Текст книги "Эхо войны."

Автор книги: Ольга Шумилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

В отрядной никого не было, что меня не удивило – если веселье началось полчаса назад… На плац я выходить почти боялась.

Коллеги были там, преодолевая в полной амуниции полосу препятствий. Сержант тоже был и тоже преодолевал.

До полуночи я с минимальным боекомплектом и мизерными перерывами «отрабатывала технику ведения ближнего боя с многократно превосходящими силами противника в ночных условиях». Коллеги же со своей стороны поочередно совершенствовали тактику и стратегию интеллектуальнейшей игры в «болванчик».

Кто именно был «болванчиком», думаю, уточнять не стоит.

К первой ночной вахте я стала в общий строй, с ощутимым трудом напялив на себя полную боевую амуницию. Пальцы на правой руке были отдавлены намертво, от правой лопатки вдоль позвоночника простреливало всю спину, ребра с трудом пережили неоднократное столкновение с чьим–то подкованным сапогом.

– Полтора часа, – шепнул стоящий рядом Артей. – Офигеть, Морровер. Свеженькая, как одуванчик.

– Мгм, – промычала я, двигая опухающей челюстью, на которой четко проступал отпечаток десантной перчатки, плавно перетекающий на левую скулу. – Охрененно свеженькая.

Подумала и добавила:

– А по морде бил зачем? Степень свежести проверял?

Артей пожал плечами и многозначительно возвел очи горе, мол, на войне как на войне. Ага.

– Это вас в Корпусе так дрессируют? – прошептал он, преданным взглядом провожая прохаживающего вдоль строя сержанта.

– Нет, – кисло прошипела я. – В пансионе, душу его, благородных девиц, – осторожно сомкнула челюсть: – У меня из–за тебя, гада, теперь половина зубов шатается.

– Когда выпадут, тогда и жалуйся.

– Могу я поинтересоваться, что вы так активно обсуждаете? – прервал нашу дискуссию сержант. – Морровер, Тирро, шаг из строя!

Отработанный синхронный шаг.

– Ну? – сержант заложил руки за спину и с видимым удовольствием наблюдал за радужными переливами моего лица. – Я жду!

– Мы обсуждали мой цветущий вид, – устало отрапортовала я.

– Упала, отжалась!

– Есть! – упала. Отжалась.

– Тирро, чего вы ждете? Догоняйте даму.

– Есть! – Артей упал рядом.

Секунд через десять–пятнадцать я поняла, что в горизонтальном положении спину простреливает еще сильнее, а убитые пальцы от упора «лежа» начинает сводить. Еще через минуту из головы выветрились и эти мысли, образуя приятную пустоту, наполненную механически–выверенными движениями.

И солдат еще упрекают в тупости.

Сержант тем временем не спеша прогулялся до конца строя, придирчиво оглядывая каждого, так же неторопливо вернулся обратно и дал нам отбой.

Что меня начинает пошатывать, я поняла, только когда сержант брезгливо придержал меня за воротничок и ядовито заметил:

– Я понимаю, что тебя ко мне тянет, Морровер. Но не до такой же степени.

– Так точно! – вскинулась я и добавила: – Точно не до такой степени.

– Все шутишь, занятая ты наша. Шлемы надеть! – рявкнул он, оборачиваясь к строю. – Ну что, фарры, переходим к основной части увеселительных мероприятий? Фарра Вайс, что у нас там по плану?

– Штурм закрытого помещения, – Ровин сунула шлем под мышку, вытащила из нагрудного кармана замусоленный лист писчего пластика и прочитала: – Десять на десять, десять на пять, пять на десять, десять на два… и другие варианты. Если вложимся в полторы вахты.

– Вложимся, вложимся, – пробормотал сержант. – Итак, есть ли добровольные кандидаты в защитники крепости?

Повисло оглушительное молчание. «Защитники крепости», особенно при раскладе «десять на два» рисковали потом недели две проводить все свободное время в лазарете.

– В таком случае фарра Морровер, прошу, будете за лидера. Бессменного, – сержант галантно указал на склад утиля, который на сегодня выполнял функции штурмуемого объекта. Еще одного штурма казармы, даже без применения огнестрельного, мы, боюсь, уже бы не пережили. – Набирай команду.

– Количество бойцов?

– Не слышала список? Или считать не умеешь? Половину забирай.

То, что сержант задался целью превратить в кои–то веки мое существование в ад, я восприняла как данность и угрюмо решила выжать из этого все возможное. Мстительно прошлась вдоль строя, выдергивая лучших снайперов и обоих помощников сержанта – Ровин и Артея.

Кое–кто сегодня еще вспомнит о моей репутации. И провалиться мне в Бездну, если только раз.

– О Звезда, Морровер, какая же ты стерва! – простонал Артей, залегая рядом со мной возле складской двери, тщательно забаррикадированной за отведенные двадцать минут. – Ну хочешь, я тебе потом мазь свою дам от фингалов? Хорошая, за день сойдет – будешь снова цвести и пахнуть.

– …!

– Ой, да заткнитесь вы, – шикнула Тикки из–за окна. – Идут.

– Стрелкам занять позиции, – скомандовала я, подсматривая за противником в щель в досках. Выждала пару секунд и рявкнула: – Огонь!

Затявкали дальнобойные винтовки, заряженные шариками с краской. Первую волну снайперы снесли, но основные ударные силы, естественно, пошли через крыши казарм, стоявших к складу впритык, пока прочие оттягивали стрелков на себя.

Однако их лидер не учел, что Ровин к себе я взяла далеко не из личной неприязни. В тяжелой броне это был танк. В комплект к ней я в последний момент взяла Маэста–Оглоблю, напоминавшего танк даже без брони. Эта парочка ждала визитеров в стратегических точках под крышей. Тех нескольких минут, которые потребовались стрелкам, чтобы добить отвлекающие силы и развернуться внутрь склада, им хватило, чтобы вырубить четырех бойцов. Прочих быстро поотстреливали поодиночке.

На дверь так никто и не покусился.

Ко второму заходу сержант понял свою ошибку и набрал мне команду самостоятельно.

Десять на пять мы еще вытянули, десять на два продержались семь минут. К варианту «пять на десять» меня перевели в стан штурмующих. Тикки пристрелила меня, когда до победы оставалось каких–то три бойца.

К обещанной середине второй вахты мы так и не закончили, поэтому, когда склад был кое–как приведен в порядок, амуниция оттерта от разноцветных клякс и развешена в шкафчике, небо уже начинало сереть.

Из раздевалки я вышла с одним–единственным желанием, и это было отнюдь не свидание со счетоводом. До казармы я доползла почти что юзом, минуя даже лазарет, и упала лицом в подушку, свесив ноги в сапогах до самого пола.

Глава седьмая.

Вы, право, не мужчины, а дети, если женщина может внушать вам такой страх!

Александр Дюма

Посланник до ломоты в пальцах сжимал рвущиеся из рук поводья. Муфтар нервничал и приседал на задние лапы. Приходилось изо всех сил тянуть за задубевшие ремни, чтобы он не улегся прямо на снег.

На то, чтобы обогнуть крутобокую скалу размером всего лишь с дом, понадобился почти час – а ведь впереди еще почти два дневных перегона. А если метель не утихнет, понадобиться все три.

Солнце садится, и посланник поднимает голову в слабой надежде, что поднимающийся ветер разгонит низкие облака, и просит Звезду о помощи.

Но пришедший Ветер приводит за собой подругу–Воду. Та смеется, взмахивает снежными рукавами – и на землю слетает метель.

Ветер бросается в лицо, рвет с головы капюшон, а муфтар норовит развернуться и убежать в узкую расселину. Не зря говаривали в замке, что муфтары чуют бурю – только разницы уже нет.

Посланник вжимает голову в плечи и посылает зверя вперед – к горной долине, где кончается тореная тропа перевала и начинается путаница извилистых тропок. Завтра поутру он достанет карту и будет угадывать, которая из тропок – нужная. А сегодня – хоть бы добраться туда, хоть бы переждать веселье мастерицы–Воды.

Темнота опускается неспешно, отгоняемая безумной снежной пляской, так и норовящей выдернуть из седла, подвернуть ноги муфтару, запутать и заплутать. Они все еще продолжают свой спор, когда впереди показываются две скалы, почти сомкнувшиеся в арку.

Посланник подгоняет зверя, но тот недовольно крутит головой, нехотя вползая в долину. Шаг, другой – и он падает на брюхо, подбирая лапы под себя.

Посланник бросает поводья и соскальзывает с седла. Оглядывается. Закоченевшие пальцы начинают отвязывать от седла мешки – пещеры рядом, муфтар же сегодня никуда больше не пойдет.

Тонкие веревочные лямки режут плечи, снег застилает глаза, но дыра пещеры – вот она, рядом. Посланник опускает на каменный пол свою ношу, сует рукавицы за пояс и откидывает капюшон. Длинная снежно–белая коса падает на плечо. Болезненно обостренный слух доносит едва слышный вздох за спиной.

Коса взвивается в воздух от резкого разворота, и яркие глаза, зеленые, как листья лицинии по весне, успевают заметить мелькнувшую у входа фигуру. Мужчина.

Понимающий, что его заметили.

Убийца бросается вперед, сжимая кулаки, щетинящиеся когтями парных карайт. Он не ждал, что противником окажется женщина, но это упрощает дело.

А она только и успевает, что наотмашь ударить убийцу подхваченным за лямки мешком. Удар карайт приходится в дубленую кожу, вспарывая ее на ленты. Из разрезов начинают струйками сыпаться самоцветы, шершавыми нешлифованными капельками разлетаясь по каменному полу.

Посланница падает на колени, но сразу же бросается вперед, в ноги мужчине, ныряя под взвившуюся в ударе карайту. Когти второй вцепляются в тяжелый меховой плащ, пробираясь глубже, через куртку, рубахи и накидку к живому телу.

Женщина всем телом толкает убийцу назад, и, наконец, он падает на спину, не удержавшись на влажном камне. Посланница обеими руками хватает его за свободное запястье и начинает колотить о скалу, плача от боли в раздираемой когтями спине.

Разбитый до кости кулак наконец разжимается, и карайта падает на измазанный кровью пол. Она откидывает ее подальше, не глядя, уже почти не думая – мужчина вырывает из захвата руку и швыряет посланницу о стену с выступом, пришедшимся в затылок.

Карайта на правую руку с едва слышным звоном отлетает в дальний угол и ложится поверх рассыпавшихся самоцветов. Для боя она уже не важна.

На тумбочке у кровати надрывался переговорник.

И эта скотина никогда не работает, когда нужно.

Я с трудом разлепила глаза и обнаружила, что спала поперек кровати, не раздеваясь и не снимая сапог.

Переговорник продолжал верещать.

Я тщательно, со вкусом, выругалась в пространство и нажала на кнопку приема.

– Небеса не принимают, – процедила я в микрофон. – Так что звоните завтра или обращайтесь в Бездну.

– Так–то вы приводите души прихожан к гармонии с Миром? – узнаваемо хмыкнуло в переговорнике. Я подавила малодушный порыв засунуть его под подушку и больше никогда оттуда не доставать.

– Вы что–то хотели, фарр Бэйсеррон? – от безупречно–вежливого тона у меня свело челюсти.

– Что я хотел, я, кажется, сообщил вам еще вчера.

– О. Вы об этом, – все так же вежливо заметила я, заглядывая под кровать. Кроме пыли и сейфа, ничего видно не было. Ну и где?…

– Именно об этом, фарра. Если не ошибаюсь, вы обещали быть утром. Сейчас первая дневная вахта. Не находите противоречия?

– Возможно, у меня сбился таймер?

Я ухватила сейф обеими руками и потащила к себе.

– А у вас он был? – с тонкой издевкой поинтересовался Бес и вдруг совершенно нормальным тоном спросил: – Слушайте, чем вы там занимаетесь?

– Ищу запасные ботинки, – пробормотала я, со скрежетом открывая дверцу сейфа. Они действительно были там. Ну и какая сволочь?…

– Фарра Морровер, возможно, я плохо читаю мысли, но у меня отличный слух. Вы копаетесь в документах.

– Слух у вас, может, и отличный, но вот силовиков вы не знаете, – я выпрямилась и начала стаскивать сапоги, заляпанные краской. Чем бесы не тешатся, если сержанту в голову стукнет фантазия в связи с военным положением цепляться к блеску пуговиц и отглаженности шнурков…

– Морровер, вы напоминаете ходячий цирк. Я начинаю понимать, за что вас так не любит Этан.

– Как, вы хотите сказать, что он меня не любит?! – я машинально сунула сапоги обратно в сейф и натянула десантные ботинки. Этан – это комендант. Даже у Мертвяка, как ни странно, есть имя.

В переговорнике хмыкнуло.

– Фарр счетовод, а чем там занимаетесь вы? – спохватилась наконец я.

Или, вернее, это точно он? И точно ли трезвый?

– Я не пережил вашего отсутствия, – весело фыркнул он.

Пьяный. Точно.

Пьяный?!

Бес?!!!

Я нервно сглотнула. Счетовод аскетом не был, и, в отличие от своего приятеля–коменданта, иногда расслаблялся, но никогда не позволял об этом узнать ни мне, ни кому–либо из подчиненных.

Значит, что–то идет не так.

– Вы где сейчас? В кабинете? – медленно и спокойно, как с ребенком, заговорила я, сдирая с себя мятую форму и лихорадочно ища пакет со сменным комплектом.

– А где еще вы предлагаете мне быть в разгар трудового дня? Я, в отличие от вас, по ночам не работаю, – он снова хмыкнул. Послышался звук падающего считывателя.

– В таком случае, я буду у вас через несколько минут, и мы обсудим все интересующие вас вопросы.

– Обсудим, обсудим, фарра, – невнятно пробормотал он и дал отбой.

Из казармы я вылетела почти бегом.

Если все это окажется оригинальной придумкой Беса на предмет моей экстренной побудки, я ему искренне поаплодирую. Потому что я купилась на сто процентов. И мне было бы гораздо спокойнее, если бы так и оказалось. На худой конец согласна на несчастную любовь – не все же одному Ди девиц портить.

Хотя несчастная любовь и Бэйсеррон… Тьфу ты, может, у него квартальный баланс не сошелся, только и всего.

В приемную счетовода я влетела меньше чем через пять минут после разговора и внезапно поняла, что забыла еще кое о чем.

За секретарским столом восседала незабвенная фарра Тисса и обсуждала с Зимой виды на отдельную квартиру в черте города. В одной руке у нее было изящное зеркальце, пальчиками другой Тисса приглаживала брови.

Широким строевым шагом я подошла к этой парочке вплотную, перегнулась через стол и аккуратно забрала у Тиссы зеркальце. Зима вскинул одну бровь, меряя меня взглядом, но почел за лучшее отодвинуться вместе со стулом.

У меня очень, очень чесались руки схватить пук шикарных черных волос и несколько раз от души приложить их обладательницу о пластиковую столешницу. Размеренно и методично разбить точеный носик, полные губы – может, когда красота придет в негодность, она хоть на время успокоится.

С Тиссой я устала бороться. Банально устала.

– Фарра, вынуждена сообщить, что на вас поступила жалоба, – скучно и холодно сообщила я ей, равнодушно глядя в глаза. Разжала пальцы – и наступила на упавшее зеркальце тяжелым ботинком. – Какая досада. Прошу прощения.

– Разве я что–то сделала? – она приподняла брови в притворном изумлении и переглянулась с Зимой, плотоядно улыбнувшись. – Нет, ну в самом деле? На меня наговаривают, клянусь Звездой.

– Не клянитесь, фарра. Клятвопреступление – это отдельный проступок. А ваша вина у меня сомнений не вызывает. Интересно, почему? – сухо произнесла я.

Тисса наклонилась вперед, навалившись внушительным бюстом на стол.

– И все–таки, за чей донос меня будут песочить?

– Если вам интересно, кто мог бы обвинить вас в такого рода действиях, то могу сказать – большая часть форта. Та, которая мужская. Или уже и не только она?

– А–а–а, так бы и сказали, фарра ватар. Только, – она вальяжно усмехнулась, – не помню, чтобы кому–то хотелось после этого жаловаться. Скорее наоборот… – Тисса почти мурлыкала. – В этом я действительно готова поклясться.

– В таком случае настоятельно советую вам ограничить круг…общения теми, кто не возражает против вашего общества. И, фарра, – я наклонилась к самому ее уху и ласково прошептала: – Если хоть раз поймаю с несовершеннолетними, организую такой скандал, что ты вылетишь из форта как пуля, с черной меткой в регистрационной карте.

Она хмыкнула, но небрежно подняла руки в знак сдачи.

– Хорошо, хорошо, все поняла. Буду хорошей девочкой и все такое. Знала бы, что Отшельник бучу поднимет, на выстрел бы к нему не подошла…

– А, так это тот хлюпик! – презрительно процедил Зима, сунув в зубы палочку тифы, пропитанную иференом. Я посмотрела на него. Кончик палочки вспыхнул и закурился дымком. – Ну у тебя и вкус, Тисса.

– Молодой человек, если не ошибаюсь, ваш обеденный перерыв закончился десять минут назад? – холодно поинтересовалась я. – Хотелось бы знать, ваш координатор знает, почему вы отсутствуете?

– А вы уверены, что это в вашей компетенции? – окрысился парень, и передразнил: – Хотелось бы знать, комендант знает, что вы лезете в дела, которые вас не касаются?

– Значит, вас никто не отпускал. Чудесно. Предлагаете выяснить, не отпускал ли вас комендант лично?

Зима фыркнул и закатил глаза. Затянулся раз, другой. Я скрестила руки на груди и смотрела на него в упор. И этот взгляд отнюдь не был добрым.

Наконец он поднялся со стула и вышел за дверь, подчеркнуто небрежно взмахнув хвостом и пробормотав на ходу, достаточно громко, чтобы я услышала:

– Развели зверинец – ящерицы, полукровки, вампиры…

Тисса благовоспитанно смотрела на стол, даже не улыбнувшись. Знает, что если я действительно начну жаловаться на нее Бейсеррону, по головке он ее за совращение малолетних не погладит. Хотя что счетовод, что его секретарша – один черт. И, что самое печальное, никакие санкции на нее никогда не действовали дольше пары суток.

По–честному, несмотря на чрезмерную шлюховатость, Тисса вовсе не была какой–то особенно стервозной или испорченной, просто не имела никакого желания бороться со своей натурой, и потакала ей с огромным удовольствием. И, положа руку на сердце, множество солдат были ей за это весьма благодарны, потому как возможность наведываться в город к местным шлюхам (или, что важнее – деньги) имели далеко не все.

Если бы еще она хоть иногда давала труд голове, в отличие от противоположного места, и понимала слово «нет» с первого раза.

И еще – если бы не водилась со всякой шантрапой. Иногда мне кажется, что слово «стервец» придумано специально для Зимы. И будь он на пару лет младше, я бы все–таки настояла на его отправку в специализированное учебное заведение. Неуправляемый, склочный, хитрый и наглый оператор сверхдальней связи, подсаженный на иферен, которому только в этом году сравнялось сорок девять. Страшно, да? Но – он почти полтора года как совершеннолетний, и уже совершенно поздно что–то делать.

Операторов у нас не хватало давно – иферен аллергенен, для многих – до летального исхода, а без него ни одних природных способностей не достаточно. Поэтому прислушались бы ко мне – еще вопрос, и, боюсь, слишком большой.

А то, что через пять–десять лет я рискую получить шизофреника, опасного для общества и самого себя, вообще никого не волнует. Зима – из тех, кто в детстве отрывает среброкрылкам лапки, в юности – сбивает камнями птиц, а позже может попробовать воткнуть нож в бок обидчика, и не ощутит при этом никаких колебаний.

Больше года он служил одним из главных источников моего энергетического пропитания, и лучше не становилось, хотя после такого количества вытянутых мной негативных эмоций можно было стать патологически жизнерадостным и добродушным.

И ведь что самое удивительное, с Тиссой он приятельствует совершенно искренне и без всяких задних мыслей с обеих сторон. Что еще удивительней.

Ладно, не те сейчас проблемы.

– Бэйсеррон у себя?

– Да нет, – ответила Тисса, полируя ногти.

– Как нет?! Он же…

– Ну обедать он пошел, – она лениво посмотрела на меня. – А может, и не обедать… Чудной он сегодня какой–то.

– Номер его дай, – я забарабанила пальцами по столу. Если Бес не вылез из окна (третьего этажа), пока я делала внушение его секретарше, то гулять он отправился сразу после того… – А когда это он обедать пошел?

– Да часа два уже, – Тисса нацарапала номер на старом бланке и сунула мне. – И что это вы все сегодня друг за другом ходите? То с утра Отшельник прибежал, то Бес твой номер просил, то теперь ты его… У вас там что, оргия намечается?

– Если и намечается, то не такая, какие ты любишь, – отрезала я, выходя за дверь.

Номер я набрала быстро, ответа же пришлось ждать гораздо дольше.

– Что, уже успели добежать? – сквозь потрескивания донеслось из наушника.

– Более того, успела крайне продуктивно пообщаться с вашей секретаршей, – буркнула я, уже порядком уставшая от всего этого дурдома. – Зачем вы мне соврали?

– Хотелось посмотреть, броситесь ли вы спасать мою заблудшую душу.

– Какая разница, чью – это все равно моя работа, – отмахнулась я. – Где вы? Только серьезно.

– Иначе что? Нажалуетесь на меня Смерти?

– Нет, Огню. И, – тут я сделала глубокий вдох, понимая, что эти слова в трезвом виде он мне еще припомнит, и очень хорошо, – и раззвоню по всем Развалинам, в каком виде вы разгуливаете в рабочее время по территории форта. Так что будьте паинькой. Пожалуйста.

– С чего вы взяли, что я на территории форта? – переговорник гаденько захихикал.

– О боги, – застонала я. Да он еще пьянее, чем я думала. Или, что, вероятнее, у него что–то есть с собой. – Только не говорите, что вы полезли в горы!

– Я бы сказал, я «полез» в несколько противоположном направлении.

– Где вы?

– А вы попробуйте меня найти. Получите приз, – сказал он и отключился.

Я попробовала набрать номер снова. Переговорник не отвечал. Возникла мысль сходить к коменданту и выяснить, действительно ли случилось что–нибудь серьезное, или у Беса просто бзик зашел.

Мысль была отметена как нежизнеспособная.

Я медленно побрела вниз, размышляя по пути, где может находиться это «противоположное» место. Развалины с востока почти примыкали к горам, на запад уходила дорога в город. И если Бес там, я никогда его не найду.

На улице парило, как перед дождем, но небо было чистым. Я сунула руки в карманы и начала ждать озарения от Звезды.

В качестве посланцев неба явились два стога свежесрезанной тифы. Один – на худеньких ножках с ободранными коленками, из–под второго торчали поношенные сапоги, заправленные в полотняные серые штаны.

– Атка, ты надорвешься, – констатировала я, опознав первый стог по растрепанной косичке. – Вы там что, пол–оврага выкосили? Зачем столько?

– Зато на два месяца хватит, – Атка уронила стог посреди двора и сдула челку со лба. – За карантин операторская весь запас скурила.

– И папка твой всех медбратьев посадил заготавливать курево?

– Вроде того, – Атка повернулась к второму стогу и скомандовала: – В перевязочную тащи, к Рафу.

– Угу, – отозвался стог и двинулся в указанном направлении.

Я проводила его взглядом и заметила:

– Я смотрю, любовные амулеты уже не нужны. Лихо Римсом командуешь.

Атка с удивлением посмотрела на меня.

– Тетя Орие, вы чего – Римса же отец к тетке в город отправил.

– Надолго?

– Не знаю, – девочка вздохнула. – Может, насовсем. И со мной…

– … Общаться запретил, – закончила я за нее. – Плюнь, захочет – сбежит от тетки. А не захочет – зачем он нам такой нужен? – я погладила девочку по голове. – Вон, тебе уже солдаты помогают тифу носить. Наверное, молодой и симпатичный?

– Тетя Орие! – взвыла Атка. – Это не солдат! Это Лаппо! Вы его серьезно не узнали?

– По сапогам трудно кого–нибудь узнать, – философски заметила я. Спохватилась: – Подожди. Ему что, комендант разрешил выходить из здания?

– Не знаю, – она пожала плечами и наклонилась, подбирая тифу. – Но фарр счетовод его в овраге видел, когда мы тифу собирали, и ничего не сказал. Значит, наверное, разрешил.

– Кто его там видел? – раздельно спросила я, чувствуя, что у меня что–то не в порядке с головой.

– Фарр счетовод, – глухо прозвучало из–за охапки тифы. Атка обхватила ее поудобнее и медленно пошла в сторону лабораторной башни, добавив на ходу: – А вообще, странный он сегодня какой–то.

– Не то слово, – пробормотала я и трусцой побежала в сторону оврага. Значит «противоположное» было в смысле высоты.

Если он упадет и покалечится – благо в овраге подходящих мест было в избытке – это будет абсолютно не моя проблема. Абсолютно.

Овраг за время беспрерывных ливней расползся вширь и вглубь, и глинистые склоны еще далеко не везде подсохли. Скользя и поругиваясь, я спустилась вниз и начала пробираться вдоль русла ручейка на дне, внимательно оглядывая заросшие кустами склоны.

Знакомый голос раздался неожиданно и прямо у меня над головой. Густые заросли лицинии надежно скрывали счетовода, но он определенно был там.

Мрачно решив сделать сюрприз, я тихо полезла вверх по склону.

Я думала, что он разговаривает по переговорнику, и внезапно раздавшийся второй голос заставил меня замереть, судорожно ухватившись за ветку.

Это был комендант.

Я осторожно подтянула тело вверх и затаилась в кустах, наблюдая за происходящим в просвете ветвей.

– Птар, не занимайся ерундой, – резко и довольно громко сказал Мертвяк, продолжая разговор.

– Если… – Бес смотрел куда–то мимо меня, угрюмо и как–то очень трезво. Я начала понимать, что меня надули. Хотелось бы еще знать, зачем. Только поэтому я осталась на месте, а не полезла к бесовой бабушке из этого оврага… – Если нас прикроют, это уже не будет такой уж ерундой.

…И затаила дыхание, понимая, что теперь даже толпы стенающих грешников не сдвинут меня с места.

– Это похоже на гонку за призраком, – комендант покачал головой. Длинные волосы скользнули со спины, закрывая лицо. – И это ничего нам не даст. Даже отсрочки.

– Даст, – Бес запустил руку в свои, короткие, и яростно дернул за прядь. – Если… Если получится, это будет шанс. Очень хороший шанс выжить. Слишком лакомый кусок, чтобы на него не клюнули.

– Авантюрист, – комендант снова покачал головой и вдруг улыбнулся. Устало, но как–то очень…тепло? Я изумленно встопорщила уши – никто во всем форте вообще не видел, чтобы он улыбался. Тем более – так.

– Авантюрист, – повторил он. – Ты ведь сможешь найти хорошую работу даже в Центре.

– И именно поэтому этого делать не буду. Предпочитаю быть большой рыбой в мелкой лужице, знаешь ли.

– Боюсь, лужицу уже не спасти. Я пытался – и каков результат?

– Я даже не спрашиваю, стоило ли оно того, – Бес посмотрел на него. Недобро.

– Ты же знаешь, что да, – медленно отозвался комендант. – Это все, что у меня осталось. Этот форт, эта земля… За свой мир стоит бороться, даже если это почти не имеет смысла.

– Тогда чем плох этот способ? В самом худшем случае ничего не изменится… И никто ничего не узнает.

– Не хочу тащить тебя за собой. Даже за то, что было, меня закопают, и очень глубоко. Я знал, на что шел, а вот тебе на каторге совершенно нечего делать, – комендант провел рукой по лицу, прикрыл глаза и устало закончил: – Я серьезно – увольняйся и ищи другую работу. Еще успеешь.

– И буду наезжать раз в полгода на свидания, а каждый месяц слать передачи тебе в камеру, – с горечью сказал Бэйсеррон. – Этан, ради Звезды, ну что за бред ты несешь! Я тебе кто – мелкий клерк на полставки, которого ты видишь раз в два года? Или троюродный дядюшка сестры невестки? Может, мне теперь полагается брата не узнавать в лицо?…

Мне вдруг невероятно захотелось встать в полный рост, как следует потрясти головой и рявкнуть, чтобы все замолчали. Потому что сюрпризы сегодняшнего дня перестали в ней умещаться.

И почему мне казалось, что они абсолютно точно не братья?…

Очевидно, это и было моей ошибкой – начать анализировать происходящее до того, как все закончится. Поэтому я упустила момент, когда комендант начал бросать по сторонам внимательные взгляды.

Очевидно, у него на меня был нюх. Но, к сожалению, даже живя среди солдат, он не очень хорошо разбирался в рефлексах.

И когда меня резко схватили за руку, я отреагировала автоматически.

Торрили впечатало в некстати подвернувшийся большой валун и по инерции проволокло до дна оврага по кустам лицинии. Я застыла, перепугавшись на самом деле – он мог сломать все что угодно, вплоть до шеи.

Когда фигура на дне оврага пошевелилась и попыталась встать, я очнулась и спрыгнула вниз. То, что меня уволят, и ни закрытия форта, ни того, как Мертвяк отправится на каторгу (за что, интересно?), я уже не увижу, можно считать делом решенным. Но элементарную порядочность никто не отменял.

Хотя скандал будет… значительный.

– Фарр, вы в порядке?

В ответе печатной была только моя фамилия. В различных вариантах. Ладно, он почти прав.

Следом за мной спустился Бес.

– Судя по всему, все существенное цело? – он смерил меня взглядом: – Вижу, вы все–таки меня нашли?

– Вы не могли бы сказать коменданту, что позвали меня сами? – очень вежливо спросила я.

К чести Бэйсеррона, он действительно попытался это сделать.

В ответной реплике, обращенной ко мне, разборчиво сказано было только «уволена». Я подождала, пока комендант твердо встанет на ноги и услышала наконец осмысленную фразу:

– Вы уберетесь из форта за час, иначе я лично спущу вас с главной башни. И отнюдь не по лестнице. И если, – процедил он, глядя мне в лицо холодными и очень неживыми глазами, – хоть одно слово из того, что вы сегодня здесь услышали, выйдет за пределы этого места, я лично прослежу, чтобы вы больше нигде и никогда не смогли получить никакой работы.

Мне очень хотелось сказать, что, возможно, он сам скоро будет в крайне незавидном положении, да и не так уж я нуждаюсь в работе. Но лучше мне от этого не станет, а вот ременам после моего отъезда может стать и хуже.

Поэтому я склонилась в прощальном поклоне и искренне сказала:

– Мне жаль.

Жаль мне было форта, по–настоящему жаль, что его больше не будет. Это был мой мир, и в нем будет чего–то не хватать. Но этого, думаю, уточнять не стоит.

Я развернулась и пошла к Развалинам.

Я не хочу говорить об этом мире «был». Во мне нет магии Жизни, и Мир не водит меня за руку, но я в нем живу. Жила. Жаль…

Я шла к Развалинам, чувствовала спиной ледяной от злости взгляд, и понимала, что именно жила.

Жаль.

Амуниция и форма были собственностью форта, поэтому с упаковкой вещей я справилась гораздо быстрее отведенного часа. Понадобилось всего лишь разыскать рюкзак, с которым я сюда приехала, распихать по его обширным карманам несколько личных мелочей, переодеться в гражданку и сменить кобуру на такую же, но уже с моим собственным парализатором.

С остальным, вернее, с остальными, было сложнее.

Как прикажете объяснять половине казармы, что я уезжаю? Как возможно за час попрощаться с половиной форта – хоть бы до вечера времени хватило?

Поэтому я не стала прощаться ни с кем. С Тайлом и Ремо – тем более. С Тайла станется наделать глупостей. Ничего, остановлюсь в городе, вызову их, и там уже будем решать…

В приемную я шла уже с рюкзаком на одном плече и с охотничьей «байкой» (тоже моей собственной) на другом.

Рутта ругалась с кем–то по переговорнику, судя по всему – с рабочими, запоровшими сроки ремонта подвальных помещений. Кивнув мне, она зашипела в микрофон, тыча световым пером в невидимые собеседникам графики.

Я аккуратно положила перед ней считыватель с заявлением об уходе.

– Ты бы по голофону с ними поговорила. Будет убедительнее. Заодно и документами потрясешь.