Текст книги "Турист"
Автор книги: Олен Стейнхауэр
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Если бы в камере присутствовал посторонний, он вряд ли смог бы, наблюдая за Мило, сказать, взволновали его или нет откровения киллера. Вопросы он задавал негромко, ровным тоном, как обычно у дознавателей, для которых варианты ответа значения не имеют.
– Я вот чего не понимаю, Рот. Ты узнал, что пять месяцев назад подхватил СПИД. Тебе сообщили об этом в швейцарской клинике. С тех пор твое состояние критически ухудшилось. Почему же ты не лечишься? Есть ведь антиретровирусная терапия. Ты определенно можешь себе это позволить и проживешь еще не один десяток лет.
Рот невесело усмехнулся.
– Да, Мило, похоже, ты и впрямь ничего обо мне не знаешь. – Он вздохнул, сокрушенно покачал головой и лишь затем пояснил: – Христианская наука очищает источник, дабы сделать чистым поток.
– Кто это сказал?
– Ты верующий, Мило? Я имею в виду, распространяется ли твоя вера за пределы семейного круга?
– Нет.
Рот, похоже, отнесся к его ответу вполне серьезно и даже взял паузу, словно решая, чей путь лучше.
– Это трудно. Вера убеждает тебя делать вещи, делать которые ты, может быть, не хочешь.
– Кого ты цитировал?
– Мэри Бейкер Эдди. Я – сторонник Христианской науки. – Он с усилием сглотнул.
– Ничего себе сюрприз!
– Сюрприз? Почему? Разве среди католиков нет гангстеров? Разве мало наемных убийц среди мусульман? А сколько ангелов смерти среди последователей Торы? Перестаньте. Жил я, может быть, не по церковным заветам, но умру точно по ним. Господь счел нужным поразить меня, а почему бы и нет? Будь я на Его месте, давно бы так и сделал. – Он перевел дыхание. – Конечно, швейцарские доктора решили, что я спятил. Чуть ли не принуждали пройти курс лечения. Постоянно натыкались на меня в самых укромных местах, например когда я молился, стоя на коленях под деревом. Сила молитвы не уберегла тело, но, возможно, спасет душу.
– А что Мэри Бейкер Эдди говорит о мщении? – поинтересовался Мило, раздосадованный морализаторством киллера. Наверное, подобный финал закономерен для преступников вроде Тигра, затворников, избегающих даже сексуальной близости. Им не с кем обмениваться мыслями, они варятся в своем котле, и никто не укажет, что вовсе не все слова, слетающие с их губ, обязательно мудрость. – Ты ведь поэтому здесь, – безжалостно продолжил он. – Хочешь, чтобы я отомстил тому, кто убил тебя.
Рот поразмыслил недолго, потом поднял назидательно палец (Мило заметил кровь на суставе) и тоном наставника продекламировал:
– Полагать, что грех, похоть, ненависть, зависть, лицемерие, мстительность естественны – значит совершать большую ошибку. Жизнь и идея Жизни, Истина и идея Истины противны болезни, греху и смерти. – Он опустил руку. – Месть не живет сама по себе, а справедливость, возможно, живет. Понимаешь? Я отдал тебе все, что у меня есть на него. Согласен, немного, но ты парень умный. У тебя есть ресурсы. Думаю, выйти на его след сумеешь.
– А деньги? Как Клаузнер передавал деньги? – спросил Мило. – Всегда в пакете?
– Нет, нет, разумеется, – ответил Рот, довольный тем, что Мило спросил – значит, клюнул. – Обычно меня направляли в банк с инструкцией ликвидировать счет. Банки менялись, каждый счет всегда открывался на новое имя, но меня указывали в качестве совладельца. Под фамилией Рот.
Мило молча смотрел на сидящего перед ним человека. Принимая во внимание немалую коллекцию трупов, собранную Тигром за полдюжины лет, его последнее желание выглядело несколько неуместным.
– А если он сделал мне одолжение? Несколько дел теперь точно можно закрыть. Не иначе как этот Клаузнер мне друг.
– Нет-нет, – стоял на своем Рот. – Это я сделал тебе одолжение. Мог бы ведь умереть в полной безвестности в Цюрихе. Пейзаж там точно живописнее. Я помогаю тебе, Уивер. Может, и ты сделаешь то же для меня. Ты Турист. Ты сумеешь его взять.
– Ошибаешься, я больше не Турист.
– А я больше не убийца. Можно сменить имя и место работы, можно даже обзавестись семьей, как и подобает почтенному буржуа, но твоя суть не изменится.
Сам того не подозревая, Тигр озвучил то, чего больше всего опасался Мило Уивер.
– Больно? – поспешил он сменить тему, маскируя собственное смятение.
– Очень. Здесь, – Сэмюель Рот коснулся груди. – И там. – Он опустил глаза. – Как будто железо в крови. Ты запомнил все, что я сказал?
– Ответь, пожалуйста, еще на один вопрос.
– Если смогу.
Мило раздумывал над этим последние шесть лет, с тех самых пор, как сосредоточил усилия на поимке киллера, под чьи пули едва не встал когда-то в Амстердаме. Он многое узнал о Тигре и даже прошел по его следу до самого первого совершенного им убийства – в ноябре 1997-го в Албании. Тридцатилетний Адриан Муррани был председателем коммуны Синебаллажа, и все знали, что его убрали по заказу неокоммунистов – в тот год в стране случилось немало странных смертей, – но в данном случае исполнителя наняли за границей. В ходе расследования последующих убийств удалось собрать немало физических улик и обширный архив свидетельских показаний, однако Мило так и не приблизился к разгадке главной тайны.
– Кто ты на самом деле? Мы не знаем твоего настоящего имени. Даже не знаем, какой ты национальности.
Тигр снова усмехнулся и даже немного покраснел.
– Наверное, это можно считать победой.
Мило ничего не оставалось, как согласиться.
– Ответ ищи в тех документах, что у тебя, уверен, есть. По крайней мере, есть в той башне, что выходит на авеню Америк. Пойми, единственная разница между нами в том, что мы по-разному ушли в отставку.
Короткая запинка… и все стало по местам.
– Ты сам был Туристом…
– Братья по оружию, – улыбнулся Тигр. – А совсем скоро ты пожалеешь, что не задал другой вопрос. Хочешь знать, какой?
Мило еще не успел переварить ошеломляющую новость, что Рот, как и он сам, работал когда-то в Компании, но чутье все же подсказало: речь, скорее всего, идет о чем-то простом, о загадке, ответ на которую лежит на поверхности.
– Почему Тигр?
– Именно! Только, боюсь, правда, как часто бывает, разочарует. Я и сам не знаю. Кто-то где-то бросил звонкое слово. Может быть, какой-то журналист. По-моему, после Шакала им просто легче было идти привычной звериной тропинкой. – Он пожал плечами и поморщился – от боли. – Впрочем, мне ли жаловаться? Скорее, наоборот, радоваться надо, что не обозвали стервятником или дикобразом. И, предупреждая твой возможный вопрос, спешу заверить: меня прозвали так вовсе не в честь группы «Сервайвор». [9]9
Survivor – американская хард-рок группа. Основана в 1978. Песня Eye Of The Tiger из фильма Рокки-3 (повторяет фразу тренера Рокки «Смотри тигром!» из фильма), впоследствии дала название первому платиновому альбому группы. (Прим. ред. FB2).
[Закрыть]
Мило невольно улыбнулся.
– Позволь и мне кое о чем спросить, – продолжал Рот. – Что ты думаешь о Черной книге?
– О Черной книге?
– Вот только не прикидывайся, что никогда о ней не слышал.
Для всех, кто имел отношение к Туризму, кто успел проникнуться его духом и повариться в его субкультуре, Черная книга была чем-то вроде Священного Грааля. Поговаривали, что она представляет собой секретный справочник по выживанию, существующий в количестве двадцати одного экземпляра и хранящийся в разбросанных по всему миру тайниках, куда ее поместил безвестный отставной Турист.
– Чушь. Нет никакой Черной книги.
– Тут я с тобой согласен, – кивнул Рот. – Знаешь, в самом начале, только уйдя на вольные хлеба, я думал, что такое наставление было бы нелишним иметь под рукой, и потратил пару лет на его поиски. Но, похоже, оно всего лишь плод чьего-то чересчур богатого воображения. Может, не обошлось без специалистов из Лэнгли, а может, слух запустил заскучавший Турист. Так или иначе, идея отличная.
– Думаешь?
– Конечно. Нашему запутанному, сбитому с толку миру недостает прежде всего стабильности и ясности. Требуется нечто вроде библии для живых.
– У тебя, к счастью, есть сама Библия.
Рот кивнул и заговорил немного другим, более серьезным тоном.
– Пожалуйста, выслушай меня. Мы с тобой враги – я это понимаю. Но поверь, тот, кто поступил так со мной, намного хуже меня. Обещай, что хотя бы постараешься найти его.
– О'кей, – согласился Мило, в душе понимая, что обещание, вероятно, не на много переживет того, кому он его дал.
– Хорошо.
Сэмюель Рот подался вперед и потрепал Мило по колену, потом снова откинулся к стене и без дальнейших церемоний стиснул зубы. Что-то хрустнуло у него во рту, как орех, и Мило уловил запах миндаля. Сталкиваться с этим запахом ему приходилось несколько раз, и исходил он либо от убежденных фанатиков, либо от полных трусов. От тех, кто – в зависимости от философии – выбрал легкий или трудный выход.
Налитые кровью глаза киллера расширились, и Мило увидел в них свое отражение. Сэмюель Рот задергался и начал падать, но он успел подхватить его. Голова безвольно свесилась, на губах выступила пена. Мило держал в руках труп.
Он опустил его на койку, вытер руки о штаны и отступил к двери. В последний раз такое случилось с Мило три года назад, но и в те времена, когда видеть смерть доводилось гораздо чаще, он так и не смог привыкнуть к ней. К тому, как тяжелеет вдруг тело. Как быстро оно остывает. К выделению жидкостей (в данном случае на оранжевой робе уже расползалось темное пятно в области паха). К быстрому обрыву всего, что испытывал, чувствовал, переживал каждый – и добродетельный, и порочный – человек. И уже не имело значения, что всего лишь минуту назад он хотел высмеять его притворную набожность. Теперь это было неважно. А важно было то, что здесь, в бетонной камере, не стало вдруг целого мира. Внезапно, на глазах у него, словно кто-то щелкнул пальцами. И пришла смерть.
Он стряхнул оцепенение, когда за спиной затряслась дверь, и отступил, пропуская в камеру Уилкокса.
– Послушайте, здесь какие-то люди… – Шериф охнул. – Черт! – В глазах у него запрыгал страх. – Вы что с ним сделали?
– Он сам. Цианид.
– Но… но почему?
Мило лишь покачал головой и шагнул к двери.
5
В комнате для допросов специальный агент Джанет Симмонс смотрела на Мило через поцарапанный белый стол. Специальный агент Джордж Орбак при всех своих немалых габаритах определенно играл в этом дуэте вторую скрипку. Время от времени он поднимался, выходил из комнаты и через какое-то время возвращался с пластиковыми стаканчиками кофе, чая или лимонада.
Симмонс вела разговор свободно и непринужденно, как, наверное, и учили теперь на новых курсах для сотрудников Министерства национальной безопасности. Она часто наклонялась вперед и старалась держать руки открытыми, лишь иногда отвлекаясь, чтобы убрать за ухо выбившуюся темную прядку. Тридцать с небольшим, думал Мило. Симпатичная, с резкими чертами. Только вот правый глаз слегка косит. То, как она сидела, как демонстрировала свою красоту, должно было уменьшить психологическую дистанцию между ними, между дознавателем и допрашиваемым, сгладить враждебную составляющую. Она даже притворилась, что не чувствует, как от него воняет.
Отправив Джорджа Орбака за молоком для кофе, Джанет повернулась к нему.
– Ну же, Мило. Мы на одной стороне. Не забыли?
– Конечно, Джанет.
– Тогда скажите, почему в этом деле Компания вышла за пределы своей юрисдикции? Почему вы скрытничаете? Почему у вас секреты от нас?
Лимонад у миссис Уилкокс был, конечно, восхитительный, но слишком сладкий, и это уже ощущалось.
– Я же объяснял, – ответил Мило. – Мы несколько лет гонялись за Ротом. Узнали, что он пересек границу в Далласе, вот я и отправился туда.
– И даже не подумали позвонить нам? – Джанет выгнула бровь. – Знаете, а ведь у нас в Далласе тоже есть отделение.
Мило почесал голову. Мысленно.
– Я решил…
– Вы? А Том Грейнджер уже решения не принимает?
– Я предположил, – поправился Мило, – что если поставить в известность Нацбез, то вы пришлете кавалерию и испортите все дело – Тигр заподозрит неладное и скроется. Выследить его можно было только в одиночку.
– И вы…
– Я давно веду его дело, знаю его стиль работы.
– И посмотрите только, как чудесно все сработало, – Симмонс подмигнула – да, да, подмигнула. – Еще один удачный день для ЦРУ!
Мило сдержался, не стал отвечать на брошенный вызов.
– По-моему, Джанет, вам не в чем меня упрекнуть. Я готов сотрудничать и уже сказал, что у него во рту была капсула с цианидом. Перспектива провести остаток дней в Гитмо его не прельщала, вот он и раскусил ее. Можно, конечно, обвинить шерифа Уилкокса в том, что он не обследовал надлежащим образом ротовую полость, но это было бы несправедливо.
– Он разговаривал с вами. – Тон ее смягчился. – Точнее, вы разговаривали. Помощник шерифа… тот, с женским именем…
– Лесли.
– Верно. Так вот, Лесли сказал, что вы провели наедине минут двадцать.
– Скорее пятнадцать.
– И?..
– Да?
Симмонс, надо отдать ей должное, даже не повысила голос.
– И о чем вы разговаривали?
– Чтобы разговорить такого, как Тигр, киллера высшего класса, пятнадцати минут недостаточно.
– Так вы просто сидели? Сидели и смотрели друг на друга?
– Я задавал вопросы.
– Вы его трогали?
– Что?
– Вы пытались выбить из него информацию?
– Конечно нет. Это же противозаконно.
Она вроде бы даже хотела улыбнуться, но передумала.
– Хотите знать мое мнение? По-моему, вы – вы лично и Компания в целом – в отчаянном положении. Вы исчерпали кредит доверия и теперь делаете все возможное, чтобы сохранить свои пенсии. Ради этого вы готовы даже убивать.
– Похоже, вам это не сейчас пришло в голову.
На сей раз Джанет позволила себе улыбнуться – может быть, решила, что он шутит.
– Скажите, что было у Тигра на вас? Вероятно, что-то очень серьезное. Может, Том использовал его? Для своих темных делишек. Не знаю, мальчики, чем вы там занимаетесь, в своей башне, но подозреваю, чем-то очень нехорошим.
Мило удивила ее горячность, а еще больше то, что она говорила с сознанием полного превосходства.
– Надо думать, у Нацбеза никаких секретов нет?
– Есть, конечно, но к суду общественности привлечены не мы. Наше время еще не пришло.
В комнату с двумя бумажными пакетами в руках ввалился Джордж Орбак.
– Молока нет. Только порошок.
Джанет Симмонс поморщилась.
– Ладно, неважно. – Она сложила руки на груди. – Мистер Уивер уходит. Ему нужно принять душ. А мы лучше поговорим с мистером Грейнджером.
Мило побарабанил по столу костяшками пальцев и поднялся.
– Если что понадобится, не стесняйтесь.
– Был бы толк.
Утренний дождик примчался и умчался, оставив после себя мокрую дорогу и влажный, чистый воздух. На заправке Мило сломался, купил пачку «Давидофф», вытряхнул сигаретку. Закурил. Первая затяжка пошла хорошо, а потом дым коснулся легких, и он закашлялся. Но курить не бросил. Пусть дым, пусть что угодно, лишь бы не чувствовать запаха смерти.
Менять рингтон он еще не научился, а потому, когда телефон проснулся наконец где-то на шоссе 18, на пути к Джексону, он сыграл идиотскую корпоративную мелодию. Звонил Грейнджер.
– Да?
– Это правда? Та стерва из Нацбеза не соврала? Он действительно мертв?
– Да.
Пауза.
– Я увижу тебя сегодня в офисе?
– Нет.
– Ладно, тогда перехвачу в аэропорту. Нужно кое-что обсудить.
Мило дал отбой, включил радио и прошелся по станциям, но не нашел ничего, кроме помех, и в конце концов достал айпод. Надел наушники, переключился на французский плейлист и перешел на трек номер пять.
В ушах забилась быстрая, ритмичная мелодия Poupée de cire, poupée de son» [10]10
Кукла восковая, тряпичная кукла (фр.).
[Закрыть]в исполнении Франс Галль. В 1965-м, на конкурсе Евровидения в Люксембурге, эта песенка, написанная Сержем Гензбуром, заняла первое место. Эту же песенку Стефани разучила для конкурса талантов, на который он безнадежно опаздывал.
Мило снова достал телефон, набрал номер Тины и попал на голосовую почту. Выслушал все, что она думает по поводу его опоздания. Он знал, она уже на шоу, рядом с пустым стулом, слушает и смотрит, как их дочь исполняет феноменальный хит Гензбура. Сообщения Мило не оставил. Он просто хотел услышать ее голос.
6
Какими же идиотами надо быть, чтобы вырядить семилетнего ребенка в розовые колготки и маечку, привязать к хрупкой спине пару розовых ангельских крылышек и налепить сверху переливающихся блесток. За отраженным светом было почти невозможно рассмотреть девочку, прыгавшую по сцене под звон электрогитар и распевавшую «Я решила» из (о чем не преминула объявить всем директриса) диснеевского хита «Дневники принцессы 2». Возможно, песня была и неплоха, но со своего места почти в центре зала школы Беркли-Кэрролл Тина слышала только стук басового барабана и видела лишь маленький блестящий манекен, прыгающий на голой до боли сцене.
Конечно, она хлопала. Хлопали все. Двое даже вскочили и заулюлюкали – наверное, подумала Тина, те самые идиоты родители. Сидевший рядом Патрик – вообще-то стул предназначался для Мило – тоже похлопал и, наклонившись, прошептал:
– Охренеть! Обязательно заставлю своих ребят посмотреть.
Тина не хотела приглашать Патрика, но Мило снова не появился, а Стефани заслуживала как можно более полной аудитории.
– Веди себя прилично, – прошептала она.
Как обычно, Мило оставил на домашнем автоответчике короткое сообщение, предупредив, что задерживается. И все. Ни извинения, ни объяснения – просто «задерживаюсь».
«Отлично. Ты пропускаешь выступление своей дочери, а я приглашаю ее настоящего отца».
А потом Мило и сам предложил позвать Патрика.
«Ради Стеф. И сними все на камеру, ладно? Я хочу посмотреть».
Гнев ее немного рассеялся, чему способствовало еще и то, что последние три дня Патрик активно пытался уговорить ее и Стефани вернуться к нему. О чем Мило, отбывший внезапно куда-то по непонятным «делам», разумеется, не догадывался.
Едва поняв, к чему клонит Патрик, Тина перешла с телефоном в кухню, чтобы дочь не слышала дальнейшего разговора.
– Ты что, снова на колесах, Патрик?
– Конечно нет, – обиделся ее бывший… да, бойфренд, как ни глупо это звучало, – жениться по-настоящему они так и не удосужились. – Как ты вообще могла такое подумать? Тебе известно, как я отношусь к наркотикам.
– Держу пари, горло ты уже промочил.
– Послушай. – Он попытался исправить первое впечатление. – Я оглядываюсь. Я смотрю назад. И что я вижу? Два сияющих года. Два единственных года, когда я действительно был счастлив. С тобой. Именно это я и хочу тебе сказать. Лучше мне уже не было после этого.
– Мне нравится Пола. – Она рассеянно вытирала губкой запачканную алюминиевую раковину. – Умная девочка. Зачем она вышла за тебя, этого я никогда не пойму и…
– Ха-ха, – перебил ее Патрик, и тогда Тина поняла, что он все-таки пьян. Она услышала, как он затягивается своей мерзкой сигариллой. – Шутка века. Но ты все же подумай. Подумай обо мне. Вспомни, как мы любили друг друга.
– Минутку. А где Пола?
Затяжка.
– Спроси чего получше.
И тут картина прояснилась окончательно.
– Она от тебя ушла. И ты по прошествии шести лет возвращаешься ко мне? Ну, Пэт, ты, должно быть, серьезно перебрал. Или серьезно поглупел.
На сцене мальчик в костюме Супермена выступал с монологом, шепелявя так сильно, что половину слов невозможно было разобрать. Патрик наклонился ближе.
– Он сейчас улетит. Видишь, к поясу прикреплена струна.
– Не улетит.
– Если улетит, я куплю ему первый в жизни мартини.
В юридической фирме «Берг&ДеБерг» вытянутое лицо и седеющая трехдневная бородка привлекали к Патрику дополнительных клиентов. На фоне согбенных партнеров он выглядел бойким и инициативным. Но те времена остались в прошлом, а теперь синюшные тени под усталыми глазами придавали ему вид скорее отчаянный, чем энергичный. Пола Шабон, сногсшибательная красотка франко-ливанского происхождения, продававшая собственную линию украшений в небольших бутиках, расположенных во многих мировых столицах, переехала в Берлин. Ее завлек туда бывший любовник. Больше всего на свете Патрик жаждал доказать, что и он способен на такое же, что ему по силам вернуть Тину. И в этих попытках бедняга выглядел по-настоящему жалким.
Супербой на сцене закончил монолог жалкой имитацией полета, но накидка съехала с плеч, а Патрику к тому же не понравилось, что его ноги так и не оторвались от пола.
– Включай камеру, – сказала Тина после обязательных аплодисментов.
Патрик вытащил из кармана портативную «сони» и нажал кнопку – крохотный двухдюймовый экран вспыхнул.
Тина сжала его колено.
– А вот и наша Маленькая Мисс!
Но первой, с карточкой в руке, появилась директриса школы Беркли-Кэрролл.
– Пожалуйста, поприветствуем нашу первоклассницу, Стефани Уивер, которая исполнит… – Директриса нахмурилась, пытаясь разобрать незнакомые слова: – «Пупи де… сирк, пупи де сон».
В зале послышались смешки. Тина покраснела. Чертова стерва, даже не потрудилась выучить несколько слов!
Директриса тоже захихикала.
– Извините, мой французский не так хорош, как был когда-то. В переводе на английский это означает «Кукла восковая, тряпичная кукла». А сочинил ее Серж Гензбур.
Зал, как положено, похлопал, и директриса удалилась, а на сцену гордо вышла Стефани. Одета она была, несомненно, лучше всех. На выходных Мило не пожалел времени, чтобы обойти с дочерью Виллидж в поисках подходящего платья и колготок, а потом долго рыскал по Интернету, раскапывая прически середины шестидесятых. Тогда Тине все это казалось некоторым перебором, а идея совместить Стефани со стилем сорокалетней давности представлялась несколько неуместной и вызывала осторожное опасение, но теперь, увидев свою малышку в слегка линялом коричневом платьице, полосатых колготочках, с трогательно торчащими коротко подстриженными волосами…
Сидевший рядом Патрик ошеломленно взирал на дочь.
В динамиках щелкнуло, компакт-диск закружился, и в зал хлынула волна свифт-бита. Стефани запела по-французски, тщательно выговаривая слова.
Сцена вместе с дочерью задрожала вдруг, стала расплываться, и только тогда Тина поняла, что плачет. Мило был абсолютно прав. Номер получился прекрасный. Она бросила взгляд на Патрика, приникшего к экрану и бормочущего восхищенно что-то вроде «вау». Может, теперь убедится наконец, что с Мило за Стефани волноваться не стоит, что он способен позаботиться о ней не хуже некоторых. Накануне, позвонив Тине в библиотеку, Патрик снова не удержался от комментария в адрес ее мужа.
– Не нравится он мне.
– Что? – раздраженно бросила Тина. – Что ты сказал?
– Мило. – Она уже поняла, что у него начинается ланч, редко когда обходившийся без пяти мартини. – Я говорю о Мило Уивере. Не могу я ему доверять. Ни тебя, ни тем более дочь.
– Ты даже не пытался его понять, узнать получше.
– А что ты о нем знаешь? Кто он такой? Какой-то парень, с которым ты познакомилась в Италии. Откуда он?
– Ты и сам все знаешь не хуже меня. Его родители умерли. Мило из…
– Да-да, из Северной Каролины, – вставил Патрик. – Тогда объясни, откуда у него южный акцент?
– Он много путешествовал.
– Ну конечно. Путешественник. Воспитывался в приюте Святого Кристофера. Это он сам мне сказал. Между прочим, приют этот сгорел до основания в тысяча девятьсот восемьдесят девятом. Весьма удобно, тебе не кажется?
– Странно, что ты так много о нем знаешь, Пэт. Наводил справки? Разнюхивал?
– Я считаю позволительным наводить справки и, как ты выражаешься, разнюхивать, когда речь идет о благополучии моей дочери.
Тина попыталась выбросить разговор из головы, а мысли стучались и стучались. Между тем Стефани пела, и ее хрустально-чистый голосок разносился по залу. Тина не знала слов, не знала, о чем песня, но исполнение было роскошное.
– Послушай, Пэт, я могла бы припомнить, как ты бросил меня беременную, когда был мне нужен, но я больше не сержусь. Все закончилось, как закончилось, и… я счастлива. Мило очень хорошо со мной обращается и Стеф любит как свою дочь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Голос взмыл ввысь, музыка словно закружилась вихрем посередине сцены.
Последние аккорды. Несколько па беззаботного танца… точь-в-точь как Франс Галль на том далеком конкурсе Евровидения – Мило нашел запись на YouTube. Какая шикарная, какая клевая, какая хипповая девчонка.
– Вау, – повторил Патрик.
Тина не удержалась – свистнула, вскочила, потрясая кулаком, заулюлюкала и едва сама не пустилась в пляс. Некоторые из родителей тоже поднялись и аплодировали, и, как ей показалось, отнюдь не из вежливости. От восторга пошла кругом голова. Да, Мило бы это наверняка понравилось.
