Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
– Тебе достаточно, девочка, – остановил ее руку с бокалом Стефано. – Перекинемся парой слов с Элмером – и домой. Ведь ты не станешь сегодня затевать с ним эту беседу?
– Напротив. Сегодня или никогда. Мне кажется, сегодня – мой день, и этот парень мне очень нравится. – Кристина призывно смотрела на стоявшего поблизости со своей съемочной группой Элмера.
Черт с ней, с любовью, она хотела просто повторить ту ночь. И разрушить легенду о ледяной деве. «Он запомнит меня получше, чем французскую нимфоманку Сьюзи», – думала она с пьяной самоуверенностью.
Выйдя из-за стола, Кристина подошла к компании телевизионщиков и, слегка отстранив Риту, потянула Элмера за руку:
– Прошу тебя, один танец с «восходящей звездой».
– Извини, дорогая. – Он слегка обнял за плечи Риту и пошел за Кристиной в светящийся круг.
– Да ты сегодня «тепленькая». Наваливайся на меня, не стесняйся. А то сломаешь каблук. – Он крепко прижал ее к себе.
Его одеколон, его сигареты, его руки! Шлюзы распахнулись – поток радости и желания смыл все преграды, Кристина прильнула к широкому плечу, тепло дыша полураскрытыми губами в шею:
– Я хочу тебя. Сейчас же. Сегодня.
Ему, казалось, передалось ее волнение:
– Прекрати. Я не каменный, все заметят. Не могу огорчать Риту.
– При чем здесь она? Тебе нужны деньги? Стефано дает мне приданое. Он хочет, чтобы мы были счастливы.
– Не говори глупости! – взорвался Элмер. – Я люблю эту женщину. – В голосе Элмера была внушительная вескость.
– Нет, не любишь. Ты не умеешь любить. Ты можешь только хотеть. А хочешь сейчас меня! – завопила Кристина и, оттолкнув от себя Элмера, показала на его вздувшиеся в паху брюки.
Танцующие останавливались, чтобы понаблюдать забавную сцену.
– Ты пьяна. Я отведу тебя в машину, – прошипел Элмер, железной хваткой обняв ее за талию и потащив к столику Стефано.
Но Кристине удалось вывернуться.
– Врешь, врешь, все врешь!
Она еще продолжала что-то кричать, но Бэ-Бэ, подхватив ее под руку, резко ударила по щеке:
– Прекрати. Замолчи. Успокойся. – Взгляд у нее был жесткий, а руки сильные, как у борца. – Я провожу малышку в туалет. Мы приведем себя в порядок и будем ждать тебя у выхода, – небрежно, словно ничего не произошло, бросила она Антонелли, уводя Кристину подальше от любопытных взглядов.
– Извини, Элмер. Извини, Рита. – Стефано, откланявшись спутникам Вествуда, отвел его в сторону. – Видимо, я виноват в случившемся. Я взял на себя ответственность за эту девочку. И не заметил, как она потеряла голову – ведь Кристина почти не пьет, а сегодня шампанское здесь льется рекой.
– Все в порядке, Стефано. Общество уже привыкло видеть меня героем скандальных любовных историй. – Элмер был явно встревожен случившимся.
– Послушай, Кристина безумно влюблена в тебя. По-настоящему, как героиня литературы XIX века. Я сватал ей женихов, назначил приданое. Но она, видимо, однолюбка, ей нужен ты. Прости за прямоту: эти вести о помолвке действительно серьезны. Вижу, вижу! И все-таки… – Стефано пристально посмотрел на Элмера. – Я с детства знаю Риту – она умница и чудный человек. Но… Элмер, может, тебе стоит еще подумать?
– Стефано, благодарю за совет и откровенность. Отвечу тем же: я женат, а Рита ждет ребенка. Моего ребенка. Как видите, я не ловец миллионов. Наша связь началась раньше, до того, как умер Франко делла Форте и я узнал настоящее имя Риты. Прошу вас, Стефано, сохраните пока известие о нашем бракосочетании в тайне. Ведь еще не окончен траур. И если бы не беременность жены, нам не пришлось бы торопиться и комкать празднество.
– А Паола? Она в курсе? Это замечательная женщина, Элмер, я знаю ее несколько десятилетий! – нахмурился Антонелли.
– Паола на нашей стороне. – Элмер замялся. – Если позволите, совет? Не задерживайте эту русскую красавицу в Италии. Ей пора вернуться на родину… Она способна наделать глупостей, Стефано. Русские непредсказуемы.
Мужчины настороженно посмотрели друг другу в глаза, и Антонелли с улыбкой откланялся:
– Желаю всего доброго, мой друг.
Проводив взглядом удаляющегося Стефано, Вествуд некоторое время пребывал в глубокой задумчивости: какую карту вытащит из колоды в следующий раз этот загадочный синьор Антонелли?
10
Проснувшись, Кристина долго рассматривала складки голубого балдахина над головой, кружево незнакомой ночной сорочки. Сквозь задернутые на высоких окнах шторы едва пробивался свет, образуя таинственный полумрак. В голубой дымке парили золоченые рамы картин, очертания старинной мебели и лазурный ворох чего-то бесформенно-нежного, брошенного в кресле. Тафта! Вечернее платье из коллекции Дживанши! Кристина вспомнила сразу все, сжимая ладонями ноющую голову. Но еще сильнее болела душа – что натворила она вчера во дворце! Позор, настоящий позор! Девчонка-парвеню из дикой страны устраивает пьяный дебош… Господи, она кричала непристойности Элмеру! От этих воспоминаний Кристина застонала, и в комнату тихо вошел Стефано.
– Я караулю под дверью битый час. Выпей-ка вот это. – Он бросил в бокал с водой шипучую таблетку и протянул его девушке.
– Стефано, мне надо уезжать. Нет, не в гостиницу. В Москву. Вчера произошло нечто ужасное, простите. Я не умею себя вести. Дура, ужасная дура!
– Ты просто не умеешь пить, детка. – Он присел на кровать и взял Кристину за руку. – К тому же выбрала, как оказалось, совсем неподходящий объект для любовных грез…
– Ой, мне противно вспоминать об этом… – По щекам Кристины покатились слезы, и Стефано протянул ей носовой платок.
– Ничего страшного не произошло. Только в детстве нам кажется, что обиду невозможно пережить… Но через полчаса у дитяти высыхают слезы и он улыбается новой игрушке…
– Я не смогу забыть этот позор. Мне надо уезжать, – упрямо хмурилась Кристина.
– Ты просто не хочешь признаться, что еще дитя. А я берусь доказать противное. Поэтому после завтрака мы втроем уезжаем в сказочные края. Конечно, не в Москву, а гораздо ближе. У хитренького Антонелли припрятаны забавные игрушки!
…Вилла «Тразименто», принадлежащая Антонелли, находилась на берегу прекрасного озера, раскинувшегося среди поросших лесами холмов. Пустынно и тихо, как на краю земли.
– Это одно из самых модных курортных мест в Италии, как раз на полпути от Рима до Флоренции. Только сейчас не сезон, да и владения мои находятся в укромном месте – прекрасные буковые и дубовые рощи, в которых водятся кабаны и лани. Хотите поохотиться?
– Предпочитаю дичь после того, как она побывала в руках у повара, – сказала Бэ-Бэ, тоскливо озирая лесную глушь.
– Здесь действительно чудно. Как на озере Рица. Это у нас есть такое синее-синее и очень холодное озеро в горах Кавказа. Там была дача Сталина, а потом в ней устроили ресторан, – объяснила Кристина.
– То есть место общественного питания для всего народа. А предприниматель-капиталист Антонелли владеет всей этой роскошью в одиночку. Хотя его отец и был коммунистом. Только у нас все по-другому. Итальянский коммунист – антифашист. А советский – почти то же самое, что немецкий фашист. – Антонелли покачивался в кресле-качалке на террасе, откуда вся компания осматривала окрестности.
– Ну, ты как в парламенте. Такую речь толкнул! – заметила Бэ-Бэ. – А еще твердишь о своей аполитичности.
– Все никак не могу забыть партизанское прошлое. Юность – чудесное время. В преклонных летах его вспоминаешь с удовольствием, даже если пришлось претерпеть отчаянные лишения… Мы часто голодали… Нас было в отряде двое – самых молодых, почти мальчишек. Мне 13, а моему дружку Альберто – 15. Но выглядел я лет на десять, не больше – тогда акселератов еще не было. Я мог пробираться в деревни или городки, занятые фашистами, собирая подаяние или подбирая отбросы. Мы с Альберто называли это «продовольственными походами». Кто обратит внимание на мальчишек…
Однажды нам удалось получить у булочника полмешка испорченного хлеба. Сказали, что живем в деревне, мама больна, что-то еще жалостливое и, подхватив добычу, рванули к своим. Мой отец чуть не заплакал, когда мы вывалили на стол в землянке наше сокровище. В тот вечер в отряде устроили настоящий пир… Это было под самое Рождество… – Стефано улыбнулся. – И, честно говоря, никогда после я не ел такого вкусного хлеба!
– Мне не приходилось голодать. Совершенно не выношу этого чувства. Вообще каких-то ограничений. Просто с ума схожу, если чего-то не хватает! – Бербера настойчиво и как-то значительно посмотрела на Стефано.
– Счастливая женщина! Ты почти всегда в прекрасном расположении духа, а значит, имеешь все, что только можешь пожелать, – вздохнула Кристина.
– Вот уж нет. – Бербера саркастически хмыкнула. – У меня всегда есть о чем попросить судьбу. Здесь, например, чудесная глушь. Вода, леса и даже кабаны. И компания сносная. – Бэ-Бэ неслышно подкралась к Стефано, с отстраненным спокойствием слушавшему дамскую болтовню. Закрыв глаза, он покачивался в кресле, наслаждаясь воздухом и тишиной. Бэ-Бэ положила руки ему на плечи и, склонив к седой макушке свою кудрявую голову, страстно прошептала:
– Мне так хочется… милый, стыдно признаться, но я бы с удовольствием посетила «Ла Скала». Сегодня там, кажется, венецианский мавр душит белокурую невинность!
– Я к вашим услугам, прекрасная синьорина, – не открывая глаз, заявил Стефано. – Готовьте вечерний туалет.
– Вы действительно собираетесь лететь в Милан? – встревожилась Кристина, которую порадовала перспектива провести уик-энд в «глуши», покататься на лодке по синему озеру, побродить в осеннем лесу.
– Это, пожалуй, чересчур утомительно. Но кое-что в этом роде на сегодняшний вечер я вам гарантирую. – Стефано решительно поднялся и потрепал Бэ-Бэ по щеке. – Слышу бой часов в столовой, это значит, что обед уже ждет нас! За трапезой и обсудим перспективу на вечер.
В этом доме Антонелли Кристина не раз вспоминала сказку про аленький цветочек. Присутствие слуг было почти незаметно, но вилла и усадьба содержались в образцовом порядке. Никаких следов заброшенности, а ведь Стефано наведывался сюда последний раз несколько месяцев назад.
– Не понимаю, Стефано, как вам удается быть таким хорошим хозяином на расстоянии. Этот дом совершенно живой, будто в нем постоянно присутствует большая семья, – заметила Кристина.
– Виллу «Тразименто» очень любила моя жена. Я сохраняю здесь порядок и покой в ее память.
За обедом Стефано объявил, что к вечеру ожидается маленький банкет, и просил прекрасных синьорин не ударить в грязь лицом:
– Вы будете представлены моим здешним друзьям. А поскольку Антонелли никогда еще не видели в окружении юных дев, не станем разочаровывать публику: девы должны выглядеть первоклассно, а наши отношения – идиллически… Собственно, так оно и есть.
Кристина не раз задумывалась о том, что же связывает их странную троицу? Стефано не проявлял себя искателем плотских радостей с юными красотками. Его отношение к Кристине можно было бы назвать родственным – добрый дядюшка, наставник. Бэ-Бэ кокетничала с Антонелли напропалую, но это вообще был ее стиль. Ей удавалось строить глазки даже шоферу, что не означало легкодоступность. Впрочем, Кристина знала о приятельнице немного.
Болтливая и временами не в меру откровенная, Бэ-Бэ никогда не касалась прошлого. Даже свой возраст она умышленно путала: то ей хотелось быть двадцатитрехлетней, то допускался тридцатилетний рубеж. Русская «малышка» была посвящена в подробности двух-трех любовных приключений последних лет, над большей же частью биографии Бэ-Бэ нависала таинственность. Она любила намеки, шутливую полуправду, позволявшую предполагать самые разные варианты ее жизни. Происхождение – от аристократического до плебейского, профессия – от шпионки до проститутки.
Бэ-Бэ могла быть изысканной и вульгарной, наглой и тактичной. Но она никогда не упоминала о материальных затруднениях, щеголяя новыми автомобилями и первоклассными туалетами. Неизменным в этой женщине можно было признать лишь бурный темперамент и барственное мироощущение, свойственное хозяевам жизни. Похоже, властность и бесцеремонность Бэ-Бэ импонировали деликатному Стефано. Кристина не раз замечала в его глазах, смотрящих на пылкую, жизнелюбивую, громогласную особу, искорки восхищения. Возможно, он увлекся ею, не отдавая себе в этом отчета, а может быть, старался удержать рядом, рассчитывая на какое-то развитие отношений… Что и говорить, многое в этом мире пока оставалось для Кристины загадкой.
Мысли о скандале, затеянном ею на балу, продолжали мучить, подводя лишь к одному решению проблемы: история с Вествудом доказала, что Кристине Лариной пора возвращаться домой. Покрутившись на чужом празднике, Золушка, увы, не стала принцессой. «Ну что же, такова уж твоя стезя, Тинка…» – вспоминала она обидные бабкины вздохи, со злобой на себя и на кого-то еще, поманившего и обманувшего.
Присутствовать вечером на приеме, затеянном Антонелли, Кристине не хотелось. Ей казалось, что трудно найти в Италии человека, не знавшего о вчерашнем скандале, и лишь это событие способно занимать внимание светских сплетников.
– Мне просто необходимо побыть одной, Стефано, – взмолилась она. – Веселитесь без меня, я должна все хорошенько обдумать.
– Значит, у моей русской гостьи мигрень?
– Вполне приличная официальная версия… Кроме того, мне было бы жалко покидать эти места, не побродив по лесу. Здесь, случаем, нет разбойников?
– В пределах моих владений ни разбойников, ни ведьм, ни привидений. Только, Кристина, планируя будущее, не руби сплеча. И не забывай, что твой контракт действителен до конца этого года, если ты не соблаговолишь его продлить.
– Значит, отъезд в Москву надо отложить на полтора месяца? Хитрый Стефано! Рассчитываете, что за это время полностью оправдается ваша теория – ребенок забудет обиду, увлеченный новой игрушкой?
– Как знать… Возможно, я полный олух в вопросах современной молодежи. Буду готов признать этот факт через месяц и позаботиться о хорошем прощальном ужине.
– Не обижайтесь. Вы были для меня здесь добрым волшебником. Только я оказалась плохой ученицей.
– Оденься потеплее, у озера вечерами прохладно. – Стефано ушел, оставив Кристину с горьким ощущением собственной неблагодарности.
Уединившись в отведенной ей комнате, Кристина слышала, как съезжались гости. Спальня на втором этаже выходила окнами на озеро, но даже сюда доносились оживленные голоса, мягкое шуршание подъезжающих машин и музыка, звучавшая в гостиной. Стефано любил Верди и Беллини и создавал в комнатах во время приемов тихий музыкальный фон.
Интересно, как прореагировала бы «бывшая» Тинка, если бы год назад кто-то из подруг сказал, что поленился спуститься в гостиную, где собралось изысканное общество, сплошь состоящее из титулованных особ? Скорее всего она бы не поверила. Девочка, провожавшая завистливым взглядом красивые иномарки на подмосковном шоссе, она готова была претерпеть любые лишения, лишь бы слегка прикоснуться к неведомому, манящему миру. Оказывается, «не в деньгах счастье», как ни наивно звучит этот девиз лодырей и бездарей, не умевших сделать свою жизнь богатой.
Кристина не переставала удивляться сообщениям о самоубийствах, случавшихся в самых «золотых» слоях молодежи, об увлечении наркотиками, пьянстве, неоправданном риске. Они стремились «убежать от действительности» – пресыщенные благами с пеленок дети толстосумов. Они лезли из кожи вон, эпатируя своим поведением «почтеннейшее общество», и лихо рисковали жизнью – в собственных самолетах, гоночных автомобилях, быстроходных яхтах. Жизнью, которая была слишком щедра, чтобы оценить ее дары. Когда-то советские критики «капиталистических джунглей» называли это явление бездуховностью. Похоже, что так. Хотя почему духовным может быть только нищий голодранец? Да и не замечала Кристина особой высоты помыслов у своих московских сверстников. Запершись в комнате, похожей на музей или декорации к историческому спектаклю, она чувствовала, что продолжает злиться – на себя, не сумевшую распорядиться привалившим везением, на тех, кто разбрасывается дарами благосклонной судьбы, и на других, смирившихся со своей убогой участью.
Найдя в старинном бюро бумагу и ручку, она начала писать прощальное письмо Стефано, в котором хотела излить свою «загадочную русскую душу». Но письменный итальянский давался с трудом. Порвав листки, Кристина вышла на балкон, с наслаждением вдыхая пахнущий озерной сыростью и палой листвой воздух. Сквозь торопливо идущие рваные тучи пробивался рожок месяца. И стоило ему лишь взглянуть на землю со своей высоты, как на темной поверхности озера вспыхивала серебристая чешуя, а очертания холмов становились выпуклыми, подвижными. Холодный воздушный поток, напоминавший о приближении зимы, рывками шел прямо с севера, словно пугая свирепостью влажную и теплую, по московским меркам, ноябрьскую ночь.
Кроны деревьев шелестели в резких порывах ветра, а когда волна шелеста, скрипа, беспокойного трепетания проходила мимо, тишина казалась особенно глубокой и нежной, как бархат. И в этой бархатной тишине появился голос. Кристина прислушалась: кто-то пел под гитару, грустно и переливчато. Она тихонько вышла в коридор и приблизилась к широкой, ведущей вниз лестнице. Пел кто-то из гостей. Печальная, мелодичная песня, относящаяся, вероятно, к жанру «слезных» романсов, неизменно рассказывающих о несчастной любви. Певец закончил на очень высокой чистой ноте, всхлипнув, замолкли струны, дружно посыпались аплодисменты и восторженное «браво!». После короткой паузы мужчина вновь запел – на этот раз застольную арию из «Травиаты» под аккомпанемент рояля.
Сомнений не оставалось – пел профессионал, причем высокого класса. Вот в чем заключался сюрприз Стефано – для взгрустнувшей о «Ла Скала» Бэ-Бэ он устроил домашний концерт.
Кристина села на покрытую ковром ступеньку и, прижавшись щекой к резному мрамору балясины, тихо и сладко заплакала. Что за чудесная сила заключена в этих звуках – прозрачный и звонкий голос улетал ввысь, моля о радости для всех – и для нее – чужой, потерявшейся в жизненном лабиринте. Кристина вдруг поняла, что невероятно одинока в римском раю. Милый Стефано, взбалмошная Бэ-Бэ, и даже славное семейство Эудженио – всего лишь приятельская поддержка. Ах, как хотелось почувствовать себя защищенной и любимой в крепком кольце сильных, надежных рук… Прощай, Элмер, прощай, прекрасный мираж «вечного города»…
– Я так и рассчитывал выманить зверька из норы прекрасной музыкой. – На ступеньку рядом с Кристиной присел Стефано. – Ну, что, девочка, стало легче? Давай-ка, умойся, надень хорошенькое платьице и спускайся к нам. Тебя все ждут. В сущности, милые старики – чета графа Фабелли и супруги Ровена с сыном и невесткой. Сыну сорок пять, он самый известный невропатолог в Италии.
– Мне не нужен врач. Я действительно в полном порядке, Стефано. – Кристина поднялась, изображая бодрую улыбку. – Но позвольте мне сегодня отсидеться в одиночестве.
– Твоя воля, наяда. Отсыпайся, а завтра мы совершим прогулку на лодках к водопаду. Такое тебе и не снилось.
Кристина чмокнула Стефано в щеку:
– Спасибо… А кто это пел?
– Понравилось? Все гости в восторге, Бэ-Бэ прямо не отходит от него.
– Это граф или невропатолог?
– Пел наемный тенор, детка. Правда, он не актер и подрабатывает этим ремеслом редко. Сегодня выступил здесь по моей просьбе.
Стефано ушел, пожелав ей спокойной ночи.
Но Кристине уже не сиделось в комнате. Накинув поверх свитера и брюк свой новый меховой жакет, она по боковой лестнице спустилась в холл и, не замеченная никем, выскользнула в парк. Миновав освещенную фонарями площадку у подъезда, девушка скрылась в аллее, ведущей к озеру. Прохладный воздух бодрил, и ощущение осенней свежести, печальной и возвышенной как звучание органа, придало ее шагу летучую легкость.
Однажды, еще пятнадцатилетней комсомолкой, Кристина посетила с группой школьников Ригу. Латвия была союзной республикой, а проезд учеников в дни осенних каникул стоил совсем недорого. Они гуляли по старому городу, кормили с рук белок в парке на холме, а потом как-то вдруг – смеющиеся и разгоряченные – попали в собор, полный торжественно замерших в сумраке людей. От впервые услышанных звуков органа у Кристины перехватило дух, а в тайных летописях души навсегда остались вместе прощальная грусть засыпающего до весны парка и величественные аккорды, рвущиеся в небо. Смертное и вечное, великая печаль и бессмертная надежда – рука об руку, в непостижимом, томящем душу единстве…
Аллея упиралась в каменную беседку, окруженную колоннами, а от нее три узких лесенки веером сбегали с обрыва к самой воде. Кристина постояла у балюстрады, подставляя лицо ветру и чувствуя себя на капитанском мостике летящей по волнам шхуны. Что-то важное происходило с ней, что-то значительное. Может быть, именно в эти минуты она взрослела, черпая силы и уверенность у природы – у ночного воздуха, воды, земли?
Впервые в жизни ей захотелось извлечь из своей груди мощный, прекрасный, послушный ее воле звук… Хотя бы один-единственный раз вот в эту глухую темную полночь запеть как Монтсеррат Кабалье… Боже, один только раз, а потом до самой смерти помнить об этом мгновении и беречь в себе, подобно тайному сокровищу.
Увы, не стоило и пробовать. Кристина сбежала к озеру и, присев на последней, омываемой волнами ступеньке, опустила руки в воду. Упругая, гонимая ветром волна шлепнулась о ее сапожки, обдав брызгами лицо. Отскочив, девушка засмеялась и пошла вдоль берега по вьющейся среди кустов дорожке. Куда – неважно.
Среди деревьев засветился огонек, потом показались очертания деревянного дома под островерхой крышей. «Охотничья хижина» в лесу с манящим теплым светом в полуоткрытых ставнях, окруженная могучими кленами и стайкой низеньких елок, словно пытающихся заглянуть в окна, казалась совершенно сказочной. Обитель доброй колдуньи или веселых гномов. Не думать же, в самом деле, что в теплой комнате сидит пузатый садовник Антонелли, похрапывая у телевизора. Кристина постояла, придумывая предлог, чтобы постучать в массивную дубовую дверь, прихваченную металлическими скобами. Тускло поблескивал круглый медный шар ручки, предназначенный, видимо, для великана, но звонка не было видно. Кристина вытащила из кармана озябший кулачок и постучала. Никакого движения за дверью, тишина, лишь шумит в кронах деревьев ветер, кружа сорванные листья. Она протянула руку, и кленовый лист, скользнув с высоты, лег прямо на раскрытую ладонь. В мерцающем свете, идущем из окна, отчетливо вырисовывался его зубчатый контур с торчащим восковым черенком.
«Все, что сбыться могло, мне, как лист пятипалый, прямо в руки легло. Только этого мало…» – тут же зазвенела в голове строка Тарковского. И впервые Кристина, слышавшая эти слова много раз в песенном исполнении Ротару, поняла, о чем они. И зашептала весь стих сначала, забыв про гремучую оркестровку, удивляясь точности и красоте смысла.
Дверь домика отворилась, темный мужской силуэт на фоне светлеющего прямоугольника казался огромным.
– Да заходите же, синьорина! Я едва согрел дом, не хочу напускать холода, – окликнул ее незнакомый голос так, будто уже с полчаса уговаривал принять приглашение. – Вы что, заколдованы или замерзли?
Он соскочил со ступенек и, подхватив Кристину под руку, чуть ли не силой затащил ее в дверь:
– Вот еще, любительница ночных прогулок под дождем… – Хозяин удивленно окинул взглядом девушку, оторопело сжимавшую кленовый лист и глядящую на него широко раскрытыми, полными восторженного удивления глазами.
– Вы?! Это вы?! – Кристина замотала головой, сообразив, что говорит по-русски и, переведя дух, сказала по-итальянски: – Простите. Я задумалась. И приняла вас за другого.
Конечно, трудно было не обомлеть: в лесной избушке обитал не садовник и не людоед. В двух шагах от Кристины стоял высокий брюнет в шикарном белом костюме. Ворот рубашки под упрямым, пересеченным ямочкой, подбородком был распахнут, концы развязанного галстука-бабочки небрежно свисали, будто демонстрируя высшую элегантность. Это он, темноглазый, смуглый, с падающими на лоб завитками цыганских волос поразил ее воображение там, на подмосковном шоссе.
– Меня зовут Санта. А вы иностранка? – Хозяин домика снял с ее плеч жакет и встряхнул мех, усыпанный водяным бисером.
– Я даже не заметила, что идет дождь. – Кристина закинула на спину мокрые волосы. – Да… я иностранка.
– Хм… – Человек, назвавший себя Сантой, внимательно посмотрел ей в глаза. – Ты чего-то наглоталась, крошка?
– Н-нет. Я просто немного удивлена. Я испугалась. Я гуляю здесь первый раз.
– Ну, тогда ты свалилась с Луны. На прислугу не похожа, да и среди гостей Антонелли я тебя не заметил. – Парень взял ее руки в свои. – Совершенно окоченела. Наверно, плавала в озере. Ну-ка, скорее к огню, а я согрею вино.
Он усадил Кристину в низкое кресло, подвинул его прямо к жарко пылающему камину и, повозившись в глубине комнаты, протянул девушке чашку с горячим напитком.
– Пей смело. Это чинзано, немного корицы, мускатный орех… А я пока утеплюсь.
Кристина, приблизив лицо к огню, так, что коже стало горячо, медленно глотала ароматный глинтвейн. В голове было пусто и торжественно, как в соборе перед мессой.
– Санта – это святой? – спросила она, не оглядываясь.
– Да. Вообще-то Санта – это детское прозвище. Я всегда изображал в праздники Санта-Клауса и пел на Рождество всякие церковные гимны. – Бухнувшись в кресло напротив, парень нагнулся, шнуруя спортивные ботинки. Он уже успел переодеться в толстый свитер и джинсы.
– А меня зовут Кристина Ларина. Я русская, живу у Стефано Антонелли. Мы приехали сюда на уик-энд.
Бросив незавязанный шнурок, Санта с удивлением уставился на Кристину.
– Значит, это у тебя болела голова и ты валялась в постели, пока все объедались, а я надрывал горло, услаждая слух почтеннейшего общества?
– Так это пел ты?! – Кристина чуть не уронила чашку и только тут заметила, что все еще сжимает в кулаке кленовый лист.
Она посмотрела на предвестник чудесной встречи с суеверным трепетом и спрятала его в карман.
– Я никогда так не волновалась от музыки. Мне хотелось плакать…
– Все старушки на нашей улице лили слезы, когда пел Санта. А позже удавалось растрогать и более юных синьорин. – Он подбросил в камин поленья. – Слушай, у меня идея: спать уже все равно поздно. Давай устроим вечеринку. Поболтаем, выпьем, а? Я могу тебе спеть.
– Спасибо. Но Стефано будет волноваться… – Кристина даже испугалась столь неожиданного предложения.
– Звони быстро, пока не разъехались гости. – Он протянул Кристине радиотелефон. – Этот охотничий домик Стефано отдал в мое распоряжение на уик-энд. Здесь вполне хватит места для двоих. Я не маньяк и не насильник. Просто неохота сидеть одному. Да и ты, кажется, интересный собеседник. Расскажешь про Москву.
Кристина механически набрала названные Сантой цифры и произнесла подсказанный им текст: «Я останусь поболтать с певцом в охотничьем домике. Он обещает петь до утра».
– Вот видишь, ты свободна. Что он сказал?
– Что очень рад за меня… Ведь я хандрю.
– Вот и отлично. Представь, что ты у доброго исповедника, и рассказывай все начистоту. Обожаю романтические истории! Ведь это несчастная любовь, да? Мне нужен опыт для исполнения «слезных арий». Самому-то мне всегда везет. – Санта ловко жонглировал апельсинами. Поймав один из них ртом, другой бросил Кристине. – Ешь, ты, наверно, голодная. У меня здесь шоколад и всякое вино в холодильнике. Протянем до утра.
Он закинул ноги на подлокотник кресла и запросто, без ножа, очистив свой апельсин, смачно вгрызся в сочную мякоть.
– Давай без церемоний. Это охотничьи апартаменты. Видишь – вокруг рога и шкуры. А на этом медведе у камина, думаю, отдыхала не одна парочка… Так что там, в Москве? Перестройка?
– В общем-то, да. Только я не интересуюсь политикой. Правда, не люблю коммунистов, устроивших у нас «застой» на семьдесят лет. А Стефано, оказывается, сын коммуниста-капиталиста. Странно у вас…
– Я тоже не очень сведущ в политических играх. Знаю, кто приличный человек, а кто сволочь. И это, думаю, главное. Так твой московский жених сбежал, пока ты здесь вертелась перед объективами?
– Откуда ты знаешь, кем я работаю?
– Видел портрет на обложке. Но, честно говоря, не подумал бы, что это ты. Стефано сказал, что его русская гостья звезда агентства «Стиль». Это совсем неплохо. Ты и в России блистала в журналах?
– Ой, что ты! В России я была обычной девчонкой, на которую никто и внимания не обращал. Все произошло, как в сказке… Моя школьная подружка познакомила меня с человеком, который имеет большое влияние на конкурсах красоты. Ну, он как-то сразу ввел меня в состав претенденток…
– Понятно. И ты стала «Мисс Россия»!
– Да нет же! Я не заняла никакого места, только почему-то очень понравилась итальянцам. Может, слышал про фирму «Карат»? Они заключили со мной контракт на три месяца и подарили свои изделия и в качестве приза – колье и диадему.
– И ты упорхнула в Рим, а твой парень, сделавший девочке карьеру, остался ни с чем. Печально.
– Он не парень, а толстый пожилой дядя. В меня не влюблялся, но очень помогал… Если честно, до сих пор не понимаю, почему он со мной возился. Вот как Стефано – он ни разу даже не пытался меня соблазнить. Но все время помогает и мне, и Бэ-Бэ.
– Эта чертовка – твоя подружка? Горячая особа!
– Да нет! У меня здесь мало друзей, а Бэ-Бэ меня опекает, что ли. Ведь я однажды помогла ей сбежать от бандитов.
– В Риме бандитов полно… Только сейчас не убегай – я не из них! – Санта кинул Кристине половину шоколадки.
Кристина поймала, расплескав при этом красное вино на свои белые брюки. Парень вскочил и тут же принес в горсти что-то белое.
– Кажется, это соль, надо быстро посыпать. А то подумают, что мы дрались.
Он стал втирать соль в пятно на бедре, и Кристина замерла, чувствуя, что их беседа может перейти в нечто другое. Он, видимо, почувствовал то же самое. На секунду их взгляды встретились и Санта быстро вернулся в свое кресло.
– От тебя лучше держаться подальше, прекрасная блондинка. Погибель страстным макаронникам. Скажи честно, скольким моим соотечественникам ты разбила сердце?
– Никому. Честное слово, никому. Хотя очень старалась. – Кристине почему-то захотелось рассказать о себе все этому совсем незнакомому парню. – Ладно, ты узнаешь про меня самое страшное. А в награду споешь. И расскажешь, откуда ты такой взялся. О'кей?
– Идет. Святой дядюшка тебя внимательно слушает. Только давай что-нибудь повеселее, а то я усну. – Он свернулся клубком, подложив под щеку ладонь.
– Ты наверняка слышал про Элмера Вествуда? Он устраивал юбилей Антонелли и пригласил меня принять участие в массовке. Я плавала на каком-то резиновом листе, изображая не то наяду, не то лягушку… Там, в озере, меня и нашел Антонелли. Отогрел, приютил… и даже не покушался на мою честь…
