Текст книги "Эхо войны."

Автор книги: Ольга Шумилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Тени отбрасывали кости. Десятки, тысячи целых и неряшливо изломанных скелетов, черепов, отдельных костей.

Начисто, аккуратно обглоданных костей.

Где–то справа, почти за пределами светового круга, блеснула широкая металлическая полоса. Я узнала ее по трем алым штрихам – эмблеме форта. Это был ошейник с маячком.

Резким щелчком я выключила фонарь и переключила карабин в режим экстренного подъема. Мир дернулся и стремительно начал убегать вниз. Но достаточно ли стремительно, уверена я не была.

Пропавший экипаж уже нельзя назвать пропавшим. Он здесь. Весь.

И одинокая блестящая полоска металла благим матом вопила о том, что нас тоже хотят видеть. Здесь.

Запиликала рация, и голос Тайла прокричал сквозь нарастающие помехи:

– Возвращайся немедленно!!! Там… – на полуслове взревел какой–то визг, и рация замолчала. Секундой позже, потыкав в кнопки, я поняла – навсегда.

Я возвращаюсь.

Боюсь только, что не успею вернуться.

Глава тринадцатая

При виде дракона, даже самого маленького и безобидного (обыкновенной игуаны в том числе), в организме героя срабатывают заложенные в геройский архетип инстинкты, призывающие с ревом броситься в атаку.

Дмитрий Казаков

Я была солдатом и умела сражаться.

И потому сейчас не понимала, как могла об этом забыть.

Пробегая коридор за коридором с бешено колотящимся сердцем, я забыла обо всем. Сейчас я понимаю это, а тогда…

Легкие горели. Я хватала воздух ртом, не могла вдохнуть – и задыхалась от бега.

Я никогда не боялась темноты. Но тогда цепенела до паралича перед темной шахтой, потому что там могло затаиться…оно. И не могла заставить себя схватиться за скобы и бежать, бежать оттуда, к спасительному модулю. А потом… Я услышала.

Тихие, вкрадчивые шаги за спиной. И свет. Мягкий, золотистый светлячок, невесомо покачивающийся в раскрытой ладони.

Тело оцепенело, от напряжения свело судорогой шею – под диафрагмой свил гнездо ужас, превращавший тело в камень, – но я повернула голову и посмотрела назад.

Он протягивал мне руку, беззащитную открытую ладонь.

– Любимая, я пришел за тобой. Не бойся, все будет хорошо… – тихий, мягкий шепот прокатывается эхом по пустым мертвым коридорам.

Я смотрю на него широко открытыми глазами, не в силах отвернуться, не в силах сделать шаг. Темные волосы, темные, почти черные глаза. Когда–то до безумия, до слез любимые черты…

Я смотрю на тебя и понимаю…

Какое «когда–то», боги мои…

Я ведь люблю тебя, до сих пор люблю, несмотря ни на что!…

…

А ты меня – нет.

Как всегда, муж мой.

…

Пожалуй, с его стороны это и было ошибкой – самой, наверное, главной. Я вспомнила. Паралич спал так же резко, как погасший свет.

Я глубоко вздохнула и выпустила очередь разрывными патронами, не гладя, уже разворачиваясь к черной пасти шахты. И через минуту была уже далеко, карабкаясь вверх, вверх и только вверх.

Уже пробегая по коридорам сорок второго уровня, я понимала, что времени не осталось. Если он не один.

Было страшно. Не так, как внизу – обыкновенным земным страхом. Тем, который бывает, когда осознаешь всю свою уязвимость – тела, разума и воли. Было страшно за тех, кто остался в модуле. Они – еда, много еды. И странно, что он этого еще не понял.

Или – понял слишком хорошо?…

Я ворвалась в тот, последний, коридор с грохотом, с тяжелым топотом десантных ботинок и отзвуком очередей. Я хотела, чтобы меня услышали.

И не пристрелили по ошибке.

Коридор не был пуст. У стены спекшейся грудой лежала бесформенная черная масса.

Я подбежала к шлюзу, включив на полную катушку свои куцые ментальные таланты. Кто–то там был. Живой и, почти уверена, встревоженный. Я рискнула и подала голос, наведя «мать» на проем и поудобнее перехватив приклад:

– Эй… Выходим с поднятыми руками. Иначе стреляю. Плазмой.

В ответ из–за косяка показалось дуло, и низкий голос пробасил:

– Морровер, не бузи. Свои.

Я развернулась, последний раз оглядывая коридор, и уже начала пятиться к шлюзу, когда настороженные уши уловили это…

Тонкий, едва уловимый цокот когтей по металлу. В одном коридоре, во втором… Он нарастал, сливался и катился вперед почти ощутимыми волнами.

Снова и снова, все быстрей и быстрей, пока на нас не понеслась лавина тонкого, шелестящего цоканья. И – гул, несмолкающий гул, как от роя среброкрылок в половину неба.

За один удар сердца он докатился до знакомого поворота, растекся, кажется, замечая меня… И тут грянул ОН. Дикий, разрывающий перепонки визг сотен глоток, на грани ультразвука всверливающийся в мозг.

Я влетела в шлюз задом, не помня как, зажимая изо всех сил уши руками. «Мать» осталась бы валяться в коридоре, если бы, падая, не зацепилась за ремень и не влетела по инерции в переходник вместе со мной.

– ШЛЮЗ!!! – заорала я, лихорадочно шаря взглядом по стене в поисках панели экстренной блокировки.

Визг нарастал, а с ним и цокот, который я слышала уже не полуоглохшими ушами – огрызком дара. А этот проклятая Бездной панель все никак не находилась!

Я оторвала одну руку от уха и зашарила ладонью по стене, жмурясь, чувствуя, как мозг разрывается на части. Кажется, по шее что–то течет, но какая, к бесам, разница, если под пальцами только голая стена, а глаза заливают слезы и не видно вообще ничего. Гребаный шлюз!!!

Чья–то рука стремительно ныряет под мои суетливые пальцы, и в ту же секунду перед лицом проносится воздушная волна – это захлопывается в экстренном режиме шлюз. Ремень «матери», все еще лежащий у паза, разрезает пополам.

Тихнет на четверть визжание, а меня обхватывают поперек живота и тащат по переходнику.

Мои безвольно болтающиеся ноги уже почти переваливаются через пазы внутреннего шлюза, когда внешний вздрагивает от удара. Я вздрагиваю вместе с ним и вырываюсь из удерживающих меня рук. Но меня рывком швыряют внутрь, и я падаю, скользя на боку по полу.

Падает в аварийном режиме уже внутренний люк, закатываясь в четыре слоя изоляции и усиления.

И визг стихает.

А потом я лежу и просто смотрю на него, не веря, что можно отнять руки от ушей. Долго, целую вечность – почти десять минут.

И только потом замечаю, что где–то внизу мерно рокочут нагретые уже давно двигатели. И что пол начинает вздрагивать под моей спиной.

А потом… Мы взлетаем.

Я прикладываю щеку к вибрирующему полу и вздыхаю. Глубоко–глубоко.

Пять минут… Десять. Отупение спадает, утихает колотящееся сердце.

Спустя эти десять минут я обвалилась в кресло, поддерживаемая за шиворот твердокаменной рукой Оглобли. С пола, впрочем, я поднялась сама и считала это хорошим признаком.

– Гипноз, – констатировала я, стирая рукавом с лица липкие разводы пота. Что–то было неправильно. – И целенаправленное ментальное угнетение высших нервных функций.

Фраза прозвучала странно.

Сидящий за главной консолью Тайл что–то сказал, но в ушах все еще звенело от визга.

Из–за спины послышался задумчивый низкий голос Оглобли:

– Где это тебя?

Он обошел вокруг и уставился куда–то в район моего воротника. Я провела рукой по шее и недоуменно посмотрела на красные разводы на перчатке.

– Зеркало у кого–нибудь есть? – внезапно севшим голосом пробормотала я.

– Зеркало? – из общего отсека выглянул Коэни и с обеспокоенным лицом скользнул ко мне. – Лаппо!

– Чего? – парень появился в дверях, вытирая руки ветошью. Коэни молча кивнул на меня.

С минуту Лаппо простоял, разглядывая меня, потом нахмурился и присел на корточки. В его пальцах возник крошечный фонарик.

Около пяти минут мою голову вертели в разных направлениях, чтобы в конце концов вынести вердикт, о котором после всех этих манипуляций не догадался бы только идиот.

– Фарра, у вас порвана барабанная перепонка. Так что на правое ухо вы оглохли.

– И надолго?

– До форта, – отрезал Лаппо. – Это простая операция, но это операция. Если только… – окончание фразы многозначительно повисло в воздухе.

– Нет, – извиняющимся тоном пробормотал Коэни. Его щеки порозовели. – Мои знания по анатомии еще более приблизительны, чем по лечебной магии.

– Ясно, – я хмуро отмахнулась от пытавшихся поддержать меня рук и встала, глядя на обзорный экран. Под брюхом модуля проплывало памятное ущелье. – Когда мы будем возле дайра?

– Часа три–четыре, – Тайл сердито щелкал тумблерами под консолью. – С этого, прости меня боги, наследия предков станется развалиться прямо в воздухе, так что гнать я не собираюсь.

– Никто и не просит. Насколько мне видно, погоню по снегу за нами не отправили. А вообще, фарры, нам еще повезло, что сейчас стоит такой мороз.

– Да уж, повезло, дальше некуда, – фыркнул Лаппо.

– Именно что дальше некуда. Иначе до сего момента наши потери не ограничились бы только скальником. Потому как у меня есть веские основания думать, что эти неприятные зверушки теплолюбивы, и, что гораздо существеннее, плотоядны, – я переплела пальцы и в ответ на повисший в воздухе вопрос изложила историю и последствия своего путешествия на нижние уровни.

– Так что, – подытожила я, – налицо телепатия, эмпатия и полиморфия либо гипноз. Как минимум у одного экземпляра этой нечисти. Как только прилетим в форт, нужно будет срочно сообщить об этом зверинце в администрацию планеты. Экипаж одного звездолета они уже сожрали, не хватало еще повторения. Хотя… – я потерла переносицу и задумчиво посмотрела в иллюминатор, за которым валил частый снег. – Боюсь, они разумны. И зло это или благо – большой вопрос…

– Орие, не городи ерунды, – Тайл бросил на меня раздраженный взгляд из–под встрепанной челки. – Не отошла еще от гипноза, а сама туда же…

На этом разговор посчитали законченным. Все разбрелись по своим местам и затихли ровно на два часа.

Два часа спустя, едва на обзорном экране замаячил изломанный силуэт дайра, мне показалось, что где–то я все же ошибаюсь. Чувство осталось и позже, когда модуль зашел на посадку и мягко опустился брюхом на снег, утонув в лохматом сугробе.

Мы выгрузились, шумно и суматошно, чуть ли не наперегонки выбегая наружу. Я вознесла Звезде краткую до неприличия молитву и вышла последней.

Из медленно, невыносимо медленно отъехавшего в сторону грузового люка показался бледный, исхудавший Ремо. Странно, как может измениться взрослый мужчина меньше, чем за неделю.

– Мы уже не думали увидеть вас в живых, – с печальной улыбкой сказал он. Слишком тихо. Я повернулась к нему левым ухом, и, переждав шквал радостных приветствий и похлопываний по плечу, спросила: – Как мальчик?…

– Теперь, когда прилетели вы, все будет хорошо, – он явно уходил от ответа. Я пристально посмотрела ему в глаза. Ремо отвел взгляд и тихо ответил на повисший в воздухе вопрос: – Пустышка.

Как и ожидалось, впрочем. Я кивнула и вместе со всеми начала забираться в дайр: необходимо было перенести вещи и припасы в модуль, и делать это быстрее было всем скопом.

Зима сидел наверху, в бывшем отсеке управления. Перехваченный повязкой лоб, рука на перевязи… Он был хрупко–прозрачным, бледным до проступавших под тонкой кожей голубоватых жилок.

Снежинка. Совсем как она.

– Что? – тонкие брови сошлись на переносице, привычно–скандальный тон слышится уже в одном коротком слове. – Давно увечных не видели? Или вообразили, что я в ваших протухших молитвах нуждаюсь?!

И как–то слабо, почти беззащитно подрагивает еще по–детски пухлая нижняя губа. Он закусывает ее всего мигом позже, видимо, что–то прочитав в моих глазах.

Нет, он не сломался. Так, подтаял слегка.

Как и положено снежинке…

Я пожимаю плечами и выхожу, вместе со всеми начиная переправлять контейнеры и свертки вниз, в модуль. Собственно, с этим нехитрым делом мы справляемся за полчаса. Присаживаемся на дорожку…

И именно Зима почему–то замечает это первым, и цедит, лениво растягивая слова:

– Эй, что вы там за собой приволокли?

Тайл недоуменно вскидывает брови, и парень небрежно–презрительным взмахом руки указывает куда–то на горизонт. На кипенно–белом фоне шевелятся пока плохо различимые темно–зеленые точки, вырастающие стремительно, слишком стремительно. В этих точках была некая неправильность, и уже через секунду стало ясно, в чем она: эти «точки» летели. Довольно низко, но еще через несколько минут отпали последние сомнения.

Шелестящий цокот десятков коготков, как и пронзительный визг, домыслился всем прилетевшим рефлекторно и одновременно.

Мы повскакивали с мест и попрыгали из дайра на снег. Точки стали больше, уже даже можно было различить форму этих созданий, но останавливаться ради этого желания ни у кого не возникло.

Заглушенные было двигатели модуля взревели – пулей влетевший в рубку управления Тайл врубил режим экстренного взлета на полную катушку. Через минуту наружные люки были задраены наглухо, а мы с Оглоблей с «матерями» в руках засели в коридоре.

Еще через одну двигатели начали «моргать», как неисправная лампа.

– Эй, что там?! – крикнула я в сторону рубки.

– Тайл, давай быстрее, через пару минут они полезут на модуль! – донесся до меня другой крик, на этот раз Лаппо.

Двигатели продолжали «моргать», и модуль, едва поднявшись в воздух, начал падать, судорожными рывками пытаясь выровняться.

Противник учел свои ошибки.

Через тридцать секунд двигатель, чихнув в последний раз, затих. Модуль мягко плюхнулся на брюхо, по самый нос зарывшись в снег. Защелкали снимаемые предохранители, глухо клацнул резко вздернутый переходник подачи плазмы.

Я стояла на одном колене за выступом стены и наводила дуло на наружный люк. С противоположной стороны коридора то же делал Маэст.

Мы ждали.

Да, на этот раз противник учел свои ошибки. Возможно, оттого, что более примитивных, судя по всему, тварей, вел кто–то гораздо более умный. Возможно, более умный, чем я.

Они ударили быстро, резко и напористо, по люкам, единственному бронированному иллюминатору, обшивке, принялись подкапываться под днище. Корабль начал тяжеловато раскачиваться по аккомпанемент неумолкающего треска, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей, пока нас не начало швырять из стороны в сторону, впечатывая в стены, кресла и консоли.

Я вцепилась в стенную скобу, о которую секундой ранее рассекла щеку до самого глаза, свободной рукой закидывая за спину ставшую бесполезной «мать». То повисая в воздухе, то с размаху впечатываясь боком в стену, я лихорадочно думала.

Как же это?… Как можно сдвинуть с места многотонную махину, и не просто сдвинуть, но и раскачать, как детский кораблик в ручейке? И что это еще за треск?

Через секунду пол резко бросился вверх, заставляя в который раз схватиться за скобу – модуль стал на бок, слабо качнулся назад, ловя равновесие, помедлил мгновение и с грохотом рухнул брюхом кверху.

С трехэтажным матом я рванулась крошечный грузовой отсек. За спиной застучали массивные ботинки – Маэст бросился следом.

В днище был люк для спуска грузов. С изоляцией, но без брони.

Грянул скрежет, мерзкий, рвущий нервы звук царапанья по металлу десятков когтей. Металл явно поддавался.

Воздух взорвался визгом десятков глоток, тянущим на одной–единственной, нестерпимо высокой ноте. Я зажала уши руками и бросилась назад, туда, где на кресле лежал забытый шлем. Торопливо натянула одной рукой, включила режим жесткой фильтрации шумов и почувствовала себя почти сносно.

Я рванулась назад, к хлипкой внутренней перегородке, разделяющей грузовой и пассажирский отсеки, чуть ли не вынеся ее плечом, кроя матом позорно медлительную автоматику, накрыла стремительно расходящийся по шву грузовой люк струей раскаленной плазмы, спекающей уже виднеющиеся когти и лапы в один черный чадящий комок, и только потом заметила, что осталась одна.

Маэст исчез, и, не переставая давить на курок, обливая жидким огнем лезущие в пролом все новые и новые лапы, я надеялась, что он не стоит у другого пролома.

Визг становился громче, переходя на ультразвук, от которого разрывались уши. «Мать» начало водить во вздрагивающих от скачков звуковой волны руках, на потолок, ставший полом, ленивыми ошметками стекали брызги плазмы.

Внезапно вибрирующая нота резко подскочила, усилившись троекратно. От дикой боли мозг будто раскололо пополам, не помогали никакие фильтры. «Мать» глухо ударилась о пол – я упала на колени, обхватив голову руками, со странным безразличием наблюдая, как во все расширяющуюся щель снова тянутся когтистые лапы.

Они были сухощавыми и тонкими, как лапки насекомых, подросших до размеров одноместного дайра, но покрыты крупной зубчатой чешуей. Чешуя блестела, будто покрытая лаком – или слизью, как знать. И когти. Длиннее, чем мой палец, непроницаемо–черные лезвия, резавшие металл как пластик.

Полный комплект видеть не хотелось даже издалека.

Я сжала зубы, на четвереньках доползя до «матери», и дала залп, кривым росчерком пропахавший потолок. Плеснула плазма, сжигая покрытие на стенах, начиная неспешно разъедать пол. На последних ошметках воли выпустив еще один заряд, я кинулась к шлюзу и, перепрыгнув порог, со всей дури припечатала кнопку экстренной блокировки. Выдернув из гнезда, отшвырнула плазменную капсулу, одну, другую, третью… Быстро сдернула с пояса запасные и торопливо, все еще трясущимися пальцами, принялась заряжать. Вставить до щелчка, повернуть до упора, прокрутить зарядник на гнездо. Одна, вторая, третья…

Не стоять, не думать. Тем более – не стекать по стене.

Мой пропавший наполовину слух давал преимущества, но не настолько большие, как казалось. Я вскинула «мать» на руку и побежала в пассажирский отсек.

Они все были там. Даже Маэст, лежащий на полу, сжавшись всем своим огромным телом в комок, обхватив голову руками.

Нет, я ошиблась.

Преимущества были слишком большими, гораздо, гораздо больше, чем можно было подумать. На миг возникла смутная тревога – а вдруг я теперь глуха и на второе ухо? – смытая истошным визгом, пропечатавшимся на внутренней стороне черепа.

Я сдернула с пояса Оглобли горсть плазменных капсул, развернулась и бросилась обратно, стиснув зубы и стараясь не думать.

Я стала напротив уже прогибающегося от ударов изнутри шлюза, не торопясь развесила капсулы на поясе, поудобнее перехватила приклад и мысленно осенила себя Звездой.

Удар, удар, удар… Металл вибрирует, скрежет когтей, снимающих ломкие стружки, вплетается в и без того рвущие уши вопли. Я жду.

Дыра появляется внезапно – черный провал, из которого на миг змеями выскальзывают тонкие чешуйчатые пальцы, чтобы мгновенно спрятаться обратно, не дожидаясь плеснувшей следом струи плазмы. Рядом с первой начинает возникать контур новой дыры. Противник учится гораздо быстрее, чем было необходимо для моего выживания, и это плохо. Слишком плохо.

Копчиком я чувствовала, что за шлюзом готовится какое–то грандиозное дерьмо – уж слишком вяло шло раскурочивание двери, к тому же, не подал голоса еще предводитель всего этого вертепа. Осенив себя Звездой для верности еще разок, я, находясь в относительно твердом уме и здравой памяти, пошла на самую идиотско–героическую из всех благоглупостей, совершенных за свою жизнь – вынесла разрывным снарядом шлюз, снеся с полдесятка полосующих ее тварей, и рванулась внутрь, на бегу разворачиваясь спиной ко входу и вжимаясь в нишу между остатком шлюза и несущей стеной.

Внутри было почти светло – из широкого пролома в днище лился рыжий закатный свет. Рука автоматически пробежалась по рычажкам и панелям, и стремительно рванувшуюся навстречу темно–зеленую массу накрыло веерным залпом, превращая в черный обугленный ком, остановившийся только у моих ботинок.

Даже сквозь шлем в нос шибануло ядовито–паленым, но принюхиваться времени не было – первая капсула уже заканчивалась. Я бросила вглубь отсека короткий взгляд и выругалась – всего этих тварей было не меньше полусотни: около двух десятков внутри, примерно столько же частично снаружи, плюс трупы у меня под ногами.

Времени по–прежнему не было, но все же я не могла не задать себе простой вопрос: а сколько же, Бездна меня раздери, их на Колонисте?! И сколько еще в пути?…

Визг грянул внезапно, визг всех сорока глоток, я чувствовала это всем телом – стучали зубы, ходили ходуном руки, выписывая дулом дикие кривые, мелко дрожал сам воздух в легких, от боли раскалывалась голова, но слышать я уже не слышала ничего. О поставленные загодя блоки явно кто–то бился, стараясь дорваться до моих мозгов. Да что – кто–то – я видела его: темная антропоморфная фигура у дальней стены. Ее загораживали десятки других, разевающих визжащую глотку прямо мне в лицо. Чиркнули бритвенные когти, располосовывая одежду на лоскуты до самой «чешуи». Я отпрянула, едва не выронив торопливо заряжаемую капсулу, и двинула по раззявленным пастям прикладом. Секунды чужого замешательства хватило, чтобы захлопнуть гнездо зарядника и дать очередной залп.

На этот раз я была экономна и жгла их по двое–трое – подобравшихся ближе всего ко мне или двери. Они были выше солов, и, хоть и тонкие, больше, чем по пятеро, не помещались в узком коридоре. Остальные только мешались, рвясь вперед и путаясь под ногами. Только это меня и спасло. Будь здесь еще хотя бы двое не восприимчивых к звуку (читай – глухих) и с хорошей ментальной защитой солдат, проблема была бы решена за десять минут.

Спустя эти самые десять минут я уже не решалась выйти за границы полукруга перед шлюзом – у носков ботинок шипели потеки плазмы, медленно сливающиеся в раскаленную лужу, растворяющую обшивку. От одежды остались обугленные, изорванные клочья – твари хватались за меня, пытаясь сбить плазменную струю. Без «чешуи» меня бы уже прожгло до сквозных дыр и нарезало на ленты.

Приклад стал подозрительно скользким, и я было списала это на кровь, но в нос все так же продолжало бить ядовито–колючим с примесью гари, и в свободную секунду я бросила взгляд на приклад и обомлела: самый край, который прошелся по рожам этих тварей, медленно оплавлялся в вязкую массу.

У меня упало сердце. О Великая Звезда, они еще и ядовиты. Я возблагодарила всех богов оптом и в розницу за то, что надоумили стрелять только плазмой, хоть это и опасно до самоубийства.

За огнемет я бы сейчас отдала полжизни.

Сухощавых чешуйчатых тварей стало меньше – настолько, что я могла хвост дать на отсечение, что все они уже внутри и берут меня измором. В голове шумело, всплывали посторонние фразы и слова, перед глазами начало темнеть – это разваливались мои щиты, щиты слишком слабого псиона. Антропоморфная фигура все маячила у стены, до тех пор, до тех бесконечных, бесконечных пор, пока противников осталось едва ли четверть от первоначального числа. Меня колотило, я стояла, прижавшись спиной к стене, и думала о том, что меня не спасут даже боеприпасы от двух «мам». Потому что я сейчас банально отключусь.

Кажется, он понял это, потому что твари внезапно отхлынули от прохода, сгрудившись в защитное кольцо вокруг него. Я безразлично смотрела на медленно приближающееся ко мне кольцо, которое то исчезало, то появлялось из черноты, застилающей глаза. Руки крепко сжимали приклад, и, пожалуй, я смогу выпустить заряд и вслепую, особенно если прикинуть траекторию, скорость и посчитать количество шагов.

Так я и сделала, отсчитав про себя ровно сорок секунд. Но за полсекунды до того, как дернулся палец на курке, в голове взорвалось громовое:

– Не трогай мой шенн!

Рука вздрогнула – еще сильнее, чем раньше, и плазма прошла верхом, хоть я и дернула сразу же ствол вниз. Когда зрение прояснилось, стало ясно, что к спекшейся черной груде, забившей коридор, добавился только один труп.

Я встретилась взглядом с черными, такими знакомыми глазами. Мелькнула вялая мысль – и зачем он уцепился за это лицо?… Знает же, что не поможет.

Кольцо остановилось. От него отделилась одна тварь и поскакала ко мне, остановившись только у завалов из оплавленных тел. Я обстоятельно, почти не торопясь, перезарядила «мать». Пошире расставила подгибающиеся ноги и постаралась держать вихляющуюся голову прямо.

И тут она сделала ЭТО. Гениально, безумно просто… Это и надо было сделать с самого начала, хотя, с другой стороны, я могла тогда и убежать. Теперь, пожалуй, не убегу. Я хрипло, булькающе рассмеялась и начала пятиться к двери, уже ни на что не надеясь. Было обидно.

Тварь просто откусила себе лапу. Густая зеленоватая кровь полилась на пол, исходя ядовитыми парами. Тварь развернула возникшие из ниоткуда крылья и с треском – тем самым треском – поднялась в воздух, гоня испарения ко мне. Крылья слились в одно трепещущее марево, как у стаи среброкрылок в небе, перед глазами поплыло, колени подкосились, но на курок я нажать успела. Веер плазменных брызг накрыл защитное кольцо, твари взвыли в агонии, и из центра вверх, в разлом, рванулась темная фигура, разворачивая огромные крылья.

Ядовитая дрянь добралась до меня еще раньше – я почувствовала это по тому, как начало разъедать кожу на уже не защищенной воротом разорванной «чешуи» шее, медленно подбираясь к лицу, на плечах и правом бедре, где перекусили сенсорные кольца. Найдя щель в броне, она поползла под ней, оставляя за собой вздувающиеся пузыри и язвы. Тело горело, будто прожигаемое плазмой насквозь, и я закинула голову к небу и завопила, срывая горло, кровящими изъязвленными руками сдирая с головы шлем.

Недобитая тварь медленно, натужно поползла ко мне на обугленных обрубках лап. Мелькнули вытянутые серповидные когти, будто закрывая мои закатившиеся глаза.

Как же обидно, демоны ее разде…