Текст книги "Распахни свое сердце (СИ)"

Автор книги: Ольга Анафест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Тут что-то другое. Он ещё тонко намекнул, что место секретаря будет занимать Татьяна, пока

сама желает этого.

– Интересное трио вырисовывается, да? – шатен прикрыл глаза и резко распахнул их, осенённый

идеей: – Они оба её любовники!

– Ромыч, почему ты всех баб считаешь шлюхами? Я понимаю, что ты разочаровался после истории

с Лариской, но люди не все одинаковые.

– Ошибаешься, Дим, – Роман усмехнулся. – Моя бывшая жена лишь подтвердила, что все

женщины, как одна, грезят о любви, предаваясь романтическим бредням, а потом бегут за толстым

кошельком и сытой жизнью.

– Ты не делаешь исключений даже для собственной покойной матери?

– Каждое исключение подчёркивает правило. Лучше скажи, чем тебе насолил этот Финогенов?

– В другой раз как-нибудь, – Дмитрий отвёл взгляд в сторону.

– Если бы я собственными глазами не видел этого урку, то решил бы, что он твой бывший

любовник, но я сомневаюсь, что у тебя настолько поганый вкус.

Сизов пробормотал что-то, продолжая смотреть в сторону. От необходимости отвечать спас грохот, донёсшийся из приёмной, возмущённый крик секретаря и резко распахнувшаяся дверь, сразу же

захлопнувшаяся за спиной потирающего щёку Константина.

– Всем привет, – Кондратенко-младший, довольно скалясь, подошёл к столу.

– Здравствуй, – Роман с неохотой пожал протянутую руку и отвернулся. Ему никогда не нравился

этот избалованный мажор с маленькими карими глазами и аккуратно выбритой бородкой-

клинышком, ассоциирующейся с принадлежностью к рогатому блеющему скоту.

– Что там произошло? – кивнув в сторону двери, нахмурился Дмитрий.

– Антоновой почему-то не нравится, когда её шлёпают по аппетитной заднице, – Костя абсолютно

не стеснялся выражать свои мысли. – Цену себе набивает, а цена ей – три копейки.

– Доподлинно известно? – Смирнов скрипнул зубами от неприязни.

– Ещё как, – Кондратенко уселся на край стола.

– Она старше тебя на пять лет. К тому же я против подобного поведения на работе. Надеюсь, мне

не придётся объяснять тебе это в более жёсткой форме? – Сизов сдвинул брови, пристально глядя

на брата.

– Включил начальника?

– А если так?

– Имеешь право, – Константин поднял руки в сдающемся жесте. – Буду осмотрительнее впредь, но от твоей секретутки не отстану, уж извини. Возраст меня не смущает, скорее, наоборот, подогревает интерес.

– Она мой секретарь, и я требую соответствующего отношения!

– Я бы подумал, что ты решил затащить её в свою койку, но в курсе, что ей там не место. Папашка

за неё горой стоял, теперь и ты. Мало мне проблем с Толиком… – Кондратенко покачал головой и

ловко спрыгнул со стола, отряхивая брюки.

– У тебя проблемы с Финогеновым? – Роман встрепенулся, желая получить полезную

информацию.

– А вы уже знакомы? Он классный! – Костя широко улыбнулся. – Если бы он ещё за Танькой, как цербер, не следил, цены бы ему не было.

– Расскажи мне о нём и о том, что его связывает с твоим отцом и с Татьяной, – Дмитрий

поудобнее устроился в кресле.

– Да просто всё, – Кондратенко почесал коротко стриженый затылок. – Я думал, ты знаешь.

Давняя история. Ты тогда ещё в Германии жил, а я тут вкушал все радости юности, не думая о

последствиях. Заигрался слегка, снюхавшись с местными барыгами и толкачами, а потом чуть не

вляпался в дерьмо по самые уши, но меня Толик вытащил, хоть мы и не были знакомы. Просто

увидел запутавшегося мальчишку, не понимающего, что его подставляют те, кого он считает

друзьями, и протянул руку помощи, – карие глаза восхищённо горели. – Ему было плевать, кто

мой отец, сколько у меня бабла и прочее. Он всегда поможет, но если провинишься, накажет, не

задумываясь, друг ты ему, родственник или посторонний. Отец ценит Толика, потому что ему можно

доверять, а это сейчас редкость. Да и, посуди сам, его блудного сыночка вытащили из полной

задницы, так что его благодарность не знает границ.

– Весело тут у вас было, – Сизов присвистнул. – Что же твой Финогенов не научил тебя держать

язык за зубами и свои похождения по чужим койкам оставлять при себе?

– Ну, это… – Костя дотронулся пальцами до тёмной бородки. Покусав пухлую нижнюю губу, он

тихо произнёс: – А я ему и не рассказываю ничего такого. Он в челюсть сразу пропишет, знаю я.

Ругается, ворчит, но не трогает, пока дело Таньки не касается. За неё голову оторвёт, не задумываясь.

Имел возможность испытать на себе тяжесть его кулаков.

– Что же ты сделал? – Дмитрий повеселел.

– Ляпнул лишнего, когда не следовало. Рассказывать не стану.

– Я не настаиваю, – Сизов поднялся из-за стола и подошёл к окну. – А почему Финогенов так

печётся о Татьяне?

– Он был лучшим другом её мужа. Большего сказать не могу, потому что они оба мало говорят о

своей жизни, стараясь никого в неё не пускать.

– А что с мужем? – Роман лениво потянулся, встревая в разговор с присущей ему наглостью.

– Умер. А с чего такое любопытство, господа? – Кондратенко скрестил руки на груди. —

Устроили мне тут допрос, понимаешь ли!

– Должен же я знать подноготную своих сотрудников, – Дмитрий продолжал смотреть в окно.

– Ага, конкретно двух сотрудников. Могу сказать, что Танька сидит на своём месте, и никто не

сможет справиться с этой работой лучше неё. А Толик давно должен был стать начем над охраной, но почему-то отказывается от должности. Может, ты, Дим, сможешь повлиять на него? Он того

стоит, поверь.

– Я подумаю, – Сизов хмыкнул. – А ты, будь добр, веди себя подобающе и не создавай мне

проблем.

– Есть, босс! – Костя хохотнул. – Ладно, я ж поздороваться заходил, заболтали вы меня, а работа

не ждёт.

– Или секретарша Верочка, – пробубнил под нос Смирнов.

– И Верочка тоже не ждёт, – кивнув, Кондратенко быстро вышел из кабинета, негромко хлопнув

дверью.

– Что скажешь? – Дмитрий резко обернулся.

– Скажу, что тебе придётся смириться с тем, что лысая голова будет мелькать на входе в офис. И

пусть уже твоя кукла принесёт кофе!

– Ромыч, иногда я жалею, что вернулся в Россию.

– Ты сам так решил, а ведь мог комфортно жить в Европе, откуда тебя никто не гнал. Захотелось

самостоятельности, которой тебе не давал отец?

– Кто же знал, что здесь я буду зависеть от дяди?

– Ты мог бы отказаться от компании.

– Это слияние выгодно, – Сизов вздохнул. – В Питере я был предоставлен самому себе, но

объединение моего офиса с московским сулит большие деньги.

– Жертвы будут всегда, Дим. К тому же Фёдорович надавил на тебя только в этом вопросе, оставив

свободу действий по всем другим статьям. Не прибедняйся, друг.

– Дай поныть, а?

– Ненавижу сопли, – Смирнов поморщился и засмеялся. – Не могу представить тебя

подавленным, это из серии фантастики. Сколько мы знакомы? Лет семь, с тех пор, как ты переехал в

Питер? За эти годы я видел тебя всяким, но только не расстроенным чем-либо.

– Ромыч, ты, между прочим, кинул своего лучшего друга, свалив в столицу.

– Извини, но жить рядом с Ларкой желания не было, – шатен всё ещё улыбался. – Теперь и ты

здесь, так что не жалуйся. И где, чёрт возьми, мой кофе?!

– Достал ты меня, – Дмитрий усмехнулся и через переговорник попросил Татьяну принести две

чашки бодрящего напитка, без которого его друг не мог существовать.

На самом деле он иногда действительно тосковал по Германии, куда его увезли родители накануне

распада Союза.

Когда-то его бабка, угнанная немцами в плен, загуляла с одним из офицеров, да так загуляла, что

возвращаться обратно уже не хотела, потому что ничего хорошего в своём колхозе она отродясь не

видела. А вот её дочь, напротив, потянулась в противоположную сторону, покорённая русским

студентом-медиком.

Александр Сизов годами упорно шёл к своей цели, прилагая максимум усилий, чтобы стать

профессионалом в своём деле. Первоклассный хирург, к которому выстраивались бесчисленные

очереди, хотел большего, будучи ограниченным во многом, поэтому без сожалений покинул страну

под причитания отца-фронтовика, плюющего на портрет Гитлера. Жизнь тяжела везде, но то, что

творилось в России в девяностых, семью Сизовых благополучно миновало.

Отец, имея свою клинику, пророчил Дмитрию карьеру врача, но тот его надежд не оправдал, подавшись в бизнес, а после и вовсе вернувшись на историческую родину, где открыл небольшую

фирму под чуткими наставлениями мужа своей тётки, урождённой Сизовой.

Деловую хватку племянника Юрий Фёдорович не мог не заметить, так что, естественно, уже грел

ему собственное кресло, понимая, что его непутёвый сынок удержать компанию на плаву не сможет.

Когда пришло время, Кондратенко предложил родственнику слияние и пост генерального директора.

Кто откажется от подобного предложения, открывающего большие перспективы? Вот и Сизов не

отказался, собрал вещи и рванул в столицу, оставив в офисе своего зама, на которого полагался во

всех делах, касающихся бизнеса. К тому же в Питере у него не было никого, после того как его

лучший друг Роман, разведясь с женой, переехал. В Москве были Смирнов и семья Кондратенко.

Прибавить к этому деньги и связи, и картинка вырисовывается слишком соблазнительной, чтобы не

купить её.

Глава 3

Войдя в курс дел компании к концу недели и заключив мир с Захаровой, понявшей, что в её

бухгалтерский храм с цифрами финансист не собирается влезать, занимаясь своим отделом, Роман

успел очаровать, сам того не зная, шумных девочек-блондинок с ресепшена и добрую половину

женщин всего офиса. Секретарь Константина, Вера Ивановна Любимцева, молоденькая любопытная

девушка с пушистой копной длинных светлых волос и курносым маленьким носиком, норовившим

влезать везде и всюду, откопала интересующую слабый пол информацию и оповестила коллег по

большому секрету, что Смирнову тридцать восемь, он в разводе и имеет двух сыновей, старшему из

которых, Олегу, семнадцать, а младшему, Егору – тринадцать. Дамочки были настроены

решительно, потому что слово «разведён» действовало на них, как красная тряпка на быка.

Сотрудники финансового отдела взвыли, когда их место работы превратилось в проходной двор, куда считала необходимым зайти почти каждая представительница прекрасного пола под любым

нелепым предлогом. Роман, зарывшись в документы в своём кабинете, казалось, вообще не замечал

происходящего, пока Павел Крюков в курилке не пожаловался, что единственная девушка в его

отделе, очень способная и незаменимая, большую часть рабочего дня проводит не там, где должна.

Смирнов стал внимательнее присматриваться к окружающим и просто не смог не заметить пылких

взглядов, которыми его одаривали женщины. Роман долго ворчал в кабинете Сизова, но тот только

пожал плечами, заявив, что дядя понабрал в компанию похотливых самок, и он не боится только

Татьяну и Клару Илларионовну, потому что они единственные, кто видит в нём начальника, а не

осеменителя.

К концу второй недели пыл дамочек поостыл, разбившись об ледяной презрительный взгляд

Смирнова и прямые заявления генерального, что он не будет держать сотрудников в штате за

красивые глазки. Разочарованных женщин спешил утешить Костя, готовый одарить своим

вниманием каждую, которой, по его мнению, не требовалось во время секса надевать пакет на

голову. О любвеобильности Кондратенко знали все, так что не торопились отвечать на его

ухлёстывания, у которых была лишь одна определённая цель. Только Верочка Любимцева томно

вздыхала, провожая взглядом тощую фигуру своего босса. Что было, то прошло, а Константин не

любил дважды входить в одну и ту же воду. Была у него только одна слабость, ради которой он готов

был поступиться этим принципом – Татьяна. Год назад он сам разрушил едва зародившиеся

отношения, да ещё и смачно плюнул женщине в душу, заявив, что она фригидная идиотка, возбуждающаяся только от фотографии покойного мужа, и ей следовало бы мумифицировать его

тело, чтобы развлекаться на досуге. Конечно, он был пьян, когда говорил это, и не соображал, что

орёт на весь подъезд, только вот прилетевшему из своей квартиры разъярённому Толику было

плевать на причины, и он едва не пришиб Кондратенко, нанося удары один за другим. Антонова

оттащила друга от теперь уже бывшего любовника, позвонила Юрию Фёдоровичу, объяснив

ситуацию без особых подробностей, и попросила Костю более не тревожить её и общаться

исключительно по работе.

Протрезвев и получив от отца порцию нотаций и угрозу лишения мужского достоинства, если ещё

хоть раз приблизится к Татьяне, Константин клял себя всевозможными ругательствами, потому что

он не хотел такого, искренне не хотел. Антонова нравилась ему, возможно, больше, чем кто-либо, но

он так устал от её холодности и скованности, от её вечной занятости с дочерью и мерзкого чувства

собственной ревности к человеку, которого уже давно нет, но который всё ещё ограждает свою

семью толстой стеной от вмешательства посторонних. Татьяна ни разу не пригласила его к себе

домой, оберегая эту святыню памяти мужа, и Костя злился, довольствуясь редкими встречами в его

квартире или на нейтральной территории. С Алесей у него не заладилось с первой же совместной

вылазки в кино, когда она, будто случайно, облила его новые светлые брюки колой, а потом с

виноватым лицом растёрла пятно салфеткой, сделав только хуже.

Порядком выпив после очередной отговорки Антоновой, он взял такси и поехал к ней, но за порог

его не пустили, и ссора перешла в скандал, закончившись мордобоем с Финогеновым. Нет, на Толика

Кондратенко не злился, напротив, понимал, что поступил, как последняя скотина, за что и получил.

Только вот женщина с гладкими иссиня-чёрными волосами, уложенными в аккуратное каре, большими голубыми глазами и соблазнительной родинкой над губой не выходила из головы.

Именно тогда так вовремя подвернулась под руку влюблённая Верочка, вцепившаяся в свой шанс

острыми коготками, но не сумевшая удержать Константина, дарящего себя любой приглянувшейся

красотке за невозможностью быть с той, с которой хотелось. Может, и не было большой любви, а

только уязвлённое самолюбие, но чувства сложно понять, когда они накладываются друг на друга, смешиваясь в крепкий коктейль. Со временем Татьяна остыла и даже стала нормально общаться с

бывшим любовником, но любые поползновения за грань приятельских отношений пресекала на

корню, а он делал вид, что ему плевать на отказы, и не упускал случая показать это окружающим.

***

Роман вышел из кабинета, мечтая о чашке крепкого кофе, приготовленного глупой куклой, хлопающей угольными пушистыми ресницами. Нет, кофе она, конечно, варит отличный, благо, Фёдорович надрессировал, не привыкший к растворимой бурде и приказавший соорудить небольшой

закуток, где можно было приготовить чай или обожаемый большинством крепкий напиток, да ещё

перехватить до обеда конфет и булочек, ежедневно доставляемых в офис, но ума ей эти способности

не прибавляли. Вот чего она смотрит на него, как на врага народа? Ресницами хлоп-хлоп, а потом

вперится, не мигая и не отворачиваясь, с долей презрения и отвращения, будто гадости какой-то

ждёт. Смирнову хотелось скорее проскочить через приёмную генерального и уже в кабинете, расслабившись, потребовать чашку кофе, а потом просто вытерпеть минутное присутствие секретаря

и насладиться божественным вкусом.

Роман и сейчас направлялся к Сизову по опустевшим в обеденный перерыв коридорам, но решил

завернуть в туалет, да так и застыл перед приоткрытой дверью, услышав знакомые голоса.

– Не дёргайся, Толь, – на тихое возмущение Антоновой ответили невнятным мычанием.

– Танюх, а у тебя руки волшебные! – Костя хохотнул. – А мне поможешь, если такие же

затруднения возникнут?

– А у тебя помощниц мало? – Татьяна фыркнула. – Да не дёргайся, Финогенов, если без

мужского достоинства остаться не хочешь!

Смирнов заглянул в небольшую щель, позволяющую увидеть лишь зеркало над раковиной, и замер: в отражении было три фигуры, одна из которых стояла спиной к зеркалу, но не узнать лысый череп

было невозможно, другая, нагнувшись, с интересом заглядывала ему ниже пояса, а чёрная шевелюра

третьей слегка выглядывала сбоку, но слишком красноречиво выглядывала возле того самого места, куда так внимательно пялился Кондратенко.

– Дай, я попробую! – Костя опустился на колени, а Татьяна сдвинулась в сторону, позволяя

рассмотреть своё лицо с закушенной пухлой нижней губой.

– А ты сможешь? – она недоверчиво изогнула изящную тонкую бровь.

– Не учи отца сексом заниматься! Толик, не бойся, я аккуратно! – голова Кондратенко скрылась

из виду.

– Осторожнее, повредишь ему что-нибудь! – Антонова потянула руку вперёд. – Вот так, спокойнее. Да не дёргай ты!

– Не мешай, – Константин проворчал под нос, а Финогенов снова замычал.

У Романа задёргался глаз, а на лбу выступил пот. Вот такого он точно не ожидал: великий

соблазнитель Костя оказался геем, обслуживающим охранника на пару с секретаршей генерального.

Дешёвое дрянное кино, невольным зрителем которого он оказался.

Не выдержав, он развернулся и на деревянных ногах пошёл к Сизову, а в туалете продолжался

разговор и возня.

– Кондратенко, у тебя руки растут оттуда, откуда у всех ноги, – Татьяна оттолкнула бывшего

любовника и перехватила длинными пальцами иголку. – Толик, почти готово. Сейчас только узелок

сделаем, – она ловко сделала петлю и затянула нитку. – Вот и всё, – щёлкнув маникюрными

ножницами, она поднялась, поправляя юбку-карандаш.

– Спасибо, Тань, – Финогенов выплюнул закушенную нитку, которую Антонова по бабкиным

приметам засунула ему в рот, запретив разговаривать.

– А мне спасибо? – Костя встал, отряхиваясь, и подошёл к раковине. – Первый раз подобным

занимаюсь.

– Пуговицы никогда не пришивал? – брюнетка убирала в сумку швейные принадлежности.

– Не мужское это дело. Толик тоже сам не смог.

– Не снимать же штаны, – Щербатый пожал плечами и стал заправлять светлую рубашку в брюки.

Именно в этот момент распахнулась дверь, ударив по стене, и на пороге появился разъярённый

Дмитрий с раздувающимися от гнева ноздрями и мечущим молнии взглядом серых глаз.

Немая сцена продлилась несколько секунд, после которых Татьяна охнула и поспешно застегнула

сумку.

– Извините, вам, наверное, в туалет надо, я сейчас, – она рванулась к выходу, но Сизов и не думал

освобождать проход, продолжая злобно таращиться на замершего с расстёгнутой ширинкой, но

невозмутимым видом Финогенова и двоюродного брата, моющего руки.

– Дим, ты ещё копытом поскреби, – Константин повернул ручку крана и оторвал кусок бумажного

полотенца.

– А?

– Говорю, копытом поскреби, пар-то из ушей уже идёт. На мочевик надавило так сильно, что ли?

Так ты не волнуйся, мы уже закончили.

– Чем вы тут занимались?

– Эм, – Кондратенко почесал тёмно-русый затылок, как делал всегда, когда задумывался, – а сам

как думаешь? Чем могут заниматься в туалете два мужика с девушкой?

В воцарившейся тишине послышался визг застёгивающейся молнии на брюках Щербатого.

Антонова цокнула языком, с укоризной глядя на бывшего любовника, и бочком протиснулась мимо

уже сделавшего шаг внутрь помещения генерального, чтобы тут же столкнуться с презрительным

взглядом прищуренных тёмно-зелёных глаз. Дверь с грохотом захлопнулась, оставляя её наедине с

одним из самых мерзких людей, которых ей когда-либо доводилось встречать.

– Принесите три чашки кофе в кабинет Дмитрия Александровича, – Роман брезгливо поморщился

и уже совсем тихо добавил, не думая, что застучавшая каблуками по коридору Татьяна услышит: —

Рот бы с мылом прополоскала, дешёвка.

Антонова резко остановилась и круто развернулась на каблуках, возвращаясь. Задрав голову, она с

вызовом посмотрела на финансового директора и процедила сквозь зубы:

– Как вы меня назвали?

– Татьяна Михайловна, давайте не будем строить из себя оскорблённую невинность? Я готов

извиниться перед женщиной, которую незаслуженно обвиню в чём-то, но не перед той, кому

плевать, перед кем и где раздвигать ноги.

Пощёчина была больше обидной, чем болезненной, потому что складывалось ощущение, будто

брюнетка пренебрежительно пожалела Смирнова, мазнув ладонью по его щеке. Хотя он успел за эти

секунды порадоваться, что секретарь его друга не имеет длинных когтей, предпочитая аккуратные

короткие ногти квадратной формы.

– Кофе будет в кабинете, – развернувшись, женщина быстро пошла прочь, а Роман смотрел ей

вслед, усмехаясь и думая о том, что если и в постели она такая взрывная, то тогда понятно, почему

одного мужика ей мало.

А в туалете бушевали свои страсти.

Дмитрий, схватив брата за грудки, прижал его к стене:

– Я же просил быть сдержаннее!

– Дим, успокойся!

– Не умеешь член в трусах держать?

– Отпусти его, – Толик подошёл сзади и отстранил Сизова от растрёпанного Кости.

– Ты вообще молчи! Будет тут всякая мразь тявкать! – генеральный взбрыкнул и локтем съездил

Щербатому по рёбрам.

– Дим, ты рехнулся? Я пошутил! – Кондратенко подлетел к Финогенову: – Толя, всё в порядке?

– Расслабься, малой. Давно меня не щекотали.

– Щекотно тебе? – Дмитрий, развернувшись, замахнулся, но его руку мгновенно перехватили, сжав запястье.

– Не знаю, чего ты так взбесился, но можешь не беспокоиться о репутации своей компании, —

Щербатый говорил без единой эмоции на лице. – Малой любит идиотские шутки. Если так

интересно, то Татьяна мне пуговицу пришивала, а этому портному-самоучке захотелось

поучаствовать в процессе.

– Через час чтобы был в моём кабинете, понял? – вырвав руку из захвата, Сизов шагнул к двери.

Обернувшись через плечо, он кинул брату: – Не попадайся мне на глаза до конца рабочего дня, – и

поспешно вышел, хлопнув дверью.

– Припадочный, – поправляя рубашку, Костя бубнил под нос, обиженно сопя.

– Научись держать язык за зубами. Я не хочу, чтобы о Таньке трепались.

– Прости, – Кондратенко виновато отвёл взгляд.

– Не передо мной извиняться надо.

– Я понял.

***

– Пуговицу? – Роман чуть не выронил чашку, не донеся её до рта.

– Да, – Дмитрий нервно стучал пальцами по столу. – Не могли другое место найти?

– Ну, если подумать, не самый худший вариант.

– Между прочим, это ты с бешеными глазами оповестил меня о том, что мой братец стал педиком и

отсасывает Финогенову!

– Если бы ты видел то, что видел я, тоже подумал бы нечто подобное.

– Чёрт, как же стыдно перед Татьяной, – Сизов поморщился.

– Если она не подсыпала цианида в кофе, значит, не обижается.

– Ромыч, как можно быть таким сухарём?

– Это я сухарь? – Смирнов поставил чашку на блюдце. – Я должен расшаркиваться перед каждой

шалавой?

– Да с чего ты взял, что она такая?!

– Они все одинаковые, – поднявшись, финансовый директор вышел из кабинета.

Дмитрий откинулся на спинку кресла и вздохнул. Сколько ещё это будет продолжаться? Да, бывшая

жена его друга оказалась той ещё дрянью, закрутив роман с каким-то денежным мешком, а потом

метнувшись к другому, но нельзя же всех женщин воспринимать, как продажных дешевок, жаждущих нажиться, раздвигая ноги. Уже после развода, переехав в столицу, Смирнов поднялся по

служебной лестнице, а теперь и вовсе занимал приличное место с хорошей, мягко выражаясь, зарплатой и мог позволить себе многое из того, чего не позволял раньше.

Погрузившись в размышления, Сизов не заметил, как пролетело время, и три коротких стука

заставили его вздрогнуть.

– Войдите.

Финогенов, сделав несколько шагов, молча остановился возле стола, равнодушно глядя на

генерального.

– Анатолий Евгеньевич, – Дмитрий занервничал и перешёл на официоз, – вы должны понимать, что я сорвался, решив, что происходит недопустимое. Уровень нашей компании не позволяет

никаких вольностей на рабочем месте. Сожалею, что допустил мысль, подвергающую сомнениям

репутацию своих сотрудников.

– Это всё? – Толик лениво скользнул взглядом по столу начальника.

– Я не хочу, чтобы в будущем возникали подобные курьёзы.

– Всё?

– Надеюсь, мы поняли друг друга?

Щербатый, кивнув, развернулся к двери, но не успел сделать и шага, замерев.

– Ты ведь узнал меня, да? – Сизов поднялся из-за стола, обошёл его и встал за спиной охранника.

– Узнал, чувствую.

– Не понимаю, о чём вы, Дмитрий Александрович.

– Всё ты понимаешь, – развернув мужчину за плечо, генеральный пытливо посмотрел на него. —

Напомнить?

– А девочка настойчивая попалась, – Финогенов сбросил чужую руку с плеча, усмехаясь. – Ты

так расстроился, что тебе не вставили? В Лёнькином клубе раз в месяц бывают тусовки для своих, на

которых нет ни одного натурала. Может, тебе повезёт, если сходишь? У него отборная клиентура, поверь.

– Откуда в тебе столько дерьма? – Дмитрий стиснул зубы так, что жевалки заходили.

– А я неправильный урод.

– То есть?

– Что снаружи, то и внутри, – Щербатый вышел, не закрыв за собой дверь.

– Ублюдок, – Сизов выдохнул, глядя на удаляющуюся широкую спину, обтянутую чёрным

пиджаком.

Его снова выставили полным идиотом. И кто? Какой-то охранник, возомнивший себя пупом земли.

Да, а по поводу тусовки для своих надо обязательно узнать у Леонида, потому что звучит очень

соблазнительно.

***

Спокойно закончиться день по определению, видимо, не мог, поэтому, принимая вызов от бывшей

жены, Роман был готов к чему угодно.

– Ромочка, здравствуй!

– Привет, Лар. Что случилось?

– Думаешь, я не могу просто позвонить тебе?

– Думаю.

– Ты всегда был проницательным.

– Чего тебе?

– Ладно, ближе к делу, – тон женщины с игривого сменился на сухой. – Марат уезжает в

командировку в штаты на год.

– Поздравляю.

– Я еду с ним.

– Рад за тебя.

– Ты не понимаешь? Олег и Егор будут жить с тобой.

– Если ты не забыла, я уже два года в Москве.

– Я отправлю их к тебе. Устроишь ребят в школу и не забудь, что Олег не должен прекращать

заниматься борьбой, а Егор – плаванием.

– Ты раньше предупредить не могла? – Смирнов едва сдерживался, чтобы не заорать. Нет, он

любил своих сыновей, но подобные вещи нужно обговаривать и обдумывать заранее.

– Времени не было. В выходные они будут у тебя. Денег я им дам, не беспокойся.

– Я в состоянии обеспечить своих детей без подачек твоего ублюдка.

– Ах, я и забыла, что ты теперь птица высокого полёта! Что ж так поздно поднапрягся?

– Поздно ли? Думаешь, я так сожалел, что решил любыми способами вернуть тебя? Если ты не

забыла, это я подал на развод.

– Ромочка, ты сухарь. Никакие деньги не помогут тебе, запомни. Женщины любви хотят, а не

любования ледяной статуей!

– Пошла ты.

– Уже иду. Номер и время прибытия поезда сообщу позже.

Роман выругался и сжал в руке телефон. Да, его бывшая жена умела изгадить настроение.

А ведь когда-то всё было хорошо. Они были молоды, влюблены и счастливы. Смирнов

познакомился с Ларисой, когда её сыну Олегу было три месяца. Он принял ребёнка, как родного. И

спустя годы, после развода, он опроверг правило, гласящее, что мужчина любит чужого ребёнка, пока любит женщину, родившую его. Нет, Олега он обожал и к Егору порой был гораздо строже, считая, что старший уже достаточно взрослый, а вот мелкому надо вправлять мозги, чтобы не

наделал каких-нибудь глупостей. Какие глупости мог натворить тринадцатилетний мальчик-

отличник, который краснел, как девочка, если смущался, и, волнуясь, начинал заикаться?

Здорово, конечно, что мальчишки будут жить у него целый год, ведь он так редко видел их в

последнее время, но возникала куча новых проблем, начиная с поиска школы и заканчивая

всевозможными бытовыми мелочами.

Вздохнув, Роман покинул кабинет, направляясь к другу. Сизов обязательно поможет выкрутиться из

этой ситуации.

Коротко обрисовав детали, Смирнов в очередной раз пробормотал, что его бывшая жена та ещё

дрянь. Дмитрий думал пару минут, потом его лицо озарила широкая улыбка, и он вызвал секретаря

по громкой связи.

Антонова вошла и выжидающе посмотрела на генерального, игнорируя присутствие шатена.

– Татьяна Михайловна, оставьте пока поиски квартиры, есть более срочное дело. Ваша дочь учится

в хорошей школе?

– Эта гимназия одна из лучших.

– Отлично! А не могли бы вы уладить с директором дело о приёме двух новых учеников?

– Твою же… – Смирнов закрыл глаза, поняв, что придумал его друг. Замечательно, теперь он ещё

и обязан будет этой кукле. Радует лишь то, что ему самому не придётся носиться по учебным

заведениям с ворохом бумажек.

– Хорошо, Дмитрий Александрович, я улажу этот вопрос, но мне потребуются личные дела.

– Спасибо, Татьяна Михайловна. И не беспокойтесь по поводу материальных средств, если

потребуется. В наше время и образование в рынок превратили.

Глава 4

И проходя под окнами знакомыми,

Давно уже не веря в чудеса,

Искал глаза небесно-васильковые

И говорил, кому не знаю сам.

Танька – Красавица, она мне нравится,

Да я без Таньки никуда.

Танька-Красавица со мной останется,

А вы свободны, Господа…

Вырванный из песни кусок бил в виски, а в груди неприятно заныло. Любимая песня Кирилла.

Татьяна опустила голову на руль, приводя сорвавшееся дыхание в норму. Нельзя так, нельзя.

Столько лет в одиночестве, в добровольном затворничестве с редкими просветами. После смерти

мужа она не могла смотреть на мужчин, засыпая в холодной постели и сжимая в руках подушку.

Таких уже не будет. Единственный, самый любимый, самый желанный, самый… самый… самый…

Три года отчуждения и пустоты, три года боли и горечи, пока она не сдалась, решив попробовать

хоть немного заглушить свои страдания другими эмоциями. Она надеялась, что сможет ощутить хотя

бы каплю тепла, отогреться в чужих руках и немного побыть живой. Так в её жизни появился Борис, на пару лет старше неё, представительный мужчина, привлекательный, терпеливый и нежный. Их

отношения продлились год, но Антонова так и не смогла отогреться, продолжая сравнивать

любовника с покойным мужем и осознавая, что это не Кирилл, это совсем другое, не то, что нужно

ей. Борис не устраивал сцен, не скандалил, он просто ушёл, сказав напоследок, что всё равно будет

ждать её.

И снова одиночество, страшное, пугающее, выворачивающее душу наизнанку и леденящее сердце.

Всю свою любовь женщина направляла на маленькую Алесю, выполняя малейшие капризы девочки

и взращивая в ней эгоизм. Материнская любовь не поддаётся пониманию, она отчаянная, всепоглощающая и слепая. Мы любим своих детей любыми, не замечая их недостатки и пороки.

К десяти годам Алеся превратилась в маленькое чудовище, высасывающее из матери все силы. Она

не знала слова «нет», не знала отказов и запретов, ей было безразлично, откуда берутся деньги, которые тратятся на неё, и почему её мать рыдает по ночам в подушку, думая, что её никто не

слышит.

Её кумиром был отец, но он ушёл, бросил её, оставив только яркие воспоминания и фотографии в

старом альбоме. Он предал её, пообещав когда-то, что всегда будет любить свою малышку. Все

взрослые врут, и мама врёт, говоря, что всё хорошо. Страшная вещь – ненависть и злоба, поглощающие детскую душу.

Она хотела быть сильной, самой сильной, чтобы отец, там, на небе, пожалел, что оставил её. Алеся с