Текст книги "Платит последний"

Автор книги: Ольга Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

ИГРЫ ДЕВИЧЬИ

Проводив отца с Красиным до лифта, она вернулась в люкс и начала прибираться в гостиной. В глазах стоял Красин, как он во время ее рассказа механически тянулся под мышку за пистолетом. Ситуацию с Колькой он оценил профессионально. Прежде всего, Красин подсказал ей простые вещи: что бизнесменов убивают и похищают либо те, кому они перешли дорогу по бизнесу (то же самое говорил и Кудинкин), либо внутри фирмы его подсиживает соперник или засланный казачок от конкурентов. Вот об этом Лидия раньше не думала, а сейчас ей стало ясно, что таким казачком запросто может оказаться Виталик. Наконец, похищение могла организовать и жена, которой недолго осталось быть женой и наследницей. Трехдюймовочка считала, что у Марии Сергеевны для этого кишка тонка. Но Красин, удивляясь, что Лидия не понимает, убежденно сказал: женщина в таких делах – не боевая единица. Если она умная, наймет исполнителя. Если глупая, ищи рядом умного и подлого мужика, который ею вертит.

Сейчас, автоматически моя посуду, Лидия ругала себя последними словами. Десять лет работала в криминалистической лаборатории, а что узнала? Служебные обязанности не берем – за десять лет можно и обезьяну обучить аналитической химии. Но это и все, если не считать валяние в мечтальном кресле и болтовню с Трехдюймовочкой под чай из колбы. А рядом ходили оперативники, знатоки криминального мира. Они-то к тебе всей душой, а ты избегала их часто жутких рассказов, предпочитала вертеть задницей, и вот тебе результат! Вот приперло по жизни, и что ты знаешь, кроме того, что вычитала из детективов?!

В номер ввалился полупьяный Валерка – тоже головная боль. Лидия начала ополаскивать уже вымытые стаканы: все, мальчик, пирушка закончена. В зеркале над раковиной она видела его масленые глазки. Смотрел Валерка, само собой, на ее обтянутые отцовскими «трениками» ягодицы.

– Хочешь, покажем нашего конкурента? – сказал он, сглотнув слюну. – Пойдем к нам.

«Пойдем к нам» это не «пойдем ко мне». Лидия согласилась, чтобы не оставаться с ним вдвоем.

Похоже, продолжение банкета было неизбежно. Валерка прошел в гостиную и побросал остатки еды на один поднос. Лидиных осуждающих взглядов он как бы не замечал.

В Лешкином номере обезглавили очередную церковку – «Тюменскую», и пьянка вернулась в проложенное русло. Закуски подбирались, Лидия принесла еще что было из холодильника и даже прихватила остатки Трехдюймовкиных бутербродов.

– Наш главный конкурент! – объявил Валерка, вставляя кассету в пластмассовый ротик видяшника.

Антошенко в рекламном клипе был деловой, динамичный, крупный, отец родной, ему на шею кидались благодарные пенсионеры. Камера наехала, и весь экран заняли его глаза – совершенно белые, волчьи.

– А ты обратила внимание, что у меня в клипе идет нарезка с волчьими глазами? Это на него намек, – похвастался Лешка, зная, что Лидия оценит его ход, и она оценила. Вот так и работают профессиональные манипуляторы – на подсознании. Почему она решила, что у Антошенко волчьи глаза, если видела живого волка лет двадцать пять назад, в зоопарке? А потому, что недавно посмотрела клип Красина.

Антошенко на экране резвился в своем «Лимпопо» среди танцующей молодежи и вдруг под конец сделал пальцы веером – пугающий жест уголовников, как предупреждение врагам и сигнал своим: «Братва, я нашенский!»

– Хорошо сделано, – поразилась Лидия. Экранный Антошенко вызывал полное доверие, и даже блатной жест не настораживал, а казался шуткой раскованного и уверенного в себе человека.

– А ты как думала, – вздохнул Лешка. – Это ему в Питере за большие деньги сделано. У него возможности посерьезнее, чем у нас. Во всех отношениях. Красин здесь первый мент – ну еще генерал над ним, который всячески ему помогает. И при этом завтра наш Валерочка поедет печатать газету для Красина в военную типографию под охраной четырех офицеров и в инкассаторском броневике. Спрашивается, кто в городе хозяин и что здесь начнется, если господин Антошенко таки получит депутатский мандат?

– Лично меня, – заявил Валерка, – больше волнует, что здесь начнется, если господин Антошенко не получит мандат, а мы не успеем смыться.

– Думаешь, начнет мстить? – испугалась Лидия. Она еще кожей помнила прикосновения чужих потных рук, грязь и холод заброшенного двора, куда завезли ее эти гады в забрызганной иномарке. Вот это называется приехала к папе, скрылась!

– Потому тебе и сказано к окнам не подходить, – заметил Лешка.

Лидия вдруг поняла, что, хотя она оставлена здесь за хозяйку, за старшего отец оставил все же Лешку, который мотался с ним по выборам четвертый год. Лешка поймал ее взгляд и, прикрыв глаза, подтвердил: да, милочка, я знаю, что говорил тебе на прощание отец, и тоже получил от него команду за тобой приглядывать. Ты за нами, я за тобой – психотехника.

– Я прежде всего не завидую самому Антошенко, если он, конечно, проиграет, – с апломбом продолжал Валерка. – Он сейчас пиво бесплатно раздает, цветные листовки печатает в Италии, по селам на встречи с избирателями летает на вертолете – в общем, с полмиллиона «зеленых», я думаю, в него вложили. Если пройдет в Думу, вопросов нет: проголосовал, за что попросят, и расплатился. А если не пройдет, как бы не пришлось эти полмиллиона возвращать. Это с нашего Красина взятки гладки, у него просто нет серьезных денег. А у Антошенко есть, и с него спросят.

– Уголовники, – поддакнула Лидия.

– Если бы только уголовники! За ним и нефтяные магнаты, и северных народностей знать. Своего какого-нибудь ханты-манси они протолкнуть не надеются, а господин Антошенко все же коренной сибиряк…

– Ну, давайте за успех, теперь нас на одного больше. – Лешка разлил остатки «Тюменской», глазами спросил Лидию: «Будешь?»

Она со вздохом взяла стакан… И время полетело.

«Посольцевская» показалась слаще «Тюменской» и как-то долго не кончалась, а потом Лидия заметила под столом пустую бутылку от этой самой «Посольцевской» и поняла, что они прикончили два литра на троих! Трехдюймовкины бутерброды пролетели на ура, Валерка приволок из своего холодильника остро пахнущую копченую рыбешку с неприличным названием пелядь. За несчастную пелядь, которой очень трудно жить с таким названием, выпили по целому стакану; откуда бралась водка, Лидия уже не понимала. Лешка вдруг запел: «Над морем, морем Черным артековский салют!» – и выяснилось, что все трое побывали в Артеке, что ужасно их растрогало. Лешка с умилением вспоминал, как был флажковым в дружине «Прибрежная», а Валерка, который был в «Морской», назло ему ревел: «Морская душа, морская душа всегда молодая!»

Потом, обнявшись, кричали: «Артековец – всегда!». Лидию прошибла слеза, и она упала на Лешкины подушки. Надвинулось нерезкое Валеркино лицо, похожее на фотонегатив Ивашникова: Колька светло-русый, а он брюнет, и глаза у него черные вместо голубых ивашниковских, но так же широко распахнутые, а нос так совершенно Колькин! Она стала смотреть на Валерку почти любовно, пытаясь разглядеть в негативе настоящее Колькино лицо, и на мгновение это ей удалось. Лидия не успела пошевелиться, только душа рванулась к Ивашникову, который тут же опять стал негативом. Валерка ощутил ударившую от нее волну теплоты, потянулся губами. Пришлось дать ему по физиономии, но получилось неубедительно, потому что Лидия чувствовала свою вину: Валерка же всего лишь ответил на ее порыв.

Потом ничего не было – провал, смена кадра, и Валерка, обняв мелкого Лешку, танцует перед Лидией только что придуманный брачный танец муксуна и пеляди, а она задыхается от смеха и боится описаться.

Следующий кадр – великовозрастные артековцы тащат ее по коридору, Лешка за руки, Валерка за ноги, она обвивает его бедрами за пояс – четвертая классическая позиция Камасутры, – спрашивается зачем: она, что ли, не может сама идти?! Тут артековцы ее уронили, на дружный хохот откуда-то выскочила коридорная и тут же исчезла. Ясно, здесь привыкли и не к таким сценам. Лидия вскочила на ноги; оказалось, она могла идти сама, а что велела себя нести, так это была игра. Она так обрадовалась, что легла на ковер и приказала артековцам впрягаться. Лешка опять был коренным, а Валерке она никакой Кама-сутры не позволила, пусть держится за щиколотки. Через несколько шагов Валерка перехватил ее под коленки, а в тесной прихожей – под бедра. Когда процессия добралась до спальни люкса и Лешка кинул доверенную ему верхнюю половину Лидии на подушки, вместе с ней упал и Валерка, оказавшись между ее бедрами – во второй классической позиции Кама-сутры. Его негативные глазки ожгли Колькиным взглядом-наоборот, Валерка замер от близости, но Лешка, оставленный за старшего, уже отрывал его от Лидии, крича:

– Отвали, у нее муж противоугонщик!

– Не противоугонщик, а бизнесмен! Коля, Коленька! – задыхалась под Валеркиной тяжестью Лидия.

– Тем более! Охрана отметелит, живым не останешься!

– Какая ты красивенькая, – горячо шептал Валерка, это было ключевое слово в ее собственной противоугонной системе, даже не ключик – отмычка. Она опять потекла – проклятый тампакс!

Лидина хмельная голова ходила ходуном, ее несло, раскачивало, как на качелях. Бамс! – склонившееся над нею лицо Валерки делается все ближе и ближе, и она открывается навстречу ему. Бамс! – голова летит назад, старший Лешка оттаскивает Валерку. Бамс! – голова в другую сторону, Валерка, отбиваясь от Лешки, расстегивает на ней отцову спортивную куртку. Бамс! – Лешка, ощерясь, всерьез колотит Валерку. Бамс! – Валеркино лицо наплывает, негатив Ивашникова проявляется, становится цветным, и Лидия летит в пропасть в полной уверенности, что завтра отец и Красин привезут ей Ивашникова.

Разбудил ее Лешкин звонок по внутреннему телефону. Лидия была одна и одетая, значит, мелкому Лешке удалось-таки справиться с Валеркой. Стало по-женски стыдно вчерашних художеств, тем более что распоряжение отца она не выполнила: дала мужикам напиться и сама себя не контролировала.

Лешка бодрым голосом доложился, что едет на телевидение. Лидию в который раз поразило свойство деловых мужчин не мучиться похмельем и не вспоминать вчерашнего. Парамонов, когда приходилось вставать с бодуна, подолгу рыгал в туалете, а потом, страдая, рассказывал, кто и сколько ему наливал, и каялся, зачем он, дурак, так нажрался. У деловых же людей и, кстати, у интеллектуалов питие – не настолько яркая часть жизни, чтобы смаковать детали. Это лишь способ очистить мозги. Чем напряженнее они работают, тем сильнее оттягиваются за выпивкой. Но вспоминать о том, что начудили вчера, – дурной тон.

Лидия встала. Как всякая не пьющая систематически женщина, она не испытывала похмелья – вся гадость уходила в настроение. Настроение было в самый раз, чтобы стервениться и каяться. А поскольку никого рядом не было, Лидия стервенилась на саму себя и каялась тоже себе: одна половинка ворчала, а другая каялась. Свою для себя проповедь она посвятила теме «Какая же ты хозяйка?».

Ну вот, ты оставлена на хозяйстве самыми близкими тебе людьми – отцом и Колькой, начала Лидия, застилая постель. А если подумать, какая ты хозяйка, в болото носом? Сколько раз и отец, и Парамонов говорили тебе: будь хозяйкой, помогай, женское дело не в одних кастрюлях, с которыми ты тоже не любишь возиться. Отец и Парамонов – небо и земля, но оба сходились в том, что идеал женщины – чеховская Душечка, растворенная в мужском деле. Ты кричала, что они хотят сделать из тебя домработницу, а Парамонов еще и подстилку для нужных людей… Парамонов, конечно, подлец. Но, в конце концов, он по-своему хотел, чтобы ты была помощницей ему в делах. А ты кем ему была – на телефонные звонки отвечала? И то часто из вредности или не подзывала его, или не передавала то, что просили передать. Так поступают стервозные секретутки, а не хозяйки. А ведь он не для одного себя зарабатывал… Что это ты, неужели прощаешь Парамонова?! Не сбивайся с темы, спохватилась Лидия и в завершение проповеди наложила на себя наказание: надо было учиться быть хозяйкой, а не умеешь, вот и будь теперь домработницей.

Она собрала остатки посуды со стола и свалила в раковину, но тут в дверь деликатно поскреблись, и пришлось отложить исполнение наказания.

Пришедший был так долговяз, что головой упирался в дверной косяк.

– Вы знаете, я Михаил Яковлевич, – представился он.

Ага, компьютерщик, о котором предупреждал отец. Лидию еще раз поразили сибирские масштабы – она впервые видела такого здоровенного еврея. Заросший до глаз бородой, в свитере с оленями, натянутом на бочкообразной груди, Миша смахивал на полярника-зимовщика.

Помня наставления отца, Лидия провела его в гостиную, показала компьютер и села на диван у окна с отцовским ноутбуком, чтобы за Мишей присматривать. В спальне, как нарочно, стал каждые пять минут звонить телефон. Спрашивали отца. Их с Красиным отлет был обставлен такими предосторожностями – военный самолет, Красин при пистолете, – что Лидия решила ничего не говорить кому попало. «Василий Лукич скоро будет» – и все.

Около десяти позвонил по внутреннему телефону Валерка:

– Хочу пригласить вас на завтрак, моя королева!

«Моя» было сказано не случайно, и Лидия решила, что Валерка все-таки сволочь.

– Я занята, – она подпустила в голос холода, – у меня Михаил Яковлевич.

– А, компьютерный Мыша! – обозвал специалиста Валерка. – Ну тогда, конечно, следи за ним, а то не успеешь отойти, как он тебе вируса в компьютер запустит.

Что за непонятная игра с этим Мышей? Валерка говорит: следи, отец предупреждал: следи, и все же нанял именно его. Не может же быть, что Мыша единственный компьютерщик в городе. Лидия вернулась в гостиную, к ноутбуку, и от нечего делать полазила по файлам. И компьютер-то ты, девушка, узнавать не хотела как следует, хотя и отец, и Парамонов заставляли, а тебе бы только в пасьянсы играть. Вот запустит сейчас Мыша вирус, и как ты в этом разберешься?.. Единственное, что Лидия научилась делать для отца, и то потому, что он тогда болел, – чертить на компьютере таблицы и набивать анкеты. Отец был счастлив.

В отцовском ноутбуке Лидия случайно вышла в файл «Методика провокационных акций в выборной кампании» – ничего себе! Файл она тут же закрыла, увидев, что, как ни отворачивай экран, он попадает в поле зрения или Мыши, или шпионов за окном.

Компьютерный Мыша строил графики, сопя и хлюпая насморочным носом.

– Вы знаете, – каждый раз одинаково обращался он к Лидии, – вы скажите, тот ли у меня график.

Лидия, ничего не понимая, только поддакивала: конечно, конечно, делайте, как договаривались с Василием Лукичем. Заходил Валерка, корчил за Мышиной спиной рожи и крутил пальцем у виска. Лидия прогоняла его взглядом, Валерка, посерьезнев, говорил, что собирается сопровождать Лидию Васильевну в городскую администрацию.

А ведь могла сама научиться строить графики, продолжала пилить себя Лидия. Помогала бы отцу и не боялась никакого Мыши с вирусом… Ну что, ты все еще завидуешь новорусским бабам? Ах, у Ленки две квартиры, сломали стены и сделали евроремонт… А это ведь Ленка сама сделала, муж денег дал – и все, а она, чтобы сэкономить, моталась по строительным магазинам, торговалась с рабочими, цены знала назубок. Ты пересчитывала ее шубы – сегодня Ленка опять в новой, – и не хотела замечать, как она пашет. Муж у них мозговой центр, а Ленка ведет счета, платит зарплату сотрудникам и уж с компьютером на «ты». За троих работает, не меньше, вот и шубы. Разве мужу придет в голову подкладывать такую жену под нужных людей?

На глаза навернулись слезы, и Лидия начала шмыгать носом вместе с компьютерным Мышей.

Ровно в час Мыша встал из-за компьютера, сказал, что работу выполнил, и выжидающе посмотрел из-под очков. Лидия отдала Мышин гонорар и проводила его до дверей. Почти тут же пришел Валерка, и они отправились в городскую администрацию, отнести мэру оставленный отцом пакет.

ОН ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ?

– Вот где город контрастов! – разливался Валерка. – Здесь и «Пассаж», и «Сибирь Ле Монти» – вся цивилизация в пределах одного квартала. А дальше – как при царе Горохе.

Одна сторона улицы была новорусская, там строились особняки с мансардами и башенками. А на другой остались двухэтажки из черных некрашеных бревен, с резными наличниками. Навстречу попадались местные женщины, одетые в шубы до пят, оленьи торбаса и огромные чернобурковые треухи. На солидных дамах были норковые шляпы, пошитые с колоссальной претензией – огромные, с цветами, косами из норковых хвостов. Таких дорогих шуб, как на ней, Лидия не встретила и чувствовала себя столичной штучкой, а такие вещи поднимают настроение.

Прошли мимо рекламного щита Антошенко «Я еще вернусь!» у дворца городской администрации. Антошенко был конкурентом губернатора на прошлогодних выборах, сейчас буром прет в областную Думу… А ведь вернется! Щит был двусторонний, одно улыбающееся лицо Антошенко смотрело на улицу, другое – на дворцовые окна. Наверное, губернатор видел его из своего кабинета.

У Валерки был с собой фотоаппарат, и он щелкнул Лидию и на фоне щита, и на фоне памятника Ленину. Потом затащил ее в магазин «Океан» и со смехом показал киоск, где продавались французские духи в розлив, как пиво, из стеклянных самоварчиков. Лидии захотелось сняться на фоне киоска, но Валерка боялся, что его побьют коммерсанты. В конце концов он сверкнул вспышкой из-под полы дубленки, и они сразу отошли.

В «Океане» купили муксуна и любимых Лидией с детства кедровых орешков, а у бабок-мешочниц около магазина – маленьких, с лесной орешек, домашних пельменей. Нагрузив Валерку покупками, Лидия отправила его в гостиницу, а сама вошла в огромный сталинский дворец – здание городской администрации.

Сразу за входом был милицейский пост; Лидия вспомнила, что ее паспорт остался в кармане старого костюма. Но мир тесен, а дуракам счастье: по широкой парадной лестнице спускался сам губернатор в окружении номенклатурных чукчей, с которыми Лидия летела в самолете.

Избирательную кампанию губернатора в прошлом году организовал не кто иной, как отец, и отношения у них были самые тесные, хотя и не безоблачные. Приезжая в Федеральное собрание, губернатор звал отца к себе в «Президент-отель», они работали, а кончался день в ресторане. Если губернатор был с женой, то отец вызванивал из дому Лидию. Так что видывала она его в самой непринужденной обстановке, с торчащим из незастегнутой спьяну ширинки клоком рубашки. Да и губернатор едва ли мог забыть, кому ручки целовал, отмахиваясь от супруги.

Он, безусловно, узнал Лидию, но взглянул на нее особо, как воспитывают имиджмейкеры: «Подходить нельзя». Зато номенклатурные чукчи во главе с председателем нефтебанка Бельдыевым, все как один в черных костюмах и в оленьих торбасах, ужасно Лидии обрадовались, расплылись в улыбках. Ожегшись о взгляд губернатора, она опустила глаза и шарахнулась за колонну.

Губернатор вернулся в ту же минуту – видно, сказал чукчам, что забыл… Ага, купил на лотке сигареты, значит, сигареты забыл. Лидия достала из сумочки отцовский пакет и держала в руке. Проходя мимо нее, губернатор как-то незаметно пакет выхватил и пошел догонять чукчей, даже не посмотрев в ее сторону. Называется, визит к правителю нефтяного края. Что творится в городе Тюмени?!

На улице снова бросился в глаза рекламный щит Антошенко: «Я еще вернусь!»

Экзотических впечатлений ради Лидия пошла в гостиницу по старинной стороне улицы, которую назвала про себя Новодревнерусская. Подоконники цокольных этажей приходились ей по щиколотку, но жизнь там, безусловно, проистекала, в домах уже стали зажигать свет, из труб вились дымки. Такие же дома она видела на фотографиях дедушки с бабушкой. А вдруг их дом был где-то здесь? Могла бы она жить в таком доме с тяжелыми, как в крепости, тесовыми воротами?

Лидия с удовольствием погладила перчаткой темные некрашеные доски, и вдруг в воротах отрылась низкая калитка, и прямо на нее вывалился тощий подросток в ватнике. Лидия поймала его и поставила прямо. Подросток шатался, как спелый колосок, голова качнулась на тонкой шейке, чуть не смазав Лидию по лицу. Выпивкой от него не пахло – явно обкуренный. Вот тебе и милая старина!

Оттолкнув ее руку, подросток поволокся к дому, где она только что с умилением любовалась филейными занавесочками в окнах. Доплелся (Лидия остановилась посмотреть), стукнул в окошко, и такой густой мат ударил в ответ из-за филейных занавесочек, что Лидия бегом припустилась к гостинице.

Охранник с дубинкой впустил ее, не спросив карточку. Гостиница пустовала, и он, скорее всего, помнил всех постояльцев в лицо.

Под дверью люкса лежала подсунутая Валеркой записка: «Уехал в типографию, буду поздно». Лидия вспомнила, что с утра не ела, и спустилась на первый этаж. Давешний охранник сказал ей, что пообедать можно в баре, а идти одной в ресторан он бы не посоветовал: в ресторане гуляет братва. «Гуляет братва» было сказано очень выразительно. Таким тоном сообщают по телевизору: «Тайфун обрушился на северное побережье Атлантики».

Лидия пошла в бар, оказавшийся уютным и пустым. Над чистыми столиками красновато тлели светильники, тихо пел Стив Вандер. Она села за столик в углу и начала гипнотизировать приоткрытую дверь подсобки за барной стойкой. Барменша заметила ее, но подходить не спешила. Кажется, она переклеивала этикетки на бутылках. В подсобке откуда-то из боковой двери появился охранник – Лидия видела его тень с торчащей как хвост дубинкой и руку в камуфлированном рукаве. Рука указывала на нее. Барменша подлетела мухой, приняла заказ, метнула на стол тарелку с салатом и сказала, что пельмени принесет из ресторана и Лидии Васильевне придется обождать.

Лидия, которая видела барменшу первый раз, ничуть не обрадовалась такой своей популярности среди работников питания. Что-то происходило невнятное и пугающее, как ночные шаги, затихшие под твоим окном. То ли прохожий остановился прикурить, то ли кирпич ищет, чтобы швырнуть в стекло.

Барменша принесла пельмени с бульоном в горшочке, и Лидины тревоги позабылись. Наверняка все объяснялось просто: барменше сказал ее имя-отчество охранник, а охранника попросил приглядеть за дочкой отец.

В бар вошла слегка шатающаяся девица в шикарной светлой дубленке и высоких белых сапогах за колено, взяла у стойки кофе и, загребая по ковру длинными ногами, направилась к Лидиному столику. Лидия сосредоточенно гоняла ложкой оставшиеся в горшочке пельмени. По-нашему, по-психотехнически, действие означает что? Правильно, уход от разговора. Девица, однако, этих тонкостей не поняла и уселась напротив нее. Лидия всей душой отдавалась последнему пельменю, ловко ускользавшему от ложки. А девица брякала ложечкой в чашке с кофе.

– Ну что, так и будем молчать? – с напором спросила девица.

Лидия взглянула в ее белесые глаза – ну конечно, зрачки с булавочную головку. Девица была, как пишут в протоколах, в состоянии наркотического опьянения. Сказав «прости» последнему пельмешку, Лидия пошла расплачиваться. Барменша сгладила с нее тридцатку – и обсчитала, и, кажется, включила в счет стоимость наркоманкиного кофе. Лидия это поняла уже в дверях и возвращаться не стала.

Когда она садилась в лифт, следом вскочил непонятно откуда взявшийся пожилой кавказец – сто одежек и все без застежек. Распахнутая дубленка, распахнутый пиджак и так далее до шерстяного пуза. Пузо теснило Лидию в угол, кавказец одышливо сопел, и это привело ее в полное отчаяние. Выскочив на своем этаже, она кинулась в номер, заперлась, защелкнула дверь спальни и рухнула на кровать.

За окном стемнело, тонкие светящиеся щелки в окнах «Хилтона» так и бросались в глаза. Лидия пошла в гостиную и в коробке с канцелярской дребеденью разыскала клеящий карандаш. На два окна, в спальне и в гостиной, ушло полчаса трудов и полпачки бумаги. Шпионы в «Хилтоне» могли отдыхать: она залепила стекла сверху донизу, внахлест, без малейшей щелочки.

И вдруг затрезвонили телефоны, сразу и городской, и местный. Она схватила обе трубки. По городскому тут же пошли короткие гудки, а в местный кто-то сопел, сопел и хрипло спросил:

– Ну а где хозяин?

Лидия швырнула трубку, и телефон зазвонил снова. На этот раз не сопели и не спрашивали, а просто молчали. Как там назывался засекреченный файл в отцовском компьютере? Что-то насчет провокационных акций в выборной кампании…

Потом долго стучали в дверь, а Лидия, подкравшись босиком, стояла в прихожей и боялась спросить, кто там.

– Лидия Васильевна, я от полковника Красина. На предмет домашних насекомых, – сообразил назваться стучавший.

Уф-ф, от сердца отлегло. Лидия впустила красинского «истребителя насекомых» в штатском, увешанного дорожными сумками, как будто он собрался здесь жить.

Из сумок появился портативный компьютер, какой-то прибор с маленьким экраном и объемистая рамочная антенна. Включив свое хозяйство, «истребитель насекомых» стал обходить номер.

В гостиной «жучок» был найден на задней стенке компьютера. Лидия была уверена, что его всадил компьютерный Мыша.

«Истребитель насекомых» проверил спальню, прихожую и туалетную. Из туалетной тихо позвал Лидию:

– Здесь в полу сливная канавка, через нее в соседнем номере слышно все и без аппаратуры. Постарайтесь, чтобы решетка была как бы засорена и на полу вокруг желобка было немного воды.

Заплатив «истребителю насекомых» и проводив его до двери, Лидия бросилась конопатить сливную решетку. Распотрошила тампакс и, скатывая начинку в колбаски, засунула по колбаске в каждую дырочку решетки. Когда она пустила воду из душа, тампаксная начинка разбухла, и на полу стала растекаться лужа. Действительно вещь тампакс! Кстати, вполне можно было бы на этом сюжете сделать рекламный ролик: Штирлиц советует радистке Кэт: «Тампакс поможет в беде!»

Отступив к двери, чтобы не замочить колготки, Лидия сооружала вокруг слива бортик из казенных полотенец и пыталась вспомнить, не говорила ли чего-нибудь вслух, когда мечтала в ванной – есть у нее такая привычка.

В дверь страшно заколотились и жутким голосом аварийного водопроводчика заорали:

– Открывай, хозяйка!

Лидия начала спешно выковыривать тампаксную массу из отверстий.

В спальне опять зазвонил местный телефон. Она подняла трубку – Валерка.

– Почему не открываешь?

– Так это ты ко мне стучался?

– Конечно я. Принимай работу!

Взвинченный, прокуренный и, кажется, слегка поддатый Валерка вошел, размахивая пачкой газет.

– Ну Лид, ну сроду такого не было! Едем в броневике, четыре шкафа с автоматами, иду пленки делать, они за мной, несу пленки на монтаж, они за мной! Отпечатали тираж, а у типографии уже стоят ментовозы со всего города. Менты пошли мою газету по ящикам разносить!

– А что, – спросила Лидия, – разве уже выборы?

– Выборы послезавтра, а сегодня – последний день агитации. Ты думаешь, почему твой отец и Красин так спешили? Если они сегодня не привезут новый ролик с Андреем Караваевым, то в ноль часов ноль минут… – Валерка сделал жест, как будто выбрасывал этот ролик. – Ничего, успеют. Лешка сидит на телестудии, как только привезут, он старый ролик заменит новым. Наше время – в двадцать двадцать, потом в двадцать один двадцать и так далее. Включим телевизор, будем смотреть.

И Валерка стал хвастаться своей газетой. На первой полосе – большая карикатура: Антошенко в санях, которые волокут украшенные оленьими рогами банкир Бельдыев и… Здравствуйте, Борис Ефимыч! Портретное сходство было так себе, но художник снабдил Бельдыева табличкой «Бельдыев» с инициалами, а Станюковича – табличкой «Станюкович», а сверху пустил надпись: «На чьи деньги протаскивают во власть уголовника?»

– Конечно, не выставочная карикатурка, – заскромничал журналист, и стало ясно, что рисовал он, – в духе пятидесятых годов. Но предвыборная агитация и должна быть простой, как мычание.

– Какой Станюкович – фирма «Самбор», из Москвы? – на всякий случай уточнила Лидия, хотя знала, что не ошиблась. В Люськином досье на Станюковича было написано, что у него нефтяные интересы именно в Тюмени.

– Конечно из Москвы! Мне только днем перегнали компромат по факсу, и мы быстро тиснули.

Лидия упала на диван и заплакала. Убежать от Станюковича за пять тысяч километров – и оказаться в его логове, где прет во власть накормленный деньгами Станюковича уголовник Антошенко, а полковник милиции вынужден охранять какую-то газетку четырьмя автоматчиками! Невероятное, жуткое совпадение… Хотя не такое уж и невероятное. Станюкович не станет биться из-за какой-нибудь тамбовской картошки, ему нужна нефть. А отец не поедет на выборы в нищий Ульяновск. Их обоих интересуют богатые районы. Вот и столкнулись в богатом.

– Ты что, Лид? – теребил ее за плечо Валерка. – Что случилось?!

Захлебываясь и саму себя перебивая, она рассказала о своей стычке с миллионером, о том, как ее выкинули из лимузина Станюковича, а потом мучили во дворе разрушенного дома.

– И всего-то? – Валерка выглядел невозмутимым. – Лид, не сочти, что хвастаюсь, но бодаться с нашим братом и миллионеры не любят. Конечно, не потому, что, например, я сильнее твоего Станюковича, а по принципу «не тронь, оно и не воняет». Вернемся в Москву, и тот человечек, который слил мне компромат на Станюковича, попытается узнать что-то еще. А потом мы спокойненько пойдем к Борис Ефимычу…

– Господи, да я ходила уже! «Спокойненько», а что получилось?!

– А теперь пойду я, и посмотрим, что получится.

Негатив Ивашникова говорил так уверенно, что Лидия за неимением лучшего кинулась ему на шею. Благодарный и в общем ничего не значащий поцелуй затянулся, Валеркин язык бегал по ее сжатым зубам, и хотелось впустить его в себя. Очень вовремя (или очень не вовремя – как посмотреть) явился Лешка. Рот у клипмейкера был до ушей, но, посмотрев на раскрасневшуюся Лидию, он сжал губы ниточкой.

– Включай телик.

У Лидии сердце сладко ухнуло вниз.

– Вернулись?! Леша, Лешечка, ты не видел – они только вдвоем вернулись?

– Не видел. Кассету привез красинский офицер, и меня отправили в гостиницу. Ох, ребята, ни разу я так не влипал! На студии полно милиции, задержали одного тамошнего деятеля – хотел нашу кассету размагнитить…

Ходивший открывать дверь Валерка топтался в коридоре: клипмейкер не впускал его, положив руку на дверной косяк.

– Включай, – повторил он и сел на диван к Лидии.

Она сейчас думала только об Ивашникове, ухаживания негатива казались забавными, только и всего. Но то, что Лешка так нарочно занял Валеркино место, Лидию оскорбило – тоже мне, надсмотрщик. Она пересела от Лешки на трехместный диван, и Валерка, победно взглянув на клипмейкера, плюхнулся рядом.

– Чего включать-то, Леш?! До нашего эфира еще полчаса.

Клипмейкер без звука, одними губами выматерился и сам включил телевизор.