Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
– Прошу прощения, Кристина. С синьором Курбе мы успели обсудить меню, а твой заказ я взял на себя. Надеюсь, угодил. Пожалуйста, – обратился Санта к подошедшему официанту, – телячью отбивную с картофелем фри – даме.
Кристина довольно улыбнулась, вдыхая аромат поданного блюда:
– Именно об этом я мечтала, глотая твои ужасные устрицы… Ты просто волшебник, Санта… комиссар, я слушаю вас. Давайте покончим все разом и будем веселиться. Вас не смутит, если я буду жевать?
– На здоровье. Это лишь украсит мой рассказ недостающими эффектами гедонистических радостей… Ваш побег, Кристина, во время транспортировки отчасти устроил я… Не отрывайтесь – картофель остынет… Я объявил о предстоящем суде, чтобы спровоцировать вашего «покровителя» на решающий шаг: он должен был, во избежание разоблачения, попытаться ликвидировать вас по дороге в суд. Мне пришлось позаботиться, естественно, о том, чтобы сохранить вашу жизнь…
– О Боже! – Кристина отодвинула блюдо. – Теперь мне кажется, что живые устрицы на морском берегу были вкуснее… Это так страшно вспоминать, – Кристина умоляюще посмотрела на Курбе. – Может, не будем больше упиваться ужасами? Совсем не способствует аппетиту…
– Детка! – Санта успокаивающе погладил ее руку. – Продолжай трапезу, ты же видишь, я спокойно ем. Ничего страшного: подосланный в виде «спасителя» малый должен был пристрелить тебя, но комиссар оказался проворней.
– Вашего похитителя убил я. Я тайно следовал за фургоном. Видел, как вы сбежали с места происшествия, а затем проследил весь ваш путь до виллы Антонелли, держа дом под контролем на случай, если кто-либо решится ликвидировать вас. Нам иногда удается видеть сквозь стены, но это профессиональный секрет.
– Не стану выпытывать. Я не Мата Хари, не соучастница Лиджо и даже не сотрудник ФСБ, как вам теперь уже известно. Вы спасли жизнь неплохого и, в сущности, абсолютно социально безвредного человека, комиссар. Я рада за вас и за себя.
– Синьор Курбе, как истинный итальянец, спас прежде всего красавицу. Ведь красота сама по себе не только национальная, но и общечеловеческая ценность. За вашу ясную голову, синьор Курбе, за твое очарование, Кристина! – Санта поднял бокал и после того, как вино было выпито, обратился к Джованни:
– Эта девушка, подарив едва знакомому парню «Голубого принца», покорила меня своей наивностью и фантастическим бескорыстием. А во время наших скитаний, не скрою, я погибал от действия иных чар. Вам не приходилось, Джованни, проводить зимние ночи на южном побережье? Уверяю, это лучше делать вдвоем!
Санта вполне очевидно пытался перевести беседу на легкомысленный лад, но Курбе не сдавался: он пришел сюда с определенной целью и напролом шел к ней, пренебрегая антипатией Кристины и шутливым настроем Санты.
– Когда среди виноградных холмов пылал сарай, а вы наблюдали за огнем из-за укрытия, надеясь, что преследователи сочтут вас погибшими и не пустятся вдогонку, вы очень рисковали, друзья. Ни один тупица не станет поджигать клетку, не удостоверившись, что птички не упорхнули. А с вами работали крепкие ребята… Нам с Карготти пришлось попыхтеть, чтобы помешать парням добить вас и доложить шефу об исполнении задания. – Курбе наконец принялся за свой ужин, аккуратно разделывая омара. – Отстраненный после побега Лариной от ведения дела, я взял недельный отпуск и славно отдохнул у моря. Отличные места, отличные! Вы правы, Романо, зима – прекрасное время для прогулки. Хотя компанию сержанта вряд ли можно признать удачной. Он похрапывает и боится мышей.
– А мне на редкость повезло с попутчицей, вернее, сообщницей, – мечтательно произнес Санта.
– Дон Лиджо рассчитывал разделаться сразу с двоими – с Кристиной и с вами… – упорно вел свою тему комиссар. – Мне пришлось оберегать два объекта. Я с облегчением вздохнул, когда пути несчастных жертв пересеклись – в том самом сарае среди виноградников.
– Значит, вы незримо следовали за нами, подстраховывая на крутых поворотах? Умело вели блесну, не давая акулам возможности заглотить наживку. Мы должны были вывести вас на главного злодея… Я правильно понял основной смысл вашей трогательной заботы, Джованни?
Курбе пожал плечами:
– Охота – моя профессия. Мне нужен был «спрут», а следовательно, интересовали вы. Не могу сказать, что было важнее. Но уж о собственной безопасности я думал меньше всего. Великое дело – азарт! Особенно, когда чувствуешь близость затаившегося зверя, его запах! – Мелькнувший в глазах Курбе фанатический огонек сделал лицо комиссара красивым.
«А ведь тогда, в тюрьме, я не могла себе представить ничего противнее, чем этот приплюснутый нос и жесткие, брезгливо поджатые губы!» – подумала Кристина, отметив преображение ненавистного комиссара.
– До конца дней я буду упиваться своим неожиданным триумфом! Выслеживая зверя, я не подозревал, какой дорогой трофей получу… После того как выяснилась пропажа бриллианта, я стал следить за близкими людьми Вествуда и особенно за опекавшим его Антонелли. Телефонные разговоры, естественно, прослушивались, но ничего серьезного не было. Меня насторожил звонок Романо, находившегося в розыске, и приглашение его в охотничий домик. «Будет интересный разговорчик!» – понял я, настраивая подслушивающую «пушку». К тому времени мне стало понятно, что Стефано не тот, за кого выдает себя. Но что под маской Антонелли скрывается Лиджо, стало ясно лишь из вашей беседы в домике, которую мы старательно записали. Это был лучший спектакль в моей жизни… И к тому же такой величественный финал: пожарище, спасенные дрожащие жертвы и физиономии этих монстров за серенькой решеткой тюремной машины!
– Спасибо, Джованни, за краткость доклада и личную скромность. Имей я на то полномочия, непременно представил бы вас к награде… Мой выход через десять минут. Надеюсь, на этом официальную часть нашего ужина можно считать завершенной. Криминальный сюжет исчерпан, начинается лирическая тема. – Санта наполнил бокалы. – Я пригласил вас сюда, комиссар, чтобы ни у кого не осталось сомнения в том, что Джованни Курбе – славный парень и отличный профессионал. Надеюсь, именно этот образ увезет с собой на родину наша гостья.
– Хм… – замялся Курбе. – Если честно, я допустил кучу промахов и чуть не позволил в финале безумному Гвидо спалить вас по приказу хозяина. «Десерт» в виде политой бензином соломы, разложенной вокруг домика, он приготовил заранее. И, кажется, сам Лиджо не раз намекал в процессе интереснейшей беседы, что намерен покончить с гостями во время «десерта». Не понимаю, какого черта вы сидели и ждали, когда вам поднесут сладкое, то есть начнут поджаривать? Ведь вы, синьор Романо, вытащили девушку за секунду до того, как рухнул потолок. Вам известно это, Кристина? Наш лирический тенор, не колеблясь, ринулся за вами в огонь… Может, именно этого вы ждали, наслаждаясь пожаром?
– Мы были в шоке, комиссар. Признания Лиджо и Берберы повергли нас всех в оцепенение. Не каждый день приходится участвовать в таком шоу. Мы же – мирные обыватели, а не героические стражи закона. – Санта поднялся. – Я вынужден оставить вас. Присматривайте за вашей бывшей подследственной, комиссар. Ведь именно отсюда ее уже однажды украли…
Не грусти, детка, я спою для тебя что-нибудь веселое. – Последние слова он прошептал на ухо Кристине и, весело подмигнув, исчез.
За столиком воцарилось молчание. Кристина рассеянно помешивала ложечкой фирменный десерт – горку клубники в хрустальной вазочке, покрытую пеной взбитых сливок.
– Скажите, Джованни, из лап Рино вытащили меня тоже вы? – нарушила она молчание, впервые обратившись к комиссару по имени. – Я поняла, что осталась в живых благодаря случайности. Или кто-то вмешался, защитил меня, правда?
Курбе загадочно улыбнулся:
– Спросите об этом своего дружка, девочка. У него есть еще немало секретов!
Публика бурно зааплодировала появившемуся на эстраде в лучах прожекторов Санте.
– Я начну свое выступление несколько необычно. Это романс для моей гостьи из России. Правда, после того как «Очи черные» спело трио ярчайших звезд оперной сцены, песня стала почти итальянской народной. Вы порадуете меня, если начнете подпевать. Слова ведь очень простые: «Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные»…
Кристина замерла.
– «Как люблю я вас, как боюсь я вас…» – пел Санта, глядя прямо на нее.
– Заметили, у него почти нет акцента? – интригующе шепнул Кристине Курбе, и в ответ на ее вопросительный взгляд пожал плечами. – Это всего лишь наблюдение, не больше.
Санта пел по-русски, а голоса из зала охотно подхватили припев.
– Сожалею, синьорина Ларина, но мне пора. Передайте благодарность за доставленное удовольствие своему другу, – тихо сказал Курбе, собираясь уходить.
Кристина протянула ему руку:
– Спасибо за поддержку, Джованни, и от всей души желаю удачи. На досуге я точно подсчитаю, сколько раз вы спасли меня и сколько раз топили. Подведу баланс и вышлю вознаграждение.
– На звание Героя СССР, увы, уже рассчитывать не приходится. Но уверен, ваши подсчеты будут в мою пользу. – Курбе грустно посмотрел на Кристину и поднялся. – И дай нам Бог отныне встречаться лишь на концертах или праздничных торжествах.
– Постойте, последний вопрос, – задержала его руку Кристина. – Боюсь, мне так и не удастся свести концы с концами… совместить два ваших образа, комиссара-защитника и гонителя. Почему вы все-таки, десятки раз пытая меня на допросах своим недоверием, не дали хоть как-то почувствовать, что… что вы мой союзник? Отчего вы, добросердечный и галантный человек, изображали туповатого злодея, не давая мне ни малейшего шанса на понимание и сочувствие?
– О, прекрасная синьорина! – Засмеявшись, Курбе вновь присел на стул и подвинулся ближе к девушке. – Это вопрос не из простых. Предлагаю сразу три варианта ответа, выбирайте любой, хотя, как мне кажется, отчасти справедливы все вместе.
Первое: далеко не все услышанное вами на процессе, да и сегодня здесь, стоит принимать за чистую монету. Факты, конечно, верны, но их толкование… Толкование всегда – дело субъективного вкуса, личного мировосприятия, если позволите. То есть, я хочу сказать, что не всегда могу объяснить поведение с подследственными особенностями моего характера. Были и другие причины держать вас в строгости, синьорина, поверьте, для вашего блага.
– Допустим, вам надо было создавать видимость, – согласилась Кристина.
Джованни выглядел почти виноватым, но в его опущенных глазах сверкали насмешливые искорки.
– Второе: я полицейский, милая барышня. Профессиональная ищейка, натасканная на выполнение определенных обязанностей. И эти обязанности не предполагают галантность и обходительность. Как полицейский я был груб и придирчив. Но… – Курбе поднял на Кристину восхищенный взор. – Я наполовину француз, мадемуазель, и умею ценить прекрасное. Прикрывая и спасая вас, я руководствовался не только соображениями человеколюбия или профессиональным благом. Я получал эстетическое наслаждение, я чувствовал себя рыцарем и настоящим мужчиной. Но… это последнее «но», хоть что-то объясняющее в моем двойственном поведении – в роли гонителя и спасителя, как вы выразились, больное место Джованни Курбе… Я закоренелый холостяк, детка, и, как мне кажется, просто-напросто боюсь женщин… А следовательно – защищаюсь!
Джованни поднялся и поцеловал руку Кристины.
– Наилучшие пожелания, синьорина!
– Минутку, комиссар. Маленький женский секрет в ответ на вашу откровенность: мне показалось, ну, так, чисто интуитивно, графиня Паола покорена вашими многочисленными достоинствами. Неужели вы не заметили? Жаль…
7
Санта заметил, что Кристина осталась за столиком одна. Подперев руками подбородок, как ренуаровская Жанна Самари, она блестящими глазами смотрела на сцену, вся золотясь ее светом – ореол золотистых волос, падающих на плечи, золотистая кожа, оттененная глухим бархатом. «Солнечная, напоенная солнцем», – подумал он, найдя наконец определение, крутившееся в голове с того момента, когда он увидел на морской гальке распластанное, вызолоченное зимним солнцем тело… А потом они мчались к имению Паолы в пропахшем рыбой фургончике, и эта измученная, избитая девчушка мурлыкала песню! Закутавшись в черный старушечий платок, она искоса поглядывала на своего спутника, загадочно улыбаясь растрескавшимися губами. Она была счастлива, именно счастлива!
– Последнюю песню, как вы поняли, я дарю моей гостье и всем, кто склонен к ностальгическим настроениям. Из репертуара незабываемой Мильвы… Да! – Санта, подняв руки над головой, подхватил аплодисменты зала. – Вы правильно угадали – «Итальянское танго»!
Кристина неотрывно смотрела на певца, стараясь не растерять, впитать до капельки нахлынувшие ощущения: чудесный, завораживающий голос звучит для нее, к ней устремлен сквозь полутьму притихшего зала пылкий взгляд черных глаз… «Квель танго итальяно, квель дольче танго…» – как просто и естественно для него пребывание в музыке, в ее летучей, непостижимо прекрасной стихии! В голосе Санты ощущалось наслаждение своим даром, томительной любовной тоской, звучащей в песне, от которой наворачиваются слезы. И конечно же, веселая ирония по поводу всего, притязающего на величие – и своего вокального мастерства, и томной страсти популярной мелодии. Как странно соединило это танго два момента римской жизни Кристины: тот последний танец в доме Коруччи, за которым последовала беда, и нынешний вечер – вечер прощания.
Кристина ликовала, чувствуя в то же время, как подступают рыдания. Она твердо знала, что ничего столь прекрасного в ее жизни уже не будет: первый и последний концерт в ее честь. Подарок человека, должного стать главным в ее судьбе и навсегда из нее исчезающего…
Публика не желала отпускать певца, но он виновато раскланялся и со словами: «Меня ждет прекрасная дама» – направился к Кристине. Оркестр продолжал играть, а Санта, протягивая руки, приглашал девушку в танцевальный круг.
Она торопливо приникла к его груди, боясь упасть – так кружилась от волнения и неожиданности голова.
– Как ты догадался… – прошептала Кристина в белую бабочку под жестко торчащими уголками воротника, – как ты мог знать, что именно это танго я танцевала последний раз в ту рождественскую ночь?..
– Я вообще о-очень много про тебя знаю. – Санта ловко бросил партнершу на руку и весело посмотрел в запрокинутое лицо. – Например, что сам несравненный Алекс – хозяин этого гостеприимного дома – мечтает получить твой автограф.
Луч прожектора выхватил из полумрака танцующую пару, и Кристина ответила улыбкой на обращенные теперь уже к ней аплодисменты.
– Ты устроил для меня настоящую демонстрацию, – сказала она, вернувшись за столик. – Целое шоу с танцами, прожекторами, овациями!
– И абсолютно бесплатно… – усмехнулся Санта. – Ну, разве что это…
Он слегка кивнул в сторону двигающегося к ним представительного синьора. За широкой фрачной спиной директора клуба Алекса Кьезо колыхался пышный цветочный куст. Официанты водрузили на стол грандиозную корзину с алыми розами, и Алекс, склонив благоухающую черноволосую голову, поцеловал протянутую ему Кристиной руку:
– Хочу надеяться, что синьорина Ларина простит меня за беспокойство. Не мог же я спрятать от своих друзей главную героиню вечера! Здесь все знают вас и считают отважной воительницей, поднявшейся против страшного «спрута». Ручаюсь, лет через десять о вас будет написана целая глава в истории криминалистики… Прошу оставить свою подпись вот здесь…
Перед Кристиной появился огромный портрет – увеличенное фото с обложки журнала: чуть испуганная растрепанная девчушка в жемчужных королевских кружевах. Алекс протянул гостье толстый фломастер и удовлетворенно посмотрел на старательную длинную подпись.
– Ваш портрет останется в галерее знаменитостей клуба. Благодарю, очаровательнейшая. – Алекс легким жестом холеной кисти отклонил предложение Санты присесть за столик. – Я и так уже помешал ужину. Но, клянусь, совсем немного! Если бы вы знали, синьорина, сколько влиятельнейших людей в этом зале умоляли меня познакомить их с вами! И, знаете, я категорически настоял на том, что гостья желает сохранить инкогнито. – Он значительно посмотрел на Санту. – Разрешите откланяться. Всегда рад видеть вас у себя, друзья.
– Уф! Непросто иметь знаменитую подружку! – Отодвинув цветы, Санта окружил себя блюдами, жадно окидывая взглядом аппетитные яства. – Наконец-то могу перекусить. Надеюсь, за этим садом никто не заметит, как нежнейший Бельканто уминает бычка.
Санта щедро наполнил свою тарелку деликатесами.
– За такой концерт я теряю до пяти килограммов. Сегодня, боюсь, потерял все десять. Чуть брюки на сцене не свалились…
– Так старался понравиться публике? – Кристина насмешливо поглядывала из-за цветов, пряча лицо в пахучие дебри.
– Тебе, детка. Прежде всего хотел понравиться тебе – заливался апрельским соловьем… Ну и, конечно, не мог удержаться, чтобы не прихвастнуть перед всеми – глядите, мол, какая редкая пташка в моей клетке! Ты сегодня неотразима, я и не ожидал, когда просил тебя «блеснуть». Это не блеск, это взрыв! – Он закашлялся, поперхнувшись морским гребешком, и, прищурившись, оглядел свою спутницу. – Да… Порадовала старика Санту… Я, пожалуй, еще пожую. А тебе, чтобы ты не скучала, повторю десерт, идет?
– С меня достаточно сладостей – и в ушах, и в тарелке… – Она засмеялась, заметив недоумение Санты. – Мне хочется просто так, без комплиментов и без клубники, сидеть и смотреть, как ужинает после концерта изголодавшийся Бельканто.
– М-м… Ни за что! – испуганно замотал головой Санта. – Ты ужинаешь с пылким и уже почти насытившимся итальянцем! За что я должен терпеть пытку? Почему ты запрещаешь мне восхищаться тобой? Я не могу молчать!
– Ладно, – вздохнула Кристина, подумав, что, к сожалению, слова «пылкого итальянца» совершенно безобидны. – Продолжай высказываться, только, будь добр, не глотай куски целиком и не торопись. Мне приятно выслушивать комплименты, когда ты произносишь их вдумчиво и с пустым ртом.
Кристине очень хотелось прикоснуться к нему, поправить бабочку под упрямым подбородком, взлохматить жесткие кудри, положить свою ладонь на его смуглую сильную кисть.
– Все, проглотил… Я приучился есть очень быстро. – Санта промокнул губы салфеткой, придвинул свой стул к Кристине и удовлетворенно вздохнул. – Не знаю, заметила ли ты, что сегодня я все делаю только для тебя… Если честно, я, да и любой артист, всегда работает для кого-то одного, самого важного, сидящего в зале. Если такого «адресата» нет, его придумывают, направляя свои творческие послания «любимой маме», «незабвенному Карузо», Клаудии Шиффер или королеве Англии… Мне кажется, я сегодня был в ударе… Потому что ты… ты… Ты по-настоящему прекрасна.
Он взял ее руку в свою и нежно посмотрел в лицо.
– Я еще никогда не видел тебя такой красивой. Но ты сразу, еще с первой встречи, поразила меня какой-то редкой ныне доверчивостью. Да-да. А еще – радостью жизни. Как у беззаботного щенка, бездомного бродяги, бегущего за чужими ботинками, уверенного, что его пригреют, накормят, полюбят… А как иначе? Ведь эта чудесная жизнь, улыбающаяся младенцу, должна быть устроена справедливо, тепло и уютно…
– Я в самом деле сейчас думаю так… Может, это магия твоего голоса, которая вскоре развеется. Но я постараюсь удержать в себе подольше то, чем сегодня ты одарил меня… Спасибо, милый. – Кристина поцеловала его в щеку и резко встряхнулась, отгоняя настойчиво наворачивающиеся слезы. – Когда ты успел выучить русский? Твое произношение почти безупречно. И откуда все же узнал про «Итальянское танго»?
Санта обнял Кристину за плечи и приблизил губы к ее уху:
– Я буду говорить очень тихо. Здесь так принято – сидеть в обнимку и жарко шептаться.
– Я знаю, ты боишься за свой голос. Ведь после того, как ты сорвал связки в стычке с Бронзато, твое бельканто могло и не вернуться. Лучше молчи, отдыхай. И так большая нагрузка.
– Я везучий. – Санта странно усмехнулся, задумчиво и грустно. – После того, как я потерял родителей, – сплошные находки. И знаешь, все остаются при мне… Так вот, девочка, русского языка я, конечно, не знаю, за исключением ряда выражений, которые у вас считаются наиболее употребимыми, но почему-то не значатся в словарях. «Очи черные» я разучил на слух с диска. Слух у меня просто-таки патологический. Ты и сама не заметила, наверно, что напевала это самое танго, когда мы прогуливались в рыбном фургоне по южному побережью…
– Просто невероятно! Я почти никогда не пою вслух, тем более не отважилась бы сделать это в твоем присутствии. Ты, наверно, услышал то, что звучало у меня внутри!.. Знаешь, Санта, это танго было последним в моей мирной, не преступной жизни… Я танцевала под старую запись Мильвы в рождественскую ночь в доме Джено Коруччи, а через три часа уже сидела в тюремной камере…
– Вот видишь, что значит абсолютный слух и абсолютное чутье: я хочу, чтобы старое итальянское танго и эти розы ознаменовали начало нового этапа в твоей жизни под лозунгом «Возвращение к весне».
Кристина положила голову на плечо Санты. Со стороны было похоже, что девушка разомлела от страстных речей своего кавалера. А она изо всех сил старалась удержать рвущиеся наружу чувства – пламенную смесь обиды и нежности. О чем говорит он, о какой «новой жизни»? Разве не замечает, что только от него зависит счастье Кристины? Да, не просто быть другом тому, кого любишь. Уж легче разыгрывать ненависть, наигрывая равнодушное дружелюбие, чем сидеть вот так, уткнувшись в плечо любимого, и до боли сжимать сомкнутые пальцы. Чтобы не обнять, не прижаться, не тянуться к его губам, шепча ласковые, безумные слова…
– Я, пожалуй, выпью еще кофе!
Кристина решительно отстранилась. Сорвав бутон розы, она воткнула его в петлицу на лацкане пиджака Санты. Он поймал и поцеловал ее руку.
– Проси за это что хочешь, детка.
– Правда? – исподлобья глянула Кристина. – Тогда запомни: я хочу оставить себе твой голос. У тебя есть записи – диски или кассеты?
– Конечно, есть. Обязательно пришлю тебе, как только попаду домой. Ведь я обитаю последние годы в чудесном городке под Зальцбургом. С австрийской стороны. Там у меня огромная фонотека, хороший рояль и старый Бехер – верный пес смешанных охотничьих кровей.
– И, вероятно, милая фрау, ожидающая твоего возвращения?
– Да, Кристина. – Санта отпустил ее руку, которую все еще продолжал сжимать, и с досадой потер лоб. – Иза – славная девушка. Мы учились вместе в Вене. Я влюбился в нее, когда мне было девятнадцать, со всей пылкостью неиспорченного, романтичного чудака. Иза была на пять лет старше меня и значительно взрослее по характеру. Она успела побывать замужем, возглавить и развалить какую-то феминистскую партию, защитить диплом доктора социальных наук… Она совратила святого, а потом исчезла. Год назад мы опять встретились и решили не расставаться. Иза хочет иметь много детей… Моя авантюра с поисками бриллианта в России вызвала у нее бурю негодования. А потом этот судебный процесс… Иза не жалует дураков, а я в этой истории, на ее взгляд, проявил себя таковым. Так что она ждет заблудшую овечку, чтобы вправить ей мозги и окончательно приручить.
– Ты странно отзываешься о женщине, от которой собираешься заиметь дюжину детей, – безжизненным голосом заметила Кристина.
– Просто не люблю, когда меня дрессируют. Но ничего, я умею кусаться! – Санта ощерился, щелкнув ослепительными зубами. – Противоположности, как утверждают, сходятся.
– Ты не такой уж покладистый и сговорчивый ягненок, как тебе кажется… Паола с болью поминала о твоей строптивости и неуживчивости. Ведь ты бросил дом делла Форте очень давно?..
– Я гордый, детка. Может, чрезмерно. И хотя с младенчества изображал святого, дух непокорности и тщеславия терзал мою душу… Обычная история, смотри: мой отец, младший брат Франко, женился вопреки воле семейства на цыганке – работнице местной парфюмерной фабрики. Он аристократ, она – пролетарка, вдобавок чуть ли не бродяжка. Лишь последнее поколение их семьи стало вести оседлую жизнь, обосновавшись в нашем городе. Говорят, мои родители были красивой и любящей парой. Только я сам почти ничего не помню. Они погибли совсем молодыми, не успев отведать всей горечи семейных распрей и оставив трехлетнего сына на попечение Паолы… Франко и Паола растили меня вместе со своими детьми, ни в чем не ограничивая. Но то, что я отпрыск человека, презревшего законы родовой чести, я знал с пеленок. Как и то, что по традиции рода делла Форте останусь в стороне от полагающихся наследникам богатства и почестей. Моя смешанная кровь не годится для передачи потомству.
Я рано осознал это. Мой природный дух противоречия принял форму оскорбленной гордыни. Я был весел, добродушен с чужими, но болезненно уязвим в семье… К тому же отношения с Леонардо совсем не сложились. Этот законный наследник, по-моему, свихнулся на своем превосходстве, демонстрируя мне его на каждом шагу. Всеми силами мальчишка старался доказать, что я – всего лишь приемыш, оставленный в доме из милости.
В двенадцать лет меня отправили в швейцарский частный коллеж. Франко щедро оплатил обучение. А потом тяга к познанию стала для меня чем-то вроде компенсации за неполноценность происхождения. Я изучал гуманитарные науки, меняя престижные университеты и привязанности: филологию, историю, психологию… К счастью, жизнь научила меня самостоятельно зарабатывать деньги. Еще мальчишкой я начал брать уроки у местного старика, занимавшегося, по преданию, с самим Карузо. В Вене, учась в университете, я продолжил частные уроки и начал петь по вечерам в кафе и ресторанах. А потом меня взяли в церковный хор. Я стал солистом! И вот до сих пор не знаю, кто я на самом деле – артист, готовый бродить по дворам с шарманкой, или сноб, затыкающий уши при одном упоминании о непрофессиональном вокале… А может, просто-напросто авантюрист, каким меня считал проницательный Дон Лиджо… – Санта крутил перед глазами гранатовый браслет Кристины, который осторожно снял с ее руки. – Чудесная вещица. Наверно, тоже реликвия?
– Старинный бабушкин браслет. Ему уже больше ста лет. Хотя это украшение для бедных и стоило в середине прошлого века отнюдь не состояние. Дутое серебро и камешки дешевые – кривые, разного тона… Видишь, в центре даже три зеленых. А вот тут есть совсем светлые, почти розовые. Но мне это и нравится. На всей Земле нет второго такого. Не стала бы менять эту вещицу даже на бриллианты от Картье… Кроме того, у одного русского писателя есть прекрасная повесть о бессмертной любви. «Гранатовый браслет» называется.
– Наверно, очень грустная… Нет ничего печальнее бессмертной любви – вообще того, кто хочет жить вечно, забывая о неизбежном конце.
– Там как раз говорится о том, что только смерть может сделать большую любовь вечной… Ах, как это трудно объяснить. – Кристина мотнула головой, отгоняя обрушившуюся с новой силой тоску. – Извини, милый, с нервами у меня действительно стало плоховато. Так и хочется завыть!
– Перестань, все так чудесно складывается! Твое имя стало популярным в Италии, и ты в любой момент сможешь продолжить карьеру в рекламе. Я запишу специально для тебя веселые песенки, а ты дашь мне почитать эту книгу про вечную любовь.
– Обязательно. – Кристина улыбнулась ему, как ребенку, придумывающему наивные сказки. – Я привезу тебе полное собрание сочинений Куприна, когда в следующий раз нагряну в Рим. Хотя нет, когда заеду в гости в Австрию.
– Это совсем недалеко от Москвы – посередине между Россией и Италией. А ты в самом деле намерена вернуться сюда?
– Я всегда буду хотеть вернуться в Рим, что бы ни происходило со мной на самом деле. А случиться может самое разное… Видишь ли, Санта-Рома, я действительно собираюсь начать новую жизнь… Боюсь, правда, музыки в ней будет не так много, как хотелось бы, как пророчишь ты…
Достав из корзины пунцовую розу, Кристина сосредоточенно обрывала бархатистые лепестки. Она старалась не смотреть на собеседника, чувствуя, что любое неосторожное слово может взорвать ее с трудом сохраняемое спокойствие. С каждым мгновением все острее чувствовалось, как истекает, теряя минуты, последний вечер ее мечты. Той, что, едва засияв семицветной радугой, снова ускользала в туман обманувшего, несбывшегося.
– Я была наивной, но упрямой девчонкой. Да и тщеславной не в меру… Тебя угнетало чувство чужеродности в богатом аристократическом доме, хотя ты знал, что принадлежишь миру делла Форте по праву, возможно, большему, чем кто-либо другой. Меня же мучило неприятие серенькой, бедной, обыденной жизни, окружавшей меня. Вырваться, вырваться любым способом, любой ценой! – это стало моим девизом, навязчивым желанием. Умчаться с потоком шикарной, блестящей жизни, катившей мимо… – Кристина запнулась, вопросительно взглянув на Санту.
Но он слушал, сдвинув брови, и не собираясь нарушать ее монолог привычной шуткой. Кристина решительно продолжила:
– Адвокат, назвавший меня жертвой, ошибся совсем немного. Виновным в растлении «юной души» был вовсе не Лиджо. Глупышка Кристина стала жертвой собственных пороков. Ну вот! Прекрати смеяться, а то я не стану рассказывать.
– Я весь внимание, детка. Только стремление к благополучию, комфорту, богатству и порок – это совсем разные вещи. Не приписывай себе чужие недостатки.
– Ладно, суди сам. Я просто расскажу одну очень простенькую историю, изменившую мою жизнь, как «Голубой принц» изменил твою.
Это случилось в начале мая. В садике моей бабушки, находящемся в поселке у самого края большого шоссе, росли красивые цветы. Она много трудилась, чтобы вырастить южные цветочки к празднику – у нас ведь холодная весна. А потом выносила их продавать – просто ставила на табурет у дороги банки с букетами. Я торчала рядом до позднего вечера, провожая завистливым взглядом проносившиеся мимо шикарные машины зарубежного производства, как теперь у нас называют, «иномарки». Люди, разбогатевшие после перестройки, торопились к своим загородным имениям, которые появились вокруг Москвы в последние годы. Там, в роскошных домах, вкусно ели, веселились, обнимали своих кавалеров праздные красотки, имеющие дорогие наряды и украшения, проводящие время в ресторанах и казино. А я до сумерек возилась в огороде и едва могла накопить деньги на модную майку с поддельной надписью «Шанель»… В общем, бедняжка-Золушка. Только ко мне явилась не фея… Однажды поздним майским вечером у моих ног затормозил белый «мерседес». Из него торопливо вышел сногсшибательно элегантный брюнет в светлом костюме с небрежно болтающимся на шее развязанным галстуком.
– И… что же произошло? – едва выговорил Санта. – Вы познакомились? Он забрал тебя с собой?
