Текст книги "Платит последний"

Автор книги: Ольга Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

ЧТО ЕМУ НУЖНО

На выезде с Баррикадной на Садовое кольцо из-за Вадима случилась авария. Он поехал на желтый свет, рядом, глядя на него, тоже кто-то поехал – может, плохо видел светофор и понадеялся на соседа. Так, парой, они вылетели на Садовое, где мчались последние машины, спеша проскочить перекресток. Вадим увернулся, сосед не успел. По гололеду тормоза не держали. Вадим слышал за спиной удары и металлический скрежет. Ударов было четыре. Он посмотрел в зеркальце – вот это свалка! Номера у Вадимова «Опеля» были залеплены грязью, и через минуту он потерялся в потоке машин.

Эта авария, в которую он мог попасть и сам, дала выигрыш секунд в двадцать. Если отбросить эмоции, опасность была серьезной, а риск бессмысленным. Но весь смысл как раз и был в эмоциях. Вадим в очередной раз рискнул и выиграл. А кто-то, кто вовсе не собирался рисковать, безжизненной куклой валялся позади, влипнув в руль сломанной грудной клеткой. Что и вызывало у Вадима всякие мысли о быдле и герое, на которых мы не будем останавливаться.

Главное, он почувствовал, что удача сегодня на его стороне. Какой там у Лидки миллионер?! Миллионеру по рогам, Лидку в машину, заехать в тихую подворотню… А потом и миллионер с ней дела иметь не захочет, и она сама никуда не денется.

Вадим был неотразим и уже давно не получал от этого особого удовольствия. Кто-то умело выбирает водку и никогда не купит поддельную. А Вадим умело выбирает телок и никогда не приведет несговорчивых, только и всего.

Вершиной его сексуальных подвигов было приключение в бассейне с какими-то не то бухгалтершами, не то операционистками. Первую он уговаривал три минуты и отвел в раздевалку. Когда вернулся, на ее месте сидела другая. Ее он молча взял за руку и увел. А потом образовалась очередь. Бухгалтерши не плавали, а сидели на бортике и ждали. Вадим оплатил за них еще один полуторачасовой сеанс и перетрахал всех семерых, в том числе сорокалетнюю начальницу, а то молоденькие боялись, что она будет пилить их за распущенность.

При этом Вадим не считал себя половым гигантом. Ему случалось участвовать в групповухах с южными мальчиками Гусейна. У них, у черных, всегда получалось дольше и чаще, чем у него.

Всех своих женщин он уже не помнил. Одно время записывал, а когда их перевалило за сотню, и записывать перестал и начал считать телок по словленным от них трепакам. Примерно на первой сотне заражался два раза, потом болячки пошли чаще. То ли телки вообще стали хуже качеством, то ли это касалось только его телок. Во всяком случае, Вадим презирал весь их род.

Лидия была исключением.

Все мужики мечтают о Красной Шапочке, принимающей волков за собачек. Вот где дает прокол якобы последовательная мужская логика: хочу, мол, снять женщину, которая не снимается (?!). Будут ползать перед тобой на коленях, уламывать, но если согласишься, в конце концов бросят за то, что согласилась. Комментировать это свойство мужского характера я отказываюсь. Здесь главное, что Вадим… нет, сказать «любил» не отважусь, хотя он и клялся Лидии, что любит. Но то, что отсидевшие мужики называют любовью, приличные люди в уборной не повесят. Он (воспользуюсь его словом) запал на Лидию.

Среди сотен его телок такой не было. Из круга шапочных знакомых он мог вспомнить трех-четырех, похожих на Лидию.

Бывают, знаете, такие лучшие девушки на курсе, живущие в капсуле непорочности. Мужчины ими любуются, списывают у них конспекты, читают одну с ними книжку, чувствуя их чистое дыхание на щеке. И, отравленные этим дыханием, бегут спать с девушками попроще, презирая тех за доступность, которую сами же в них искали. А лучшие девушки на курсе остаются в уважительной изоляции. Мужчины, обладающие умом и сердцем, понимают, что близость с ними требует труда, и то рискуешь в один прекрасный день обнаружить, что смотришь на жену снизу вверх. Они, значит, понимают, принцы эти распрекрасные, и шарахаются от лучших девушек на курсе, как черт от ладана. Но девушки-то хотя и лучшие, однако не хрустальные, а из плоти и крови. Устав ждать принца, они выскакивают за Ивана-дурака, неспособного понять, какой подарок послала ему судьба.

А потом лучшие девушки на курсе обабливаются до безобразия за какие-нибудь несколько лет. Потому что их женская судьба очень редко складывается счастливо.

Вадим не понимал, каким образом Лидия в ее тридцать с лишним лет сохранила эту лакомую для мужиков нерасчетливость в отношениях, искренность, доброту и страстность лучшей девушки на курсе. По признакам, которые нелегко скрыть в постели от опытного мужчины, он улавливал, что Парамонов был далеко не единственным ее учителем. И при этом не замечал в ней и тени бабского цинизма. Чувствуя непонятную ревность, он пытался расспрашивать Лидию о ее мужчинах. И однажды получил ответ: «У меня ни с кем не было просто так. Я, Колокольчик, не блудила, а любила».

Итак, Вадим запал и готов был жениться. Позавчера Гусейн с подачи Парамонова вывернул из него душу, заставив отказаться от Лидии. Вадим поклялся себе, что искалечит Доцента. Только не сейчас, а когда или Гусейн, как обещал, уедет в Турцию, или Доцент перестанет работать на Гусейна, или, наконец, сам Вадим уйдет из гаража. Вот это последнее было труднее всего. Другой такой денежной работы не найдешь. А без денег – прощай съемная квартира, здравствуй теплый коллектор в канализационной трубе. Без денег Вадим никто, Вадим бомж. И с Лидией у него не сложится: она сама не могла прожить на одну свою зарплату и тем более не сможет содержать его.

Сегодня утром Парамонов пошел на попятную. Промямлил, что стар, что его сексуальные потребности давно сокращены до минимума и, в конце концов, они с Вадимом неплохо делили эту женщину целых полгода. Вадим передернулся, но вынужден был согласиться.

Эти полгода были, может быть, и не самыми счастливыми, но самыми ровными в его судьбе. У него появилась цель: заработать на квартиру и сдернуть от Гусейна. Раньше Вадим об этом не думал. Он заколачивал достаточно, чтобы тратить на себя до сотни долларов в день, а откладывать на будущее было глупо. Всем, кто работал на Гусейна, грозил немалый срок. Зачем откладывать – чтобы конфисковали? Другое дело – с Лидкой. На нее можно будет оформить квартиру – не обманет и в случае чего будет возить передачи на зону и добиваться суточных свиданий. Потом наверняка разведется, но пока он в беде, не бросит.

Вся подлость ситуации была в том, что съемная квартира высасывала деньги, которые Вадим мог бы отложить на собственную. На этом крючке Гусейн держал всех мальчиков, хотя они этого и не чувствовали, как до некоторых пор Вадим. Все ходили под сроком и под Гусейном, радуясь прожитому дню.

Сворачивая в переулок (Парамонов дал ему адрес), Вадим подумал, что дорогу эту знает, ездил. Под ложечкой противно засосало. Дурацкое совпадение: Ивашников снимал офис всего-то в трех домах от фирмы «Капитолий», век бы ее не знать. Вадим прибавил скорость и проскочил мимо знакомого особняка под зеленой крышей, борясь с непонятным желанием перекреститься.

Пять лет назад он по заказу все того же Гусейна сбил человека, вышедшего из этого особняка.

Гусейн сроду не втягивал его в криминальные дела. В гараже Вадим отвечал за так называемый упаковочный, официальный бизнес. Угоняли машины и перебивали номера другие, а он только вел бухгалтерию и трахал баб из налоговой инспекции.

Когда Гусейн потребовал сбить того человека, Вадим понял, что хозяин хочет его замазать, как и остальных мальчиков. И пошел на это с трезвым расчетом. В полутьме, на пустынной улице, в чужой машине… Да кто бы его нашел?! А если бы и нашли, то шесть именитых спортсменов, шесть орденоносцев, любимцев правительства, готовы были показать в суде, что Вадим весь вечер пробыл с ними…

Как и требовалось, он только задел человека крылом, чтобы тот остался жив, но угодил в больницу. Может, это было предупреждение, а может, человека следовало устранить ненадолго, пока его конкуренты проворачивали какую-то сделку.

Тогда-то Вадим и понял, что за люди обитают в особняке под зеленой крышей. Фирма «Капитолий», оптовые поставки детского питания… Несерьезно? Вот и Вадим так думал: нефть или, скажем, оружие – это серьезно, а морковное пюре в баночках – обхохочешься. Только черта с два! Серьезный бизнес – тот, который приносит серьезные деньги хоть на карамельках «Чупа-Чупс». А где серьезные деньги, там серьезная служба безопасности.

Его нашли быстро, и нашла не милиция. Чужая машина с вмятиной на крыле к тому времени была продана на Украину, но на крыле собственной машины Вадима появилась почти такая же. Экспертиза показала, что следы краски на одежде потерпевшего соответствуют краске с машины. И, наконец, объявилась уйма свидетелей: конгресс педагогов начальной школы чуть ли не в полном составе. Училки в один голос утверждали, что именно в то время и в том месте расходились с заключительного банкета и якобы видели не только как Вадим сбил человека, но и как он вышел из машины, посмотрел и удрал. Подстава была организована блестяще! Все до одной улики поддельные, и все до одной указывали на истину. Сбил? Изволь ответить.

На суде Вадим мертвой хваткой держался за свою версию: темно было, никого не заметил, ничего не помню. Ему, известному борцу, спортивной славе России, наняли отличного адвоката. За него вступилось полдюжины газет. Его не должны были посадить! За час до суда адвокат обещал, что добьется если не оправдательного приговора, то условного срока. А на суде вдруг замямлил беспомощно и жалко. Из шести свидетелей защиты трое срочно уехали, остальные трое под гневными взорами училок провякали, что быть с ними Вадим, конечно, был, но, может, и отлучался куда…

Вадим оказался за решеткой. Родное спортобщество отсудило квартиру, которую само же и дало несколько лет назад. А Гусейн, клявшийся, что не оставит Вадима на зоне, удрал в свою любимую Турцию и не показывался целый год. Люди из «Капитолия» и ему сумели наступить на хвост.

Конечно, соседство Ивашникова с крутыми специалистами по детскому питанию было случайным. Но Вадиму расхотелось вламываться к нему без разведки. Береженого Бог бережет.

Сбавив скорость, он проехал мимо особняка, где Ивашников снимал офис. Вокруг входной двери как горчичники были налеплены вывески с названиями фирм. Восемь штук. Это Вадима успокоило. Не такой уж он богатый, Ивашников.

Остановившись шагах в двадцати от особняка, он раскрыл «трубу» и набрал номер, по которому час назад застал Лидию. К телефону долго не подходили, а потом очень строгий и очень молодой голос сказал:

– Фирма «Ивашников».

«Фирму» Вадим пропустил мимо ушей и решил, что это и есть Ивашников собственной персоной. Юность Лидкиного миллионера его потрясла. Он отстранил «трубу» от уха и уставился на нее, как будто ожидал увидеть физиономию Ивашникова на каком-то экране.

«Труба» невнятно алёкнула.

– Ну что, сопляк бздиловатый?! – спохватился Вадим. И сразу же пожалел, что начал разговор в таком тоне. Надо было бить на жалость, дескать, любовь мою отбираешь. Потом-то, конечно, в морду. Когда выманит Ивашникова из особняка, который наверняка охраняется… Но подхваченные на зоне блатные интонации сами собой забулькали у Вадима в горле, и оставалось только держать марку.

– Ты ошибся, землячок. Не на того напал. Думал, все тебе с рук сойдет? Да мне только глазом моргнуть, и тебя педрилой заделают. Никакая охрана не поможет!

«Землячок» засопел в трубку.

– В общем, так, – заключил Вадим, – пришлешь мне Лидку и десять тонн баксов за обиду. Тогда тебя не опустят. Может быть.

– А куда прислать-то? – без испуга спросил голос.

Вадим опять растерялся. Что-то не так было с этим Лидкиным любовником.

– Тебе плевать на нее, что ли?

– Угу.

– И денег дашь?

– Дам, только забери ее. А кто это звонит?

– Член в пальто. Тебе-то какое дело, раз отдаешь? – насторожился Вадим.

– А как я тебе деньги передам? – удивился голос. – И вообще, где у меня гарантии, что ты тот самый человек? Фотокарточку, что ли, пришли.

– Ага, и еще телефон и адрес для ментуры, – хмыкнул Вадим. Наивность Ивашникова переходила все границы. Ну разве можно быть миллионером и таким мудаком?

– Как знаешь, – хладнокровно сказал голос. – Но без гарантий ты ничего не получишь. Подумай сам, где будем меняться, чтобы и вас, и нас это устроило. В какой-нибудь песчаный карьер я не поеду, сразу говорю. Звони.

И в трубке пошли короткие гудки.

Нет, точно Ивашников был какой-то придурок. Чем, спрашивается, меняться? Ладно, Вадим получает Лидку и десять тысяч баксов (на это, честно говоря, он и не надеялся), а взамен – что, дает свою фотокарточку?

Вадим огляделся. За дурацким разговором он совсем не смотрел на улицу, а Лидка, оказывается, уже подходила к особняку с другой стороны! Рядом с ней чапало какое-то чучело в оранжевом парике и длинном черном плаще. Впрочем, коленки у чучела были что надо. При каждом шаге они соблазнительно мелькали в распахе плаща.

– Хрен тебе, а не фотокарточку, – сказал Вадим, поворачивая ключ в замке зажигания. Машина взревела и махом домчалась до не ожидавшей ничего подобного Лидки. Вадим распахнул дверь. – Садись.

– А что дальше? – чужим голосом спросила Лидка.

– Все, что захочешь.

– Я хочу, чтобы ты убрался. Отсюда и из моей жизни.

– Ну что ж, прикажешь – уберусь, – кротко сказал Вадим. Как всегда с бабами, слова ничего не значили. Важно было, позволит ли она себя уболтать, сядет ли в машину сама или нет. Если сядет, значит, даст. Взрослая же баба, должна понимать, что ее не покататься зовут. – Но проститься по-человечески ты со мной можешь? Я ведь ни в чем перед тобой…

– Нет, Вадик, ты виноват и сам это знаешь! – Тон у Лидки был холодный, замерзнуть можно.

– Но хоть последний разговор я заслужил? Я не хочу, чтобы ты считала меня подлецом. Мне надо объясниться – имею я право?!

Лидка сделала шаг к машине, остановилась и беспомощно посмотрела на чучело в оранжевом парике.

– Я бы его послала, – высказало свое мнение чучело.

– Лид… – Вадим сделал умоляющее лицо. – Лидочка, ведь мы полгода… Лид, я люблю тебя!

– Любишь, пока Гусейн с Парамоновым дозволяют, – зло сказала Лидка и, повернувшись, зашагала к особняку.

Вадим разозлился. Вот за это он и презирал баб: траханая-перетраханая, а туда же, корчит из себя… Он подал машину назад, отрезав Лидку с чучелом от входа в особняк. Что ж, он предлагал по-хорошему…

Верное Лидке чучело пошло по краю тротуара, чтобы оказаться между нею и машиной. Ничего, это даже к лучшему. Вадим дождался, пока чучело подойдет, и резко распахнул дверцу. От удара что-то задребезжало, и Вадим подумал, что надо бы проверить стеклоподъемник. Чучело упало навзничь, длинный плащ распахнулся, и коленки-коленочки некстати бросились ему в глаза. Лидка, вместо того чтобы бежать, кинулась к подружке. Вадим выскочил из машины и легко сграбастал ее в охапку. Затолкать Лидку на заднее сиденье, и никуда она не денется – машина двухдверная.

– Сволочь! – барахтаясь у него в руках, кричала Лидка. – Сукин сын, она же затылком ударилась!

Глядя на Вадима остановившимися глазами, чучело шарило рукой по тротуару. Нащупало свою отлетевшую в сторону сумочку и выволокло оттуда что-то похожее на пистолет. Вадим узнал эту штуку – газовая, продается без разрешения. Если бы не мешала Лидка, он бы выбил у чучела оружие. А так махнул ногой, не дотянулся и еще яростнее стал вталкивать Лидку в машину. Сейчас чучело пальнет. Сейчас. Он задержал дыхание.

И чучело пальнуло. В оружии было четыре заряда, и все четыре эта девка грохнула почти одновременно. Вадим успел прикрыться Лидкой, и ей досталось в лицо. Газ был слезоточивый. Лидка сразу же закашлялась до рвоты и обмякла. Вадим легко забросил ее на заднее сиденье. Вскочил за руль и с места дернул так, что колеса завизжали по асфальту. Если бы не нужно было задерживать дыхание, он сказал бы чучелу спасибо.

Глаза резало невыносимо. Слезы, сопли, подступающая рвота… Он вел машину почти вслепую. Опустил стекло, высунулся, задышал. Сзади рвало глотнувшую газа Лидку. Она с чучелом, похоже, ходила обедать. Вот и выдала всю разблюдовку Вадиму на сиденье.

Проскочив мимо особняка специалистов по детскому питанию, Вадим свернул во дворы и запетлял. Время не ремонтировавшихся годами пустых домов прошло, но все же он отыскал какие-то руины, обнесенные забором. Центр Москвы, триста метров до Садового кольца, несколько километров до Кремля – и ни души. Забор уже облепили гаражи-ракушки. Вадим протиснул машину между ними и въехал в повисшие на одной петле раскрытые ворота.

Лидка приходила в себя. Она сидела согнувшись, жалкая, дрожащая, и утиралась бумажными салфетками, комкая их и бросая в лужу рвоты.

– Дай какую-нибудь тряпку, – попросила она, поймав взгляд Вадима.

– Сейчас, – сказал он. – Будет тебе тряпка.

Вышел из машины и раскрыл багажник.

Бежать Лидка не пыталась. Да и куда ей бежать? Если в ворота, то Вадим перехватил бы ее, а карабкаться по руинам – там черт ногу сломит. Он достал из багажника тонкий синтетический тент и накрыл машину.

– Ты что? – глухо спросила из машины Лидка. – Тряпку же обещал.

– Будет тебе тряпка, – повторил Вадим, ныряя под тент и протискиваясь в дверцу. – Будет тебе белка, будет и свисток.

Он откинул спинку сиденья и потянул с Лидки плащ.

Вот так. Не хотела по-хорошему, будет по-нашему. Без церемоний.

В машине было душно и все еще пованивало слезоточивым газом. Вадим вытер сиденье Лидкиным плащом и швырнул его под ноги. А потом взял ее, обмякшую, остро пахнущую рвотой.

Лидка не сопротивлялась. Лежала, как кукла. Вадим держал ее за руки, помня, что и в лучшие времена ему случалось огребать по физиономии. Руки у Лидки были ледяные. И ноги ледяные. И между ног лед. В какой-то момент он испугался, что Лидка умрет под ним. Газ, стресс, мало ли что… Она была как неживая. Но потом в ледяных Лидкиных глубинах слабенько отозвался горячий пульс.

ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, КОЛОКОЛЬЧИК!

Вадим был законченный подонок. После сегодняшнего у Лидии не осталось на этот счет никаких иллюзий. Как он ударил Люську, так сможет ударить и ее. Стальной автомобильной дверцей с размаху. Хотя то, что сейчас он вытворял с ней, было в сто раз мерзостней и унизительней. И при этом Лидия со стыдом чувствовала, что ее тело отзывается на старания Вадима.

Раньше ей не приходило в голову, что тело живет какой-то своей, зоологической жизнью, почти не связанной с душой. И что тело может вести себя так, что душе будет противно. Впрочем, раньше у нее не было нежеланных мужчин, кроме Парамонова, привычного, как прокладка в трусиках. Тело и душа хотели одного и того же. Надо, чтобы тебя изнасиловали – тогда поймешь, какую гибельную подлянку заложила в нас природа. Она корчилась от омерзения, а тело нагло заявляло: хочу! Она готова была умереть со стыда, а тело самым блядским образом подмахивало и содрогалось от наслаждения. Она презирала себя и ненавидела Вадима. Вспомнился дурацкий афоризм: если вас насилуют, постарайтесь расслабиться и получить удовольствие.

Вадим с урчанием впился в ее рот и почти сразу же стал изливаться. Лидия поняла, что его возбуждает привкус рвоты на ее губах, отвратительные запахи в машине и в первую очередь, конечно, само насилие. Суперменом себе кажется, сукин сын. Справился.

И еще Лидия подумала, что сейчас у нее середина цикла, и если она забеременеет, то неизвестно, от кого, от Ивашникова или от Вадима.

Голова раскалывалась, как будто это она, а не Люська упала затылком на асфальт. Вадим продолжал двигаться, и тело Лидии предательски отвечало. Она чувствовала себя древней пещерной бабой, которую берут все, кому не лень.

…Вадим отвез ее к себе домой. Он стал нежен и предупредителен. Искупал ее в ванне, напоил горячим кофе, уложил в постель, а сам пошел стирать.

Лидия мало что соображала от нестерпимой головной боли. Вроде бы не спала, но как-то вдруг за окном стало темно, а на часах оказалось восемь. Она долго лежала, прислушиваясь. Похоже, Вадима в квартире не было. Ну да, ему же нужно доложить Парамонову о своем успехе. Господи, с каким дерьмом она жила! И как не хватает Кольки.

Колька. Надо искать Кольку!

Лидия встала с постели. Ее шатало от слабости.

Шиш вам, а не двести долларов, подумала она об охранниках. Еще и компенсацию стребую. Что это за охрана, у которой из-под носа крадут человека?!

Ее одежда висела в ванной, мокрая. Вся, от нижнего белья до плаща. С подола платья капало – похоже, Вадим специально его не выжал. Лидия не нашла ни кошелька, ни ключей от квартиры Ивашникова, то есть теперь своей. Так, а какие еще сюрпризы нас ждут? Ах, телефона нет, увез аппарат с собой? Дверь, естественно, заперта.

Лидия отжала белье и оделась в мокрое. От ярости у нее дергалось веко. У соседей за стеной бормотал телевизор. Надо выйти на лоджию и покричать им, чтобы вызвали милицию, только и всего.

Она недооценила Вадима. Колокольчик был, как всегда, предусмотрителен: поснимал ручки с ведущей на лоджию застекленной двери и со всех окон. На их месте остались дыры с какими-то квадратными гайками внутри. Мизинец пролезал в гайку, но не поворачивался. Лидия только сорвала ноготь.

Еще позавчера она, скорее всего, изрезала бы ножницами какую-нибудь попавшую под руку Вадимову одежду, разревелась и сдалась. На большее у нее не хватило бы ни самостоятельности, ни воображения. Но с позавчерашнего дня много чего произошло. У нее появился человек, ради которого стоило жить. И у нее появились деньги. Украв кредитную карточку, Вадим осложнил ей жизнь на час-два: она доедет до банка и получит новую. Персонального номера Вадим не знает и даже с карточкой не сможет снять со счета Лидии ни гроша.

С деньгами она сотрет Вадима в порошок. Пускай он сегодня обманул охранников – факт тот, что грубую силу можно просто нанять.

Господи, только бы вырваться отсюда!

На глаза попалась витрина с Вадимовыми спортивными кубками. Он терпеть не мог, когда их трогают, и забил витрину гвоздиком. Лидия пошла было на кухню за ножом, чтобы отогнуть этот гвоздик, но передумала. Лишние церемонии. Стекло витрины можно выдавить подушкой.

Она долго примерялась. Было не то чтобы страшно, а странно взять и ни с того ни с сего кокнуть стекло. Потом вспомнила, как Вадим насиловал ее, отравленную газом, теряющую сознание, и какой он был после этого довольный. Решил, что справился. А вот и нет, Колокольчик, не справился. Только истоптал все, что у нас было хорошего.

Стекло тихо кракнуло под подушкой. Вадимовы кубки сияли фальшивой позолотой: «Третье место…» «Второе место…», «Победителю…». Лидия выбрала «Победителя». Похожий на греческую амфору кубок приятно оттягивал руку, запустить таким в стекло – одно удовольствие. Хотя можно и не запускать, а выдавить окошко в двери на лоджию опять же подушкой. Но тогда и удовольствия не будет никакого.

Убьет он меня, подумала Лидия, замахиваясь кубком. Если бы Вадим сейчас вошел в квартиру, точно убил бы. Мысль была сладостная. А что вы хотите? Месть, настоящая месть, и должна ходить по краешку между жизнью и смертью. А бить сворованные из столовой тарелки, как это делала темпераментная Трехдюймовочка, скандаля со своим первым мужем, – не месть, а разрядка.

Кубок пробил оба стекла в двери и улетел на улицу. Какое-то мгновение битые стекла с дырой посередине держались в раме, а потом осыпались со звоном. Где-то внизу загрохотал, покатился по асфальту кубок.

Не пришибить бы кого, подумала Лидия. И взяла из витрины «Второе место».

Больше всего у Вадима было «Третьих мест». Хватило, чтобы перебить все стекла в квартире, и еще парочку Лидия выбросила на улицу просто так. Когда она примеривалась к незаслуженно забытому «Первому месту среди юниоров», в проеме двери показалось искривленное страхом и любопытством лицо. Ага, сосед перелез со своей лоджии.

– Ты чо? – спросил сосед, почесывая пузо под спортивной курткой. Ничего опасного он вроде бы не заметил и расслабился. – Кончай хулиганить, милицию вызову.

– Вызовите, – сказала Лидия.

– Ну да! – Сосед улыбнулся, мол, дурацкие твои шуточки. – Тебе поскандалить хочется, а Вадька мне потом такую покажет милицию…

– Я серьезно прошу! Меня украли и заперли! – зачастила Лидия. – Это не шутки!

Сосед поджал губы, отвернулся и полез обратно на свою лоджию.

– Вызови милицию, сволочь! А то я и тебе стекла перебью! – в спину ему крикнула Лидия.

– Изувечу, – не оборачиваясь, пообещал сосед. – Безо всякой милиции.

У Лидии опустились руки. Господи, что за люди! Кричи, умоляй, кидайся чем ни попадя из окон, сама выбросись – они только шторы задернут. Все боятся попасть в свидетели. Однажды в этом самом дворе полчаса в кровь дрались двое пьяных, пока Лидия не попросила Вадима их растащить. Милицию так никто и не вызвал. И ей Вадим запретил вызывать: дескать, станут полоскать на суде наши имена, а мы юридически друг другу никто, любовники.

Сосед карабкался на перила, и ничего у него не получалось. Перила были высокие – ему почти по грудь. Наверное, когда он перелезал сюда со своей лоджии, подставил что-нибудь под ноги.

– Табуреточку с кухни принеси, – миролюбивым тоном попросил сосед. Физиономия у него была такая растерянная, что Лидия засмеялась.

– Жена у тебя дома?

Сосед подумал и соврал:

– Не, я холостой.

– Ну, так сиди, пока не женишься, – заключила Лидия. – А придет Вадим, я скажу, что это ты все стекла перебил.

– Табуреточку я и сам взять могу, – рассудил сосед и занес ногу в проем выбитого окошка.

Лидия несильно стукнула его «Первым местом среди юниоров» и прошипела:

– Только сунься! Я закричу, что ты меня насилуешь!

– Ну ты и сука! Изнасилование – это ж восемь лет! – ужаснулся сосед, резво отскакивая на одной ноге.

– Ага, – с удовольствием подтвердила Лидия, хотя не знала, какой срок дают за изнасилование. – Я и синяки могу предъявить на экспертизе.

Они попрепирались («Да вызову я ментов, чеснслово, табуреточку дай!» – «Нет, сначала крикни жене, чтобы вызвала»). Потом на лоджию соседа вышла женщина и стала его звать. Лидия испугалась, что она даст ему табуретку, и вцепилась в него через разбитое окошко в двери. Сосед был мелконький. Он даже не пытался вырваться, только поскуливал. Пришлось еще поторговаться, но в конце концов женщина передала ей трубку домашнего радиотелефона. Лица ее Лидия так и не увидела, только руку, обогнувшую стенку между лоджиями. Сосед получил табуретку, но к себе не полез, пока Лидия не дозвонилась в милицию. Для страховки она позвонила и по «ноль два», и Трехдюймовочке. Хотела еще набрать Люськин номер, но сосед трубку отобрал и сказал, что все расскажет Вадиму.

– Расскажи, расскажи, – проводила его Лидия. – Только не забудь, что телефон все-таки дал мне ты.

Ментура примчалась через десять минут – здоровенные шкафы в бронежилетах. Дверь в квартиру они вышибли с одного удара. Лидия сказала спасибо, потрогала пылающий лоб – голова ныла и дергала, как один огромный больной зуб, – и потеряла сознание.