Текст книги "Царь нигилистов 6 (СИ)"

Автор книги: Олег Волховский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Угу! – усмехнулся Саша. – Больше не царский цвет.

– Есть ещё! Смотрите: это фуксин!

Он нагнулся, открыл деревянные дверцы нижней части шкафа и вынул оттуда металлическую коробочку. В ней были зеленоватые кристаллики.

– Света боится? – предположил Саша.

– Да.

– Мне казалось, что фуксин должен быть цвета фуксии, – заметил Саша.

– Он и есть, – сказал Александр Николаевич.

Отсыпал несколько кристалликов в колбу и капнул туда воды. И она приобрела оттенок марганцовки.

– Фуксин получил польский химик Якуб Натансон, – прокомментировал хозяин лаборатории, – почти одновременно с мовеином.

Саша кивнул. Очень польский химик… Как бы убедить папа́ окончательно отменить черту осёдлости?

– Только осторожно, Ваше Императорское Высочество, – предостерёг Энгельгардт. – Это сильный яд.

– Отлично! – сказал Саша.

– Отлично? – переспросил Энгельгардт.

– Яд – значит, может обладать противомикробной активностью, – объяснил Саша. – Будем проверять. Александр Николаевич, у меня две фармацевтических лаборатории: в Петербурге и Москве. Питерскую возглавляет Николай Агапиевич Андреев, а московскую Николай Васильевич Склифосовский. Оба врачи. Николая Васильевича вместе с его лабораторией я собираюсь перетащить в Питер, и объединить обе лаборатории в один институт. Но пока можете отправить в обе лаборатории немного фуксина, я хочу, чтобы они его сразу проверили, немедля.

Энгельгардт кивнул.

Саша написал адреса.

– Для вас у меня два направления работы. Первое: пенициллин, второе: производные анилина. Потяните оба?

– Мне кажется, выделение пенициллина не должно быть таким уж сложным делам, ведь лекарство уже есть, – подключился к разговору интеллигентный Соколов.

Саша покачал головой.

– Не обольщайтесь. Просто выпарить его скорее всего не удастся, он этого не перенесёт. Так что год, по самым оптимистическим оценкам. Скорее, несколько лет. Но можете набирать столько лаборантов, сколько понадобится. Хоть весь химический факультет. Деньги будут.

– Думаю, возьмёмся, – сказал Соколов.

– Ваши работы, Николай Николаевич, я, кстати, тоже читал: «О водороде в органических соединениях». Точнее просматривал под руководством Ходнева, если уж честно. Но я понял про что. Глицериновая кислота – это интересно, но для меня пока лекарства актуальнее. Хотя, может быть, я чего-то не знаю, и для лекарств её тоже можно как-то использовать. Пока у меня ассоциации только на взрывчатку.

– Нитроглицерин получается из глицерина при соединении с азотной кислотой, – заметил Соколов. – Им занимается академик Зинин.

– Мой учитель, – добавил Энгельгардт.

– Познакомите? – спросил Саша.

– Я ему напишу, – пообещал Александр Николаевич.

– Пусть приходит на чай, – сказал Саша. – Взрывчатка нам понадобится обязательно. Для строительства дорог.

И подумал: «Может и без Альфреда Нобеля обойдёмся?»

– Я не собираюсь изменять вам с Зининым, как учителем химии, Алексей Иванович, – заметил Саша.

– Это будет правильно, когда мы перейдём к органической, – сказал Ходнев. – Думаю, примерно через полгода.

– Хорошо, – сказал Саша. – Что касается производных анилина, финансирование будет за счёт «Фонда борьбы с туберкулёзом». В попечителях папа́, мама́, цесаревич, Елена Павловна, граф Строганов и я.

– Вы думаете, что анилином можно лечить чахотку? – спросил Энгельгардт.

– Я не знаю, но хочу попробовать. И не только чахотку. Чахотка – дама упорная, уж если пенициллин её не берёт. Будем всё проверять. То есть схема работы такая: вы синтезируете всё, что удаётся синтезировать с помощью анилина, присылаете в мой институт микробиологии, а мы со Склифосовским и Андреевым проверяем.

– «Институт микробиологии»? – улыбнулся Соколов.

– Угу! – кивнул Саша. – Может быть стоит объединить с институтом биохимии.

– А это что за учреждение?

– «Институт биохимии» – это вы с профессором Соколовым, – сказал Саша. – Правда папа́ о нём еще не знает и добро не дал. Но даст, я уверен. И у меня есть ещё одна идея финансирования анилинового проекта…

Глава 18

– Я могу написать московским промышленникам: Морозовым и Гучковым. Им ведь нужны красители для тканей.

Вечером, вернувшись из лаборатории, Саша сел за письма:

"Любезнейший Савва Васильевич! – начал он. – Сегодня я был в химической лаборатории Энгельгардта и Соколова у нас в Петербурге.

Это учёные, которые занимаются соединениями анилина, вещества, из которого уже получены два красителя для тканей: пурпурный мовеин и фиолетовый фуксин.

Я уверен, что цветов гораздо больше.

У меня к этим веществам медицинский интерес. Все они достаточно ядовиты, чтобы стать основой для лекарств.

Лаборатория нуждается в финансировании. Некоторую сумму вносит моя тётя Елена Павловна, мой дядя Константин Николаевич, возможно, казна, а также цесаревич и я. Но она касается другого направления работы: выделение пенициллина – лекарства, с помощью которого мы смогли вылечить моего кузена Николу и генерала Ростовцева.

Красители – это второе направление работы. Насколько вы заинтересованы в дешёвых искусственных красках? И готовы ли финансово поучаствовать?

Ваш Великий князь Александр Александрович.

P. S Рыжий кот Киссинджер вырос, растолстел, стал ещё пушистее и отлично ловит мышей".

Саша усомнился в том, что Савва Васильевич поймёт словосочетание «химическая лаборатория», но, с другой стороны, мужик умный. В крайнем случае спросит у сыновей, внуков или младшей тигрицы.

Саша запечатал письмо и написал ещё два: Гучкову и Солдатенкову, меняя только обращения и выкинув отчёт об успехах Киссинджера.

Отдал Митьке с поручением отправить по почте и, как всегда в таких случаях затосковал о личном фельдъегере, телеграме и вотсапе.

В воскресение после церковной службы к нему подошёл Кошев и вручил письмо. Оно было от Елены Павловны.

Вскрыл его Саша уже у себя в комнате. Внутри первого конверта, украшенного тётушкиным гербом, был ещё один попроще и записка от Мадам Мишель.

«Милый Саша! – писала Елена Павловна, – это пакет от Пирогова, он просил передать его тебе, минуя почту».

Стало не по себе. С чего это Николай Иванович решил шифроваться? Состав пенициллина интересен Третьему Отделению?

Саша вскрыл конверт, благо Гогель был у себя.

"Ваше Императорское Высочество! – писал Пирогов. – В Киеве арестования. Началось с Харькова. 26 января был арестован по доносу некоего помещика Гаршина студент Завадский.

Эту историю сочли сначала частным делом, но во время обыска у Завадского нашли возмутительные бумаги, и он был тут же арестован.

1 февраля уже у нас в Киеве было арестовано ещё несколько человек. Видимо, его знакомых. Это те студенты, которых весной позапрошлого года исключили из Харьковского университета, и они поступили в Киевский. Среди них Яков Бекман, сотрудник частной газеты «Киевский телеграф», где он вёл политическое обозрение, человек в высшей степени даровитый, симпатичный, пользовавшийся уважением и студентов, и университетского начальства.

Бекман ещё осенью увлёкся вашей идеей студенческих советов и решил организовать такой у нас в университете Святого Владимира.

Совет киевского университета основался не на пустом месте. У студентов уже была общая студенческая библиотека, который заведовали избранные студентами библиотекарь и помощник. При библиотеке образовалась ссудно-вспомогательная касса, которой тоже заведовали выборные от студентов.

Все дела они решали на сходках. Было, конечно, много и криков, и шума, но я никогда им не препятствовал. Если собиралось слишком много народу, 300 и более душ, им выделяли самую большую 1-ую аудиторию.

В декабре они избрали Совет, в том же месяце он начал работать. Тогда я уехал в Петербург, и дальнейшие события происходили в моё отсутствие.

В начале февраля студенты узнали об аресте своих товарищей, и Совет созвал сходку, на которой они выбрали депутацию из 10 человек и послали их к генерал-губернатору князю Васильчикову. Дело в том, что по закону при аресте студентов должен был присутствовать депутат от университета, о чём разумеется забыли.

У генерал-губернатора хотели потребовать объяснений и ходатайствовать об арестованных студентах.

Илларион Илларионович Васильчиков – человек просвещённый и вполне либеральный, но, если бы я знал, в чём дело, и присутствовал в Киеве, я бы отсоветовал депутатам к нему ходить.

Но я был в Петербурге.

И они пошли к губернатору.

Васильчиков сначала не хотел их принимать, но потом согласился, и объяснил, что дело серьёзное, о нём известно государю, и следствие собираются перенести в Петербург. И велел студентам успокоиться и не безобразничать, ибо они только навредят арестантам и университету, который теперь под угрозой закрытия.

Подробностей я не знаю, но известно, что арестованные не только активно участвовали в университетской общественной жизни, но и в организации в Киеве воскресных школ.

Когда вы получите это письмо, Александр Александрович, следственное дело, скорее всего уже будет в Петербурге и туда же привезут наших студентов".

Саша дочитал письмо и задумался над вечным русским вопросом: «Что делать?»

Пирогов явно рассказывал меньше, чем знал. Что это ещё за «частное дело»? Вечно аборигены наводят тень на плетень. Бабу не поделили студент Завадский с помещиком Гаршиным?

Тот самый Гаршин, интересно?

Ответ Пирогову будет идти минимум неделю. И ответ на ответ – неделю.

Есть, конечно, телеграф. Но по телеграфу что-то передавать в этой стране – это всё равно, что кричать на широкой площади. Тайна переписки? Нет, не слышали.

Он вздохнул и сел за ответ.

'Любезнейший Николай Иванович!

Спасибо за письмо. Оно чрезвычайно интересно.

Из названных вами фамилий мне известна только одна: Гаршин. Он имеет отношение к литератору Гаршину?

За университет не беспокойтесь, я костьми лягу, но закрыть не дам. Что касается арестованных, чтобы просить за них мне нужно знать конкретные обстоятельства дела. То, что оно «серьёзное» ещё ничего не значит. У нас и частные разговоры о республике и конституции могут счесть серьёзным делом.

Что не поделили Гаршин с Завадским? Или кого? Я пойму, мне скоро пятнадцать. Извините за прямоту… кто у кого увёл любовницу? Имение? Орден? Чин? Должность? Любимого скакуна?

Это не праздное любопытство, здесь важна каждая деталь.

Сколько точно человек арестовано? Вы ведь должны знать фамилии. Можете прислать мне список и всё, что известно о каждом из фигурантов?

Что за бумаги нашли?

Не думаю, что в нашем богоспасаемом Отечестве тайна следствия столь священна.

Неужели весь Киев воды в рот набрал? И Крещатик молчит, и рынки безмолвствуют, и Лавра?

Я не призываю вас проводить для меня независимое расследование и собирать слухи. Но ведь и князь Васильчиков что-то должен знать. И у студентов должны быть предположения о причинах столь высокого внимания к их товарищам.

Со своей стороны попытаюсь выяснить всё, что смогу.

Я в восхищении от ваших студентов, их организованности, активности и сплочённости. Их не надо учить демократии, мне самому есть, чему поучиться.

Простите меня за то, что уговорил остаться в Петербурге, чтобы читать мне лекции, когда вам необходимо было быть на службе.

Ваш Саша'.

Разговора с папа́ было не избежать. Пирогов не писал прямо, но намекал, что надо быть осторожнее.

Да, ладно!

Ни в каких заговорах Саша точно не участвовал. Если, конечно, заговором не сочли студенческие Советы с воскресными школами. У нас, конечно, могут.

Папа́, правда, относительно адекватен. Не Иван Грозный, не Сталин, даже не Павел Петрович.

Но не поднять этот вопрос нельзя. Иногда поведение диктует репутация.

В среду утром царь поехал кататься в открытой коляске, ибо погода выдалась ясная. И взял старших сыновей.

Было 24 февраля по юлианскому календарю, но природа явно предпочитала григорианский: было тепло для зимы, и на сугробах уже появился черноватый налёт и ледяная корка.

Дул тёплый, совсем весенний ветер. Ну, да, на самом деле восьмое марта.

– Ты мне коньки заказал? – спросил Никса.

– Конечно, сразу, – кивнул Саша. – Лезвия уже готовы. Я их переслал мадам Брюно. Она передала, что у неё есть твоя мерка.

– Может на твоём Дне рождения покатаемся?

– Если лёд не растает.

День рождения ожидался в пятницу 26 февраля.

– Мне Александрин говорила, что это твоё изобретение, – заметил Папа́.

Никса поморщился при упоминании Долгоруковой и отвернулся к реке.

– Да, моё, – кивнул Саша. – Могу я заявку на привилегию написать?

– Пиши.

– Патентное бюро на меня ещё не жалуется?

– На число заявок? Нет. Якоби от тебя готов всё стерпеть.

Они ехали по Дворцовой набережной, и на другом берегу Невы сиял на солнце шпиль Петропавловской крепости.

Как же не хотелось в очередной раз ругаться с папа́! Только ведь наладились отношения! И орден, и премия, и вообще Александр Второй не худший вариант для России, признаться.

– Папа́, – сказал Саша, – а студенты из Харькова уже там?

И он показал глазами на Петропавловскую крепость.

– Сашка! – удивился царь. – Ты узнаёшь всё раньше Государственного Совета!

– На меня возлагают определённые надежды, – объяснил Саша.

Царь хмыкнул.

– В воскресенье привезли. Да, там.

Никса посмотрел с любопытством.

– Что за студенты? – спросил он.

– Оказывается ещё 26 января в Харькове был арестован студент Завадский, – терпеливо объяснил Саша. – И, видимо, разоткровенничался на допросах, как это часто бывает. В результате 1 февраля в Киеве арестовали ещё несколько человек.

– Пирогов тебе пишет? – поинтересовался папа.

Саша и не сомневался, что царь сумеет сложить два и два. Но альтернативой было только молчание.

– Николай Иванович ничего крамольного не написал, – горячо возразил Саша. – Только факты. Я даже не знаю сути дела. Документов-то «возмутительных» хватает на Петропавловку?

– Более чем, – сказал царь. – У Завадского нашли описание тайного общества и его устав.

– А устав не Третье Отделение писало? – спросил Саша.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я не понимаю, зачем тайному обществу устав. Тайному обществу полезнее склад взрывчатки. А устав нужен либо жандармам для эффективного обличения «политических преступников», либо подросткам примерно моего возраста, который мечтают умереть за свободу, любезное Отечество, братьев-славян или светлое социалистическое будущее. Но не знают, как.

– Ты, видимо, знаешь, – усмехнулся царь.

– Близкая смерть не входит в мои планы. И у меня более реалистичные идеалы. Разве что, кроме свободы и любезного Отечества, но для него эффективнее жить. Поэтому я не развлекаюсь составлением уставов тайных обществ.

– Зато развлекаешься составлением конституций, – заметил Никса.

– Это более полезный документ, – возразил Саша.

– Но более опасный, – заметил царь.

– Смотря для чего, – возразил Саша. – Для произвола и беззакония – несомненно.

– Для империи, – сказал царь. – И не ври, что ты, с твоим умом не видишь этой опасности!

– Империи разваливаются не от конституций, а от их долгого отсутствия.

Папа поморщился и махнул рукой.

– Ладно, мы это с тобой уже обсуждали.

И примирительно добавил:

– Саша, что ты хочешь на День рождения?

Вираж царской мысли Саше, в общем понравился. Похоже папа́ решил, что странные взгляды сына полностью компенсируются количеством и качеством наносимой им пользы.

– Я хочу экскурсию, – доложил Саша.

– Куда?

– В Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

– Гм… – сказал отец.

– И встречу с обитателями, – добавил Саша. – Хотя бы с Бекманом. О нём отлично отзываются: даровитый, симпатичный и всеми уважаемый. Было бы приятно пообщаться с таким человеком.

– А ты знаешь, что Бекман во главе их тайного общества собирался истребить всю нашу семью? – поинтересовался отец.

– Не знаю, – признался Саша. – Пусть мне это в глаза скажет.

– Это опасный человек.

– Не думаю, что опаснее полковника Пестеля, с которым Александр Павлович спал в одной палатке.

– Дядя не знал, что Пестель – заговорщик, – заметил папа́. – И полностью доверял ему.

– А как же: «Не мне их судить»?

– Любишь ты эту цитату. То, что Александр Павлович знал о заговоре не доказывает того, что он знал, кто руководит Южным обществом. А про роль Бекмана мы уже знаем. Они его президентом избрали. Так что тебе незачем с ним встречаться. А против экскурсии я ничего не имею. Сходи, полезно.

– Ну, хотя бы материалы дела, – попросил Саша.

– Зачем?

– Если среди этих людей есть действительно опасные, я их, скорее всего, видел во сне и узнаю фамилии.

Папа́ задумался.

– Какие фамилии ты уже знаешь? – наконец, спросил он.

– Гаршин, Завадский, Бекман, – сказал Саша.

– Гаршин? – переспросил папа́.

– Я знаю, что это доносчик.

– И какие фамилии тебе знакомы?

– Гаршин, – отчитался Саша.

Папа усмехнулся.

– Опасный человек?

– Я видел во сне, что был писатель по фамилии Гаршин. Но не читал, к сожалению.

– Как звали писателя?

– Всеволод, кажется.

– Посмотрю в материалах дела. А какие ты помнишь фамилии опасных людей из твоих снов?

– По памяти не скажу, – соврал Саша, – но наверняка вспомню, если увижу.

– Странно у тебя устроена память, – заметил папа́.

– Подумаю, может, кого-то вспомню и так. Но со списком мне было бы легче.

– Список у тебя будет, но после окончания следствия.

– Хорошо, – сказал Саша. – А что Гаршин с Завадским не поделили?

– Тебе ещё рано.

– Значит, женщину. А я-то думал что? Деньги, чин или орден.

– Не думаю, что Саше рано, – вмешался Никса.

– Пусть хотя бы 15 исполнится, – отрезал папа.

– Хорошо, – смирился Саша, – тогда надеюсь на интересную экскурсию и знакомство с комендантом.

– С Мандерштерном познакомишься, – пообещал папа́.

Вечером Саша размышлял на тему, а не назвать ли папа́ Каракозова. Дурацкого выстрела этого идиота, после которого правительство радикально свернуло с либерального на консервативный путь, очень хотелось избежать.

О Софье Перовской Саша пока не беспокоился, считая, что держит руку на пульсе. И надеялся увести девчонку с кривой дорожки. Да и времени пока много.

А вот покушение Дмитрия Каракозова было гораздо раньше. Да, Саша помнил имя. Но не помнил ни даты, ни даже года события. Точно после освобождения крестьян, точно после очередного польского восстания, но, кажется, раньше семидесятого года.

Уж нет ли его среди арестованных студентов?

Саша помнил, что Каракозов был студент, не факт, что доучившийся. Но не помнил какого университета.

Стоит его поискать? Как? Запросить списки студентов? Ну, Пирогов, допустим даст. А остальные?

А если ещё не студент? Гимназии, кадетские корпуса, инженерные и юнкерские училища… Их конечно меньше, чем в 21-м веке, но всё равно работа представлялась малоподъёмной.

Действовать через Третье Отделение было бы эффективнее. Третьим Отделением руководил князь Василий Андреевич Долгоруков. Саша был с ним шапочно знаком и слышал о нём разное. По общему мнению, ни умом, ни большими талантами князь не отличался, хотя был честен, добр и безмерно предан престолу.

И как его использовать?

«Василий Андреевич, мне нужно найти человека по имени Дмитрий Каракозов, не могли бы вы мне помочь»?

«Зачем, Ваше Императорское Высочество?»

«Я видел во сне, как он стреляет в государя».

Человек туповатый, но преданный престолу, скорее всего, не проигнорирует, а доложит папа́. Ну, и смысл? Эффективнее сразу действовать через папа́.

Вопрос в том, что сделает папа́. Вариант прикажет организовать тайный надзор был бы идеален. Но не факт, что этим ограничатся.

А если сразу в Алексеевский равелин без срока и имени? Будущего неудачливого террориста Саше было не особенно жалко, но создание «железных масок» не красит либеральные правительства. Станет известно, что человек заключён в крепость без вины и найдутся люди более меткие, чем Каракозов.

И что делать?

25 февраля устав акционерного общества «Санкт-Петербургская телефонная компания» был утверждён в Министерстве финансов. Саша подозревал, что папа́ пнул финансистов, чтобы успеть к его Дню рождения.

Это было прямо трогательно.

Можно открывать подписку на акции и собирать складочный капитал.

Саша отправил Якоби поздравительную записку с Митькой. Борис Семёнович благодарил и в ответ поздравлял с наступающим Днём рождения.

26 февраля Саша принимал подарки. В числе традиционного вала оружия и картин, которые Саша положительно не понимал, куда вешать, была перьевая ручка от Никсы, сделанная по старым Сашиным чертежам. Выглядела она вполне привычно и имела золотое перо.

– Кто сделал? – поинтересовался Саша.

– Часовщик Буре, – объяснил Никса. – Долго мучился. Я ещё на Рождество хотел тебе подарить, но у первых вариантов постоянно текли чернила.

Саша попробовал на листе бумаги. Писала. И даже довольно прилично. Вопрос, на сколько её хватит.

От Путилова пришла новая, облегчённая модель печатной машинки и обещание к началу лета сделать пробную партию.

В конце торжества папа́ произвёл Сашу в капитаны, что было круто, учитывая, что Никса тоже до сих пор был ротмистром. Правда сверх того флигель-адъютантом с сентября прошлого года.

Коньки для Никсы к празднику не успели, так что он катался на снегурках.

А Саша всё никак не мог отделаться от мысли о Каракозове.

В субботу 27 февраля ему доложили о прибытии коменданта Петропавловской крепости.