Текст книги "Распахни свое сердце (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

является всем? Да, он видел привязанность Ирины, но на подсознательном уровне его грыз жирный

червь сомнения, питающийся неуверенностью в себе. Казалось, что всё хорошо, что он верит, но…

Всегда есть это проклятое «но». Ревность вытащила наружу страхи. Тут никакие разговоры и

убеждения не помогли бы – он должен был понять это раз и навсегда, увидев воочию.

А ей здесь больше нечего делать. Мы часто жертвуем чем-то ради дорогих нам людей, и Копейкина

поняла, чем пожертвовала, лёжа там, на исцарапанном коньками льду, когда взглянула на Олега, застывшего каменным изваянием и сжимающего кулаки. Он не ждал объяснений, он просто смотрел

на неё, раскинувшуюся звездой, и на плачущую Кису. Смотрел и закрывался. Развернувшись, он

уехал к противоположному бортику, где его младший брат учился кататься под руководством Алеси.

Он сделал выводы, а доказывать что-либо Жене не позволяла гордость.

***

– Привет, ты чего без звонка? – Лёня удивлённо смотрел на племянницу, топчущуюся на пороге.

– Телефон разрядился. К тебе можно?

– Конечно, – Костенко отступил, пропуская гостью. – Что случилось?

– Ничего.

– Это ты кому-нибудь другому рассказывать будешь, – мужчина закрыл входную дверь. – У тебя

на лице всё написано.

Разувшись и сняв куртку, Женя прошла за дядей на кухню и, устроившись на высоком стуле, уставилась перед собой.

– Без ста грамм, чую, не разберёшься, – Лёнечка достал из шкафа непочатую бутылку коньяка. —

Я тебя внимательно слушаю, – плеснув тёмной пахучей жидкости в пузатый бокал, он протянул его

девушке.

– Скажи, – она сжала пальцы на прозрачной ножке, – когда любишь, простишь всё, что угодно?

– Любить по-разному можно.

– И так можно?

– И так. Только хорошего я в этом не вижу.

– Почему?

– Рано или поздно такая любовь убивает, если не находит абсолютной взаимности. К чему эти

вопросы? – Лёня нахмурился.

– Не беспокойся, я просто интересуюсь.

– Хорошо, а то я уже было подумал, что эта гадость воздушно-капельным путём передаётся, и

хотел попросить тебя не дышать в мою сторону.

– А ты знаешь кого-то, кто так влюблён?

– Киса. Жень, я это своими глазами видел.

– Блядь, – девушка опрокинула в себя содержимое бокала и поморщилась.

– Что? С ней что-то случилось? – Костенко замер.

– Расслабься, у неё полная взаимность. Знаешь, когда-то мне было очень обидно, что ты так

трясёшься над ней, – Копейкина улыбнулась. – Я жутко ревновала.

– А сейчас?

– А сейчас я понимаю, что её нельзя не оберегать. Она такая нежная, добрая, а я… Оторви и брось.

– Глупышка моя, – Лёня обогнул стол и обнял племянницу. – Воробушек, ты сама не

представляешь, что сделала для меня. Я ведь почти сломался, когда вся семья в мою сторону

кривиться начала, а ты, совсем ещё ребёнок, приняла меня таким, какой я есть, наплевав на мнение

других. Я до сих пор помню, как у тебя глазищи сверкали, когда ты матери сказала, что я лучше, чем

любой из них. Мне жить захотелось, Женька. Я понял, что не один, что у меня есть ты.

– Лёнечка, как я могла отказаться от тебя? – Женя попыталась улыбнуться. Когда она была

маленькой, именно дядя мазал ей разбитые колени зелёнкой и дул на ранки, чтобы не щипало. Он

подарил ей первый велосипед, на котором сам же учил её ездить, он водил её по выходным в парк, катался с ней на аттракционах и покупал сладкую вату. Он всегда был рядом. Как она могла

отвернуться от человека, который читал ей сказки, усадив к себе на колени и ласково называя

воробушком? Да она от родителей такого внимания и ласки не получала! И когда ей сказали, что она

не должна общаться с дядей, потому что он мерзкий и Бог его накажет, она готова была защищать

его ото всех: от бабушки с дедушкой, от матери с отцом и от злого Бога, который хочет наказать

такого хорошего Лёнечку. Никто не смог отобрать у неё его.

– Ты очень сильная, малышка, – Костенко поцеловал девушку в растрёпанную макушку. – Я

знаю, что ты со всем справишься, если захочешь, поэтому и не лезу к тебе со своей опекой. Таких, как ты, нельзя душить и сковывать. Тебе летать нужно, а не в клетке сидеть.

– Ты единственный, кто всегда понимал это.

– Потому что я такой же.

– Я люблю тебя, Лёнь.

– Всё так плохо?

– С чего ты взял?

– Ты не любишь показывать свои чувства. Что случилось?

– Ерунда, – Копейкина отстранилась и, взяв бутылку, налила ещё немного коньяка в бокал.

– Да нет, что-то явно случилось, – цокнул языком мужчина, глядя, как племянница махом

выпивает обжигающую жидкость. – Ты же вроде ездила куда-то на несколько дней?

– В Питер.

– Плохо отдохнула?

– Наоборот, отлично.

– Тогда в чём дело?

– Скажи, а что сильнее, любовь или гордость?

– Так вот куда тебя понесло… Воробушек, я никогда не любил. Наверное, я не имею права

отвечать на такие вопросы, но всё-таки отвечу, – Лёня присел на соседний стул. – Не позволяй

никому топтать свою гордость. Ты потом саму себя презирать будешь. Любовь, если это

действительно любовь, не исчезнет. Не знаток я в этом, прости.

– Всё нормально. Я тоже считаю, что нельзя давать кому-то вытирать об тебя ноги.

– Ты влюбилась?

– Быть может, только показалось, – Женя снова потянулась за бутылкой, но дядя перехватил её

руку.

– Если ты задаёшь мне подобные вопросы, значит, не показалось. Не те мы люди, чтобы впустую

говорить об этом.

– Лёнечка, а если я потеряю себя? – «бегающие» глаза шарили по его лицу.

– Ты? Шутишь?! Женька, ты в детстве смогла пойти против всех ради того, во что верила! Ты себя

никогда не потеряешь.

– Только ты в меня и веришь, – нагнувшись, Копейкина положила голову на чужие колени и

зажмурилась. – Прости, что так редко прихожу.

– Главное, что ты не забываешь своего старого ворчливого дядьку.

– И не забуду.

– Расскажешь, кто тот счастливчик, на которого ты обратила внимание?

– Тебе правда интересно?

– Конечно, – Костенко гладил девушку по волосам.

– Ромкин сын.

– Олег? Неожиданно. Я бы не удивился, если бы сам Роман, а тут даже не знаю, что сказать. Хотя

парень он видный.

– Угу.

– Ты совсем раскисла. У вас взаимно?

– Вроде.

– А почему в голосе неуверенность?

– А я сейчас ни в чём не уверена, – Женя обхватила ноги дяди руками и устроилась поудобнее. —

Можно я останусь у тебя?

– Это даже не обсуждается, могла бы не спрашивать. Мне скоро на работу. На случай, если я не

приеду к утру, дубликат ключей в прихожей возле зеркала.

– Я помню.

– Развеяться не хочешь?

– Нет.

– Воробушек, кажется, ты по-настоящему влюбилась.

Глава 45

Киса хотела извиниться перед Женей. Она чувствовала себя по-настоящему виноватой. В порыве

отчаяния и ревности она не подумала о том, что её подруга, которую только чудом ветер не сдувал, могла получить какую-нибудь травму при падении.

Когда Павел, сбиваясь и тараторя, объяснил ей, что произошло, рассказав о своей жизни, обо всех

неудачах, взрастивших в нём неуверенность, она поняла поступок Копейкиной. По-другому было

нельзя. Наверное, сама она никогда бы не смогла словами доказать парню, что он значит для неё

больше, чем кто-либо другой. Слова порой не доходят до цели.

В ту ночь они были близки. Это казалось правильным, своевременным и необходимым. Между

ними больше не было недомолвок, непонимания и сомнений. Неужели для этого требовалась такая

встряска? Да, видимо, Женя лучше них самих знала, что им нужно.

Там, на катке, когда Олег, придя в себя и успокоившись, спросил, куда подевалась его девушка, они

не смогли ответить ему, слишком занятые друг другом, чтобы заметить её уход. Парень заметно

помрачнел, а узнав от Крюкова, чего добивалась Копейкина, и вовсе стал похож на грозовую тучу.

Смирнов и без объяснений готов был закрыть глаза на увиденное, поэтому и дал себе немного

времени, чтобы успокоиться и не наделать глупостей, но осознание того, что ничего, собственно, и

не произошло, а он даже не подал руки Жене, когда это было нужно, раздавило его. Будто это он сам

толкнул её. Поднял руку на женщину. На свою женщину.

Ирина знала от Павла, что Копейкина исправно ходит на работу, но в съёмной квартире она не

появлялась и ни на чьи звонки не отвечала.

К середине второй недели после происшествия на катке Финогенова решилась поехать в офис

Сизова, потому что так больше не могло продолжаться. Олег регулярно ходил к ней на занятия, как

они и договаривались, выполнял все задания, внимательно слушал её, но в нём чувствовался

пугающий холод, от которого становилось жутко. Когда она обсуждала с Романом оплату, мужчина

напрямую спросил, что случилось на их вылазке, после которой его сын перестал быть похожим на

себя. Ирина честно рассказала обо всём, и финансист долго и заковыристо матерился, после чего, конечно, извинился за свою несдержанность.

Дмитрий, готовый ради сестры своего любовника если не на всё, то на многое, отказать ей в такой

малости, как пропуск, не мог, поэтому в офис она попала без проблем, тем более что в этот день

дежурил сам Толик. Крюков, увидев её и поняв намерения, покачал головой, но ничего не сказал и

молча проводил в свой отдел. Он и сам не раз пытался поговорить с Женей, но она лишь

отмахивалась и твердила, что всё отлично.

Киса даже не сразу сообразила, что брюнетка с аккуратной короткой стрижкой, в строгих очках и в

чёрном брючном костюме, сидящая возле компьютера с какой-то рыжей девушкой и тихо

втолковывающая ей что-то, её подруга. И только когда Павел кивнул, прикрыв глаза и сжав губы от

досады, она поняла, что видит то, что видит.

– Жень? – голос дрогнул от напряжения.

– М? – Копейкина резко обернулась. – Ира? Привет, – на тонкой руке, метнувшейся вверх в

приветственном жесте, вместо привычных браслетов и фенечек красовались дорогие часы.

– Мы можем поговорить?

– Минутку. Познакомься, это Настя, – Женя представила рыжую девушку, с каким-то

восторженным блеском смотрящую на Финогенову.

– Очень приятно. Ирина, – Киса выдавила улыбку.

– Здравствуйте, – Старикова подскочила с места. – И мне приятно. Очень-очень.

– Успокойся, а то Ирка подумает, что ты больная, – Копейкина засмеялась. – Ириш, подожди

пару минут, мне нужно показать Насте новую программу.

– Конечно, – Ира кивнула. Вытащив Крюкова в коридор, она прошипела: – Что это?

– Это Евгения, – хмуро ответил блондин. – Лучший сотрудник моего отдела, исполнительный, внимательный, вежливый, пунктуальный, дисциплинированный. В общем, это больше не Женька.

– И давно?

– Почти сразу после того… Я просто не хотел тебя расстраивать. Знала бы ты, как мне не хватает

её ругани с Настей и вечного зависания в курилке!

– Она винит нас?

– Нет. По крайней мере, она ни разу не дала мне почувствовать это. Просто в ней появилась какая-

то сдержанность, которой не было раньше, и это меня пугает, потому что я не узнаю прежнюю

Копейкину. Такое ощущение, что у неё внутри что-то оборвалось.

– И Олег такой же.

– Мы не можем оставить это так. Я понимаю, что вмешиваться в чужие отношения нельзя, но ведь

Женька помогла нам! Я не хочу видеть её такой! – парень ударил кулаком по стене. – Она потухла, и я чувствую, что поспособствовал этому.

– Не ты один. Мы оба причастны.

– Прошу прощения, – Женя вышла в коридор, – нужно было закончить. О чём ты хотела

поговорить, Ир?

– Паш, оставь нас.

– Конечно, – Крюков вернулся в отдел, бросив на свою девушку короткий просящий взгляд.

– Курить хочу, не составишь мне компанию? – Копейкина улыбнулась уголками губ.

– Пойдём. Отлично выглядишь, кстати, – Киса скосила глаза на подругу, отмечая, что та в кои-то

веки обула туфли на высокой шпильке. В любое другое время она бы порадовалась, но не сейчас.

– Спасибо. Захотелось перемен.

На удивление, в курилке никого не было, или Женя специально подобрала время, когда вероятность

присутствия там большого количества народа будет мала. Устроившись на лавке, она закурила, щурясь от удовольствия.

– Как дела? – Финогенова села рядом, нервно теребя пальцами рукав вязаной кофты.

– Нормально, а у тебя?

– А у меня плохо.

– Почему?

– Потому что меня игнорирует лучшая подруга? Потому что я чувствую свою вину перед ней?

Потому что я не могу смотреть, как два человека отгораживаются друг от друга из-за моей слепоты?

– Ирина как бы спрашивала, но эти вопросы и были ответами.

– По-моему, ты излишне драматизируешь, – Копейкина устало вздохнула и посмотрела на Кису.

– Тогда, на катке, ты не могла поступить иначе. Я отреагировала бы так же, как ты. И я не

игнорирую тебя, просто у меня много работы.

– И поэтому ты не ночуешь дома?

– А у меня есть дом? – девушка усмехнулась. – Я снимаю угол, чтобы было куда прийти, если

переночевать негде.

– Значит, сейчас тебе есть, где ночевать?

– Именно. А вы с Пашкой наслаждайтесь уединением. Думаю, вам это нужно.

– Ты слишком много думаешь о других, но забываешь о себе! – Ира вскочила и заходила из угла в

угол. – Хватит! Ты уже помогла нам, и что из этого вышло?

– А что вышло? – Женя глубоко затянулась и выпустила несколько серых колец дыма в воздух.

– На кого ты похожа?!

– На сотрудника солидной компании, разве нет?

– На механическую куклу, – Киса остановилась напротив подруги. – Женька, перестань, пожалуйста. Не отдаляйся!

– Ир, всё хорошо, правда. Не знаю, чего ты там напридумывала себе, но у меня всё отлично.

Выберусь из завала, и мы обязательно вместе сходим куда-нибудь, обещаю, – затушив окурок, Копейкина поднялась и направилась к выходу. Обернувшись через плечо, она виновато произнесла:

– Прости, у меня ещё много работы.

– Я понимаю.

– Я провожу тебя, – толкнув дверь, Женя замерла на секунду и тут же попятилась назад.

– А я тебя искал, – Роман вошёл в курилку. Бросив взгляд на Финогенову, он кивнул: —

Приветствую. Можно мне наедине поговорить с Евгенией?

– Да, конечно, – Ирина протиснулась мимо него, выходя. Что ж, возможно, этот человек сможет

повлиять на её подругу.

– Долго ты ещё будешь бегать от меня? – Смирнов пристально смотрел на девушку.

– Кто это бегает? Тебе показалось. Извини, у меня работы полно, – она попыталась выйти, но

финансист, схватив её за руку, не позволил.

Плотно закрыв дверь, он оттолкнул Копейкину к стене и, подойдя совсем близко, навис над ней, упираясь руками в бетонную шероховатую поверхность по обе стороны от её головы:

– Думаешь, я совсем идиот? Каждый раз, когда я хочу поговорить, ты находишь миллион причин, чтобы отказаться! Ты даже в столовую ходить перестала, а сюда прибегаешь на пару минут, когда

точно знаешь, что не останешься со мной наедине или вообще не столкнёшься!

– У тебя больная фантазия, Ром.

– Я звонил тебе вчера вечером.

– Наверное, я была в душе и не услышала.

– Почему не перезвонила?

– Забыла.

– Ты стала слишком забывчивой, как я погляжу.

– У меня очень много работы! Ты сам знаешь, что это такое. Дай пройти, – Женя попыталась

отпихнуть от себя шатена, но он даже не шелохнулся.

– Скажи, куда делась моя девочка-зажигалка? – Роман провёл пальцами по её щеке. – Что ты с

собой сделала? Это не ты, Женька. Это кто-то другой, чужой и непонятный. Вернись, я прошу тебя.

– Да что вы все прицепились ко мне? – Копейкина повысила голос. – Не трогайте меня! Оставьте

в покое! Я что, так много прошу?

– Очень много. Жень, у Олега соревнования весной, а он, по словам тренера, думает явно не о них.

– Так вот в чём дело? Сними своему сыночку шлюху, пусть пацан напряжение сбросит!

– Думаешь, меня волнует только это? – тёмно-зелёные глаза вспыхнули гневом.

– А что ещё? Мальчик стал давать плохие результаты… – хлёсткая пощёчина обожгла щёку, не

позволив Жене продолжить.

– Иногда ты не замечаешь, как больно делаешь словами людям, которые любят тебя, – Смирнов

посмотрел на неё с сожалением и быстро вышел, оставив ошеломлённую девушку в одиночестве.

Потерев горящую щёку, Копейкина закрыла глаза и сползла по стене на пол, обхватив колени

руками. Больно. Ей тоже больно. Очень больно.

Она всю жизнь старалась быть сильной, жить вопреки, идти наперекор и не сдаваться, а сейчас

впервые убегала и пряталась от проблем. Лучшая защита – нападение. Эта стратегия поколений

только что образовала пропасть между ней и её другом. Другом, который за короткое время стал

ближе, чем многие за долгие годы. А как ей оставаться спокойной, если глядя на него, она видит

другого человека и тут же вспоминает пустой взгляд карих глаз, брошенный на неё с равнодушием и

толикой брезгливости? Мы видим то, что хотим видеть, и Женя не стала исключением. Все эти дни

она накручивала себя и изводила, находясь на грани срыва. Пружина внутри неё сжалась до предела

и только ждала момента, чтобы выпрямиться одним мощным толчком.

Спрятавшись ото всех у Лёни, она, коротая вечера с пачкой сигарет и бокалом коньяка, думала о

своей жизни, в которой пора было что-то менять. Нет, она ни капли не жалела о прошлом, она просто

хотела сделать что-то, способное избавить её от нахлынувших бурным потоком чувств и эмоций, которые были ей чужды. Перемены были резкими даже для неё самой, и она ещё какое-то время

пугалась отражения в зеркале. За несколько дней она превратилось в то, кем была теперь – робот с

запрограммированным набором действий. Так казалось проще. Проще, когда не подпускаешь никого

слишком близко. Со всем можно справиться, пока в твою душу не ломятся. Только вот Роману было

плевать на это, и он разворошил её эмоции, как мальчишка-сорванец – улей. Он срывал с неё все

защитные слои, проникая под кожу, и она, обороняясь, жалила его словами. Ужалив, пчела умирает.

Опустошённая, измотанная, выдохшаяся, Копейкина тихо всхлипнула. Слёзы. Откуда? Разве она

умеет плакать?

Громко переговариваясь, в курилку вошли Сизов с Финогеновым. Заметив сгорбившуюся тонкую

фигурку на полу, оба замерли. Щербатый первым пришёл в себя и дёрнулся к девушке:

– Женя? Жень, ты чего? Случилось что? С Лёнькой что-то?

– Всё хорошо, – отчеканив, она поднялась и, гордо выпрямившись, смахнула рукой слёзы. Никто

не увидит её падения. Никто. Ни один человек никогда не узнает, какой слабой она может быть.

– А ревёшь почему? – Толик сдвинул на переносице густые брови.

– Дым в глаза попал, – Женя натянула на лицо улыбку. Повернувшись к генеральному, она

ровным голосом произнесла: – Дмитрий Александрович, я увольняюсь. Заявление будет на вашем

столе через двадцать минут. А теперь, прошу прощения, мне нужно идти, – резким шагом, с

идеально прямой спиной, с высоко поднятым подбородком и устремлённым вперёд взглядом она

прошла мимо мужчин к выходу, унося с собой глубоко запрятанные эмоции, которым позволила на

мгновение вырваться наружу. Так и должно быть. Она сильная. Она справится.

Глава 46

– Ты что-нибудь понял? – Дмитрий с удивлением смотрел на закрывшуюся за Женей дверь.

– Я понял лишь то, что её ни в коем случае нельзя отпускать, – Щербатый прислонился спиной к

стене. – Вызывай Крюкова.

– Чёрт, я перестал замечать, что творится в моём офисе! Какой из меня руководитель?

– Хватит. Ты не можешь следить за каждым.

– А должен! – Сизов со злости пнул ногой лавку. – Толь, почему всякое блядство так незаметно

подкрадывается?

– Потому что это блядство. Расслабься, – Финогенов положил руку на плечо любовника. – Ты

найдёшь верное решение, я знаю.

– Спасибо за поддержку, – Дмитрий обнял мужчину. – Мне важно, чтобы ты верил.

– Эй, мы на работе, не забывай.

– Тяжело, находясь рядом, не прикасаться к тебе.

– Дома, всё дома, – Щербатый мягко отстранился.

– Ты сегодня работаешь.

– Потерпи до завтра.

– Легко сказать.

– Дим, не ной, – Толик теперь часто обращался к Сизову по имени, и если сначала любовник

дёргался, помня, что последний раз последовало за этим обращением, то со временем привык и

воспринимал как должное.

Они притирались друг к другу, стараясь как можно больше узнать о партнёре. Дмитрий даже к

шансону пристрастился, хотя всю жизнь слушал совершенно другую музыку. Прокрутив пару раз

«Кольщика» Круга, он сказал, что прежде не слышал такой надломленной честности и понимает, почему Финогенову это нравится. Он не лез к Щербатому с беседами о высоком, ценил его простоту

и прямоту и, как это ни странно, начинал любить Россию в его лице. Ту Россию, в которой есть

место обычным мужикам. И ещё он обожал слушать о Кирилле и мог по несколько раз

переспрашивать одно и то же. Он будто видел Антонова воочию, воссоздавал в голове образ этого

человека и сожалел, что никогда не сможет познакомиться с ним.

Раньше их общение в большей степени было односторонним, но сейчас Щербатый пытался

исправить это, активно интересуясь жизнью любовника и им самим.

– Я не ною, – Сизов устало вздохнул. – Котлет пожарить?

– Дим, мой желудок привык ко всему, но твои котлеты смогли его удивить, поэтому дождись меня, ладно? Заедь вечером к Ирке и перехвати у неё чего-нибудь.

– Да, ты прав.

– Но мне приятна твоя забота, честно.

– Не хочу, чтобы однажды ты променял меня на чей-то борщ.

– Уймись, я его и сам могу приготовить.

А за дверью, зажав ладонью рот, замерла любопытная Верочка Любимцева, тараща удивлённые

глаза и едва сдерживаясь от неприличных слов. Увидев Женю, вышедшую из курилки с каменным

лицом, она просто не могла не узнать, что же там произошло. Кто же знал, что услышанное

превзойдёт все её ожидания?

Осторожно ступая, она отошла подальше от двери и только потом позволила себе прибавить шаг.

Костя должен знать!

Сколько раз он восторженно говорил о своём обожаемом Финогенове! А кем в итоге оказался этот

жуткий тип? Педиком! Педиком, трахающимся с Костиным братом!

Вера бойко стучала каблуками по полу, направляясь к кабинету своего начальника. Он похвалит её

за то, что открыла ему глаза. Он поймёт, что она самая лучшая.

Пройдя через приёмную, она без стука вошла к Кондратенко и почти пропела:

– Костик, у меня такие новости!

– Что, слизала очередную кучу дерьма? – Константин оторвал взгляд от документов и с

брезгливостью посмотрел на секретаря.

– Зачем ты так?

– А как, Вер? Ты бы так работала, как сплетни собираешь. Я когда тебя просил со складами

связаться?

– Ой, сейчас расскажу тебе новость и позвоню, – девушка поморщилась.

– А ты не охренела? Пару раз протёрла спиной мой стол и решила, что всё можно?

– Да как ты можешь! – Любимцева задохнулась от возмущения. Нечто подобное ей когда-то

сказала мерзкая палка из информационного отдела.

– Могу.

– Ты не знаешь, кто тебя окружает!

– Глядя на тебя, догадываюсь, – Кондратенко отложил бумаги в сторону и откинулся на спинку

кресла. – Говори, а то у тебя уже из ушей лезет.

– Твою любимый охранник, оказывается, гомик! – Вера едва не пищала от восторга.

– За языком следи.

– Я серьёзно! Я сама слышала! Он с твоим братом спит, представляешь? Вот это новость!

– Подойди, – Костя дёрнулся вперёд.

Ничего не подозревая, счастливая Любимцева, покачивая бёдрами, подплыла к столу. Вытянув руку, мужчина схватил её за волосы и притянул к себе, шипя в лицо:

– Если ты, сука, рот свой откроешь где-нибудь, на жизнь задницей зарабатывать будешь, поняла?

– Ты чего?

– Я спрашиваю, поняла? – Кондратенко сильнее сжал волосы, натягивая их и причиняя тем самым

боль бывшей любовнице.

– Поняла, – жалобно пискнув, она попыталась отстраниться.

– Заявление пиши.

– Какое?

– По собственному, – разжав пальцы, Костя оттолкнул от себя секретаршу.

– Не буду!

– По статье уволю.

– За что?

– Причины найду, поверь. Пошла вон.

Когда плачущая Верочка выбежала из кабинета, мужчина вышел следом и, бросив на неё

озлобленный взгляд, прошёл мимо, громко хлопнув дверью в приёмную напоследок.

Желание придушить эту тварь не отпускало. Есть же люди, которым чужая жизнь покоя не даёт!

Нельзя сказать, что Кондратенко не был удивлён новостью, но и ошарашить она его не смогла.

Какая разница? Его отношение к Щербатому такими вещами не изменить.

С братом, торопливо идущим откуда-то, он столкнулся в коридоре.

– Кость, если ничего важного, давай потом? – Дмитрий заметно нервничал. – Мне сейчас одно

важное дело решить надо.

– Это тоже важно. Это касается тебя и Толика.

– Блядь, – Сизов зажмурился. Выдохнув, он кивнул: – Пошли.

– Значит, правда?

– Кто?

– Вера.

– Твою мать!

– Она пишет заявление на уход, – войдя в приёмную генерального, Костя коротко поздоровался с

Татьяной.

– День увольнений какой-то, – Дмитрий пробормотал что-то нецензурное под нос и, открыв дверь

кабинета, пропустил брата.

– Кто-то ещё увольняется?

– Копейкина.

– Лохматая из Пашкиного отдела?

– Она самая.

– Говорят, девка в компах шарит не хуже Крюкова, – Кондратенко почесал бородку-клинышек.

– Не хуже, – Сизов сел в своё кресло. – Рассказывай.

– Любимцева поведала мне чудную историю любви простого охранника и генерального директора.

Кроме меня, никому растрепать вроде не успела.

– Час от часу не легче.

– Это правда?

– Кость, можно я хоть тебе врать не буду?

– Кто-то ещё знает из офиса? – Константин уселся на край стола.

– Татьяна, Ромыч и Пашка.

– Почему мне не сказал?

– Я и им не говорил. Мне не нравится трясти своим нижним бельём, – Дмитрий закрыл глаза. —

Как же я устал!

– Дим, как так получилось? Ладно ты, но Щербатый…

– А как обычно получается? Кость, тупых вопросов не задавай, и так тошно.

– Понял, умолкаю.

– Значит так, твоей секретутки здесь быть не должно. Через час я даже помнить о ней не хочу.

– Не обсуждается. Разберусь.

– Уверен, что она не успеет трепануть лишнего?

– Побоится.

– Поговорим позже, мне ещё с Копейкиной вопрос решать.

– Хорошо, – поднявшись, Кондратенко вышел. Остановившись возле стола Татьяны, он спросил:

– Как ты?

– Отлично, Кость. Как у тебя?

– Нормально. Тань, – мужчина замялся, – ты прости, ладно? Между нами всякое было.

– Людям свойственно ошибаться и делать глупости, – Антонова улыбнулась. Она никогда не

держала зла на Костю, хотя порой он был настоящей занозой в мягком месте.

– Друзьями нам не стать, но и врагами быть не нужно.

– Согласна.

– Всем привет, – в приёмную влетела Женя и метнулась к кабинету генерального. Ей хотелось

скорее сбежать отсюда. – Можно? – она сунула голову в дверь.

– Да.

– Дмитрий Александрович, – подойдя к мужчине, она протянула лист бумаги, – подпишите.

– Садись, – Сизов махнул рукой на стул.

Копейкина скривилась, но села. Не глядя в глаза начальнику, она снова протянула лист:

– Подпишите.

Взяв заявление, Дмитрий прочёл его и порвал на четыре части, подбросив в воздух для пущего

эффекта:

– Поговорим?

– О чём?

– О том, почему один из лучших сотрудников хочет уволиться.

– В заявлении всё написано.

– В каком заявлении?

– Да вы… – Женя сжала кулаки от злости.

– Ну?

– Ничего.

– Я вызову Павла, и мы обсудим этот вопрос.

– Не надо!

– Тогда предлагаю не пороть горячку, а хорошенько подумать.

– Я подумала.

– Плохо подумала, – Сизов вздохнул. – На пустом месте такого не бывает, значит, что-то

случилось.

– Вас это не касается.

– Учитывая, что я могу лишиться ценного работника, ещё как касается. Всё, на сегодня разговор

окончен.

– Я завтра приду с новым заявлением.

– Удачи.

Глава 47

Олегу казалось, что ещё чуть-чуть, и он сломается. Преподаватели в гимназии после праздников, набравшись сил, ринулись в атаку на учеников, тренер не давал спуску, Ирина тоже порядочно

давила на своих занятиях, отец вцепился зубами в идею покупки нового жилья и выносил этим мозг

старшему сыну, подсовывая ему различные варианты на рассмотрение – он больше не мог

разрываться. Но всё это были мелочи по сравнению с проблемами личного характера. Без его

клыкастой дряни всё было не так: пусто, серо, уныло и однообразно. Десятки раз он набирал её

номер, но, кроме длинных гудков, не получал ничего. Сообщения, как он подозревал, девушка

удаляла, не читая. Ему бы только извиниться! Извиниться за то, что ему потребовалось несколько

минут, чтобы прийти в себя. Жалкие минуты стоили слишком дорого. Каждый вечер, как по

расписанию, он приходил к ней, но хмурый Павел не сообщал ничего нового, просил только не

появляться в офисе и не устраивать разборок там, создавая Копейкиной неприятности на работе. А

что делать, если нигде больше он не может найти её? Здравый смысл пока ещё останавливал: кто

знает, как поведёт себя Женя при встрече, и не выльется ли это в скандал, который ни ей, ни его отцу

не нужен.

В клубе Леонида Смирнов тоже не смог ничего выяснить, потому что самого хозяина не было, а

администратор сказал, что давно не видел девушку.

Возвращаясь с тренировки, возле своего подъезда Олег встретил того, кого меньше всего ожидал

увидеть.

– Привет, Ромео, – Слава протянул руку.

– Привет, – парень ответил на рукопожатие. – Каким ветром?

– Да всё тем же. Ничего не хочешь мне рассказать о нашей красавице? Исчезла девочка, будто её и

не было.

– Если бы я знал.

– Так, – Бессонов нахмурился, – пригласи-ка меня, дружочек, на чашечку кофе, и я терпеливо

выслушаю душещипательную историю о ссоре двух голубков, от которых совсем недавно у Мишки

дома стены ходуном ходили по ночам.

– Пойдём.

Роман и Егор были у Татьяны, поэтому они могли спокойно и без чьего-либо вмешательства

поговорить. Слава слушал внимательно, лениво потягивая растворимый кофе, а Смирнов без утайки

рассказывал о том, какой он идиот.

– Взрывные вы оба, – подвёл итог гость. – Знаешь, Женька же сейчас себя во всём винит.

– Почему? Это же я виноват.

– В чём? В том, что решил остыть? Ты правильно поступил и сейчас делаешь то же. Я бы ещё тогда

навалял вашему блондинчику, потом припёрся к ней на работу, наорал бы, сгрёб в охапку и увёз

домой, чтобы от души её оттрахать. Извини, что так откровенно, но это правда. Если честно, не

ожидал от тебя такой выдержки. Молодняк обычно башку не по назначению использует. А бабьё, оно и есть бабьё. Любят они усложнять. Женька, конечно, не такая, как все, но, видимо, тоже не

лишена дури.

– И что мне делать? Я на грани. Я еле держусь, чтобы не поехать к ним в офис.

– А зачем туда? Я знаю только одно место, где она может прятаться, – Бессонов довольно

оскалился. Он чувствовал себя вершителем судеб практически.

– Где?

– У Лёнечки. Она обожает своего дядьку и пойдёт только к нему в случае чего.

– Адрес дай! – Олег подался вперёд, нависая над кухонным столом.

– Автомобиль и личный водитель к вашим услугам, – Слава шутливо козырнул и поднялся. —

Поехали, Ромео, а то Джульетта, наверное, совсем зачахла.

Смирнов нервничал перед встречей. Он элементарно не знал, как себя вести, чтобы не усугубить

ситуацию.

Возле подъезда они столкнулись с Лёней, собирающимся в клуб, и Бессонов остался, чтобы

объяснить ему всё, отправив Олега к девушке в одиночестве. Да и что ему было там делать? Купидон

сыграл свою роль.

Нажав на звонок, старшеклассник так и не отнял от него руки, пока за дверью не послышались

быстрые шаги и мат.

– Ты забыл что-то? – Женя замерла на пороге.

Смирнов, ошарашенный её новым обликом, чуть не позволил ей поспешно закрыть дверь, но

вовремя спохватился и буквально ввалился в квартиру.