Текст книги "Турист"
Автор книги: Олен Стейнхауэр
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
32
Улица Давида д'Анжера – одна из шести улиц, которые, подобно лепесткам цветка, тянутся от площади, названной в честь великих европейских рек, Рейна и Дуная, проходящих вдалеке от Парижа. Договорились – точнее, так решил Мило, – что Эйннер останется в машине и будет вести наблюдение, а остальное сделает сам Мило. Диане Морель он доверял, хотя и не на все сто, но как поступит ее напарник Ламбер, оставалось только гадать.
– Пистолет понадобится? – спросил Эйннер.
– Если понадобится, значит, я делаю что-то не так.
Дом под номером 37 находился в начале улицы, указывая углом на станцию метро «Данюб», расположенную посередине площади. Найденный в квартире Энджелы ключ не подошел. Вместо номеров на табличке значились только фамилии жильцов, среди которых Мило обнаружил название мастерской: «Дунайский электрик». Он нажал кнопку.
– Nous sommes fermés, – ответил мужской голос.
Закрыто!
– S'il vous plaît. C'est une urgence.
Пожалуйста. Это срочно.
– Oui?
– Mon ordinateur.
Мой компьютер.
Мужчина не ответил, но трубка вздохнула. Щелкнул замок.
– Quatrième étage.
Четвертый этаж.
– Merci.
Войдя, Мило торопливо шагнул к лестнице, под которой стояли пять грязных мусорных бачков, и спрятался за ними. Из бачков тянуло тухлым мясом и гнилой капустой.
Где-то вверху, вероятно на четвертом этаже, открылась дверь.
– Hello?
Кто-то, недовольно ворча, протопал вниз по лестнице. В поле зрения появился старик. Спустившись вниз, он приоткрыл дверь, выглянул на улицу, пробормотал «дерьмо» и устало пошлепал назад. Хлопнула дверь. Мило выбрался из своего вонючего укрытия.
К счастью, седьмая квартира находилась на третьем этаже, так что проходить мимо мастерской не пришлось. Имя на табличке у звонка – Мари Дюпон – ничего не значило и было, по сути, французским эквивалентом Джейн Смит.
На всякий случай – а вдруг некая Мари Дюпон здесь все же проживает? – Мило позвонил. За дверью соседней квартиры гремел телевизор – там смотрели «Формулу один», – из седьмой же не донеслось ни звука.
Дверь была типичная для старых домов – тяжелая, с двумя застекленными матовыми окошечками, открывающимися изнутри, чтобы боязливый пенсионер мог разговаривать с незнакомым посетителем, не открывая дверь. И два замка.
Расчет не оправдался, он понял это с первого взгляда. Ключ подошел к замку в центре двери – повернув его, Мило услышал два громких щелчка, – но оставался второй, под ручкой, и где искать еще один ключ, он не представлял себе. Во всяком случае, под ковриком его не оказалось.
Черт бы побрал Энджелу с ее осторожностью. Дверная коробка, как и сама дверь, была старая и прочная, да еще и обита снаружи стальной полосой. Надежно и эффективно – в духе Энджелы Йейтс.
Мило тихонько спустился вниз и прошел в задний дворик. Начиная со второго этажа вверх уходили террасы, попасть на которые можно было через раздвижную стеклянную дверь. В пространстве между террасами имелось небольшое оконце, скорее всего, из ванной. Вдоль угла, по всей высоте здания, шла водосточная труба, однако, подергав ее, Мило так и не понял, выдержит ли она его вес. Подумав, он вернулся на третий этаж и позвонил в дверь шестой квартиры.
Через минуту окошечко открылось, и в нем появилось недовольное лицо молодого человека.
– Ce qui? [26]26
Вам что? (фр.)
[Закрыть]
– Э… – Мило изобразил смущение. – Вы говорите по-английски?
Француз пожал плечами.
– Немного.
– Отлично. Послушайте, я могу воспользоваться вашей ванной? Жду подружку, ее зовут Мари. Жду уже целый день. А сейчас она позвонила и, похоже, будет только через полчаса. Вы не против?
Молодой человек приподнялся – наверное, хотел убедиться, что незнакомец не держит в руке пистолет.
Мило показал руки и расстегнул рюкзак.
– У меня тут только смена белья. Честное слово, мне бы только отлить.
По-видимому, ему удалось произвести нужное впечатление, потому что хозяин шестой квартиры открыл дверь. Мило, придерживаясь выбранной роли, ткнул пальцем в предполагаемом направлении.
– Сюда?
– Да.
– Спасибо.
В ванной он прежде всего запер дверь и включил вентилятор. Прислушался. Судя по удаляющимся шагам, хозяин вернулся к телевизору.
Окошко находилось над ванной, на высоте головы. Рама покрылась слоем грязи, но шпингалет поддался легко. Мило достал клейкую ленту и засунул в рюкзак пиджак, галстук и рубашку. Рюкзак поставил на пол, возле унитаза. Оставшись в майке, он зажал рулон зубами и, встав на край ванны, просунул голову в окошко. От перил соседней, справа, террасы его отделяло два с половиной фута. Терраса шестой квартиры находилась слева, примерно в пяти футах. Далеко внизу – бетонированный дворик.
Окошко было узкое, но ему все же удалось, повернувшись на бок, выбраться из ванной по пояс. Сохранять равновесие в горизонтальном положении оказалось непросто, и он несколько секунд отчаянно болтал ногами, пока не зацепился за перекладину, на которой висела штора.
Тяжело отдуваясь сквозь стиснутые зубы и отчаянно потея, Мило протиснулся чуть дальше. Случайный зритель мог бы увидеть диковинную картину: выросший из здания человеческий торс, одной рукой опирающийся для равновесия о стену. Центр тяжести переместился наружу, и если бы рука подвернулась, Мило ждала бы верная смерть. Свободной рукой он швырнул ленту на соседнюю террасу, и она, размотавшись, ударилась о поручень.
Проделывать такого рода фокусы не доводилось давненько, и Мило вдруг понял, что номер не пройдет. Как справедливо и неоднократно указывала Тина, он располнел. И, как любил повторять Эйннер, постарел. И вообще, чего ради он болтается здесь, над Парижем, высунувшись из окна третьего этажа?
«Прекрати!»
Он протиснулся дальше, протащив через окно бедра, и теперь держался за внутреннюю сторону окна только согнутыми коленями. Собрался, оттолкнулся от стены, вытянулся, выбросил руки и… ухватился за поручень соседней террасы. Секунду или две висел, вцепившись в перила, боясь, что если разогнет колени, то полетит камнем вниз. Потом, поборов страх, вытянул из окна ноги. Сила тяжести рванула тело вниз, мгновенно переместив его из горизонтального положения в вертикальное. Он больно ударился животом о низ террасы, но руки выдержали. Выдержал и поручень. Мило выдохнул, вдохнул, перевел дыхание и лишь затем медленно подтянулся.
Ладони горели, рукам недоставало сил, но ему все же удалось забросить ногу на угол террасы. Стало легче. Мышцы напряглись ради одной цели. Он не знал, сколько прошло времени, тем не менее в конце концов ему удалось заползти на край террасы. Болело все. Мило перелез через поручень и опустился на корточки, глядя на распухшие, красные, онемелые, трясущиеся руки.
Время поджимало. Он поднял клейкую ленту, оторвал несколько полосок длиной примерно в два фута каждая и наклеил на стеклянную дверь. Поднял тяжелую, непослушную руку, сложил пальцы в кулак и ударил в центр стекла. Стекло негромко раскололось, но не упало, удерживаемое лентой. Оторвав пару полосок вместе с кусками стекла, он просунул в дыру руку и повернул задвижку изнутри.
Мило не стал задерживаться и сразу прошел к двери. Снял с крючка ключ, вставил в замок, повернул, открыл дверь, вышел на площадку и снова позвонил в шестую квартиру. Рев гоночных машин утих. Открылось окошечко. Хозяин ошеломленно уставился на него.
– Еще раз извините, я забыл у вас рюкзак.
Молодой человек открыл было рот, ничего не сказал и исчез. Секунд через тридцать дверь открылась. Фанат «Формулы один» протянул рюкзак.
– Но как вы вышли?
– Хотел поблагодарить вас, да не стал отвлекать. Надеюсь, все в порядке? Я открыл окошко – проветрить.
Молодой человек посмотрел на грязные брюки и рубашку Мило и нахмурился.
– Что случилось?
Мило тоже посмотрел на себя, потом кивнул в сторону открытой двери шестой квартиры.
– Мари вернулась и… ох, приятель, тебе лучше не знать.
33
Мило начал с гостиной, той самой комнаты с разбитой дверью на террасу, и еще не успел разобраться во внушительной коллекции DVD, в довольно полной мере отражавшей вкусы Энджелы – «К северу через северо-запад», «Неприкаянные», «Чайнатаун», «Некоторые любят погорячее», – когда в дверь позвонили. Он сбросил туфли и на цыпочках прошел к двери, уже жалея, что не захватил пистолет, но в «глазок» увидел Эйннера. Турист протянул телефон.
– Тебя.
Мило вернулся в гостиную. Звонил Грейнджер, и начал он с вопроса.
– Ты один?
Эйннера потянуло в кухню – Мило услышал, как он открыл холодильник.
– Да.
– Меня выставили.
– Что?
– Фицхью называет это отпуском, да меня не проведешь. Бесится из-за того, что я показал тебе досье Бенджамина Харриса и предупредил насчет Симмонс.
– Откуда он узнал?
– Думаю, кто-то из наших шепнул, но это неважно. Уезжаю на недельку в Нью-Джерси. Городом сыт по горло.
Мило стало не по себе – после смерти жены у старика не осталось ничего, кроме Компании. И вот теперь его лишили последнего. Лишили из-за него, Мило.
– Что-нибудь раскопал? – спросил Грейнджер. – Эйннер говорит, ты встречался с дамой из ГУВР.
– Послушай, Том, я вот думаю, может, и убегать не стоило. Может, мне лучше сдаться.
– Держись подальше отсюда. Симмонс встречалась с Фицхью. Она уже знала, что ты в Париже, и потребовала предоставить все наши материалы по Энджеле. Я ничего ей не показал, но Фицхью струхнул и ко вторнику сдался. – Он помолчал. – Проблема в том, что запись неполная. Зря ты попросил Эйннера выключить камеры.
– Ты сам дал разрешение.
– Моя ошибка, и мне с ней жить. А теперь рассказывай, что узнал.
Мило объяснил главное. Во-первых, что все расследование в отношении Энджелы строилось на неверной информации.
– И Лен никогда не выносил лэптоп из посольства. Так, по крайней мере, утверждает Диана Морель. И тогда получается, что тебя обманули. Кто? Может быть, твой контакт из МИ-шесть. Тебе бы надо связаться с ним.
– Невозможно. Фицхью уже уведомил британцев, что мои полномочия истекли. Они ничего мне не скажут.
– Ладно. Я сейчас на конспиративной квартире Энджелы. Надеюсь что-нибудь найти.
– Имей в виду, важны только вещественные доказательства. Что будешь делать, если ничего не найдешь?
– Пока не знаю.
– Упрешься в стену, позвони мне в Нью-Джерси. Может, придумаю что-нибудь. Номер у тебя есть?
– Не напомнишь?
Мило взял со стола ручку и записал телефон загородного дома Грейнджера.
– И еще одно, – добавил старик. – Теперь, когда меня там нет, Туризмом официально руководит Фицхью. Где ты сейчас, он понятия не имеет, но если узнает, что ты с Эйннером… сам понимаешь, что случится.
Из кухни, жуя «сникерс», вышел Эйннер. Вышел и остановился, разглядывая сделанные пером рисунки в стиле «ню», которыми Энджела украсила комнату.
– Думаю, что понимаю.
Такой ответ, должно быть, не убедил Грейнджера, и он пояснил:
– Фицхью позвонит Эйннеру – он знает его код – и прикажет доставить тебя в Штаты. Живым или мертвым. Так что рекомендую избавиться от него как можно скорее.
– Понял, – Эйннер закончил разглядывать картинки и повернулся к Мило. – И, Том…
– Что?
– Если позвонит Тина, скажи, что со мной все в порядке, ладно? Что я вернусь, как только смогу.
– Хорошо, скажу. Да ты ведь ее знаешь – она ни одному моему слову не верит.
Закончив разговор, Мило вернул телефон Эйннеру и попросил заняться спальней.
– Ты же оставил меня наблюдать за улицей.
– Сейчас это важнее, – ответил Мило, хотя на самом деле он просто не хотел отпускать напарника, чтобы не пропустить звонок от Фицхью.
На сей раз поиски отняли не более двадцати минут. Полагая, вероятно, что квартира на улице Давида д'Анжера безопасна, Энджела положила материалы по Тигру в папку, а папку прикрепила к днищу софы «ИКЕА», стоявшей напротив телевизора. Две сотни документов, фотографий и заметок на вырванных из блокнота листках. Все разложено по порядку, систематизировано, чтобы новые сведения, к примеру о Рахмане Гаранге, сразу пополняли соответствующий раздел с уже имеющейся базовой информацией и фотографией. Объем собранного материала поражал. Мило представлял, на какой риск приходилось идти Энджеле, чтобы организовать запись телефонного разговора или сделать тот или иной снимок.
Он забрал всю папку и заглянул в спальню, где Эйннер отламывал каблуки от туфель – искал тайники.
– Хватит. Давай убираться отсюда.
Сортировкой информации занялись немного позже, в ресторанчике на Монмартре, за жареной бараниной.
– Хочешь сказать, она собрала все это одна? – засомневался Эйннер.
– Именно это я тебе и говорю.
– Выходит, я ее недооценивал.
– Мы все ее недооценивали.
Начав собственное расследование, Энджела в первую очередь занялась банковскими счетами Рольфа Винтерберга в Цюрихе. Используя свои связи, получила выписки из счетов трех банков, согласно которым два открытых Винтербергом счета были закрыты вскоре после смерти Сэмюеля Рота. К этой информации Энджела приложила листок с такой записью:
РВ – житель Цюриха
Живет один?
Нет
Какая компания?
Дальше шел длиннющий, на двадцать страниц, список компаний, разделенных по основному виду деятельности. Почему Энджелу заинтересовали именно эти компании и каким критерием она руководствовалась, отбирая их, оставалось непонятно. На четвертой странице Энджела отметила черным маркером фирму «Угритек СА». Почему она выбрала именно ее? Какие-либо указания отсутствовали, но Мило понимал, что у Энджелы были на то свои причины, скрытые, возможно, на других страницах, тех, что просматривал Эйннер.
Название показалось Мило знакомым, но с чем именно оно было связано, стало ясно только тогда, когда он перевернул страницу. Следующая представляла собой распечатку с веб-сайта «Угритека», компании, занимающейся распространением и внедрением передовых технологий в Африке. А потом он увидел фотографию – приятный мужчина с тронутыми сединой вьющимися волосами и обольстительной улыбкой. Подпись под снимком гласила: «Директор, Роман Угримов».
Мило выдохнул – так шумно, что Эйннер оторвался от чтения и посмотрел на него.
– Нашел что-то?
– Тебе попадалось название «Угритек»? Это компания.
Эйннер покачал головой и зашелестел страницами, листая назад, а Мило закрыл глаза, восстанавливая в памяти жуткую картину того давнего дня, 11 сентября 2001 года, когда в 10.37 утра голова тринадцатилетней Ингрид Шепплхорн раскололась от удара о венецианскую мостовую. И крик Романа Угримова: «А ведь я люблю ее, мерзавец!»
Лишь об очень немногих людях Мило мог сказать, что ненавидит их. В Компании такое чувство, как ненависть, недолговечно, поскольку при том объеме информации, к которому имеешь доступ, перспективы подонков, совершающих мерзкие, отвратительные деяния, просматриваются слишком легко и ясно. Но и зная о том, что именно случилось тогда, Мило никак не мог объяснить для себя убийство Ингрид Шепплхорн.
13 сентября, убедившись, что беременной женщине, Тине Кроу, уже ничто не угрожает, он выбрался из больницы и направился прямиком в палаццо Угримова. Визит обернулся пустым, бессмысленным жестом, подкрепить который угрозами или наполнить агрессией Мило не мог из-за дырок в груди, но его оказалось достаточно, чтобы проникнуться к владельцу палаццо презрением и ненавистью. Русский слишком уверовал в свою неуязвимость: сколько бы преступлений он ни совершил, все проблемы решались с помощью чековой книжки. Итальянская полиция допрашивала Угримова только один раз в связи со смертью находившейся на его попечении девушки, а вскоре после допроса появилась и официальная версия случившегося: бедняжка покончила с собой.
– Вот, – Эйннер протянул лист.
– Что? – не понял Мило.
– «Угритек». Здесь.
Страница представляла собой фотокопию статьи, опубликованной в номере от 4 ноября 2006 года в газете «Ле тан». Речь в ней шла о дипломатическом визите в Европу министра энергетики Судана Авада аль-Джаза, перечислялись намеченные для посещения страны. Основной целью министра был поиск инвесторов, заинтересованных в создании новой электрической инфраструктуры взамен старой, разрушенной гражданской войной. Во второй колонке Энджела обвела синим сообщение о встрече Авада аль-Джаза с директором «Угритека» Романом Угримовым, состоявшейся в доме последнего в Женеве. На встрече присутствовали также некие «американские инвесторы». Адрес в статье указан не был.
Энджела нашла связь. Сама, в одиночку. Феноменальная работа.
Она подозревала, что деньги для оплаты услуг Тигра шли через «Угритек», и теперь Мило разделял ее мнение. В какой-то степени на стороне Энджелы сыграла удача: если бы не тот страшный день, 11 сентября 2001 года, она, скорее всего, не обратила на «Угритек» никакого внимания.
Но почему Энджела не поделилась своим открытием с ним? Не доверяла?
– И куда мы теперь? – спросил Эйннер.
– Не мы – я. Ты и так многим мне помог.
– Теперь уже и мне интересно. Убитые суданцы, компании-посредники, китайцы с исчезающими лэптопами. О большем Туристу и мечтать не приходится.
Мило не стал особенно настаивать – Эйннер мог заподозрить, что он хочет избавиться от него ради собственной безопасности, – тем более что никакие аргументы на напарника не действовали. Эйннер, выражаясь его словами, «начал работу» и твердо вознамерился довести ее до конца.
– Итак, куда?
Не в первый уже раз Мило подумал, что, может быть, совершает ошибку. Не только потому, что тащит за собой Эйннера, но и потому, что вообще ударился в бега. Если бы там, во Флориде, он не сбежал, а сдался, сейчас все могло бы уже закончиться. Звонок Грейнджера не оставил времени на размышления. Прими он тогда иное решение, сидел бы сейчас дома, в гостиной, ел лапшу и слушал Стефани, у которой совершенно другое восприятие мира.
Для Туриста рассуждения на тему «что было бы, если бы» недопустимая роскошь, позволительная только другим. Туризм не допускает сожалений; более того, они – чума для Туриста. А потому Мило задвинул сожаления в дальний ящик и сказал:
– Поедем в Женеву. Машина заправлена?
Эйннер покачал головой.
– Жди здесь. Думаю, самое время сменить колеса.
34
Порой у Тины возникало чувство, что она не умеет ценить хорошее. Поездка в Венецию – подумать только! – запомнилась духотой, грязью, толпами туристов и ощущением гнетущей тяжести в животе. Как будто именно эти компоненты составляли все самое плохое, что только мог предложить мир. А потом она встретила Фрэнка Додла и узнала, что бывают вещи и похуже.
Те первые дни в Венеции прошли, не оставив следа. Она всегда была гением по части не замечать то, что перед глазами, и сейчас спрашивала себя, не повторяет ли то же самое здесь, в Остине, в этот субботний день.
Кое-какие параллели были. Муж исчез среди ночи, растворился бесследно, рассеялся как дым, а она день за днем потела на задней веранде родительского дома. Жара в Остине почти такая же, как в Венеции, тяжелая, изнуряющая, обволакивающая тебя всего, стоит лишь совершить вылазку за пределы дома. А еще в Остине, как и в Венеции, Тина была одна – только она и дочь.
– Лимонаду? – спросила мать, высовываясь из-за раздвижной стеклянной двери и напоминая своим появлением, что она все же не одна. По крайней мере, в формальном понимании этого слова.
– Да, мам. Спасибо.
– Долго не сиди.
Ханна Кроу закрыла дверь, оберегая драгоценную искусственную прохладу, а Тина осталась. Выгорающая трава и два умирающих тополя, посаженные недавно у забора, напоминали, что она не в Венеции, а в Техасе. Здесь, в северных пригородах Остина, вода ценится дорого, а вот земля пустует, и люди живут за высокими оградами. Совсем другой мир.
Ханна принесла большую пластиковую чашку с ледяным лимонадом и села рядом с дочерью. Некоторое время обе молча смотрели на жухлую, бурую траву. Ханна выглядела моложе своих пятидесяти шести, и кожа ее постоянно оставалась подрумяненной техасским солнцем. Она часто говорила, что предпочла бы, как ее муж Мигель, родиться по ту сторону границы и быть такой же смуглой, как он, но при этом не отказывала себе в удовольствии похвастать тем особым, оливковым оттенком кожи дочери, который стал результатом соединения лучших качеств обоих миров.
Первой не выдержала Ханна.
– От него ничего?
– Он уже не позвонит.
– Позвонит. Обязательно позвонит.
Мать либо не хотела, либо не могла разобраться в ситуации, и Тину это раздражало.
– Не позвонит, мам. Не может. В Компании думают, что Мило совершил кое-что нехорошее, и он не может позвонить, пока не докажет свою невиновность.
– Но от одного звонка…
– Нет, мам. Его найдут даже по одному звонку. – Тина щелкнула пальцами. – Он не может рисковать.
Ханна печально улыбнулась.
– Знаешь, на что это похоже?
– Знаю. На паранойю.
Ханна кивнула.
– Это не паранойя. Ты же сама видела тот седан возле дома Шеффилдсов. Помнишь, я тебе показывала?
– Просто к Шеффилдсам кто-то приехал.
– Да? Тогда почему они сидят в машине и не выходят?
Тина уже два дня пыталась указать матери на очевидное, но никакие детали Ханну не убеждали. Отец, тот все понял, так почему же мать не может?
– В любом случае, мы очень рады, что вы приехали. Так давно не видели Стефани…
Тина закрыла глаза. А на что она рассчитывала, думая, что мать все поймет? Да, родители с самого начала знали, что Мило работает в ЦРУ, но полагали, что он занимается аналитикой, имеет дело с секретной информацией, из-за чего и не может рассказать о своей службе за обеденным столом. Они ничего не знали об истинных обстоятельствах их знакомства и, разумеется, даже не подозревали, что их зять не только носит иногда оружие, но даже имеет разрешение пользоваться им.
Люди, коротавшие время в седане у дома Шеффилдсов, работали на женщину, внезапное появление которой и оборвало их отпуск. Специальный агент Джанет Симмонс. Первоначальное впечатление – такой дряни, как эта Симмонс, она еще не встречала – по прошествии времени стерлось, и теперь Тина понимала, что Симмонс всего лишь пыталась объяснить ей логику своих действий.
– Да, я считаю, что ваш муж убил Энджелу Йейтс и еще одного человека. Поэтому и хотела его задержать. Почему он сбежал? Вы можете мне сказать?
– Не могу.
– Вот именно, Тина. Если он невиновен, я готова его выслушать. Для этого нужно, чтобы он сидел передо мной, – Симмонс покачала головой, и ее блуждавший по комнате взгляд зацепился за дальнюю стену. – Это внезапное исчезновение… Со стороны выглядит не очень хорошо. Может быть, вы знаете что-то такое, о чем нам не говорите? Может быть, знаете, где он?
Тина, ничуть не покривив против правды, сказала, что не знает ничего, и в последовавшие за тем разговором дни не раз размышляла о том, что и впрямь знает на удивление мало. Даже у Патрика завелись кое-какие подозрения. Может быть, как раз по причине собственной ущербности этот несчастный, жалкий человек видел то, чего не замечала она?
Мать сказала что-то, заканчивавшееся словами: «…свежие тортильи прямо с гриля».
– Ты о чем?
Ханна Кроу улыбнулась и погладила дочь по руке.
– О новом ресторане возле I-тридцать пять. Подумала, может, съездим туда вечерком? Ты как?
– Конечно, мам. Отличная мысль.
Мигель Кроу считался здоровяком с девятнадцати лет, когда заработал стипендию и отправился в Техасский университет – учиться инженерному делу. Приехав в Остин из Гвадалахары, он сразу начал планировать будущее, устанавливая контакты со всеми рекрутерами нефтяных компаний, приезжавшими в университет дважды в год. К выпускному в кармане у него уже лежал контракт с «Эксон мобайл», разрабатывавшей в то время нефтяные месторождения на Аляске, куда Мигель и отбыл вместе с женой, оставившей учебу, чтобы последовать за мужем на север. Тина родилась в Номе, но уже к шести годам вместе с родителями вернулась в Ирвинг, пригород Далласа, где располагалась штаб-квартира корпорации. В совете директоров компании Мигель был первым и единственным мексиканцем. В 2000-м, когда по стране прокатилась волна ненависти к нефтяным конгломератам, он ушел в отставку.
В Остине Мигель купил велосипедный магазин, закрывшийся по причине наступления трудных времен, расширил бизнес, сменил имидж и провел в местной «Кроникл» рекламную кампанию. Местные называли его заведение «Уол-Мартом великов». К своему новому предприятию Мигель относился с немалой иронией, а когда Тина спросила однажды, сколько магазинчиков закрылось из-за него, он ответил:
– Господи, Тина, я думал, ты будешь радоваться, что отец помогает окружающей среде.
Несогласие с его деловой этикой не мешало Тине обожать отца. В свои почти шестьдесят он оставался плотным и крепким и чем-то напоминал мексиканского борца. В присутствии внучки Мигель забывал обо всех делах и мог часами лежать на полу, обсуждая все, что только приходило ей на ум.
В то утро он взял Стефани с собой в магазин, а на обратном пути парочка успела побывать в «Чак-и-чизис» и угоститься десертом в «Баскин энд Роббинс», о чем свидетельствовало и темное пятно на ее комбинезончике. Ханна заставила внучку раздеться и отправилась заниматься пятном, Стефани озадачилась поиском сменной одежды, а Мигель, забрав почту, удалился к себе в кабинет. Через несколько минут он, однако, вернулся и по привычке включил телевизор. Ведущий деловых новостей Си-эн-эн проинформировал зрителей о курсе акций.
– Как она там, пап?
– Эта малышка способна очаровать любого. Надо брать ее с собой на переговоры.
– Ты ее не перекормил?
Оставив вопрос без ответа, Мигель сел на диван и бросил взгляд в сторону двери. Потом достал из кармана плотный конверт и положил на столик.
– Посмотри.
Тина взяла конверт. Письмо было адресовано ее родителям, и она моментально узнала почерк. Обратного адреса не было. Внутри лежали два новеньких паспорта и вырванный из блокнота листок. Мило просил ее родителей передать паспорта Тине и Стефани.
– Боже мой, – прошептала она, раскрыв документ и увидев под своей фотографией чужое имя – Лора Долан. В другом паспорте их дочь значилась как Келли.
Появилась Ханна, и Тина торопливо запихнула оба паспорта в конверт, словно не желая делиться этим секретом с матерью, но та лишь прошла в ванную за растворителем.
– Что думаешь? – спросил Мигель.
– Даже не знаю.
– Может, он надумал сбежать? Вместе с вами.
– Может быть.
Отец переключился на финансовые новости, когда Ханна снова пересекла гостиную, бросив на ходу:
– Надеюсь, Миг, ты не перебил ей аппетит.
– Всего лишь одно мороженое, милая. А в «Чаке» мы играли.
Она издала «хм», показывая, что не склонна принимать его слова на веру, и исчезла за дверью.
Мигель вздохнул.
– Не знаю, что происходит, но если он собирается вывезти вас обеих в какую-то другую страну, то у него ни черта не получится. Я этого не допущу.
– Он на такое не пойдет.
– Тогда зачем паспорта? – Тина не ответила, и Мигель начал щелкать пультом, перескакивая с канала на канал. – Ни черта у него не получится.