Текст книги "Сердце Ёксамдона (СИ)"

Автор книги: Ольга Толстова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Сердце Ёксамдона

01. 20-й и 4-й

1977 г., ноябрь

Река стыла далеко отсюда, но прятавшийся у недостроенного дома человек чуял её запах. Мысли его замедлялись, он отвлекался, путался в них. Думал не о важном. Сегодня холоднее, чем вчера, завтра будет ещё холоднее… Днём пока тепло, но по ночам приближение заморозков ясно любому. Зима… приближается срок… Он вздрогнул и сильнее прижал руку к животу, как будто это могло успокоить тлеющую там боль.

И ему показалось, боль ответила – ткнулась в ладонь холодным носом, обнюхала и укусила.

Он вскрикнул и вздёрнул ладонь к глазам: вокруг было очень темно, раскинувшаяся на несколько кварталов стройка как будто даже не охранялась, вопреки правилам и законам. По крайней мере, сейчас, в глухой час далеко за полночь, здесь не горело ни фонаря.

Человек сделал шаг из тени: почему-то очень важно было увидеть, что стало с рукой.

На ладонь лёг лунный свет: вены на ней чернели сквозь кожу.

«Меня отравили… или всё же прокляли?» – пришло ему в голову. Посреди недостроенных кварталов, под одиноким светом луны, в тихой пустоте без единого человека рядом всё казалось возможным, даже самое нелепое.

Нелепое и страшное.

Кто бы захотел его убить, кому он помешал?

Надо добраться до дома. Ему нужна помощь.

Человек побрёл дальше, в сторону от реки.

В каждом следующем квартале здания были достроены всё в меньшей степени: сперва почти готовые, затем возведённые лишь на два этажа, на один… и, наконец, начались площадки, где не было ничего, кроме ям под фундамент.

Человек, сжав зубы, продолжал идти, хотя шаги его становились всё более слабыми.

Боль в животе была тупой, но сильной, иногда поднималась волнами, и тогда он замирал, ещё крепче стискивал зубы. Жмурился и чувствовал, как слёзы стекают по щекам.

Ладонь зудела, это было странно. Неужели отравление может проявляться и так?

Он не то чтобы много знал об отравлениях. Не больше обычного человека. Никогда не интересовался этим, даже почти не читал детективов.

Сейчас он чувствовал, что что-то меняется. В нём самом и вокруг.

Его будто становилось больше одного, разделились мысли, и тело начинало двигаться само по себе. Упрямо продолжало поставленную задачу: выбраться со стройки. Достигнуть места, где ему помогут. Можно было назвать это состояние… автопилотом. Да, автопилотом. Можно ли довериться инстинктам тела?

Потому что мыслям он уже не доверял. Часть его всё ещё боролась: держалась за цель пути и за жажду спасения. Другая как будто свалилась к повседневным заботам, к продолжению рабочего дня, давно закончившегося. Эта часть пыталась получше разглядеть в лунном свете строящиеся дома, представляла, какими они будут: он хорошо знал каждый из этих типовых проектов.

Третья думала: кажется, что он бредёт уже вечность, но, по факту, миновал всего несколько кварталов. Это плохо, очень плохо, что его время так растянулось, наверное, может быть… он умирает? Может быть, так это выглядит для людей, когда за ними приходит жнец смерти?

Четвёртая беспокоилась о братьях: раз ему придётся вернуться до срока, не дожидаясь зимы, то дела останутся незаконченными. Он вынудит братьев разбираться с его работой.

Пятая слышала, как с реки ползёт туман. Слишком быстро для кучи водяной взвеси. И слишком целенаправленно. Туман следует по его пятам, идёт прямо за ним. Он плотный, в свете луны он кажется почему-то серым, и тёмные пятна в нём похожи на множество глаз. Он уже рядом. Он уже здесь.

Человек остановился: во рту разлилась горечь. Сплюнул слюну и увидел: она вязкая и тёмная.

В его мыслях заговорил ещё один голос, шестая часть. Он не понимал ни слова из её болтовни.

Его повело.

Он сошёл с разбитой дороги, которой ещё только предстояло обратиться настоящей улицей, и зачем-то, шатаясь и почти падая, завернул к очередному котловану.

Что вело его – инстинкт или же яд, проникший в жилы, кости и мысли – он не смог бы сказать. Туман был уже здесь, подбирался к его сердцу.

Очередной шаг, ещё один… и больше нет опоры под ногами.

Он полетел вниз, туда, где торчали штыри и сваи. Туман замер на миг на краю котлована и потом устремился по его стенкам, заполняя огромную яму собой.

Стылая река перевернулась в своём русле, мигнула луна. Туман пополз дальше, по улицам строящегося Ёксамдона.

–

2024 г., август

Над головой Юнха работал кондиционер, она слышала его слегка сбивающееся дыхание: ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш… а потом щелчок. Что-то не так. И снова: ш-ш-ш-ш.

Если думать о том, что произойдёт через несколько минут, как о таком щелчке… Нужно лишь переждать его, затаив дыхание, а потом вернуться к своему привычному «ш-ш-ш-ш».

Вот так.

Она не отрывала взгляда от раскинувшегося за окнами «Азем Тауэр» города. С двадцатого этажа Ханганъ выглядела упавшим на землю осколком огромного зеркала. Лесенкой темнела слева на горизонте Ачхасан, отсюда похожая на детскую горку. В почти прозрачных полосах облаков, в глубокой бирюзе неба можно было найти покой на оставшиеся несколько минут.

«Не думаю, что мне хватит, – отрешённо сказала себе Юнха, – хватит этого покоя, чтобы вытерпеть их крики».

Как и все, она знала: ругань от начальства – неизбежное рабочее зло.

Как и все, она ненавидел свою работу в такие минуты.

Следующий вопрос, конечно, должен быть таким: а в какие любила?

Юнха не успела ответить на него, потому что за спиной раздался испуганный голосок секретаря Но:

– Юнха! Юнха… – Секретарь Но задыхалась, то ли от бега, то ли от страха, а может – и вовсе от предвкушения будущей сплетни. – Скорее… Они тебя обыскались!

Секретарь Но преувеличивала: она делала так всегда, всегда чуть-чуть испуганная, закусывающая губу или грызущая ногти, как только сталкивалась с чем-то, что её беспокоило. А беспокоило её почти всё.

Юнха не могли ни потерять, ни обыскаться: она всего лишь вышла из офисного блока и сделала пару шагов к окну в холле. Это место любили все, так что искать отсутствующего сотрудника начинали здесь же.

– Хорошо, онни, – ответила Юнха. – Идём.

– Быстрее! Скорее! – подгоняла её секретарь Но и замолкла только на пороге кабинета.

Кабинет принадлежал начальнику отдела, но сейчас сам начальник Ким стоял, чуть склонив голову, у собственного стола, а в кресле за столом уселся директор Ким.

Директор Ким хмурился, сдвинув седеющие брови, и свирепо поджимал губы, отчего верхняя смешно подёргивалась. Вряд ли директор Ким знал, что подчинённые за глаза называли его «Дёрганым кроликом».

Весь вид директора Кима говорил, что в эту минуту Дёрганый кролик расположен к ору.

Юнха набрала воздуха, поклонилась, но не успела даже поздороваться: кабинет наполнил кроличий визг.

Она стояла, опустив глаза, делая вид, что слушает – и некоторые слова и фразы и впрямь долетали до неё через возведённую мысленно стеклянную стену. Но думала она о двух вещах: во-первых, о виде из окна – о реке, горе, небе и облаках. Во-вторых, о том, что будет дальше. Скажет ли что-нибудь в её защиту начальник Ким? Когда закончит визжать Дёрганый кролик? И какое наказание ей придумали?

Она хорошо знала, что вина за лопнувший проект лежит не на ней. Тот, кто был виноват, стоял сейчас рядом с собственным столом и тяжело вздыхал: мол, что взять с молодёжи, учатся плохо, работать не хотят, старших коллег и весь отдел подставляют. Смысл таких вздохов был всегда одинаковый и хорошо считывался всеми начальниками мира: виноват не я, а тот, кто слабее меня.

Наконец начальник Ким заговорил: потребовал извиниться перед директором Кимом.

С той же отрешённостью Юнха подчинилась.

Неизвестно, принял ли Дёрганый кролик её слова за искренние или ему было достаточно жеста, но он успокоился и покинул кабинет почти довольным. И со словами, что Юнха вскоре сообщат о наказании.

Выждав минуту, чтобы удостовериться, что директор не вернётся, начальник Ким сделал виноватое лицо, наклонился к ней и спросил участливо:

– Ты в порядке?

Юнха прикрыла глаза, проверяя, не потекут ли слёзы. И даже удивилась, что их нет.

– Да, в порядке… – она едва не назвала его по имени, чисто машинально, но сейчас это было неуместнее, чем когда-либо, – сонбэ, спасибо за заботу.

Вины в его глазах стало больше.

– Извини, что не вступился за тебя…

Она прервала его жестом:

– Лучше, чтобы пострадал только кто-то один из нас. Твоя карьера…

– Важна для нас обоих, – он тут же ухватился за спасательный круг, который Юнха ему кинула. Так начальнику Киму должно было показаться.

– Ты уже знаешь, что они объявят?

– Да, – кивнул он, – приказ разошлют позже, но мне уже рассказали. Они уберут бонусы на три месяца и отправят тебя в отдел сопровождения. На тот же срок.

Юнха нахмурилась: отдел сопровождения был не самым почётным местом работы в «КР Групп». Но это не увольнение и не понижение до, допустим, стажёра.

– Мне нужно менять рабочее место? – наконец спросила Юнха.

– Прямо сейчас нет, но потом да… – Начальник Ким смотрел на неё всё так же виновато. – Юнха…

– Мне нужно вернуться к работе… закончить её перед переводом, – ответила она, отворачиваясь.

Отдел сопровождения действительно был не худшим из наказаний… хотя чем больше Юнха думала об этом, тем сильнее её одолевала неуверенность.

Даже по слухам, сотрудникам сопровождения требовались: гибкость вплоть до бесхребетности, изворотливость, полное отсутствие собственного достоинства и короткая память на обиды и унижения. То есть – всего этого требовалось значительно больше, чем в других отделах.

«КР Групп» инвестировала в реконструкцию и реновацию не только по всей Сеульской агломерации, её аппетиты распространялись даже на места, почти забытые автохтонами и, наверное, даже духами, не то что туристами. И всегда и всюду, конечно, интересы родной компании сталкивались с аппетитами других компаний, нелюбезной и неготовой идти на компромиссы общественностью, упрямством собственников. Отдел сопровождения занимался подмазыванием всего и всех, его сотрудники ходили хвостиками за важными шишками, простыми менеджерами, выбранными представителями жителей и уговаривали их и развлекали их, забыв о гордости и иногда даже правилах приличия. Но помня о главном: денежные потоки должны течь, стройка расти, а руководители получать бонусы.

Однажды, когда-нибудь, может быть, бонус получишь и ты.

Наверняка.

Нужно лишь подождать.

Юнха очнулась, потому что звякнул корпоративный мессенджер. Оказалось, она уже с четверть часа слепым взглядом смотрела в монитор.

Мессенджер принёс оповещение по компании о ссылке Юнха в сопровождение. И о конце разбирательства с тем, что объявили её ошибкой.

Через минуту пришло и личное сообщение: Юнха получила своё первое задание из отдела сопровождения.

Она открывала сообщение почти зажмурившись.

И перечитала дважды, прежде чем выдохнула: нет, всё не так плохо, как могло быть. Не надо ехать в места, где временами перестаёшь понимать выговор местных, или ублажать чужое начальство, изображая пьяную хостес. Речь шла о переговорах с домовладельцем. «КР Групп» интересовали два его дома на самом краю старых кварталов. Застроенных почти пятьдесят лет назад: здесь стояли трёх– и четырёхэтажки на несколько квартир, на нешироких улочках процветали мелкие заведения, а в самой глубине и в самой жалкой части устаревшей уже застройки жила и Юнха.

«КР Групп» купила и расселила часть квартала с краю этой застройки и собиралась возвести на объединённом участке офистель. Но было бы прекрасно и эффективно расширить проект за счёт соседней линии домов – устроить именно там въезд на подземную парковку. Среди их владельцев остался всего один, ещё не заключивший сделку. Ему принадлежали два дома прямо посреди линии, и без его согласия расширение не имело бы смысла.

С ним переговоры затянулись. Собственник получил первое предложение и не согласился. Почти никто никогда не соглашался, потому что, по странной традиции, завёдшейся в «КР Групп» ещё со времён диктатора Пака, первое предложение всегда было оскорбительно несправедливым.

Возможно, чтобы последующие выглядели на его фоне лучше.

Юнха прочла задание в третий раз, занесла в смартфон контакты собственника, а потом закрыла глаза и со вздохом откинулась на спинку стула. Можно смотреть на всё с оптимизмом. Можно отыскать и в этом задании что-то достойное навыков сотрудницы отдела планирования.

Но оптимизма не осталось.

Сегодняшний рабочий день дрожал в ней натянутой струной. Она знала: вот чуть-чуть, и струна сперва зарыдает безутешно и горько, а потом и вовсе порвётся. Но нужно было дотерпеть до вечера, осталось меньше часа. И выдержать потом получасовую прогулку по вечерним улицам. И оказавшись дома…

Оставшийся час она доделала обещанное начальнику Киму и собралась уходить. В обыденных и привычных словах прощания от коллег в этот вечер Юнха слышались новые нотки: о случившемся знали все, а кое-кто и об истинном виновнике, и кто-то из коллег просто сочувствовал ей, другие, конечно, испытывали облегчение: хорошо, это случилось не со мной.

Начальник Ким ждал её. Он стоял у скульптуры из колец, в которые прохожие часто засовывали бумажки с желаниями. Секретарь Но, большая любительница таких вещей, рассказывала, что лучше писать не желания, а молитвы, обращая их к духами места. Юнха не верила, что у «Азем Тауэр» есть какая-то душа или добропорядочные духи поселятся рядом с таким местом. Зато была уверена: работники службы благоустройства, вычищая бумажки из скульптуры, проклинают тех, кто эти бумажки туда засунул.

Ким Китхэ почти всегда ждал её здесь, если уходил с работы раньше и они договаривались о встрече. Они оба любили эту нелепую скульптуру и однажды даже дошли до того, чтобы и самим написать по желанию и доверить послания блестящим кольцам.

Сегодня договорённости не было, но он всё равно ждал, и едва увидев его, Юнха поняла: он опять попытается извиниться. Но ведь и сама она обошла здание именно с этой стороны, будто тоже рассчитывала на встречу. Оба они чувствовали: что-то между ними не договорено.

И заговорили одновременно: он действительно начал с «извини». Она же сказала:

– Начальник Ким… Китхэ, давай расстанемся.

Он не сразу услышал, и она вдруг испугалась, что придётся повторять и во второй раз не выйдет так просто и естественно. Казалось, она даже не думала говорить этого, и, может быть, те слова сказала за Юнха порвавшаяся наконец рыдающая струна.

– Что? – глупо переспросил он, наверное, надеясь, что ослышался.

– Ты ведь расслышал, – уже с трудом ответила Юнха. – Давай расстанемся.

Она прислушалась к себе: не породили ли в ней сказанные во второй раз слова каких-то сомнений?

Нет. Всё это было определено, кажется, давно.

На удивление, Китхэ не вышел из себя. Хоть его глаза потемнели, но Юнха не взялась бы ещё сказать, скрытый ли то гнев или что-то другое.

– Я знаю, что сегодня всё вышло плохо, – тихо заговорил он. – Ты обижена. Не будем продолжать разговор сейчас. Я подожду, пока ты успокоишься.

Он развернулся и пошёл прочь, и его ставшей неловкой походка и застывшая спина подсказали Юнха: он действительно полон гнева.

Но, по крайней мере, начальник Ким умел держать себя в руках, когда хотел этого.

Ёксамдонъ был похож на бывшего богача, прячущего свою теперешнюю нищету: по краям высились небоскрёбы, но за их спинами билось старое сердце – те самые кварталы малоэтажек, и многие из их обитателей жили здесь ещё с конца семидесятых, другие тут родились и так не покинули Ёксамдонъ. Конечно, были и такие, как Юнха, – жильцы покрытых жестью мансард со входом с крыши.

Юнха полагала, что дешевле её квартиры в Ёксамдоне, а то и во всём Канънаме, не найти. Даже дом, на котором бельмом на глазу торчала «её» мансарда, был самым неказистым из всех. Старые кирпичные четырёхэтажки смотрели на него, деревянного ублюдка с жестяной обшивкой, свысока. Ещё несколько неудачников, выглядящих всё же поприличнее, ютились рядом, служа пристанищем для дешёвой забегаловки, дешёвого магазинчика и подозрительно тихого дома, в котором лишь изредка и всегда по весне зажигался свет.

В мансарде были полторы комнаты и шланг в уборной, изображающий душ. Впрочем, когда Юнха прикрутила к шлангу насадку, он в самом деле стал напоминать душ.

Сейчас за жестяными стенами было душно, и она открыла окно, выходящее прямо на магазинчик. Оттуда на Юнха привычно посмотрел рекламный щитёнок, выставленный владельцем у дверей. Сейчас на щитёнке нахваливал разогреваемые обеды певец, имени которого она не помнила. На вид он был сущим ребёнком, слишком худым даже для айдола. За годы щиты и люди на них менялись, и в памяти Юнха задержалась только самая первая реклама, неделями желающая ей спокойной ночи, когда Юнха только въехала в мансарду. На том щите Пак Сочжун предлагал всем выпить совершенно особой бутилированной воды.

Юнха оглядела место, которое называла домом. В холодильнике был тот самый разогреваемый обед, вполне неплохой. Возможно, яйца, но в этом Юнха не была уверена.

Всё равно есть ей не хотелось.

Она легла навзничь на матрас, занимающей бо́льшую часть комнаты, подняла смартфон на вытянутой руке и позвонила Чиён.

Чиён ответила на звонок, но сперва Юнха увидела только потолок, залитый жёлтым вечерним светом, и услышала голоса: Чиён жила с родителями и младшим братом, и сейчас вся семья собралась на ужин. Раздался чей-то притворно недовольный окрик, засмеялся брат Чиён, и наконец на экране появилась она сама – с улыбкой до ушей, ещё погружённая в разговор, который вела с родными.

Юнха несколько секунд смотрела на лицо лучшей подруги, всё больше наполняющееся тревогой: Чиён спрашивала, всё ли хорошо?

Юнха открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого наконец-то зарыдала.

Следующее утро началось мелкой моросью, но едва пролился дождь, вернулась жара. Слишком тёплый и душный август не давал людям вздохнуть.

У входа в «Азем Тауэр» Юнха нагнал Ким Санъмин. В университете он учился на два курса старше, когда-то в детстве жил с Юнха в одном квартале – до того, как её мама заболела, а теперь работал в том же здании. На этаж выше, в другом подразделении «КР Групп», отвечавшим за управление недвижимостью, которую компания оставляла себе после завершения некоторых проектов.

– Отдел сопровождения, да? – спросил он участливо вместо приветствия. – Я слышал.

– От Чиён? – поинтересовалась Юнха, внешне безразлично.

Санъмин тепло улыбнулся; его светло-карие глаза всегда наполнялись подобным теплом, если Санъмин смотрел на Юнха. Ещё в детстве он порывался защищать её, играя роль старшего брата. Но в те времена Юнха и сама могла отлупить обидчиков, исцарапать их и даже покусать, теперь в такое и не верилось.

– От Чиён, – согласился Санъмин, – и не знаю, почему ты мне сама не сказала.

– Сил не было, – честно ответила Юнха. Наверное, сегодня она бы пожаловалось ему, ища привычной братской поддержки.

– На самом деле, – медленно и нехотя признался Санъмин, – я слышал слухи о сотруднице, попавшей под горячую руку, ещё вчера. Но не понял, что речь о тебе.

Юнха почувствовала: слёзы набегают на глаза. Она смахнула влагу ресницами и мотнула головой, не желая возвращения вчерашнего слёзопада.

Улыбнулась через силу:

– Всё не так страшно, как могло быть.

Санъмин осторожно взял её за локоть:

– Ты знаешь, я всегда помогу тебе, только скажи.

– Конечно знаю, оппа, – ответила Юнха. И не призналась, что именно поэтому почти и не просит ни о чём: у него должна быть, наконец, своя жизнь, и не такая, чтобы вращалась вокруг подруги детства.

Они вошли в здание вместе и расстались, только когда лифт прибыл на этаж Юнха.

На прощание Санъмин снова осторожно и нежно пожал её локоть. Большего он никогда себе не позволял, но даже это иногда смущало Юнха: не принимает ли Санъмин разрешение на этот маленький жест за знак надежды?

Если бы она могла почувствовать к нему нечто большее, чем сестринскую привязанность, это ведь давно бы случилось, так?

Она уже выходила из лифта, но Санъмин вдруг остановил её:

– Знаешь, – его голос снова зазвучал неуверенно, – с отделом сопровождения, ну… не соглашайся на всё, что тебе будут предлагать. Начальство и… другая сторона. И не молчи, если что-то случится, хорошо? Рассказывай мне.

Юнха не смогла отказать, таким беспокойством зажглись его глаза. Но и обещать не могла тоже, так что просто кивнула, и Санъмин кивнул в ответ немного успокоенный.

Сегодня она подробнее изучила все документы: историю проекта и выкупа земли под него, этапы согласования – проект предполагал мягкую реновацию с сохранением, по возможности, существующих на объединённом участке заведений. Благо было их там совсем немного. Прочла всё, что её коллеги собрали о собственнике и двух его небольших участках. В деле было и одобренное начальством предложение о «последней цене»: за неё при выкупе заходить было нельзя, всячески поощрялся бы выкуп по цене ниже. Юнха отметила, что цена была даже повыше рыночной: неудивительно, ведь для «КР Групп» инвестиционный интерес в этих участках сильно повышал их ценность.

Юнха поймала себя на мысли, что ей стало немного легче: по крайней мере, это дело нельзя назвать нечестной сделкой. Она не будет убеждать кого-то пожертвовать его интересами. Ей лишь нужно расположить его к себе и к компании и уговорить в принципе согласиться на сделку. В конце концов, схема допускала и обмен: этих двух домов на другую собственность где-то ещё или же на помещения в будущем офистеле.

Через несколько часов, разобравшись с делом и составив что-то вроде первоначального плана переговоров, она позвонила собственнику.

Её звонок сбросили.

Тогда она ещё не знала, что это было началом четырёхчасовой битвы двух воль – её и Ок Муна, собственника двух так нужных «КР Групп» старых трёхэтажек.

Звонки сбрасывались, сообщения и письма доходили – и отмечались прочитанными, но оставались безответными, и только единожды она получила какую-то реакцию, когда под конец рабочего дня набрала номер Ок Муна в очередной раз. Домовладелец вдруг ответил, и захлёбываясь от радости, Юнха затараторила:

– Добрый вечер, господин Ок, меня зовут…

– Я знаю, кто вы, – отрезал он, – так что послушайте меня хорошенько. Оставьте меня в покое, или я подам жалобу на преследования.

И бросил трубку, оставив Юнха с открытым ртом.

Она медленно положила смартфон на стол, сжала кулаки и уставилась в монитор. Во-первых, это было просто нечестно, откуда ему знать, что она… плохой человек? Он просто что-то себе надумал. Во-вторых, его пустые угрозы её не испугали. Нет, вместо того она ощутила клокочущую ярость. И закусила удила: как будто её вчерашняя обида переработалась сегодня в упрямство и злость – на человека, который, впрочем, не был ни в чем перед ней виноват.

Сегодня она потратила день на преследование и честно себе в этом призналась.

Завтра она собиралась вывести это преследование на новый уровень.

В деле был домашний адрес Ок Муна – жил он неподалёку от тех двух зданий, в ещё одном принадлежащем ему.

Новый шеф Юнха – начальник Ли, едва ли проявил и каплю интереса, когда вечером она примчалась к нему в кабинет с новостью, что с завтрашнего дня, несмотря на субботу и забыв о приличиях, будет разыскивать Ок Муна лично.

– Делай, что хочешь, – проворчал начальник Ли тоном человека, чрево которого одновременно терзают три рабочих демона, а четвёртый, самый мелкий, но и самый противный – демон коммунальных расходов, только и ждёт момента, чтобы вцепиться куда пониже. – Тут такое правило: главное, чтоб результат был. И без попадания в полицию. Остальное меня не волнует. Ах да! – спохватился он всё же. – Работа в выходные дополнительно не оплачивается.

Юнха и не ждала бы такой щедрости от компании. Её внезапный энтузиазм объяснялся ещё не угасшей злостью и предположением, что в субботу можно будет застать Ок Муна дома.

Она даже перенесла собственные дела на воскресенье: позвонила маме и предупредила, что придёт в другой день.

Что до предоставленной свободы действий, наверное, ей можно было порадоваться. Но она так же означала, что и вся ответственность лежит на Юнха.

«Ладно, – сказала себе Юнха субботним утром, тщетно надеясь обнаружить хоть каплю вчерашнего энтузиазма. – Всё равно».

И мерзкий голосок с жестяным дребезжанием в нём ответил ей в её же голове: «Ничего тебе не всё равно, Чо Юнха, просто тебе некому пожаловаться и некому за тебя вступиться.»

Теперь она уже жалела о принятом со злости решении. Кто её заставлял сразу же бежать к начальству, и кто тянул за язык? Придётся потратить выходной на поиски человека, нежелающего её видеть.

От её дома до дома Ок Муна было дальше, чем до «Азем Тауэр», и путь лежал через сердце Ёксамдона – мира маленьких зданий, у каждого из которых был свой характер. Они напоминали людей в городской толпе: вроде бы все одинаковые, все вместе – что-то безликое, многорукое, пёстрое, не имеющее собственного лица.

Но если чуть приглядеться, увидишь: ни один не похож на другого неотличимо, все несут на себе уникальные знаки, и даже за общей рабочей озабоченностью по взглядах по утрам и усталостью – по вечерам, прячутся совсем разные переживания.

Юнха подозревала, что можно отыскать более короткий путь, пробираясь между домами, мимо баков и чёрных выходов, если знать, какой из узких проулков не заканчивается тупиком. Но она, как ни странно, редко заходила в эту часть округа, ей были больше знакомы улицы, лежащие севернее, где Ёксамдонъ надевал маску делового квартала. И вообще, чем ближе к реке, тем легче было бы Юнха найти дорогу в Канънаме.

Она потратила почти час, добираясь до дома Ок Муна. Использовать транспорт не имело смысла, ни один маршрут не привёз бы её прямо туда. А брать такси там, где она легко могла добраться пешком, Юнха не смогла бы себя заставить.

Годы экономии въелись в её кожу, как зола.

На кирпичном четырёхэтажном доме Ок Муна красовались гордо небольшие золотые слога: «Доходные дома Чонъчжин». На окнах первого этажа, сквозь решётки можно было разобрать то же название с припиской «Администрация». Видимо, отсюда Ок Мун вёл дела с арендаторами.

Офис оказался заперт, и Юнха решила постучать в квартиру Ок Муна этажом выше.

На её стук никто не ответил. Прижав ухо к двери, она не смогла ничего расслышать. Либо Ок Муна в самом деле не было дома, либо он обладал крепкими нервами. Прижимаясь к чужой двери, напрягая слух и ведя себя странно и неприлично даже, Юнха вдруг повеселела. Разве всё это не напоминало игру в салки или прятки?

Она выследит упрямого домовладельца во что бы то ни стало.

Она снова спустилась к офису и подождала десять минут, вдруг Ок Мун всё же прятался наверху и теперь попытается сбежать?

Потом стала молотить в дверь офиса. Сперва стук был умеренным, но чем дальше, тем сильнее она злилась. Снова, как и вчера, на человека, который ничего ей не сделал и не был должен. Но думая о нём, о его упрямстве, которое обязательно выйдет ей боком, о том, что от Ок Муна зависит её работа и зарплата, а значит – и возможность оплачивать больничные счета мамы, Юнха чувствовала прилив ярости.

Она молотила в дверь, пока не заболела рука, и потом ещё немного. И прекратила не потому, что закончились силы, просто кто-то окрикнул её с той же злостью, с которой она сама терзала дверь.

– Эй!

Она тут же обернулась, готовая выплеснуть на Ок Муна остатки ярости, но там была пожилая женщина с разгневанным взглядом, вытирающая руки о передник.

– Простите, – стараясь отдышаться, проговорила Юнха, – за беспокойство. Мне нужен господин Ок Мун, вы не знаете…

– Да понятно, что он тебе нужен, раз ты его дверь ломаешь, – проворчала женщина. Странно, но она как будто тут же перестала злиться. – К нему с этим по два раза в месяц приходят… – Она вздохнула. – Ну, ладно, всего-то два раза и приходили за все годы... Нет его, кровопийцы, с утра убрался куда-то.

– А вы не знаете?.. – снова начала Юнха, но женщина покачала головой и поджала губы. Потом глаза её мстительно блеснули:

– У меня есть его номер для жалоб. Он там всегда отвечает. Только не говори, кто ты, а то не ответит. Скажи, что жилица или хочешь её быть. Сейчас. Идём со мной.

– Вы же не знаете, кто я… – запротестовала Юнха, но женщина только хмыкнула:

– А вот он наверняка знает, вот и не признавайся ему.

Она поднялась по лестнице, Юнха пошла следом. Женщина оказалась соседкой Ок Муна по этажу, и Юнха тут же стало стыдно: должно быть, её стук сильно беспокоил эту женщину.

– Держи, – соседка Ок Муна протянула ей визитку. Телефон на ней был Юнха незнаком, в деле такого не было.

– Спасибо, – Юнха поклонилась, – и простите за беспокойство, пожалуйста.

– Прощу, если его побеспокоишь, – соседка кивнула на визитку.

Юнха написала Ок Муну с личного номера, решив, что в случае чего потом просто заблокирует. Хотя упрямый домовладелец, должно быть, заблокирует её первой.

Ок Мун ответил, относительно любезно, что вернётся в офис неизвестно когда, она может прийти вечером, или завтра, или сегодня, но прямо туда, где он сейчас разбирается с делами. И прислал адрес.

Юнха почти не удивилась, увидев, что это рядом с будущей стройкой.

Ещё двадцать с лишним минут пути. Она не успела дойти, как начал накрапывать мелкий дождик. Душную жару на миг прорезал ледяной ветер, заставив Юнха содрогнуться, и вновь затих. Ударил её в лицо, и она зажмурилась, но перед тем будто заметила что-то на другой стороне улицы – что-то вроде тени, пробежавшей по дому… нет, по первому этажу, как накатывающая волна. Или рябь. Или отголосок движения чего-то на небе.

Открыв глаза, Юнха, конечно же, ничего такого не увидела. Зато поняла, что смотрит на тот самый дом, в котором должен сейчас находиться Ок Мун. Она невольно обернулась: дома по эту сторону улицы уже были расселены, их окна как будто ослепли, как бывает всегда, когда люди покидают своё жилище на долгое время или навечно. Чувствовалось, как пустота холодит стены изнутри, мелкие приметы заброшенности уже просочились повсюду: мусор за открытой нараспашку дверью подъезда. Снятые рамы. Запылённые витрины ресторанчика, обрывок велосипедной шины на газоне, сметённые в кучу рекламные флаеры, должно быть, их ещё продолжали приносить какое-то время после отъезда жильцов.

Она снова бросила взгляд на дом через улицу: в нём тоже было какое-то… остывание – как у не съеденного вовремя ужина. Овощи покрываются бляшками масла, рис тускнеет, в воде кружит пыль.

В доме, крашенном в светло-розовый, на первом этаже было два заведения. Одно закрылось, возможно, недавно, название и телефон были плохо закрашены, цифры ещё читались. Судя по выжившей части вывески, там была парикмахерская. Соседний продуктовый работал: в этот момент его дверь раскрылась, выпуская наружу разгневанную молодую женщину, которая тащила за собой другую женщину, немного постарше, совершенно перепуганную, с почти белым лицом и трясущимся подбородком. Следом за ними вышел раздражённо поджимающий губы мужчина.