Текст книги "Эхо войны."

Автор книги: Ольга Шумилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Он замолчал.

Что же вы творите с нами, боги?… С каким мастерством превращаете память в худшее из наказаний – для того, у кого жива еще совесть. За что же ты была так жестока, о Ведущая? Я, твоя дочь, знаю – эта была ты… Только ты знаешь слабых смертных до последнего изгиба души – и бьешь всегда без промаха.

Я гладила судорожно сжатые пальцы и говорила:

– Ваш брат был прав. Вы хороший человек, а мы с вами просто не сошлись характерами. И то, что вы говорите… Неужели вы думаете, что за тысячу лет нельзя измениться?…

Молчание. Пальцы высвободились из–под руки.

– Ложись спать, Орие. Я и так наговорил много лишнего.

– У меня дежурство со второй ночной вахты, – я подтянула колени к груди, обхватила их руками. Закрыла глаза. Я поспорю с тобой, Мать всего сущего. Потому что ты – несправедлива. – Камня было абсолютно точно три, три «Льда», и навряд ли я хранила их в одном месте… К тому же, судя по результату, один из них все–таки успели использовать, хоть и было уже поздно… Может, даже и я, раз уж вы говорите, что я пережила вас. Не такая уж маловероятная версия, если учесть особое отношение ко мне их вожака. А я–то все удивлялась, что у него на меня за виды… Так что как минимум один камень должен был где–то остаться. И это – шанс нашего мира.

– Он может быть где угодно, – комендант качает головой.

– Верно. Но ведь отчего–то я, не предсказательница, вижу эти сны, – я качаю головой зеркальным отражением. – И я вот все думаю… Я ведь с Солярики…

– …Но оказалась все–таки здесь?… Наши души тянутся к этой земле. Что–то нас держит. Не нас двоих – всех, кто был тогда с нами. Вот и Лиор объявился… Может, это и держит – как призраков, незаконченные дела.

– Скажите… Ведь ни я, ни вы не похожи на тех, кем мы были. Вы – вообще южанин. А он – просто одно лицо.

– Я не знаю, почему… Но на твоем месте я бы узнал, что ему снится. А сниться должно – он–то как раз провидец.

Я со стоном уткнулась лицом в колени. Пробормотала из одеяльных складок:

– Хоть его я не убивала три раза?

– Понятия не имею. С тех пор его не видел, и думал, что уже не увижу.

– Ясно. А… Ваш брат знает… обо всем этом?

– Знает, к сожалению, – он повернулся в мою сторону. – Вторая ночная вахта. У тебя обход.

Я закатила глаза, тяжеловато поднимаясь.

Мир еще не погиб, но уже вполне сошел с ума. Всего только за одну ночь.

У природного тоннеля, ведущего к баррикаде, бил ледяной природный ключ, впадающий в цепочку мутных заизвесткованных озерец, плавно перетекающих в огромное и не менее ледяное озеро под низким сводом. Плавать в нем решался только Ремо, неизменно возвращавшийся со связкой мелких слепых рыб для полевой кухни.

Я к ключу шла с громыхающей охапкой посуды, двумя тряпками и внутренним содроганием. И, только подойдя вплотную, заметила у плещущегося пятачка серебристую макушку. Зима сидел сгорбившись, обхватив колени руками, а, заметив меня, молча встал и ушел, гордо держа спину.

Как и всех гражданских, кроме техников, его приставили на общественные работы, к несчастью, при госпитале, которые он пытался выполнять, по возможности не попадаясь на глаза врачам и мне.

И правильно.

Вот от кого бы избавила мир, так это от него, твари неблагодарной, а не от коменданта. У того хоть совесть есть.

Я опустилась на корточки и принялась зло оттирать тарелки и кружки. Мы оказались в тупике. В ту–пи–ке. Чхать на нас всему Корпусу, вплоть до его Командора. Или начиная с Командора – это как посмотреть.

И даже Корпус… Что он может сделать с теми, кто даже не находится в нашем мире? Были бы вменяемы все эти сумасшедшие, были бы они в состоянии бороться как следует, не теряя себя – и кто знает, не создали бы мы свой «артефакт» – живое оружие, способное перемещаться на Изнанку или вытаскивать оттуда маток. Перемещалась же я туда, и жива – значит, это возможно.

Был бы у нас тот свиток… Шагнула вперед магия, шагнули вперед психокинетика и технология – сейчас мы смогли бы создать то, что уничтожило бы чуму даже на Изнанке.

Вот только ничего у нас нет, кроме «льда», одного–единственного, который может оказаться сейчас хоть на самой Солярике. Будь мы под открытым небом, будь мы свободны, будь у нас время… И потому я спрашиваю себя: что я могу сделать, что могу найти – отсюда, из запертого в горах подземелья?…

В Бездну. Не вышло одно чудо, будь добра совершить другое, слуга божья. Перед богами ты ответственна за этих солдат, что бы ни говорила себе.

Зачем–то собрала нас вместе Жизнь. Зачем–то посылала Смерть эти сны. И когда дойду я до края, то… Хотя бы буду знать, что пыталась. Это удивительно успокаивает совесть перед смертью.

Я пытался его искать… после, но не успел…

А возможно, и нет.

Я собрала надраенную до блеска посуду на поднос и понесла на кухню, решительно чеканя шаг. Начинать следовало сейчас, пока меня действительно не убили. Если… когда–то я имела отношение к первому «упокоению», вожак т'хоров может и перестраховаться. Почему меня не тронули тогда, на лестнице, – вопрос особый. Потому что приказали. И когда я думаю об этом, мне становится по–настоящему страшно. Чего еще я не знаю?… И не окажется ли так, что мое существование – залог не победы, а проигрыша?

У кухни оживленно толкался отряд, вернувшийся с разведки. Их было полдесятка, отрядов, разосланных по дальним ответвлениям ходов. Мы искали второй выход на поверхность – пока безуспешно.

Мелькнуло в тусклом свете фонаря угольно–черное лицо с такими же черными, ярко блестевшими глазами. Лаппо тронул меня за локоть:

– Фарра, не уходите далеко, – настороженно вскинутые уши пришли в движение. – Доктор Точе просил передать, что у его брата наметились изменения.

– В какую сторону? – я порывисто схватила его за рукав.

– …Похоже, он сам не знает.

Да что сегодня за ночь такая! Я в сердцах сунула поднос ближайшему повару, и бросилась было в сторону госпитальных пещер, как уже Лаппо поймал меня за рукав и отвел в сторону.

– Фарра… Может, это и не совсем подходящий момент, но у меня к вам дело. Ненадолго, Ремо все равно спит, – его лицо посерьезнело, в глазах стояла тревога. Без вечной ухмылки он выглядел старше своих лет и до странности напоминал того себя, с которым я пережидала карантин. Это мне не понравилось.

– Что случилось?…

– Знаете, фарра… Помните, когда–то мы говорили о некоторых моих блоках?

– Да, – я встревожилась. – Что случилось?

– Я недавно вспомнил… Это «динамо», но не обычное, а алгоритмическое, – он выразительно посмотрел на меня. Меня бросило в холодный пот. Этот блок считается сложнейшим, доступным лишь профессионалам высочайшего класса. Он действует по алгоритму «свой–чужой», на ходу определяя, разрешен информационный контакт носителя с конкретной личностью, или нет. Перед глазами встал подвал и майор с закрытыми глазами, попирающий все законы Лица Мира.

С кем же ты связался, мальчик, там, снаружи?…

Не будь чумы, можно было начинать паниковать. Но сейчас… это почти неважно.

– Да, мне понятно, – я кивнула. Действительно понятно. – А почему ты вспомнил?

– Я вспомнил, что не люблю северян. И почти вспомнил, за что. Марионетки, – Лаппо перевел взгляд на далекий пещерный свод. – Знаете, фарра, и отчего–то мне особенно не нравятся северяне Карелла. Лучше бы они вам не нравились тоже.

– Уже, – коротко обронила я. Значит, они все–таки знакомы. – В Карелле очень способные офицеры.

– Очень, – в бесстрастном голосе прорезались эмоции. – Интересные мы с вами существа – в определенном смысле, правда, фарра? Не можем жить без общества… – он перевел взгляд на меня. Я кивнула, подтверждая, что поняла. Мы – это вампиры. И?… – И знаете, не только мы не можем жить без него. В Карелле, говорят, тоже… Всего хорошего, фарра. Я постараюсь вспомнить что–нибудь еще. Хотя сейчас это, в общем–то, неважно, – эхом повторил он мои мысли, кивнул и растворился в полумраке.

– Да, это неважно, – проговорила я в пустоту. Майор – вампир?… В таком случае, он хорошо маскируется. Но не слишком ли много вампиров собралось в нашем маленьком коллективе? Совпадение, или… Почему–то вместо конструктивных идей в голову лезут бредовые – а не могли ли вампиры целенаправленно объединиться в некую организацию и улучшать породу средствами генной инженерии?

Вот только проблема – именно из–за того, что мы вампиры, из нас хреновые псионы. Дефектное распределение энергетических потоков в организме.

Я ругнулась и направилась в госпиталь – пока что эта проблема выше моего понимания. Ремо действительно спал, но при моем приближении приоткрыл глаза. Вяло поздоровался и сообщил, что с Тайлом что–то происходит. Нет, он не собирается ни очнуться, ни умереть, но что–то происходит. Приборы фиксируют необъяснимые скачки физиологических показателей, Коэни – какие–то неясные движения сознания.

Я оставила врача досыпать и отправилась по исхоженному десятки раз маршруту к знакомой койке – как их протащили по узким проходам наши героические медики?…

Странно–бледное лицо с правильными чертами. Это лицо спокойно, как и день, и два, и, наверное, уже много дней назад. И мне хочется проклинать богов – за неизвестность, которая, на самом деле, страшнее всего.

Что с тобой, Тайл?…

Руки сжимаются в кулаки. Я уже теряла тебя. И не хочу потерять снова, никогда, – потому что ты уже не воскреснешь. Так что с тобой?…

Пришла моя сменщица, шелестит платьем и гремит ведром, обтирая тех лежачих, кто не в состоянии помыться сам. Скоро утро.

Я медленно, будто во сне, побрела в общую пещеру. Майор спал, судя по всему – крепко, так что и это стоит перенести на то самое утро.

На свой лежак я рухнула как подкошенная. Уткнулась в спину коменданта и уснула резко, будто потеряв сознание.

За снежным бураном проступали ряды могил. Кружился снег, кружился и хлестал – по воле ветра. Красная пустыня вновь стала белой, замерзло кровавое море. Затянутые льдом скалы снова подняли клыки над снежной равниной.

В моих руках были цветы, алые и белые, над могилами кружились призраки, в морском льду с треском проламывались залитые кровью полыньи.

На том берегу стоял мужчина, а я держала в руке фонарь. И это было неправильно.

«Хозяин», – шептали призраки, но я не узнавала его.

Падает с плеч темный плащ, падают на лицо темные волосы. Кто ты? Я не знаю тебя…

В больших темных глазах – печаль. Он одет в черное, на руках черные перчатки.

Он сол, но говорит: «Моя королева, вы будете свободны, вы будете жить»… Глыбе льда, тонким пальцам в костяных пластинах, едва не проломившим когда–то этот лед, узкому строгому и почти прекрасному лицу, проступающему сквозь застывшую на века воду.

Стихает ветер, опадает метель, и из снега вырастают надгробия. Узкие столбы света и льда, в каждом – лица, женские лица. Их много, слишком много…

Он маг – или был им когда–то. Он ходит среди надгробий, и из них начинает уходить свет – по капле, по уже потухшим – змеиться трещины.

Зима близко…

Он поднимает голову и смотрит на меня, узнавая.

– Прорыв!

Надсадно завыла тревожная сирена. Рефлекс подбросил на ноги, руки лихорадочно натянули выданный вместо «чешуи» усиленный бронежилет и шлем, закинули за спину «мать».

Со всем прочим я не расставалась даже в госпитале.

Коротко рубанул эфир: «Первый сектор, на подавление! Баррикада!»

Я выскочила из пещеры и влилась в поток бегущих солдат. Первый сектор – все наличные солдаты, кроме охраны конкретных пещер. Пробегающий мимо сержант показал мне кулак:

– Только посмей сунуться на передовую, Морровер, сам по стенке размажу!

Я молча кивнула. На этот раз – честно. Тот факт, что умирать пока нерационально для выживания всех остальных, наконец прочно утвердился в моем сознании. Не имею права, как сказал бы майор.

Далеко впереди рявкнули первые редкие выстрелы. Низко загудели огнеметы, по узкому тоннелю прокатилась рыжая вспышка. Ввинтился в уши визг, пока еще слабый. Я забралась на скальный выступ, и пыталась из задних рядов «некондиционных» солдат разглядеть, что происходит у баррикады. Кто–то вскрикнул, зашевелились солдаты в середине тоннеля, но так же быстро это шевеление прекратилось – наверное, прорвалось всего пара тварей.

Узость тоннеля была на нашей стороне – даже если баррикаду растащили подчистую, больше, чем по двое–трое т'хоры пролезать не смогут физически, взлететь не позволяет низкий свод, а «матери» и огнеметы держали их на расстоянии.

Меньше чем через пять минут они поняли это сами и схлынули так же внезапно, как и появились.

Зазвучал сигнал отмены тревоги. Солдаты начали медленно расходиться. Я закусила губу. Вся эта операция наводила на определенные мысли, и не только о том, что наше руководство перестраховывается.

Я начала протискиваться вперед, к баррикаде, распихивая идущих навстречу солдат локтями. Там собралась целая толпа – насколько мог вместить тесный тоннель: силовики, офицеры и спешно поднятые техники, начинающие латать баррикаду.

Пытаться узнать что–либо сейчас было бесполезно. Может, через час–другой…

Мимо прошел майор, неловко сдергивая шлем одной рукой. Я пристроилась рядом и спросила в лоб:

– Вам не кажется, что это была только разведка?…

– … либо отвлечение внимания? – северянин взмахнул головой, отбрасывая косу за спину. – Кажется, как и всем офицерам. Естественно, нас проверяют, – он внимательно посмотрел на меня. – А вы что думаете по этому поводу?…

– Я не понимаю, зачем им нужна настолько неудобная во всех отношениях добыча. Точнее, понимаю, или, по крайней мере, у меня возникли кое–какие мысли по этому поводу, и вы можете превратить их в уверенность или опровергнуть.

– Я? – майор выглядел откровенно удивленным.

– Вы. Но это разговор не для общественного места. Пойдемте, – я начала спускаться к озеру. Выбрала нишу в стене, достаточно глубокую, чтобы скрывала от посторонних глаз, и присела на скальный выступ. Северянин последовал моему примеру и вопросительно приподнял брови.

– Скажем так, – не размениваясь на церемонии, начала я. – У всех нас есть некоторый шанс выбраться отсюда живыми и весьма ощутимо прижать при этом наших зверюшек. Некоторый, и, скажу прямо, весьма призрачный, но все же. Но без вашей помощи… гм… информационного характера сделать это будет практически невозможно.

– Что вы имеете в виду? – в холодных глазах зажегся опасный огонек. Первые мысли – о чем? Правильно, что полетело его инкогнито. Как же вы правы, майор, и неправы тоже.

– Вам снятся пророческие сны?

– Да, конечно. Я же предсказатель, – этого вопроса северянин явно не ожидал. – Что–нибудь конкретное?

– Да. Но не из будущего, а из прошлого… Скажем так, альтернативное средневековье Солярики, перенесенное в эту местность. Что–нибудь вспоминаете? – я переплела пальцы.

Он задумался, медленно перебирая пальцами кончик косы. И кажется мне, больше всего он раздумывал над вопросом, стоит ли разговаривать со мной на эту тему в принципе. Но, поскольку в таком вопросе при всем желании трудно было углядеть криминал, все же решился.

– Возможно… было несколько снов на подобной тематики, – осторожно начал северянин. – Но как это связано?

– К сожалению, пока сказать сложно. Одно смутное озарение, которое может ничего не дать, – почти не соврала я с извиняющимся лицом. – И сейчас я просто пытаюсь нащупать что–нибудь более конкретное. Расскажите мне, что вам снилось. В общих чертах.

– Хочу вас огорчить – это вообще не были пророческие сны, – взгляд пустых белесых глаз привычно ушел в себя. Размеренный голос безэмоционально констатировал: – Типичный сон–погоня. Если бы не привычка провидца запоминать сколько–нибудь необычные сны, я бы вообще не обратил на него внимания. Наемный убийца получил заказ и некоторое время преследовал жертву. Забрав то, что ему приказали, он отправился обратно, но наткнулся на стаю местных хищников, от которых пришлось спасаться налегке. Потом появилась жертва, почему–то живая и с отрядом воинов и магов. Конец закономерен, – он замолчал. – Что из этого вам интересно?

– Что конкретно приказывали сделать… тому убийце?

– Естественно, убить. Не допустить, чтобы жертва добралась до замка.

– Что у нее нужно было забрать?

– Свиток в чехле, – медленно проговорил северянин. – Либо, если случиться непредвиденное и до замка она доберется, все имеющиеся при себе предметы магического характера.

– Заказчик во сне присутствовал?

– Да.

– И как он выглядел? – спросила я почти с замиранием сердца. Майор снова задумался, спустя несколько минут наконец сказав:

– Южанин. Среднего роста, волосы чуть ниже подбородка, вьющиеся, неровные – будто коса мечом обрезана. Точнее сказать не могу – он был в плаще с капюшоном. Одет в темное.

Зима близко…

– Была зима, а в горах очень холодно, верно? – тихо сказала я. – А в Нитерре очень мягкие зимы, ведь так?

– Да, – машинально сказал он и тут же спохватился: – Что?…

– Спасибо, фарр майор, вы мне очень помогли, – так же тихо сказала я. Отвесила официальный поклон и ушла.

Вот и нашла я то, чего боятся т'хоры, кроме огня.

Зимы и приходящей с ней стужи. Настолько, что слишком рано подувшие северные ледяные ветра заставили их выйти из подполья и растерзать город за неполные две недели – чтобы набраться сил пережить холода. Настолько, чтобы послать в погоню за той, кто может привести за собой полное уничтожение, наемных убийц, а не полететь самим и нагнать уже через сутки.

Первый камень не вернется к нам уже никогда, отданный ему.

Второй истрачен на то, чтобы дать покой планете на тысячу лет.

Остается третий. Могущий быть где угодно.

Я вернулась в госпиталь будто во сне. Стянула шлем и броню, что–то отвечала на вопросы раненых. А через час не выдержала и бросилась обратно, в узкий длинный тоннель.

Баррикаду обновили, более того – поставили еще одну, в метре за первой. На четверть разобранную – до ближайшей угрозы прорыва. Толпа уже разошлась, остались только техники, прилаживающие какие–то ловушки. Я кивнула караульным и забралась в тесный закуток между баррикадами, начиная лихорадочно осматривать тщательно залатанный завал.

И, пожалуй, сама до конца не понимая, что ищу.

Ты пришла.

Чужой голос врывается в сознание. Я прижимаюсь к стене, там, где тонкие щели пропускают холодный зеленый свет той стороны.

Может быть янтарь – холодным?… С той стороны смотрят глаза холодные и чужие, смотрят мимо меня, мимо стен, мимо мира. Падают на лицо темные волосы, тонкой струйкой бежит по шее чешуя.

Вот ты и перестал прятаться, любимый…

Глава двадцать пятая

– Мы не воры, – возразил Бэрд. – То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше.

Джон Рональд Руэл Толкиен

По щекам катится холодная вода, но это пещеры, здесь не может быть дождя. А я думала, что разучилась плакать, Тайл.

Мне хочется биться головой о стену. Только это не поможет.

Мне даны сутки, Тайл. Нужно решать. Но как?…

Нет смысла идти к коменданту, будь он мне хоть муж, хоть учитель, я знаю, что он скажет. «Ты не имеешь права».

« – Меня не интересует, как вы это сделаете. Простой обмен – неужели это не доходит до вашего высокоразвитого мозга, разумные? – безличный голос сочится ядом. – Жизнь за жизнь. Вы приходите к нам, а мы отпускаем – его. Наш контроль совершенен, он может умирать долго и крайне мучительно.

– Все читаете?… Никто не спорит, лучше вас никто не читает в сердцах. Но ВЫ же разумны не меньше! Зачем?!»

Ремо я не скажу никогда. Потому что я знаю, что он скажет, как скажет… И умрет вместе с тобой.

Тайл, я не могу спросить у тебя, но я знаю, что ты бы ответил. Ты не боишься смерти. Когда–то ты давал присягу защищать разумных даже ценой жизни.

Вот только твоей смерти боюсь я… И навряд ли слова могут перевесить причины.

« – Зачем?… – глаза, холодные и чужие, наконец смотрят на меня. – Когда убивали нашу королеву, вы не говорили нам причин!

– Тогда… это была ваша королева?…

– Тогда? – он криво улыбается, взгляд становится жестоким. – Вот она, вся ваша разумность – думать, что все ограничивается одной каменной глыбой посреди звезд! Нет, это было не здесь и не тогда, и нас не первый раз бросают в лед. Но больше не бросят никогда.

«И моя королева будет жить», – это не звучит вслух, но слова нужны далеко не всегда…

– Но вы ведь не т'хор! – я балансирую на самом краю, но по–другому уже не получается. – Тогда почему?! Почему вы истребляете собственный народ?!…

В замороженном взгляде на один миг вместо гнева мелькает печаль.

– Это уже давно не мой народ, а я – т'хор. Тот, кто уходит на Изнанку, остается там навсегда. Поэтому не думайте, что я пожалею вас. Не думайте, что, еще раз насильно поместив в спячку мой народ, отрезав от Изнанки настолько, что даже сейчас нам приходится пробивать точки перемещения там, где слаба материя Лица, вместо того, чтобы перемещаться куда угодно… Да, можете так и передать своим командирам, мы могли это. И скоро сможем вновь – действие артефактов не рассчитано на вечность, уже хотя бы поэтому вы обречены… – размеренный голос бесстрастен и пуст – так же, как пуста Изнанка, с которой он пришел. – Не думайте, что, даже если вам удастся совершить чудо вновь, вы избавитесь и от меня. Когда–то я был одной с вами крови, именно поэтому это невозможно. И у меня хватит сил разбудить мой народ снова.»

Мне хочется биться головой о стену, снова и снова, потому что из этого нет выхода. От правды не помогает ничего, даже слова – слова почитаемого в древности чуть меньше королей служителя. Потому что у каждого правда своя и своя злость.

Жизнь на жизнь. Простой обмен. Несложно понять, зачем ему я. Почему–то он уверен, что «Лед» должен быть здесь – может, оттого, что из разоренного города я бросилась не куда–нибудь, а сюда. «А может, – тоненький шепоток изводит душу мучительной надеждой, – оттого, что действительно знает…» Может, он бросился сюда не только из–за боязни утечки информации, а за тобой… за ним. И, перетряхнув за неполную неделю огромный замок от башен до подвалов, решил, что уж ты–то знаешь…

Если бы… Если бы я была уверена, что действительно не знаю. Но теперь я уже не уверена ни в чем. И в том, что мне снова не начнут приходить сны – тем более. Не мужчинам, которые тогда погибли раньше, чем успели что–либо узнать, а мне. И это – единственный наш шанс, призрачный, как утренний туман над пустыней.

Вот только я не могу, Тайл. Не могу разменять тебя, как младшую фигуру на игральной доске. Потому что действительно стала слишком эмоциональна для вымороженного болванчика с рассудочной душой. И долг наперегонки с чувствами рвут не привыкшую к этому душу на части.

Сутки.

Я не буду думать об этом сейчас, иначе сойду с ума.

Кто–то тронул меня за локоть. Я подняла глаза.

– Фарра, не волнуйтесь так, с ним все будет… хорошо, – Коэни печально улыбается.

– А с кем хорошо не будет? – глухо проговорила я. У нас с тобой внезапно стало много общего, мой солнечный мальчик.

– Что?…

– Послушай… Не терзай себя так. Не думаю, что ты что–то сможешь сделать со всей этой историей с Зимой…

– Я и не думаю… – тихо и неожиданно серьезно сказал он. – Я знаю. Вина – относительное понятие. А нам… Неужели вы в самом деле думаете, что кто–то не может измениться? – он поднял голову и посмотрел мне в глаза взглядом настолько взрослым, что по спине помимо воли пробежал холодок. – Не всегда для этого нужна тысяча лет.

Я застыла, пораженная. Не будь сейчас так важно другое, я бы не поленилась выяснить, намеренно ли меня ткнули носом в собственные слова, или это совпадение.

Он извиняющеся улыбнулся:

– Фарра, сходите, пожалуйста, за доктором Ремо. Он на озере и, судя по всему, забыл часы, а у него обход, – он посмотрел на Тайла. – Я попробую понять, что с ним происходит и смогу ли я что–нибудь сделать. Но это займет время.

– Только, ради Звезды, осторожнее… Это может оказаться слишком опасным.

– Я разберусь, фарра.

Я кивнула и направилась к выходу из пещеры, со странным чувством потери отмечая, что мальчик взрослеет гораздо быстрее, чем мне казалось. Но… юноша–подросток, пусть даже и чрезвычайно одаренный, не сможет перебить контроль такого противника – разве что ослабить. А псионов выше уровнем здесь просто нет.

На берегу лежала аккуратно сложенная стопка одежды. Я набрала воздуха в легкие и крикнула:

– Ремо!!! Вылезай, тебя уже заждались!

Раздался плеск, и соломенная макушка ремена показалась над водой. Отфыркиваясь и встряхиваясь, он выбрался на берег, сунул мне сетку с рыбой и начал одеваться.

– Орие, что случилось? На тебе лица нет. А точнее, оно одного цвета с волосами.

– Пока ничего, – я сжала губы. – Извини, Ремо. Правду сказать не могу, а врать не буду.

И это действительно так. Он ушел, а я осталась. Сидела на каменном берегу и пыталась найти выход там, где была глухая стена.

Из тоннеля с баррикадой, громыхая ведром, показался Зима и медленно пошел к ключу. Измениться… Измениться можно, лишь раскаявшись. И не напоказ, а на самом деле.

Я тихо поднялась и ушла, поскольку в окрестностях тоннеля связист будет болтаться еще долго – я видела его там не раз и не два. Несмотря на то, что Тисса в карауле не стояла, а якобы помогала на раздаче на кухне.

Где–то над горами всходило солнце. Час за часом я бегала по замкнутому кругу госпитальных дел, руки механически выполняли работу, а душу грызла тоска и безысходность. Ремо переглядывался с Коэни, сидевшим, как и обещал, у койки Тайла, и бросал на меня странные взгляды. Я делала вид, что не замечаю ничего.

Около полудня исчез куда–то Лаппо, и мне пришлось взвалить на себя еще и его обязанности по перевязке. А через час он вернулся – бледный, как угодившая в отбеливатель черная простыня, но улыбающийся странной, блуждающей улыбкой.

– Фарра, у меня к вам просьба, – начал он едва слышно, становясь рядом и начиная обрабатывать загноившийся ожог у лежащего без сознания солдата. – В два часа будьте… Вы знаете сеть пещер с северной стороны озера? – я кивнула. – По главной ветке третий тоннель направо, первая пещера. Будьте… где–нибудь поблизости. С чем–нибудь таким… – он неопределенно взмахнул баллончиком антисептика, обрисовывая нечто маленькое и квадратное. Я непонимающе покосилась на баллончик. – Ну… Возьмите шлем, думаю он там. Но, на всякий случай, будьте в своей амуниции, можно без бронежилета, – наконец сказал он, промучившись минуту над попытками обойти запрет достаточно далеко, чтобы его не засек чересчур умный блок.

Я кивнула. Обход мы заканчивали уже вдвоем.

Разнеся обеды, треть из которых заключалась в кормлении с ложечки, я сходила на кухню, взяла ведро, нагрузила его для вида грязной посудой, потом вернулась к своему лежаку и затолкала на дно шлем, прикрыв все теми же звякающими тарелками.

До времени «Х» оставалось еще полчаса, и я успела не только перемыть полведра посуды, но и тщательно осмотреть указанную пещеру. Стены были ровными и гладкими, без ниш и отдушин. Но у самого пола стена, смежная с соседней, крошечной, не пещерой – промоиной, была достаточно тонкой. Немного поработав портативным резаком в густой тени под горизонтальным стенным выступом, я получила более–менее сносную трещину.

Спиной вперед я на четвереньках забралась в узкую промоину. Тщательно проверила, чтобы меня не было видно из коридора, затем надела шлем, включила внешние микрофоны на максимум и прижалась лбом к трещине.

Через десять минут послышались голоса, мелькнул тусклый свет фонаря. А я наконец поняла, что именно имел в виду Лаппо – камеру портативного голографа. И включила запись.

– … И не думай, что сможешь с этим что–нибудь сделать, – холодный голос звучал безразлично, лицо – застывшая маска, как, впрочем, и всегда… А глаза, впервые на моей памяти, живые и беспокойные. – Объект 678–СN.

– И что – сдашь?… – Лаппо смотрел в эти глаза и ухмылялся – криво и зло.

– Уже, – отрезал майор. – И если понадобиться, отволоку на базу собственными руками.

Лаппо скрестил руки на груди, продолжая рассматривать северянина наглыми кошачьими глазами. Кто они друг другу, если обращаются на «ты»?…

– «Отволоку»… Скотина ты, шавка подзаборная, которую только что ногами не пинают, а она и счастлива! Что, выше шестерки подняться не дают?

– Все сказал? – ледяным тоном осведомился майор. – А я–то думал, что лагерную изящную словесность из тебя выбили еще в лаборатории. Или… – он цинично усмехнулся, – понравилось, на второй круг пошел? Так, говорят, там симпатичные мальчики в цене.

– Да уж не потомственная портовая шпана, с молоком матери не впитали, учиться пришлось! – процедил Лаппо. В его глазах вспыхнул опасный огонек. – А что, протезисты и пластические хирурги подешевели?… То–то ни зубы свои не бережешь, ни морду смазливую, неужели у меня одного руки чешутся подправить? Да, и извини, что не узнал сразу – как–то не ожидал увидеть форму вместо драных тряпок – она хотя бы чистая.

Северянин одним неуловимым движением шагнул вперед, сгреб парня за воротник и вздернул на ладонь над полом. Сверкнул глазами, прошипел:

– Зубы? Зубы тебе?!… Да я тебя, кота помойного, завяжу узлом нахрен безо всяких рук. Или под себя хочешь гадить до конца жизни?

– А, вот вылезла наружу и наша изящная словесность. Ланкарские трущобы, оказывается, тоже так просто не выбиваются, – Лаппо зубасто ухмыльнулся, неожиданно легко разжал дрогнувшие на мгновение пальцы и мягко приземлился на каменный пол. – Ладно, признаю, соврал – изменились вы, фарр майор. Глаза у тебя стали совсем отмороженные. Даже на последних стадиях такого не было – это я еще хорошо помню, меня же тогда только приволокли, вполне еще был в своем уме… Объект 667–СЕ. Или у самого с середины цикла провалы в памяти?

– Не твое дело! – процедил сквозь зубы северянин. «Объект?«… Я подкрутила регулятор громкости. Говори, говори, мальчик, знаешь ведь, что на камеру, больше говори, подробнее… – И не думай, что и в этот раз успеешь смыться. Моя группа таких, как ты, шесть лет отлавливала пачками. На базу ты вернешься в любом случае, даже в виде трупа.

– Где меня, как неудавшийся эксперимент, и расщепят на молекулы? А нашу девицу–ватара ты вместе со мной потащишь? – со злым сарказмом поинтересовался парень. – Такой экземпляр шикарный, эти головоногие из лаборатории прыгать будут до потолка – мало того, что вампир, так еще и псион, прямо как ты. Старовата, правда, ей уже за сотню, но что такое сотня для категории «Е»? Вы ведь, псионы, у нас круты безмерно, не то что какая–то несчастная «N». Кстати, а «С» что такое? Неужели и такие, как вы, фарр майор, для головоногих не предел? И есть еще «А» и «В»? Хотя, кого я спрашиваю – шестерок в дела руководства не посвящают, они и существуют–то только для размена… Не пожалели в горячую точку сунуть – вон уже руку–то и разменял.

Ледяные блеклые глаза жутковато блеснули, дернулись губы. Мелькнула в неестественно стремительном движении рука, и Лаппо швырнуло всем телом на стену – от одной только пощечины.