Текст книги "Самая желанная"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
– Трудно сказать, куда приведет следствие эта «ниточка». Пока мы имеем лишь заявление пострадавшего, что нападавший был одет в костюм и маску Санта-Клауса, а также вот это.
Комиссар поставил в свет юпитера открытый чемоданчик, на дне которого в целлофановом пакете лежала маленькая дамская сумочка, сделанная из серебряной сетки.
Кристина подалась вперед: такую же точно сумочку она не нашла сегодня у себя в шкафу, отправляясь в гости. Еще одно таинственное совпадение!
– Эта вещица принадлежит женщине, называть имя которой мы не имеем права до тех пор, пока не выясним степень ее причастности к делу.
– А вам удалось установить имя владелицы сумки? – поинтересовался журналист.
– Это не составило труда. В сумочке находился носовой платок, губная помада, пудреница и визитная карточка. Инициалы, выгравированные на брелоке сумки, совпадают с инициалами на визитной карточке. Для случайности это слишком… гм… слишком уж маловероятно…
Бэ-Бэ выключила телевизор и с вызовом посмотрела на Кристину. Стефано все еще сидел, спрятав лицо в ладони. Его поза выражала глубокое страдание.
– Что скажешь, милая? – сухо спросила Бэ-Бэ, прищурив густо подведенные глаза.
– Я уверена, что это моя сумка. Сегодня, собираясь в гости, я не могла найти ее на месте… – У Кристины перехватило дыхание от обиды и ярости. Кто-то умышленно загонял ее в угол. – Но я приехала сюда не за тем, чтобы искать убежище от полиции. Клянусь, Стефано, я никогда бы не смогла… Никогда…
Кристина опустилась возле него на колени и отняла от лица руки.
– Ну, посмотри же мне в глаза! Ты столько повидал в этой жизни и ты знаешь, как выглядит ложь!
Антонелли поднял на Кристину свои темные, глубоко запавшие глаза, и губы его дрогнули:
– Ах, девочка! Если бы я чему-то научился, я бы… я бы сумел предотвратить все это!..
– Стефано, я примчалась сюда, чтобы рассказать вам – происходит что-то ужасное и страшное! Я ничего не понимаю! – Кристина посмотрела на сумрачно-отстраненную Бэ-Бэ. – Может, нам лучше поговорить вдвоем, Стефано?
– Детка, Бэ-Бэ знает все, что знаю я. Я верю в твою невиновность… Женщине труднее отказаться от своих эмоций. Ведь уже целый вечер мы строим догадки, связывая твое поведение во дворце Тинтури и сегодняшнее происшествие. А Бэ-Бэ уверяет, что лично видела у тебя сумочку… Ее можно понять…
– Но и меня тоже! Да, я была влюблена в Элмера как наивная, глупая девчонка! Да, я попыталась отговорить его от брака, затеяла идиотский скандал… Но я не могу убивать! Не могу! – Кристина сжала кулаки, так, что ногти впились в ладони: она не могла позволить себе расплакаться, она должна была защищаться.
– Я знаю про «Голубого принца». Знаю, почему так стремительно попала из Москвы в Рим с этими проклятыми украшениями. Мной играли, используя как неодушевленный предмет… Бесноватый Рино Бронзато чуть не убил меня… Они… они думали, что камень у меня… – Кристина все же не смогла удержать слез.
Она бурно разрыдалась, вздрагивая всем телом. Стефано обнял ее за плечи:
– Успокойся, детка… У тебя нервный срыв… Тебе мерещатся преследователи, охотники за бриллиантами… Кто-то напугал тебя, правда?
– Я же не могла придумать Рино. Он затащил меня к себе, пытал, выведывая про камень… Я рассказала, что отдала свою бижутерию Санте… Ну, тому парню, что пел здесь романсы…
Стефано и Бэ-Бэ переглянулись.
– Санта – авантюрный малый. Я знаю его как певца, принимающего приглашения в хорошие дома. Ходили про него кое-какие нелестные слухи… Но зачем ему твои украшения? Как я понимаю, у тебя не было ничего ценного?
– Не знаю! Не знаю! Вначале я думала, что он пошутил или просто решил подарить стекляшки своей девушке. Я сама рассказала ему, что «Карат» премировал меня в Москве диадемой и колье… А когда меня стал преследовать этот мулат-мафиози и выспрашивать про баул со стекляшками… Я поняла – среди них был настоящий бриллиант!
– Девочка, когда все это случилось с мулатом?
– Неделю назад. Через пять дней после того, как я отдала украшения певцу.
Стефано в раздумье надул щеки и несколько секунд смотрел в огонь. Затем с шумом выдохнул воздух и развел руками:
– Не понимаю! Ничего решительно не понимаю… Дело в том, что как раз с неделю назад я говорил с Паолой. Мы обсуждали замужество Риты. Паола сказала о том, что после бракосочетания торжественно передала бриллиант дочери. Рита не советовала матери держать фамильные ценности, а тем более этот камень, в домашнем тайнике. Всегда считалось, что «Голубой принц» приносит удачу дому, и Франко не хотел хранить его в банковском сейфе. Рита поступила правильно – с величайшими предосторожностями камень был спрятан в подземное хранилище надежного римского банка.
– Стефано, они спрятали в сейф хорошую подделку! – прошептала Кристина, вспомнив разъяренного Рино.
Антонелли сжал ее плечи и заглянул в глаза:
– Успокойся, девочка. Тебя кто-то ввел в заблуждение: Паола отдала дочери подлинного «Голубого принца». Специальный эксперт заверил это документально.
– Я… я ничего не понимаю. – Кристина сжала виски, в которых что-то пульсировало и звенело. Звон нарастал, становясь невыносимым.
– Алло… Хорошо, пропустите. – Стефано опустил трубку и мрачно посмотрел на притихших подруг. – К нам поднимается комиссар Джованни Курбе.
Коммисар, оказавшийся еще более щуплым и низкорослым, чем выглядел на экране телевизора, быстро оглядел комнату.
– Счастливого Рождества, синьорины, синьор Антонелли… Прошу прощения за вторжение в столь неподходящий час – я и сам предпочел бы остаться дома. – Механически произнося подобающие случаю слова, Курбе присмотрелся к женщинам и сделал шаг к сидящей у камина Кристине. – Вы – синьорина Ларина, гражданка России, работающая по контракту в агентстве «Стиль»?
Подавшись вперед, Кристина кивнула.
– Скажите, припаркованный у этого дома автомобиль «фиат» серого цвета принадлежит вам?
– Да. Я взяла его напрокат в частном гараже.
– Тогда, может быть, синьорина вспомнит эту вещь, найденную сейчас нами в ее багажнике? – Комиссар достал из кейса целлофановый пакет с комком красной ткани, в которой сразу можно было узнать отороченный белым синтетическим мехом длинный колпак Санта-Клауса.
– Нет, – отрицательно качнула головой девушка. Она была уверена, что даже детям Эудженио похожего костюма не покупала.
В комнату, не снимая плаща, вошел высокий худой мужчина и, кивком головы поздоровавшись с присутствующими, позвал Курбе. Мужчины обменялись парой фраз, комиссар представил вошедшего:
– Мой помощник, сержант Карготти, занимающийся этим делом. Очевидно, вам, синьор Антонелли, как свидетелю, придется в основном иметь дело с ним.
Комиссар взял у помощника пакет и, достав из него серебристую сумочку, повертел ее в вытянутой руке:
– Кому-либо из присутствующих знакома эта вещица?
– Можно посмотреть поближе? – попросила Бэ-Бэ.
Не прикасаясь к улике, она осмотрела ее и подняла скорбные глаза на полицейского:
– Да. Такую же… похожую сумочку я видела у Кристины на балу.
– Похожую или такую же? – переспросил комиссар.
– Не могу сказать точно, но и фасон, и монограмма на сумочке, комиссар, соответствуют той, что была у синьорины Лариной.
– А вы, синьорина Ларина, узнаете эту вещь?
Взяв сумочку, Кристина открыла ее и тут же отдала полицейскому.
– Это моя сумка, мой платок и моя губная помада.
– В таком случае, вы смогли бы объяснить, как ваша вещь попала в переулок, где сегодня вечером было совершено преступление?
Кристина закрыла глаза и отрицательно покачала головой. Она уже поняла, что никакие клятвы и заверения не помогут: кто-то чрезвычайно хитрый и безжалостный умело расставил ловушки. Дверца захлопнулась – птичка попала в клетку.
– Карготти, уведите девушку. У нас достаточно улик, чтобы предъявить ей обвинение, – устало сказал Курбе.
– Простите, комиссар, возможно, я могу как-то помочь этой синьорине остаться на свободе до завершения следствия? Я мог бы внести залог или взять ее на поруки… – заслонил Кристину от полицейских Стефано.
– Увы, синьор Антонелли. Мы не в Америке. Вы сможете облегчить положение подозреваемой своими правдивыми и обстоятельными свидетельскими показаниями. Вы получите специальную повестку для посещения прокуратуры. Спускаясь по лестнице, Кристина увидела мельком недоуменно застывшего Гвидо. И свое отражение в зеркалах: изящная блондинка в алом вечернем платье идет по мраморной лестнице рука об руку с высоким желтолицым господином в полицейском мундире. Господин не смотрит на свою спутницу, уверенный в собственной власти – ведь запястье блондинки надежно приковано к его мускулистой руке стальным кольцом.
В полицейской машине они тоже сидели рядышком, как близкие друзья. Дождь, превратившийся в мелкий снежок, припорошил все вокруг серебряной пылью. Мир готовился к пробуждению – чистый и нежный, как новорожденное дитя.
Полицейские курили «Житан», распространяя в машине запах крепкого табака и пота. «Вот так и пахнет тюрьма», – подумала Кристина, не в силах оторвать глаз от зарешеченного оконца, где над дымчатым серебром горизонта занималась заря нового дня.
Часть вторая
ПОДАРИ МНЕ СВОЙ СОН
1
Джованни Курбе был, как говорили о нем в криминальном отделе, «продуктом франко-итальянского производства». В общении и делах он умело использовал свое происхождение, ссылаясь, в зависимости от обстоятельств, на специфику французского или итальянского национального характера. Так, случаи рукоприкладства с подследственными Джованни оправдывал итальянским темпераментом, а блистая в общении с дамами преувеличенной галантностью, застенчиво напоминал: «Я же француз, мадам».
Паола Гватичелли делла Форте была из той породы женщин, которая превращала грубоватого, равнодушного к своей внешности комиссара в образец деликатности и шарма. Отправляясь с визитом в графское поместье, он тщательно побрился, воспользовался одеколоном, которым пренебрегал в повседневной жизни, и даже надел костюм, предназначенный для торжественных церемоний и встреч с высшим начальством.
Аристократические имена, означавшие принадлежность не просто к верхам общества, а к их лучшей, антикварно-исторической части, внушали Курбе благоговение. Он отдавал себе отчет в этом пристрастии, так же, как и в неприязни к толстосумам-парвеню. Чтобы выбраться наверх, надо иметь острые когти и не бояться вывозиться в дерьме, которое и являлось основным рабочим материалом криминального отдела. «Начальник ассенизационной службы» – так в шутку называл себя Джованни, чистивший город от проституток, убийц, наркоманов и их могущественных покровителей.
Аристократизм пронизывал Паолу с головы до ног – от гладко зачесанных черных с проседью волос, разделенных прямым пробором, до мягких, широких туфель из какой-то особо нежной кожи, удобных, но все же врезавшихся в отечные, вздувшиеся на щиколотках ноги. Маленькая, полная женщина в темном платье держалась очень прямо, несмотря на одолевавшие ее хворобы и жесточайшую душевную боль.
Тяжелые шторы на окнах гостиной были опущены. Лампы в матовых абажурах создавали полумрак. И в этом печально-живописном освещении, скрывавшем унизительные физиологические подробности (морщины, отечность, дряблую кожу), приземистая фигура Паолы и ее печальное лицо с блестевшими в темных тяжелых веках умными глазами казались комиссару прекрасными, исполненными подлинного достоинства и трагизма.
Почтенная матрона коротко и точно отвечала на вопросы Курбе. Лишь коснувшись темы брака Риты, инспектор понял, что Паола ступила на зыбкую почву, теряя объективность.
– Я не была горячей сторонницей этого брака… С тех пор как мы пережили потерю сына, судьба дочери стала беспокоить нас вдвойне… Рита рассталась с первым мужем, считая, что он женился на ней из корысти… Щепетильных наследниц большого состояния иногда волнуют подобные нюансы брачных отношений. Рита сочла разумным взять псевдоним, скрывая свое подлинное имя от новых коллег и друзей. Она начала новую жизнь и, как я слышала, отличалась высоким профессионализмом и трудоспособностью… Ваш кофе стынет, комиссар, – заметила Паола, кивнув на чашку в руке сосредоточенно слушавшего Курбе.
– Меня увлек ваш рассказ, синьора делла Форте… Маргарита, по отзывам ее сослуживцев, была чрезвычайно деловой и ответственной женщиной. Те два года, что она проработала секретарем и литературным редактором в студии Вествуда, стали временем расцвета его телевизионной карьеры. Мне кажется почти неизбежным, что эти два молодых человека увлеклись друг другом. О легкомыслии Вествуда ходило множество слухов, но ему, видимо, не удалось испытать настоящего чувства. Очевидно, ваша дочь сумела разбудить…
– Благодарю Господа, что ей не пришлось до последней минуты сомневаться в этом. – Паола подняла глаза, не давая скатиться навернувшимся слезам, но они все равно хлынули по щекам, подобно лавине, которую невозможно остановить.
Паола закрыла лицо носовым платком, сдерживая беззвучные рыдания. Плечи ее вздрагивали.
Курбе не решался произнести слова сочувствия, выбирая наиболее подходящую форму. Но женщина внезапно затихла и, выпрямившись в кресле, решительно посмотрела ему в глаза:
– Вы понимаете, синьор Курбе, что должна была почувствовать, понять, пережить моя дочь за пару секунд… Тех последних секунд, когда увидела пистолет в руке любимого мужа, – направленный на нее пистолет!.. Беременная, счастливая, едущая в гости с обожаемым ею мужем… – Паола вновь прижала платок к глазам. – Она надела нарядное платье, украшенное бисером… Рита всегда избегала вычурных вещей, она считала себя некрасивой… Но умерла с уверенностью, что любима, что нравится своему мужу… Пресвятая Дева Мария, это единственное, что я просила бы для моей дочери, – иллюзии… Как вы думаете, комиссар, она ведь приняла все это за шутку: сумасшедший взгляд Элмера, направленное на нее дуло?
Курбе, поперхнувшись кофе, закашлялся. «Какая ужасная фантазия, что за мучительный бред!» – подумал он, торопясь переубедить женщину.
– Синьора делла Форте, вы разрываете свое сердце невероятным, жестоким вымыслом! Вествуд не убийца. Он ранен сам и очень страдает от потери жены и ребенка. Поверьте, он на грани безумия. Врачи поддерживают его сильными транквилизаторами… Умоляю вас, подумайте, взгляните на вещи трезво. Мы располагаем неопровержимыми данными, свидетельствующими о виновности в убийстве некой Кристины Лариной, гражданки России… Все время своего пребывания в Риме эта девушка преследовала Вествуда любовными домогательствами. Известие о намерении Вествуда жениться на Рите взбесило ее… Вернее, когда Ларина устроила публичный скандал на балу во дворце Тинтури, обвиняя Вествуда в измене, он был уже мужем вашей дочери. Только считал нужным не разглашать данный факт.
– Да. Невзирая на траур по мужу, я благословила этот брак – Рита была беременна. Мы не устраивали празднества – скромная церемония, узаконивающая их отношения перед Богом и людьми… У меня не было выбора. Дочь просто светилась счастьем… – Паола затихла, вспоминая недавние события. Посетившие ее Рита и Элмер выглядели такими влюбленными, что просьба дочери поторопиться с брачной церемонией не показалась Паоле кощунственной. К тому же Паола давно мечтала о внуке…
– Откуда же тогда эти мысли… эти фантазии… Вы заметили в поведении Вествуда что-то неладное? – мягко задал вопрос Курбе, понимая, что имеет дело отнюдь не с истеричкой, способной очернить неугодного зятя. Нет, эта женщина все основательно продумала, прежде чем поделиться своими выводами с посторонним, тем более с лицом, представлявшим правосудие.
– Все было очень пристойно. Очень мило… – спокойно согласилась Паола. – Не знай я о репутации Вествуда, о Ларе Арман, с которой у него продолжались отношения… Да и к тому же «Голубой принц»… Алчность – это страшное чувство. Страшнее чумы и СПИДа. Она разъедает совесть, ум. Она превращает человека в зверя.
– Мне известно, синьора, что легендарный камень хранился в сокровищнице делла Форте из поколения в поколение, переходя по наследству мужчинам этого рода. Лишив отцовского благословения Леонардо, синьор делла Форте отрекся от сына и переписал завещание – камень предназначался Рите, а затем, в случае ее смерти, – членам ее семьи.
– Ах, уважаемый комиссар, если бы вы знали, как мало волновали Риту деньги и материальные блага! К своему наследству она относилась пренебрежительно, имени, дающего положение в обществе, чуралась, а в отношении «Голубого принца» была непреклонна. Рита настаивала, чтобы камень оставался в этом доме. «Лишь мой сын, похоронив меня, решит, где держать свой фамильный талисман. Но это будет очень нескоро, я собираюсь дожить под покровительством «Голубого принца» до глубокой старости», – говорила она, смеясь… Словно накликая беду…
– По преданию, камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать «Голубого принца», насколько мне известно, нельзя, – проявил Курбе свою осведомленность. Недаром он чуть не до утра читал «Популярную историю аристократических родов Италии».
– Ни продать, ни украсть, – сказала Паола. – Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству «Голубой принц» обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. – Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от «Голубого принца».
– Прекрасная легенда, синьора делла Форте. Воспитывающая честность и бескорыстие… Однако в эпоху торжествующего цинизма и лицемерия, порождающих жестокость, предания о вере и чести сильно обесценились. – Курбе смущенно пожал плечами, будто признавал свою вину в деградации нравственных устоев общества.
– Я рада, что нашла в вашем лице союзника. – Графиня слегка понизила голос и властно посмотрела на собеседника. – Вы уже почти согласились со мной, синьор Курбе, что Элмер Вествуд, циник и лицемер по своей человеческой природе, был способен к жестокости… Он мог превратиться в зверя под влиянием обстоятельств, и он сделал это… Он уничтожил наследников «Голубого принца» и завладел камнем!
– Не хотите ли вы сказать, что бриллиант пропал из вашей сокровищницы? – поинтересовался Курбе, сдерживая дрожь нетерпения: чутье ищейки подсказывало, что он вышел на верный след.
– За пять дней до Рождества Рита с супругом приезжали сюда, чтобы поздравить. Они принесли извинения по поводу того, что не смогут провести праздничную ночь со мной… Их пригласили к себе какие-то очень важные для карьеры Элмера друзья… – Паола взяла четки, стараясь вернуть сдержанность и самообладание.
– Синьор Берначчи, – вставил Курбе, – главный директор телестудии, находившийся до этого в довольно натянутых отношениях с Вествудом. Очевидно, ваш зять решил наладить связь с «верхами».
– Да, я способна понять это. И даже то, что Рита попросила у меня «Голубого принца». Она сказала, что с этого дня камень «будет оберегать их очаг и будущего ребенка»… – Слезы вновь покатились по щекам Паолы. Четки не помогли. Она с силой сжала агатовые нити в ладони.
– Ваша дочь решила хранить бриллиант дома?! Где же он сейчас, в квартире Вествуда? – подскочил Курбе, не ожидавший такого поворота событий.
– Разумеется, нет. Рита отнесла камень в сейф банка «Грамо», где мы всегда хранили наши бумаги. Директор банка подтвердил это. Перед Рождеством, когда я справлялась о визите дочери. Да, да, перед самым Рождеством.
Курбе едва удержался, чтобы не кинуться к телефону немедля. Но он постарался сохранить спокойствие.
– Кто может извлечь «Голубого принца» из вашего фамильного сейфа? – спросил он Паолу, уже представляя себе ответ.
– Теперь я. Конечно же, я. Или… тот, кому могла перепоручить это сама Рита. – Паола значительно посмотрела в глаза инспектора. Легкая улыбка искривила ее бледные губы.
Курбе торопливо раскланялся и с ощущением холода в животе покинул старинное поместье, дотошно описанное в главе «История провинции Андрия».
…Инспектор мчался в Рим, прокручивая в голове возможные варианты ожидавших его в банке известий. Мысленно он чертыхнулся, проклиная свою доверчивость, когда директор банка «Грамо» положил перед ним доверенность синьоры Маргариты Гватичелли делла Форте, в соответствии с которой сделанный синьорой вклад был вручен ее наследнику, вдовцу Элмеру Вествуду. Два дня назад. «Вполне возможно, что эту русскую девчонку кто-то здорово подставил», – подумал инспектор, вспоминая упорное молчание Лариной на последних допросах.
Отделение женской тюрьмы Мантеллатэ, где содержали заключенных в ходе предварительного следствия, произвело на Кристину хорошее впечатление. Однажды ей приходилось навещать бабушку в московской районной больнице, и это печальное место надолго запечатлелось в ее памяти. Многоместные палаты, набитые дурно пахнущими, измученными старухами, койки в коридорах, где мимо распростертых под капельницами страдалиц сновали люди в пальто и злые санитарки, выносящие судно. Пуще всего здесь боялись пропустить серию телефильма «Богатые тоже плачут» с участием Вероники Кастро, а также сквозняков. Поэтому в холле, где находился телевизор, собирались на полчаса раньше, а окна и форточки накрепко задраивали. Богатые плакали, а здесь задыхались, изнемогая от вони и беспомощности, бедные.
Помещения Мантеллатэ регулярно проветривали, а в камере с Кристиной оказалась всего лишь одна соседка – пожилая арабка, говорившая по-итальянски совсем плохо. Кровати располагались, как полки в вагоне СВ, и были застелены темно-голубым чистым бельем. Такого же цвета «джинсовый» костюм был выдан Кристине вместо ее панбархатного платья. И полукеды, совершенно новые, вкупе с синими хлопчатобумажными носками. Унитаз скрывала обложенная кафелем стена, а на зарешеченное окно можно было опустить пластиковые жалюзи.
Насмотревшаяся ужасающих фильмов, Кристина по дороге сюда измышляла способы самоубийства в том случае, если в перенаселенной камере на нее нападут садистки-лесбиянки. Очутившись в компании арабской бабки, она не могла поверить в свое счастье: старуха, плачущая и стонущая по ночам, сама дрожала от страха, забившись в угол. Только на третий день она попыталась объяснить Кристине, что ее обвиняют в краже каких-то вещей, среди которых находился очень нужный следствию ключ от неведомого старухе сейфа. Виноват же во всем был муж внучки, работавший шофером у богатого торговца и обчистивший его дом.
Кристина старалась вникнуть в чужую беду, но свои собственные страхи не давали покоя. После десяти дней допросов она поняла, что следствие движется к завершению. Ее вина практически доказана. Предстоял суд, а после суда, увы, «санатория не жди, такой житухи, как здесь, не будет», объяснил ей помощник Курбе, проводивший вместе с ним допросы. Кристина надеялась на заступничество российского посольства, но в случае столь серьезного преступления, как убийство беременной женщины, представительницы аристократического рода, рассчитывать на смягчающие обстоятельства ей не приходилось.
Следствие выработало версию «предумышленного убийства из ревности», в соответствии с которой Кристина, находясь в крайне взвинченном состоянии, хотела отомстить изменившему ей любовнику. К делу были приобщены свидетельства скандала на балу и даже заснятая там любителем видеопленка, показания коллег Кристины, утверждавших, что последнюю неделю перед Рождеством она вела себя очень странно, напоминая умалишенную. Даже честный отчет Эудженио о времени, проведенном Кристиной у них в доме, и о некоторой задержке ее в пути подтверждал версию: да, именно так и произошло преступление. Кристина, позвонив Элмеру, узнала, куда направлялись супруги, и, оставив на автоответчике многозначительный текст, направилась по следам Вествудов. Очевидно, она знала заранее из общения с Вествудом (связь с которым подтвердила прислуга его дома) излюбленные трассы журналиста по огромному городу и могла правильно рассчитать встречу. Переодевшись в костюм Санта-Клауса, девушка остановила машину, а затем выстрелила в Риту. Бывший любовник, пытавшийся оказать сопротивление, также получил пулю. Поскольку Элмер Вествуд в своих показаниях категорически утверждал, что нападавший на них человек не произнес ни единого слова, и показался ему совершенно незнакомым, следствию предстояло лишь гадать о подробностях разыгравшейся драмы. Вествуд же с очевидностью выгораживал бывшую любовницу, чувствуя себя виновным в измене.
Совершив преступление, обвиняемая вернулась к оставленному в переулке «фиату» и, сунув балахон и шапку карнавального костюма в багажник, поспешила в дом Коруччи, где по предварительной договоренности собиралась провести праздничный вечер. Как ни упорствовали Джено и Ненси, отстаивая невиновность Кристины, они не могли не признать, что девушка запоздала минут на сорок к назначенному сроку и выглядела чрезвычайно взволнованной. Сообщение по телевизору о нападении на Вествуда повергло ее в отчаяние. Кристина уехала, а последовавший за ней Эудженио потерял «фиат» из виду на загородном шоссе, ведущем к имению Антонелли. О связи Кристины и Антонелли было известно давно, да она и не скрывала ни от кого этого факта.
Хотя обвиняемая категорически отказывалась от того, что обнаруженный в багажнике машины костюм принадлежит ей, эта вещь сыграла роковую роль в ходе следствия. Пятна крови на белом мехе, оторачивающем рукава, принадлежали Вествуду. Очевидно, пострадавший пытался оттолкнуть руку убийцы окровавленными пальцами. Он пытался защитить жену. Жуткое преступление, означавшее самые высокие меры наказания.
Трагедия, в которую оказались вовлечены столь знаменитые особы, получила широкую огласку в прессе. Целую неделю известия о страшном происшествии не сходили с первых полос.
Кристина, загнанная в угол неопровержимыми уликами, решила рассказать допрашивавшему ее комиссару Курбе все. Вначале она строго придерживалась любовной линии взаимоотношений с Вествудом, начисто «забыв» факты, связанные с «Голубым принцем». Угрозы Рино Бронзато свести с ней счеты в случае утечки информации не казались Кристине пустячными. Курбе к тому же не спрашивал ее о камне. Но когда, наконец, обвинение было сформулировано и делу предстояло незамедлительно последовать в суд, Кристина пришла в отчаяние: спасения ждать неоткуда, впереди пожизненное заключение.
На очной ставке с Антонелли Стефано сказал: «Я верю в невиновность этой синьорины» – и значительно кивнул ей. Кристина решила, что покровитель каким-то образом сумеет спасти ее от ложного обвинения – проведет собственное расследование, найдет настоящего убийцу. Но следствие подошло к концу, а Стефано так и не сумел помочь ей. Тогда Кристина решила рассказать комиссару про «Карат», про загадочный чемоданчик и диадему, про встречу с Рино, его угрозы и странного Санту. По крайней мере, ей удастся задержаться в этой тюрьме, а там скорее всего выяснится правда или ее прикончат люди Рино. Как в фильмах про «Спрута».
Адвокат Кристины, назначенный ей прокуратурой, производил впечатление мягкосердечного, но беспомощного человека. Его сутулая фигура и бледное лицо с поблескивающими очками вместо глаз выражали капитуляцию. Кристина понимала, что в данном случае адвокат Бернудо в самом деле бессилен: с одной стороны – неоспоримые улики, с другой – вероятно, догадки об участии в деле таких сил, с которыми лучше не сталкиваться. Адвокат вначале делал ставку на отсутствие орудия преступления, неумение подзащитной пользоваться огнестрельным оружием, а затем перешел к обороне с точки зрения ее психической невменяемости в момент совершения преступления.
– Горячая любовь и пылкость переживаний, обманутая любовь, затмевающая разум страсть. Эти мотивы вполне доступны пониманию итальянской публики… Вот только беременность погибшей подняла такую бурю негодования! Но мы должны попытаться добиться смягчения приговора. Вы молоды, хороши собой, у вас отличная деловая репутация. Постарайтесь тронуть сердца рассказом о своей первой, бескорыстной и страстной любви, – давал адвокат Кристине свои последние наставления перед судом.
Чувствуя себя героиней кинофильма о знаменитой итальянской мафии и сдерживая бессильную ярость, Кристина задала вопрос в лоб:
– А вам не кажется, синьор Бернудо, что за всей этой хорошо сфабрикованной версией стоят влиятельные силы и дело заключается совсем не в бешеной страсти и ревности?
– Не понимаю вас? – Бледный человек удивленно поднял брови.
– Ведь вы на самом деле не верите в мою виновность. Вы сами видели на следственном эксперименте, что я первый раз в жизни прикоснулась к пистолету…
– Женщины – хорошие актрисы, – робко заметил он.
– Так вот, синьор адвокат, я знаю гораздо больше, чем сочла необходимым сообщить следствию. И если вы не решитесь поддержать меня, выслушав мой рассказ, и подать требование на возобновление следствия, завтра на суде я вынуждена буду изложить все самостоятельно… Уверяю вас – это весьма любопытная история, способная заинтересовать многих.
Кристине показалось, что в маленьких глазах за очками метнулся страх. «Он догадывается об истинном виновнике, он боится правды, а значит, победа возможна!» – возликовала она.
– Синьорина Ларина вправе строить любые предположения и излагать их мне или полицейским чинам, ведущим следствие. Юная дама может иметь фантазии. Я подчеркиваю, – фантазии. Но она должна отдавать себе отчет в том, сколь губительными могут оказаться последствия ее неразумных, подсказанных отчаянием, шагов.
Адвокат выразительно посмотрел на нее. Затем его глаза потухли, а на лице застыла обычная маска отстраненности. Между ним и подзащитной вырос каменный барьер, пытаться преодолеть который не имело смысла.
– Благодарю за совет. Я не нуждаюсь в вашей помощи. Отныне сумасбродная преступница будет действовать сама, – театрально заявила Кристина, чувствуя, как фальшиво звучит ее героический пафос. Она панически боялась предстоящего судилища и сильно сомневалась в том, что сумеет осуществить свои угрозы.
Днем Кристину отвели в душевую комнату и велели переодеться в темный костюм из ее гардероба, опечатанного полицией. Кто-то из чиновников решил, что именно в таком виде менее чем через сутки преступница должна предстать перед лицом правосудия.
Как неопытная актриса, ожидающая первого выхода на сцену, переодевшаяся Кристина нервно ходила взад и вперед, повторяя свою роль. Рассказ о «Голубом принце» должен прозвучать коротко, точно, объективно. Но даже так все выглядело чертовски запутанно и абсурдно. С чего вообще начать? Со знакомства с Эдиком или спины незнакомца, уносящего ее чемоданчик в римском аэропорту?
