Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)
– Извини меня, детка! Что случилось, ты плачешь? – Взяв ее за руки, Санта тревожно всматривался в лицо девушки. – Тебя кто-то обидел?
– Никто… никто. – Голос Кристины дрожал, испуганно озираясь, она пятилась назад, не в силах разделить реальное и воображаемое.
Что же это? Она так хотела увидеть его, так заклинала о встрече душистую ночь – и он явился! Не из праздничного зала – из мира горячечного, страстного вымысла… Кристина сжала виски и, опустив глаза, шагнула в сторону. Секунду поколебавшись, она рванулась в кусты.
– Эй, ты куда? – Санта поймал ее руку и крепко сжал пальцы. – Что произошло, детка? Я искал тебя в зале, в твоей комнате, обегал весь парк… Что ты здесь делаешь?
– Ничего… Я прощалась. Завтра уезжаю. Мне надо срочно вернуться домой, – пробубнила она, не глядя ему в лицо.
– Ты скучаешь о ком-то? Все это время я видел тебя печальной. Твой возлюбленный остался в Москве?
– Нет, синьор следователь. Он здесь, – сказала Кристина, не уверенная, к кому обращены ее слова – к реальному Санте или рожденному воображением герою.
– Где? – Санта огляделся. Кристина рассмеялась, стряхивая оцепенение.
– Раньше ты был догадливей, маэстро Бельканто… Я просто вспомнила свой старый сон. Тебе, кажется, пора на сцену! – напомнила она.
– Давно пора. Уже начали ужинать без Мендельсона. Это неважно – Коловисимо в ударе – там такое веселье!.. Но я искал тебя, девочка. Нам надо вернуться. Дай мне руку – пойдем! Пойдем же, вот так…
Подхватив Кристину под локоть, Санта повел ее к дому. Она брела, как во сне, пытаясь понять нечто главное.
– Ты даже не удивился, что я уезжаю? – вдруг остановилась пораженная этой мыслью Кристина.
– Прости, я думал о другом. – Санта преградил ей путь и, почти касаясь губами лба, тихо сказал: – Я прошу сейчас тебя о двух вещах, обещай не отказываться.
– Обещаю. Но бриллиантов у меня больше нет.
– Поцелуй меня! – Он поймал ее за руки и сжал запястья.
– Что?! Ты серьезно?
Кристина вгляделась в склоненное к ней лицо. Но не заметила и тени насмешки – лишь напряженное ожидание и любовь. Любовь? Увы, это может привидеться лишь в полумраке подмосковной дачи и обманчивом свете южной луны… Но как бешено заколотилось сердце, как закружилась голова…
Потянувшись к Санте всем телом, Кристина опустила веки. Полуоткрыв мгновенно пересохшие как от жара губы, она кинулась в этот поцелуй, как кидаются в омут: на последнем вздохе, последнем прощании с жизнью.
– Спасибо, девочка. – Оторвавшись от нее, Санта едва перевел дух. – Как раз то, что требовалось доказать… А теперь вторая просьба: пожалуйста, будь добра, зови меня Рома. Ведь ты уже однажды обещала, – прошептал он, жарко дыша в шею.
– Обещала, но не смогла. Это очень ответственно – все равно, что назвать любимым.
– Разве это слово подлежит запрету?
– По отношению к чужим поклонникам и женихам.
– Хорошо, – резко отрубил Санта. – На этом просьбы кончились. Послушай теперь распоряжение. Ведь ты пока на службе и никто не увольнял тебя. – Санта принял начальственную позу. – Сейчас я пойду на сцену, а ты вернешься к себе в комнату, быстренько приведешь себя в порядок и последуешь за Луиджи. Он знает, что надо делать. Предстоит разыграть маленькую сценку, мне понадобилась достойная партнерша. Не приглашать же, действительно, носатую горничную! Я все же эстет, а тем более – Коло. К тому же, помнится, кой-какие трюки нам здорово удавались.
– У вас, что, намечено эротическое шоу? – усмехнулась Кристина.
– Я имел в виду развязывание веревок зубами и прыжки с высоты.
– Спасибо за лирическое воспоминание. Только я сегодня не в спортивной форме.
– Успокойся, в самых сложных местах тебя подменит дублерша.
– Роксана справилась бы и с основной ролью, – съязвила Кристина.
– Довольно перепалок, детка, мы оба на службе. Наймиты капитала. Это не коммунистическая «халява».
– «Халява»? – Кристина удивленно подняла брови. – Прогресс в русском языке налицо.
– Заканчиваем разминку, мы у цели. – Санта подтолкнул девушку к подъезду, прошептав вслед: – Слушайся Луиджи, детка. До встречи на сцене!
– На сцене?! – нерешительно остановилась Кристина.
– Естественно. Не в сарае же, на самом деле! Да не дрейфь – роль пустяковая. Основной исполнитель – я. Тебе лишь надо вынести и подать мне свиток бумаг. Артистично и грациозно, конечно, как умеешь это делать лишь ты.
– Приказы у тебя получаются лучше, чем лесть. – Обдав Санту насмешливым взглядом, Кристина скрылась в подъезде.
У Луиджи, поджидавшего ее в полном парадном облачении возле двери комнаты, был растерянный вид. Заметив девушку, он взглянул на часы и быстро перекрестился.
– Слава Деве Марии, вы не оставили нас без помощи… Прошу вас, деточка, сделайте над собой маленькое колдовство, как вы это умеете. Там все приготовлено. Я жду вас здесь, веселую и прелестную, как бабочка!
После того, как Кристина вошла в комнату, Луиджи приложил ухо к двери, прислушиваясь. Тишина. Он снова посмотрел на часы и деликатно поскребся в дверь:
– Синьорина, если можно, ради Бога – недолго.
В комнате было тихо.
Присев на краешек кровати, Кристина недоуменно рассматривала лежащее на ней вечернее платье – брабантское кружево глубокого черного цвета стоило, конечно, колоссальные деньги. Дивный покрой, обнажающий плечи и спину… Длинные перчатки из тончайшего бархата лилового тона, такие же туфельки и широкий кушак, рассчитанный для фантастического банта.
«Господи!» – Она в ужасе увидела в зеркале свое бледное, заплаканное лицо. И уже после этого заметила расставленный на столике гигантский набор парфюмерии и косметики с магической меткой CD. По-видимому, здесь в чести Кристиан Диор. Значит, сон продолжается…
Можно ли было устоять перед возможностью превратиться в фею, блеснуть напоследок яркой звездой? Уж слишком долго она изображала замарашку. Долой форму горничной и туфли на плоской подошве, быстренько в душ – холодный и обжигающий поток попеременно. Влажные волосы собраны на затылке. Умело работают пальцы, нанося на кожу волшебные дары парфюмерных мастеров. «Спасибо за отличную школу, Джено», – мысленно поблагодарила Коруччи Кристина. И вот кожа розовеет, приобретая золотистый цвет, соблазнительно выступают очертания пухлых губ и удивленно смотрят огромные ореховые глаза из-под таинственных, пушистых ресниц. Чудо! Платье тоже – как раз впору, будто шили по специальной мерке. Свободные линии не подчеркивают талию. Секунду поколебавшись, Кристина перебросила через плечо широкую ленту кушака, завязав на бедре шикарный, с ниспадающими концами бант. Натянув перчатки, она освободила от заколок волосы и уже на ходу, всовывая ноги в туфельки, надушила затылок и шею. Глаза лихорадочно блестели, и в какой бешеный галоп припустилось сердце!
– Святая Мария… потрясающе! – Луиджи остолбенел при появлении девушки, растерянно разведя руки. Но тут же спохватился и подставил Кристине локоть. – Цепляйтесь крепче, синьорина. Я проведу вас потайными путями, нас не должны заметить раньше времени. Сюрприз, величайший сюрприз!
– А что я д-должна делать? – От волнения Кристина начала заикаться.
– Не беспокойтесь, все уже сделано.
Пройдя темный, пахнущий сыростью коридор, они поднялись по лестнице и остановились. В разгоряченное лицо девушки пахнуло свежестью. Впереди сиял прямоугольник света, а в нем, как на экране, сквозь пелену голубоватых лучей – блеск праздника и тихое пение скрипок.
Кристина приблизилась к двери, выходящей прямо на сцену, устроенную в полукруглом портике, и зажмурилась, вцепившись в рукав дворецкого. За световой завесой в бездонной темноте угадывался зал с дышащей, шуршащей, любопытно перешептывающейся публикой. Как праздничные елки выступали из туманного мрака пирамиды горящих свечей в жирандолях. И вдруг они двинулись, словно начиная медленный хоровод. Луиджи вручил Кристине плотный свиток бумаг и шепнул, отдаляясь:
– Это вращающийся круг, как в театре, держитесь за канделябр.
Кристина пошатнулась, не найдя спасительного канделябра и чувствуя, что сейчас свалится, вынесенная платформой на самый край сцены. «О Господи!» – взмолилась она, и в то же мгновение ее подхватили сильные руки. Как тогда, на крутом спуске к Тирренскому морю. Рядом стоял Санта. Он улыбался, протягивая ей букет. Пронесся шквал аплодисментов, и струнный квартет заиграл что-то торжественное, величественное.
Но Санта не запел. Он просто прижимал Кристину к себе и слушал музыку. А когда девушка поднесла к лицу его цветы, поддержал ее оседающее тело и крикнул за кулисы: «Шампанского, быстрее!»
Сделав два больших колко-обжигающих глотка, Кристина перевела дух. «Только бы не разреветься, только бы устоять», – заклинала она себя, впиваясь ногтями в похолодевшую ладонь. Но горячая рука Санты сжала ее дрожащие пальцы, та самая рука, что минуту назад преподнесла громадный букет гиацинтов. Нет, не ошибка, не сон, не мираж – горящее лицо Кристины погружалось в те самые, заветные, памятные цветы…
Когда оркестр умолк и Санта жестом остановил аплодисменты, воцарилась благоговейная тишина – все ждали заявления, которое обещал им в качестве сюрприза этого вечера граф Романо делла Форте, молодой хозяин обновленного поместья.
Он взял у Кристины свиток бумаг и, развернув его, начал читать… Золоченая печать на витом шнуре мерно раскачивалась в свете прожекторов. И заранее, как за соломинку, цеплялся взгляд оторопевшей Кристины, словно издалека она услышала вздох изумления, пронесшийся над пиршественными столами. Она совершенно не понимала, о чем идет речь, заботясь лишь о том, чтобы удержаться на ногах. А когда к ней подошла невысокая полная женщина и достала из черного резного ларца нечто сверкающее, нагнулась, подставляя шею.
– Будь счастлива, Кристина, будь счастлив, сынок! Да хранит вас Бог, дети! – Паола перекрестила стоящую в обнимку пару, и гости поддержали эту сцену шквалом аплодисментов, криками восторга.
На сцену полетели цветы. Кристина опустилась на колени, собирая прохладные соцветия: повсюду – в корзинах, вазонах, в гирляндах над головой и прямо на полу под ногами – ворохи нежных, ароматных цветов. Ее благословенных гиацинтов…
Кристина пришла в себя от запаха ментола и камфары. Знакомый доктор Вернини натирал ей виски влажным тампоном. Она полулежала в кресле перед раскрытой в сад балконной дверью, из-за которой доносились возгласы веселящейся толпы и звуки старинного менуэта.
– Слава Мадонне, детка! Я так беспокоилась за тебя… Этот парень всегда любил морочить голову… Совсем не понимает, что с матерью своего ребенка надо обращаться очень осторожно. – Паола укоризненно покачала головой: – С первой беременностью совсем не так просто, как это кажется мужчинам.
Она старалась быть строгой, но зрелище сидящего на ковре у кресла Кристины Романо умиляло почтенную синьору.
– Девочка, у нас с тобой только перерыв, – взмолился Санта. – Гости с нетерпением ждут жениха и невесту. Завтра мы станем супругами, а сегодня все узнали, что ты скоро родишь мне сына!
– Как… Мы… Санта? – Кристина не верила своим ушам, в которых нарастал ликующий звон.
– Ну вот, опять нужен доктор! Детка, я же все подробно рассказал на сцене. Ради всего святого, не плачь!
– Я… я ничего не слышала… Эти… эти цветы… – Кристина не могла говорить от слез.
– И «Голубого принца» не заметила? – Санта поднес к глазам невесты висящий на ее шее камень. – Он теперь – хранитель нашего семейного очага и будет стараться во все свои двадцать шесть каратов.
– Не торопись, сынок! Нельзя так сразу атаковать женщин, ты же не в футбол играешь… Давай я объясню все толком… а гостям и без нас хорошо – праздник ведь только начался.
Паола подсела к Кристине и протянула ей бокал:
– Немного хорошего вина не повредит… Слушай, детка. Тебе, бесспорно, в одном повезло с мужем – с ним никогда не соскучишься. Говорят, это фамильная черта делла Форте… Не знаю, мне не довелось убедиться – Франко был человеком чрезвычайно сдержанным, а отца Романо я знала плохо… Но его короткая жизнь, безрассудная женитьба и нелепая смерть свидетельствуют о том, что он не переносил условности и обыденную скуку. Федерико передал сыну свою потребность в сумасбродной любви. Любви, от которой теряют голову.
– Мама, Ларошфуко утверждал, что человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец. А я наделал много глупостей…
– Нет, сынок, безумств. Назовем это безумствами, – покачала головой Паола. – Я не имею в виду, разумеется, весь этот маскарад с сюрпризом, свидетельствующим о романтизме твоей натуры. Речь идет о другом…
Дело в том, Кристина, что Романо рос не только сумасбродным, но и чересчур гордым юношей. Он постоянно отстранялся от разговоров о наследстве. Но мой супруг оказался дальновидным. Пережив шок с Леонардо, он оставил не одно завещание, а два. То есть предусмотрел вторую часть, которая должна вступить в силу в случае несостоятельности первой. – Паола глубоко вздохнула и продолжила: – Часть семейного состояния, принадлежавшую Федерико, Франко, естественно, передавал его сыну, то есть Романо. А «Голубого принца» – в том случае, если Романо женится и воспроизведет потомство. Франко боялся повторения истории с сыном. Ему нужен был настоящий мужчина, продолжатель рода…
Во время судебного процесса я скрыла этот факт, так как наличие второго завещания навело бы следствие на мысль о корыстном участии в этом деле Романо и тебя, детка. Кроме того, еще не были решены все формальности с Леонардо.
– Мама рассказала мне о наследстве после того, как я проводил тебя в Москву… И здесь я испугался… Испугался, что буду выглядеть как Крез, покупающий себе женщину… Я не мог соблазнять тебя богатством, не убедившись, что занимаю в твоем сердце почетное место… Потомки русских аристократов – очень гордые люди.
Санта повернулся к Паоле:
– Хочу сообщить тебе, мама, что я не пошел по стопам отца. В моей женитьбе нет тени мезальянса. Кристина Ларина принадлежит к одной из мощных ветвей рода Шереметевых. В московских архивах удалось разыскать подтверждающие этот факт документы. Вот только она вряд ли станет претендовать на обобществленную революцией фамильную собственность.
– На Шереметьевский аэропорт, к примеру, – заметила Кристина, плохо соображая, в какой плоскости идет беседа – реальности или мечты, шутки или серьеза.
Санта достал из резного бюро и передал ей папку с бумагами:
– Можешь изучить свою родословную.
– Не сейчас, милый. Сейчас я не способна, кажется, вспомнить и таблицу умножения… – отстранила Кристина бумаги и, взяв Санту за руки, с сомнением пригляделась к нему. – Я плохо соображаю, но… Синьора Паола, объясните, пожалуйста, графский титул Романо делла Форте – это, конечно, игра?
– Действительно, девочка, когда Романо привез тебя сюда под предлогом работы у некого друга-графа, он еще не знал, насколько удачным окажется его розыгрыш. – Паола прищурилась, прижав к лицу гиацинты. – Я никогда не обращала внимания на эти цветы… Они, вправду, чудесны, особенно так – охапками… Видите ли, друзья мои, мы все должны быть благодарны Джованни Курбе (кстати, после процесса над Лиджо он был повышен в должности). Синьор Курбе взялся помочь мне в одном деликатном деле… Речь идет о Леонардо – законном наследнике графского титула… Вопрос о титуле мог быть пересмотрен в случае умственной невменяемости наследника… Вы сами понимаете, что все причуды Берберы Пьюзо дают на то основание. Но как медицинский факт… Так вот, уехав в Бразилию, эта дама ввязалась в сомнительные предприятия и скоро попала в полицию, а оттуда – в клинику для душевнобольных, где ее и разыскал Курбе. Официальный диагноз – шизофрения, осложненная маниакально-эротическими психозами…
– Как это ужасно… – помрачнел Романо. – Но если подумать о возмездии и божьей каре за смерть Франко, Риты – наказание не самое страшное.
– А если представить, как я была счастлива, когда Джованни Курбе привез мне документы, дарующие титул графа Романо делла Форте! Это произошло лишь вчера, накануне вашего праздника! Я восприняла все как счастливое знамение, прихватив сюда «Голубого принца» и Курбе с его ребятами в качестве охраны. Ты можешь его лично поблагодарить, Романо…
– Стоит выпить шампанского! А ведь я разводил здесь все время антиаристократическую агитацию! Наверно, все же, в глубине души, гордый Санта обижался на провидение, лишившее его графского титула… Эй, детка, оказывается, я страшно тщеславен!
Романо протянул бокалы с шампанским дамам.
– За мою будущую супругу, графиню Кристину делла Форте!
Кристина рассыпчато рассмеялась, откидывая на высокую спинку кресла кружащуюся голову. И вспомнила – что-то подобное она видела в какой-то оперетте: герои долго поют, обнявшись, а потом смуглый красавец во фраке, кажется, граф Люксембург, церемонно пав на колени перед обезумевшей от счастья невестой, провозглашает: «Фиалки для моей супруги! Для вас, графиня!..» Нет, это, кажется, «Фиалки Монмартра»… Гиацинты!..
– Ой, я же велела горничным украсить спальню розами! – спохватилась она.
– И правильно, детка, это сейчас то, что надо. Пора отдохнуть. – Паола поднялась. – Я оставляю вас. Завтра ранний подъем – столько хлопот по поводу предстоящей свадьбы. Да, девочка, ты не возражаешь против церемонии католического венчания?
– В маленькой римской церкви под названием Санта-Кристи, – добавил Романо, и Кристина почему-то сразу поняла, что именно в этой церкви молила она о защите и помощи в рождественский вечер. Вдыхая аромат ладана и белых лилий, не ведая, сколько испытаний и радости ждет ее впереди.
– Я так благодарна вам, Паола, за Санту. За подлинное величие души, за настоящую материнскую любовь… Мне все время хочется плакать… простите… это от счастья.
Кристина поцеловала руку пожилой женщины и поняла, что делает это впервые в жизни.
Они не вернулись в бальную шумиху, но в банкетном зале согласно воле хозяина продолжалось веселье.
Санта на руках внес невесту в праздничную спальню и бережно отпустил на бледно-лиловые покрывала. Присел рядом, не отпуская руку Кристины.
– Нам не нужен доктор?
Кристина отрицательно покачала головой, сияя сумасшедшей улыбкой.
– Подреми немного, а я расскажу тебе затейливую историю. Можно сказать, мой чудесный сон.
В охотничьем домике, куда ты вошла с кленовым листом на ладошке, я настороженно приглядывался к гостье. «Опасная чертовка!» – восхищался я, подозревая русскую куколку в темной игре с бриллиантом и отмечая прекрасно «сыгранную» непосредственность и наив… А потом ты подарила мне «принца».
В сарае на юге я уже был почти влюблен в загадочную Кристину Ларину, а на морском берегу, обнимая тебя, понял, что серьезно влип… Тогда я и не думал о браке и даже во время суда внушал себе, что тяга к «золотой девочке» – привязанность, зов плоти, каприз. Но когда мы расстались, я вроде как заболел – вкус жизни покинул меня: преснятина и скука. Привык, наверно, к острым ощущениям. Брак с Изой и перспектива отца семейства в австрийском домике радовала не больше, чем сладенькие рекламы в журналах для домохозяек. «Промахнулся, Санта, упустил свою «золотую принцессу», – сказал я себе и удрал в Москву. Еще не очень-то представляя, что, собственно, буду делать…
– А все кричал, что умираешь от голода… – напомнила Кристина о ненасытной страсти дачного визитера.
– Это уже после. Вначале я свел кое с кем счеты – оставались «долги» после истории с добычей бриллианта. Кое с кем заключил пакт о взаимопомощи. Еще тогда, год назад, я оказал услугу Геннадию, точнее – спас его жизнь. В ответ на это он рассказал мне, что некая приглянувшаяся ему девушка, побывавшая в Италии, не только вынашивает зачатого в этой стране малыша, но и страстно любит своего соблазнителя… Я подсчитал – все сходилось – наш ребенок был зачат у теплой волны Тирренского моря… Вот лишь насчет страстной любви я сомневался и приехал к тебе – несчастный и грязный, как неудачливый бандит… Я хотел убедиться сам, что нужен тебе. Да, да – я! Именно я. – Санта поцеловал пальцы Кристины с короткими, без лака и маникюра ногтями.
– Господи, Рома, я ведь любила тебя с той самой минуты на шоссе. – Кристина запнулась: – Признайся в конце концов, это и вправду был ты или, наслушавшись моих историй о цветах, сегодня просто устроил прекрасный спектакль?
– Был или очень хотел быть героем твоей истории – какая разница? Помнишь, что утверждает мой фамильный фонтан: «Если это и не верно, то все же хорошо придумано». А если чудо не торопится заявить о себе – мы сами сотворим его! Я же, Санта, детка… Еще до поездки в Москву я получил по наследству это дедовское имение, которое в качестве сюрприза отреставрировала и передала мне Паола. А лежа с тобой на промятом диване под старым абажуром бабушкиного дома, я сразу понял, какое чудо должно произойти. Ведь тогда, в прощальный вечер в римском клубе, ты подарила мне свой сон о гиацинтах. И я стал распорядителем сновидений, повелев им стать явью. Это совсем просто, когда любишь как сумасшедший.
– И все это время ты тайно готовил мне сюрприз, обнимаясь с Роксаной.
– Рокси и Луиджи были единственными, кого я посвятил в тайну готовящегося спектакля. Мне надо было столько сделать, не попадаясь тебе на глаза…
– И ты заставлял меня изнывать от ревности… Да я чувствовала себя самым несчастным существом на свете… Господи, как же ты мучил меня!
– Я?! – Санта вскочил от изумления. – Ты бросала меня из огня в лед – то приближая, то отстраняя. Ты чахла от тоски, мечтая о возвращении домой… Ты насмехалась над всеми моими мыслями… Я ревновал тебя к Геннадию и даже к несуществующему в природе Коловисимо… Я начинал сомневаться во всем…
– И даже в том, что это твой ребенок?
– Э, нет! Узнал я о твоем положении от Геннадия. Но это был лишь факт, подтвердивший мою интуитивную догадку. Когда я увидел в подмосковном, залитом дождем садике бледную, несчастную девочку, я понял чем-то более мудрым, чем мозги, что она носит моего ребенка. И тут же сообразил, когда это произошло. Потому что уже думал о новой жизни, лежа у моря на теплой гальке рядом с тобой и рассматривая бездонное небо! Я догадывался, нет – знал: а вот сейчас, в эти самые мгновения, началась жизнь моего сына!
– Поэтому и не спросил меня про таблетки? – вспомнила Кристина. – Я тогда ответила неопределенно, но уже поняла: все – залетела!
Кристина вдруг нахмурилась:
– А почему же ты заявил мне по дороге сюда, что ненавидишь детей?
– Я?! Ах, мне просто хотелось отречься от своих брачных планов в тихом городке под Зальцбургом. Как же я мог любить каких-то чужих, ненужных, воображаемых детей, когда уже ждал своего?
Оправдание Санты было столь искренним и в то же время шутовским, что Кристина крепко схватила его за волосы:
– Признавайся сейчас же во всем: сколько стоило это платье от Дживанши? Кто водрузил каменную наяду у входа в дом и зачем тебе понадобился «фонтан иллюзий»? – Уфф! Может быть, потом? «Суд удаляется на перерыв», – как объявлял наш любезный мэтр во Дворце правосудия. Ну, ладно, коротко: платье от Диора. Наяду, конечно, придумал я, воображая, как мы вместе с тобой посмеемся у ее ног над всей этой историей с Антонелли. Она же – точная твоя копия и вся в слезах – разве не заметила?
– Виновник моих слез – ты… Я так мечтала во что бы то ни стало сохранить нашего ребенка, а ты пренебрегал мной!
– Да, кажется, нам хватит разбирательств на весь медовый месяц. Но все же, признайся – суровые грифоны со своей заповедью потрясли тебя! Н-нет! Я не сооружал этот шедевр, я лишь починил вещь, которую любил с детства… Мне было всего лет пять, когда я оказался здесь. Единственный раз, до этой весны, и лишь тогда я увидел своего парализованного прадеда. Его давно считали помешанным. Худой и сутулый, как больная птица, Джеромо делла Форте все дни просиживал у себя в лабиринте вон там, в той башенке, и что-то писал. Едва увидев меня, привезенного гувернанткой, он велел лакею выкатить свое инвалидное кресло в сад, и я долго молча следовал за печальным кортежем по кипарисовой аллее. Наконец мы прибыли к грифонам. И мне показалось тогда, что дед очень похож на этих мифических птиц. Я спрятался за спину лакея.
– Читай! – приказал мне Джеромо, тыча кривым пальцем в сторону чаши.
– Не умею… такие буквы, – пробурчал я чуть не плача.
Тогда прочел он. Голосом, полным такой мелодии и трепета, что в моей душе навсегда что-то перевернулось. «SE NON E VERO, E BEN TROVATO»… Понимаешь, как орган в соборе: торжественно, просветленно… Собственно, после этого я уже не мог не стать «Сантой», не мог не придумывать, не петь. А прадед, оказывается, сочинял сказки. Целые папки остались после его смерти в библиотеке. Наверно, нас дожидаются… Меня поразило название, вытисненное на сафьяновой обложке: «Когда зацветут гиацинты».
– Да, я сразу почувствовала это… ну, какую-то связь между всеми нами, живыми, ушедшими, воображаемыми, настоящими… Только сейчас не могу… не могу уловить, – шептала Кристина, глядя широко раскрытыми глазами в распахнувшееся за балконной дверью небо. – Я знаю теперь, что ты никогда не покупал цветы у московской дачницы. Но кто-то прислал твой образ мне – переселившийся в мир иной прадед или журнал с рекламными фотографиями, где мне улыбнулось знакомое откуда-то лицо, а потом забылось… Неважно, какими путями – но все ниточки связались в узел…
– Девочка моя, после, после… Мы обязательно все обсудим и, наверно, поймем… Для одного дня – слишком много.
– Да. Я так ослабла… Ты не знаешь, от счастья умирают?
Склонившись к Кристине, Санта обвил руками ее шею.
– Значит, я умираю от голода.
– О, Боже! – Санта в отчаянии ударил себя по лбу. – Настоящий небожитель – все соображал, как мне раздобыть прорву этих цветов и завалить тебя ими с ног до головы! А покормить забыл.
Санта дернул кисточку звонка. В дверях появился лучащийся радостью от сопричастности к случившемуся Луиджи.
– Мы благодарим тебя, изобретательный друг и величайший артист, за труднейшую роль в нашем спектакле. А теперь покорми-ка хозяев хорошенько и не говори, что все самое вкусное съедено гостями.
Прикатив две тележки, заваленные всевозможной живописной снедью, официанты удалились, и дворецкий торжественно протянул Санте серебряный поднос с бланком телеграммы.
– Самое сложное, графиня, – обратился он к Кристине, – состояло в том, чтобы повернуть время вспять. Ведь гиацинты отцвели месяц назад! А луковицы нуждаются в долгой спячке.
– Знаю, знаю, – кивнула с набитым ртом графиня. – Мне приходилось выращивать эти цветы.
– Извини, тебе послание, дорогая. – Санта передал телеграмму Кристине. – Здесь, кажется, шифровка.
Русские слова, написанные латинскими буквами, выглядели невероятно: «Поздравляем бракосочетанием, желаем счастья мама бабушка Фил». Кристина недоуменно посмотрела на Санту, повторив по-итальянски «мама, бабушка, Фил»…
– Удивительно все сработало! Я предупредил их о свадьбе неделю назад. Послал привет от нас. Жаль, я еще не знал, что стану графом, и не смог блеснуть подписью… Ведь они были далеко не в восторге от моего московского вида… Я не злопамятный – о всех вспомнил. Перевести помогла Рокси – она славист и дизайнер. А по национальности – сербка. И еще, вот что, детка, осенью мы ждем твоих родных к себе в гости, ведь правда?
Кристина обняла Санту, оттолкнув разъехавшиеся столики, они упали на кровать. В то же мгновение раздался оглушительный треск– в небо взвились фейерверки. Радужное сияние заполнило комнату, хороводы пестрых теней плясали по стенам, а огненный праздник не прекращался – стрелами взмывали в небо ракеты, рассыпаясь в воздухе фонтанами искр, бешено вращались над парком гигантские пылающие колеса, что-то рвалось и трещало, разбрасывая снопы разноцветных огней. Залп следовал за залпом, освещая окрестности – сонные холмы, спускающиеся к морю. И, наверно, мириады драгоценных искр плясали на тихих адриатических волнах…
– Долой, долой именитые кружева! Оставим в свидетелях только «принца». Ты так украшаешь его, детка! – Нетерпеливо сорвав одежду, Санта любовался распростертой перед ним женщиной.
Длинные шелковистые пряди разметаны по атласному покрывалу, глаза на бледном лице загадочно чернеют, а в алмазной капле, притаившейся между налившимися грудями, вспыхивают радужные отсветы фейерверков. Санта прильнул к ней губами и согревал до тех пор, пока камень не стал теплым, слившись в единое целое с разгоряченными телами…
… – Ты так осторожничал, милый. Будто обнимал хрустальную вазу, – заметила Кристина, когда Санта удовлетворенно прильнул к ее плечу.
– Я боюсь за нашего малыша. Все это время мне казалось, что с тобой что-то неладно. Доктор успокоил меня, но все же…
– Все же он рекомендовал быть осторожным и ты не решался проникнуть с дурными намерениями в мою девичью спальню?
– Если бы ты знала, чего мне это стоило! Я и не предполагал, что сумею быть таким сдержанным. Но порой становилось просто невмоготу – ты была рядом, но… Я старался не смотреть на тебя, потому что заводился от одного взгляда. От этого злился и, наверно, вел себя глупо.
– Я думала, что совсем безразлична тебе.
– Ты дивная, детка. Ты – волшебство, погибель. А я – страстный южный дикарь, измученный воздержанием… Но мы ведь наверстаем свое, правда? Когда эта кроха будет спать у себя в колыбельке. – Целуя живот Кристины, Санта вдруг прижался к нему щекой:
– Что это, слышишь? Смотри, смотри, он шевелится! Держи здесь, это, кажется, пятка… Он двинул меня прямо в нос!
– Значит, через восемнадцать недель мы станем мамой и папой. – Кристина крепко сжала щеки Санты и притянула его к себе. – Отвечайте, граф делла Форте, вам непременно нужен сын?
– Ну конечно! Но он не обязательно должен быть первым. Мальчишка или девочка – наш первенец будет очень любимым ребенком – вот это я знаю точно. И еще то, что он совершенно определенно не будет последним.
– А я знаю точно еще одно: кто бы это ни был – сын или дочь, мы назовем его Рома. – Кристина поцеловала тянущиеся к ней губы и мечтательно выдохнула: – Рим, конечно, Рим!
