Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– У моей бабушки в саду под Москвой тоже растут сливы. Желтые и черные. Когда я была маленькая, то надевала на голову таз и трясла дерево… А теперь не надеваю – ведь это совсем не больно.
Рино приблизился и взял ее за руки – ему нравилось изображать наручники, сомкнув на запястьях стальное кольцо сильных пальцев. Кристина встрепенулась и напряглась, как попавший в капкан зверек.
– Вот так ты выглядишь очень соблазнительно, – притянув пленницу к себе, Рино присосался губами к ее горлу.
Кристина вскрикнула, дернула головой – зубы Рино впились в ее шею.
– Прежде, чем я перекушу сонную артерию и полакомлюсь твоей славянской кровью, скажи, сладкая птичка, а где наша маленькая игрушка? – Рино, хищно блестя зубами, выдыхал слова прямо в лицо Кристине. Она поняла, о чем идет речь, и взмолилась о том, чтобы потерять сознание прежде, чем эта скотина навалится на нее.
– Где «Голубой принц», идиотка?
– Что-о-о? – Удивление девушки было столь глубоким, что Рино счел его наигранным:
– Ты плохая актриса, бэби. И никудышная воровка.
Кристина лихорадочно вспоминала, где слышала это название.
– А! Вспомнила! Наследство Тичелли, то есть Гватичелли, которое перешло Рите? – спросила она.
– Дальше, дальше, пропустим предисловие.
– Когда они поженятся с Вествудом, камень перейдет в собственность семьи. А потом наследнику мужского пола… Ведь отец лишил права наследования своего сына… Не помню, как его звали…
– Так ты утверждаешь, что камушек припрятан у красотки Риты Вествуд?
– Вествуд? Они уже поженились?
– Давным-давно. Поскольку невеста вынашивает трехмесячный живот.
Кристина молниеносно сообразила, что на злополучном балу во дворце Тинтури она требовала любви у женатого Элмера!
– Очнись! Я тебя еще, кажется, не очень помял. Если вздумаешь хитрить – лишь затянешь удовольствие. Я буду срывать с тебя одежду по кусочку за каждый лживый ответ. А когда тряпки кончатся, примусь за кожу. Ты видела, как обдирают после охоты еще теплые туши?
– Мне нечего скрывать. Клянусь, я не собираюсь врать. – Пользуясь тем, что Рино отпустил ее руки, она инстинктивно зажала у горла широкий ворот шелковой блузки.
– У Риты фальшивка. «Голубой ублюдок» – стекло. Значит, камень остался у тебя.
– Ради Бога, Рино, объясните, где он – и я отдам немедля. Мне не нужны чужие сокровища. Да и вообще… любые.
– Ты коммунистка? Против частной собственности? Тогда расскажи про подарки фирмы «Карат». Меня интересует, что с ними произошло после того, как вы с Руффо покинули самолет. Если не ошибаюсь, саквояж для косметики и бижутерии ты несла в руке?
– Да, он был со мной в салоне самолета. Там лежал набор косметики, купленный синьором Руффо, и бижутерия «Карата» – колье и диадема. Пока мы ожидали багаж, я сидела в зале аэропорта, а синьор Строцци караулил чемоданы… – Кристина старалась точно припомнить подробности своего первого прибытия в Рим.
– Значит, Руффо остался поджидать чемоданы, а ты ушла со своим саквояжем в другой зал?
– Нет, я сидела рядом и все время видела его… Мне было страшно потеряться в незнакомом городе. Руффо держал мой жакет и саквояж. Да, верно, там было жарко.
– А потом ты взяла свои вещи у него? – В голосе Рино звучало бешенство.
– Да. Надела жакет, взяла интересующую вас сумку, и мы сели в машину.
Кристина не успела отпрянуть – молниеносным жестом Рино рванул рукав ее блузки. Кусок шелка, затрещав, повис на нитках.
– Какую сумку ты взяла?! – Он поднял руку, угрожающе сверкая глазами.
– Ту, что держал Руффо! – На глазах Кристины блеснули слезы. – Клянусь! У меня больше ничего не было…
– Кто еще был с вами?
– Никого. То есть вокруг была огромная толпа, но это – незнакомые люди… Хотя… – Кристина отчетливо вспомнила спину незнакомца в светлом пиджаке, скрывающуюся в толчее. – Мне показалось… Лишь на секунду я увидела спину мужчины, высокого, кудрявого… Он быстро шел к выходу, а у него в руке была точно такая же сумка… Может, их много таких?
– Хорошо. Вы приехали в отель и сумка осталась у тебя? – Рино закатил глаза, сверкнув белками: он еле сдерживал ярость.
– Конечно. Зачем Руффо женские вещи, – быстро пролепетала Кристина.
Затрещав, отлетел в сторону воротничок. Блузка упала, держась на одном рукаве. Кристина не носила бюстгальтера и теперь предстала перед своим мучителем полуобнаженной.
– Первый раз я согласен с тем, что ложь приносит пользу. Так интересней беседовать. К тому же, когда ты замерзнешь, я начну тебя согревать, – мрачно предупредил Рино. – Все осталось у меня! Я не могу придумать другого ответа, даже если вы начнете сдирать с меня кожу.
– И все это время «стекляшки» оставались в твоей комнатенке в «Парме»?
– Да. Я использовала косметику, а бижутерию ни разу не надевала. Я же не работаю на панели… Она слишком…
Рино с улыбкой нагнулся к ней и, схватив двумя руками пояс юбки, легко разорвал ее пополам:
– Чемоданчик стоит в шкафу. Но футляра с бижутерией там нет. Куда ты его дела, стерва?
– Подарила. Вернее, отдала одному знакомому. – Кристина, прикрытая теперь лишь тонкими колготками, крепко стиснула колени.
Теперь она хоть что-то поняла про этого чудака Санту. Два бандита – Рино и парень, назвавший себя Святым, охотятся за «Голубым принцем», предполагая, что он спрятан в ее бижутерии.
– Когда? – Рино с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на дрожащую жертву.
– С неделю назад… Точно – в прошлую субботу. Он ждал меня в машине, а я вынесла ему сумку. Он взял только футляр и обещал вскоре вернуть украшения мне. А я сказала, что дарю ему их…
– Кому? Кто это был? – Рино крепко тряхнул ее за плечи. Светлые волосы рассыпались, скрыв лицо девушки.
– Не знаю! – с ожесточением сквозь слезы выкрикнула Кристина. – Я познакомилась с ним в ту же ночь на вилле Антонелли. Этот парень там пел. Он сказал, что зовут его Санта. Вернее, это прозвище, а имени он не назвал.
Рино поднялся и, взяв телефон, быстро заговорил на каком-то диалекте, в котором Кристине было понятно лишь слово «Санта» и еще «скорее». Вернувшись к ней, он провел ладонью по обнаженной груди.
– Отлично. Сейчас ребята проверят твои слова. А поскольку я уже знаю, что это ложь… – Рино сбросил свой серебристый халат, представив обозрению могучее обнаженное тело.
Кристина не успела испугаться, как уже лежала на полу, на толстой меховой шкуре, подмятая возбужденным самцом. До сих пор она знала, что изнасилование – нечто ужасное и постыдное, чего следовало бояться пуще смерти. Кусаться, царапаться, вопить, бить ногами в пах нападающего… Из всех рекомендаций ей не удалось осуществить ни одной – распластанная под могучим телом, она лишь вскрикнула от боли, когда Рино яростно овладел ею. Но тут же, сжав зубы, перестала стонать, сообразив, что ее муки еще сильнее возбуждают звереющего мужчину. Нет, она не станет рыдать и молить о пощаде. Смирение жертвы не успокаивало насильника, он входил в раж, причиняя ей сильную боль. Это было практическое доказательство того, что физические данные мужчины – фактор вполне объективный. Одно дело быть изнасилованной пузатым Эдиком, и совсем другое – лежать под этим обвитым стальными мышцами гигантом, орудовавшим как тараном своим стальным жезлом.
Кристине показалось, что еще мгновение, и он убьет ее. Зубы сами впились в смуглое, мокрое от пота плечо. Тут же Рино резко ударил ее головой в лицо. Кровь из разбитых губ залила подбородок, насильник взревел, стараясь пронзить ее насквозь, и девушка потеряла сознание…
– …Его нет в Риме. Никаких следов. Старуха ничего не может добавить, хотя Квази едва не свернул ей цыплячью шею. Она действительно не в курсе. Птичка выпорхнула, – услышала, приходя в себя, Кристина незнакомый голос.
Сквозь приоткрытые ресницы она увидела второго дружка, бывшего с Рино в клубе. Он стоял навытяжку перед развалившимся в кресле хозяином. Набросив халат, Бронзато курил длинную трубку, источавшую сладковато-едкий дым, похожий на запах камфары. Кристину затошнило, но она не шевельнулась, боясь привлечь к себе внимание.
– Что будем делать с этим? – Мужчина постоял над ней, ткнув ботинком в ребра. – Хорошая работа, шеф…
– Ты помешал мне. Я еще не завершил беседу, – ухмыльнулся Рино. – Дай-ка ей воды.
Волосатый прыснул на Кристину холодной водой, а затем, присев, приподнял ее голову к краю стакана. Она прильнула горячими губами к прохладному стеклу.
– Порядок, шеф. Можете продолжить тренировку. – Криво улыбнувшись, он поспешно удалился.
– Я вижу, у малышки не было настоящего мужчины. Что же твои Вествуд, Санта? Чему они научили тебя? Ну-ка, покажи… – Рино снова обнажился, приближаясь к сжавшейся в комок Кристине. – Твой ход, бэби. С чего начнем: «французская любовь», «грязная любовь»? Чему удивляетесь, синьорина иностранка? Объяснить понятней? Я готов. – Он возвышался над ней, как башня, готовая рухнуть и раздавить.
И в этот момент что-то тревожно загудело. Кристина не сразу поняла, что слышит телефонный звонок – протяжные позывные аппарата были похожи на завывание сирены. Бронзато взял трубку и повернулся спиной к свой жертве, чтобы она не заметила, как изменилось выражение его лица.
Последовал короткий разговор на диалекте, и Рино куда-то исчез. Через пару минут он появился полностью одетый для выхода. Постоял над Кристиной, ухмыляясь:
– До следующего свидания, киска. Разучивай пока сегодняшний урок. Только поищи мужичка покрепче, а то в следующий раз придется туго. Семь с половиной дюймов. И работает как отбойный молоток. Такую «пушку», как моя, тебе, конечно, не достать. Заходи как-нибудь вечерком, может, я выкрою для тебя полчаса. – Он швырнул Кристине плед. – Квази доставит тебя в апартаменты.
«Значит, жива! Неужели я спасена?» – думала Кристина, и хотя каждый шаг давался с трудом, неожиданное освобождение переполняло ее радостью. Наверно, так чувствует себя на эшафоте смертник, услышав о помиловании. Она даже не удивилась, увидев свой «фиат». Квази, толкнув ее на заднее сиденье, сел за руль.
– Там твои туфли и шуба. Завернись-ка получше, нам ни к чему лишний шум… А теперь – пей! – Не оборачиваясь, он протянул ей откупоренную бутылку виски.
– Не надо… – взмолилась Кристина.
Квази затормозил и, подсев к девушке, влил ей в горло обжигающую разбитые губы жидкость. Очень скоро в голове Кристины зашумело, мысли разлетелись и боль отступила. Сквозь дремоту она слышала, как Квази шутливо объяснил портье:
– Маленько перегрузилась куколка. В какой номер доставить эту синьорину? – И, получив ключи от комнаты Кристины, чуть ли не волоком поднял ее на второй этаж.
Бросив девушку на диван, довольно расправил плечи:
– Запомнила? Все запомнила? А теперь забудь. Одно слово кому-нибудь, и останешься без языка. Это в прямом смысле.
Он вышел, щелкнув замком. Кристина погрузилась в сон. Самый тяжелый и страшный, какой только можно было вообразить. Ей снилось, что она распростерта на каменном полу страшной комнаты, под стопудовой глыбой Бронзато-Потрошителя, а чьи-то глумливые голоса шепчут со всех сторон: «Ты никогда не выйдешь отсюда, никогда…» – «Никогда, никогда…» вторит эхо, заблудившееся в дебрях искореженного металла.
12
Все последующие дни Кристина не переставала думать о случившемся. От мрачных мыслей, одолевающих и днем и ночью, раскалывалась голова, мучая неразрешимыми вопросами. Кто и когда втянул ее в эту опасную, жестокую игру? Возможно, история брала свое начало от Эдика-Бороды, а может, и от Надин-Белоснежки, устроившей своей приятельнице стремительный взлет в «высшее общество». Очевидно, что «мисс Карат» понадобилась только для того, чтобы вывезти из России вместе с подаренными ей стекляшками этот чертов камень. В то время как Руффо Строцци демонстрировал чиновникам аэропорта кучу бумаг, сопровождавших визит в Италию русской девушки, она смущенно топталась рядом, держа в руках свой чемоданчик. А в нем среди косметики и побрякушек, разноцветных стразов и сусального золота притаился «Голубой принц».
Затем следовала цепь странных совпадений: внезапная кончина Строцци, приглашение Элмера поработать в массовке, дружба с Антонелли, встреча с Сантой. Но самое удивительное то, что женой Вествуда стала Рита – законная владелица переправленного Кристиной бриллианта!
…Закутавшись до глаз теплым шарфом, Кристина в раздумье бродила по праздничному Риму. В этот день, предшествующий светлой рождественской ночи, город охватила невероятная горячка: одни торопились заработать деньги, другие – их потратить. Мириады разноцветных огней освещали площади, скверы, здания. Потоки сверкающей, грохочущей, бегущей, поющей рекламы обрушивались со всех сторон, от больших универмагов и крошечных магазинчиков, от многочисленных базарчиков, ресторанов, кафе и просто уличных торговцев, наряженных в карнавальные костюмы, вооруженных хлопушками, бенгальскими огнями. Несколько Санта-Клаусов, собрав толпу, пытались просто распродать по дешевке залежавшийся шампунь, а подростки предлагали все что угодно – от музыкальных дисков до сигарет «с травкой». Кристине казалось, что в этой шумной, возбужденной толчее кружат, ухмыляясь под масками, все действующие лица этого загадочного спектакля, включая бесшабашную Бэ-Бэ и гиганта Рино. Вот громогласно захохотала вслед Кристине огромная синьора, одетая цыганкой, а полуобнаженный мулат, глотающий шпаги на перекрестке, заглянул через головы зевак прямо на нее страшными выпученными глазами.
Сжавшись от ужаса, Кристина поспешно свернула на тихую улицу, в конце которой возвышался католический собор. По мере того как приближалась к нему Кристина, не отрывая взгляда от узких, светящихся цветными витражами окон, собор из белого камня с уходящим в небо, позеленевшим от влаги, остроконечным шпилем, казалось, все выше поднимал над крышами домов свой золотой крест.
Девушка вошла внутрь, ступив под высокий свод в особый воздух, розоватый от горящих свечей, напоенный запахом воска, ладана и белых лилий, стоящих в больших серябряных вазах. Здесь все уже было готово к праздничной службе. Два монаха поправляли белые крахмальные кружева, украсившие каменные постаменты статуй, опрыскивали водой цветы, только что расставленные возле алтаря.
Кристина никогда не задумывалась о вере. В школе во времена атеизма ей нравилось носить нательный крестик, виднеющийся под форменной блузкой, – бабушка призналась, что в детстве крестила внучку якобы без ведения родителей. А потом, уже после перестройки, поднявшей волну моды на церковные ритуалы и атрибуты, Кристина пару раз побывала в церкви на бракосочетании своих подружек. Церемония венчания вначале глубоко тронула ее, так, что было неловко за навернувшиеся слезы, но потом измучила затянутостью и непонятностью. Празднично облаченный священник что-то упорно бубнил по-старославянски, нисколько не заботясь о том, чтобы его слова запали в душу «бракосочетающихся». Они и не запали – все, кто переженился после школы, на памяти Кристины, вскоре развелись. Так и осталось в ее душе чувство неопределенности в отношении к вере и церкви да смутная обида на несостоявшуюся, возможно, очень важную встречу.
Сейчас в пустом католическом соборе она с волнением перекрестилась на икону Божьей Матери, увитую гирляндами белых хризантем. Толстый малыш на руках мадонны смотрел перед собой строгими, взрослыми глазами.
«А у меня сегодня именины! День рождения моего Небесного покровителя, самого главного среди святых», – с гордостью подумала вдруг Кристина и присела на скамью у входа. Служка, раскладывавший на ряды длинных парт пухлые томики церковных гимнов, что-то пробормотал, проходя мимо посетительницы. Кристина вздрогнула от неожиданности, услышав свое имя, но тут же сообразила и ответила тем же «Ave Christus». В этот момент ей показалось, что она отнюдь не одинока – кто-то, самый Высший и Главный, любит и прощает ее. Тот, кто обронил на ее ладонь пятипалый листок, кто спас от озверевшего громилы и теперь, посылая теплые, сладкие слезы, ждал от нее какого-то ответа. «Я непременно буду венчаться в соборе. Я стану сильной и доброй и обязательно, несмотря ни на что, буду счастливой», – решила она, почувствовав с облегчением, что именно ради этого просветления души теплятся огоньки свечей, благоухают лилии и взирает на нее мудрый мальчик на руках Девы Марии.
Выйдя из храма, Кристина уже знала, что должна сделать: позвонить Элмеру и попросить прощения за свою злую выходку. Позвонить домой, сообщить о приезде и поздравить с праздником, а потом – порадовать семейство Коруччи решением провести с ними праздничную ночь.
Уличные телефоны в Риме, как правило, работают исправно, но сегодня почти все были заняты. Найдя свободный автомат, Кристина на секунду задумалась и набрала московский код. Мать вроде обрадовалась, узнав о скором возвращении дочери, но настороженно спросила:
– А почему так неожиданно? У тебя неприятности?
Заверив, что все в порядке, Кристина приступила к праздничным поздравлениям.
– Ты что, Новый год через неделю! – удивилась, как видно, оторванная от чего-то важного, Алла Владимировна. – Ах, Рождество! Так это католическое. У нас все тихо.
– А здесь все сверкает и гремит. Слышишь? Тут проходит оркестр каких-то гномов. Наверно, дети из музыкальной студии.
– Рада, что у тебя там праздник. Повеселись и за нас, – попросила мать с заметной иронией, словно находилась не в столице огромного государства, а в магаданской тюрьме.
У Элмера после шестого сигнала подключился автоответчик и веселый голос Риты сообщил: «Мы проводим праздник у друзей. Если хотите сказать что-то важное, пожалуйста, не сдерживайтесь. Мы с радостью примем ваши поздравления». У нее явно было хорошее настроение – еще бы! Записала этот текст, собираясь в гости с обожаемым мужем, предполагая, сколько праздничных телефонных поздравлений получит сегодня их автоответчик.
Кристина хотела нажать на рычаг, но вместо этого крепко вцепилась в трубку: «Элмер, это Кристина. Сегодня праздник, и я хочу, чтобы ты понял меня и простил. Ты и Рита. Я от всей души желаю вам счастья!» Уфф! Завтра он услышит эту запись и, вероятно, досадливо поморщится. Конец, завершающая точка «блистательного» романа, вернее – наивного самообмана.
Ненси Коруччи, услышав голос Кристины, без предисловий заявила:
– Приезжай скорее, мы ждем! Перестань, мне некогда уговаривать – я священнодействую с индейкой. И нашим рыцарям нужна дама.
Кристина накупила подарков мальчикам – Биму и Бому. Так они звали себя, подражая клоунской паре, да еще потому, что маленький был шустрый и темно-рыжий, унаследовав от матери полноту и неиссякаемый аппетит, а старший – темноволосый и задумчивый худышка, тратящий карманные деньги на компьютерные игры.
В начале девятого Кристина заехала к себе переодеться – нельзя же отмечать такой праздник в свитере и джинсах. В шкафу висело ни разу не надетое красное платье. Соблазнившись необычно насыщенным глубоким оттенком панбархата, Кристина приобрела его для особо торжественных случаев, когда шеф агентства сообщил ей, что после стажировки он намерен пролонгировать ее контракт на более выгодных условиях. Ее ждала хорошая работа и приличная зарплата. Но после скандала во дворце Тинтури синьорина Ларина, ссылаясь на необходимость возвращения в Москву, от предложения отказалась. Кристина боялась последствий бурной сцены с Вествудом, случившейся на глазах самой что ни на есть жадной до сенсаций публики. Однако скандал заглох, имя Лариной не трепали в светской хронике – сработала «защитная реакция» Элмера, имевшего опыт перекрытия неугодной информации. Но необходимость в отъезде не отпала. Причины, еще более серьезные, заставляли Кристину торопиться с отъездом.
Она с некоторым сожалением достала платье, в котором ей не суждено было блеснуть на каком-нибудь шикарном приеме. Завтра, по приглашению мэра, она должна присутствовать на торжественном обеде самого высокого ранга. Тщеславие праздновало маленькую победу, но Кристина уже почти решила, что проведет оставшиеся до отъезда дни в стороне от шикарных тусовок. А значит, красное платье не пригодится. В Москве в таком вообще делать нечего. Во всяком случае, Кристине, решившей «взяться за ум», а значит – за преподавание языка. Уроками итальянского и французского она сможет заработать себе на жизнь, но не на посещение валютных ресторанов.
Длинное узкое платье из прозрачного шифона, густо усеянного панбархатными листьями, не имело подкладки. Предполагалось, что его следует надевать на голое тело. Так Кристина и поступила, ограничившись колготками. Увидев себя в зеркале, она слегка взгрустнула, что отправляется не на любовное свидание в один из шикарных ресторанов, где уже светились елки, а столики, предназначенные для двоих, украшали горящие свечи и красно-белые рождественские букеты. «Ладно, – сказала она себе, – добрая тетушка Кристина просто везет подарки Биму и Бому, а также славным ребятам – Ненси и Джено, к которым по-настоящему привязалась».
– Ну, детка, покажись. Выглядишь божественно! Последнюю неделю, если честно, вид у тебя был неважный. Я уж боялся, не стряслось ли чего… – восхищался Эудженио, суетясь вокруг сбросившей меховой жакет Кристины. – Черт! Я просто маньяк, так чешутся руки поставить тебя под камеру. Пошуровать в волосах, заняться губками – и новый стиль «Кристи Лари»!
– Я и так, кажется, чересчур накрасилась, – вывалила на свое лицо целую коробку грима. – Обнявшись с Эудженио, Кристина шепнула: – Позже расскажу тебе кое-что и попрошу совета. Только, умоляю, никому! Даже жене.
Ненси появилась, как вчера, из кухни, снимая на ходу хорошенький передник с новогодним ярким рисунком.
– Ого! Ты у нас просто Санта-Клаус! Завалила подарками. – Ненси взяла из рук Кристины часть нарядно упакованных коробок.
– Пустяки. Это в основном для наших клоунов.
– Только пока спрячем! Они должны получить все сюрпризы утром. Из чулка! – В глазах Ненси светилась детская радость.
Как всегда, в этом доме было тепло и уютно. Вкусно пахло приготовленными к праздничному столу блюдами. В гостиной сверкала бело-красным убранством натуральная елка, а в камине потрескивали поленья. Коруччи жили в старом особняке, принадлежавшем прадедушке Ненси. С тех пор интерьер лишь подновляли, не нарушая первозданного стиля.
– У вас здесь – как в сказках Андерсена. Правда, я всегда ощущаю в вашем доме эту особую патриархально-сказочную атмосферу. – Кристина устроилась возле камина.
– Ах, что тебе далась скандинавская старина! Так и не изучила итальянских сказочников, Кристина… А скажи, – взгляд Эудженио стал серьезным, – твой отъезд действительно нельзя отменить?
Кристина отрицательно покачала головой и глубоко вздохнула. Эудженио присел рядом на корточки и взял ее за руку:
– Только помни, когда захочешь вернуться, а ты обязательно захочешь, – мы здесь и мы ждем тебя… Это не пустые слова, детка, – я так привык делать на тебе славу… Мы будем здорово работать!
– Спасибо, я запомню… Если бы ты знал… Я сама ничего не понимаю, Джено… – Голос Кристины задрожал.
– Успокойся, детка! У тебя совсем холодная рука. На-ка, согрейся, – Эудженио протянул Кристине бокал глинтвейна, пахнущего корицей и апельсином. – Ты что, меняла под дождем колесо? Задержалась на целый час.
– Нет, мотор заглох. Оказалась маленькая неисправность в зажигании. И знаешь, такой любезный карабинер! И красавец к тому же. Все исправил и еще смотрел – как Хосе на Кармен. Я уж серьезно подумывала, а не спросить ли, когда у него заканчивается дежурство.
– Куда уж там! От тебя дождешься! В легкомыслии Кристину Ларину никто бы упрекнуть не смог. – Эудженио сделал кислую мину. – Только в нашей группе по тебе таких два мужика сохли! Теперь не скажу, раз решила нас покинуть.
– И не надо! Зови-ка Ненси, пора веселиться, а то мне все время плакать хочется. Будто уже проводы, а мне еще гулять здесь с вами целых две недели. Причем сплошные празднества и развлечения.
– За это время премьер-министр предложит тебе руку и сердце, и ты, как девушка серьезная, не сумеешь ему отказать. – Джено ободряюще сжал ее локоть, скрывая озабоченность: с гостьей творилось что-то неладное.
Кристина чувствовала, что нервы истерически взвинчены – ей то хотелось смеяться, то в горле застревал ком и подступали рыдания. Она то чувствовала себя на пороге новой жизни, то ощущала печаль неизбежной разлуки со всем, что успела полюбить и что так и не свершилось с ней в этом прекрасном, так многое обещавшем городе.
Она танцевала одна, под «Итальянское танго», не замечая, как завороженно следят за ней выпущенные из детской мальчики, и как тревожно переглядываются супруги.
«Девочка прекрасна, но она на грани срыва. Как царственная роза, развернувшая лепестки, чтобы сразу же за пышным расцветом уронить их на землю», – думал Эудженио.
«Что-то случилось с ней, что-то случилось. Или вот-вот случится», – решила Ненси, интуитивно угадывая состояние «пациента».
Когда на экране возник тележурналист, сообщивший о несчастье с супругами Вествуд, Ненси и Джено посмотрели на Кристину. Ее лицо казалось алебастровой маской, а бархатные листья на красном шифоне – пятнами запекшейся крови.
Дальнейшее предотвратить было невозможно. Девушка собралась уезжать. Она не обращала внимания на уговоры, отталкивала стакан с успокоительными каплями и наотрез отказалась от сопровождения Эудженио.
– Мне надо быть там одной… – упорно твердила она, одеваясь.
– Где «там», детка? Они уже в больнице. Ведь все это произошло два часа назад. И пострадавшие наверняка еще в операционной или в палате интенсивной терапии, куда тебя все равно не пустят, – пыталась остановить девушку Ненси.
– Мне не место у его постели. Я просто должна побыть одна. – Кристина упрямо направилась к двери. – Позвоню, как доберусь к себе в отель.
– Поезжай за ней, – шепнула Ненси мужу. – Ее нельзя отпускать в таком состоянии.
Джено, схитрив, незаметно догнал серый «фиат» в конце переулка. Ненси видела в окно, как автомобиль мужа повис «на хвосте» беглянки. Но через полчаса Эудженио вернулся ни с чем.
– Кристина не поехала домой. Я потерял ее из вида – целый пляшущий табор вывалил на шоссе… Кристина неслась в северном направлении и сейчас уже, наверно, далеко от Рима… Эх, черт! – В сердцах Эудженио хватил по столу кулаком и тут же спохватился:
– Прости меня, пресвятая Дева Мария, и присмотри за той, которая сегодня нуждается в твоей защите и помощи.
Не замечая дороги, она неслась к знакомому дому. Совсем недавно, ранним ноябрьским утром Кристина проезжала здесь с веселым голосистым Сантой-авантюристом, толкнувшим ее в стальные объятия Рино… А как чудесно рождалось из-за холмов солнце, как чисто и трепетно звучал его голос!
Теперь ночь – светлая рождественская ночь – Nativita. Мелкий дождь покрывает стекла сверкающим бисером. Капли наливаются дрожащим светом от пролетающих мимо рекламных щитов и водопадом драгоценных камней скатываются вниз. Тихо и пустынно на дороге. Зря светят неоновые фонари у полицейских постов и подмигивают пестрыми лампами рождественские поздравления: граждане Итальянской республики сидят сейчас в своих домах, вокруг празднично накрытых столов, преисполненные простой радости семейного очага. В доме Коруччи праздник испорчен. А бедного Элмера – самоуверенного, жизнерадостного плейбоя, возможно, уже нет на этом свете. «Господи! – взмолилась Кристина. – Сегодня твой день. Помоги ему. Пусть живет, радуется полученным миллионам и будущему ребенку… О Боже!» Кристину обожгла мысль о Рите. Впервые она подумала о ней и о том, как тяжело пришлось этой женщине. А ведь несколько часов назад она весело собиралась в гости, подключив автоответчик к лавине праздничных поздравлений…
Что же случилось, что? Разбойное нападение – обыкновенный грабеж? А чертов камень? А Рино? Страшный, безумный Рино… Слишком много совпадений, слишком туго стягивается вокруг нее незримая петля бед.
Внимание Кристины механически фиксировало указатели, направляющие ее к вилле «Тразименто», в то время как в голове теснились бесконечные вопросы, а сердце ныло от боли.
Она не удивилась, что попала в усадьбу Антонелли сразу, без поисков и блужданий по малознакомой местности. Охранники у ворот, доложив хозяину о гостье, с приветливой улыбкой впустили ее на подъездную аллею. А в холле уже встречал Кристину озабоченный Гвидо:
– В такое время вы на дороге, синьорина Кристина! Вам надо согреться, хозяин ждет вас.
Стефано и Бэ-Бэ, появившиеся в зале, не бросились к пришедшей, а застыли у входа, вопросительно глядя на нее.
– Ты одна, детка? – осторожно спросил Стефано.
– Конечно… Вы знаете? – Губы Кристины задрожали, и она бросилась на шею подошедшему к ней Антонелли.
– Знаем, знаем. Мы с Бэ-Бэ просто в трансе. Я обзвонил больницы… Ведь Риту отвезли в госпиталь для будущих матерей, а Элмера – в дежурную травматологическую клинику…
– И что? – Кристина посмотрела на него молящими, сверкающими от слез глазами.
Стефано отвернулся.
– Вначале стоит немного выпить, девочка. Ты вся дрожишь. Пойдем в гостиную – мы все это время сидели вдвоем с Берберой и смотрели на экран, хотя ждать новостей уже нечего. Правда, комиссар Курбе, ведущий расследование, обещал в ближайшие же часы разыскать преступника. Он кое-что обнаружил на месте трагедии…
Снова Кристина сидела у камина и на нее испытующе смотрели друзья, словно не решаясь задать вопросы. А ответов ждала она. Ждала, но боялась услышать самое страшное. Выпив вина и закутавшись в меховой палантин Бэ-Бэ, она нашла в себе силы обратиться к Стефано:
– Я должна все знать. Что с ними?
Стефано глубоко вздохнул и крепко сжал подлокотник кресла:
– Мне очень тяжело говорить тебе об этом… Рита и ребенок погибли. – Голос Стефано дрогнул. – Какое горе для Паолы! Что за несчастное семейство…
Он опустил лицо, сжав виски руками.
– Элмер жив, – сказала Бэ-Бэ. – Пуля попала ему в бедро. Он потерял много крови, но сейчас его состояние уже не вызывает опасений.
– Убийца стрелял в окно машины. Элмер высокий, и выстрел пришелся в ногу. А Рите – как раз в живот… – Стефано закрыл глаза, стараясь справиться с эмоциями. – Через шесть месяцев она должна была стать матерью…
Кристина окаменела. Таинственная история с «Голубым принцем» и собственные беды отступили на второй план перед этой ужасной трагедией. Молчание нарушила Бэ-Бэ.
– Тебя не интересуют подробности? Мы сделали запись репортажа с полицейским отчетом. – Она старалась не смотреть на Кристину, избегая встретиться с ней взглядом.
Бэ-Бэ поставила кассету, и на экране в голубом мигающем свете полицейских машин, окруживших место происшествия, появился высокий, усталый человек лет сорока.
– Комиссар Курбе, нам известно, что вашим сотрудникам удалось обнаружить кое-какие детали, которые помогут в короткий срок отыскать нападавшего.
