Текст книги "Платит последний"

Автор книги: Ольга Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

ЧТО ТАКОЕ БРЕХУНЕЦ

…Кудинкин проснулся, когда Лидия звонила Трехдюймовочке. Голова не болела. Это удивило Кудинкина несказанно: выходит, в ресторане подали не самопальный коньяк, а чудес не бывает. Потом он сообразил, что Трехдюймовочка была в милицейской форме. Стало быть, это не чудо, а естественная осторожность работников питания.

Трехдюймовочка упоенно болтала по телефону. Кудинкин посмотрел на часы – половина шестого – и жестами показал ей, чтобы закруглялась. А майорша несолидно подразнила его высунутым языком и назло проболтала еще минут десять. Кудинкина грызла нечистая совесть. Обед в «Арагви» был его авантюрой, капризом художника. Простоватый опер Саня по телефону выложил ему все, что мог, и уже тогда Кудинкин понимал, что сколько Саню ни корми, это никак не повлияет на участь Люськи. Но ему хотелось поесть в ресторане. В такого рода горячих точках Кудинкин бывал чуть ли не каждую неделю, однако все больше по службе. А расслабиться, то есть принять по бутылке на рыло, удавалось редко.

Если бы Лидия знала, что теряет время не для того, чтобы помочь Люське, а исключительно по милости Кудинкина, которому пришла охота выпить, она разорвала бы его на куски.

Чтобы окончательно не пасть в собственных глазах, Кудинкин решил сегодня же сделать что-нибудь для Лидии. Дорвавшись наконец до телефона, он позвонил уже проспавшейся Люське и взял у нее координаты должников. Их фирма именовалась, как американская стратегическая ракета – «Поларис». Владелец носил незавидную фамилию Брехунец. Его имя-отчество Кудинкин записал на бумажке, потому что боялся не запомнить: Теодозий Орестович.

За час Кудинкин обзвонил кучу милиционеров. Знакомым он скороговоркой бубнил: «Привет-как-дела-с-меня-бутылка» – и сразу выкладывал, что ему нужно. А с незнакомыми знакомился и влезал в душу. Слушая его болтовню, новый знакомый сначала мучился невысказанным вопросом «А что ему, собственно, нужно?». Но через несколько минут он уже блистал перед Кудинкиным футбольной эрудицией и счастлив был подтвердить, что его начальник полный дебил (а вы слышали хоть от одного мужика, что его начальник умный?!). Он был уверен, что знает Кудинкина много лет. Когда Кудинкин начинал прощаться, новый знакомый сам говорил: «Ты чего звонил-то?» – «Да дельце одно», – как бы спохватывался Кудинкин, дескать, пустяк дельце, я о нем уже и забыл за разговором с таким приятным человеком. «Какое дельце? Может, помочь?» – настаивал новый знакомый. Он был готов, он жаждал помочь, он упивался возможностью показать Кудинкину класс работы! И Кудинкин великодушно шел ему навстречу: «Фирма «Поларис» – тебе ни о чем не говорит? Ты там поспрашивай у своих, может, есть что-нибудь на этот «Поларис». Нет, неофициально. Слухи, сплетни, размер обуви хозяина… Договорились? Я на днях позвоню». Под конец Кудинкин брал с мента страшную клятву, что тот не откажется распить с ним бутылочку за встречу, и оставлял собеседника в приятных мечтаниях.

Если бы все обещанные Кудинкиным бутылки сделались из сказки былью, он бы утонул.

Озадачив таким образом с полдюжины не самых последних профессионалов московской милиции, Кудинкин стал собираться в разведку на местности.

– Ты куда? – спросила Трехдюймовочка.

– За домиком в Опалихе, – сказал Кудинкин. – Если в двенадцать не позвоню, найдешь капитана Орехова из сто двадцать четвертого. Скажешь, что я пошел на склад «Полариса».

Полусонная, разомлевшая Трехдюймовочка попросила жалобным голосом:

– Не ходил бы ты, Кирюша! Хотя бы не сегодня, а? Лидка знаешь где? Купила подзорную трубу и сидит в засаде, подглядывает за гадом, который ее изнасиловал. А теперь и ты уходишь… Пошел бы хоть завтра, что ли?

Кудинкин удивился тону Трехдюймовочки.

– Ты что, Оль? Завтра, что ли, по-другому будет? И потом, завтра мне на службу, когда вернусь, не знаю.

– Ладно, – сказала Трехдюймовочка, – но ты позванивай. Я за Лидку беспокоюсь, мало ли, надо будет ей помочь.

Кудинкин пообещал и под укоризненным взглядом Трехдюймовочки надел свою старую куртку с оторванным и косо пришитым рукавом. Это была его спецодежда, куртка для задержаний. При кажущейся щуплости Кудинкина преступный элемент ни в какую не хотел сдаваться ему по-хорошему, а все норовил оказать сопротивление. Куртку рвали постоянно. Кудинкин зашивал ее сам, не доверяя этого даже Трехдюймовочке. Потому что считал куртку счастливой.

Склад «Полариса» был в подвале сталинской восьмиэтажки. На улице давно стемнело; у светящегося люка в подвал разгружался фургончик с наспех упакованными картонными коробками. Ага, привезли на склад ночевать нераспроданные бананы-апельсины. Выходит, Брехунец не только выпивкой торгует.

Кудинкин оставил свой «Москвич» у соседнего дома и подошел к фургончику. Разгрузкой занимались две бомжеватые личности в таких же, как на Кудинкине, замызганных куртках. Следы застолья в «Арагви» на кудинкинском лице придавали ему дополнительное сходство с алкашами. Он так здорово вписался в картину, что его для начала послали. Кудинкин горестно вздохнул и сел на бровку тротуара.

– Прости, земляк, но нам самим мало, – сказал один из бомжей, швыряя коробки на уходящий в подвал металлический желоб. – Здесь работы на пару бутылок пива.

– Я понимаю, – еще горше вздохнул Кудинкин.

– Трубы горят? – сочувственно поинтересовался бомж.

Кудинкин подтвердил, что горят, проклятые.

– Знаешь, что я тебе скажу? Надо было летом приходить. – Совет был дурацкий, но так понравился бомжу, что он стал развивать мысль: – Летом здесь была лафа. По десять человек с этого склада кормилось. Когда по десять, а когда и по двадцать. Скажи, Леш?

Леша, который подавал коробки из кузова, авторитетно подтвердил, что да, летом была водка и Галька давала за разгрузку машины аж по два пузыря на бригаду. Две машины – бригада в стельку, а другая ждет очереди.

Механически поддакивая бомжам, Кудинкин заглянул в распахнутый люк. Особенно много в люк не разглядишь, но ему показалось, что подвал огромный. И абсолютно пустой, если не считать сиротливого штабелька только что сгруженных коробок.

– Ну, спасибо, земляки, – сказал Кудинкин, вставая. – Спасибо, утешили.

– Да погоди ты, дослушай!

– Не могу! – на ходу крикнул Кудинкин. – Дела!

Он вернулся к «Москвичу», сел за руль и рванул с места, на ходу захлопывая дверцу. С какой это радости Брехунец, хозяин солидной фирмы, околачивается на пустом складе? Ведь не ради того, чтобы пересчитать два десятка коробок с апельсинами. А может, ему больше негде?

Через пятнадцать минут езды Кудинкин получил ответ на этот вопрос. По юридическому адресу фирмы «Поларис» никакого «Полариса» не было. Там даже дома не было, только обнесенное забором пустое место, на котором уже начали рыть котлован под новостройку.

Итак, летом у господина Брехунца на складе разгружались десятки машин с водкой, а сейчас он сворачивает дела, не платит долг Ивашникову, остается без офиса и не снимает новый, а сидит как сыч на пустом складе. Ясно: фирма «Поларис» доживает последние дни. Либо господин Брехунец на чем-то крупно погорел, либо собирается бежать и сливает деньги. Кудинкин попросту, по-бытовому прикинул: фирма торговала выпивкой, а это в России самый надежный доход. Нет у нее причин разоряться. Похоже, Брехунец все-таки задумал слинять с денежками Ивашникова и еще бог знает с чьими.

Кудинкин понял, что нужно поторапливаться.

Грузовичок от склада уехал, бомжи где-то лакали честно заработанное пиво. Кудинкин подошел к закрытому люку в подвал, нагнулся. В щели пробивался свет, и было видно, что висячий замок для блезиру вставлен в одно ушко. Ай-ай-ай, господин Брехунец! Совсем не стережете свое добро.

Отвалив тяжелую створку люка, Кудинкин прислушался. Из подвала не доносилось ни звука. Прямо из-под кудинкинских ног круто спускался блестящий стальной желоб. Метра три, опасливо прикинул Кудинкин, уселся в желоб и, как с детской горки, съехал вниз.

Подвал оказался гораздо больше, чем он мог представить, заглядывая в люк. Ряды ламп дневного света под потолком сходились вдали. По ним можно было изучать законы перспективы.

Кудинкин юркнул за желоб и притих. Он чувствовал себя как свалившаяся в пустое ведро мышь. Вверх по желобу не взобраться. Забавно будет, если на складе никого нет и придется до утра сидеть взаперти. Одно утешение: бананов полно.

Время шло, складские деятели не появлялись. Кудинкин осмелел и отправился на разведку.

Разведывать в пустом подвале было особенно нечего. Кудинкин сразу же пошел к не такой, как остальные, кирпичной стене. В стене имелась дверь и выходящее в подвал зарешеченное окно. Когда Кудинкин прятался за желобом, был момент, ему почудилось, что в окно кто-то смотрит. Кто-то с очень большими сиськами. К разочарованию Кудинкина, оказалось, что это плакат Саманты Фокс. А дверь ему не понравилась ужасно, потому что была снабжена ржавой пружиной. Такие пружины имеют обыкновение визжать, когда дверь открывается. Подставив под ноги пустой ящик из-под бутылок, Кудинкин дотянулся до пружины и осторожно, чтобы не стрельнула, снял один ее конец с крючка.

Обеспечив себе путь к отступлению или к наступлению – это как придется, – Кудинкин скользнул к окну. Метра за два он услышал самоуверенный баритон, вещавший что-то обыденное таким торжественным тоном, что казалось, вот-вот он объявит: «Серафим Туликов. “Родина”». Очевидно, баритон разговаривал по телефону, потому что голоса его собеседника не было слышно.

– Что «Теодозий Орестович»? Я тридцать пять лет Теодозий Орестович! – вдруг возмутился баритон, как будто специально представляясь Кудинкину. Здрасьте, господин Брехунец!

Кудинкин заглянул в окно и отшатнулся. Брехунец сидел к нему лицом, но, к счастью, смотрел на экран компьютера. Дорогой ноутбук в сером пластмассовом чемоданчике не вязался с облупленными стенами складской конторы.

Плешь у Брехунца была раза в три побольше, чем у Кудинкина, и опер этому тихо порадовался. Зато и по габаритам хозяин «Полариса» был побольше если не в три раза, то в полтора – точно. Как это ни смешно, у Кудинкина появился дополнительный стимул вытрясти должок из Брехунца. К здоровякам он относился ревниво и обожал их побеждать.

– Ты еще месяц назад обещал заплатить! И каждый день: завтра, Теодозий Орестович, завтра обязательно, Теодозий Орестович!

Кудинкин хихикнул про себя. Было совершенно ясно, что Брехунец давно бы уже смылся, чтобы не платить долги, но его держит другой такой же брехунец, который тоже не собирается платить.

Минут двадцать Кудинкин подслушивал под окошком. Брехунец названивал не переставая: долги «Пола-риса» и долги «Поларису», накладные, платежные поручения, еще одна фирма – «Сириус»… Один раз к нему прорвался чужой звонок, и Брехунец с раздражением ответил, что давал объявление еще в октябре и квартира давно продана. Это была последняя капля: если Брехунец уже и квартиру продал, то совершенно точно не собирается задерживаться в Москве.

У Кудинкина появился сильный соблазн прямо сейчас прижать Теодозия Орестовича к стенке: бежать вздумал?! Ну-ка, плати долг Ивашникову! Но Брехунец вполне мог ответить, что да, сворачивает дела и уезжает, но это еще не преступление, а от своих долгов он не отказывается. Так что лучше было подождать, пока знакомые менты не соберут информацию о «Поларисе». Что-нибудь они да накопают. Какую-нибудь скромную гадость, которая заставит Брехунца расплатиться.

Пора было уходить.

Вкрадчивой походкой Кудинкин перетек к двери, встал за косяк и дверь потихонечку толкнул. Никаких последствий, кроме, конечно, того, что дверь открылась. Кудинкин выглянул – ага, коридорчик, налево дверь к Брехунцу, направо стальная, с висячим замком, а в конце коридорчика – похожая на корабельный трап металлическая лестница из подвала. Под лестницей стояло засаленное кресло. У Кудинкина екнуло сердце: в кресло так и просилась фигура охранника с дубинкой, а раз его там не было…

…То он прятался за дверью и, улучив момент, огрел Кудинкина дубинкой по шее. Падая, Кудинкин ударился подбородком о ловко подставленное колено и свалился на пол почти без сознания. Охранник поднял его за шиворот, прислонил к стенке и стал охлопывать карманы. Кудинкин взмолился Богу, чтобы он не нашел удостоверение. То-то было бы позору: капитан милиции, оперативник – и дал себя подловить какому-то куску мяса!

– А я-то думаю: крысы там шебаршат, что ли? – приговаривал охранник. – А это вон какая крыса. Бананчика захотелось? Или кокоса – «Баунти», райское наслаждение?

Кудинкин с облегчением понял, что ничего, кроме ворованных фруктов, охранника не интересует.

– Да не брал я ничего, начальник, – заныл он. – Ну разве так можно – сразу по шее?! Ни тебе «Здрасьте», ни «В чем дело?»…

– Вот тебе «Здрасьте», вот тебе «В чем дело?». – Охранник без прежней злобы отвесил Кудинкину пару подзатыльников. – Говори сразу: налопался бананов? Найду на складе хоть одну шкурку – голову оторву!

На его крики из-за двери высунулся Брехунец:

– В чем дело?

У Кудинкина появилась новая печаль: как сделать, чтобы Брехунец его потом не узнал. Он вскинул руки, будто бы защищаясь от дубинки охранника. Этот идиот стоял открывшись; Кудинкин мог бы вырубить его одним ударом.

– Вора поймал, – тоном человека, честно отрабатывающего свой хлеб, соврал охранник. Кудинкину не оставалось ничего другого, как искать справедливости у Брехунца.

– Арестыч! Я машину разгружал! – взвыл он дурным голосом. – Получили на пиво, а Лешка меня в подвал столкнул, чтоб не делиться!

– Отпусти его, – приказал Брехунец.

Охранник разочарованно скуксился:

– Теодозий Орестович! Если просто так их отпускать, они же повадятся бананы лопать! Пускай хоть полы помоет, что ли.

– Отпусти, – повторил Брехунец и захлопнул дверь.

Взяв Кудинкина за шиворот, садюга охранник поволок его к ведущей из подвала металлической лестнице. Кудинкин стоически терпел это унижение. Охранник поднялся к обитой железом двери, пересчитав Кудинкиным каждую ступеньку. Он снес и это. Но когда охранник установил Кудинкина на пороге и, придерживая его сзади за плечо, изготовился дать прощального пинка, ментовское терпение лопнуло. Кудинкин вцепился в лежащую на плече охранницкую руку, присел и, крякнув от натуги, бросил обидчика через себя. После чего отобрал дубинку и по справедливости вернул каждый полученный от охранника удар.

Воспитательная работа была бы незаконченной, если бы охранник не вынес из нее мораль. Кудинкин подумал и сформулировал:

– Ты поставлен, чтоб стеречь, а не быть скотиной!

Зашвырнул дубинку вниз, в подвал, перешагнул через охранника и ушел.

Дела на сегодня были закончены, Кудинкин уже предвкушал ночь в творожных объятиях Трехдюймовочки. Для очистки совести он, как обещал, позвонил ей из автомата и услышал: «Где тебя черти носят?! Лида уже час звонит: у ее Вадима в гараже ширяются наркотиками!»

Кудинкин философски рассудил, что это судьба: раз в жизни собрался подхалтурить, а ночь все равно кончается притоном с наркотиками. Накрыть его было прямой обязанностью оперативника из УБНОНа.

МОРИЛЬЩИКИ ДЛЯ КОЛОКОЛЬЧИКА

Пробарабанив условные «Подмосковные вечера», Кудинкин ворвался к Лидии в комнату, плюхнулся на застонавшую пружинами кровать и сразу же прилип к ночному прицелу.

– Слева на площадке иномарка, видишь? – подсказала Лидия. – Вообще-то здравствуй.

– Ага, здравствуй… Вижу, двое сидят. – Кудинкин оторвался от глазка и взглянул поверх прицела. – А так не вижу, стекла отсвечивают… Здоровская штучка. Одолжишь потом, если понадобится?

– Подарю, – пообещала Лидия. – Я на медведя идти не собираюсь, зачем мне прицел?

Минут пять Кудинкин молча сопел, припав к глазку, а потом разочарованно сказал:

– Ничего не делают, просто сидят.

– Они уже укололись. Видишь, у колеса шприц валяется?

– Вроде вижу… Совсем обнаглели, где ширяются, там и бросают, – проворчал Кудинкин. – Лид, понаблюдай пока.

Он сковырнул ботинки и растянулся на кровати. Лидия села к нему в ноги, потому что больше сесть было некуда, и бегло взглянула в прицел. Смутные фигуры за ветровым стеклом иномарки не двигались.

– Какой им смысл колоться прямо на стоянке? – спросила Лидия. – Отоварились и ехали бы домой. У нас же за наркоманию не судят.

– Ну, во-первых, когда у наркомана ломка, он минуты лишней не протерпит. А во-вторых, смысл самый прямой. Так он ширнулся и поехал чистенький. А если бы положил дозу в карман, это уже было бы хранение, а за хранение судят. Отъехал бы на метр – перевозка, за перевозку тоже судят.

– За одну дозу?! – удивилась Лидия.

– А ты думаешь, уличные торговцы разносят наркоту килограммами? Ты попробуй его хоть с одной дозой задержать. Он сунет героин в какую-нибудь банку из-под пива и бросит в урну или прилепит пакетик жвачкой к скамейке, а потом стоит, денежки у наркош собирает и командует: «Иди сам достань там-то и там-то». И ничего не докажешь!

Из выхлопной трубы иномарки закурился дымок.

– Уезжают, – сказала Лидия. Иномарка неуверенно выехала со стоянки и поползла по дороге, болтаясь от тротуара к тротуару.

– Ну дают, ну дают! – Кудинкин вскочил с кровати. – Под кайфом за рулем! Лид, ты номер записала?

Лидия раскрыла на подоконнике записную книжку. Она писала на ощупь; света, падавшего с улицы, хватало, только чтобы не залезть за край страницы.

– Не видно ничего, – поломав над книжкой глаза, сказал Кудинкин. – Ты так не помнишь, какая это машина по счету?

– Шестая или седьмая. И еще штук десять просто заехали в гараж.

Кудинкин упоенно взвизгнул.

– Чтоб мне сдохнуть, Лид, попадем мы с тобой в приказ по городу. Может, и медальку схватишь… Еще один едет!

По блестящей от наледи освещенной дороге неслышно пронеслась машина с выключенными фарами, свернула к гаражам, в тень, и ее не стало видно.

– Это не за наркотиками, – сказала Лидия. – За наркотиками подъезжают на стоянку.

В черной линии гаражей синюшно засветился прямоугольник ворот, машина въехала, и свет погас.

Смотревший в прицел Кудинкин чертыхнулся.

– Номер я не заметил. Просто забыл… Ну конспираторы! Во дворе ни одной лампочки, заезжают без фар. Лид, они все время так?

– Да нет. У них на крыше прожектор. Иногда включают, иногда не включают… Кирилл, что ты собираешься делать?

– Соберу всю отвагу, какая ни есть в моем мужественном сердце, и позвоню начальству. А начальство меня обматерит. Вообще, лучше бы подождать до завтра. Приехали бы честь честью с ОМОНом… Они же не последнюю ночь здесь торгуют.

– А вдруг у них в гараже Колька? Он, может, не доживет до завтра, – умоляюще сказала Лидия.

Кудинкин заглянул ей в лицо, хотя вряд ли мог что-нибудь разглядеть в темноте, и сказал:

– Ну хорошо, только дождемся следующей машины. Я хочу посмотреть с самого начала: как передают наркоту, как расплачиваются. А то что я скажу: «Видел, как машина постояла у гаража и уехала, вызывайте группу захвата»?

Стали ждать следующей машины с наркоманами, но, как назло, приезжали случайные автолюбители, ремонтироваться. На крыше гаража вспыхивал прожектор, к машине выходил кто-нибудь из мальчиков Гусейна и подолгу разговаривал с владельцем, загонял машину в бокс и опять разговаривал, то показывая что-то в открытом моторе, то залезая под машину. Ворота бокса оставались распахнутыми.

А потом один за другим прикатили два «таинственных гостя» с выключенными фарами. Синий свет у них в боксе тлел еле-еле и погас еще до того, как закрылись ворота.

Наконец, на стоянку вкатилась целая кавалькада, четыре машины. Захлопали дверцы, требовательно заревел клаксон. В угловом боксе открылась дверь, и к машинам потрусил Эльчин. Он обошел машины, собирая деньги, ненадолго скрылся в гараже, а потом ушел, оставив дверь открытой. Один за одним в эту дверь стали шмыгать наркоманы.

– Что делают, гады?! – разозлился Кудинкин. – Не, Лид, ты поняла?! Если сейчас взять его за хобот, он скажет: «Наркотиков я никому не передавал и вообще не знаю, откуда в гараже наркотики. Открыто было. Кто-нибудь вошел и подсунул».

– Неужели такая липа проходит?

– У нас презумпция невиновности, – назидательным тоном ответил Кудинкин. – И у судей маленькая зарплата… Ладно, давай свой телефон. Сейчас мы с этими наркошами повеселимся.

Повеселиться удалось не скоро. Сначала Кудинкин долго объяснялся с каким-то подполковником, который не был сторонником необдуманных действий, зато был сторонником здорового сна.

– Под мою ответственность, – уныло бубнил Кудинкин в трубку. – По агентурным данным, они еще держат похищенного человека.

В конце концов подполковник смилостивился. И закрутилась непонятная Лидии ментовская карусель. Минут через двадцать милицейский лейтенант принес Кудинкину рацию. Кудинкин в боевом азарте обругал и лейтенанта, и радиоприбор:

– Почему в форме?! Ты б еще на машине с мигалками приехал, чтобы вся округа видела… А это из музея, что ли? В ней же полпуда!

Потом явился гаишник в тулупе и валенках.

– Что так долго? Пешком, что ли, шел? – обругал и его Кудинкин. Гаишник, не слышавший кудинкинского разговора с лейтенантом, стал оправдываться:

– Я, знаешь, как спешил?! С мигалками гнал!

Кудинкин взвыл и, отобрав у служивого жезл, врезал ему поперек мягкой овчинной спины.

Успокоившись, он подвел обиженного гаишника к окну.

– Видишь машины на стоянке? Наширялись, скоро по домам поедут. А твоя задача их перехватить.

– Что они сделали? – переспросил гаишник.

– Внутривенные инъекции, предположительно содержащие вещества наркотического действия, – исчерпывающе ответил Кудинкин. – Действуй, служивый. Они в сторону центра поедут, железно. Только встань подальше от гаража, метрах в двухстах.

Чтобы не зажигать света в комнате, Лидия вышла с гаишником в коридор и дала ему переписать номера машин из своей записной книжки.

– Чего ваш опер злится?! Я же с понятием, я не со стороны гаража заехал, а дворами, – на всякий случай оправдался гаишник, откозырял и пошел, шаркая валенками. Похоже, он принял Лидию за какое-то милицейское начальство.

Третьему визитеру Кудинкин обрадовался как родному. Это был верзила в черно-белом камуфляже. Пистолет в открытой кобуре болтался у него на бедре, как у ковбоя. Подойдя к окну, верзила долго изучал окрестности гаража, спросил, сколько там народу (никто не знал) и что это за окно на крыше (Лидия сказала, что там кабинет хозяина). Наконец, верзила сказал:

– Пятнадцать минут нам, чтобы выйти на исходные. А потом командуйте.

– Только не засветитесь раньше времени, – попросил Кудинкин.

– Обижаешь, – сказал верзила и ушел.

Все было как в кино. Бубнила и шепелявила на разные голоса включенная рация. Где-то выходили на исходные позиции невидимые в своем ночном камуфляже подчиненные верзилы и топтался на дороге гаишник в валенках. Кудинкин стоял у окна, обозревая поле сражения то в прицел, то невооруженным глазом.

У Лидии тряслись руки. Она была почти уверена, что Колька там, в гараже. Она чувствовала себя как тринадцать лет назад, в его доме, когда, обрывая пуговицы, через голову стаскивала блузку, а Колька стоял с дурацкой садовой лейкой, потому что она сказала «мыться», а не «трахаться». Он стоял и не догадывался бросить лейку и обнять Лиду, а ее решимость таяла, и в конце концов решимости хватило только на то, чтобы вымыться, не прикрываясь от Кольки ладонями. А когда стало пора затаскивать его в постель, вся решимость и вышла.

Дурочка, подумала она о студентке Лиде. Представляешь, дурочка, сейчас ты уже тринадцать лет была бы за ним замужем?! Родила бы ему близнецов, и они уже давным-давно ходили бы в школу. А Колька бы погуливал. Мужики, если рано женятся, к тридцати годам начинают погуливать обязательно, это закон природы. Они опыта набираются… Почему-то Лидия умилилась этому: Ивашников погуливает. Например, с Люськой. Лидии казалось, что она не имела бы ничего против. Может быть, Люська научила бы его чему-нибудь новенькому. А если серьезно, то пускай бы у Кольки была возможность сравнить и понять, что ни одна женщина не сможет любить его так, как Лидия.

Четверка машин с наркоманами уехала со стоянки. Взъерошенный Кудинкин переругивался по рации с рвущимся в бой верзилой:

– Потерпи, всем спать хочется. Мне нужно взять его с поличным. Дождемся еще одного наркошу…

Долгожданный наркоша примчался в сияющем полировкой черном джипе. Срезая углы и переваливаясь через поребрики тротуаров, он влетел на стоянку и с визгом затормозил.

– Сиди здесь, – бросил Кудинкин Лидии. Схватил рацию и убежал, хлопнув дверью.

Без Кудинкина и без рации стало так тихо, что Лидия расслышала доносившуюся из джипа музыку. Взревел клаксон, и сразу же на стоянке как лист перед травой возник услужливый Эльчин. Он долго шептался с водителем. Лидия видела в ночной прицел, что Кудинкин уже во дворе. Прячась за тумбами, оставшимися от давно украденной чугунной ограды, он почти вплотную подбежал к джипу, но чего-то ждал.

Эльчин кивнул, взял у водителя, надо полагать, деньги и пошел к боксу. И тогда Кудинкин понесся за ним огромными прыжками, держа у рта микрофон. Около джипа как из-под земли возник автоматчик в камуфляже и недвусмысленно просунул дуло в окно. Еще двое бежали по крыше. Их черные силуэты были хорошо видны на фоне освещенной дороги. Домчавшись до светящегося окна в крыше, один из автоматчиков нырнул туда «солдатиком». В туче сверкающих осколков он ссыпался вниз, на столик с объедками шашлыков. Ножки столика подломились, но автоматчик устоял и направил свое оружие куда-то в глубь каморки Гусейна – Лидия не видела, что там творится.

Наблюдая за автоматчиком, она потеряла Кудинкина. Его рация валялась на стоянке. Вспыхнул прожектор на крыше гаража, и стало видно, что автоматчиков много. Они толпились у ворот бокса с синей лампой, потом все вдруг отхлынули, а из-под ворот повалил дым. Послышались какие-то хлопки, звучавшие несолидно, как будто взрывались новогодние петарды. Автоматчики бросились на землю, выставив перед собой тускло блестевшие стволы. Ворота бокса распахнулись, и оттуда в клубах дыма стали вываливаться мальчики Гусейна. Многие падали, пройдя несколько шагов, другие опускались на колени, и всех рвало. Лидия нашла знакомую фигуру Вадима. Колокольчик полутяжелый тащился на четвереньках и фонтанировал, как пьяный кит. Она подумала, что есть Бог на небе и дьявол в преисподней. Вадим подставил ее под Люськины выстрелы, а теперь сам нюхает газ. Око за око.

А потом все как-то неожиданно кончилось. Автоматчики вставали и закуривали, отойдя подальше от распахнутых ворот, из которых еще тянулись перистые облачка газа. Несколько человек в резиновых масках противогазов поднимали мальчиков Гусейна и выстраивали вдоль гаража: руки на стену, ноги врозь. Лидия решила, что теперь ей можно выходить.

В кладовке у коменданта, о котором она успела забыть, все еще гуляли. А был, между прочим, четвертый час не то ночи, не то утра. Лидия поразилась тому, что пятьдесят рублей можно пропивать так долго. Какой-то рекорд для закрытых помещений.

Подъезд выходил на противоположную от гаража сторону. Обогнув общагу, Лидия попала на стоянку. Двое автоматчиков шерстили наркоманов из джипа. Их поставили в ряд, лицом к слепящему прожектору на крыше гаража, и один автоматчик держал всю компанию на мушке, а другой обыскивал.

– У вас бумажник упал, – заметила Лидия. Автоматчики в один голос сказали ей: «Проходите, гражданочка» – и, не прикасаясь к бумажнику, стали выяснять, чей он. Лидии это показалось по меньшей мере странным. Она подняла бумажник, оттуда посыпались визитки.

– «Владимир И. Бирюк, – вслух прочитала Лидия, – АОЗТ «Х-file», компьютеры и периферия»…

Кажется, она что-то сделала не так.

– Проходите, гражданочка! – с досадой повторил один автоматчик. – Мы тоже читать умеем. А бумажник он должен был сам поднять.

Лидия положила бумажник на крышу джипа и «прошла», то есть пошла к гаражу.

Пока она давала крюк вокруг общаги и оказывала медвежью услугу автоматчикам, во дворе появился фургон с маленьким решетчатым окошком, по-ментовски автозак. Верзила в камуфляже, командир автоматчиков, переговаривался с кем-то по рации:

– Без потерь. Без по-терь… Шесть стволов… Не пять, а шесть.

Мальчики Гусейна стояли в очереди к автозаку. Вадима среди них не было, и Лидия заглянула в фургон.

– Нельзя, гражданочка, – заступил ей дорогу автоматчик.

Лидия молча толкнула его в твердый бронежилет.

– Пропусти, – скомандовал верзила, – она из УБНОНа.

Автоматчик моментально переключился на мальчиков Гусейна:

– Всем стоять, посадку прекратить! Успеете насидеться.

По стальной лесенке Лидия поднялась в фургон. Сразу за дверцей был крошечный стальной ящик-прихожая со скамейкой для конвоиров, а дальше – коридор и по обе стороны зарешеченные ячейки, совсем уж маленькие. Лампочка под потолком тоже была зарешечена.

Вадим еле поместился в ячейку. Он сидел на полу, подтянув колени к подбородку. Глазницы, щеки и даже виски у него ввалились, в них стояли черные тени.

– Явилась торжествовать? Я догадывался, что это все ты, – с гадливой гримасой сказал Вадим.

– Почему я должна торжествовать? – удивилась Лидия. – Я на тебя не обижаюсь и не злюсь, так что, получается, торжествовать нечего.

– Простила? – удивился Вадим.

– И не простила. Ты меня бросил, и я не собираюсь возвращаться, вот и все. Я объясняла тебе это на словах, но ты не захотел понять. Может быть, поймешь теперь.

– Отшлепала, как ребенка?

– Ты не как ребенок, ты как микроб или таракан, – искренне сказала Лидия. – Ребенка всегда можно уговорить, а таракана уговаривать – просто сумасшествие. Тараканов морят, и я вызвала для тебя морильщиков.

– Дура, – сказал Вадим. – Тебя убьют. Через три дня половина из этих людей будет на свободе, а уж я им расскажу, кто на них стукнул.

– Только не забудь им напомнить, где я работаю! – В соседней ячейке сидел один из мальчиков Гусейна, и Лидия повысила голос, чтобы он слышал. – А что бывает с теми, кто убил мента, они сами знают.

– Кончай болтать, женщина, – сказал мальчик и пнул ногой решетку. – Нам ехать надо. Спать хочется.

Отвернувшись от него, Лидия полушепотом спросила Вадима:

– Где Ивашников? Если скажешь – клянусь, найму тебе самого дорогого адвоката.

Вадим долго молчал, глядя исподлобья пустыми слезящимися от газа глазами.

– Сказать? Нет, тебе правда сказать?.. – начал он, улыбаясь. – Где, где…

И со смаком выматерился.

Лидия остановилась в дверях фургона. Давешний автоматчик протягивал ей руку, чтобы помочь спрыгнуть. Мальчики Гусейна чинно дожидались очереди на посадку. Сверху их непокрытые головы казались одинаковыми, как черные пуговицы. Седой головы не было. Гусейн исчез, хотя Лидия не видела, чтобы он уходил из гаража.