Текст книги "Эхо войны."

Автор книги: Ольга Шумилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Кроме обвала, – пробормотала я. Однако резкий ветер, поднявшийся к закату, перевесил обвал. Через час–два начнет темнеть, и я не хотела потратить два дня там, где можно было обойтись одним. Наше время выходило значительно быстрее, чем мы шли по глубокому снегу.

Риск. Ничего кроме него нам не оставалось.

Я аккуратно пристегнула к поясу тросик и перекинула остальным. На плоской, как блин, равнине в этом не было особой необходимости, но приметное сооружение матери–Жизни не вызывало у меня доверия.

Состегнутые тросом в нескладную гусеницу, мы настороженно вползли в расселину.

Ничего не случилось. Я быстро зашагала вперед, обходя нагромождения камней, едва присыпанные снегом. Края расселины почти смыкались над головой, не пропуская снегопад.

Скала выглядела прочной, монолитной и не склонной к обвалам. Здесь не было ветра, не было снега – почти идеальное место, годящееся даже для ночевки. Чего здесь было в избытке – так это тревоги, неосязаемым ветерком носящейся в воздухе.

Коэни хмурился и со странным выражением лица оглядывался по сторонам. Я смотрела под ноги и шла вперед так быстро, как это позволял вздыбленный грунт. Мне чудился сладковатый душок, которого здесь по определению быть не могло. И страх, который определенно не был моим.

Смутные подозрения обрели под собой почву полчаса спустя, когда очередной камень, на который опустился мой ботинок, хрустнул яичной скорлупкой и сложился пополам. Я резко остановилась, из–за чего Коэни почти ткнулся носом в мой рюкзак, и опустилась на колено. Разгребла снег рукавицей и молча обозрела разломанные остатки белесого черепа. По всему судя – ременского.

– Поздравляю вас, господа. Мы движемся в правильном направлении, – сухо прокомментировала я и поднялась. Было ли здесь остальное тело, и было ли оно одно, уже совершенно не важно. Поэтому я поднялась и пошла дальше, посоветовав сделать то же собравшимся в кружок вокруг находки мужчинам.

– У него масса времени, в отличие от нас.

Они молча покивали и двинулись следом, даже присевший было на корточки Лаппо.

Да, у него масса времени. Масса времени, чтобы превратиться в отлично промороженный труп. С мясом, кожей и волосами, а не в хрупкую и почти отполированную костяшку.

Впервые я задумалась о том, какой климат был здесь в период Первой Колонизации.

Будь наш дайр цел, я задумалась бы над этим всерьез. Но он не был цел, и спустя две недели, под угрозой истощения энергии, это был умозрительный вопрос. И даже если с этими краями что–то не так, мне нечего предложить взамен.

То, что показывали мне боги, говорило о войне.

Я искренне надеялась, что мы до нее хотя бы доживем.

Ничего не случилось.

Расселина закончилась так же внезапно, как и возникла. И снова – растопыренные пальцы скал, торчащие посреди равнины без конца и края.

Солнце село уже давно, и последние полчаса мы шли при свете фонарей. Мне не нравилось это ущелье – я не была провидцем, даже плохим, но ночевать внутри не собиралась. Снаружи – тоже. Еще на полчаса нас хватит, как и фонарей. А там… посмотрим.

Смотреть пришлось раньше, чем я надеялась.

Только когда свет фонаря, причем даже не моего, а Лаппо, беспорядочно шарящего лучом по сугробам, выхватил из темноты еще одного скального титана, стало ясно, что дальше мы не пойдем. По крайней мере, сегодня.

При неверном подрагивающем свете скала казалась огромной квадратной тумбой, и уже сейчас, помогая расставлять палатку, я с зарождающейся головной болью не переставала думать о том, сколько времени завтра уйдет впустую, чтобы ее обогнуть.

Спустя полчаса, уже внутри крошечного иллюзорного уголка, отгороженного от снега, зажатая между сопящим Маэстом и Тайлом, который имел привычку во сне путать меня с мягкой игрушкой, я молилась. Молилась о том, чтобы все, услышанное и увиденное мной, оказалось понято правильно.

Если… Если я ошиблась, ошиблась в направлении, на которое указывало солнце, ошиблась в том, за что приняла корабль, если я ошиблась в смысле того, что было сделано и сказано, я веду своих солдат на смерть. И иду с ними сама.

Смерть была где–то близко. Она стояла над головой и усмехалась – посланница почти видела это.

Убийца ушел, забрав все, что было у нее с собой – обшарив кажущееся мертвым тело, аккуратно обойдя по периметру место смехотворного боя. Два рога скальника с бесценной резьбой из Вышлана, инкрустированные самоцветами медальоны магов Серебряного города, крошечный мешочек с сушеными корешками тамеллы – все, что хранилось от воров под меховой безрукавкой, не снимаемой ни днем, ни ночью, ушло в руки проклятого Звездой мародера.

Из–под прикрытых век капают редкие злые слезы. Она лишь посланник… Как она будет рассчитываться с владельцами за вещи, на которые можно было выменять половину замковых полей?! Как оплатить три полновесных меры лучших самоцветов, везомых на отшлифовку?!

Деньги, товары, и – она уверена в этом – тощий мешок с едой…

И… О Звезда!

Посланница распахивает глаза. Протягивает дрожащую руку к груди и замирает, почувствовав пустоту там, где еще несколько часов назад на прочном ремешке покачивался жесткий кожаный футляр, натирающий кожу под рубахой. Свиток!

Ради него она пустилась в путь зимой, ради него преодолела перевал Ледяной, прошла половину Великих Равнин, чтобы вот так… теперь…

Слезы полились с новой силой, горькие, отчаянные. Весь город, весь род, а, возможно, и вся Нитерра – все это может исчезнуть по ее вине.

Надо спешить. Спешить. Быть может, еще не все потеряно.

Посланница медленно поднялась. Ее подташнивало, перед глазами чередовались вспышки темноты и слепящие радужные круги, но она смогла кое–как встать на четвереньки и отползти к выходу из пещеры.

Голова прояснялась, и все четче и яснее становилась мысль о погоне. Взрослого муфтара даже мужчина, даже с карайтами, не сможет убить. Увести чужого – тем более. Он наверняка где–то здесь, где–то поблизости, даже если сейчас зверя не видно сквозь снежную пелену.

Либо она сможет догнать убийцу, либо умрет. Оборванку в разодранной одежде не подпустят даже к замковому рву. У нее нет выхода.

Смерть язвительно рассмеялась над ухом.

Где–то снаружи, а такое ощущение, что над самым ухом, прозвучал чей–то вопль. Я вскочила и метнулась к выходу из палатки, чуть не столкнувшись с Маэстом. И – зажмурилась от ослепительно сияющего снега, бывшего везде. Снега – и чего–то еще, сверкающего не менее ярко.

Черная фигура на этом фоне казалась крошечной, незначительной темной песчинкой на безбрежном снежном великолепии.

– Командир! – снова раздался вопль, и я побежала.

Лаппо стоял спокойно и почти расслаблено, сунув руки в карманы и глядя куда–то вверх. Только когда я подбежала ближе и затормошила его за воротник, он перевел на меня ставшие вдруг огромными и круглыми глаза.

– Да что случилось?! – трясла я его, так и не добившись реакции.

– Смотрите… – наконец он вытянул руку куда–то вверх и снова посмотрел туда же. На вершине скалы что–то блестело. Взгляд зацепился за хитрую вязь углов и выступов, разрастающихся, обретающих форму…

Да, это было достойно даже такого безумного вопля. Это было достойно всего, чего угодно.

Это был корабль.

Глава одиннадцатая

– У нас на Манхэттене туго с двумя вещами: парковкой и бегемотами.

«Мадагаскар»

– Да отойдите вы от меня!

Мы синхронно сделали шаг назад, расширяя вытоптанный полукруг еще на метр. Тайл, шипящий, как масло на сковородке, раздраженно сплюнул и опустился на четвереньки, осторожно оттирая скомканной рукавицей ото льда нижние пазы входного люка.

Шел уже второй час пополудни, люк нашли в двенадцать ровно, но мы ничего не могли с собой поделать – и стояли вокруг него, жадно глядя на Тайла.

– Если вы немедленно не уберетесь отсюда, все до единого, – не оборачиваясь, процедил ремен через минуту, – вскрывать этот долбаный люк будете сами.

Я посмотрела на вытоптанный снег, на слепящее лазурное небо без единого облачка, на громаду корабля, закованного в лед и снег. Сжала зубы и погнала подчиненных в лагерь.

Все всё понимали. Старательно делали вид, что заняты – Коэни вычесывал льдинки из не нуждающегося в этом меха скальника, Маэст перебирал уложенное в идеальном порядке оружие, Лаппо, нахохлившись, хмуро жевал сухой хлебец, сидя на рюкзаке.

Все были заняты. Но украдкой, когда не видел никто, бросали жгучие от надежды взгляды на маленький вытоптанный пятачок и кажущуюся отсюда крошечной фигурку. Будь Тайл хоть вполовину так чувствителен, как даже я, у него давно бы начали трястись руки.

Я занималась тем же, чем и всегда. Молилась. На этот раз – в благодарность. Взглядов не бросала, потому как могло статься, что все решается много дальше и выше утоптанного полукруга в снегу. А даже если решалось и здесь… Здесь есть кому беспокоиться и без меня.

Час спустя Лаппо не выдержал и подошел ко мне, хмуро глядя в снег под ногами.

– Ты что–то хотел?

– Хотел. Узнать, почему я здесь.

– Ты сюда пришел. С нами.

Он бросил на меня непроницаемый взгляд.

– Учись четко и внятно формулировать вопросы, – я скрестила руки на груди. – Я, кстати, на твоем месте подумала бы над другим: что с тобой будет, когда мы вернемся. И вот это напрямую будет зависеть от того, что ты из себя представляешь, – я помолчала и поинтересовалась: – Ничего не хочешь мне рассказать?…

– А, – он сунул руки в карманы и резко засмеялся. – Так вас направили выяснить этот вопрос?

– А что, похоже? – я приподняла одну бровь. – Мальчик мой, подобное самомнение удивляет даже меня. Неужели ты полагаешь, что кто–то организовал все это, – я неопределенно махнула рукой на окрестности, – вместе с аварией, чтобы у меня было время тебя разговорить?… Вынуждена огорчить, при желании всю имеющуюся информацию из тебя можно выудить без особых проблем – найти только достаточно квалифицированного телепата. Очень сомневаюсь, что твои щиты смогут выстоять против специалиста.

– Ошибаетесь! – огрызнулся задетый моим тоном Лаппо. – Их ставил не я. И ваши деревенские специалисты их не снимут.

– А кто же ставил? – мягко спросила я.

– Ла… – в запале начал было он и запнулся. – Провоцируете?

– Именно, – пробормотала я. – Именно.

Информация требовала обработки. Я не оперативница, но и детство, фактически проведенное в управлении полиции – «у папочки на работе» – тоже не прошло в моей жизни даром. И то, что сказано было не так уж мало, я понимала. По–настоящему сильных псионов имело не так уж много организаций. А, учитывая, что творилось в его личном деле и, если уж на то пошло, с ним самим…

Да, информация требовала обработки.

– Блок самоуничтожения есть? – небрежно поинтересовалась я.

Молчание. Скрестил руки на груди, отвернулся. Живая иллюстрация к девизу: «Вы не сможете мной манипулировать». Ой ли?… Неужели не научила тебя каторга оценивать весовую категорию противника и соотносить со своей?

– Я могу проверить. Если будешь упрямиться – прямо здесь.

– Вы не сможете, – качает головой.

– Знаешь, что такое «фокус»? – я расстегнула куртку до половины и вытащила из–за ворота камень на волосяной косице. – Эта милая фитюлька стоит больше, чем треть наших Развалин. К тому же, это подарок от родителей на свадьбу, так что вещь ценная во всех смыслах. Но… Увы и ах, я ее использую в случае необходимости, хоть она и одноразовая. Сфокусированной энергией всех находящихся поблизости псионов, а среди них, если ты забыл, чрезвычайно сильный маг, я сотру все твои щиты в порошок, кто бы их не ставил.

– Вы этого не сделаете, – он говорит уверенно, другое дело, что я ему не верю.

– Я? Сделаю, почему нет. И меня даже не особенно будет мучить совесть. Другое дело, что крайние меры никогда не вызывали у меня особого восторга. Мне, видишь ли, совсем не улыбается заиметь огромную кучу дерьма в своей жизни из–за того, что едва знакомый парень где–то чего–то не сказал вовремя. Ничего личного, но жизнь у нас такая… жестокая. Поэтому лучше я проверю, или увижу, как тебя убьет сработавший блок, чем вся эта гипотетическая куча дерьма свалится на нас прямо здесь.

Молчание.

– А вы ведь действительно сделаете это, – наконец проговорил он, удивленно и немного растерянно. – Вы же ватар, как вы можете?…

– Я служила в Корпусе. Моя покровительница из Звезды – Смерть. Сам подумай – ну какой из меня вообще справедливый судия, защитник слабых и угнетенных? Смерть дает знания, как отвести человека от края, дает виденье истинной сути происходящего. Чего она не дает – так это милосердия. Это к Отшельнику – он маг Жизни.

Все это верно от первого до последнего слова, кроме, конечно, того, что даже вся шкурка парня вместе с потрохами и пресловутой кучей дерьма не стоит неприметного камешка, который стоил треть Развалин тогда, когда достался основателю моего рода. Сейчас он бесценен, окончательно и бесповоротно.

– Ладно, подавитесь. Да, был блок.

– Ясно, – я качнула носком сапога и, секунду помедлив, добавила: – А позволь–ка спросить, не «динамо» ли он случайно?

– Не знаю. Может быть, – Лаппо угрюмо поджал губы, наблюдая за моим сапогом, и, не поднимая глаз, обронил: – Думаю, да.

– Хорошо. Очень хорошо, – я удовлетворенно улыбнулась. «Динамо» – это показатель. Весьма серьезный показатель очень серьезной организации и очень серьезных секретов. От «стазиса» он отличался тем, что реагировал не только на попытку взлома, но и на произнесение носителем слов–ключей, и для контроля объекта был гораздо более эффективен. Пора посмотреть правде в глаза: никаким переводом в другую тюрьму и даже в мифический «спецраспределитель» здесь и не пахло. Отделение, где я когда–то служила, одно время часто приставляли к инспекторам тюрем в качестве охраны. Охрану вместе с обслугой считают за глухих – и о том, что заключенных на каторге, где потери легко списать, сдают в качестве подопытного материала подпольным частным или сверхсекретным правительственным лабораториям, я узнала уже через полгода. Вопрос только, не представляет ли он из себя теперь бомбу замедленного действия особо поганой разновидности…

Лаппо внимательно посмотрел мне в лицо и констатировал:

– Вы блефовали.

– Ес–тест–вен–но. «Фокус» – слишком дорогая штука.

– Я не об этом.

– Видишь ли, многое под этими небесами относительно – так же, как и блеф. Думать, что кто–то чего–то не сделает никогда – опасное заблуждение. Сделает, поверь мне. Нужен лишь стимул и точка кипения. И вот тогда трехсотлетняя старушка голыми руками опрокидывает грузовой локомотив, несущийся на любимого правнука. Так что… – я качнула ногой в последний раз. – Твое положение таково, что не стоит соваться под локомотив ради проверки. Даже если бабушка околачивается поблизости – в чем я лично сомневаюсь.

Он помолчал, глядя в сторону. Понимает, о чем говорю. И знает, что я права.

– А… фарра… – начал он неуверенно. – Как же мы будем… теперь… Связист ведь остался на дайре.

Я тоже понимала, о чем он. И тоже знала, что он прав.

– Никак. Не знаю, – я отвела глаза. – Держись, сколько можешь. Когда совсем худо станет, говори, посмотрим. Будешь тянуть без разрешения – убью.

И я отнюдь не шутила.

Мы, вампиры, за те полторы недели, пока приходилось довольствоваться слабыми эмоциями лежащего без сознания, ослабли. Но то, что грозит нам сейчас… И нельзя, нельзя тянуть энергию из тех, кто остался – хотя бы потому, что они и так слабы, а мы не можем себе позволить потерять ни солдата, на техника, ни мага. Никого. А вот потерять себя – вполне. Лаппо не нужен для выживания группы. Я – тоже.

– Орие!

Крик, такой четкий и ясный из–за звенящего, как хрусталь, воздуха гор, заставил меня повернуться. Тайл стоял, распрямившись во весь рост, и махал руками.

Я снялась с места и ушла, не попрощавшись.

Не сговариваясь, здесь мы все перестали прощаться. Оборвавшийся на полуслове разговор стал хорошей приметой. Полувзгляды, полуфразы, размышления вслух о планах на многие годы вперед – мы вели себя так, будто всегда будет время для продолжения.

Хотелось верить, что мы доживем до других примет.

Тайл ждал меня, раскрасневшийся, дышащий, как после бега.

– Орие, я не смогу. Я не смогу открыть эту бесами проклятую дверь! Она меня не пускает!

– Как – не пускает?… – проговорила я, обводя взглядом дверной паз по периметру. Слева зияла щель в три пальца шириной. – Но ты же…

– Я растопил горелкой намерзший лед со щели, которая была, только и всего! Она поддалась на полпальца и заклинила. И это – электроника?! Тут вся подводка наружу – а она стоит как влитая, будто ее с той стороны держит толпа бесов из преисподней!

– Горелка, говоришь?… – невпопад пробормотала я и крикнула: – Коэни!!!

Маг прибежал едва ли не быстрее, чем я позвала, едва касаясь ногами сугробов. Глаза в золотистых искорках посмотрели на меня. На дверь. Снова на меня.

– Фарра, я не умею вызывать огонь.

– Плохо, – я задумалась. – Вся наша дистанционная автоматика слишком велика для такой щели. А… скальник может пролезть внутрь?

– Не знаю, – Коэни растерялся и посмотрел куда–то вверх. – Надо попробовать.

Нам на головы посыпался снег. Растопырив короткие когтистые лапы, с верхней площадки корабля скользило на брюхе вниз нечто змееобразное. Не удержавшись на обледеневшей обшивке, скальник шмякнулся мне под ноги и громко чихнул, взметнув облачко снежинок. Поднял большие желтые глаза на мага, и мгновенье спустя его тело снова пришло в движение, скользнув к приоткрытой двери.

В щель просочилось уже нечто широкое, плоское и бесконечно длинное.

Коэни стоял на месте, прикрыв глаза и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Мы ждали.

– Там ничего нет.

– Ну естественно, – пробормотал Тайл.

– Что будем делать? – я наклонилась к щели и заглянула внутрь. Широкий нос с шумом выдохнул мне в лицо, ткнувшись в щель с противоположной стороны. Я резко отпрянула и ругнулась. Нос сменился удивленно хлопающим желтым глазом. Я постучала по гулко звякнувшей двери, и скальник сорвался с места, ускакав куда–то вглубь корабля. Повернулась к Тайлу: – Ты специалист, тебе решать.

– Я начинаю всерьез думать, что распаковать это сможет только взрывчатка, потому что резак этот сплав не берет, – раздраженно бросил он.

– Гм.

Внутри что–то упало и покатилось с нарастающим грохотом. Я приложила ухо к щели, подумала, и запустила внутрь пальцы, ощупывая кромки двери и пазов изнутри.

– Там нет сенсоров. И кнопок нет. Я проверял.

Узкая щель мешала забраться далеко, и я уперлась в край двери ладонью, пытаясь просунуть руку поглубже.

И тут дверь поехала.

Я по инерции сделала шаг вперед и машинально ударила подошвой ботинка по кромке двери. Дверь отлетела в паз, распахнувшись во всю ширину.

Я сознавала, что мои глаза, скорее всего, похожи на блюдца, но видеть ту же картину на лице ремена, от природы имеющего характерные раскосые глаза, было почти кощунством.

– Бесы из преисподней, говоришь?… По–моему, они ее отпустили, – пробормотала я, глядя на свою руку. И украдкой вытерла перчатку о полу куртки.

Тайл настороженно заглянул в открывшийся проем. Коэни покачал головой:

– Там ничего нет. Быстрый бы заметил.

– Да, – невпопад обронил ремен, опустился на колено и принялся быстро бросать инструменты в сумку.

Я повернулась к лагерю, но, обнаружив вытянувшихся в охотничьей стойке мужчин, лишь приглашающее махнула рукой.

Маэст споро запихнул рюкзаки в палатку, бегло проверил, не валяются ли на снегу забытые рукавицы или нож, и потрусил следом за Лаппо.

– Железо на месте у всех? – я быстро пробежалась взглядом по мужским лицам. Маэст пожал плечами и вытащил из–за спины «мать» – универсальный десантный ствол. Положил на сгиб левой руки, и так застыл, прикрыв глаза с обманчивой расслабленностью.

В случае ЧП я доверяла ему больше, чем себе, поэтому, обронив: «Тылы на тебе» и дождавшись сонного кивка, предоставила ему решать данную задачу наиболее удобным для него образом.

Коэни покатал на ладони светящийся зеленоватым энергетический сгусток, Лаппо продемонстрировал табельный парализатор. Тайл только закатил глаза и вскинул сумку с технической дребеденью на плечо.

– Что водится на Ледяной Корке, до сих пор никому точно не известно, а во входном люке была щель в три пальца толщиной. Так что, фарры, смотрим под ноги, по сторонам, и не забываем потолок, – сообщая прописные истины, я аккуратно обвешивала гражданских всеми теми десантными датчиками, которые у нас с Маэстом вживлены на постоянной основе.

Связь налажена и перепроверена, розданы последние соломинки на крайний случай – фосфоресцирующие мелки.

С тихим шелестом тело облепила «чешуя». Я вскинула тяжелую «мать» на плечо, и, щелкнув выключателем фонаря, шагнула внутрь первой.

Столб яркого света разгонял полумрак в укромных углах не хуже полуденного солнца. Переходного тамбура не было – шлюз вел в грузовой отсек, судя по размерам – резервный.

Быстро обшарив немногочисленные заставленные контейнерами углы, я кивнула остальным. Застывший на пороге Маэст, до этого напряженно следивший за помещением и сохранностью моей спины, пропустил выстроившихся гуськом мужчин и сам двинулся следом.

Внутренний люк грузового отсека оказался гораздо хлипче наружного, и через четверть часа плазменный резак проделал в нем достаточно большую дыру, чтобы смог пролезть кто–то побольше скальника.

Тому, что люк был уже отжат на четыре ладони, и кто–нибудь не слишком крупный, вроде Отшельника, смог бы протиснуться и так, придал значение только Маэст, молчаливо со мной переглянувшись.

Люк открывался в кишкообразный коридор, тонущий в темноте. Я щелкнула креплениями, примагничивая фонарь над стволом «матери», и шагнула внутрь. Повела ушами. Тихо, как в гробу.

Мне в спину жарко задышали: Коэни недвусмысленно просил подвинуться. Дождался, пока я шагну в сторону и скользнул на мое место. Огляделся, по–детски сморщил нос и констатировал:

– Слева тупик. Нам направо, – он по–птичьи наклонил голову набок и добавил: – И ничего живого там нет.

Я неопределенно дернула ухом. У меня начала просыпаться профессиональная паранойя, оставшаяся еще от службы в Корпусе. Сытая, размеренная и спокойная жизнь в Развалинах усыпила ее настолько, что я полагала ее потерянной навсегда. А поди ж ты…

Я была не в состоянии раскинуть хоть сколько–нибудь большую сеть поисковых импульсов, но задницей чувствовала в происходящем подвох. Жаль только, чувство это было не настолько интенсивным, чтобы понять, в чем он состоит.

Коридор вывел нас к площадке с подъемниками, в результате чего встал закономерный вопрос о перемещении вверх. Наиболее очевидным выходом был поиск лестниц. Под пристальными взглядами отряда Коэни пожевал губу, очевидно, пытаясь сопоставить планы, виденные в библиотеке, с реальным объектом, и неуверенно ткнул пальцем в сторону технических коробов.

Заледеневшие стальные скобы под определение лестницы подходили с большой натяжкой, но более удачного эквивалента за час тщательной проверки всех доступных закоулков так и не было найдено.

Подъем далеко не всем дался легко: я сделала зарубку на память о том, что Лаппо куда хуже от «недоедания», чем мне, а ремены по выносливости заткнут за пояс даже силовиков соланской Короны. Легче всех отделался Коэни: иногда мне начинало казаться, что он вообще не касается ногами скоб. А ведь металлы и механизмы считаются стихиями Земли и Смерти соответственно. Вот и пойми этих магов…

Наверху было… холодно и пусто, только и всего. Огромная, без конца и края, то ли галерея, то ли площадь, была таковой только в моем сознании слабого, но псиона – лучи фонарей золотыми соломинками чертили пространство, но не могли дотянуться до стен. Потолок парил где–то там, на недосягаемой высоте, и я всерьез задумалась над тем, где именно мы находимся.

– Коэни?…

– Рекреация, – коротко отозвался юноша, ткнув пальцем в затянутое многометровым слоем белесого льда пространство посреди площади.

Растянувшись цепочкой вдоль бортика, мы водили фонарями минут десять, прежде чем стало ясно, что это действительно была рекреация: кое–где в глыбы льда вморозились тонкие ленты бурой «морской травы». Без замены родного океана, пусть даже в виде гигантского бассейна, ремены не двинулись бы на, как казалось, другой конец Вселенной.

Тогда казалось – действительно на другой конец Мира. А сегодня – всего лишь на соседнюю улицу.

Что поделаешь – другие корабли, другие возможности, другие карты. Солы колонизировали Деррин через пятьсот лет после первой, почти провальной волны ременской колонизации. Вторая волна была много, много удачнее, и создала империю, почти сравнимую с соланской… но много, много позже.

Я смотрела на тонущие во мраке стены, на недосягаемый даже для десантных фонарей потолок, и вспоминала маленькие юркие кораблики первопроходцев Солярики, осторожно разведывающие соседние системы… Добравшиеся наконец и до Деррин, пятьсот лет спустя.

Солярика не отправляла своих детей в никуда. Наши маги осторожны и знают, куда идут.

Кто знает…

Кто знает.

Я двинулась вперед, обходя бассейн вдоль бортика. В свете чужого фонаря где–то сбоку мелькнула корявая разлапистая тень. Тело резко развернулось, автоматически наставив ствол на стеклянно–хрупкий скелет деревца в пластиковом контейнере.

Расслабив сжавшийся было на курке палец, я недовольно дернула плечом и вдруг замерла, прислушиваясь.

Нам навстречу кто–то шел.

Шаги заметила не только я. Маэст бесшумно скрылся за выступом стены, попутно втолкнув туда же Лаппо с Тайлом. Я затаилась за деревцем, опустившись на колено и сгорбившись. Ствол «мамы» лег на край контейнера, царапнув мерзлый грунт.

Шаги медленно приближались, какие–то неуверенно–шаркающие и неровные. Остановились – где–то у самого края круга света от одинокого фонаря, с тихим позвякиванием перекатывающегося по бортику бассейна.

Я чуть сменила позицию, разворачиваясь. Где–то за спиной едва слышно щелкнул механизм переключения режимов стрельбы. Секунда. Еще одна.

В очерченный фонарем круг, пошатываясь, вступила нескладная, но явно гуманоидная фигура. Вошла и остановилась, замерев на вдохе.

Медленно коченеющие пальцы крепче сжимают приклад, обнимают спусковой крючок, глаза ловят малейшее движение – сквозь прицел.

Тишина. Настолько полная, что у нее должно быть эхо.

Еще один шаг, еще один миг, которого мне хватает, чтобы рассмотреть эту фигуру получше… Палец рефлекторно дергается на курке, тишину разрывает выстрел. Фигура с неестественной скоростью кидается в сторону, уходя от пули, я же, впервые в жизни, начинаю ощущать, как на затылке встают дыбом короткие волоски – у фигуры лицо Зимы.

– Фарра, это же скальник!

Отшельник призраком возникает у меня за плечом.

Я судорожно сжала дернувшуюся было к цели руку.

– Коэни. Никогда так больше не делай, – очень спокойно, очень раздельно. – Со сломанной шеей ты краше не станешь.

– Но вы же знали, что это я.

– Солдат мало отличается от шизофреника, – процедила я, поднимаясь. – И чем он лучше, тем меньше. Не подкрадывайся со спины и не делай резких движений. Далеко не все рефлексы можно успеть вовремя пресечь.

Коэни порозовел и мелодично просвистел длинную ноту. Несуразная фигура поднялась и пошла к нам. Чем ближе она подходила, тем явственнее была видна подделка – будто нарисованная на теле одежда, искаженные пропорции, грубо вылепленное лицо. Его только издалека и можно было принять за настоящего – неумело слепленная ребенком фигурка.

Но от одного взгляда на нее по спине ледяным ознобом продирала дрожь.

– Почему…он… – не найдя слов, я махнула головой в сторону оборотня.

– Не знаю, – Коэни выглядел почти потерянным.

Я опустила «мать» дулом вниз и посмотрела вглубь зала.

– Там, где он бегал, что–нибудь есть?

– Нет. По крайней мере, он не почуял, – Коэни на секунду замер и добавил: – Но выход отсюда он нашел. Пойдемте.

Выстроившись привычной цепочкой, мы двинулись вдоль бортика бассейна. Впрочем, идти впереди мальчишке я не позволила, заставив поравняться со мной и внушив в случае чего не перекрывать обзор.

Ни один идиот не посчитает магию Жизни наступательным оружием, а пуля и плазменный заряд летят всяко дальше и быстрее любого фаербола, пущенного даже самым великим магом.

Наши размеренные шаги гулко отдавались под невидимым потолком. То ли пол был из особого сплава, то ли особой была акустика – десантные ботинки не туфельки фей, но и на слоновий топот не рассчитаны. Я настораживала уши в ответ на малейший источник постороннего звука, но напрасно: единственным источником шума были мы сами.

Через полчаса последовал очередной подъем по обледеневшим скобам. Узкая галерейка и россыпь крошечных технических кабинок. И снова подъем…

К моменту, когда на горизонте замаячили жилые этажи, было решено сделать привал. Побросав на пол тощие рюкзаки с «аварийным набором» и сев сверху, мы торопливо жевали паек, настороженно оглядываясь по сторонам и запивая внезапно возникшую давящую тревогу ходящим по кругу горячим пойлом из фляжки.

Тревога действительно была, и принадлежала действительно не нам.

Только здесь, на жилых этажах, до меня дошла вся странность этого корабля.

Он был пуст.

Ни трупов, ни костей. Ничего. И это огромный корабль–колонист, упавший на незнакомой планете чуть ли не за полярным кругом.

Возможно, в те времена климат был другим. Возможно, пассажиры и экипаж улетели на спасательных шлюпках. Мало ли что…возможно.

Я поднялась, потянув за собой «мать». Отрицательно качнула головой начавшему было подниматься следом Маэсту. Я взяла с собой только ствол, по огневой мощи превосходящий приземельный дайр, и сильнейшего мага Развалин.

Мы обходили каюты без системы и логики, ведомые лишь разлитым в воздухе беспокойством. Сверкающие инеем покрывала на кроватях, неряшливо сбитые в сторону и образцово натянутые в струнку; тонкий ледок на полках, тумбах и сброшенных на пол, сотни лет назад примерзших к полу безделушках; застывшая на полувздохе, на полушаге жизнь… Мы теряли время ни на что.

И не находили никого.

Через два часа мы вернулись обратно. Был долгий путь сквозь уровни – до самой главной рубки, длящаяся до глубокой ночи. Было полусонное обустройство на ночлег и вялое обсуждение завтрашних планов полушепотом. Были мысли, не выходящие из головы после этих двух часов, потраченных впустую.

Мысли о причинах, а больше того – о следствиях. Страшно не было. Или – да, было, но не за себя. За мальчика, который толком еще и не начал жить… Нет, за двух мальчишек – и того, второго, который не выживет, если мы не вернемся. За парня–чужака, случайного попутчика на чужой битве за чужую землю. За…тех, кого сознательно втянула в этот поход.

За Маэста страшно не было. Мы солдаты, мы знаем, на что идем.

Утро было холодным, до хрустящего от тонкого ледка ворота куртки, окоченевших пальцев и отнимающихся ушей. Тайла в компании Лаппо оставили копаться в оборудовании и документах в главной рубке, остальные же спустились на три уровня вниз и рассредоточились вдоль правого борта корабля, где, предположительно, должны были находиться спасательные модули.