Текст книги "Сердце Ёксамдона (СИ)"

Автор книги: Ольга Толстова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Странные?

– Ну… – Чиён замялась. – Даже не совсем на него. Скорее, на жизнь в его домах. Или всё же на него? Сложно сказать.

– Почему? – настаивала Юнха, мрачнее всё больше.

Санъмин почувствовал её настроение и осторожно положил ей руку на плечо. Юнха вздрогнула, но тут Чиён наконец-то стала объяснять толком:

– За несколько лет было несколько случаев, которые у нас регистрировались из-за… из-за подозрений на домашнее насилие или издевательства. Из-за слишком серьёзных конфликтов с соседями. И всегда там были обвинения в адрес то ли дома, то ли его владельца. Кто-то даже жаловался на присутствие духов или одержимость. Конечно, это глупости, – поспешила она добавить, – суеверия. Люди ищут объяснения несчастьям. Но знаешь, они ведь потом съезжали. Некоторые – с нарушением договора.

– В смысле?

– Они наносили вред квартире. Ловя призраков, – вздохнула Чиён. – Или слишком сильно выясняя отношения. И домовладелец оставлял часть чонсе себе, разумеется.

– И повышал его или арендную плату для новых жильцов? – подал голос Санъмин.

– Ну, знаешь, – ответила Чиён более уверенно, – плата всегда растёт, это-то совсем не удивительно.

– Так и есть, – пробормотала Юнха.

– В общем, за ним ходят слухи о проклятьях, – подвела итог Чиён. – Я не стала тебе говорить, потому что это глупости. И потом, я видела его в тот раз мельком, совсем не похож на демона. Или токкэби.

Она тихо засмеялась. Юнха мысленно согласилась с ней: Ок Мун походил скорее на актёра, притворяющегося скромным домовладельцем.

Хотя он должен быть очень обеспеченным человеком, если не сказать «богатым», но, тем не менее, образ жизни у него самый обычный. И совсем не кажется, что он стал бы выживать арендаторов ради лишней тысячи вон.

– Я тоже… – начал Санъмин, Юнха резко обернулась к нему, и его рука наконец-то сползла с её плеча. Только теперь Юнха поняла, что всё это время он прикасался к ней, и машинально чуть-чуть отодвинулась.

– Хотел кое-что сказать тебе в таком случае, – продолжил Санъмин. – Это тоже, скорей всего, ерунда, и не касается того человека прямо. Просто…

Он подыскивал слова. Юнха чувствовала, что Чиён рядом с ней затаила дыхание, да и сама ждала с возрастающей тревогой, что скажет Санъмин.

– Есть… признаки, – ему было явно трудно говорить так, чтобы не выдать что-то большее, что-то, о чём рассказывать он не имел права или не хотел, не будучи уверенным. Юнха слишком хорошо и давно его знала, чтобы не почувствовать сомнений Санъмина. – Что проект, который его касается, тот офистель, сложнее… Сложнее, чем кажется на первый взгляд. Поэтому… будь осторожнее, не влезай слишком глубоко. Не выходи за рамки того, что тебе поручили прямо.

Он замолчал. По факту, Санъмин не рассказал почти ничего, но именно поэтому Юнха ощутила холодок в животе.

– Они будут давить на него? – спросила Чиён, которую любая несправедливость раздражала ещё больше, чем Юнха.

– Я не знаю, – ответил Санъмин. – Лучше не строить предположений. И не говорить об этом лишний раз.

Его лицо будто осунулось. То, что он знал или о чём подозревал, должно быть, оказалось очень неприятным.

– Хорошо, оппа, – согласилась Юнха. – Не полезу ни во что странное.

Она не считала это обещанием, потому что сдержать бы его не смогла. Список не просто не шёл у неё из головы. По дороге домой она придумала, что есть связь между списком на выселение и «сложностью» банального проекта по строительству офистеля. Что, если Ок Мун что-то откуда-то знал? Например, мог предположить, что «последняя цена» за два его здания окажется выше рыночной? Мог бы он выживать своих арендаторов заранее, чтобы получить и часть средств, предназначенных для компенсации им? Пустые здания вырастут в цене ещё больше: меньше мороки, снижение временных затрат. Может быть, он выжил владелицу закрывшейся парикмахерской, планирует выгнать крикунью из продуктового? Может быть, он планировал выселить и госпожу Ким?

Внутри Юнха клокотала та же злость, что заставила её дать отпор крикливой госпоже Пэк. Та же, что подталкивала в детстве драться, заступаясь за обиженных.

Если честно, Юнха уже давненько её не чувствовала. Подмятая взрослой жизнью, злость ютилась в тёмном углу. Но теперь…

Теперь что-то вернуло её к жизни.

Утренняя прогулка по наливающимся духотой улицам уже второй день подряд проходила для Юнха под знаменем размышлений, от которых отдавало паранойей. Юнха сама это понимала – ну, та часть её, по крайней мере, что не желала так просто сдаваться и тонуть в пучине безумия. Эта часть думала, что есть лишь одна настоящая причина, почему Юнха пытается найти в жизни Ок Муна что-то подозрительное и даже предосудительное: господин домовладелец раздражает её. Только он умел появляться ниоткуда, внезапно заглядывая через плечо. Так же тихо исчезать – и пусть Юнха занята разбором его дурацких педантских записок, она никогда не погружалась ни во что настолько, чтобы терять связь с реальностью. Кусочек её сознания всегда как будто был настороже и отмечал то, что происходило вокруг. Себе самой она иногда напоминала кошку, и в дремоте способную почуять опасность.

А вот Ок Мун даже сумел унести и куда-то убрать первую коробку с отвергнутыми записями так, что Юнха не обратила на это внимания. И теперь она очень хотела в ту коробку заглянуть.

И ещё сам список. Во-первых, он написан другой рукой. Во-вторых, небрежный во всём, кроме своих записей, Ок Мун вряд ли бы засунул этот листок куда-то в папки и забыл о нём. Да, «протоколы о столкновениях» были перемешаны между собой, но в папках были только они, больше ничего, и список на выселение выглядел чужеродной деталью. Если так, то кто-то другой выписал имена жильцов и спрятал листок от глаз самого домовладельца.

Кто это был и что с ним стало?

Юнха поёжилась, а потом, ни с того, ни с сего, случайно наступила в лужу. Вот опять, расстроенно подумала она: стоило задуматься о странном и раздражающем Ок Муне, как она чуть ли не впервые в жизни перестала смотреть под ноги.

К тому же лужа натекла почти у самого дома Ок Муна, как будто его зловредное влияние просачивалось сквозь стены офиса и квартиры и расползалось по улице, как вечерний свет из окон.

Мог ли оставить список выселенных жильцов пропавший помощник?

Мысль оказалась холоднее и противнее, чем вода в луже.

Всё, что Юнха может сейчас, – последовать совету Санъмина: не влезать слишком глубоко. Лужа может оказаться и бездонной.

Решение «не влезать», правда, продержалась не больше четверти часа. Потом, едва войдя в офис и поздоровавшись с Юнха, домовладелец получил какой-то звонок и, прошептав ругательство сквозь зубы, снова убежал. И тогда Юнха, будто кто-то её подзуживал, бросилась в соседнюю комнату к несгораемым шкафам.

Раньше Юнха туда не заходила, хотя содержимое шкафов иногда вызывало у неё слабое любопытство.

Сейчас она быстро огляделась: металлические шкафы выстроились по трём стенам, оставляя свободным только окно, со всегда опущенными, но приоткрытыми жалюзи. Четвёртая стена – с дверью – оставалась совершенно свободной, её украшенные стилизованными цветами фасоли обои давно выцвели.

Больше тут не было ничего, включая пропавшую коробку с записями, которую Юнха всё же надеялась найти.

Она подступила к ближайшему шкафу… Он был не заперт, дверцы открылись с радостным, хоть и тихим скрипом. Все полки, от верха до низа, были заставлены коробками с годами на них.

Начиная с конца прошлого века, ещё за год до рождения Юнха.

Она открыла соседний шкаф, слева: здесь даты на коробках были ещё более ранними.

– Ни один человек никогда не разбирал хроники «Чонъчжин», – сказал Ок Мун, разумеется, материализовавшийся за её спиной именно в этот момент.

Юнха вздрогнула всем телом и сама не поняла, что попыталась дальше сделать: то ли отпрыгнуть в сторону, одновременно закрывая шкаф, то ли провалиться сквозь землю от стыда за чрезмерное любопытство. Но в итоге начала падать вбок и назад, и потом каким-то образом оказалось, что она замерла, накренившись как поломанное ветром дерево, а Ок Мун, крепко обхватив её за талию, удерживает Юнха от падения.

Что-то настолько нелепое и затасканное мелодрамами случилось с ней тоже впервые в жизни.

Она тут же выпрямилась, и пряча лицо, мгновенное вспыхнувшее, и чтобы не видеть широкой и откровенно глумливой ухмылки Ок Муна.

– Не беспокойтесь, эти шкафы вас так и так ждали, госпожа Чо Юнха, – почти любезно заговорил он, не переставая ухмыляться. – Поскольку срок вашей командировки не окончен, как и мои размышления, а вот папки в новом шкафу подходят к концу, я собирался попросить вас копнуть поглубже.

От его формулировки сердце Юнха на миг замерло. Он намекает на что-то? Или…

Она перевела дыхание, оправила блузку и решительно повернулась к Ок Муну:

– Стоит ли так долго размышлять над столь простым предложением, господин домовладелец? – чуть с вызовом спросила Юнха.

– Над справедливой ценой за дома, в которых люди проводили своих жизни – уникальные и неповторимые? За воспоминания, которым нет и не может быть цены? Конечно.

Она решила не отвечать на это: серьёзен ли был Ок Мун или же просто придумал отмазку, всё равно её только что обеспокоило другое.

– Срок моей командировки? – переспросила она.

– Да, четыре недели, – небрежно ответил Ок Мун, по своей привычке переключившись мысленно на что-то ещё. Он открыл один из шкафов и уставился внутрь задумчиво, переводя взгляд с коробки на коробку.

– Откуда…

– Мы договорились с вашим начальником Ли, – Ок Мун повернулся к ней с удивлением на лице. – Вам действительно не сказали? Я звонил ему в ваш первый рабочий день. Где-то за полчаса до того, как вы пришли сюда. Должен же был обсудить рабочие условия. Четыре недели, пока я ищу помощника, вы работаете на меня. Потом мы обсуждаем цену до тех пор, пока не придём к соглашению. Я поторгуюсь, но не откажусь от продажи и не буду переходить рамки разумного. Так мы договорились. И… – Ок Мун сделал паузу:

– Тот человек вам ничего об этом не сказал.

Говоря с ней, Ок Мун стоял перед раскрытым шкафом, держась правой рукой за чуть гнутую, серую металлическую дверцу. Другая рука по плечо будто утонула в темноте внутри шкафа. Жёлтые и серые стенки коробок показались Юнха вдруг старым узором на стене ещё более старого дома. И ещё была тень перед ним, смазанная, нечеловеческая, выступающая вперёд всё больше, тень без объекта, что её бы отбрасывал…

Юнха чуть качнулась, и всё встало на свои места. Ок Мун шевельнулся, не дождавшись её ответа, но всё было ясно и так.

– Мне жаль, – сказал он. И больше ничего об этом не добавил. Вместо того, как ни в чём ни бывало, он снова заговорил о содержимом шкафов.

– Папки, которые вы почти разобрали, – это мои записи. А эти… – он указал на коробки в открытом шкафу, – делали предыдущие управляющие «Чонъчжин». Как я говорил, хроники давно не разбирали, и я решил, что пришло время.

– Мне делать с ними то же самое? – спросила Юнха, подходя ближе. Самой свежей датой на коробках тут был 2009-й.

– Да, – ответил Ок Мун, – только та база, что вы создаёте сейчас, касается людей, живущих и живших в этих домах при моём управлении. А всё это должно стать архивом. И чтобы я мог переносить записи из текущих в архивные. Так можно?

– Конечно, – кивнула Юнха, – это сделать несложно.

– Спасибо.

Она посмотрела на него с изумлением.

– Даже если я не говорю об этом, я благодарен вам за работу, – серьёзно сказал Ок Мун.

– Приберегали благодарность для бонуса? – вырвалось у неё само собой.

Ок Мун засмеялся:

– Всё так.

Юнха снова посмотрела в шкаф: там была и пропавшая коробка, на самом верху, на ней было написано «Уехавшие после». После чего?

Ок Мун снова исчез незадолго до обеда, и Юнха заперла офис, вышла из дома и машинально повернула на север. Там была забегаловка на один столик, работавшая почти полностью на вынос. Несмотря на ужасный логотип в виде курицы, составленной из треугольника и трёх четвертей круга, нелепое название «Чхикхинпхыллосы» и очень замызганное фото жареных куриных ног на витрине, курицу готовили там прилично. Юнха узнала это от отчаянья, когда в понедельник вдруг вспомнила: никакой корпоративной столовой у этого офиса нет и быть не может.

Потом она брала обед с собой, но не сегодня.

Юнха уже видела впереди дом с забегаловкой – а был он братом-близнецом того жестяного уродца, в котором она жила сама, ровно с такой же крошечной мансардой вместо четвёртого этажа, только всё же чуть почище – но вдруг остановилась.

Ей пришло в голову, что вместо обеда она может сделать кое-что ещё.

За последний час, пока домовладелец отсутствовал, она залезла в обе коробки с его записями и отыскала адреса тех, кто выехал после лавины бед. Пара домов были недалеко отсюда.

Юнха развернулась и направилась к ближайшему. Через двадцать минут она задумчиво смотрела на дом, который три года назад, согласно записям, немного горел. Нет, ущерб от огня был небольшим и никто, слава духам, не погиб и не пострадал сильно, но пожар стал последней каплей, и после него жильцы из списка как раз и съехали. Горело, конечно же, именно в их квартире. И, согласно приложенной копии отчёта пожарного инспектора, – по их вине.

Теперь дом сверкал всё ещё свежим ремонтом. Кажется – если судить по занавескам, на третьем этаже две квартиры объединили в одну. Наверное, и арендная плата или чонсе подросли.

Соседние дома тоже выглядели подновлёнными, кто-то позаботился облагородить весь квартал. Впрочем… На это Ок Мун точно не смог бы повлиять. Но квартал выглядел так, будто, по какой бы то ни было причине, с тех пор ему стало лучше.

Юнха закусила губу, размышляя. До второго дома было полчаса ходу, она не успеет вернуть до конца обеда. С другой стороны, взволнует ли это в самом деле её временного работодателя?

Она ничего не успела решить, потому что временный работодатель вдруг позвонил ей сам. Как всегда – совершенно неожиданно, даже напугав слегка.

Всё, что он делал, и всё, что было с ним связано, заставало её врасплох. Поморщившись с досадой, она ответила на звонок.

– Мне нужна ваша помощь, – голос Ок Муна звучал очень холодно, но, кажется, не из-за неё. – Приходите как можно скорее в дом у вашей будущей стройплощадки. Туда, где мы познакомились.

– Хорошо… – ответ Юнха прозвучал уже одновременно с гудками.

От места, где она находилась сейчас, до дома, где жила госпожа Ким, идти было даже меньше, чем от офиса, но вряд ли её скорое прибытие удивит Ок Муна, решила Юнха. Терять времени она не собиралась: ей пришло в голову, что что-то снова могло случиться с госпожой Ким.

У дома никого не было, даже редкие прохожие брели только по другой стороне улицы. Через открытые двери бывшей парикмахерской шёл очень неприятный запах, Юнха хорошо почувствовала его, проходя мимо, и отпрянула машинально. Кажется, так могла пахнуть сдохнувшая несколько дней назад крыса.

Юнха сделала ещё несколько шагов вперёд, к продуктовому, и остановилась растерянно. Ок Мун не сказал ей, где именно её ждёт.

Потом в витрину продуктового забарабанили изнутри, и Юнха, вздрогнув, разглядела фигуру домовладельца, молотящего по стеклу. Поняв, что Юнха его видит, он махнул ей рукой, приглашая внутрь.

Через стекло ей показалось, что с лицом Ок Муна что-то не так.

Войдя в продуктовый, она сперва задохнулась: здесь вонь стояла тише, чем в соседнем помещении, но от этого как будто было ещё хуже. Мерзкий, фоновый запах никак не давал забыть о нём, но и не был настолько силён, чтобы хотелось тут же выскочить наружу и продышаться.

Его можно было терпеть, но даже мысль об этом была отвратительна.

Потом в тени, в которую погрузился весь магазинчик, потому что в нём не горела ни одна лампа или витрина, Юнха разглядела Ок Муна и поняла, что́ с ним не так.

За почти неделю их знакомства, Юнха не видела его таким отчуждённым. Он не казался злым или разгневанным, но как будто обратился из человека в каменное изваяние, которое каким-то образом двигалось и говорило. Его голос звучал глухо, будто кто-то медленно волок камень по земле, а тело было так напряжено, что походило на дрожащий под тяжестью сводов деревянный столб.

Наконец Юнха увидела и владелицу магазинчика, сегодня тихую и осунувшуюся. Вся её былая энергия ушла, как вода в песок, и даже принт на одежде казался тусклым и тающим в синей дымке, как лес на горизонте. К госпоже Пэк жался мальчик лет шести или семи, очень печальный и чуть-чуть испуганный.

– Здравствуйте, госпожа Пэк, – произнесла Юнха вполголоса – говорить громко в этой атмосфере не вышло.

– Здравствуйте… – госпожа Пэк явно напрягала память, пытаясь понять, откуда она знает Юнха.

– Это моя помощница, – коротко и холодно сообщил Ок Мун, – если вы не прекратите упрямиться, она вызовет опеку и вашего сына заберут отсюда.

«Правда?» – подумала Юнха, но пока решила ничего не говорить.

– Я не уйду, – тускло ответила госпожа Пэк, но её глаза блеснули ожесточением. – Если уйду, вы меня назад уже не впустите.

– Если останетесь, задохнётесь, и сын вместе с вами, – отрезал Ок Мун.

Юнха согласилась мысленно, что находиться в этом затхлом месте ребёнку не стоит. Да и взрослым тоже.

Она попыталась привлечь внимание Ок Муна, но тот не смотрел на неё, так что в конце концов, Юнха потянула его за рукав.

И тут же испуганно отпустила, не понимая, что это на неё нашло.

Но Ок Мун уже повернулся к ней вопросительно, и она отозвала его в сторону.

– Что происходит? Почему вы угрожаете ей опекой?

– Она не хочет уходить, разве неясно? – он говорил холодно, почти без эмоций, и его взгляд был мало похож на осмысленный взгляд человека, скорее на то, как неумолимо смотрит на всех и вся тёмный «зрачок» оружейного дула. Юнха поёжилась. На неё никогда не наставляли оружие, но наверняка вот так ужасно это и ощущается.

– Тут дышать нечем, зачем ей оставаться? – уточнила Юнха.

– Да, в помещении нет электричества, все холодильники не работают третий день, – ответил Ок Мун. – Что-то сдохло в вентиляции, она общая с соседним помещением. Арендный договор истекает через две недели, и я не буду его продлевать. Я готов компенсировать с коэффициентом уплаченное за эти две недели, если она выедет сейчас. Я уже нашёл для них с сыном временный дом и могу помочь с постоянным. Но она не хочет уезжать. Вы можете сказать мне почему?

– Я?!

Но он уже отвернулся, и объяснений Юнха не получила.

Она огляделась: стеллажи и витрины тут были уже пожившие, на некоторых она увидела полузатёртые каракули, наверное, детские. Бросились в глаза отметки у входной двери с этой стороны – конечно, так мерят рост ребёнка. Под потолком на полке стоял пузатый кувшин – напоминание о Духе большой балки – главном хранителе дома.

Юнха сделала несколько шагов: вон дверь в служебные помещения. Помимо стандартной таблички, на ней наклеен смешной головастый кролик.

– Почему нет электричества? – поинтересовалась она.

– Провод перерезали, – ответил Ок Мун. Юнха прикусила язык: спрашивать, кто перерезал, видимо, не стоит.

– А… – она снова огляделась. – Где её муж? Отец ребёнка?

Что-то дрогнуло в Ок Муне и на миг голос его стал больше похож на человеческий:

– Он умер три года назад. Сын его почти не помнит.

– Здесь?

Ок Мун кивнул.

– Она не уйдёт, – сказала Юнха, – это её дом, она не уйдёт. Если вы только не вытащите её отсюда насильно. Тогда она сядет у дверей и будет кричать о своей беде. Через две недели, когда кончится договор, она не уйдёт тоже.

– Ей здесь плохо.

– Наверное.

– Так вы можете её уговорить?

Юнха медленно качнула головой.

Она смотрела на кролика на двери: в сумраке тот как будто чуть-чуть двигался. Он наклеен там давно, может быть, ещё до рождения ребёнка. За дверью – тот, кто обитает здесь вместе с матерью и её сыном, тот, кто не может уйти, потому что его не отпускают. Юнха не знала наверняка, правильны ли её догадки. Честно говоря, будь её воля, она бы оставила женщину здесь, не Юнха решать, должны ли люди отпускать или же до конца цепляться за уже ушедшее. Так что Юнха бы оставила. Помогла бы ей починить провода и всё остальное, вымыть и проветрить магазинчик…

Но она уже понимала, что Ок Мун ни за что так не поступит. Он принял решение за эту женщину, что для неё хорошо, а что нет. Даже не иди речь о скорой продаже дома, Ок Мун всё равно бы выселил её, в конце концов, дело бы реально кончилось полицией и опекой.

Он позвал Юнха, потому что она как-то справилась в прошлый раз.

Но что она могла сделать теперь?

– Опека – единственное, чего она испугается, – с тяжёлым сердцем произнесла Юнха. Довольно громко, чтобы госпожа Пэк услышала. – Я снова позвоню Хан Чиён. Прошлый раз она позаботилась о госпоже Ким.

Она следила за тем, как меняется выражение лица госпожи Пэк. Кажется, владелица магазинчика наконец-то вспомнила Юнха – и вспомнила, что у той действительно «есть связи».

Чуть задохнувшись, госпожа Пэк сильнее прижала сына к себе. В глазах её мелькнуло выражение затравленного зверя.

– Я выйду наружу и позвоню, – ещё громче сказала Юнха. – Дышать невозможно, бедный ребёнок…

Она сама чуть не заплакала, толкая дверь магазинчика.

Свежий воздух ворвался в её лёгкие, и Юнха вздохнула полной грудью. Она успела услышать крики и рыдания, прежде чем дверь закрылась.

Хотела бы Юнха знать какое-то иное решение. Зачем Ок Мун заставил её прийти сюда? Что ему нужно?

Она вернулась в офис, но вместо работы сидела, уставившись в стену, по которой ползли и исчезали тени, похожие на трещинки. Как будто в небе что-то ветвилось, дикие, но священные деревья вырастали и умирали за пару мгновений.

Работать Юнха не хотела и решила, что сегодня имеет на это право. В «КР Групп» она бы себе такого не позволила, но Ок Муна всё равно не было; он так больше и не появился, только прислал под конец рабочего дня сообщение, что госпожа Пэк согласилась переехать.

Юнха прочла его и едва не бросила смартфон в стену.

Находиться в душной мансарде, за окном которой опять зарядил бы мелкий дождь, было бы так же тяжко, как и в пустом офисе. Сегодня пятница, подумала Юнха, и после недели чтения о чужих проблемах, после случившегося сегодня – от чего как будто остался душок, въелся то ли в одежду и волосы, то ли прямо в сердце – после этого…

Хотелось хотя бы увидеть кусочек счастья.

Хан Чиён жила у самой реки, в комплексе из белых многоэтажек, с видом на квартал поживших уже торговых центров, где даже посреди ночи можно было найти, что поесть и выпить.

Юнха шла до Тегеранро, чтобы сесть на единственный автобус в округе, способный довести её до дома Чиён.

К вечеру небо затянуло плотной светло-серой пеленой, ровной и лишь чуть краснеющей к западу, и улицы накрыла одна большая тень. Моросящий дождь, не дающая дышать тёплая сырость в воздухе, сплошная стена зонтов вместо человеческих лиц на Тегеранро – и этого хватило, чтобы Юнха овладело ползучее уныние. Как медленно растекающееся по ткани пятно влаги – сперва с уголка, а потом вот уже и всё полотно отсырело. Да ещё и запах портящихся продуктов и чего-то-что-сдохло-в-вентиляции как будто следовал за Юнха попятам.

Хотелось плакать – почти без причины. В конце концов, у неё самой сейчас всё было не так уж плохо. История со списком показалась ерундой, не стоящей никакого внимания, в худшем случае – чередой чудовищных совпадений.

Синий бок подъезжающего 146-го на пару секунд выдернул её из серой меланхолии, но внутри, усевшись на чуть сырое сидение, Юнха снова погрузилась в унылые размышления.

Кажется, она пришла в себя, только переступив порог квартиры родителей Чиён. Пришла без приглашения, но здесь ей всегда были рады. Чиун, младший брат Чиён, которого Юнха знала ещё нескладным подростком, теперь был застенчивым студентом второго курса, его пребывание в университете было скорее заморочным, чем весёлым, и его истории касались почти полностью экзаменов, учебных групп и дичи, которая творилась с другими студентами, но не с ним самим.

Родители Чиён накрывали на стол к ужину. Они работали в этом же комплексе: отец – в агентстве недвижимости, мать – в полсмены в одном из нескольких детских садов. Их истории были так же незамысловаты, а жизнь – простой и очень тёплой. Они с нежностью относились друг к другу спустя почти тридцать лет брака; тем же теплом окружали не только собственных детей, но и их друзей, и неудивительно, что Хан Чиён выросла таким светлым человеком.

Серая меланхолия, едва распробовав семейное тепло на вкус, зашипела и, озлобленно оглядевшись, ретировалась. Может быть, она и поджидала на лестничной площадке, но скорее всего, даже через двери и стены почуяла, что здесь ей ловить нечего. И ушла искать другую жертву в этот сырой вечер.

Чиён ворвалась в родной дом в последний момент перед ужином, получила порцию ненастоящих упрёков за опоздание и шлёпнулась на пол рядом с Юнха, чуть толкнув её локтем в знак приветствия.

На час Юнха забыла обо всём, кроме людей, рядом с которыми ей было тепло. Если бы не семья подруги, Юнха, возможно, и не узнала, какими родственники и отношения между ними должны быть. Каким это задумывалась.

В раннем детстве у неё было достаточно тепла, но потом мама заболела, и у неё оставалось всё меньше сил для маленькой дочери. В четырнадцать лет Юнха должна была переехать к родственникам, которые – может быть, и справедливо – считали её нежданно-негаданно свалившейся на них обузой. Впрочем, не любили они не только Юнха – троюродную племянницу отца семейства – но и друг друга. Их отношения состояли из усталости, раздражения и необходимости терпеть, потому что они давно существовали вот так – вместе, и внезапно начать жить порознь было бы странно. И, наверное, дорого.

После ужина Чиён потянула Юнха на улицу – и потом в их любимое ещё со студенчества заведение, где из еды бывали только анчжу. А что ещё нужно в такой день?

Юнха ничего ей пока не говорила, но Чиён, конечно же, о чём-то догадалась.

Спустя какое-то время – Юнха уже не могла сказать, прошёл час или три, но стало темно, а выпивших людей на улицах значительно прибавилось – они сидели за пластиковым столиком, под зонтиком, в компании четырёх пустых бутылок и двух початых и измазанных соусом трёх пластиковых мисок и обсуждали, что зло в лице демонических домовладельцев должно быть наказано, зло в лице бывших начальников-парней-предателей должно быть наказано, зло в лице просто начальников, которые уговариваются с демоническими домовладельцами за спиной сотрудниц, тоже должно быть наказано.

В конце концов, дождь закончился, и это означало, что настала глубокая ночь. Мир вокруг Юнха слегка покачивался, но в свете вышедшей из-за туч луны это было даже мило. Правда, высокие белые дома вокруг казались то скалами, на которые забыли поставить маяки, то призраками, которые растут, когда на них смотришь. Поэтому Юнха посмотрела вместо них вниз и увидела лужу, в которой отражались свет уличного фонаря и девушка со слегка растрёпанными длинными волосами, свесившимися на худое белое лицо, и большими глазами, в которых светилась всего капелька пьяного безумия. Подумав, Юнха узнала себя.

– П-ф-ф, – сказала она. – Наверное, мне надо домой.

– Заночуй у меня, – возразила Чиён, потянув её в противоположную от своего дома сторону.

– Нет, – истово замотала головой Юнха. – Автобус!

– Автобус, – задумалась Чиён. И выпалила радостно:

– 2-4-1-5!

Юнха кивнула.

Наверное, не будь Чиён тоже навеселе, не отпустила бы её кататься на автобусе по ночному городу. И не будь и Юнха под градусом, она бы сама не поехала.

Но обе соображали не очень.

Они чуть протрезвели, пока тоскливо ожидали автобуса. Так что мысль о том, что это не лучшее решение, всё-таки успела мелькнуть в голове Юнха. Но потом она уже обнаружила себя проснувшейся на сидении, в автобусе, слава духам, нужного номера и цвета.

Ехать было недалеко, вскоре Юнха увидела свою остановку за окном – и медленно проводила её глазами.

На следующей, на Тегеранро, она задалась вопросом, куда же едет. И ещё через одну, на Ёксамро, она наконец нашла ответ и даже успела выйти, прежде чем автобус проехал и эту остановку тоже.

Глотнув ночной духоты, которая была лишь чуть-чуть полегче дневной, всё ещё неверным шагом Юнха направилась к офису демонического домовладельца.

Улицы петляли под её ногами, в свете фонарей в глаза бросались странные вещи: вывешенное за окно мясо в пакете, полное безумие с учётом лета; бегущая куда-то собака в ярко-синем ошейнике и – Юнха тряхнула головой, увидев это – с третьим глазом во лбу; сидящий на низкой кирпичной ограде огромный ворон.

Какой-то человек с крашеными в белый волосами, согнувшийся от беззвучного смеха, проводил Юнха безумным взглядом, так что она прибавила шагу.

Наконец, Юнха оказалась перед кирпичным домом с золотыми буквами. Слога «Чонъчжин» как будто сияли в жёлтом свете фонаря ярче двух других. Кто называет так свою компанию? Покачнувшись, Юнха подумала, что Ок Мун, конечно, трудолюбив, даже слишком – вмешивается в дела своих жильцов и арендаторов только так… Но ведь название-то о другом?

Глубоко за полночь, на душном августовском перекрёстке, глядя на светящееся окно квартиры Ок Муна, она подумала, что старания не всегда приводят к чистоте мыслей. Некоторым не помешало бы немного человеческих понимания и теплоты. Хоть иногда.

Потом ход её мыслей резко изменился: он ещё не спит, подумала она, это свет не ночника. Юнха решительно – насколько была способна в этом состоянии – направилась к дому.

Она открыла дверь подъезда выданным ей ключом и поднялась по лестнице всё ещё на кураже. Может быть, у самой квартиры Ок Муна мысли Юнха и успели проясниться, но в этот момент она уже занесла кулак, и он будто сам собой ударил несколько раз в дверь.

– М-м-м, – сказала себе Юнха, отступая. Может быть, он не услышал?..

Дверь распахнулась, и Ок Мун уставился на неё в изумлении.

– Помощница Чо? Что вы тут делаете в такой час?

– М-м-м, – повторила Юнха, тщетно ища в себе если не былую решимость, так хотя бы способность говорить осмысленно. – М-м-м…

Ок Мун пригляделся и принюхался:

– Вы пьяны, – как будто даже радостно констатировал он. – И какая пьяная муха вас укусила?

– М-м-м… – Юнха, наконец, припомнила часть того, что говорила сегодня Чиён, и попыталась это воспроизвести. – Вы жестокий… человек, – тут она почему-то усомнилась в том, что сказала. Хотя всё вроде было верно.

– Так, – подбодрил её Ок Мун с интересом. Потом спохватился:

– Знаете, сейчас глубокая ночь. Давайте-ка я доведу вас до дома, а по дороге вы расскажите что-нибудь ещё про меня.

Юнха, подумав секунду, кивнула.

Он не спросил её адрес, но явно знал, где она живёт. Наверняка получил какие-то сведения от отдела кадров «КР Групп». Юнха больше беспокоило то, что с самого начала, как только они вышли из его дома, и потом всю дорогу Ок Мун крепко держал её за локоть. Кажется, это было нелишним, Юнха только теперь поняла, насколько неуверенными были её пьяные шаги. Но от пальцев Ок Муна на своей руке Юнха вдруг стала нервной, и сердце её иногда будто пропускало такт или, наоборот, учащало биение.