Текст книги "Сердце Ёксамдона (СИ)"

Автор книги: Ольга Толстова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Она уже создала карту с отметками: адреса, где сейчас «протоколы о столкновениях» нарастали лавиной, прежние и новые дома уехавших жильцов, кольцо собственности «Доходных домов Чонъчжин». От рабочего дня оставалось ещё достаточно, чтобы попытаться отыскать кого-то из бывших жильцов. Вероятно, в этот время дня они и сами на работе, но Юнха не смогла бы сейчас просто вернуться домой, сесть у окна и смотреть на рекламную улыбку Ким Сечжонъ.

Лучше сделать хоть что-то, пусть даже результат окажется нулевым.

Юнха выбрала на карте три адреса, расположенные достаточно близко друг к другу. Чаще Ок Мун переселял людей ещё южнее, ещё дальше от реки. Иногда на запад от Ёксамдона. Никто не покинул Канънам, возможно, люди хотели остаться в более-менее привычных местах.

По счастью, в этот раз нашёлся прямой автобус до одного из адресов, поездка на метро превратилась бы в кружение по пересадкам. Юнха развернулась, обошла здание и двинулась на юг, пройдя вдоль длиннющего COEX’а и миновав увековеченное в металле скрещение рук в «стиле Канънама». Несмотря на то, что на самой песне уже наросла седая борода, какие-то туристы радостно фотографировались перед скульптурой, подражая танцу из клипа. Юнха улыбалась каждый раз, когда видела такое, и даже теперь её настроение немного улучшилось.

Первый адрес был белоснежным жилым комплексом ещё старого образца – с наружными лестницами и коридорами, тянущимися вдоль всего этажа. Юнха вылезла из набитого даже в обеденное время автобуса, обошла двухэтажный кубик полицейского отделения и вступила в дворы, где многоэтажные корпуса перемежались с привычными для более северных кварталов четырёхэтажками.

Почему-то после сердца Ёксамдона, где ничто не мешало небу смотреть вниз на людей, здешние дома показались Юнха мрачными. Или это было просто предубеждение? Попытка обязательно отыскать что-то, указывающее на вину Ок Муна?

Нет, подумала Юнха, я бы предпочла отыскать что-то его обеляющее… и споткнулась на ровном месте.

Какой-то голос в голове, зло и весело засмеялся: «Даже мысли об Ок Муне сбивают тебя теперь с толку, Юнха, ай-яй-яй!»

Юнха отыскала нужную квартиру и едва успела постучать, как глухой старческий голос ответил:

– Иду, иду!

В семье, переехавшей сюда, были вечно ссорившиеся мать и отец, бабушка и двое внуков-погодков. Так говорил реестр «Чонъчжин».

Открывшая Юнха дверь женщина, конечно, была той самой бабушкой – крошечной, очень старенькой, но всё ещё готовой закормить случайную гостью всем, что найдётся в доме, – а одних закусок нашлось весь стол заставить. Юнха не посмела отказаться.

Она сказала правду: что работает на господина Ок Муна и проверяет как дела у жильцов, которые раньше снимали у него дома.

Бабушка не удивилась ни капли, а вместо этого завела разговор с середины – будто Юнха, благодаря своей должности, в курсе всего, что было:

– Так-то понятно, – говорила бабушка, – что Мун послал тебя, девушка, проверить, как у нас дела, были-то они вон как плохо!

Она называла господина домовладельца по имени, как ещё одного внука, и очевидно не то что претензий к нему не имела, но относилась с большой симпатией.

Бабушка снова перечисляла беды, свалившиеся на их семью в старом доме; будто проклял нас кто-то, говорила она (совсем как в рассказах Чиён), но не обвиняла в этом домовладельца, наоборот: хвалила, что всегда помочь пытался и приходил тут же, как позовут. Потом, без всякого перехода, бабушка принялась нахваливать Ок Муна уже не как домовладельца, а как перспективного жениха, чуть ли не подмигивая Юнха и, в конце концов, вогнав ту в краску. А затем – нахваливать уже этот новый дом: с виду неуютный и какой-то холодный, но как же, на самом деле, легче дышать в нём стало, когда их замученная семья сюда въехала…

Вырвавшись из рук гостеприимной бабушки, Юнха, чувствуя тяжесть в набитом желудке и грустно от того вздыхая, побрела к следующему адресу. Располагался он на той же улице, только сильно южнее, и Юнха хорошенько разглядела округ.

Строился он на десятилетие позже, чем Ёксамдонъ, и действительно не имел того же малоэтажного уюта с крошечными, пусть временами и неряшливыми, заведениями, велосипедами, выстроенными в рядок вдоль стен домов, и, да, даже вывешенным за окном мясом. Тут улицы были шире, дворы огромными, а от проезжей части их заслоняли ряды деревьев. Вот чего в Ёксамдоне и впрямь не хватало, так это зелени, негде было деревьям расти на узких улицах.

По второму адресу, в шестнадцатиэтажке с огромным числом «10» на боку, Юнха никто не открыл. Но комплекс выглядел ухоженным и благополучным, и это её успокоило. Она вышла обратно на улицу, задрала голову и снова посмотрела на бок дома.

Мысли были такими же тяжёлыми, как ворочающаяся в желудке еда, но всё же Юнха чувствовала, как медленно в них надежда подвигает в сторону мрачные предчувствия.

В этой счастливой десятке на боковом фасаде высокого дома можно было увидеть доброе предзнаменование. Ок Мун... о, духи! Она остановилась и обняла себя руками, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих.

Она бы очень хотела, чтобы Ок Мун оказался самым обычным домовладельцем, а никаким не демоническим. Потому что за недолгое время работы с ним Юнха начала считать Ок Муна… хорошим.

Если бы оказалось, что он совершает ужасные поступки, что издевается над жильцами, Юнха точно была бы разочарована. Не так много хороших людей попадалось ей на пути.

Она всё смотрела на десятку, пока слёзы не выступили на глаза от бьющего из-за дома солнца.

Люди, живущие по третьему адресу, в списке были прямо перед госпожой Пэк, владелицей продуктового на месте будущего офистеля. Они съехали из соседнего с продуктовым дома, и тоже явно не были счастливы: в их «протоколах» чаще всего были взаимные жалобы на соседей. На музыку, шум, запах, соседских детей, соседскую собаку – на это жаловались сами съехавшие жильцы. Соседи же заявляли, что у тех всегда гудит по часам колокол и что ходят к ним личности самого сомнительного вида.

А съехавшие жильцы оправдывались, что это всё их друзья.

Судя по комментариям Ок Муна, друзья были из какой-то религиозной секты.

Помня об этом, Юнха колебалась, а стоит ли общаться с бывшими жильцами. Отнекиваться от настойчивых приглашений посетить их молельный круг или что-то ещё – кому такого захочется? К тому же день был жаркий, без дождя, на небе вообще ни облачка, и она уже устала от жары.

И всё же решила довести намеченное до конца.

Уже близился вечер, когда она добралась до третьего адреса, в третьем жилом комплексе, где у домов балконы были похожи на очки из старого киберпанка. Или из начала 2000-х – прямоугольные, монолитные и зеркальные. Юнха очень смутно такие помнила.

Она позвонила в квартиру, ей никто не ответил, и она уже было вздохнула с облегчением. Но женщина, подошедшая за это время к подъезду, глянула на экран домофона и спросила Юнха подозрительно:

– Кто вы и зачем вы нам звоните?

Юнха растерялась. У женщины было такое же усталое лицо, как у господина Ли, и взгляд человека, который слишком многое и слишком долго терпел. Женщина не доверилась бы так просто незнакомке, и Юнха вмиг поняла, что здесь её ждёт неудача.

И всё же назвала «Чонъчжин», своё имя и имя мужа этой женщины, который и был до недавнего времени арендатором Ок Муна.

Женщина нисколько не сбавила подозрительности, но всё же согласилась поговорить – вот здесь, не заходя в дом.

На вопросы Юнха о том, всё ли у хорошо, женщина отвечала кратко и неохотно. И Юнха оставалось только поблагодарить её, поклониться и отправиться восвояси, как вдруг, в последний момент, собеседница остановила её.

В лице этой уставшей от жизни женщины что-то будто треснуло – как расходятся на миг тучи и проясняется небо, и она сказала, очень неохотно, но всё же спокойно:

– Передайте господину домовладельцу… – она вздохнула. – Передайте тому человеку, что он был прав, а я нет. Нам здесь лучше, как он и говорил. И в бедах наших, конечно, он виноват не был. Передайте, что я приношу извинения за сказанное. Ну… Ну и всё, – заключила она, снова принимая неприступный вид.

Юнха закивала: мол, обязательно передаст, отступила и пошла прочь, стараясь не бежать.

Только покинув дворы комплекса она поняла, что на сердце ей стало легко.

«Слава духам, – подумала Юнха, – кажется, он жильцам не вредил».

Она не узнала ничего толком, всё равно непонятно, что же делает Ок Мун и зачем, зачем ему странная база данных и вся эта гора бумаг и что же такого особенного в Ёксамдоне. Но оказалось, для Юнха важнее всего было убедиться: людям он не вредит. Что бы он ни делал, ведёт это к добру.

По дороге домой Юнха поняла, что может, сделав небольшой крюк, посмотреть на дом, из которого одни проблемные жильцы съехали больше года назад. Дом тот был как дом, кирпичный, в привычные для Ёксамдона три этажа. Перед ним женщина мела улицу неудобной на вид и явно самодельной метлой. На её ручку были повязаны красная, синяя и жёлтая ленты, а на них болтались крошечные бубенчики. Юнха решила, что заходить в этот дом отчего-то не хочет.

Поёжившись – хотя было по-прежнему жарко, она направилась в свою жестяную мансарду.

Ким Сечжонъ подмигнула ей снизу от магазинчика, пока Юнха пила чай, глядя в окно. Всё это вовсе не конец «расследования», сказала Ким Сечжонъ на щитёнке, тоже попивая напиток – с «традиционным корейским вкусом». Нет, ответила Юнха, но теперь мне просто интересно, что всё это значит. Интересно, но уже не страшно.

Она написала Чиён о том, что узнала про Ок Муна, будто доказывая подруге, что, конечно, никакой он не демон из ада, хотя Чиён и сама говорила то же самое. Поколебавшись, она написала и про Китхэ. Хотя прошло уже две недели со слов «давай расстанемся», Юнха ещё ничего не рассказывала Чиён.

Едва сообщение пометилось прочитанным, Чиён тут же позвонила.

– Боже мой, ты же не шутишь? – спросила она. – Ты честно-честно его бросила?

– Да, – немного недоумённо ответила Юнха.

– Наконец-то! – Чиён произнесла это с таким жаром, что Юнха засмеялась. И впрямь: наконец-то.

Кажется, даже Ким Сечжонъ была за неё рада.

Офис «Доходных домов «Чонъчжин» творил с ней странные вещи, признала Юнха, когда на следующее утро, едва переступив порог комнаты со шкафами, почувствовала нестерпимый ментальный зуд: «протоколы» звали её тоненькими, но соблазнительными голосками, как толпа крошечных, очень прекрасных и очень опасных сирен.

Она уже и сама не знала, что ею двигало, – любопытство, подозрения или вспыхнувшее безумие. Ну и, конечно, необходимость закончить работу – или закончить хотя бы половину от неё. Шкафы смотрели на Юнха жадно, а бумаги в них стали чем-то вроде чёрного, как последняя ночь, маяка, что заманивает корабли на скалы. Она продолжала заполнять не только базу данных, но и пометки на картах, и в какой-то момент – то ли в обед, то ли позже, когда тело напомнило о времени сжавшимся в комок и ноющим желудком, Юнха подняла глаза от бумаг и увидела Ок Муна. Он смотрел на неё без подозрений, без вопросов во взгляде, лишь с пристальным, холодным вниманием, и тогда Юнха поняла наконец: он с самого начала знал, чем она занимается. Знал, чем закончится её работа с бумагами «Чонъчжин».

Это понимание мелькнуло и погасло, оно не имело значения, важны были только бездонные шкафы и исторгающееся из них бумажное море.

Юнха пришла в себя под вечер, сильно задержавшись в пустом офисе: конечно, сам его хозяин ушёл вовремя. Или же, скорее, опять помчался на очередное происшествие.

Почему-то в его домах они случались так часто, правда? Слишком часто, но Юнха пока не нашла этому объяснения, хотя знала: оно где-то там, в бумажном море, на самом глубине, на дне, где обитают чернильные кракены.

Она доплелась до дома, упала на постель и уснула без снов.

В субботу она пробудилась от стука в дверь. Ким Санъмин, вымокший под вновь зарядившим мелким дождём, принёс ей завтрак. В пакете стоял контейнер с горячим ещё соллонътханом и две порции риса, а сверху лежали тёплые паровые булочки.

– У тебя самые странные представления о завтраке, оппа, – сказала Юнха, заглянув в пакет.

– В детстве мы так завтракали, – ответил Санъмин. – Бывало такое.

– Да, когда завтраком было то, что осталось с ужина. Это ведь не из заведения с первого этажа? И не из соседнего дома?

Оба эти места Юнха пугали: на вывеске соседнего три страшные куклы сверлили глазами прохожих, будто предупреждая, что есть тут не стоит. На первом этаже вывеска была обычной, зато вид всего остального начисто лишал аппетита.

– С Самсонъро, – усмехнулся Санъмин. – Ешь, не бойся.

Она ушла умываться, и за это время Санъмин разлил суп по чашкам и добавил к завтраку яичный рулет с морковью.

Они ели молча – это тоже было частью воспоминаний о детстве и юности, как и визит Ким Санъмина без предупреждения. Это просто означало, что он хочет сказать что-то важное или же, наоборот, попросить совета. Так что Юнха нужно было просто подождать, когда он будет готов заговорить.

– Знаешь же, что наша компания давно отказалась от… непопулярных проектов? – начал Санъмин, когда чашки опустели. Он, не отдавая себе отчёта, тёр большим пальцем край стола и смотрел не на Юнха, а в окно, на хмурое небо.

Юнха кивнула: «непопулярных» – значит тех, что не оставляли от прошлого не то что камня на камне, а даже воспоминаний. Были в стране места, действительно требующие полной реновации, от трущоб до погибших промзон, но в старых районах Сеула, с которыми чаще всего работала «КР Групп», люди не любили оставаться без воспоминаний.

И компания действительно отказалась от таких проектов лет десять назад. Теперь только мягкие преобразования, сохранение инфраструктуры и, безусловно, упор на «зелёное» строительство, пусть пока это было больше названием. Но не по вине «КР Групп», а потому что таковы нынешние технологии.

– Возможно… – начал Санъмин и замолчал.

По его лицу пробежала тень – от чего-то, что пронеслось за окном. Если бы там росли деревья, Юнха решила бы: качнулись ветви, отбросили теневой узор.

На миг глаза Ким Санъмина потемнели. Сейчас он принимал окончательное решение; ещё можно было повернуть в этой точке, дальше – уже нет. Юнха, зная его много лет, почти читала мысли Санъмина.

– Тот проект офистеля, – медленно заговорил он снова, – будет как раз таким. Непопулярным.

– Как это возможно? – удивилась Юнха. – Да я и видела же проект…

Он кивнул:

– То, что показали тебе и общественности, – не то, что будет построено. Его изменят. Я не уверен, как именно, но уже после начала строительства. Сразу после. И он затронет намного больший участок, чем планируется сейчас. Расширение проекта за счёт домов, которыми ты сейчас занимаешься, – это первый шаг.

– Откуда ты знаешь? – спросила Юнха после паузы.

– Я не должен знать, – согласился Санъмин, – но знаю. Меньше, чем нужно, чтобы что-то сделать с этим. Очевидно, что протолкнут проект с нарушениями, потому что без них – невозможно.

– Поэтому ты просил не копать глубоко?

– Да. Но я…

Он улыбнулся настолько обезоруживающе, что у Юнха кольнуло сердце.

– Ты не остановишься. Я же знаю. Ты уже что-то заметила, только не говоришь мне, что именно. Я хорошо тебя знаю.

Она заметила совсем другое… но кто сказал, что всё это не связано как-то друг с другом? Может быть, и Ок Мун что-то знает про настоящий проект. С навязчивым желанием господина Ока следить за жизнью жильцов – за чем ещё он может следить с той же навязчивостью?

– И… что теперь? – спросила Юнха осторожно.

– Лучше помочь тебе, чем пытаться остановить. К тому же то, что они делают… Это не первый раз, когда я узнаю о… некоторых вещах. Например, была история с Кюрйонъ… и ещё не закончилась…

Юнха сразу не смогла припомнить, о чём речь, но главное: она увидела, насколько тяжело Санъмину было признаться. В её глазах он всегда хотел оставаться хорошим человеком.

– Что-то было слухами, что-то я узнавал так же случайно, как и сейчас. Чтобы изменить хоть что-то, придётся узнать больше…

– Оппа! – она действительно испугалась его слов. – Ты правда хочешь сражаться с «КР Групп»? О чём ты говоришь?!

– А ты не хочешь?

Юнха замолчала. Он что-то придумал про неё и сам поверил, зачем он это говорит и делает? Неужели думает, что так понравится ей? Нет, глупости, Санъмин… слишком умный для этого.

То, что он узнавал в течение многих лет, не давало ему спокойно спать, поняла Юнха. Всегда было так, что он говорил о работе и вдруг осекался. И замыкался в себе на минуту-другую.

– Это мучает меня, Юнха, – Санъмин подтвердил её догадки. – Просто настало время, когда я дальше не могу терпеть. Так уж совпало, что именно сейчас и с «твоим» проектом. Ладно… Я ещё ничего не решил.

Он ей соврал, Юнха хорошо это видела. Всё он уже решил, и даже отговаривать его бесполезно.

Конечно, она попытается, но лучше не сегодня, когда он в таком настроении.

– Как твоя мама? – спросил Санъмин.

– Мама… – Юнха запнулась от неожиданной смены темы. – Она… Ну, хуже ей не становится…

Это была не совсем правда. Становилось хуже, а лучше уже не будет. От её мамы давно осталась одна тень. Высохшая, не по возрасту морщинистая женщина, едва способная произнести пару слов, как силы её заканчивались.

– Я давно её не видел. Можно, я навещу её с тобой? Не сегодня, но, может быть, в следующие выходные?

– Хорошо, оппа. В следующие выходные, – кивнула Юнха.

Сама она отправилась к маме через несколько часов. Мама обрадовалась, услышав, что Санъмин хочет её навестить. Она всё ещё надеялась, что однажды он и Юнха поженятся; хотя все эти годы надежды оставались напрасны, мама не сдавалась.

Когда Юнха вышла из ворот стационара, ей позвонил Ок Мун.

Обычно он писал сообщения и звонил всего дважды, из-за госпожи Пэк и из-за начальника Кима, и Юнха слегка встревожилась.

Но Ок Мун в этот раз звучал спокойно и тепло, как человек, а не гудящая ледяная глыба.

– Как дела, помощница Чо?

– Навещала маму, господин Ок Мун, – вежливо ответила Юнха.

– Ты хорошая дочь, – будто одобрил он. – А скажи, пожалуйста, есть ли у тебя планы на утро понедельника?

– Кроме как поработать с вами? – усмехнулась Юнха. – Никаких.

– Ты прости, что звоню тебе в выходной по рабочим вопросам, но в понедельник утром не сходишь ли ты вместе со мной к жильцам?

– Ко всем? – вырвалось у Юнха.

– Нет, только в один дом. Я пришлю тебе адрес.

– Конечно, господин Ок Мун. Это же моя работа.

В её памяти живо встала картина визита к госпоже Пэк, в её обесточенный продуктовый.

– Хорошо, – ответил Ок Мун. Замолчал, но не прощался и звонок не заканчивал.

– Что-то ещё… – не выдержала Юнха, но он тоже заговорил:

– Прости меня за тот раз.

– Что? – не поняла она.

– За скандал на другой твоей работе. За то, что принял решение за тебя. Пусть даже ты решила бы так же.

«Откуда вы знаете, что так же?» – хотела спросить Юнха, но промолчала. Конечно, он прав, она не собиралась отказываться от работы с ним.

– Когда я увидел тебя в коридоре в тот день, на тебе лица не было. Ты дрожала, будто тебя в ледяную воду окунули и там держали. Мне больно было смотреть на тебя такую.

Юнха потеряла дар речи. Точно нужно было что-то ответить, вот только что?

– Я… – это всё, что она смогла из себя выдавить.

Она расслышала тихий смешок Ок Муна. Потом он сказал:

– До понедельника, помощница Чо.

04. День грозы

Юнха первой пришла к двухэтажном дому на перекрёстке. В Ёксамдоне изредка попадались такие «особняки», как их гордо именовали владельцы: дом на одну семью, кирпичный, в один или два этажа, с двухскатной крышей. На участке обычно хватало места для крошечного садика. В окружение многоквартирных домов и бытовых зданий «особняк» как будто попал из другой карты – из реальности, где города так и остались плоскими.

Через забор в рост человека были видны невысокие тёмно-зелёные разлапистые сосны, их загнутые крючками ветви тихо мокли под мелким дождём.

– Несколько лет назад, – сказал Ок Мун вместо приветствия, – у меня хотели купить этот участок.

Он, по обыкновению, подошёл бесшумно, но в этот раз не напугал Юнха: она уже привыкла к его неожиданным появлениям и перестала вздрагивать и удивляться.

– Но вы отказались продавать, очевидно, – ответила она.

– Угу. Иногда мне удаётся отвертеться.

На этих словах Юнха всё-таки вздрогнула. Он же не передумает продавать два участка, ради которых она утонула в море бумаг?

Ок Мун будто ничего не заметил.

– Хотели построить тут пятиэтажку, вроде этой, – он кивнул на здание на другой стороне улицы. – Белые панели, сплющенные окна. Офисный центр.

– Откуда вы знаете? Вы видели проект?

Он пожал плечами. Глянул на смартфон, зажатый в руке, и невпопад сообщил:

– Сейчас должны начать.

– Начать что?

Но ответ не понадобился: Юнха раньше уже заметила через решётку ворот, что в садике кто-то есть – мелькали тени и были слышны шаги, но теперь к шагам прибавился звук колокольчиков и протяжное пение.

– Поёт про посланника, – заметил Ок Мун, прислушавшись, – ну, конечно.

– Про кого?

– Про того, кто пошёл выяснять на том свете, почему в одной семье все дети умирают.

– И вы это расслышали?

Он грустно усмехнулся:

– Я за годы управления «Чонъчжин» каких только шаманок не видел и чего только от них не слышал.

– И правда, – пробормотала Юнха сама себе. Чего она удивляется? Половина тех, кто жаловался на призраков, наверняка ходили к шаманке, а то и не к одной.

– Обычно она тут появляется на рассвете, – сказал Ок Мун. – Как мне нажаловались. Но до песнопений дело доходит, когда законом уже шуметь разрешено. Чтобы нельзя было пожаловаться администрации.

– И поэтому жаловались только вам, – догадалась Юнха.

Он кивнул.

– Мы зайдём к ним?

– Мы кое-кого ещё ждём.

«Кое-кто» прибыли через пару минут. Первой Юнха увидела Чиён, слишком бодрой походкой для этого часа шагающую сюда со стороны Соллынъро, видимо, от остановки автобуса.

За ней, походкой намного менее бодрой, даже унылой, плёлся очень молодой и очень худой человек, тоскливо озирающийся по сторонам.

– Я не знал, что пришлют именно Хан Чиён, – вполголоса сказал Ок Мун, как будто Чиён уже могла его расслышать. – Но это хорошо.

– Почему?

– Твоя подруга ответственная, насколько я успел заметить.

– Вы всего один раз её видели.

– Вполне достаточно. Тебя я тоже решил нанять, один раз на тебя посмотрев.

«Духи, вот это комплимент!» – мысленно простонала Юнха, а вслух ответила смиренно:

– Как скажете, господин Ок.

Он бросил на неё недовольный взгляд, но сотрудники администрации уже подходили к дому, так что Ок Мун сделал пару шагов к ним навстречу, чтобы поздороваться.

После, познакомившись со стажёром Ли, которого Чиён привела с собой, Ок Мун нажал на кнопку домофона на воротах.

– Ты здесь из-за шума? – тихо спросила Юнха, пока они все ждали ответа.

Чиён мрачно качнула головой.

– Но вот стажёр Ли, из соседнего отдела, как раз по этому поводу, – добавила она.

На звонок никто не отвечал, сколько Ок Мун ни жал на кнопку.

– Может быть, стоило прийти чуть пораньше? – осторожно поинтересовалась Юнха. – Пока они не начали петь?

– Мне тоже кажется, что они просто не слышат звонка, – согласилась Чиён.

– Не могу же я вызывать сотрудников сюда в шесть утра, – проворчал Ок Мун. – Своих и администрации.

Он оставил домофон в покое, подумал, достал из рюкзака планшет для бумаг и резко провёл им по прутьям ворот.

Металлический зажим на планшете отлично сыграл роль молоточка. Решётка издала звук раздражённого мелофона, так что поющая в саду женщина запнулась на полуслове. Колокольчики-бубенчики ещё продолжали звенеть, и перебивая их, Ок Мун громко произнёс:

– Доброе утро, господин Чхве, госпожа Чонъ, это ваш домовладелец!

Звон смолк.

Вскоре из-за угла дома показалась одетая в серый ханбок женщина лет пятидесяти, прижимающая руки к животу.

Дойдя до ворот, она слегка поклонилась и заговорила:

– Доброго утра, господин Ок. Если вы по поводу аренды, то мы вчера заплатили, возможно, деньги не дошли пока…

– Госпожа Чонъ, вы знаете, что я по другому поводу.

Юнха услышала в его голосе первые признаки грядущей стужи. Чиён будто тоже что-то заметила: бросила на Ок Муна быстрый, но внимательный взгляд. Стажёр Ли, прячущийся за их спинами, только вздыхал – и вздохи были похожи на подавленные зевки.

По лицу госпожи Чонъ скользнула тень от качнувшейся ветви.

– Мы не шумим по ночам, – недовольно ответила госпожа Чонъ.

– Госпожа Чонъ, доброго утра вам! – затараторила Чиён, делая крошечный шажок вперёд – для нормального не было достаточно места. – Меня зовут Хан Чиён, я сотрудница районной администрации, а это мой коллега, стажёр Ли, – Чиён не сделала даже попытки указать на стажёра, она говорила без пауз и, как будто даже не моргая, смотрела госпоже Чонъ в глаза. – Жалоб поступило слишком много, ваши соседи говорят, что шум за пределами разрешённого даже для дня, так что мы должно провести измерения, если вы откажетесь, по закону мы должны вернуться с офицерами полиции, мы вас надолго не задержим, вы можете продолжать кут, а мы как раз замерим уровень его шума.

Оттараторив всё это, Чиён так и не отвела взгляда. Госпожа Чонъ явно опешила от её напора и немного растерялась. Возражения, коли такие могли быть, в голову ей не приходили.

Наконец, она выдавила:

– Хорошо. – И открыла ворота.

Чиён вырвалась вперёд, проскользнув за ворота, едва образовалась достаточная щель. Юнха вошла следом, вместе с Ок Муном, стажёр Ли всё так же плёлся позади.

В садике поместился едва ли десяток небольших деревьев. Между ними был разбит аккуратный газон с двумя узкими дорожками. На траве был размещён маленький столик с подношениями, уже заветревшимися, видимо, лежали там с рассвета. На дорожке рядом с алтарём стояла шаманка – довольно молодая, наверное, ровесница Юнха и Чиён, с узким лицом и небольшими глазами, в которых легко можно было прочесть недовольство.

Погремушка в опущенной руке заметно подёргивалась, будто шаманке не терпелось продолжить кут.

У стены дома стоял мужчина того же возраста, что и госпожа Чонъ, видимо, её муж, господин Чхве. Одетый тоже в ханбок, он равнодушно глядел на людей, но крепко держался за спинку поставленного рядом плетённого кресла, будто охраняя его. В кресле, укатанным в плед, лежал человек.

Ок Мун оглядел садик и обратился к шаманке холодно:

– Могли бы постараться получше.

Юнха видела, как Чиён кивнула его словам, глядя на шаманку с лёгким презрением: мол, шарлатанка.

Даже на взгляд Юнха ритуал был обставлен без искры. Но, какая разница, он в любом случае не поможет?

Она уже достаточно хорошо разглядела шаманку: ничего интересного, обычная врушка, наверное, даже не смогла придумать для своей легенды ничего получше одержимости духом чосонского чиновника.

Юнха повернулась к дому, её взгляд метался туда-сюда, выхватывая детали: стена и видимый край черепицы в чёрных полосах, дом давно не мыли, но окна вроде чистые, изнутри закрыты бумажными шторами, кроме одного, узкого, на втором этаже, где через коричневое стекло пробивается непогашенный свет. А на стекле длинные вертикальные полосы, тут и там, тут и там. И трещинка в центре.

Она чувствовала спиной движение ветвей деревьев, приглушённо звучали шаги и речь, слух Юнха будто наполовину отключился, она не разбирала слов и не обращала внимания на движение их рисунка. Возможно, за её спиной разгорался спор.

Она бросила взгляд на господина Чхве: у них с женой одной выражение на двоих. Скорби, которая не может воплотиться. Когда горю даёшь выход, оно убывает с каждым днём; прилипает чёрной лентой к прожитым дням, но при этом и тратится: сколько ни виться той ленте, а конец у неё найдётся.

А если ленту не разматывать, так она и держится тяжёлым клубком внутри, человек носит её в себе, будто бремя, от которого не разрешиться. А в этих людях скорбь даже не созрела, она ждёт – ждёт, когда придёт её час.

Господин Чхве смотрел на Юнха в ответ безразлично, пальцы его только сильнее вцепились в прутья кресла – до белизны.

Юнха заметила, что стоит совсем близко к ним – к господину Чхве и кокону в кресле, который почти не напоминал человека. Мог бы быть чем и кем угодно, если бы всё же не торчащая из него голова.

У неё было сморщенное лицо без возраста, но довольно небольшое. Голова была прикрыта вязаной шапочкой, из-под неё выбивались тусклые чёрные волосы. Глаза были опушены удивительно густыми ресницами, но сами казались будто припорошёнными снежной крупой. Бледные зрачки не двигались, взгляд ни на чём не фокусировался.

Кокон сам по себе тоже был не очень большим, внутри него иногда рождалось и медленно гасло движение, возможно, человек пытался шевелить руками. На пледе тут и там цвели желтоватые пятна.

Юнха сделал ещё шажок вперёд, наклонилась и уловила запах. Не грязи, затхлости или мочи, как можно было ожидать, а трав.

– Не трогайте, – предупредил господин Чхве, без угрозы, просто для порядка. Но Юнха и не собиралась.

Краем уха она снова стала улавливать голоса в саду и неожиданно для себя на что-то среагировала:

– Здесь нет пинъи! – произнесла она, выпрямляясь.

Собственный голос прозвучал громко и резко, как птичий крик.

– А я говорю, что есть! – в сердцах ответил ей женский голос.

Юнха обернулась: все почему-то замерли, а шаманка смотрела на неё с откровенной злобой. Потом вдруг заморгала удивлённо, повернула немного голову, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала.

Только замотала головой.

– Уходите, пожалуйста! – взмолилась госпожа Чонъ. Её ладони были сложены вместе на уровне груди, но уже не двигались.

– Изгонять несуществующих призраков – вредно для дара, – ледяным голосом произнёс Ок Мун. Вряд ли ему требовалось подтверждение Юнха, чтобы прийти к такому выводу, так чего же он ждал её реплики, чтобы сказать это?

Шаманка зашипела на него и ответила нараспев:

– Пинъи бродяги, бродяжки, дрянной девчонки, что умерла у реки, что они принесли в дом, что она нашла на берегу, заколку, расчёску, платок, плевок, брелок, серёжку, одёжку, шнурок, кольцо, монету, добра с этого нету, дух в ней, она убежит, он уйдёт, она останется!

Шаманка вперила в кокон с человеческой головой указательный палец.

– Впервые вижу такую упорную и бездарную мошенницу, – произнесла Чиён, и холода в её голосе тоже было порядком, с господина Ока взяла пример.

В ответ шаманка запела и затрясла погремушкой.

– Стажёр Ли, продолжайте замеры! – громко напомнила Чиён коллеге. Тот вздрогнул и вперился в экран смартфона.

– Что ты скажешь? – обратился Ок Мун к Юнха. Его голосу, казалось, шум помехой не был. – Чего они хотят?

– Чтобы она навсегда осталась здесь.

– Она больна?

– Нет. Они сделали её больной.

Юнха отвечала не задумываясь.