Текст книги "Я люблю тебя, Калькутта!"
Автор книги: Олег Торчинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
В храм нас не пустили – здесь не любят (вполне справедливо) чужеземцев, праздно глазеющих на таинства мрачного и кровавого культа Кали.
Впрочем, оказалось, что входить внутрь не обязательно. Можно зайти сбоку, в узкий проход между зданиями, и узреть богиню извне. Мы так и сделали, толпа молящихся на секунду раздалась, и я увидел метрах в 7–8 от себя, в глубине алтаря, голову идола: три кровавых глаза на черном лице, белые зубы и свисающий красный язык. На шее богини были гирлянды цветов и… ожерелье из человеческих голов. И хотя они были, конечно, не настоящие, мне впервые в Калькутте стало не по себе… Отойдя от толпы, мы увидели кровавую дорожку, которая вела к невысокой стене из серого камня на южной стороне двора. Я заглянул туда – на сухой, пыльной земле стыли лужи крови. Это был жертвенный двор, где режут черных коз и петухов, чтобы поднести их грозной богине. В газетах можно наткнуться на сообщения о том. что в глухих углах страны до сих пор ей приносят в жертву детей.
Уходя, я обратил внимание на большое дерево в углу двора, увешанное цветными лоскутами и камнями (в специальных петлях). Это «чампа» – «древо желаний», ему приносят жертвы женщины, мечтающие родить сыновей и молящие об этой милости Мать Кали.
Да, мать. Великая Мать Кали – так зовут ее индуисты. В отличие от христианства, где добро и зло четко разделены и противопоставлены, в индуизме боги дуалистичны и могут быть и благими, и страшными, несущими гибель и разрушение. Покровитель Бомбея – веселый, толстопузый Ганеша, в Дели почитают Вишну и Кришну, а покровительница Калькутты – Кали, чье имя слышится в названии города.
Кали («Черная») – одно из бесчисленных воплощений жены Шивы – Парвати. Прекрасная, добродетельная, даровательница благ и покровительница семейной жизни, Парвати может принимать различные облики. Когда на Земле умножается зло, она приходит в облике грозной и прекрасной Дурги. Но если богиня разгневана сверх меры, появляется самая страшная ее ипостась – Кали. Головой она упирается в небеса, три глаза налиты кровью и горят гневом, на шее развевается чудовищная гирлянда из черепов или отрезанных голов (мужских). Из отрезанных рук – ее набедренная повязка, в четырех ее собственных руках сверкают окровавленные секиры. Богиню сопровождает свора кошмарных женоподобных существ – пожирательниц трупов. Темными ночами ни один индиец не отважится прийти на гхат – там вершатся под покровом ночи чудовищные оргии спутниц Кали. И пока Кали не упьется вдоволь кровью жертв, никто во Вселенной – пи люди, ни боги не могут ее укротить и трепещут от ужаса. Только однажды, когда разбушевавшаяся богиня готова была в зловещем танце изничтожить Землю, муж ее Шива лег под удары ее ног, закрыв бедную планету своим телом. Так, во всяком случае, объясняют индийцы сюжет многочисленных лубочных картинок и статуэток, где Кали пляшет на поверженном муже. Впрочем, встречаются варианты с явно эротическими деталями, говорящие о первичном, ритуальном смысле сцены. В любом случае женское начало преобладает над мужским.
Бенгалия с глубокой древности является центром культов, почитающих Шакти, божественную женскую энергию, дающую начало всему сущему во Вселенной. И больше других богов здесь почитают воительницу Дургу и черную Кали. Осенью в их честь проходят грандиозные празднества – пуджи, которые я надеюсь еще увидеть.
Несколько слов о «душителях Кали» – тхагах. Известно, что английская администрация полностью справилась с ними только в конце 60-х годов прошлого столетия. А в декабре 1841 года князь А. Салтыков писал в «Письмах об Индии»: «Через 10 миль к нам присоединились 2 всадника лукновской[5] королевской полиции, которым было приказано охранять меня от тхагов, или душителей, индийской секты, наводняющей королевство».
В другом письме он подробно рассказывает о тхагах, и лучше него вряд ли можно рассказать. Поэтому просто выписываю:
«Дели, 9 февраля 1842 года.
…Позабыл я сообщить тебе несколько сведений о тхагах, которых я видел в лукновской тюрьме. Их там до 100, и все они в цепях. Ты знаешь, что эта секта проповедует учение, которое поставляет первою обязанностью убивать как можно более людей – для усмирения гнева богини Кали, богини зла и смерти. Индусы усердно поклоняются этой богине и изображают ее окруженной всеми смертными ужасами. (У меня есть рисунок, снятый с истукана Кали.) Эта секта, в течение тысячелетий остававшаяся неизвестной и недавно открытая англичанами, делится на три разряда: последователи первого – душат; последователи второго – поражают кинжалом в голову и бросают свои жертвы в наскоро вырытые ямы или колодцы; последователи третьей – отравляют хуккой и в случае надобности докалывают копьем. Виденные мною тхаги по большей части были душители.
Одно из этих чудовищ задушило на своем веку более 600 несчастливцев и, сидя в тюрьме, с похвальбой сознавалось в этих безобразных подвигах. Несмотря на это, наружность его, по крепкому складу тела, по опрятности одежды, по степенной и даже важной осанке, имела в себе что-то внушающее уважение. Ему было около 60 лет. Жена и дети не покидали его, окружали заботливостью и ласками. Недавно умер и тюрьме его товарищ, также почтенный старец, который славился кабалистическим числом 999 погубленных им душ. У меня есть его портрет, превосходно снятый одним туземцем.
…Тхаги признают все средства позволительными для достижения своей цели: обманы, ложная клятва, самые ужасные коварства им нипочем. Они вкрадываются в доверенность путников, вызывают их на дружественные отношения, охраняют от собратьев своих и, посвящая им себя в продолжение нескольких месяцев, в удобную минуту, в благоприятном, по признакам летящего ворона или воющего шакала, месте приводят давно задуманное намерение в исполнение. В начале открытия секты англичане захватили человек 20 тхагов, которые и были приговорены к виселице. Преступники просили позволения исполнить приговор собственными руками. Им это дозволили: они связали несколько кусков полотна, обвертели им шеи, бросились в разные стороны и задушили себя. Одному удалось вырваться, но он тотчас же был схвачен солдатами и повешен».
Почему-то именно в таком ужасном месте, как храм Кали, родилось удивительно жизнерадостное искусство: лубочные картинки типа, который нигде больше не встречается и называется «калигхатским лубком».
Богатые собрания калигхатского лубка хранятся не только в музеях Калькутты и Дели, наш московский Музей изобразительных искусств также может похвастаться неплохой, в 50 с лишним листов, подборкой. Ее подарил Кабинету гравюры (ныне Отдел гравюры и рисунка) замечательный ученый и неутомимый путешественник Д. А. Ровинский (1824–1895). В 1876 году, путешествуя по Индии, он разыскивал на ярмарках народные картинки и, конечно, не мог пройти мимо Калигхата. Тем более что в те времена они стоили дюжина – одну анну (анна была равна 1/16 рупии, – ныне не употребляется). А я уже не могу купить этих картинок – их можно найти лишь в антикварных магазинах рядом с золотом и слоновой костью, и почти по тем же ценам. А возле храма продаются обычные типографские поделки.
Индийские исследователи считают, что калигхатский лубок появился в начале прошлого столетия и окончил свое существование в 30-е годы нашего века. Традиционно возле храма Кали продавались сувениры – статуэтки из дерева, бронзы, глины. Они были дороги и неудобны для транспортировки, ведь большинство паломников были бедными людьми и шли пешком. Капиталистическая эпоха выбросила на рынок сувениры, обладавшие двумя свойствами – дешевизной и быстротой изготовления. Что же касается сюжетов, стилистики, техники, то они были заимствованы лубком у типично бенгальского народного «изобретения», так называемых патуа – длинных бумажных свитков, своего рода комиксов, изображающих эпизоды из жизни богов и героев. Бродячий певец или рассказчик, излагая текст, постепенно разворачивал свиток для иллюстрации очередного эпизода. Патуа отличались яркостью красок и лаконизмом исполнения, но требовали для изготовления немалого времени – до нескольких недель.
Калигхатский лубок довел лаконизм изображения и цвета до предела. Фон здесь отсутствует, изображены очень крупно лишь одна или две фигуры. Обрисованы они несколькими скупыми, но удивительно точными и красивыми линиями. Иногда рисунки оставлены без окраски, иногда выкрашены на манер русских лубков двумя-тремя очень яркими и чистыми красками. Встречаются экземпляры с попытками имитировать европейскую акварель – с полутонами и даже подрисовкой мелких деталей.
Содержание калигхатских лубков четко делится на две группы. Первая – лубок религиозный: изображения богов и полубогов – героев древнего эпоса – Шивы, Кришны, Вишну, Ганеши, Рамы, Кали, Дурги и т. д. Сюжетов сравнительно немного – несколько десятков. Зато невероятно разнообразна тематика второй группы, которую я бы условно назвал жанровой. Трудно понять, как родилось это полнокровное, брызжущее радостью жизни искусство рядом с культом грозной богини.
Главные герои этих картинок – так называемый «новый бабу», т. е. бенгалец-горожанин, уже тронутый европейским влиянием, – кучерявый, круглолицый, с тонкими усиками, а также его волоокие пышнотелые подруги. При этом, в соответствии с культом шакти – женского начала, издавна царящим в Бенгалии, именно дамы являются активным и даже агрессивным началом в калигхатском лубке.
Вот красотка расчесывает перед зеркалом свои роскошные волосы. Купается в пруду. Дерется с соперницей. Бьет мужа. Врачует бабу, страдающего от последствий пьянки. А вот бабу сопровождает супругу на рынок, едет с нею на рикше. Вот раскачивает гамак, где блаженствует его благоверная. Вот англичанин, охотящийся на тигра. Бравый солдат с лихо закрученными усами и ружьем на плече. А каких чудесных животных, птиц, какие цветы, фрукты изображали безымянные мастера! Тигры, павлины, обезьяны, рыбы, слоны… Но больше всех покорил меня наглый, мордастый котище, держащий в зубах креветку, родной брат нашего лубочного «Кота казанского» и другого кота – с лубка «Как мыши кота хоронили». Русский кот долго тешил почтеннейшую публику, как вполне безобидная картинка со смешным, в меру «соленым» текстом, и лишь в конце прошлого века великий знаток лубка Д. А. Ровинский доказал научно, что за внешне невинными прибаутками скрывалась злая сатира на похороны Петра I. Оказалось, что и калькуттский кот имеет «второе донышко». Сведущие люди обратили мое внимание на то, что на лбу у него – знак вишнуитского брахмана, а на шее – цветочное ожерелье. Непритязательная картинка оказалась сатирой на поповское ханжество. Как известно, правоверному брахману запрещено есть мясо и рыбу. Однако в Бенгалии брахманы охотно лакомятся рыбкой, и по этому поводу существует едкая поговорка: мол, для этих… «лучший овощ – рыба».
29 мая. Первый «монсун» – муссонный ливень, для здешних мест немного ранний. С улыбкой вспоминаем мы дожди в Дели – хилые, чуть окропляющие тротуары. Дождь в Бенгалии – явление серьезное, это сплошная стена воды на несколько дней и ночей. Уже пятый день мы живем как в аквариуме. Все кругом раскисло, набухло – мебель, одежда, книги. Особенно плохо с книгами – корежатся на глазах; чтобы хоть немного просушить помещение, приходится без конца гонять кондиционер.
Ночью мы проснулись от грохота – ветром вырвало тяжелый брус, которым мы с вечера закладываем дверь комнаты. Мы вышли на залитую водой галерею, и в лица ударил мокрый и теплый ветер. И нам представилось великолепное зрелище: Калькутта в синем блеске молний. Особенно красив был собор св. Павла в рамке из взъерошенных пальм.
И мерный, неумолкающий рокот ливня.
Страшны в эти дни улицы города. Калькутта построена на плоской равнине, поэтому стока нет и вода долго стоит на улицах, достигая иногда высоты 70–80 сантиметров. Улицы похожи на каналы, по которым могут передвигаться лишь рикши по пояс в воде со своими колясками. У машин заливает моторы, и они беспомощно глохнут.
Неприятная деталь. Вдоль калькуттских тротуаров тянутся сточные канавы, куда сливаются нечистоты. Даже в сухие дни тошно смотреть на подернутую пленкой черноту их поверхности. Во время наводнения содержимое канав всплывает и курсирует по улицам, так сказать, на общих основаниях.
На днях возвращаясь с работы пешком, я попал под дождь на сравнительно чистой Шекспир-сарани. Мне повезло – воды было только по колено, дождь был теплый. Так и шел – снизу вода, сверху вода, даже обувь не требовалось снимать.
30 мая. Закончилась победой 19-дневная забастовка железнодорожников, парализовавшая всю страну. И я получил наконец ящик с книгами, отправленный из Дели месяц назад. Дошел он в целости, только внутри все почему-то вымазано сажей и книги порваны.
Неожиданно стал реальностью наш отпуск. Уезжаем через шесть дней. По этому случаю устроили сегодня «отвальную» в ресторане «Ритц-Континенталь». Мужчины были, как положено, в пиджаках и галстуках (на улице 98-процентная влажность, дышать можно только через жабры). Попробовали великосветское блюдо – омаров; здесь, в Бенгалии, – обычный пункт меню – «омар, фаршированный пармезанским сыром». Мясо «зверя» вынимается из панциря, перемешивается с сыром и пряностями и снова изящно укладывается в панцирь, как в форму. Красиво и вкусно.
Забавен был «стриптиз по-индийски». Дамочка раздевается под музыку (европейскую, конечно), а под лифчиком и трусиками еще одни, телесного цвета. Приличия соблюдены, довольны все – и полиция, и посетители.
31 мая, В небольшом классическом особнячке неподалеку от Парк-стрит находится частная галерея «Субхом Арт Гэлери». Сегодня здесь открылась выставка «Эхо старой Калькутты». Цель ее, как было сказано при открытии, «показать, как выглядела Калькутта и как жили там люди в эпоху свечей и паланкинов».
Выставка очень напоминает наши историко-культурные выставки типа «Грибоедовская Москва» или «Петербург Достоевского». Из музеев и частных коллекций собраны картины, литографии, рисунки XVIII–XIX веков, изображающие старую Калькутту. Есть, конечно, Дэниелы, Б. Солвинс, Дж. Фрезер, Ч. Дойли, калигхатские лубки. Приятно было увидеть и литографию князя А. Салтыкова «Праздник Дурги в Калькутте». А особый колорит придают экспозиции вещи далекой эпохи, в основном из быта английского общества. Сам набор их заставляет то и дело вспоминать строки из «Евгения Онегина», особенно описание «уединенного кабинета» русского денди, схожего до мелочей с кабинетом денди лондонского и включавшего поэтому
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам.
Совсем как в московском или ленинградском музее, красовались на стендах изящные вещицы – лорнеты, табакерки, подсвечники, масляные лампы, бронзовые чернильные приборы, джентльменские несессеры с туалетными принадлежностями:
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов
И для ногтей и для зубов.
А местный колорит выставке придавали коллекция опахал и вееров, набор курительных приспособлений – хукк и кальянов – и даже великолепный паланкин.
Интересно, что в подготовительный комитет выставки вошли генконсулы Великобритании, Франции и СССР.
После выставки я пошел домой не по Чоуринги, как обычно, а углубился в сеть переулков, выжженных солнцем добела и пустынных. И неожиданно вышел к зданию городского аукциона. Все там было как в старом романе: полутемный зал, живописный хлам, выставленный на продажу, грозный оценщик с молотком: раз, два, три… продано!
А подходя уже к дому, подумал впервые за эти месяцы: до чего же, оказывается, интересна эта чертова Калькутта! Эдак я ее еще и полюблю.
5 июня. Завтра все-таки уезжаем. Беготня с билетами, с грузом. Духота стоит неописуемая. По ночам яростные ливни. Днем – «парниковый эффект» – тотальная влажность, через несколько минут становишься мокрым насквозь. В офисе, в комнатах – устойчивый запах сырого погреба.
Газеты сообщили, что заместитель начальника тюрем штата был найден на собственной вилле запертым в шкаф. Голова лежала отдельно. Электроэнергию снова отключают утром и вечером. Жаркое лето продолжается.
6 июня. И все-таки уезжаем… Уехали!
* * *
9 августа. Вот и опять мы на нашей Бишоп-Лефрой-роуд.
Отпуск прошел как сон. Кроме Москвы были еще в Прибалтике. Жадно хватали ртами чистый прохладный воздух, удивляясь, что существует на свете такое чудо. Поражались малолюдью (это в Москве-то!), чистоте улиц и обилию голых женских коленок (позже поняли, что в Индии-то все одеты в сари). И даже Дели на обратном пути показался нам почти неприлично чистым.
Но в Москве мы чувствовали себя гостями, временно пребывающими. И нет-нет, а мыслями мы то и дело возвращались в Индию: что-то там творится на нашей Лефрой-роуд, не сгнили ли заживо наши книги, и что нового в офисе, и какие новые фильмы идут в нашем любимом «Глобе»? Короче, мы чувствовали, что сейчас наш дом – в Калькутте.
15 августа. Все больше убеждаюсь, что Калькутта – это город культуры не только индийской, но и европейской. Очень заметно это, скажем, по музыке. Газеты то и дело печатают объявления о концертах знаменитых музыкантов, приезжающих из Европы и Америки, – пианистов, виолончелистов, скрипачей, да и местных концертов с европейской программой немало. Достопримечательность здешней музыкальной жизни – ежегодные «монсунные» концерты, в которых выступают и одиночные музыканты, и оркестры – симфонические и джазовые, и рок-ансамбли.
В этом году сезон начал «Калькуттский хор». Я слушаю его впервые и был поражен высоким профессиональным уровнем. Исполняли Брамса, Шуберта, русскую народную «В чистом поле», дважды, на «бис», «Эхо», негритянские спиричуэле. Рафинированная публика, весь местный «свет» восторженно аплодировали. В составе хора индийцы и европейцы, по-моему англичане. Но главное, руководит Калькуттским хором советский музыковед Татьяна Морозова. Может быть, это не такой уж случайный факт. Одним из первых знакомил жителей Калькутты с европейской музыкой еще в XVIII веке наш соотечественник Герасим Лебедев, музыкант, драматург, ученый. Я о нем пока знаю очень мало.
16 августа. Радость возвращения была очень недолгой. Чтобы не забывались, Калькутта напомнила о себе жестоким «лоуд-шеддингом», о котором мы немного позабыли. Кроме света без конца отключают и воду. Снова скучаем на заднем дворе торгпредства, наполняем впрок ведра и кастрюльки, тащим по вечерам домой гору бутылок с водой, мажемся специально привезенным из Москвы антикомариным кремом «Тайга», который, похоже, пришелся по вкусу здешним москитам – они летят на него тучами… Даже вчера, в День независимости, ухитрились на несколько часов отключить свет.
18 августа. В числе главных приманок Калькутты туристические проспекты называют Мраморный дворец.
История его такова. Его построил в 1835–1840 годы раджа Раджендра Маллик Бахадур, представитель богатого и древнего рода здешних властителей, восходящего к середине XVII века. В три года юный раджа остался сиротой, и по решению Верховного суда его попечителем стал сэр Джеймс Хогг. Однажды он подарил мальчику пару красивых попугаев, не подозревая, что зажигает в нем на всю жизнь коллекционерскую страсть. Юный Раджендра Маллик начал скупать диковинных птиц, животных, благо, наследство было немалое, и населил ими большой сад вокруг дворца. В клетках сидели занятные зверюшки, по дорожкам бродили павлины, на золоченых цепочках – роскошные попугаи. В саду было много гротов с сюрпризами, фонтанов и бассейнов с золотыми рыбками, мраморных причудливых статуй.
От природных чудес Маллик перешел к произведениям искусства. В прошлом веке корабли доставляли в Калькутту из стран Европы большое количество картин и статуй, которые охотно раскупались богатыми англичанами и индийцами. Раджа Маллик мало разбирался в искусстве, но деньги помогали ему одерживать победы на торгах и аукционах, и коллекции его быстро росли. Брал он, правда, без разбора – и отличные вещи, и третьеразрядный хлам. Кроме того, его агенты в Европе скупали живописные полотна, фарфор, хрусталь, серебро, мрамор. Так рос этот странный музей, слава о котором шла по всей Индии…
Сегодня Мраморный дворец и его коллекция принадлежат последнему отпрыску рода – Раджендре Лаллу Маллику. Он уже не так богат, как его предки, но гордо хранит два их завета: во-первых, двери «музея» широко открыты для бесплатного посещения всем – бедным и богатым; во-вторых, на протяжении многих лет регулярно организуется бесплатная кормежка для бедных людей. Говорят, что в былые годы их набиралось до трех тысяч.
А вот что увидели мы. Большой, когда-то красивый палаццо в итальянском стиле сегодня сильно обветшал, облицовка, как и всюду в Бенгалии, буквально съедена всепроникающей влагой. Сильно запущен сад. В относительном порядке находится лишь место для ежедневных религиозных церемоний. На газонах сохранилось немало бронзовых и мраморных статуй, изображающих античных богов и героев: тут есть Венера, Марс, Психея с Эротом, Геракл, Демосфен, Софокл. Но бронзовые статуи выкрашены дурацкой золотой краской – ни дать ни взять пионерский парк у нас в провинции. Мраморные же покрыты толстым слоем плесени и копоти, у многих недостает рук и голов.
Немалую часть сада занимает зоопарк, там есть зебра, лани, хорьки, пеликаны. На террасе в клетках томятся невероятных – чуть, ли не в полтора метра ростом, ей-богу! – размеров попугаи из Латинской Америки фантастической окраски – ярко-голубые с синим, красно-зелено-золотые, наверное очень дорогие, но грустные, грязные, заляпанные пометом. Звери тоже ободранные и голодные. В общем, впечатление тягостное.
У входа во дворец стоит стражник в красном мундире и тюрбане, но босой. Картинно взмахивает алебардой, предлагая войти. Оказываемся в холле, собственно, и давшем название дворцу – он облицован 90 различными сортами мрамора со всех концов света. Убранством он напоминает наши загородные дворцы, например Останкино, но, подняв голову, вместо лепнины и фресок видишь почерневшие деревянные балки, с которых трогательно свисают великолепные люстры венецианского стекла, правда давно не мытые. Затоптаны и покрыты пылью многоцветные мозаики полов.
Общее впечатление – пыльный чулан, где свалены разом ценные вещи и хлам. На полу возле стен стоят драгоценные китайские вазы вперемежку с облезлыми чучелами хорьков и лисиц. Заглянув в одну из ваз, я с отвращением обнаружил там засохшие трупики каких-то птенцов.
Особенно нестерпимо глядеть на картины. Их действительно много, висят они, как в старых европейских домах, «ковром» – без промежутков, вплотную друг к другу.» Но перемешаны без разбора страны, жанры, эпохи, первоклассные и посредственные произведения. Много плохих пейзажей – итальянских и английских. Главная тема большинства картин – мифология, греческая и римская, больше всего – с обнаженной натурой. Полотна в ужасающем состоянии – съедены влагой и грибком, пузырятся и осыпаются, обнажая проплешины; рамы покорежены. Многие картины, думаю, уже погибли безвозвратно.
Гордость коллекции – полотно Рубенса «Свадьба св. Екатерины». Только его подлинность можно считать установленной, известна и его история: оно было подарено Калькуттской правительственной художественной галерее лордом Нортбруком, но в 1905 году, по прибытии в Калькутту, перехвачено семейством Маллик. Им предлагали даже выкуп в 15 тысяч фунтов, цену немалую, но они отказались. Не вызывает больших сомнений подлинность двух картин Рейнольдса «Венера и Купидон» и «Младенец Геракл, душащий змей», а также картины Гейнсборо «Мальчик на ослике». Зато остальные работы, помеченные в каталоге именами великих мастеров, очень подозрительны, невозможно поверить в подлинность таких картин, как «Возвращение Улисса к Пенелопе» Пинтуриккио, «Венера и Адопис» Тициана, «Триумфальный въезд Цезаря в Рим» Мантеньи, «Мученичество св. Себастьяна» Мурильо, полотен, приписываемых Гвидо Рени, Веронезе и т. д. Да и приписываемые Рубенсу еще три полотна – «Минерва, подающая Аполлону любовный кубок», «Мученичество св. Себастьяна» и «Возвращение Улисса» – скорее всего просто поздние копии, даже не школа Рубенса.
Вход во дворец бесплатный, но очень докучает голодная и нищая челядь. Слуги не отстают ни на шаг – отпирают и запирают двери, что-то лепечут, якобы объясняя, а потом протягивают ладонь. При выходе из дворца босоногий страж вновь грозно взмахивает алебардой и… тоже просит бакшиш. Самого владельца Мраморного дворца не было – уехал куда-то, и мы были рады: не пришлось притворно восхищаться и врать этому достойному человеку (мы и вправду слышали о нем немало хорошего). Что же касается гибнущих аристократических усадеб и вишневых садов, то по этой части у нас в России опыт достаточно богатый…
23 августа. Недавно меня познакомили с настоятелем здешнего армянского храма отцом Акопом Гёкчяном, присланным из Эчмиадзина. Когда-то в Калькутте была довольно большая армянская община, но на сегодня осталось человек 50–60. Отец Акоп выглядел расстроенным, рассказывал о раздорах в общине, о косности быта прихожан, о том, что думают они не о душе, а о деньгах, и только о них. Пригласил меня посмотреть церковь, и сегодня я воспользовался его приглашением.
Церковь находится на Армянской улице, рядом раскинулся овощной базарчик. Отец Акоп был очень гостеприимен, рассказал и показал вещи удивительные. На месте, где сейчас стоит церковь Назарета, было когда-то армянское кладбище. Много старинных его надгробий с армянскими и английскими надписями сохранилось во дворе, некоторые вмурованы в пол церкви. Отец Акоп показал мне самое древнее надгробие, датированное 11 июля 1630 года, – оно на 60 лет старше самой Калькутты! Здесь покоится Разабиби Сукьяс, по кто она была, где и почему умерла, уже никто не знает.
Армянская церковь, не нынешняя, а старая, деревянная, была построена на средства, собранные по подписке, в 1707 году неким Левоном Гевондяном, специально приглашенным из Персии. В 1724 году ее заменила каменная, дожившая до наших дней. Это типичный армянский храм, по сложенный не из туфа, а из кирпича и по-калькуттски выкрашенный в желтый цвет. Внутреннее убранство аскетично в отличие от русско-греческих или католических храмов. На алтаре – крест и 12 подсвечников, символизирующие Христа и апостолов, какие-то фрукты, кокосовые орехи, цветы (отец Акоп объяснил, что на днях праздновался День урожая). Алтарь украшен тремя картинами, написанными английским художником А. Харрисом, – «Троица», «Тайная вечеря» и «Пеленание тела Христа», довольно ординарными.
Настоятель рассказал, что в Калькутте есть Армянский колледж (совсем недалеко от нас, на Фри-Скул-стрит), издается журнал на армянском языке. Узнав, что я привез с собой слайды с видами Армении, он пригласил прийти как-нибудь в общину – показать местным армянам прародину. И совсем смешно пожаловался, что с родины ему шлют для представительских нужд почему-то только молдавский коньяк. «А мне хочется угостить своих гостей армянским коньяком», – улыбнулся он.
25 августа. Был свидетелем ссоры между рикшей и седоком, в которой проиграл все-таки рикша.
Рикша – печальная достопримечательность Калькутты, и только ее одной: во всей Индии «человек-лошадь» ликвидирован как наследие проклятого колониального прошлого и заменен такси или, на худой случай, велорикшей. Но в Калькутте рикши остались – есть данные, что эта профессия кормит до трех миллионов человек. Пробовали было разогнать их в законодательном порядке, но профсоюз рикш весьма горласт и с помощью коммунистов поднял такую бучу, что власти, махнув рукой, отступились.
Профессия рикши проста: легкая коляска на двух больших колесах со спицами, небольшой складной кабинкой на случай дождя или солнца и пара длинных оглобель – вот его транспорт, приводимый в действие мускульной силой. Коляска – отнюдь не собственность рикши, он чаще всего арендует ее у хозяина и платит ему проценты с выручки. Коляска рассчитана на одного седока, но очень часто можно видеть, как две многопудовые матроны втискиваются в нее, чтобы сэкономить несколько пайс. И полуголый, голодный человек волочет свою ношу по раскаленным улицам. Самое страшное, это когда на пути его попадается подъем – он хрипит, задыхается, на ногах вздуваются жилы. Охотно нанимают рикш школьники – в коляску набиваются 5–6 чистеньких мальчиков и девочек в белых рубашечках и синих галстуках и, посасывая мороженое, спокойно катят на человеке-лошади.
С советскими людьми у рикш отношения сложные. Ездить на них строжайше запрещено, вплоть до высылки генконсульством в 24 часа – советский человек не должен унижать индийских братьев. Так-то это так, но индийские братья считают нас скупердяями, жалеющими пару рупий, жизненно необходимых рикше. Он долго плетется за вами сзади, что-то приговаривая, доказывая, потом зло плюет и поворачивает назад.
Рикши – самый дешевый и надежный транспорт, которому не страшны ни жара, ни наводнение. Если такси обойдется вам, скажем, рупий в 30, то рикша на это же расстояние поедет за 5. Поэтому ему суждена еще долгая жизнь на улицах Калькутты.
Дневной заработок рикши – 10–20 рупий в лучшем случае. В худшем его семья ложится спать натощак…
В газетах сообщение: ООН признала Калькутту вторым по загрязненности городом мира. Оказывается, есть и хуже – Карачи. За Калькуттой идут Лахор и другие города, почти все – азиатские.
26 августа. В только что открытом, самом современном концертном зале города – Рабиндра Садане (по-нашему это звучало бы как «Дворец культуры им. Рабиндраната Тагора») начались гастроли одного из самых прославленных танцевальных коллективов Индии – балетной труппы Удая Шанкара. Как ни странно, но она не имеет постоянного помещения и вынуждена скитаться и снимать для репетиций и спектаклей случайные залы. Удержу слова возмущения, памятуя, что у нас очень долго не имел крова, например, замечательный театр Аркадия Райкина…
Имя Удая Шанкара известно далеко за пределами Индии. К стыду своему, я узнал о нем лишь здесь, в Калькутте, – ведь в нашей стране о нем почти никто не знает. Это тем более обидно, что в его судьбе сыграли важную роль два великих русских мастера – Анна Павлова и Михаил Чехов.
Удай Шанкар родился в 1900 году в семье министра при дворе махараджи Джхалавара (карликовое княжество, которое располагалось на территории нынешнего штата Раджастхан). Отец его был широко образованным человеком, знатоком санскрита, философии, поэзии, а также неплохо музицировал, пел и сочинял пьесы для самодеятельного театра, который организовал в своем доме. По его совету старший в семье сын – Удай, проявивший ранние способности к живописи и музыке, поехал учиться в Лондон в Королевскую школу искусств.
