все, то очень много, и сам добывал разрешение на венчание когда-то, учитывая всю специфику ситуации и нежелание Борова «светить» свою девочку в официальных бумагах. Сумеет ли он помочь ей сейчас?
С одной стороны, Вячеслав и сам не особо болтал с попом весь этот год. Хоть приходил регулярно, особенно когда снова и снова понимал, что в очередной раз терпит поражение и пытается пробить лбом бетонную стенку. Осознавал, что ему не хватает сил, чтобы вызволить свою жену. В такие моменты, реально сходя с ума от того, что имел представление о том, что Бусинке приходится выносить, Вячеслав шел в церковь. Нет, он не говорил с Игорем, как попом. Не заходил в основной зал. Вячеслав даже не мог сказать, молился ли он. Просто не имел права отчаяться, не мог опустить руки. Вот и сидел в притворе, быть может надеясь на какое-то озарение или мысль. На какую-то идею, которая раньше ускользнула от него.
Хотя, он соврал бы, если бы сказал, что тайком, только в душе, не просил избавить его любимую от этого кошмара, уберечь ее, спасти.
Знал об этом Игорь или нет, но сильно к Вячеславу с душеспасительными беседами не лез. И не обвинял. За это Боров был благодарен попу отдельно. Он и сам в полной мере знал всю глубину своей вины.
Но это все он. А почему Агния сейчас не проявляла желания поговорить со священником о том, что давило и рвало ее изнутри, не понимал ни сам Вячеслав, ни Игорь. Однако оба не оставляли надежды, что ей просто необходимо еще немного времени. Потому Вячеслав ни разу не отказал, сам иногда предлагал малышке отвезти ее в церковь.
– Не надо, не иди. Пусть одна побудет.
Игорь остановил его на середине притвора. Вячеслав выходил на улицу, чтобы «не осквернять» церковь своим разговором с Федотом по мобильному. Игорь очень выразительно указал ему на дверь после третьего подряд звонка. Разумеется, Вячеслав вышел не потому, что вдруг струхнул перед попом. Просто не хотел мешать Бусинке, которая с самого их приезда, почти сорок минут уже, стояла перед иконами, переходя от одной к другим, и смотрела то на изображенных там святых, то на огоньки свечей, горящих под иконами. Если малышка и молилась, он этого не видел. Ее губы не шевелились в беззвучно проговариваемой молитве, как это бывало раньше. И все-таки, Вячеслав старался не отвлекать ее от того, что бы ни наполняло мысли Агнии.
Однако и решая дела, уходить далеко он не собирался. Тем более не планировал оставлять ее без присмотра. И потому совершенно не понял, с какой стати Игорь мешает ему вернуться к «наблюдательному пункту»: укромному месту в арочном проходе между притвором и залом, где Вячеслав обычно стоял.
Остановившись напротив священника, он вопросительно поднял брови.
– Слав, сейчас ей лучше побыть один на один с Богом. Пусть откроется, отпустит себя…
Хмыкнув, чем прервал шепот Игоря, Вячеслав только дернул головой, показывая, что не собирается выпускать Бусинку из виду. Обошел попа и подошел к проходу. Дошел без помех.
А вот рвануть в зал ему Игорь все-таки не дал.
Ухватил за плечо с такой силой, которой Боров не ждал от святоши. Но не поэтому Вячеслав остановился. Пусть и неожиданно, а все равно не выстоял бы поп против него. Только Игорь еще и болтать начал:
– Не иди, говорю тебе! Дай ей сделать то, в чем она нуждается…
– В этом?! Твою ж… налево, по-твоему, она нуждается в этом?! – оборвав себя только из-за того, что малышка могла услышать, Боруцкий зло махнул рукой в сторону зала.
Агния находилась там. И впервые за эти недели тихо молилась. Стоя прямо на коленях на холодном кафеле, склонив покрытую платком голову так, что лоб почти касался пола.
Ее вид: настолько униженный и раздавленный – причинял ему реальную, физическую боль. Не для того он привез ее в церковь, чтобы Агния еще больше терзалась. Его затрясло от ярости и бешенства. Даже веко начало дергаться.
Он уже раз видел ее почти такой. Давно. И тогда чуть не разнес всю эту церковь на фиг. Забрал ее. Даже клялся, что ноги его малышки больше тут не будет. Не позволит. Правда потом Агния сумела его убедить. Успокоить. Но тогда и она была другой. Не настолько подавленной. И меньше всего он сбирался позволить кому бы то ни было давить на то, что и так не давало Агнии дышать. Еще больше угнетать Бусинку не даст. Даже Игорю!
– Она нуждается в том, чтоб суметь открыться. Хоть кому-то. Неужели ты не видел, что до этого она даже молиться не могла? Не считала себя вправе или достойной обратиться к Нему? – Игорь твердо стоял на месте, не пропуская Вячеслава. – А сейчас – начала. Это уже какие-то подвижки. И если Агния так видит начало своего искупления и пути к прощению, не тебе мешаться.
– Искупления?! – Вячеслав глянул на попа с яростью. – Ты совсем обалдел? Ей за что прощения просить? В чем Бусинка виновата? В том, что над ней издевались? Да ты…
– Не торопись. И гневу с виной не давай тебе советовать. Мы все делаем выбор, Вячеслав. И Отец наш позволяет нам выбирать. Но всякий выбор имеет свои последствия. И разумный человек не может этого не понимать. Агния прошла через муки, никто не отрицает. И Бог не оставит ее без своей благодати. Не обделит милостью. Но кто без вины? Да и не всегда мы расплачиваемся за свои грехи. Иногда наше искупление приходит через муку другого. Того, кому мы дороги. Бог не дает нам больше, чем мы в состоянии вынести…
– А не пошел бы ты со всей этой хренотенью! – рыкнул Вячеслав, сжимая кулаки до хруста.
Слышать это было не просто неприятно. Сама мысль о том, что все это: не только физические страдания, а и все моральное самоуничижение Агнии – на его совести…
Вячеслав думал об этом и раньше. В глубине души знал это, даже. Сам считал именно так. Но… Он был готов что угодно сделать, лишь бы она не проходила через это. Лишь бы избавить ее. Не видеть свою девочку на полу, сжавшейся и унижающей самое себя.
Почему она?! Если это он был во всем виновен!
– Она этого не заслуживает! – Ухватив Игоря за грудки, прохрипел Вячеслав, ощущая внутри бессилие, сродни тому, что терзало его все последние месяцы. – Не она! – оттолкнув священника с дороги, он стремительно зашел в зал.
Но через два шага почему-то замедлился. А потом и совсем замер. Не ясно отчего. Может потому, что Агния даже не вздрогнула, будто и не услышала его приближения. А может потому, что вспомнил, как она смотрела на него утром, когда просила привезти ее в церковь. Так он и застыл, в четырех шагах от жены, наблюдая, как шевелятся ее губы в молитве, пока сама Агния, то и дело выпрямляясь, чтобы перекреститься, вновь склонялась едва не до пола. И все то время, что Вячеслав там стоял, у него настолько стучало в висках от гнева, вины и боли, настолько сжимало голову, что было даже странно, что эхо этого грохота не разносится по залу.
Она молчала уже в течение двух часов. Вячеслав скосил глаза на жену, сидящую на соседнем сидении, и не заметил никаких изменений за это время. Бусинка смотрела в окно. Тихо и молча. Не интересуясь ничем. Ни о чем не спрашивая: ни куда они едут, ни с какой целью?
Ладно. Он старался себя держать в узде и очень надеялся, что все-таки сумеет встряхнуть свою малышку. Хотя его самого еще капитально трясло после этой долбанной церкви, вон, два часа по городу катаются, а толку? Затылок сводит все так же.
В этот момент, словно по сговору, на его телефон одно за другим пришло два сообщения: одно простое и лаконичное, указывающее лишь адрес. И второе, с другого номера, еще более краткое с простым «ок». Это пришло от журналиста местной «желтой» газетенки, активно муссирующей всевозможные слухи. Вячеслав начнет отсюда, с местных. Этих Шамалко будет достать сложнее. А шумок пойдет, и его тут же подхватят издания крупнее – слишком интересная тема: махинации кандидата. Одно дело, если бы у Виктора осталась поддержка, тогда Шамалко смог бы это замять. Но как раз поддержки у Шамалко и не осталось, хоть он сам об этом еще пока не знал. А когда слухи перейдут в разряд доказанных фактов и все президентские амбиции Виктора будут уничтожены, Вячеслав лично придет за платой по своим счетам.
Но это позже. Вячеслав планировал встретиться с писакой позже, ночью. Сейчас у него в планах первым пунктом значилось другое. Адрес, который скинули ему на телефон, был не очень знаком, но сам поселок Боруцкий знал: где-то здесь обитал Соболь. Ирония, однако. Но посмотреть дом стоит, может это как раз то, что надо.
Он немного поблуждал по переулкам, разыскивая нужный адрес, при этом то и дело поглядывал на жену: Агния пребывала все в том же ступоре. Он надеялся, что сумеет ее встряхнуть в ближайшее время. Наконец, свернув в последний раз, он остановился у открытых ворот, секунду посомневался, но все-таки въехал во двор и припарковался так, чтоб нормально заехала и машина с охранниками.
На встречу из дома тут же выскочил риэлтор. Но Вячеслав остановил его взмахом руки, дав понять взглядом, что они сначала сами осмотрятся.
– Пошли, Бусинка. Погуляем, поглядим, – он распахнул дверь и протянул ей руку.
Малышка пару мгновений просто не реагировала. Но потом все-таки встрепенулась, моргнула. Оперлась на его ладонь и вышла на улицу.
– Что это? – тихо спросила она, как-то неуверенно осматриваясь.
Вячеслав притянул ее ближе к себе и криво усмехнулся:
– Пока – вариант, дальше – видно будет.
– В смысле? – Агния все больше «включалась» и это ему нравилось, немного сгоняя тот горький привкус с языка, который он ощущал последние часы.
– Я тебе еще подарок на день рождения должен, малышка. Двадцать пять, все-таки. О таком забывать нельзя. Вот и посмотрим, а вдруг тебе понравится, не век же нам в той старой квартире торчать? – Вячеслав подмигнул Бусинке, ненавязчиво ведя жену в дом, провел по холлу, отвлекая разговором. Зашел в кухню.
А она вдруг остановилась, заставив его обернуться и так улыбнулась… Так, что Вячеслав замер, боясь упустить и секунду этого времени, и вроде весь «на стреме», и в то же время дико кайфуя.
– Вячек, – Агния подошла к нему близко-близко, чуть привстала и повернула голову, так, что прижалась лицом к его шее, глубоко вдохнула. – У меня ты – подарок на все нынешние и будущие праздники. Живой, здоровый. Зачем мне еще что-то?
Он обнял ее так, что как косточки только не затрещали. И откашлялся, потому что горло реально сдавило.
