Текст книги "Сердце Ёксамдона (СИ)"

Автор книги: Ольга Толстова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Он кивнул.

– Госпожа Хан, я вызову врача, а вы полицию, – сказал Ок Мун. И бубенчики замолчали, а песнь оборвалась. Шаманка смотрела на Юнха злобно, до щёлочек сузив глаза.

– Не трогайте, – повторил вдруг господин Чхве. Не двигаясь, не добавляя ничего к этому. – Не трогайте.

Он обвёл взглядом окружающих. И дробно закачал головой.

Когда его взгляд упал на жену, та свалилась на землю как подкошенная и горестно завыла.

– Это моя вина, – проговорил Ок Мун. – Я вовремя не почувствовал, что здесь происходит. Слишком поздно что-то заподозрил.

– Ну… так ли это? – отозвалась Чиён. – Тогда я скажу, что это и моя вина тоже. Соседи говорят теперь, что давно не видели их дочь, но думали: уехала учиться. Должна ли была я почувствовать, что где-то на территории округа стоит запылённый дом, в котором?..

Она держалась хорошо, пока отчитывала шаманку и охраняла до прибытия скорой и полиции кокон, в котором превращалась в растение истощённая и одурманенная девятнадцатилетняя девушка. Посмевшая однажды что-то решить сама, а потому теперь запертая в своём теле, как в тюрьме.

Чиён держалась неплохо, и пока говорила с соседями, собравшимися на звуки ссоры, а потом и сирен.

Но теперь Чиён плакала. Слёзы текли тихо, она почти не всхлипывала, только изредка вытирала щёки.

Стажёр Ли, перепуганный и растерянный, мялся рядом, не зная, что теперь делать.

Они вчетвером стояли в открытых воротах дома, отсюда был виден кусок опустевшего сада, где всё ещё валялся перевёрнутый столик.

Ок Мун вздохнул, поднял планшет для бумаг, который так и не выпустил из рук за прошедший час, а из кармана достал ручку.

Листы на планшете были такие же разнокалиберные, как и в папках стеклянного шкафа, как будто господин домовладелец собирал их по соседям, а то и жильцам. Выйдя за ворота, прислонившись к ограде дома, Ок Мун, хмурясь, принялся быстро составлять очередной «протокол о столкновениях».

Остальные тоже покинули территорию дома. Юнха закрыла со собой ворота.

– Он лучше, чем я представляла по твоим рассказам, – прошептала Чиён, наклонившись к Юнха. – Конечно, никакой не демон. Зачем только люди плели про него такое?

– Кого-то всегда хочется обвинить, – ответила Юнха.

Чиён зашептала ещё тише:

– Он на тебе смотрит… интересно.

– Чего?! – Юнха закатила глаза.

– Хочешь что-нибудь добавить? – спросил Ок Мун. Они обе вздрогнули.

Он поднял глаза от планшета:

– В протокол? Хочешь что-нибудь дописать?

И протянул планшет Юнха.

Она почему-то оробела. Как будто «протоколы о столкновениях» были священной летописью «Чонъчжин», и портить её своими приземлёнными каракулями Юнха не решилась бы.

– Ну же!– подбодрил её Ок Мун, настойчиво всовывая ей в руки планшет. – Прочти и допиши что-нибудь, если захочешь. А я пока поговорю вон с тем человеком.

Он кивнул куда-то за её спину.

Юнха и Чиён разом обернулись: на другой стороне узкой улицы, у белого здания со сплющенными окнами стоял высокий худощавый мужчина лет тридцати, почему-то в бледно-синем смокинге поздним утром, впрочем, помятом и с ослабленным галстуком-бабочкой. Через начёсанную на глаза русую чёлку блестели любопытством широко расставленные глаза. Небольшая толпа соседей уже рассосалась минут десять назад, и прохожие теперь не обращали внимания на дом и людей рядом с ним, поэтому явный интерес этого человека был странен.

Увидев, что его заметили и остальные, не только Ок Мун, человек поднял руку и расслабленно помахал им в знак приветствия.

– Держи, – повторил Ок Мун, и Юнха наконец-то забрала у него планшет.

Ещё больше нахмурясь, господин Ок широкими шагами пересёк улицу, схватил человека за плечо и потащил прочь, за угол дома.

– Ну… он странный, – произнесла Чиён озадаченно.

– Тот, что в смокинге? – уточнила Юнха. Хотя, по её мнению, странными были оба.

Чиён кивнула:

– Он будто…

– Что?

– Нет… Ничего. – Чиён вздохнула. – Ты будешь что-то дописывать?

– Сперва прочту.

– А мне потом можно? Я столько слышала про бумаги, которые ты разбираешь.

– Думаю, да. – Юнха поколебалась. Чиён всё равно всё видела, да и почему-то кажется, что господин Ок не стал бы возражать. – Да. Может быть, тоже что-то захочешь добавить, и я допишу.

Юнха погрузилась в чтение протокола, который на этот раз был длиннее обычного.

—

Они смотрели друг на друга почти минуту, ничего не говоря: первый – раздражённо и хмурясь – потому что эта эмоция и это выражение вошли у него в привычку, и теперь почти на всё он в первую очередь реагировал именно так. Второй – с хитрой полуулыбкой и вызовом во взгляде, уверенный, что в итоге всё пойдёт по его замыслу.

Простому, никакого коварства там нет, да и скрывать свои намерения второй не собирался. Они, пусть лишь теперь и в этом случае, были прозрачны и чисты.

– Я слышал, ты прежнего помощника выгнал, – начал наконец второй. – Тебе же нужен новый. Возьми меня.

– Ты мне и даром не нужен, со своей змеиной помощью, – произнёс первый сквозь зубы. – Я тебе сказал уже, когда ты звонил, так зачем ты явился?

– Тогда помоги мне, – ответил второй. – Мне нужна твоя помощь.

– Но мне-то что с того? Не моя работа – присматривать за зверушками.

Второй фыркнул: такие вещи не оскорбляют его давным-давно. Это в юности он пыхал гневом по любому поводу. Теперь ему достаточно лет, чтобы повзрослеть.

– Ну же, хёнъ, – тон второго стал просящим, но глаза при этом смеялись, – ну помоги мне по старой памяти!

Первый собирался сказать ему в ответ пару ласковых, но вместо этого, после паузы, произнёс:

– Не знаю, какую работу я мог бы тебе дать.

– Но если вдруг?

Первый раздражённо проворчал что-то неопределённое, потом сказал:

– До встречи. Не попадайся на пути, пока сам не позову.

И повернулся, чтобы уйти.

– Погоди! – второй почти дёрнул первого за рукав, но вовремя убрал пальцы: ещё не хватало их лишиться, если что.

– Ну? – нетерпеливо спросил первый.

– Смотрю, ты окружил себя светом.

Первый нахмурился недоумённо, но потом понял, о чём речь:

– Даже не вздумай к ним подходить!

– Но мне тоже хочется немного света в жизни!

Первый рыкнул, и второй отступил, вскинув примирительно руки:

– Ладно, ладно…

– Не вздумай! – процедил первый. – Не прощу.

И наконец ушёл.

– Ладно, – повторил вслух второй для себя. – Хотя… – Он улыбнулся, показывая мелкие зубы. – Хотя там одна соблазнительнее другой.

—

Чиён быстро прочла «протокол» и крохотный комментарий Юнха и сказала:

– Вроде просто, а так таинственно.

– Очень, – признала Юнха.

Она видела, что стажёр Ли, которому явно не терпелось покинуть это место, в данную минуту к тому же изнывает от любопытства: что там, на этом листке? О чём столько болтовни?

Он старался встать так, чтобы прочесть «протокол» из-за плеча Чиён, но она, будто почувствовав, прижала планшет к себе. Стажёр Ли едва слышно, но разочарованно вздохнул.

– И они все такие, – добавила Юнха, поймав себя на мысли, что специально дразнит несчастного стажёра.

Она увидела, что из-за угла вывернул Ок Мун, ещё более раздражённый и хмурый, чем раньше.

– Начальник Ок возвращается, – сказала она, протягивая руку.

Чиён, не оглядываясь, отдала ей планшет, и вот тогда стажёр Ли улучил возможность бросить туда взгляд. Лицо его странно вытянулось, глаза расширились, он завертел головой от Чиён к Юнха, обиженно на них глядя.

Ок Мун перебежал дорогу:

– Нам пора в офис, помощница Чо, – сказал он, только ступив на тротуар.

– И нам пора, – поддержала его Чиён. – До встречи, господин Ок.

– До встречи, госпожа Хан, – вежливо ответил он.

Стажёр Ли, поклонился Ок Муну и Юнха и потрусил вслед за Чиён. Краем уха Юнха расслышала, как он начал жалобно спрашивать:

– Сонбэ, вы меня дразнили? Там же ничего…

– Идём скорее, – поторопил её Ок Мун, заглушив конец фразы стажёра. – Работы по горло.

«У меня – так точно, – вздохнула Юнха мысленно. – Кажется, стоит мне разобрать одну коробку, как в шкафах появляются ещё две новые».

Поздно вечером она обнаружила сообщение от начальника Кима: «Прости», – и больше ничего, даже точки.

Юнха смотрела на короткое слово, и оно казалось ей свернувшейся змеёй. Лучше бы Китхэ стал угрожать.

В «прости» было опасного больше, чем в угрозах.

Потому что на долю секунды сердце Юнха дрогнуло. Тот, кто просит прощения, хотя бы заслуживает, чтобы его выслушали.

Из-за сообщения она плохо спала ночью. Сон приходил и прерывался, она просыпалась рывком, и вместо грёз на неё опускались воспоминания.

Первым было то, как она выслушивала отповедь директора Кима по поводу не её ошибки, а в это время Китхэ молча стоял рядом. Он позволил ей принять его вину и заплатить за его промах. Настолько несправедливо, что у Юнха снова выступили слёзы на глазах и кулаки сжались сами собой. Она тихо плакала, погружаясь обратно в дрёму, и не запомнила мысль о том, что из-за поглотившего её моря бумаг, из-за странностей господина домовладельца, из-за её «расследования» она действительно забыла то унижение. Забыла даже, что её командировка была частью наказания, ведь наказанием она как раз не ощущалась.

Потом ей то ли приснилось, то ли припомнилось и другое – одна обида тянула за собой следующую. Всплывало всё: от мелочей или не столь уж значительного, когда Китхэ выбирал что-то за неё – что ей съесть или идти ли сегодня на встречу одноклассников, до вещей, которые она не должна была прощать.

Это была не первая его ошибка, которую она покрывала. Предыдущие два раза не имели заметных последствий, просто вещи, которые случаются с любым сотрудником время от времени. Ведь ошибаются все, вопрос лишь в масштабе промаха.

Наверное, уже приближалось утро, когда сны-воспоминания изменились. Сквозь дрёму она слышала, как хлопнуло где-то окно, скрипнула ветка дерева, хотя по близости не было ни одного, звякнул бубенчик, кто-то пропел слова, и она вдруг оказалась в солнечном весеннем дне, под водопадом розовых лепестков, на аллее, в объятьях прижавшегося к её спине Китхэ. Его подбородок лежал на её плече, Юнха слышала дыхание Китхэ, и вокруг всё было таким же нежным и розовым, как и падающие лепестки. И на её сердце была та же нежность.

Воспоминания кружились и касались её, что-то смутное, что-то тёплое, непонятно, давно ли это было или недавно, наяву или во сне, потом она закашлялась отчего-то и проснулась.

Пахло дымом.

Юнха вскочила, спросонья, с бьющимся сердцем, огляделась испуганно: запах гари висел в мансарде. Она бросилась к окну и распахнула его.

Потом – принялась искать, что горит, и с первой же попытки угадала: рисоварка, давно обещавшая отправиться на тот свет, это сделала. Стоило выключать её из розетки, но Юнха всё время забывала. Хорошо хоть, спала в эту ночь некрепко, а то могла и вовсе не проснуться.

Она сидела у окна, втягивала утренний воздух и наблюдала, как светлеет небо. Гарь постепенно уходила, с ней очищались и мысли Юнха.

Она вспомнила, что ей снилось. Что-то было настоящими воспоминаниями, что-то грёзами, но щемящая грусть, нахлынувшая на неё, оказалась реальной. У Юнха были все основания злиться, и их отношения с Китхэ не назовёшь гладкими, но если что-то можно исправить… не стоит ли тогда дать им последний шанс?

Они вместе почти восемь лет, с её второго курса. Совсем недавно Юнха считала, что рано или поздно они поженятся, они оба всегда говорили об этом, как о факте. Который уже свершился где-то в будущем.

Было всего полседьмого утра, но Юнха, поколебавшись, написала Китхэ ответ. Она не ждала, что он прочтёт сообщение в это время, но он, очевидно, не спал.

Сообщений от него пришло сразу три: она почти ощутила через экран радость и облегчение, которые он испытал.

Сообщения продолжали приходить весь день, по одному-два-три, смартфон то и дело вибрировал, и наконец господин домовладелец, почему-то просидевший в офисе всё время до обеда, раздражённо заметил:

– Не стоит ли хотя бы поставить бесшумный режим, помощница Чо?

Юнха покраснела: наверное, Ок Муну звук её смартфона в самом деле мешал. Сама она ни разу не слышала, чтобы его смартфон издал хотя бы короткий писк.

В обед Ок Мун исчез, но вернулся к вечеру. Юнха как раз пожаловалась Китхэ на сгоревшую рисоварку, и он тут же написал, что рисоварка Юнха и его давно беспокоила, так что он даже купил новую, но не успел отдать до ссоры. И уж потом не нашёл подходящего момента, чтобы об этом упомянуть. Но сегодня Юнха точно должна её получить.

Она приготовилась напечатать ответ. Хлопнула дверь, вернулся господин Ок, глянул на Юнха и едва заметно качнул головой. Явно своим мыслям, а не её, но Юнха вдруг засомневалась: а что, если завтра она проснётся в каком-то третьем настроении?

Пальцы её будто сами напечатали: «Сегодня сверхурочно. Встретимся завтра? На Тегеранро?»

Недалеко от «Азем Тауэр» и близко к «Доходным домам Чонъчжин». Хороший компромисс.

Гроза гремела весь четверг: разбудила Юнха ещё до рассвета, стреляя молниями по крышам Ёксамдона, утихла, пока Юнха бежала на работу по лужам, сжимая зонт в руке, и загрохотала снова, стоило Юнха переступить порог «Чонъчжин».

Будто гроза держалась рядом с ней. Вот только преследовала или присматривала?

После обеда всё стихло, как раз, когда вымокший и молчаливый Ок Мун вернулся в офис. На приветствие Юнха, оторвавшейся от базы данных, только кивнул.

Она заметила, что сегодня он больше смотрит не в смартфон, а в окно – на внезапно прояснившееся небо, перечёркнутое прутьями решётки. Казалось, он не столько погружён в себя, как бывало ему свойственно, сколько прислушивается к чему-то или чего-то ждёт.

Он так и не произнёс ни слова за день; в ответ на прощание, когда Юнха уходила – вовремя в этот раз, отделался тем же кивком.

Почему-то ей стало обидно.

Она добрела до Тегеранро, старательно обходя лужи, что сегодня было непросто, и зашла в «ПОСКО Центр». Здесь, в одном из любимых кафе, Юнха договорилась встретиться с Китхэ.

Стоило Юнха попасть внутрь «Терароза», и она утонула в аромате кофейных зёрен.

Стены двухэтажного кафе были от пола до потолка превращены в стеллажи, забитые книгами, а витрины полны пакетов с кофе разной обжарки. Любимым сортом Юнха был «Спящий котик», и не только из-за этикетки с котиком, держащим кружку в лапке. Не удержавшись и не зная, когда ещё придёт сюда, она купила пакет, хотя предыдущий едва ли был ополовинен.

Заказала кофе и не без труда отыскала свободный столик.

Она пришла раньше, так что успела выпить почти всю чашку, когда в «Терароза» вбежал Китхэ.

Садясь за столик, он улыбался так, что сердце Юнха пропустило удар.

– Здравствуй, – сказал Китхэ, протягивая руку, но не решившись пока коснуться пальцев Юнха.

– Здравствуй, – ответила она, стараясь не улыбаться чересчур явно. Всё же она не могла простить его слишком легко, его поступок действительно был… неприятным.

– А где рисоварка? – спросила Юнха, вспомнив, в чём был предлог их встречи.

– В багажнике, – ответил он, – я сегодня на машине. И не могу же я позволить тебе тащить рисоварку самой. После свидания отвезу тебя и её домой.

Улыбка Юнха слегка увяла. Да, конечно, рисоварка – не пакет с чипсами, но Юнха не просила ничего привозить ей домой или подвозить её саму, она просила о конкретной вещи, а Китхэ опять решил по-своему. И со «свиданием» он как-то слишком спешит.

В этом был он весь. «И, в конце концов, Юнха, – услышала она внутренний голос, который в последнее время стал уж очень разговорчивый, – ты либо принимаешь человека таким, какой он есть, либо признаёшь, что тебе это совсем не по душе, и расстаёшься. Но никому никогда никого не удавалось переделать».

Если бы у голоса было физическое тело, Юнха его бы сейчас ущипнула. Щипать себя саму показалось глупым.

– Закажешь что-нибудь? – спросила Юнха, потому что Китхэ сидел не двигаясь и не говоря ни слова, просто глядел на неё. В его довольно светлых глазах отражался кружок потолочного светильника позади Юнха. Тень от волос, упавших на лоб, была похожа на решётку. На мгновение Юнха вспомнила взгляд Ок Муна, уставившегося в окно. К чему он так прислушивался сегодня?

– Позже. Или вообще нет, – ответил Китхэ. Взял паузу. Выпрямился и заговорил очень серьёзно:

– Я хочу просить прощения. Это не оправдания, но я хочу объясниться. Я позволил тебе взять вину на себя из-за своей трусости, и я обещаю никогда больше не совершать подобного. А что было после… я не знаю. Будто сошёл с ума от страха потерять тебя. И… от ревности.

– От ревности, – повторила Юнха. С одной стороны, слышать это было странно: какие у Китхэ основания ревновать? А с другой… она не удивилась.

– Наши отношения с господином домовладельцем даже близко не такие, – ответила она. – К чему тут ревновать?

Китхэ слабо улыбнулся:

– С каких пор ревность – нечто рациональное?

– И то правда.

– Что до работы… – он вздохнул. – Ты же знаешь, что я в самом деле ценю твои способности? Я знаю, насколько ты умна и компетентна. В тот момент я думал лишь о том, что мне до повышения осталось… полшага.

– Правда?

– Да, – кивнул Китхэ. – Сейчас эти полшага пройдены. Скоро моё положение в компании изменится. И тогда наконец… я… смогу предложить тебе больше.

Он почти прямо сказал, что они поженятся. Юнха не испытала по этому поводу ничего и с удивлением слушала своё безразличие.

Может быть, из-за того, что он упомянул «КР Групп» и свою работу в ней? Нет, не только его работу, Юнха же тоже там работала… всё ещё. Хотя она очень быстро привыкла к крошечному офису «Чонъчжин» и тем странным вещам, которые поручил ей господин Ок. Вещам, что должны быть откровенно скучными, но её почему-то затянули.

Проекты, в которых она участвовала в «КР Групп», были масштабными. Они буквально меняли лицо города, а иногда и жизни людей, должно быть. И Юнха нравился этот размах, нравилось, что она может как-то повлиять на течение проекта своей работой, и нравилось, что она может оставаться честной и не изменять принципам, потому что «КР Групп» – для такой огромной корпорации – действовала довольно чисто.

И всё изменилось. Сперва маленький офис, люди, поражённые бедами; хотя она почти ни с кем из жильцов не познакомилась, чтение «протоколов» будто открыло для неё их жизнь, сделала Юнха свидетельницей других судеб. И потом – признания Санъмина о грязных делах компании… Тут её будто ударило: он давно ничего не писал, а она… она что, забыла о брате?

Юнха отчётливо вздрогнула.

Одновременно с этим за окном снова раздалось глухое ворчание грома.

Китхэ обернулся и вытянул голову, стараясь разглядеть через стеклянную стену, поверх деревьев, что творится на небе.

А небо на глазах темнело.

– Опять гроза, – сказал он. – Весь день.

В кафе тоже потемнело. Тени двигались как живые, пробираясь от человека к человеку, всё ближе, вставали за спиной начальника Кима, смотрели на Юнха.

Она закрыла глаза и тряхнула головой.

Подняла веки: в кафе и на улице по-прежнему было серо и темно, но, разумеется, никаких движущихся теней.

– Как тебе работается там? – спросил Китхэ неожиданно, так что Юнха уставилась на него в изумлении.

Он усмехнулся:

– Я должен спросить. Ты оказалась там по моей вине.

– Всё в порядке, – ответила Юнха. – Это работа не хуже другой. Начальник Ли так и говорил: он сталкивался с вещами намного хуже.

Лицо Китхэ потемнело:

– Если тебя к чему-то будут принуждать…

– Я могу о себе позаботиться, сонбэ, – ответила она мирно. – А если что-то плохое почувствую, молчать не буду.

– Хорошо, – кивнул он. – И чем можно заниматься в такой маленькой компании?

Юнха почудилось, или вопрос, заданный как будто небрежно, и был целью их встречи с начальником Кимом?

Сверкнула молния, и тут же снова громыхнуло: прямо над ними, со страшным треском, будто в небе одно воздушное войско столкнулось с другим. И тысячи воинов одновременно ударили мечами в щиты противников, и глухо отозвались доспехи, и хлынули потоки воды на землю из разорванных туч.

– Какой ливень! – ахнул кто-то неподалёку. Люди повернулись к окнам, кто-то достал смартфон.

– Я просто разбираю бумаги, – ответила Юнха. – Господин домовладелец очень дотошный, записывает почти всё.

– Что «всё»?

Она поняла отчётливо, что не хочет больше ни слова говорить Ким Китхэ про «Чонъчжин».

Поэтому тоже уставилась сквозь стекло на хлещущие по земле струи воды. Этот дождь закончится через минуту, уйдёт гроза.

Как будто её и не было.

Снова громыхнуло, а следом раздался тоненький и жалкий звук, будто кто-то нечеловечески сильной рукой вмиг сжал шаманский бубенчик, превратив его в комок жёваного металла.

В мысли Юнха стало проникать то, что она вроде как забыла на пару дней: проснувшаяся тревога за Санъмина была первой и сломала плотину. Юнха вспоминала всё больше, и, наконец, к ней вернулись настоящие воспоминания об их отношениях с начальником Кимом. Где единственная прогулка под цветущими вишнями была вовсе не главным событием.

– Знаешь, мне нужно идти, – сказала Юнха, стараясь, чтобы слова её не выглядели надуманным предлогом. – Я считала, сегодня просто выпьем кофе, я заберу рисоварку, быстро вернусь домой, и потому договорилась позже встретиться с Чиён.

– Я подвезу тебя, – сказал Китхэ, поднимаясь.

– Тебе совсем не по пути, сонбэ, – Юнха остановила его жестом. – Гроза уже стихает, а остановка рядом. Я тогда сразу к Чиён и поеду, я уже задержалась. Заберу рисоварку потом, или ты мне её привезёшь, если будет удобно, хорошо?

Она не знала, поверила ли бы себе сама, а начальник Ким и вовсе был довольно подозрительным человеком. Но не стал с ней спорить, сделал вид, что принимает её объяснение.

Юнха почти убежала из кафе, опасаясь, что Ким Китхэ будет настаивать ещё на чём-то, хотя бы проводить её до остановки.

Конечно, она не собиралась к Чиён, но и домой тоже. Что-то толкнуло её бежать на восток, а потом на север, по мокрым улицам, под уже моросящим дождём: гроза действительно двинулась дальше, оставляя Ёксамдонъ в покое, а с ней исчез и чудовищный ливень.

Юнха поняла, что бежит к Понъынса, только ступив на Понъынсаро. Что ей вдруг взбрело в голову? Нет, она и раньше изредка заходила туда, а чаще рассматривала храмовый комплекс из окон «Азем Тауэр». Сейчас, в такую погоду, в Понъынса не должно быть много людей.

Запыхавшись, она сбавила шаг. Пусть будет Понъынса, тяжело придумать сейчас другое место, где Юнха сможет успокоиться.

Понъынса встретил её мокнущими под дождём воздушными шариками, потемневшими черепичными крышами и упрямыми толпами туристов. Побродив немного по мощёным дорожкам, Юнха дошла до двора, где огромный Квансеым безразлично глядел на небоскрёбы. Почти всё в храме было новым, не намного старше Ёксамдона и соседних округов: прежние постройки комплекса погибли в двух войнах. Но взгляд Квансеыма был таким древним, что, в остальном уверенные в себе, небоскрёбы ёжились и смиренно склоняли головы.

Юнха повертелась, разглядывая двор, по которому ещё текли потоки воды. Пусть здания и были новыми, но сам Понъынса насчитывал больше двенадцати веков. Сперва его звали иначе, он видел расцвет и упадок и снова расцвет буддизма в Корее, упрямо пережил ванов, набеги, оккупацию и войны, его так же мало волновало, что происходит в мире людей, как и каменного Квансеыма, хоть и звался тот бодхисаттвой милосердия.

Духи вообще мало этим интересуются.

Юнха резко перестала понимать, что делает здесь. Ищет помощи у сверхъестественного? Существует оно или нет, к людям оно равнодушно.

Ведь жизнь их скоротечна, одинока и равно незначима, неважно, какое место занимает человек среди людей – для мира, отделённого от яви непроницаемой завесой, всё едино.

Юнха почувствовала комок в горле. Какая нелепость – плакать о несуществующем!

Она поспешила прочь, чувствуя, что всё ещё не хочет идти домой.

Вместо этого, покинув Понъынса и обойдя его, она устремилась на северо-восток, к реке, и вскоре вышла к парку Чхонъдамдоро.

Пробраться через два шоссе, мокрые дорожки парка и мост потребовало немалых усилий, но в Юнха проснулось упрямство. Вообще, стоило выбрать другую дорогу сюда, но всё же, в конце концов, она оказалась на берегу у плоской дамбы, где Тханчхон впадал в Ханганъ. В другое время на набережной, мощёной крупными камнями, всегда были люди, а в дождливый день, после грозы, не оказалось никого.

Только здесь, когда впереди легла полоса воды с бурунами, подкрашенными в золотой закатным солнцем, и бежать стало как будто некуда, Юнха остановилась.

Ожесточённое желание унестись прочь от всего наконец-то отпустило её.

Юнха, слегка дрожащей после такого забега рукой, достала смартфон. Санъмин не ответил на её звонок, она слушала долгие гудки, пока соединение не прервалось само. Прежде чем Юнха позвонила снова, Ким Санъмин прислал сообщение, что сейчас не может говорить, но обязательно свяжется с ней завтра или в выходные. Звучало сухо, а значит было чем-то средним между настойчивой просьбой и предупреждением быть осторожней.

Это Юнха ничуть не успокоило, но пока она ничего больше не могла придумать.

Она пошла по камням ещё ближе к воде. Полная и холодная после дождя, Ханганъ волновалась, нахлёстывая на набережную. Буруны шумели, ударяясь о полосу дамбы, их недовольное гудение было достаточно мерным, чтобы Юнха задышала спокойнее, и мысли её тоже немного очистились.

Быстро темнело, и она понимала, что нужно будет скоро возвращаться домой. От этой набережной и днём-то выбраться к городским кварталам непросто. Но пока Юнха хватило только вернуться по камням на дорожку. Шум здесь стал чуть тише, а холодной водой веяло всё так же.

– Уже почти стемнело, что ты делаешь здесь в такой час?

Юнха, хоть и вздрогнула, но улыбнулась невольно, прежде чем обернуться.

Ок Муну пришлось подойти довольно близко, чтобы не перекрикивать шум бурунов, и Юнха, обернувшись, едва не ткнулась лицом ему в плечо. Он качнулся, отступая немного, она тоже.

– А как вы здесь оказались, господин Ок? – спросила Юнха.

– Я слежу за тобой, – помедлив, произнёс он.

Она тихонько засмеялась, сделав вид, что это шутка. Но, честно говоря, он мог за ней следить. Каким-то образом, который пока не был ей известен.

– И это вы послали грозу?

– Нет, – серьёзно ответил он. – Но я здесь, потому что гроза пришла. Мне не всё равно.

– Разве она уже не миновала?

– Не думаю, – он посмотрел на почти тёмное небо. И снова качнул головой:

– Нет, – тихо произнёс Ок Мун, – ещё нет.

Он вновь к чему-то прислушивался, отдаляясь и будто исчезая из текущего момента. Поэтому, чтобы привлечь его внимание, Юнха сказала:

– Сегодня я встречалась с тем, кого видеть не хочу. Как будто… забыла, почему не хочу.

– Зачем?

– Из-за рисоварки. Моя сгорела, и почему-то… Не знаю, – Юнха поёжилась, – не знаю, почему после этого я как будто провалилась в прошлое. И потом он сказал, что давно купил для меня новую.

– Рисоварка – это важно, – в глазах Ок Муна мелькнула усмешка. – Так что, заберёшь её? Сейчас она явно не при тебе.

– Я могу и сама рисоварку купить, – ответила Юнха, криво улыбаясь, – да и варить рис в кастрюльке ещё не разучилась. Знаете, что…

Он поднял брови: ну, что?

– Когда раздался гром и хлынул ливень, и я вдруг пришла в себя, я подумала: вот сейчас появится господин Ок Мун. Но вы не вмешались в этот раз.

– Люди должны преодолевать такие вещи сами, – он сказал это чуть-чуть грустно. – В прошлый раз дело касалось работы, а в этот – твоих отношений с другими.

– Но если вам не всё равно…

– Не всё равно, но и решать за людей я не имею права. Только защищать их в пределах моего служения… моей… – он задумался, – моей компетенции.

Подыскивал слово поновее, поняла Юнха.

– Всё, что вне, для меня непросто, – закончил Ок Мун.

Юнха казалось, что она не беседу ведёт, а ступает по лугу в темноте. Есть звёзды и луна, и кое-что видно, но травы высоки и густы, и нужно идти осторожно, выбирать, куда ставишь ногу. И ещё в темноте не разглядишь толком, чем порос тот луг, что за травы, что за цветы распустятся тут по утру.

Но сейчас Ок Мун говорил с ней так, будто в глубине души она всё понимала. И Юнха не хотела упускать этот момент.

– Для меня такая защита непривычна, – произнесла Юнха, и слова вышли из неё с трудом, они были настолько колючие, что поцарапали ей горло.

– У тебя есть друзья, – возразил Ок Мун. – Твоя связь с подругой очень глубока.

– Да, это правда, – признала Юнха, чувствуя, что слёзы наворачиваются на глаза. – Чиён и Санъмин-оппа – без них я была бы сломанным ураганом деревом. Но есть что-то, что мне никак не утолить. Может быть, в детстве я не чувствовала себя под защитой? Никто не виноват в этом, нет, никто, – поспешила добавить она, – я никогда никого не винила! Но дрожь поселилась во мне тогда, и убеждённость, что одной защитить себя легче.

– Что случилось с твоими родителями?

– А вы не знаете? – искренне удивилась она.

– Нет, – он улыбнулся. – Я отнюдь не всеведущ.

– Мама заболела, когда мне было четырнадцать. Она болела и до этого, растила меня одна, и иногда несколько дней она просто лежала, забывшись тяжёлым сном, и тогда обо мне заботились родители Ким Санъмина. Но в тот год её болезнь стала другой. С тех пор мама редко покидала больницы, и я жила с дальними родственниками… – Юнха запнулась. – Это было не лучшее время.

Говорить о дяде и его семье она не хотела.

– Четыре года прошло, и я сбежала от них.

– Это не могло быть просто.

– Нет, не было, – признала Юнха. – Иногда я оглядываюсь и не понимаю, как мне в самом деле удалось. Я жила в общежитии, у меня были две подработки и учёба, и только когда я поступила в университет, стало немного легче. Немного. А потом я встретила…

Она остановилась.

– Того, кто мог бы позаботиться о тебе, – закончил за неё Ок Мун. – А что с твоим отцом? Знаешь про него что-нибудь?

– Мама говорила о нём, но мало. Потому что сама мало знала. Это были сказки.

– Сказки?

– Да, она рассказывала мне сказки, – Юнха улыбнулась, с нежностью вспоминая те моменты. – Она заботилась, чтобы маленький ребёнок мог понять случившееся. Она не держала зла на моего отца, и выходило, что он просто не знал, что я появилась на свет. Видимо, так и было. Он был приезжим, они расстались, когда он снова уехал, и мама всегда знала, что он не задержится в городе. Она знала, на что шла, так я поняла это. И в её сказках… что ж… когда я была маленькой, думала, что мой отец умел творить волшебство. Очевидно, речь шла о том, какую любовь он смог вызвать в мамином сердце…

Юнха замолчала.

Они стояли уже под совершенно тёмным небом, затянутым тучами. Дождь давно прекратился, но тучи не разошлись. Свет фонарей лежал справа и слева от Юнха и Ок Муна, и они случайно оказались ровно на границе между двумя кругами.

– Я лишился матери подростком, – тихо произнёс Ок Мун.

– Что с ней случилось? – спросила Юнха. – Если вы можете об этом говорить…