Текст книги "Я люблю тебя, Калькутта!"
Автор книги: Олег Торчинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
В основном храмы сохранили свою облицовку, причем в хорошем состоянии. Некоторые плитки почернели, но это вина старых мастеров – плохо обожгли. Терракота – вечный материал, способный выстоять против времени, огня, воды, любой стихии, кроме одной – хищных туристов, выламывающих плитки, и местных невежд, продающих их за бесценок. Вот почему на многих чудесных зданиях появились безобразные проплешины. В правительство штата уже был сделан запрос о необходимости поставить охрану у бесценных памятников старины.
У нас оставалось еще немного времени, и мы заехали на час в одну из банкурских деревушек, где делают знаменитых лошадок, делают многими тысячами, обжигая в домашних очагах. Они бывают разные – деревянные, бронзовые, но здесь, где их родина, они – глиняные, красные и черные. Ушки и хвосты – съемные. К сожалению, посмотреть, как их делают, не удалось, поджимало время. Но несколько штук, небольших, у одного дома мы купили. Уезжая, увидели на околице деревни двух огромных, красного цвета красавцев-коней, в лепнине, узорах, – они охраняли въезд в деревню от злых духов.
На обратном пути в реденькой эвкалиптовой рощице мы остановились подкрепиться. И узрели (тоже впервые в жизни) крепость термитов. Это высокие, метра полтора и выше, структуры кремового цвета, напоминающие конусы, но с множеством складок с рваными, острыми краями. Они были продырявлены многочисленными ходами, но хозяев не было – то ли покинули свой дом, то ли ушли вглубь на зимовку. Ни одного, даже крохотного кусочка на сувенир мы ни отломить, ни отбить не смогли – крепость стали. Оставалось одно – сфотографироваться рядом на память.
Терракотовые храмы Бенгалии
В средние века Бенгалия становится центром культа бхакти, основанного на легенде о любви Радхи (человеческой души) к Кришне (Богу) и сыгравшего огромную роль в становлении индийской культуры. Кришнаитские храмы строятся по всей Бенгалии: для каждого преуспевающего индуиста дело чести – вернуть людям часть накопленных богатств посредством строительства храма, которым могут пользоваться все. Храмы строили помещики, брахманы, ювелиры, купцы, даже виноторговцы.
Особенно много кришнаитских храмов с уникальным терракотовым декором сохранилось в бенгальском округе Банкура, куда входит и Вишнупур, а также в округе Бирбхум, граничащем со штатом Бихар.
Терракота – материал древний, известный еще в Мохенджо-Даро и Хараппе (III–II тысячелетия до н. э.). Но терракотовая облицовка храмов – чудо, принадлежащее Бенгалии. Пик этого искусства был в XVI–XVIII веках. Храмы строились до конца прошлого века, но постепенно этот обычай угас, что привело к исчезновению ремесла храмовых строителей, остались лишь игрушки и банкурские лошадки…
В былые времена по Бенгалии бродили артели мастеров по терракоте. Артель состояла обычно из 12 человек, во главе стоял мастер, приказы его исполнялись беспрекословно. Он принимал заказы, отвечал за качество исполнения, получал плату. Остальные считались его учениками и как бы членами единой семьи, а потому и жили, и работали вместе.
Как начиналось строительство храма? Заказчику, пожелавшему спасти душу, мастер показывал имевшийся у него набор типовых проектов для храмов различных форм и размеров. Выбранный согласно средствам и вкусам проект принимался к исполнению. Часть артели немедленно отправлялась по округе на поиски глины. После испытания образцов останавливались на каком-то из месторождений, и работа начиналась. Делали кирпичи небольшого, строго определенного размера. Из той же глины делались формы, по которым будут отливаться типовые детали украшении. Специальные художники-модельеры разрабатывали композиции и сценки, которые украсят будущие плитки, и здесь никаких пределов их фантазии не ставилось. В период сушки, не раньше и не позже, острым инструментом – ножом, резцом из кости или бамбука – прорабатывались детали, чистились, уточнялись. Далее шли обжиг в особых печах, отбор, облицовка. Когда храм был закопчен, артель отправлялась дальше, в поисках новых заказов.
Если в вишнупурских храмах тематика украшений традиционная, чисто кришнаитская – мифологические сюжеты, орнаменты, птицы, цветы, жанровые сценки, то в Бирбхуме, кроме того, присутствует тематика совсем необычная: жизнь европейцев. То ли мастеров поразили необычный вид и обычаи пришельцев, то ли они хотели угодить новым хозяевам, но, так или иначе, рядом с Кришной, Рамой и Ситой появились леди с собачками, джентльмены с трубками, солдаты и т. д. Есть и довольно едкие сюжеты, например осел, выпрашивающий подачку у англичанки, ряд изображений на плитках носит эротический характер.
О банкурских лошадках
Бесчисленные фигурки животных из терракоты были найдены при раскопках в долине Инда, но лошадей там не было. Лошади пришли откуда-то извне, с севера, неся на себе арийских наездников, и с течением веков стали важной темой племенного и деревенского искусства Индии. Индра, бог грома и дождя, ездил в колеснице, запряженной десятью тысячами золотых и по-павлиньему раскрашенных жеребцов. Бог солнца Сурья ездил в колеснице, запряженной семью жеребцами. На юге Индии терракотовых лошадей ставят у околицы села, чтобы бог Аяннар мог объехать ночью вокруг него и охранить жителей от злых демонов. Их высота – до 3 метров, они ярко раскрашены и декорированы.
В Бенгалии таких лошадок лепят деревенские мастера в округе Банкура. Их жертвуют богам, если хотят иметь ребенка, поправить здоровье, выиграть дело в суде. Иногда их ставят на могилы индуистских или мусульманских святых.
Большие терракотовые кони, красные или черные, стоят в поле, у околицы, их подвешивают к ветвям деревьев, слывущих священными, у прудов и бассейнов. Для крестьянина конь – символ надежды.
Эта практика жива и сегодня. Деревенские гончары лепят такие фигурки тысячами, они разбиваются, пропадают, гибнут от непогоды, и новые тысячи занимают их место.
В 1963 году черные и красные терракотовые фигурки впервые появились в сувенирных магазинах Калькутты. Под названием «банкурские кони» они начали свое победное шествие по стране и всему миру. Банкурские кони имеют небольшое тело, длинные ноги, длинную шею, маленькую головку и длинные уши, из-за которых их путают с осликами. Уши и очень короткий хвост – съемные. Сейчас у них появилось множество собратьев из дерева, бронзы, стекла, фаянса и т. д. Но родоначальниками всех их являются кони из бенгальского округа Банкура.
25 января. Я нашел способ знакомиться с Калькуттой. Машиной меня и еще кого-нибудь, чаще всего Виктора, забрасывают в достаточно отдаленный район, откуда мы идем пешком, изучая по пути, как писали Ильф и Петров, «быт и нравы местных народов». И всегда находим что-то интересное. Сегодня это был новенький, «с иголочки», джайнский храм в какой-то боковой улочке. У входа были вмонтированы в стены большие плиты песчаника с высеченными на них поучительными сюжетами. Среди эпизодов из жизни джайнских вероучителей я вдруг увидел странно знакомый сюжет, который встречал в «Мудрости Балавара» – средневековом грузинском собрании басен и поучений, а также у Льва Толстого в его собственном переложении. А самой-самой первой была буддийская притча о человеке, которого загнал на дерево разъяренный слон. Устроившись на ветвях, человек огляделся и увидел у подножия дерева двух мышей, черную и белую, грызущих корни. В пропасти, на краю которой стояло дерево, извивался дракон, готовый проглотить человека, а на самом дереве выглядывали из нор головы четырех аспидов, также угрожавших человеку. Но он узрел на ветвях немного меда диких пчел и стал его жадно слизывать, забыв о подстерегающих его опасностях.
Вот расшифровка образов древней притчи, которую д.|пали проповедники всех времен – от неизвестных буддийских монахов до Толстого. Слон – это смерть, преследующая сынов человеческих; пропасть – мир сей; ветви – дни человеческие; мыши – день и ночь; четыре аспида – вещества, из которых создан человек, от исчезновения любого из них он гибнет; дракон – ад, а мед – мирские наслаждения, которыми мир обманывает сбившихся с пути людей. Сотни или тысячи лет бродит эта жестокая и безнадежная сказка по миру – от Индии и Непала до Груши и России, и внимают ей одинаково и буддисты, и индуисты, и христиане, и мы, неверующие… И здесь, в Калькутте, затерянный в человеческом муравейнике, воспринимаешь ее мудрость особенно остро.
26 января. На территории, примыкающей к Форту Уильям, состоялся парад местного гарнизона по случаю Дня Республики. Конечно, после грандиозных зрелищ в Дели здесь все кажется гораздо скромнее. Прошли пожарные части, несколько пушек и БТР, несколько подразделений кадетов и кадеток. Сам дух здешних парадов все-таки очень непривычен для нас, особенно вольный шаг вместо нашего «прусского», идущего еще от Павла I. Непривычно и музыкальное сопровождение: идет военная техника, а оркестр исполняет старинный вальс «Осенний сон» (да, да, тот самый!), идут войска, и звучит разухабистый фокстрот, что-то вроде лещенковского «Чубчика».
Поэтому наиболее интересным оказалось другое: мы побывали возле Форта, куда обычно близко подходить не рекомендуется, так как здесь размещен воинский гарнизон. Я уже упоминал, что первый Форт стоял на месте теперешнего почтамта и был разрушен войсками наваба при взятии Калькутты в 1756 году. После того как город был отвоеван англичанами, новый губернатор – Клайв немедленно заложил в октябре 1757 года укрепления на месте одной из трех деревень, давших начало Калькутте, а именно Говиндапура. Английские историки утверждают, что каждый из выселенных с насиженного места жителей получил хорошую компенсацию. Так это было или нет, проверить невозможно, данных нет. Зато доподлинно известно другое. После битвы при Плесси (23 июня 1757 года) Роберт Клайв и командующий эскадрой английских кораблей в Индии адмирал Уотсон потребовали от возведенного ими на престол вместо Сираджа нового наваба – Мир Джафара возмещения ущерба, нанесенного Ост-Индской компании во время штурма Калькутты. Для перевозки контрибуции потребовалось 100 рыбачьих лодок. На них перевезли из Муршидабада в Калькутту 700 сундуков, доверху наполненных драгоценностями и золотом.
Теперешний Форт, возведенный в 1757–1773 годы, – это неправильный восьмиугольник; пять сторон его глядят на город, три – на Хугли. Снаружи стоят две старинные пушки и причудливая беседка, прозванная «Пепперпот» – «Перечница». Внутри, как говорят, находятся казармы, церковь св. Петра, бассейн, плацы для тренировки и парадов, базар и кинотеатр. С территории Форта за всю его историю не было произведено ни одного выстрела…
Неподалеку от Форта располагается весьма представительное здание в псевдоготическом стиле, со стрельчатыми окнами, с прекрасной, в пинаклях и витражных розах башней, с мраморной колоннадой по южному фасаду. Капители колонн высечены из лучшего кайенского мрамора, и нет двух одинаковых. Вокруг разбит живописный английский парк. Впечатление, что ты находишься не в Индии, а в старой доброй Европе. Это – здание Верховного суда, построенное в 1864–1872 годы архитектором Уолтером Гранвиллем, причем образцом для подражания ему служила ратуша бельгийского города Ипра.
Вход внутрь, естественно, ограничен. Известно, что там висят до сих пор портреты английских монархов и вельмож, правивших Британской Индией, в том числе работы вездесущего Джона Зоффани. Высшее общество бережно хранит воспоминания о благословенных временах Раджа: жилось ему и тогда неплохо, зато по сравнению с сегодняшним днем везде царили тишина и порядок. Кажется, кусочек Империи застыл здесь во времени, нетронутый. Но статуя перед фасадом разбивает вдребезги законсервированную имперскую тишину парка: молодой парень со всклокоченной копной волос, со связанными за спиной руками, внешним видом и позой напоминающий Зою Космодемьянскую, стоит дерзко и гордо среди великолепия английского парка. Чувствуется, что автор памятника хотел изобразить обреченного, но не сломленного бойца. Это памятник Кхуди Раму, 14-летнему борцу за свободу, бросившему в 1905 году бомбу в английского губернатора и повешенному по приговору Верховного суда, вынесенному именно здесь, в этом кратном, величественном здании.
Поближе к реке находится еще одна достопримечательность английской Калькутты: Иден-гарденс – сады Иден, небольшой изысканный парк, названный в честь его учредительниц, сестер Иден, родственниц генерал-губернатора Индии в 1835–1842 годы, лорда Окленда (неплохие акварели одной из них хранятся в музее Виктории). Парк был заложен в 1835 году. Он был и остается местом для прогулок «чистой публики». Современники писали о «великолепных аллеях величественных деревьев, где так приятно было бродить при лунном свете». Циклон 1864 года уничтожил эту красоту, а люди довершили его дело. Сегодня парк украшен лишь цветущими кустами и клумбами. Главная его достопримечательность – деревянная буддийская пагода, вздымающаяся красно-желтой пирамидой на одной из лужаек.
История ее весьма типична для английских колониальных нравов. Ее построила в бирманском городе Проме в 1852 году над изображением Будды, усыпанным драгоценным жемчугом, некая Ма Кин, вдова правителя города. Во время поездки по Бирме маркизу Дальхаузи приглянулась пагода, и он приказал перевезти ее в Калькутту. Ее разобрали, погрузили на корабль Ост-Индской компании и в 1854 году установили в Форте Уильям. Позже она была перенесена на территорию Иден-гарденс.
Но вернемся к памятнику перед зданием Верховного Суда. Что же происходило тогда в Бенгалии? Шел новый, XX век. Национально-освободительное движение набирало силу по всей Индии, но особенно интенсивным было в Бенгалии и столице Британской Индии – Калькутте. В попытках сбить его накал колониальные власти предприняли маневр: в 1905 году решено было расчленить Бенгалию на две части по религиозному признаку – на индуистскую и мусульманскую. Ответом был взрыв негодования и как следствие – терроризма. Подобно нашим народовольцам (да и просто используя их опыт), молодые националисты устраивали форменную охоту за английскими чиновниками. Калькутту сотрясали многочисленные демонстрации протеста, кончавшиеся обычно арестами или расстрелом демонстрантов. Именно тогда возникла индийская Марсельеза – знаменитый гимн освободительного движения «Банде матарам» («Мать-Родина») на слова известного бенгальского писателя Бонкимчондро Чоттопадхьяя. На всех военных парадах и демонстрациях его обязательно исполняют наряду с национальным гимном. Я уже упоминал, что бенгальским патриотам помогали и наши соотечественники – участники революции 1905–1907 годов, бежавшие от царских жандармов после разгрома революции.
Размах неповиновения был велик, и англичане поняли наконец, что их детище – Калькутта – вышло из повиновения. И было решено: перенести столицу Британской Индии из неуютной Калькутты в Дели. Это произошло в 1911 году. И рядом с древним городом по проекту знаменитого Эдвина Лютьенса в считанные годы возник красивый, новенький с иголочки Нью-Дели.
Лучше всего события тех лет описал Рабиндранат Тагор в романах «Гора», «Дом и мир» и других. Интересно: дома, честно говоря, я читать Тагора просто не мог, было скучно: хвалил потому, что положено хвалить, великий все-таки писатель, да и стихи хорошие. А здесь, в Калькутте, книги его для меня наполнились жизнью, и я понял, что Тагор – грандиозное явление не только литературы, но и всей бенгальской культуры, и не только бенгальской, но и индийской, и мировой. И что мы о нем почти ничего не знаем.
1 февраля. Завершился международный кинофестиваль в Индии. Основной просмотр проходил в Дели, а к нам, в Калькутту, по-видимому, из-за ее радикальной репутации прислали фильмы молодежного авангарда. Фильмы очень разные, много откровенной халтуры, но много и настоящего, свежего. К сожалению, как у индийской публики, так и у нашей отношение к фестивалям одинаковое: раз фестиваль, значит, фильмы нерезаные, следовательно, будет «клубничка». Поэтому у кинотеатров бушует толпа, жадно хватая билеты на все подряд и оставляя потом залы полупустыми. Так, уходили целыми рядами с аргентинского фильма «Час гнева», снятого в подполье и вышедшего на свет только после прихода к власти перонистов. И лишь немногие досидели до финальных кадров: лицо мертвого Че Гевары и нарастающая барабанная дробь в течение нескольких минут.
5 февраля – 11 февраля. В историческом центре Калькутты, неподалеку от Иден-Гарденс, вырос в последние годы огромный крытый стадион имени Нетаджи Субхас Чандра Боса. В сущности, он не завершен до сих пор – то тут, то там капают сверху на одежду капли расплавленного гудрона. Все эти дни мы проводим на стадионе: идет всемирный чемпионат по настольному теннису. Ажиотаж безумный: билеты куда-то наверх, под крышу, где нечем дышать, перепродаются по 400 рупий. Нам, как журналистам, положены пропуска. Я получил их в штаб-квартире чемпионата в старомодном, начала века, отеле «Грейт Истерн» у спортивного, подтянутого, седоватого джентльмена – мистера Боса, оказавшегося племянником Нетаджи. Как вся пресса, я имею право «пастись» у самых кортов. Самую большую команду прислал Китай, правда, я заметил, что на одного игрока приходится по десять политработников: сидят на трибунах, неподвижные, надутые. С командой приехал замминистра по спорту. В последнее время усиленно распространяются слухи об улучшении отношений Индии и Китая, и вот она – пинг-понговая дипломатия: с ними носятся, газеты полны их портретов, отчетов о том, что они ели за завтраком, и т. п. Наших – человек одиннадцать, более половины – ребята из Армении. Местная армянская община закупила чуть ли не целую трибуну и ходит болеть за нас в полном составе вместе с отцом Акопом.
В первые дни наши играли вяло: сказывался климат, особенно влажность. Но постепенно разыгрались. Девушка из Каунаса Аста Станкиене обыграла чемпионку мира, маленькую, тоненькую, подвижную как ртуть китаянку. Приятно было, когда китаянка под каменными взглядами своих начальников первая подошла к Асте и пожала ей руку, поздравляя с победой. Первые и вторые места заняли наши смешанные пары: Гомозков – Фердман и еще одна. В последний вечер мы сидели на стадионе допоздна, болея за нашу команду и попутно любуясь ювелирной игрой китайцев, японцев, филиппинцев. Отчет о чемпионате, главным образом о советской и индийской командах, с множеством фотографий напечатан в нашем журнале, и этот номер мы дарим в качестве сувенира.
23 февраля. Еще одна поездка за пределы Калькутты – в городки Навадвипа и Кришнанагар.
Прошел всего месяц со времени поездки в Вишнупур, а пейзаж уже другой – деревья вдоль дороги цветут огромными красными цветами.
И вдруг мы уперлись в довольно широкую реку. Переправа – на пароме, хилом на вид, но спокойно-выдерживающем тяжелые грузовики. Встав в довольно длинную очередь, мы прикинули, что простоим не менее часа, поэтому отошли подальше, на уютную полянку, и расположились позавтракать. И хотя было очень рано (часов 8), мы не успели даже разложить продовольствие и открыть термосы, как немедленно, будто из-под земли, появились люди – мужчины, женщины, дети. Нет, они ничего не просили, просто стояли в отдалении толпой и смотрели, как белые саабы едят. Едят – и давятся от этого внимания…
Паром привез нас к песчаному берегу, где на возвышении лежал очень старый, очень святой и очень грязный город Навадвипа («Новый остров»). Он был известен еще в XII веке под названием Надия. В средние века он стал одним из центров кришнаизма, ибо именно здесь родился знаменитый святой, поэт-бхакт Чайтанья. Храмов и сегодня здесь много, они высятся на всех улицах. Мы побывали в трех. В первом но было ничего, кроме грубых идолов, вымазанных красной краской. По узкой улочке, окруженные толпой, мальчишек, мы прошли ко второму, носящему имя Радха-Кришна. На втором этаже просторный зал, по периметру которого размещены в стенах большие, освещенные на манер аквариумов ниши, в них устроены диорамные кукольные сценки на тему мифов о Вишну и истории Кришны и Радхи. Все куклы – из глины, грубоватые, но выразительные, все ярко раскрашены. На крыше в отдельном домике сидели, увенчанные гирляндами цветов, две большие, выше метра, статуи Кришны и Радхи. Отсюда был хорошо виден насквозь весь городишко: главная улица и отходящие в стороны кривые переулки.
Третий храм, самый известный, хранил золотое-(позолоченное?) изваяние Чайтаньи. Больше смотреть было нечего, и разочарованные дамы потребовали от меня магазинов с сувенирами, серебром и шелками, коими, судя по путеводителям, издревле славился город. Побродив по бедным лавкам, где лежали: дешевые тряпки, все успокоились и вернулись в автобус. В таких городках, вроде Вишнупура и Навадвипы, особенно отчетливо видна разница между гигантскими метрополисами и провинцией. Молчаливо было признано, что экскурсия не удалась, но возвращаться еще не хотелось, поэтому решили проехать немного вперед, просто так, наобум, ведь никаких путеводителей по окрестностям не имелось. И тут события приняли весьма занятный оборот.
Сначала мы проехали через две чистенькие, чересчур чистенькие, какие-то ненастоящие деревеньки, стоящие среди зеленых пальмовых рощиц и лугов – такой Бенгалии мы еще не видели. Потом пошли храмы – один, второй, десятый, и тоже все новые, «с иголочки», пятиглавые, белые с розовым, желтые с красным, белые с голубым, совсем русские по архитектуре, и только огромные листья банановых рощ и пальмы мешали этому впечатлению. Внутри каждого храма стояли мраморные, одетые в позолоченные одежды и осыпанные лепестками цветов статуи богов и святых, старых и новых. Мы попали в деревню Майапур – родную деревню Шри Чайтаньи, чье изображение видели в Навадвипе. Один храм стоял на месте хижины, где родился святой, другой был посвящен его родителям, третий и четвертый – его духовным наследникам, сегодняшним наставникам-кришнаитам. Брошюра одного из них, Свами Прабхавананды, продавалась тут же вместе с бумажными образками и сувенирами.
Чайтанья (1485–1533) жил и писал свои религиозные стихи-песнопения в период, когда по Индии шла волна религиозного подъема, так называемого движения бхакти, захватившего как индуистов, таки мусульман. Она дала Индии целую плеяду поэтов-святых, одним из которых и стал Чайтанья.
Чем же завоевали последователи движения бхакти любовь у народа? Они слагали стихи не на санскрите, а на народных языках, проповедовали братство, независимо от касты и веры, отказывались от пышной обрядности во имя экстатического единения с богом, призывали людей всех вероисповеданий к терпимости, состраданию, любви. Любой человек – индуист или мусульманин, брахман или неприкасаемый, грешник или святой – объявлялся частицей бога и заслуживал любви и сострадания. Трудно переоценить значение этого гуманного учения для тех жестоких веков, да и для нашего, не менее сурового времени. Вот почему имя Чайтаньи чтут и сегодня, и поток паломников в деревушку Майапур не иссякает. Другое дело, что нашлись люди, как всегда бывало в истории человечества, превратившие эту любовь и сострадание в источник безбедного существования: как оказалось, в этих неправдоподобно чистеньких деревнях живет причт многочисленных храмов, построенных на пожертвования прихожан.
Но это была не последняя наша встреча с Кришной в тот день. Среди зелени полей мы углядели сквозь влажный, но непривычно чистый воздух что-то вроде большого, пятиэтажного, бело-розового отеля. Решено было подъехать к странному видению в> чистом поле, посмотреть, что это, может быть, разжиться холодной кока-колой. Но это был не отель, а ашрам «Международного общества создания Кришны», или «Харе Кришна».
Нас встретили два вежливых и предупредительных молодых человека в оранжевых хитонах, с досиня-выбритыми головами, где оставался лишь небольшой клок волос, «оселедец», как у запорожцев в старину. Они рассказали нам, что ашрам строится уже третий год, здесь будут храм, общежитие, различные службы. Жить здесь будут сто послушников – мужчин и женщин, посвятивших себя Кришне, а также дети, которые родятся. Подавляющее большинство их – не индийцы: американцы, англичане, итальянцы. Есть потомки выходцев и из нашей страны – у одного дед и бабка жили в Вильне, уехали до революции, другой – какой-то Анатолий Федоров из Техаса. Все они учились в специальной школе в Техасе.
Показали нам молельню, еще не оконченную, с полированным мраморным полом и золоченой статуей Кришны, спальни, учебные классы, богатую библиотеку. Подарили журнал «Харе Кришна» на чудесной бумаге, с великолепными фото и репродукциями картин, отпечатанный в Японии. На мой неделикатный вопрос, на какие средства существует ашрам, чуть смутившись, ответили в классическом духе что-то вроде «бог помогает», но потом уточнили, что имеют «маленькую фабричку» в Нью-Йорке, вырабатывающую-ароматические палочки и фруктовую воду. И в заключение просили передать журнал и брошюру… в Москву, сотруднику Института востоковедения АН СССР, известному индологу Г. Г. Котовскому. Оказывается, в 1971 году основатель движения Бхактиведанта Свами Прабхупада ездил в Москву и неоднократно встречался с советскими индологами; текст бесед напечатан в журнале с большой фотографией вероучителя на фоне храма Василия Блаженного.
…Наше путешествие не закончилось посещением ашрама. Мы все-таки успели добраться до городка Кришнанагар, известного своими глиняными игрушками. Нам сразу же показали длиннющую «улицу кукол», сплошь состоящую из мастерских и лавок. И хотя было уже темно, на всех тротуарах высились ярко освещенные фонарями груды, штабеля, горы кукол и игрушек всех размеров, на любые вкусы. В глубине дворов тускло светились горны для обжига. Кое-что было знакомо по калькуттским лоткам, но такого разнообразия мы еще не видели! И все разбрелись по лавкам и вскоре потянулись к рафику с грудами свертков – не устоял никто, даже самые бережливые. Беспокоило только одно – уж больно хрупка и тяжела глина: как ее везти домой, в Москву?
И последний штрих: километров за 50 от Калькутты у нас стал кончаться бензин. Ни одна колонка не пришла нам на помощь, всюду был один ответ: запасы кончились. И тут же вкрадчиво сообщали, что бензин есть у одного человека, но… Выхода не было, и пришлось с проклятиями скинуться и купить «черный бензин» – по двойной цене.
«Харе Кришна». Что это?
Отступление для интересующихся
Год 1989
Бродя по галереям диковинного ашрама, я не сомневался тогда, что мы встретились с сугубо местной, крохотной индуистской сектой, каких тысячи в Индии. Но я ошибался.
Шло время, а встреча в бенгальской деревушке не забывалась, более того, о ней напоминали то статья в газете, то встреча на улице. В 1976 году индийские газеты принесли весть о трагедии, разыгравшейся в Майапуре. С крыши храма был открыт ружейный огонь по толпе крестьян, недовольных кем-то из служителей. 18 человек, в том числе трое детей, были ранены. Стрелял один из членов общины, бывший морской пехотинец, ветеран вьетнамской войны, ушедший искать душевный покой под сень Кришны, яо так его и не обретший…
Я далек от того, чтобы винить в происшедшем всех кришнаитов. В конце концов паршивая овца может затесаться в любое стадо, а плохой, злой человек – с корыстными целями проникнуть в любой, даже самый почтенный коллектив. Печальный случай не уменьшил моего интереса к движению «Харе Кришна», и в 1980 году, будучи снова в Индии, я побывал в центре «Международного общества сознания Кришны» во Вриндабане, священном городе индуистов (на полпути от Дели к Агре), где, по древней легенде, родился обожаемый всеми (наверное, единственный на свете бог, к которому можно применить именно это слово) бог Кришна. Здесь он пас коров, танцевал с пастушками в рощах лунными ночами и нашел свою вечную спутницу – Радху.
И снова воспитанные, тихие молодые люди водили меня по центру, показывали белоснежный, только что выстроенный мраморный храм (местные жители называют его «американским»), спальни и классы, библиотеку с роскошными книгами и журналами «(кстати, журнал их я Г. Г. Котовскому все-таки передал). Запомнился забавный эпизод. «Вас хочет видеть наш учитель Свами Прабхупада, – сказали мне. – Зайдите, пожалуйста, в его кабинет, он вас ждет». В уютном, заставленном книжными шкафами кабинете сидел за столом величественный старец с большой лысой головой и что-то писал в уютном свете настольной лампы. Шли минуты – одна, вторая, третья, но он не поднимал головы. Это была… восковая фигура, искусно сделанная в Нью-Йорке.
А в храме, перед статуями Кришны и Радхи, утопающими в цветах, пела мантры толпа людей. Их было много, но среди них не было индийцев. Местное население предпочитало ходить в свои старые, освященные верой предков храмы. Чужим был здесь, в индийском городке, чистенький мраморный храм американской выделки. И отношение населения, обычно очень терпимого к любой религии, было отчужденным, если не сказать неприязненным.
Кто же они, эти кришнаиты, откуда взялись и во что веруют? Создателем движения «Международное общество сознания Кришны» был Абхай Чаран Де (1896–1977), сын калькуттского купца, ставший миссионером кришнаизма за пределами Индии. Его далекое от традиционного толкование священных книг индуизма, в частности «Бхагавадгиты», вызывало недовольство в Индии, поэтому он перенес свою проповедь в США, в трущобы Нью-Йорка – обиталище нищих и бродяг, а также хиппи. Он убеждал их бросить наркотики, забыть о «сексуальной революции» и обратить свои сердца к Кришне. Соединяться со своим божеством приверженцы неокришнаизма учились, многие часы распевая мантры – кришнаитские молитвы – и впадая в транс.
Об А. Ч. Де и его детище – «Международном обществе сознания Кришны» подробно рассказал в своих статьях советский индолог А. Сенкевич, много лет изучавший движение, ездивший по его центрам, беседовавший с руководителями. Вот что он пишет:
«Абхай Чаран Де, основав весной 1966 года в Нью-Йорке «Международное общество сознания Кришны», объявил себя Прабхупадой – «господней стопой». С каждым годом это общество пополнялось все новыми и новыми обращенными и вскоре стало самым большим нетрадиционным религиозным движением в современном мире.
За 11 лет с тех пор, как он ступил на землю Америки, А. Ч. Де сумел создать огромную межнациональную корпорацию, вобравшую в себя многочисленные сельскохозяйственные фермы, промышленные предприятия, рестораны, гостиницы. Несомненно, здесь сыграли роль и незаурядные организаторские способности вождя западных кришнаитов, его умение влиять на людей, использовать их в своих целях… В настоящее время в странах капиталистического мира действуют 156 центров общества.
