Текст книги "Платит последний"

Автор книги: Ольга Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

ПОЧТИ НАШЕЛСЯ

В дверь стучали тихо, но настойчиво. Ивашников потрогал языком рассеченную губу. Его уже «воспитывали»: стучали в дверь и, если он откликался, били. Похитители боялись, что Ивашников заговорит с кем-нибудь посторонним. А посторонние здесь бывали. Иногда кто-нибудь, явно не знавший об Ивашникове, толкался в дверь и уходил, чертыхаясь: приспичило, а тут закрыто. Ивашникова держали в туалете.

– Николай Ильич! – Говоривший прижимался губами к щели между дверью и косяком. – Не бойтесь, Николай Ильич, это я, Брехунец! Вы меня должны знать по фамилии, я из «Полариса».

Ивашников не особенно удивился. Говорил он Виталику, что «Поларис» грязная фирма, и вот подтверждение.

– Ну и что тебе нужно, Брехунец? – спросил он, подойдя к двери.

– Я хочу, чтобы вы знали: я тут ни при чем.

– Верю, – безразлично сказал Ивашников. – Дальше что?

– Нет, вы поймите, я правда ни при чем! «Поларис» вообще не мой, мне с ваших ста двадцати тысяч перепало бы две-три, – горячо заговорил Брехунец. – Стал бы я из-за этого связываться с похищением!

Ивашников удивился:

– Ну и чего вы добились? «Поларис» ваш задолжал не мне лично, а моей фирме. Завтра директор вам скажет: «Платите», послезавтра – бухгалтер… Вы что, всех собрались переловить?

– Так скоро не с кого будет спрашивать, Николай Ильич. «Полариса», считай, уже нет, есть «Сириус», – объяснил Брехунец. – Коньяк ваш давно продали, а деньги слили на «Сириус». Потом объявили бы, что «Поларис» разорился и спрашивайте долги с Пушкина. Сами понимаете, это не единственная такая операция. Полмесяца не хватало, чтобы все закончить, а тут ваш Виталик наехал: «Платите, а то хуже будет, у нас ментовская крыша!» Представляете, если бы в такой момент приехали менты и стали тут разбираться?! Я хотел заплатить, Николай Ильич. От греха подальше. А они решили вас придержать на две недельки – думали, Виталик без вас ничего не сможет. Теперь сидят. Шустрый у вас мильтон. Мал да удал, мне бы такого.

– На том стоим, – автоматически ответил Ивашников. Голова шла кругом: это кто мал да удал, его шкафы, оба под метр девяносто? А самое главное, Виталик действительно не мог с ними связаться. Он их в глаза не видел.

– Я вам заплачу, не сомневайтесь, – пообещал Брехунец. – У «Полариса» счет еще не арестовали. С утра и заплачу.

– Ты меня лучше выпусти. Если не боишься, – сказал Ивашников.

Брехунец вздохнул:

– Не боюсь, а не могу. Ключ вместе с хозяином в милицию забрали, а если я стану звонить в милицию, меня сделают соучастником: скажут, знал и молчал. Я о чем хотел попросить, Николай Ильич: не выдавайте меня, а? Я ведь и сам пострадал побольше вашего, меня сегодня убивать приходили. А с вами я честно, деньги обещал перечислить – и перечислю.

– Да подавись ты своими деньгами! Думаешь, мне весело тут в сортире сидеть?! – взорвался Ивашников.

– Не в сортире, а в санблоке, – счел нужным поправить Брехунец. – Там у вас еще душевые кабинки согласно санитарным нормам.

– Господи, ну при чем тут санитарные нормы?! Издеваешься?!

– А при том, что содержали вас гуманно. Обед носили из ресторана, я свои личные деньги платил, – обиженно пробубнил Брехунец. – И еще вы поймите, Николай Ильич, я ведь мог сейчас просто уйти, и никто бы не доказал, что я про вас знаю. А я сам к вам подошел. Доверился.

– Да успокойся, никому я про тебя не скажу, – сдался перед брехунцовским занудством Ивашников.

– Нет, честно? А то знаете, Николай Ильич, в вашем положении человек что угодно пообещает, а потом освободится и начнет мстить.

Ивашников снова засомневался, не издевается ли над ним Брехунец.

– Иди отсюда, – сказал он. – Иди, скорбный разумом, не выводи меня из себя.

Скорбный разумом помолчал и сказал:

– Я, Николай Ильич, хочу, чтобы вы искренне меня простили, а не на словах. Да и прощать-то в общем не за что. Я же тут ни при чем!

– Позвони моим, – сообразил Ивашников. – Прощу и свечку за тебя, обормота, поставлю.

– Говорите номер, – потребовал Брехунец голосом решившегося на геройство человека. – Только как я представлюсь?

– Ну зачем тебе представляться, ты что, на дипломатическом приеме? Скажешь, что Ивашников находится по такому-то адресу, и все.

Ивашников назвал телефон их с Лидией квартиры, и Брехунец ушел.

А Лиде-то за что такие треволнения? – подумал Ивашников. Мне – понятно за что: за богатство. Но я-то хоть знаю, чем рискую и за что. Я управляю капиталом, а это не всегда удовольствие, но всегда хорошая доза адреналина в крови, самоуважение, интерес к жизни, наконец, качество жизни – здоровая еда, спорт, отпуск на Гавайях, где я, кстати, не был. Я и в отпуске пять лет не был. Работать интереснее, чем дуться в преферанс на пляже, капитал – наркотик, а я – наркоман. Но женщинам-то, женам, достается от этого наркотика самое неинтересное: деньги тратить. Магазины сумасшедшие, примерки, стоишь весь в поту и берешь что попало, а дома видишь, что рукава длинны, а брюки коротки. Или женщинам это интересно? Так или иначе, я рискую из-за капитала, а Лида рискует из-за меня. Могли ведь украсть и ее. А уж детей крадут сплошь да рядом. Вот вернусь, а она скажет: «Извини, дорогой, я тебя люблю, но такая жизнь не для меня»…

– Никто не отвечает, – мятым голосом пробубнил в щелку Брехунец.

У Ивашникова екнуло сердце – где Лида?

– Ты подольше звони, – сказал он. – Квартира большая, она, может быть, на кухне и сразу не услышала. Или не успела подойти.

– Вы, конечно, извините, Николай. Ильич, но у меня нет времени дожидаться, пока на кухне кто-то там услышит, – с неожиданной твердостью в голосе заявил Брехунец. – У меня поезд через час. Вашего Виталика тоже нет дома, я звонил. Дайте такой телефон, чтобы наверняка попасть. В третий раз я вам звонить не побегу, мне уезжать надо.

Ивашников подумал о Люське. В списке замечательных качеств его секретарши не было привычки рано возвращаться домой. Она запросто могла проторчать на дискотеке всю ночь, пока в метро пускать не начнут.

– Как же ты обещал заплатить, если уезжаешь? – спросил он, чтобы уязвить Брехунца. – Ну будь ты человеком, позвони в милицию с вокзала, что ли.

– Это мое дело, как я заплачу, – с обидой буркнул Брехунец. – А в милицию звонить не буду. Они все звонки пишут.

Ивашников помнил сотни телефонов, и среди них всего несколько домашних. У него не было друзей, только партнеры и более или менее близкие приятели по рыбалке.

– Кролик ты ангорский, – обругал он Брехунца и назвал телефон, который совсем не хотелось называть.

Брехунец честно позвонил. Он сам был заинтересован в том, чтобы Ивашникова освободили, и вовсе не потому, что боялся маленького мента. Просто Ивашников теперь запомнил, что Брехунец напуган до потери сознания и уезжает куда-то на поезде. А с бухгалтершей «Полариса», которой он завез обещанные документы, Брехунец поговорил о больной маме в Виннице, но слова «поезд» не произносил. Потому что не был ни скорбным разумом, ни кроликом ангорским, а был делашом не самого последнего розлива и знал, что ложную информацию нужно подсовывать по частям, тогда ей больше доверяют. Кто бы ни разыскивал Брехунца, он вынужден будет собирать его вранье по крохам: «Брехунец куда-то уехал по личным делам» (так с его слов скажет главбух «Сириуса»), «на поезде» (уточнит Ивашников), «к маме в Винницу» (добавит бухгалтерша «Полариса»).

Забросив главбухам документы, Брехунец поехал на Киевский вокзал, за полчаса до отправления купил два билета в СВ – поезда на Украину ходили полупустыми, не курортный же сезон, – при посадке сразу отдал их проводнице, расплатился за белье и попросил, чтобы его не беспокоили. А сам запер свое купе железнодорожным ключом-трехгранкой и вышел через соседний вагон, смешавшись с провожающими.

«Волгу», на которой он отъездил пять лет, Брехунец без сожаления бросил у вокзала. Через час Москву покинул свеженький «СААБ» с транзитными номерами. Гаишник, тормознувший иномарку в надежде получить на лапу, долго мытарил водителя с незапоминающейся отыменной фамилией. В конце концов он потребовал у него паспорт, посмотрел на штамп с пропиской и с подозрением сказал:

– Что же это вы, гражданин, живете в Петербурге, а шведскую машину приехали покупать в Москву? Из Питера-то до Швеции поближе, и машины ихние у вас, наверное, подешевле.

– Я не специально за машиной приехал. Я в Москве работал на совместном предприятии. Трудовую книжку показать? – нахально ответил бывший Брехунец. На лапу гаишнику он так и не дал.

Серпастый, молоткастый паспорт винницкого учителя валялся на помойке. Утром на него наткнулся шаривший по мусорным ящикам бомж, раскрыл обложку и разочарованно сплюнул: сожженные аккумуляторной кислотой странички высыпались бурыми хлопьями.

А в Петербурге стало одним миллионером больше.

ПАПА, ПОДАРИ МНЕ КОЛЮ

Из-за своих кровавых дел она целый день провалялась в постели. Зато прочитала все, что было наработано командой отца: и листовки, и, вскрыв отцовский компьютер (пароль «малюська») – досье конкурентов, и анкеты «За кого вы собираетесь голосовать?». Анкетирование проводили каждый день – конечно, не по всему полумиллионному городу. И каждый день все меньше народу собиралось голосовать за кандидата, на которого команда работала – полковника милиции Красина.

Основной конкурент полковника на выборах, бизнесмен из криминальных авторитетов Антошенко, просто задавил его деньгами.

Антошенко владел молодежным центром с дискотекой «Лимпопо» и свою выборную кампанию начал с того, что бесплатно раздал там грузовик пива. Каждый тюменский пэтэушник знал, что в «Лимпопо» продают наркотики, но милиции удавалось взять только мелких торговцев. Репутация удачливого уголовника тоже добавляла Антошенко популярности в известных кругах.

Наконец, с его именем связывали аферы с соцстраховскими деньгами, которые перегонялись в коммерческие банки и бесследно исчезали. Антошенко выписал из Москвы эстрадных звезд, устроил благотворительный концерт для ветеранов и раздал всем по бутылке водки и палке колбасы. Вопрос об украденных соцстраховских деньгах был как бы снят, пенсионеры в своих анкетах подчеркивали фамилию Антошенко двумя чертами.

Красин, возглавлявший местный РУОП, трижды задерживал Антошенко, и его трижды отмазывали адвокаты. После третьей попытки у Красина загорелась дача, причем именно в тот момент, когда Антошенко улетал в Португалию поправлять здоровье, пошатнувшееся в красинских застенках. Очень может быть, что команду поджигателям отдал сам Антошенко по мобильнику. А уж того, что он любовался пожаром с борта взлетающего самолета, Антошенко и не скрывал.

Об их противостоянии, перешедшем в личную вражду, тоже знала вся Тюмень. Здешние финансовые воротилы под нажимом губернатора дали денег на выборную кампанию Красина. Но, как это часто бывает с благими делами, жмотничали они ужасно; никто не хотел, чтобы в областную Думу прошел Антошенко – и никто не хотел платить за Красина.

Лидия поняла, что не вовремя появилась у отца со своими проблемами.

К вечеру в профессорском люксе собралась та же компания: она, клипмейкер Алексей и этот новый, нахал Валерка. С минуты на минуту ждали отца, чтобы вместе идти в ресторан то ли обедать, то ли ужинать.

По телевизору шли местные новости, неинтересные для Лидии, потому что назывались имена и места, которых она не знала. Лешка с Валеркой, наоборот, высматривали что-то для себя важное, и она хотела было уйти от влипших в экран кавалеров, но тут стали показывать снятый Лешкой рекламный клип Красина.

Под гимн работников правопорядка «Не зови меня с собой» на экране бежали в замедленном темпе, как летели, здоровенные омоновцы. Следующий кадр – заваливают и надевают наручники лицам не той национальности. Потом вдруг во весь экран любимый Лидин Коля Расторгуев из «Любэ» (любимый, потому что Коля): «Глеб Жеглов и Володя Шарапов…» А потом и Жеглов-Высоцкий – «Вор должен сидеть в тюрьме!», и камера наплывает на портрет мужественного человека в камуфляже: «Глеб Жеглов за Красина, мы тоже выбираем Красина!»

Клип кончился, все молчали.

– Ну как? – гордо спросил Лешка.

– Классно! Вор должен сидеть в тюрьме! – За спиной у Лидии стоял будто сошедший с экрана этот Красин, которого выбирает Глеб Жеглов, только одетый не в камуфляж, а в жегловское кожаное пальто. Роста он был неимоверного, лобастая голова маячила под самым потолком и казалась маленькой. Ручку своего кейса Красин держал тремя пальцами – мизинец в нее не поместился. Из-за его плеча выглядывал улыбающийся отец.

– Сергей Константиныч, это дочка моя, Лидия.

Гигант нагнулся со своих высот к Лидиной протянутой руке и неуклюже чмокнул в запястье – как видно, имиджмейкеры его учили, но недоучили. А отец добавил:

– Эксперт-криминалист.

Молодец, папка, умеет продать свою команду!

Красин изумленно крякнул и, раз такое дело, счел необходимым представиться по званию:

– Полковник милиции Красин.

Он был не так бодр, как в клипе. Обычный человек, который целых восемь часов в сутки спит и всего восемь работает, взглянув на черные круги под глазами, сделал бы вывод, что полковник поддает. А, к примеру, Кудинкин сказал бы: «Пашет полкан, сразу видно». От него пахло морозом, дорогим табаком и Колькиным то ли кремом, то ли лосьоном афте шейв. Глаза – как васильки, только поздние васильки, отцветающие.

Красин одарил Лидию улыбкой номенклатурного ловеласа от сохи, открыл кейс и выставил на журнальный столик четыре квадратные бутылки в виде церковок с золочеными луковками-пробками.

– Отведайте сибирской, в дорожку.

– В какую дорожку?! – удивилась Лидия.

– Да мы с Василием Лукичем в Москву, ненадолго, – оглянувшись на отца, туманно пояснил Красин.

Литровые церковки были с этикетками разных цветов: «Сибирская», «Тюменская», «Иртышская» и «Посольцевская».

– Наверное, «Посольская»? – спросила психотехник Лидия. Мужики любят, когда женщина не пилит их за спиртное, а уважительно интересуется.

– «По-соль-цевс-кая», – с энтузиазмом купился на прием Красин. – Наш кандидат один, пищевик Посольцев, делает на своем заводе. И колбасу, и ветчину делает, и муксуна коптит.

– Муксуна – знаю, не оторвешься. Сейчас принесу.

Лидия кинулась в прихожую к холодильнику метать на стол все, что есть. Вышедший следом отец потянул ее за руку в спальню.

– Я устроил ему интервью с Андреем Караваевым. Запишем, и завтра же назад, чтобы прогнать вечером по местному «Телерегион-Сибирь». Остаешься за хозяйку, я тебя введу в курс дела. – Отец достал из портфеля маленький свой кейсик-сейф, раскрыл. Лидия ахнула. Банковские упаковки долларов и «деревянных» лежали плотно.

– Что это?

– «Пока ишшо задаток», – голосом Папанова из «Бриллиантовой руки» сообщил отец, отсчитывая доллары пачками. – Пятнадцать тысяч – нам с собой, Караваеву заплатить, три завтра отдашь в типографию, восемнадцать – доверенным лицам… Тут и наши суточные. Если протолкнем полковника в депутаты, я, пожалуй, смогу выкупить квартиру.

– Квартиру Коля записал на меня! – выпалила Лидия и пожалела: вдруг отцу опять станет плохо?

Отец среагировал холодно:

– Я верну ему деньги!

Лидию зазнобило: вот он, определяющий судьбу разговор – на разрыв, на истерику! И так не вовремя, так неожиданно – ей-то казалось, что отец отмяк…

– Хозяюшка! – закричали из гостиной.

Она вышла из спальни. Валерка с плотоядным видом парил над принесенным из ресторана огромным блюдом с бутербродами, приготовленными по высшему разряду: с муксуном, лимончиком и ложечкой черной икры; с сырокопченым балыком, колечками красного перца, огурчиков и маслин. Для Лидии – бутылка «Лидии» и коробка конфет. Красин до краев наливал гостиничные стаканы. Одним движением выбив пробку, он и Лидии наплескал так же, до краев, и, само собой, пошутил, что Лидия будет пить вино своего имени.

– Лукич, ты где? Давайте стременную! – Красин подал стакан вошедшему отцу. – Ну, за успех.

Мужчины выпили, Лидия отхлебнула, а когда подняла глаза, ей в рот совали сразу два бутерброда – Красин и Валерка, выбрав самые, по их мнению, шикарные, замерли в ожидании, чей бутерброд Лидия откусит первым.

И пошел дым коромыслом.

Отец вообще-то не позволял своим пить, но всегда знал, когда настает край, за которым при сумасшедшей работе без сна и отдыха можно и свихнуться. Тогда непьющая команда надиралась в лоск и спала как убитая. Похоже, сейчас такой случай совпал с удачным поводом – как-никак проводы.

После второй бутылки пьянка разбилась, разбрелась по комнатам и номерам. Отец увел Лидию в спальню.

– Деньги лучше спрячь под ванну. Завтра придет компьютерщик Миша, заплатишь ему пятьдесят долларов. Одного его не оставляй, следи, чтобы не взломал пароли. Придет человек от Красина проверить насчет «жучков» – ему пятьсот. До обеда сходишь в администрацию, отдашь этот пакет лично в руки губернатору. Следи за мужиками – Лешка с утра на телевидение, а за Валеркой должна заехать охрана, повезут в типографию газету печатать. Смотри, чтобы не напивались. Набивай на компьютер анкеты. Кушай фрукты, теплее одевайся. А самое главное – вот что.

Он кивнул на окно и подвел дочь поближе. Через дорогу от их гостиницы располагалось местное чудо новорусской архитектуры – отель «Сибирь-Хилтон», весь из темного стекла, будто нежилой. Только парадный подъезд сиял в темноте, как подсвеченный аквариум, и в нем экзотическими рыбками плавали камуфлированные охранники и поджидающие клиентов пестрые шлюхи в мини. Надо же, и не мерзнут, удивилась Лидия и сообразила, что место дорогое и уж на тепловую завесу у входа хозяева «Хилтона» разорились.

У парадного остановился лимузин, шлюхи наперегонки с охранниками выскочили на мороз и кинулись открывать дверцу. Было видно, как выгрузили Жириновского в высокой боярской шапке. Геноссе экспромтом выступил перед тут же собравшимися поклонниками. Замерзшие шлюхи вернулись в свой теплый аквариум и прилипли носами к стеклу. Закончивший свою речь Жириновский прошествовал мимо них, демократично пожав некоторым руки, потому что шлюха – тоже избиратель.

– Пап, что же он, один во всем отеле и живет? Окна же не светятся.

– И не будут светиться, везде жалюзи. Только вон, видишь, на четвертом одно справа и на пятом напротив нас?

Лидия различила в этих окнах тонкие полоски света. Похоже, оттуда смотрели, слегка раздвинув жалюзи пальцами.

– Господи, папа, это за тобой?!

– За всеми нами. Так что к окнам не подходить и экраны компьютеров от окон отворачивать… Ладно, дочуська, пойдем к людям, а то у меня машина через полчаса.

Ночного самолета на Москву не было – Лидия успела посмотреть в аэропорту. Отец поймал ее вопросительный взгляд и пояснил:

– Мы специальным, с военного аэродрома… Ты даже не представляешь, как все серьезно. Будь осторожна, прошу тебя.

– Тогда я тебя тоже попрошу.

У отца стало чужое лицо. Он, поняла Лидия, все время ждал продолжения разговора о Кольке.

– Пап, ты не сможешь найти в Москве Колю, сказать, что я здесь и привезти его сюда?

– Да-а, вот это заказ папе на царицыны черевички! Может, еще и Чубайса с собой прихватить?

– В таком случае я буду стоять у окна, – заявила Лидия голосом трехлетней девочки, начиная игру в «дочкины ультиматумы».

– Давай телефоны, я с ним поговорю насчет квартиры.

Лидия не сказала, что Ивашников пропал. Глядя на шпионские полоски света в окнах «Хилтона», она вдруг подумала, что, может быть, он и не пропадал, а скрывается, точно так же, как она скрывается у отца в Тюмени. Этим легко было бы объяснить Колькину спешку, когда он за день оформил на нее квартиру. Он знал, что придется бежать (от кого – сейчас не важно, у богатых много врагов), и оставил ей, если угодно, залог или гнездышко для будущей семейной жизни. А не сказал ничего, потому что берег: так все видят, что Лидия разыскивает Кольку, и, значит, бесполезно хватать ее и пытать – она не знает, где он. А если бы знала, то не смогла бы разыграть комедию с его поисками. В общем, пускай отец пойдет своим путем. Вдруг да найдет Кольку где-нибудь в рыбацком домике. Интересно, ловят сейчас рыбу или нет?

– Пап, а рыбу сейчас ловят?

Отец-психотехник сделал вид, что в скачке с «привези мне Колю» на какую-то рыбу ничего странного нет, и попытался скачать дополнительную информацию:

– Смотря где.

– Вопрос снимается, – сказала Лидия. – Ладно, давай расцелуемся, да я зайду к твоему Красину.

Полковник со стаканом и надкусанным бутербродом сидел в номере у Лешки. Имиджмейкеры загружали его чем-то важным – не то как ему высказываться по чеченскому вопросу, если Караваев спросит, не то как сморкаться, если приспичит. Увидев Лидию, Валерка кинулся к ней, подхватил поднос с пирожными, начал совать весь поднос ей в руки.

– Мне надо поговорить с полковником, – остановила его Лидия.