Текст книги "Эхо войны."

Автор книги: Ольга Шумилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Эхо войны.

Глава первая.

За девятью холмами, за девятью ручьями и одной канавкой в давние времена располагалось одно королевство…

Йозеф Лада

Жарко.

Над высокой, пересушенной травой сонно вьется мошкара. В зарослях разлетающейся пухом дикой лицинии дремлет бурая ящерица, изредка нагребая на бока горячий песок.

Полуденный зной плывет над полем, оставляя за собой островки колеблющегося марева. Слепящее солнце выбеливает пейзаж, от мерного стрекота среброкрылок тянет в сон. Некошенный еще с весны бурьян, тянущийся до самого оврага, день за днем жухнет и покрывается пылью.

Если скосить глаза вправо, видна часть задней стены мастерской, за которой разлегся на травке разомлевший рабочий молодняк. С другой стороны показывает округлый бок угловая башня Второго периметра, временами расплываясь в знойном мареве.

Я в последний раз обвела взглядом застывший в сонном оцепенении задний двор и разжала пальцы. Забранное прутьями оконце в три ладони высотой осталось под потолком.

Голые руки обдало прохладой – у пола гуляют сквозняки, и еще какие. От каменных стен веет приятным холодком только в жару, зимой здесь стоит промозглая сырость.

Замковая темница место вообще… неоднозначное.

Я подобрала под себя ноги и пристально посмотрела сквозь решетку в коридор.

Никого. Я подошла к самому дальнему от двери углу камеры и запустила руку в груду сена, вытаскивая старинный деревянный ящичек. Скрипнула крышка, открываясь, и мои сокровища засверкали в скупом свете крошечного окошка.

Вытащив из кармана грязный кулек, я высыпала на крышку сегодняшнюю добычу. Полдесятка камешков запрыгало по полированному дереву, уворачиваясь от пальцев. Я сноровисто набила на них метки и рассовала по ячейкам.

Закрылась крышка, щелкнул замок, неуклюжий деревянный ящик исчез в горе сена.

Сзади зашуршало.

– Это нечестно! – возмущенно завопили за моей спиной.

– Что именно? – поинтересовалась я, оборачиваясь.

– Все!

Сквозь оконную решетку проглядывала насупленная веснушчатая физиономия. Соломенные волосы топорщились во все стороны, слишком небрежно схваченные заколкой, чтобы она могла хоть что–то изменить.

– Неужели мир сошел с оси – исключительно чтобы тебе досадить?

– Нет, – Атка уселась прямо на землю и послала мне мрачный взгляд. – Этот гаденыш меня бросил!

– А отец твой знает?

Моя собеседница сморщила нос.

– Вы чего? Он же его убьет, если что! – она на секунду задумалась. – И меня убьет, если узнает, что я с ним…

– А мне что жалуешься? Хочешь, чтобы твоего кавалера убила я?

– Нет, ну… Вы же умеете… Ну, того, – Атка активно подмигивала, строя заговорщицкую рожицу.

– Приворотных амулетов не строгаю, – хмыкнула я, жуя травинку. – Тем более для несовершеннолетних. С твоего папаши станется и меня прибить вмести с вами обоими.

– Ну вы хоть его найдите, а? Я ведь его люблю…

– Люблю, люблю… Ладно, дитя природы, – я со вздохом поднялась на ноги и потянулась. – Попадется твой обормот – оттаскаю за уши. Может быть. А может быть, за эти уши к твоему отцу приведу.

Атка испуганно пискнула и вжалась в решетку облупленным несмотря на все мази носом:

– Не надо к папке!

– Училась бы лучше вместо того, чтобы с парнями шастать! Атка, ну зачем он тебе сдался? Только тем и хорош, что личико смазливое. А ты за ним бегаешь, как привязанная!

– Люблю я его, – буркнули сверху.

– Вот зашью тебе в воротник отворотный амулет! – вяло пригрозила я, обкусывая последние остатки соломинки.

– Можете, значит. А говорите…

– Меня–то зачем искала? – перебила я заходящую на очередной круг девочку. – Уж не ради амулетов.

– Дядя вас искал, – буркнула Атка и испарилась.

Обиделась. Думает, не понимаю, глупышка.

Я отряхнула форменные штаны, подошла к решетке и толкнула дверь: сквознячок сквознячком, темница темницей, а работа работой.

Всего один шаг во двор – а воздух уже можно резать ножом. О боги, ну когда же осень, сил никаких нет… У меня возникло сильное искушение вернуться обратно в подземелье, зарыться в кучу сена, чтобы меня никто не нашел, и сидеть там до самых холодов.

– Орие!…

Отец неудавшейся роковой обольстительницы, такой же светловолосый и растрепанный, призывно машет мне рукой с балкончика угловой башни. Я задираю голову:

– Что?

– Тайл тебя искал. Зайди в мастерскую.

– Знаю. Атка уже меня нашла, – на секунду задумываюсь, не просветить ли родителя о похождениях великовозрастного «дитятка», но в итоге отказываюсь от этой мысли. Ремо все еще пребывает в блаженном неведении, что его дочь вовсю интересуется противоположным полом, и не мне лишать его иллюзий. По крайней мере, не стоит перекрикиваться об этом через весь двор.

Мастерская далеко, ровно посередине между северной и восточной башнями, под стеной Второго периметра. Входов в нее – с полдесятка, и тот, что выходит наружу, находится, как назло, в строго противоположном от меня углу двора.

Солнце – это зло.

– Я уже думал, Атка тебя не найдет, – гулко раздалось в огромном полупустом ангаре, едва мои ботинки застучали по лестнице.

На верстаке у стены знакомо белел нетронутый сверток с завтраком, который я сама принесла утром. Снова та же история.

– Тайл, скоро первая вечерняя вахта. Ты собираешься питаться воздухом?

– А что, неплохая мысль, – из–под верстака показалась встрепанная белокурая голова. – Орие, не хочу я есть. Честно.

– Бездна, Тайл, это уже не лезет ни в какие рамки! – возмутилась я, подходя к нему. – Хватит заниматься ерундой! Можно подумать, ты единственный мастер за всю историю Развалин, у которого та рухлядь, что числится у нас на обеспечении, развалилась на ходу.

– Ты не понимаешь, – угрюмо обронил он, вылезая наружу. Стряхнул пыль с волос, проведя по ним растопыренной пятерней. Пожал плечами и поднял на меня глаза: – Рухлядь или нет, но это не лезет ни в какие рамки. Для квалификации старшего мастера, по крайней мере. И вот думаю, а не пойти ли мне…

– Как только что–то случается, ты начинаешь говорить, как Ремо. Причем в худшие его годы.

– Мы с ним вообще похожи, знаешь ли! – огрызнулся Тайл и уперся ладонями в стол, опустив голову. Глубоко вздохнул: – Извини. Ты не права, но, все равно – спасибо.

– Я – права по определению, – криво улыбнувшись, я принялась потрошить сверток с едой. – Так что ешь давай, я отпустила тебе все грехи.

Я сунула ему в руку бутерброд, сама взяла такой же и надкусила хрустящий хлеб. Он хмыкнул, но последовал моему примеру, ухмыляясь так же криво. Да, теперь это точно Тайл.

И слава богам.

Я вообще не понимаю, как многие могут до сих пор их путать – Ремо и Тайла. Да, они близнецы. Но они не похожи. Так бывает, когда с лиц – зеркальных отражений друга – по–разному смотрят одинаковые глаза. Так, как сейчас.

– А ты знаешь, что говорят?

– Всегда что–то говорят, – я посмотрела на потолок, по которому плясали солнечные зайчики, и сощурилась. – Что говорят теперь?

– Что дело спустили на тормозах только потому, что я и ты якобы…

– Тот, кто это говорит, может сам оказаться не в том положении, – безразлично проговорила я. – Наплюй. И если один из нас будет жаловаться на то, что о нем говорят, пусть это буду я. Мне положено.

– Я думал, тебе до этого нет дела.

– Иногда есть, – я посмотрела на него и улыбнулась: – Ну хочешь, я схвачу тебя за шиворот, затащу в темницу, запру дверь на огромный замок, и мы вместе будем сидеть на холодном полу и ловить мышовок в соломе.

– Хочу. В темнице сейчас хорошо, – он мечтательно сощурился и повернулся ко мне: – Так ты оттуда?

– Да. Из–за этого якобы ремонта наверху находиться невозможно.

– Я заметил. Вообще не понимаю, как Ремо еще живой в своей башне – там же сдохнуть можно от жары, – техник сморщил нос. Ремены с трудом переносили перегрев, и Тайлу было худо не только морально, но и физически.

– Неужели мы выползали из подземелий? – с деланным изумлением поинтересовалась я. Тайл запустил в меня остатком бутерброда, но промазал. Едва заслышав характерный звук, из–за стола грациозно вытек Качей. Выгнув спину и встопорщив усы, он поскакал за добычей: цапнул бутерброд за краешек и отправил в пасть, не удосужившись даже обнюхиванием. Это навело меня на весьма определенные мысли относительно места упокоения предыдущих моих свертков. Тайл виновато кашлянул и взял Качея на руки, почесывая ему пузцо. Мышовок довольно заворчал и распустил усы веером.

– Так зачем, говоришь, меня сюда звали? Явно не для раскармливания оголодавших животин.

– Ну что ты, в самом деле… – Тайл поморщился: Качей выпустил зубы и принялся охотиться за пальцами хозяина. – Я просто провел диагностику твоего страдальца. Хотел обсудить результаты.

– Ну и?…

– Не ходи больше в горы, я тебя прошу. Угробишься вместе с дайром. Тебе повезло, что это был всего лишь овраг. Сколько ему лет, ты не думала? – Тайл раздраженно смахнул челку с глаз. – Легче собрать новый, чем починить этот.

– Все равно. Чини.

– Почему я в этом не сомневался? – поинтересовался у пространства старший мастер и спустил Качея на пол. Бедняга дайр стоял на крепежных распорках, еще более разбитый, чем когда я видела его в последний раз. Н–да, хороший за периметром овраг. Глубокий…

– Ремонт займет не меньше месяца – склад опять стоит пустой, официальная очередь на запчасти расписана на полгода, уж извини.

Я нахмурилась. Потом окинула взглядом ангар и нехотя кивнула.

Десятки машин, собственность провинциального форта – истребители, два трейдера, грузовой корабль – гордость Развалин; строй легких «приземельных» дайров. Из них больше трети стояли на половине ремонтной мастерской.

– Значит, придется ходить пешком, – я тяжело вздохнула. Через неделю я гарантированно озверею в четырех стенах. Где вы, горы… – Ладно, не буду мешать вам с Качеем. До скорого.

Я углубилась в проход, петляющий между рядами кораблей – как ни привлекательно было видение замкового подвала, дела перешли в ту стадию, когда откладывать их дальше стало невозможно. С тех пор, как мой дайр упал, перелетая через овраг за третьим периметром, руки все никак не доходили до обычной рутины – было не до того. Теперь должна была последовать расплата – тройная ее порция. Но, в конце концов, если уж на мою голову и посыплются упреки, пусть они не скучают в одиночестве.

Я поднялась на второй надземный этаж. Кабинет коменданта форта встретил меня запертой дверью. Пожав плечами, я выудила из креплений у двери «жалобный лист» и, обмахиваясь им, пошла в казарму.

К счастью, в милое сердцу любого солдата строение можно было попасть подземными ходами, как, впрочем, и в любое другое помещение Внутреннего периметра, так что повторно выходить на солнцепек не пришлось. Замок Иней и пятьсот лет назад стоял на клубке тайных проходов, а теперь, став Развалинами, и вовсе напоминал решето. Хотя за превращение фамильного замка в форт его владельцу достался солидный куш, не говоря уже о должности коменданта.

По–моему, что с первым, что со вторым наша доблестная СБ изрядно погорячилась. Впрочем, Ремо утверждает, что вышло куда дешевле, чем покупать землю и отстраиваться заново. Не знаю, диплома экономиста не имею. Ремо, впрочем, тоже, так что для меня вопрос остается открытым по сей день.

В казарме царило все то же сонное оцепление, что и везде: те, кто не успел удрать в отпуск, ударно пахали на ниве ремонта верхних этажей, и меня встретили пустые кровати и шелест системы микроклимата, трудящейся с явной перегрузкой. Не снимая ботинок, я свалилась на собственную койку и несколько минут лежала, уставившись в потолок.

«Жалобный лист» оказался почти таким же пустым, как и казарма. И это при том, что последний раз его снимали месяц назад, а в форте без малого четыре тысячи служащих и солдат. Поразительно, как жара отбивает охоту к доносам. Хоть диссертацию пиши: «О влиянии атмосферных условий на склонность к мелкому пакостничеству».

Я переписала то, что в конце концов нашлось на «жалобке», в журнал, и заперла его в сейф, вытащенный ради такого случая из–под кровати.

Над ухом заверещал переговорник. Послышался непривычно тихий и слегка нервный голос Рутты:

– Орие, подойди в кабинет.

– Не волнуйся, «жалобку» скоро отнесу. Вернулись уже?

– Орие! – яростно прошипела Рутта. – Да зайди ты в кабинет! Сейчас!!!

– Почему ты шепчешь?

– Тащи свою задницу сюда немедленно!!! – почти завизжала она и отключила переговорник. Я пожала плечами. Иногда я начинала подозревать, что у секретарши коменданта не все в порядке с головой, но удостовериться в этом наверняка мне не давали.

Сунув «жалобный лист» подмышку, я проделала обратный путь от казармы до кабинета шефа. В приемной царила совершенно ей не свойственная мертвая тишина. Тело автоматически подобралось – еще раньше, чем я заметила Рутту, стоящую на столе.

У оперативников популярна хохма: «Силовик не знает слова «мысль». Он знает слово «рефлексы».

В соответствии с ней же мои ноги коснулись крышки стола рядом с девушкой раньше, чем ее заметно дрожащий палец указал в угол. Рутта нервно всхлипнула и прошептала:

– В–вон. В–вылезло.

Я покосилась на стоящий в углу террариум с треснувшим стеклом и мрачно сообщила секретарше:

– Я тебе это еще припомню. Истеричка.

– Н–на себя п–посмотри.

Я сплюнула и соскользнула со стола, опускаясь на четвереньки. Под столом обнаружился раздраженно бьющий хвост моры, почти исчезнувшей в щели между панелями. Я обеими руками ухватилась за скользкий студенистый шнур и потянула на себя. Почувствовав жесткую хватку, мора безвольно растеклась, с влажным чмоканьем выходя из–под панели.

– Боги, ну неужели нельзя было позвонить Ремо? – я бросила мелко дрожащую горку полупрозрачного студня на середину приемной и теперь пыталась оттереть руки. – Я могла оказаться вообще за внешним периметром. И что бы вы потом делали? Стену вскрывали?

– Я звонила, – плаксиво огрызнулась Рутта. – Он в город уехал. Полчаса назад.

– Атку бы позвала!

– Как?!

– Вы звали?

В дверях стояла Атка, сосредоточенно заплетающая косу.

– Вроде того, – я решительно сгребла расползающуюся мору и сунула Атке в руки. – К отцу занеси. Там должны быть свободные садки.

– А что с ней? Болеет?

– Нет. Из террариума выросла, я думаю.

– Аааа… Так отец…

– В город уехал. Все равно отнеси. Я потом к нему сама зайду.

Девочка пожала плечами и испарилась. Рутта проводила ее изумленным взглядом и покачала головой, неловко слезая со стола.

– Вот же ящерово отродье…

– Прекращай снобствовать, – я присела на край стола и принялась оттирать пальцы салфеткой, – иначе пакость эту будешь в следующий раз отлавливать самостоятельно.

– Как ты можешь их вообще трогать? – секретарша на секунду прекратила складывать пустые считыватели в идеально ровную стопку и поежилась. – Боги, они же… они же… – ее передернуло.

– Если ты их так боишься, то комендант не иначе как садист, если держит мор в приемной.

– А ты не в курсе, что их все боятся? Кроме ящериц и тебя?… Ну да ты у нас и так блаженная, а вот по поводу ременов я бы задумалась.

– Донос напиши, – скучным тоном предложила я. – Мне.

Рутта медленно покраснела. Манеру этого создания совершенно не следить за собственным языком не исправит даже личное участие ватара в ее судьбе.

– Я не это имела в виду.

– Нет, Рутта. Ты именно это и имела в виду. А может, что–нибудь еще?…

Повисла тишина. Глаза девушки забегали, пальцы нервно барабанили по столу. Вопреки расхожему мнению, скрытой садисткой я не была и припадками страха своих жертв отнюдь не наслаждалась. Поэтому продолжать в том же духе и не стала.

– Нет? Ну, нет, так нет.

Я отправила измазанные салфетки в настольный утилизатор и положила перед Руттой «жалобный лист».

– «Все равны перед моралью и богами, невзирая на касты, сословия и благосостояние. Каждый имеет право держать слово и быть уверенным, что его голос будет услышан, понят и расследован, а вынесенное решение будет истинным и беспристрастным», – скучным тоном процитировали за моей спиной книгу Мира. – Фарра Морровер, если вы не выйдете из этого кабинета немедленно, я позволю себе наглядно напомнить вам, каким образом множество ваших предшественников стали мучениками за веру.

Я медленно улыбнулась, оборачиваясь. Фарр Торрили, единоличный и беспрекословный владелец этих стен, лелеял в своей душе настолько чистую и незамутненную сомнениями неприязнь к Звезде, что ее слуги подпадали под нее автоматически.

– Я выпрошу для вас тепленькое местечко в глубочайшем подвале Бездны, фарр.

– Если вы не уберетесь сейчас же, повстречаетесь со Звездой лично.

Да, да, дражайший фарр – атеист. Встречаются и такие в наше бездуховное время.

Я обворожительно улыбнулась, сотворила в воздухе знак божественного благословления и не спеша направилась к выходу. Силовая волна пронеслась над моей головой, окончательно добив террариум.

Весь форт с немалым удовольствием гадал о причинах столь рьяной неприязни коменданта к верховным богам. Будучи старого аристократического рода, фарр Торрили воспитывался соответствующим образом, а солы своих богов почитают с необходимым прилежанием. Тем более – в глухой провинции, прозывающейся Деррин, второй планеты Алуры, сто семнадцатой звезды от богоданной Солярики (по официальному реестру колонизированных систем соланской Короны). Хоть и колонизированная сто семнадцатой, Деррин находится на отшибе оживленных трасс, так что «большой мир» здесь видело не так уж много народу. Большинство солдат сходятся во мнении, что комендант в их число не вошел, что делает его поведение еще более загадочным.

Несколько экзальтированных девиц из числа новобранцев даже рискнули в него влюбиться, зачарованные аурой загадочности, окружающей высокопоставленного фарра и его не менее колоритной внешностью, единственной не вызывающей недоумения деталью в которой были уши – большие, подвижные, с ровной густой шерсткой. На этом фоне болезненно–бледное лицо в сочетании с самыми обычными, черными, вечно растрепанными волосами, неряшливо спадающими на спину и плечи, и тусклыми, цепкими глазами невнятного грязноватого оттенка давало крайне неприятный эффект. Как и то, что, похоже, в одежде своей он мало того, что спал, так еще и одевался с закрытыми глазами. Девицы называли это «одухотворенностью». Мы звали его просто – Мертвяком. Ибо больше всего комендант походил именно на труп – все еще свежий, но уже успевший полежать.

И сговорчивости ему это явно не прибавило.

Посчитать свой рабочий день оконченным и направиться в столовую, где стояла самая мощная система микроклимата во всем форте, мне помешал совершенно лишний взгляд на информационную панель в коридоре. Из нее явствовало, что за заботами о своем дайре я пропустила как минимум два сеанса работы с «контингентом», так что, возможно, Мертвяк совершенно справедливо на меня обозлился.

Коммуникационный центр мне был нужен лишь постольку поскольку, но все же я зашла и туда, сделав объявление о начале приема всех желающих. Хотя через пятнадцать лет работы я знаю каждого обитателя форта, от уборщицы до заместителя коменданта, знаю, может быть, лучше, чем они знают себя сами.

Моя работа – разбирать чужие души, чистить и приводить их в порядок. Я знаю, кто истинно верит, кто верит по привычке, кто просто соблюдает обряды. Кто–то приходит просить совета, кто–то – каяться, кто–то спасается от одиночества. Но прийти имеет право любой. Не будем спорить с книгой Мира, даже если я и знаю, кого нужно ждать, а кого – не стоит.

Моя работа – открою этот секрет – не в том, чтобы поддерживать веру или дарить ее. Нет – и только потому Торрили меня здесь терпит. Она в том, чтобы четыре тысячи солов, практически безвыездно существующих в замкнутом пространстве, половина из которых – псионы, со всеми проблемами, которые прилагаются к неустойчивому сознанию ментально одаренных, не вцепились друг другу в глотки.

Кому–то помогает психолог. Кому–то – только я. В этом моя работа.

Служба моя в другом, ну да это и не важно. По крайней мере, сейчас.

На первом этаже широкая лестница открывается в бывший бальный зал, огромный, с недосягаемым потолком и снежно–белыми стенами. Уже при нас его заставили рядами рабочих столов для мелких клерков. Меня причислили к ним же, установив будочку темно–фиолетового дерева в самом дальнем углу.

Сейчас здесь было пусто и тихо – выходные все–таки. Я не спеша прошла между рядами столов, отперла дверь «рабочего места» и шагнула внутрь. Села в кресло и принялась просматривать последние новости, захваченные в коммуникационном центре – первые желающие появятся не раньше чем через час, ибо даже на беседу с ватаром никого не отпускают по первому требованию.

Поэтому, услышав дробный перестук торопливых шажков уже через двадцать минут, я удивилась, но отложила считыватель.

Чей–то кулак нервно застучал в дверь.

– Входите, прием уже идет.

На пороге застыла Атка, не замечающая расплетающейся косы. В широко раскрытых синих глазах плескался испуг.

– Что?…

– Фарра… Тетя Орие… Война!

Где–то далеко, за горами, слышатся раскаты грома. Война…