Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Синьор возложил на голову Кристины сияющую диадему и дрожащими пальцами защелкнул на шее колье.
– Благодарю вас, синьор, я очень рада вашим подаркам и вниманию, – ответила она по-итальянски, заливаясь краской и блестя навернувшимися от волнения слезами. Синьор Руффо Строцци обнял Кристину, прижавшись к щеке влажными губами, а кто-то сбоку передал ей огромный букет белых хризантем.
Ошарашенная девушка искала глазами Эдика, который сидел весь вечер у прохода в третьем ряду. Теперь это место занимала незнакомая дама.
Эдик поджидал Кристину за кулисами с ее сумкой и муаровой пелериной на ярко-малиновой подкладке, прилагавшейся в ансамбль к вечернему туалету.
– Быстренько пошли отсюда. Он ждет в машине.
На площадке полутемной лестницы, по которой они спускались к служебному выходу, Эдик вдруг опомнился:
– Стой! – Поднявшись на пару ступенек, он снял с Кристины подаренную бижутерию и отдал ей: – Спрячь хорошенько. Потеряешь – могут обидеться. Эти фирмачи – народ занудный. Даже итальянцы.
Ужинали они втроем в ресторане гостиницы «Марко Поло», где остановился Руффо Строцци. После нескольких тостов «за дружбу и бизнес», «за красоту и большое искусство» мужчины раскрепостились, наперебой заигрывая со своей прекрасной дамой.
Строцци попросил Кристину называть его отныне запросто по имени и, подняв бокал шампанского, значительно заглянул ей в глаза. Он был как бы иностранным и усовершенствованным «изданием» Эдика – того же типа и тех же, наверно, лет, но массивнее и шикарнее – тем особым шиком лоснящегося благополучия, который отличает иностранцев. К тому же итальянский колорит добавлял его облику аппетитной смачности – улыбки, жесты, взгляды, смех – все было несколько театрально-приподнятым, ярким.
– Руффо теперь твой шеф. С этого вечера переходишь в его полное распоряжение. Чао, бамбина! Добрый дядюшка Эдуард I свое дело сделал. Хотя и без страсти, но, согласись, очень профессионально.
– Не знаю, как благодарить тебя, Эд… До сих пор не верится… Может, это все шутка?
Эдик хмыкнул и сжал ее локоть:
– Ты молодец. Хорошая девочка… Благодарностей не жду – я свой кайф уже словил. Ну а если будет грустно, черкни письмишко «До востребования, «Бороде»…
– Может, приедешь в гости? Рим – это сплошная сказка! – Кристина нежно смотрела на своего благодетеля.
– Куда мне… – шутливо вздохнул Эдик и продекламировал с пафосом, нараспев: – Италия! Еще одна страна, где я не нужен… – Он засмеялся и разлил вино: – Хлопнем за удачу, лапуся!
Бокалы зазвенели рассыпчатым новогодним звоном, предвещая начало чего-то неведомого, снежно-чистого, радостного…
Контракт с фирмой «Карат» вступал в действие с 1 сентября, и уже через три дня после звездного вечера во Дворце молодежи Кристина в сопровождении синьора Строцци заняла свое место в бизнес-классе самолета компании «Alitalia», отправляющегося прямым рейсом в Рим. В Шереметьеве Кристина как в столбняке двигалась за своим шефом, ожидая, что вот-вот что-нибудь произойдет – то ли виза окажется фальшивой, то ли билет не в порядке, а может, и сам Строцци – международный преступник, находящийся в розыске. Но чиновники равнодушно пропускали их все дальше и дальше в недосягаемые большинству граждан недра международного аэропорта. Не считая маленькой заминки: заполняя декларацию, Кристина показала Руффо браслет на руке – бабушкина «фамильная» реликвия, единственное украшение, которое Кристина хотела прихватить с собой. Дутый обруч из потемневшего серебристого металла, усыпанный мелкими, неровно ограненными гранатами разных оттенков.
– Зачем ты это взяла? – всполошился Строцци. – А вдруг вещь имеет антикварную ценность – формальностей не оберешься.
– Это дешевая вещица, даже не знаю, серебро ли, да и камни не представляют ценности. Но лет сто, наверно, ей есть. – Кристина нежно потрогала браслет. – Дорога мне как память, да и по ассоциации с одним классическим литературным произведением. Вроде – любовный талисман.
– Тогда пиши: «мельхиор с гранатами» и не спорь с таможенником, если скажет, оставишь браслет здесь, матери.
Но таможня ценностью Кристины пренебрегла.
Когда самолет набрал высоту и стюардесса предложила пассажирам напитки, Руффо потребовал для своей спутницы двойную порцию коньяка.
– Выпей, бамбина, тебе надо прийти в себя. А то подумают, что я насильно похищаю русскую красавицу! – Он захохотал, поглаживая себя по животу.
Кристину действительно периодически трясло с того самого момента, как она подписала контракт и увидела авиабилет со своей фамилией и датой вылета. Мать только ахала, не решив еще, пугаться внезапной перемены в судьбе дочери или радоваться. То она начинала вспоминать про мафию и пугать Кристину подозрениями насчет чистоты намерений ее патрона, то взахлеб расхваливала страну, в которой так и не побывала.
Надин недовольно пробурчала в трубку:
– Ну, ты шустра, не ожидала! Смотри, чтобы этот «Карат» тебя через неделю на панель не выкинул или не запродал в деревенский бордель. Сейчас везде одни бандиты… Ну а если встретишь графа, в гости зови. Я подарки люблю, особенно от должников.
Руффо, которого в первую же ночь интима, состоявшегося в его номере гостиницы «Марко Поло», Кристина стала звать по-русски «папашка», на бандита похож не был. Смешливый и несколько безалаберный синьор с семейством из пяти человек в пригороде Рима поразил русскую «бамбину» сексуальным потенциалом, намного превосходящим возможности Эдика. К тому же он был по-отечески щедр.
За день до вылета итальянец отвез Кристину в ГУМ, превратившийся теперь в шикарную ярмарку солидных европейских фирм, и подобрал ей кое-какие вещи «для шика», начиная от мехового жакета, парфюмерии, украшений и кончая чемоданом и сумками.
В большущий чемодан-гардероб на колесиках поместилась одежда и обувь, в маленькую кожаную сумочку, висящую на плече, Кристи спрятала билеты и документы. А изящный баульчик фирмы «Карат» с множеством отделений для косметики и украшений хранил набор туалетных принадлежностей и великолепный сафьяновый футляр с полученными в качестве приза колье и диадемой.
– В изделиях нашей фирмы щеголяет Европа и весь Голливуд, начиная от Клеопатры и кончая инопланетянками. Мы выполняем сложнейшие заказы, работаем на массовый рынок и даже с отдельными клиентами, – хвастался Строцци.
– Для меня большая честь поработать у вас, – заверила его Кристина, просмотревшая проспекты и буклеты «Карата». Все было очень серьезно – и с фирмой, имевшей солидное положение и филиалы в Европе, да и с самим полномочным представителем главного менеджера Руффо Строцци, столь серьезно подготовившего визит новой фотомодели.
– Руффо, почему вы все же выбрали меня? Там было полно красивых девушек, – допытывалась Кристина.
– Это же очевидно, детка. У нас в Риме тоже полно красоток: и своих, и приглашенных. Фирме требуется сугубо русский типаж для нового направления изделий. А кроме того, ты была единственная, в чьей анкете указывалось знание итальянского языка. И анкета не солгала! Это просто удивительно – русские так много врут и так редко знают итальянский…
– Я учила его чуть ли не с детства, потому что моя мама была влюблена в вашу страну. Без конца смотрела фильм «Римские каникулы», – ну этот, старый, с Одри Хепберн и Грегори Пеком, и все изучала маршруты по Италии, все собиралась… А поехала я. Может, это судьба?
– Разумеется, судьба. У нас много верующих католиков, которые считают, что без соизволения Господа ничего не происходит на этом свете. – Строцци изобразил на лице выражение благочестия. – И выходит, что мы с тобой, детка, всего лишь исполняем предначертания Всевышнего.
Кристина ухмыльнулась, вспомнив постельные старания Строцци, и с тревогой подумала о том, распространяются ли взятые ею на себя интимные обязательства на все три месяца работы в «Карате».
…Римский аэропорт потряс Кристину обилием по-южному ярких и нарядных людей, разноцветным сиянием всевозможных табло, обилием цветов, стеклянных магазинчиков, шумом многоязычной речи, над которой витали радиообъявления, сделанные ласковым, вкрадчивым голосом. Она вертела головой, вцепившись в рукав своего спутника, ожидавшего прибытие багажа. Строцци любезно поддерживал девушку, прихватив ее жакет и баул. Кристине и в августовском Шереметьеве было как-то неловко носить на себе меха, а здесь они и вовсе казались абсурдом.
Руффо перекладывал вещи из руки в руку, тревожно глядя по сторонам:
– Мне бы тебя посадить в машину – и гора с плеч. Не думал, что русские женщины такие впечатлительные. Словно я тебя из африканских джунглей вывез.
– Именно так, Руффо. Ты не можешь себе представить, какое путешествие я сейчас совершила – в другую цивилизацию, в иное историческое и культурное пространство!
Итальянец с интересом посмотрел на девушку. Она явно не была глупой и не отличалась жадностью. Иногда казалась наивной и ребячливо забавной. Иногда – не по возрасту взрослой и отчаянно решительной. Что же это за явление – «рашен герл», вне себя от счастья покидающая родину с надеждой никогда туда не возвращаться, легко торгующая своим телом и мечтающая приобщиться к культурно-историческим ценностям?!
Багаж задерживался, и, подчиняясь совету Строцци, Кристина присела на кожаный диван, откинув на подголовник тяжелый затылок. В ушах стоял гул моторов, перед глазами кружила пестрая карусель образов нового мира, который предстояло сделать своим, привычным. Кристина улыбнулась – все происходящее вокруг показалось ей веселым карнавалом, фантастическим розыгрышем. У багажного отделения маячит солидный синьор с ее жакетом и сумкой в руках, рядом расположилась компания темнокожих студентов, с интересом поглядывавших на Кристину. Элегантная дама в фирменном костюме какого-то отеля приглашала прибывших остановиться в комфортабельных апартаментах. Юная японка с двумя детьми углубилась в чтение толстой книги. «Франц Кафка. Избранное», – прочла Кристина французский текст на глянцевой обложке. А вот… Откуда появилось знакомое смуглое лицо – из прошлого или будущего? Что это, обман зрения или материализовавшаяся мечта?
Молодой мужчина в распахнутом светлом костюме двигался прямо к ней. Расстегнутый воротничок рубашки, рассеченный ямочкой волевой подбородок – незнакомец из сверкающего автомобиля, бросивший стотысячную купюру за ее жалкий букет… Кристина подалась вперед – их взгляды на секунду встретились… И мужчина тут же растворился в толпе, словно его и не было. Лишь на одно мгновение мелькнула широкая спина в светлом пиджаке и рука, несущая кожаный баул. Точно такой же, какой подарил Кристине в Москве Строцци.
3
– К черту диеты и кофейный ритуал. Заказываю изысканный и питательный завтрак. За твой счет, разумеется! – Карлино решительно взмахнул руками, обозначая неоспоримость своих намерений. Рухнув в плетеное кресло, заскрипевшее под его могучим задом, толстяк принялся бурно обмахиваться салфеткой. Капризно-обиженное выражение обрюзгшего, блестящего потом лица являло красноречивый упрек затащившему его сюда другу.
– Мне не до шуток, дружище. Моего хваленого юмора явно недостает, чтобы сделать спич из собственных похорон. Обжорство – это нечто совсем иное. Учитывая твои габариты, оно почти трагично. – Как всегда небрежно-элегантный, ироничный и чертовски привлекательный, несмотря на свое заявление, Элмер Вествуд взял у официанта объемистое меню. Этот римский ресторан считался прибежищем состоятельных гурманов. А вот богемную публику здесь встретишь редко, тем более в такую рань. Именно из этих соображений тележурналист, шоумен и знаменитый плейбой Вествуд привел в «Розовый фламинго» знатока изысканной кухни Карлино. Он нуждался в совете друга и совсем не хотел, чтобы официанты проявляли чрезмерное старание, вертясь возле столика знаменитости, а смазливые девчонки кидались за автографом. Даже теперь из предосторожности Элмер расположился спиной к пустому залу и распахнутым на зеленую террасу дверям.
– Так, значит, ветреница Лара наконец бросила тебя. Мучимый бессонницей, ты вытащил в девять утра из постельки добренького Карлино, чтобы выплакаться на его мягкой груди? В таком случае закажу что-нибудь траурное, например, черную икру. – Он с интересом изучал обширный список блюд.
– Не угадал. Лара снимается в Монреале. Высокохудожественная лента из спортивной жизни: «Смерть на лыжне», или «Ледяные объятия жюри»… К ее возвращению я, по всей видимости, буду занимать комфортабельный номер в римской тюрьме с обвинением в нарушении долговых обязательств.
– Это действительно так серьезно? Ты пробовал уладить дело мирным путем? – Карлино смягчился, приступив к дегустации принесенных блюд. – О! Великолепно! Настоящий паштет из телячьей печенки – с соблюдением всех необходимых премудростей. И знаешь, недурная икра! Как жаль, что в ней прорва холестерина. Никак не пойму, почему все соблазнительное – вредно, а полезное – непременно противно. Как овсянка и бег по утрам.
– Это дело вкуса. Просто у тебя нет наклонностей к мазохизму. Я люблю поразмяться на тренажерах.
– Да? – Брови Карлино с интересом поднялись. – Это теперь так называется?
– Ах, брось! Я серьезно. – Элмер не притронулся к салату из креветок, и это обстоятельство встревожило Карлино. Не переставая орудовать вилкой, он превратился в слух. – Выкладывай свои проблемы, да побыстрей – остывший соус в артишоках омерзителен.
– …Конечно же, будь я простым смертным, не боящимся огласки, все можно было бы как-то замять, отсрочить кредиты, договориться, но ведь надо мной постоянно кружатся стервятники, подстерегающие любую дурно пахнущую информацию. «Вествуд – банкрот»! Да от одного душка этой сенсации можно застрелиться! – Элмер отбросил нож, которым нервно ковырял филе.
– Перекуси, дорогой, искренне советую. Не уверен, что в тюрьме будет лучший повар. Понимаю, ты привык ужины превращать в завтрак, но вот обратная процедура у тебя пока не получается, – тоном доброго папаши заметил Карлино.
– Нет, ты никак не хочешь врубиться в ситуацию… Разумеется, отличный адвокат, Карло Ницетти, привык справляться с делами и похлеще. Но сейчас переоценивает свои силы… Повторяю, дело в сугубой секретности моих затруднений! Я поддерживал и продолжаю поддерживать слух о своем финансовом преуспевании. Только тебе известно, что я веду жизнь не по карману и при этом – полный кретин в бизнесе! Делаю хорошую мину при плохой игре: звоню на каждом углу, что мне везет и с женщинами, и с акциями, и с лошадками… А при этом вдруг обнаруживаю, что сижу по уши в дерьме… Вчера получил вот это письмо, – Элмер протянул другу конверт.
Карлино пробежал глазами текст официального послания, сообщающего, что в случае непогашения займа, сделанного синьором Вествудом в банке «Кронос», он будет привлечен к уголовной ответственности. На раздумье банк щедро отпускал клиенту 48 часов.
– Да, не похоже на любовную записку. Все же не зря наша математичка называла тебя оболтусом, не способным возвести «x» в простой квадрат. Считать ты так и не научился, зато транжирить мастер. – Карлино примирительно улыбнулся толстыми губами. – Это не упрек, это восхищение! Творческая натура, парящая в фантазиях и грезах… Что ей за дело до каких-то вонючих, пошлых бумажек…
– Зато ты хватал все призы на школьных турнирах, сражаясь с многоэтажными интегралами, а теперь обжираешься икрой за мой счет. – Элмер пододвинул другу вазочку с пышным салатом, увенчанным сбитыми сливками. – «Карлино – золотые мозги», помоги! – Он с мольбой посмотрел на друга голубыми насмешливыми глазами, в которых его поклонники всегда находили отблески самоиронии, чувственности, дерзости и уверенности в себе, составлявшие букет персонального шарма Вествуда. Он всегда чуть-чуть играл, слегка позировал, посмеиваясь над этим. Даже делая исповедальным тоном какие-нибудь суперответственные заявления, Элмер скользил на грани серьеза и шаржа. «Ну и олухи вы, ребята! Все уши в лапше!» – говорила его легкая полуулыбка. И «ребятам» – телезрителям и особенно телезрительницам – это очень нравилось: приятно, когда тебя по-свойски, по-приятельски водит за нос такой славный парень! На шкале рейтинга телепередач «Корабль слухов на эфирной волне», или попросту КСЭВ Вествуда, занимал одно из ведущих мест.
Карлино строго посмотрел в загорелое, мужественное лицо бывшего одноклассника:
– Сколько монет звенит у тебя в карманах?
– Я на нуле. Если принять во внимание это письмо и мое неумение вести дела, то в минусе. Не хватит кругленькой суммы, если даже заложить квартиру, машину и яхту, а у телестудии распродать поклонницам носки и галстуки.
– Хорошая мысль. Заодно освободишь свои шкафы – вредно так уж перегружаться хламом проповеднику возвышенной отрешенности… Не спорь, ты ведь всегда даешь понять, что от буржуазной роскоши, которой ты всей своей душой страждешь, здорово смердит. Любовь-ненависть, как у Хосе и Кармен… Увы, ты создан для роскоши и больших денег, не нуждающихся в счете.
– Да, я не умею и не люблю их считать. Ограничения не для меня. Не пойму до сих пор, почему не родился в семье Рокфеллера! – с обидой заявил Элмер.
– Ну уж хотя бы женился на вдове одного из Ротшильдов. Она была не прочь, как утверждают.
– Перестань повторять дурацкие сплетни. Лара измучила меня подозрениями. Мне не потянуть на жиголо. Староват, скоро сорок пять. Хоть и работаю под мальчика.
– Так и быть – завтрак удался, – Карлино вытащил из-за воротничка салфетку. – Даю совершенно бесплатный и поистине дружеский совет (что, как известно, дороже денег). Сейчас ты позвонишь на виллу Стефано Антонелли и скажешь ему, что принял предложение взять на себя обязанности постановщика и одновременно телеведущего эпохального события. Шестидесятилетний юбилей достойнейшего гражданина, скромного благодетеля калек и святош должен стать национальным праздником. Во всяком случае, событием для элитарной, мыслящей интеллигенции.
– Умоляю, только не это! – Элмер скривился как от зубной боли. – Оставим Антонелли передачам «Духовный пастырь» и «Лицо гражданина» – он просто создан для них. Окажись Стефано ну хоть чуточку мафиози или извращенцем, держащим у себя в подвале молоденьких козочек, мне было бы где разгуляться! Но подобная безупречность – уфф! Аква-дистилата… Представляю это торжество: увенчание ветерана борьбы с фашизмом памятной медалью (ведь он с семилетнего возраста торчал в горах с партизанами), официальные поздравления несгибаемого гуманиста, регулярно помогающего церквам, больницам, приютам, всхлипы по поводу его бескорыстности, отметающей все подозрения в попытках сделать себе рекламу и всплыть на политической волне… Чудесно! Боюсь, моих зрителей начнет тошнить от переедания сладостей. Прости, я вовсе не намекаю на тебя…
– Мне уже начинает нравиться это зрелище, – с энтузиазмом подхватил Карлино. – Монахини, калеки, дети, лысые представители общественности, матроны из благотворительных клубов, собранные за пиршественным столом в старинном поместье… Речи мэра, слезы старого дворецкого, портрет почившей супруги в цветах… – Карлино хитро наблюдал за кислой миной Элмера. Он рассчитывал на дух противоречия, не изменявший ехидному Вествуду.
– Но ведь Стефано – богат и добр. Согласись, это весьма пикантное для наших дней сочетание… Причем никто толком не знает, откуда взялось и как велико его состояние… – начал «заводиться» Элмер.
– Ах, все давно известно – фамильные капиталы, приумноженные честным трудом. Деньги, разумно вложенные в экологические программы, легкую промышленность. Везение, расчет – и никаких махинаций. Как ни крути, чистые руки! – Карлино с грустным наслаждением работал зубочисткой.
– Да плевать мне на его седовласое благонравие! Буду соглашаться и делать по-своему! Я же хитрющий, а? – В глазах Элмера разгорался огонь энтузиазма. – И Лару приглашу, и киношников – сделаю феерию! Как бы сюрприз – бенгальские огни и брызги шампанского!
– А потом мне придется защищать тебя в суде по обвинению Антонелли в надругательстве над его личностью… – Карлино заметил сомнение в глазах Вествуда и спокойно заявил: – Собственно, это неважно, что будет потом. Главное – успеть сорвать куш. Подружиться с ним немедля сегодня же вечером. Стать другом, учеником, сыном… Занять деньги – и рассчитаться с банком. Уж Стефано не станет болтать всем об оказанной тебе любезности.
– Все-таки добродетель на что-то годится! У меня уже чешутся руки сделать подарок старику – заполнить бассейны обнаженными наядами, а парк резвящимися нимфами… Развернуть широкое живописное полотно, позволяющее использовать все жанры – от буффонады до трагедии… – фантазировал Вествуд.
– И к тому же – поиздеваться над всеми сразу, – добавил Карлино. – Над авторитетами (царство им небесное), над телезрителями (дай им Бог терпения) и над щедрым дядюшкой Стефано (да будет он здоров и кредитоспособен)… Прав был наш отец Бартоломео: «От Вествуда толку не жди. Поелику вертляв и неблагонадежен!» – нравоучительно процитировал Карлино школьного пастора.
– А кто спорит? Святые слова! Хорошо, что этого не знает Антонелли. – Вествуд расплатился с официантом и встал, помогая Карлино отодвинуть стул. – Ты действительно думаешь, что его удастся заболтать?
– Ну, это же проще, чем заморочить голову судье. У тебя просто нет выбора. Транжира… Кстати, совершенно неоправданные расходы. – Карлино кивнул на опустевший стол. – То же самое я сказал бы тебе и по телефону.
Элмер позвонил Антонелли из автомобиля и сразу же договорился о встрече. Стефано любезно согласился принять его в тот же вечер, даже не осведомившись о цели визита. Чутье подсказывало Элмеру, что полдела сделано. Он сообщил в банк «Кронос», что намерен выполнить их условия в означенный срок. Потом успел просмотреть материал, отснятый на международной ярмарке «Современный дизайн», и набросать план сценария грандиозного шоу в честь шестидесятилетия Антонелли.
Вырулив на северо-западное шоссе, ведущее к побережью, Элмер постарался представить себе тон разговора с Антонелли. Слова и мысли появятся сами. Главное – правильно найденная интонация: уважительная, но без заискивания, дружески-простая, но с намеком на сдержанное восхищение. Он далеко не глуп, этот шестидесятилетний трудяга, сумевший без помощи искусно организованной кампании заполучить прекрасную репутацию в дополнение к колоссальному состоянию. Элмер, пару раз встречавшийся с Антонелли на каких-то общественных мероприятиях, убедился, что его манера держаться производит впечатление скромности и надежности. Только уж слишком пресновата, с оттенком нарочитой святости.
В имение Антонелли «Старая каменоломня» Вествуд попал впервые. Может, здесь и были гранитные карьеры 200–300 лет назад, в то время, когда предки Антонелли из простых каменотесов вырвались в поставщики стройматериалов по всей Италии, а затем и Европе. Теперь здесь разросся прекрасный парк, переходящий в дикие леса по мере удаления от дома. На уступе холма, среди огромных деревьев, вознесся настоящий замок – очень затейливый и слишком нарядный для аристократического вкуса, но вполне подходящий потомкам простых работяг, стремившихся перещеголять своих клиентов великолепием построек.
Въехав за ограду, Элмер с интересом разглядывал имение, находя в нем все больше и больше достоинств. Этому парку предстояло стать сценой гигантского шоу, и можно было сказать, что с «декорациями» Вествуду повезло. Обилие статуй, цветов, старинных парковых затей – бельведеров, гротов, фонтанов. Среди зелени лужаек поблескивала гладь небольших прудов, отражающих чистейшую небесную синеву.
«Порядок. Обстановка сама работает на мою идею», – подумал Элмер, подъезжая к центральному входу.
Среди кустов великолепных роз возился пожилой человек в вязаном старомодном жилете, по-видимому, садовник. Элмер вышел из автомобиля, намереваясь обратиться к нему с вопросом. Мужчина разогнулся, потирая поясницу, и отбросил пучок выдернутых сорняков. Он с удовольствием выпрямился во весь рост, откинув со лба густые серебристые пряди. Блестящие карие глаза на загорелом лице смотрели приветливо и чуть насмешливо
– Я поджидал вас, синьор Вествуд, прогуливался и, конечно, не мог оставить без внимания вражескую интервенцию на территорию моей королевы. «Эстрелья» – совершенно необычного тона. Посмотрите – в середине цветка будто горит алая лампочка, но к краям лепестки бледнеют, достигая лазурного оттенка! Настоящая звезда!
Стефано поздоровался с гостем и проводил его в свой кабинет, в котором каждому посетителю наверняка хотелось задержаться. Величественно и спокойно выглядели высокие стеллажи мореного дуба, манили к отдыху с книгами в руках мягкие диваны, обитые грубой шерстяной рогожкой. Торжественно пахли розы в резных каменных вазонах, стоящих на толстом песочно-шоколадном ковре, а массивный письменный стол располагал к серьезной работе. И еще запах воска, которым здесь по старинке натирают мебель. Палитре впечатлений он придает оттенок надежности и легкой грусти. «Как жаль, что телевидение не научилось передавать запахи», – подумал, осмотревшись, Вествуд.
Антонелли сел на диван, предложив гостю место напротив.
– Что-нибудь выпьете, синьор Вествуд?
– Совсем немного коньяку, если позволите. Мне кажется, он будет в стиле вашего кабинета.
– Рад видеть вас и, признаюсь, удивлен. Зануда Антонелли находится далеко за чертой ваших интересов. – Стефано разлил в рюмки «Камю».
– И тем не менее легкомысленный болтун Вествуд пришел предложить вам свои услуги. Главный мотив, конечно же, корысть. Мне кажется, я сумею сделать из вашего юбилейного торжества нечто интересное и поучительное для каждого телезрителя, потешив свое профессиональное тщеславие. Сложность задачи и масштаб цели привлекают меня.
Стефано посмотрел на гостя с сомнением, выбирая форму отказа. Но Элмер опередил его.
– Можете не напоминать о своей скромности и неприятии рекламы. В сущности, мой сценарий не о вас. Стефано Антонелли – как личность и общественное явление – лишь повод поразмыслить о достоинстве и лицемерии, о традиционных культурных ценностях и новых идеалах, сквозь них прорастающих, как трава в весеннем лесу.
Элмер положил перед Антонелли папку с набросками сценария. Хозяин улыбнулся, раскрывая листы.
– Я знаю вас, Элмер. Позвольте называть вас попросту? Ведь люди, часто появляющиеся в наших домах на экране телевизора, воспринимаются как хорошие знакомые… Мне кажется, я вас раскусил… – Стефано усмехнулся, просматривая тезисы «театрализованного шоу». – Хотите потоптаться на дорогих моему сердцу святынях?
– …Вы не совсем правильно поняли… – начал было Элмер, но Антонелли, поднявшись, дружески положил руку ему на плечо.
– Пора! Довольно старому петуху притворяться страусом, пряча голову в песок, – делать вид, что музыка не пошла дальше Верди и Доницетти, а с нравами юных особ все обстоит так же, как полвека назад. – Стефано не удержал вздох. – Впрочем, все ностальгические всхлипы по поводу прошлого не что иное, как тоска по ушедшей молодости, ее силе, наивности, азарту… – Он захлопнул папку и вернул ее Вествуду.
– Я откажу Фриконе и преподобному отцу Огюстину, заявившим о желании заняться организацией юбилея. Зеленый свет, Элмер! Забирайте проект. Дадите потом посмотреть текст моей «роли». Ведь я оставлю за собой право заартачиться и дуть в свою дуду. То есть коронная ария – моя, а хор – ваш… Уверяю, что не отниму много времени на «тронную речь».
– А вы не боитесь, Стефано, что мои «штучки» помешают вам выдержать свою мелодию?
– Ничуть! Вот увидите, как ловко я сыграю на вашем цинично-нагловатом фоне, молодой человек. Вы еще подумаете: «Хитер, бестия!» А зрители убедятся, что никакой угрозы «вечным ценностям» со стороны новых кумиров нет. Они просто мимикрируют, подлаживаются к окружающему, как приспосабливаются к окружающей среде разные виды флоры и фауны.
Антонелли подписал контракт с Вествудом, приглашая его в качестве ответственного за организацию и постановку юбилейного торжества. А когда Элмер наконец сказал: «Синьор Антонелли, я приехал к вам еще и потому, что рассчитывал воспользоваться вашей отзывчивостью, ставшей легендой», – понимающе улыбнулся: – Ну, разумеется, человек с вашей фантазией должен испытывать финансовые затруднения. А кроме того, недешево обходится и столь мощное обаяние, – Стефано хитро посмотрел на Вествуда, – я бы сказал, общегосударственного масштаба. Обаяние предполагает долю безалаберности, нарочитого пренебрежения сухой деловитостью и скучнейшей расчетливостью… Сколько? Сколько вам надо, чтобы вернуть свое легкомыслие? Сегодня вы были непривычно серьезны. – Антонелли поднялся и достал из бюро чековую книжку…
…Вернувшись домой, Элмер позвонил Карлино:
– Ваш козырь сыграл, синьор «золотые мозги»! Я получил сполна и впрягся в забавную работу. Не знаю, как благодарить тебя.
– Окажешь мне услугу, если не будешь будить по утрам… И примешь совет… Ты – любимчик Фортуны, Элмер, только не поворачивайся к ней спиной – можешь получить хороший пинок под зад!
По пути в ванную Элмер распечатал розовый бланк ожидавшей его телеграммы. Лара просила встретить ее завтра утром в аэропорту. Она очень соскучилась и потому воспользовалась цветным бланком с венчиками незабудок и целующимися голубками…
…Так и получилось, что в графике творческой бригады Вествуда 15 октября стало днем решающего сражения. Пять дней на монтаж и доделки, и к самому юбилею передача появится в эфире. Всего две недели работы, а выигрыш приличный, если, конечно, все удастся, как задумано.
Вествуд представлял себе развеселый карнавал, собравшийся в саду старого замка, исторических персонажей, реальных представителей современной общественной, культурной и политической жизни, а также героев легенд, классических опер, кинофильмов. В общем, живописная толкучка в эффектно декорированном пространстве и короткие зарисовки: Антонелли с мэром, с учеными, с детьми, инвалидами, кинозвездами, танцовщицами, монашками… Пусть импровизируют, расслабляются, несут всякую ахинею. Отснять побольше и монтировать – Стефано с главой «Козы Ностры» (на роль которого приглашен известный комик), Стефано с Паваротти (запись встречи можно сделать и позже), Стефано с министром общественной безопасности… А в кустах мелькают нимфы, словно сошедшие с полотен старых мастеров, резвятся сатиры и панки, поп-звезды и политиканы…
Лара охотно согласилась стать Джиной Лоллобриджидой. Саму звезду, конечно, на съемки не вытащить, но грех не воспользоваться ее необычайным сходством с Ларой. Молоденькая Джина эпохи ее черно-белых звездных лент в исполнении восходящей звезды Лары Арман будет мелькать в кадре наравне с подлинными знаменитостями, приглашенными на торжество.
