Текст книги "Я люблю тебя, Калькутта!"
Автор книги: Олег Торчинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Руководители «Международного общества сознания Кришны» любят называть себя религиозной индусской организацией. На мой взгляд, как бы ни декларировало это общество свое индийское происхождение, по существу, оно возникло на западной социально-психологической, идейной и культурной почве и реанимировало старые западные оккультно-теософские стереотипы о конце мира и о том, как спасти пребывающую в бесконечном странствии душу… По сути дела, поклонение образу глубочайшей старины, свойственное нетрадиционным религиям, адресовано не Индии, не ее реальной истории, а некоему индийскому мифу, сложившемуся на протяжении веков, причем в сознании неиндийцев. Западный человек нередко считает тот духовный мир, к которому принадлежит по рождению и воспитанию, неполноценным. Поэтому ищет иной мир, иные нравственные ориентиры. Это и влечет его к нетрадиционным культам, проповедующим духовность вымышленной Индии… Но то, что проповедуется в тех общинах, где эти новообращенные надеются обрести истинные духовные ориентиры, то, что выдается за индуизм, на самом деле очень далеко от индуизма с его устоявшимися символами и представлениями, требующими уникального поведения, выработанного в результате исторической эволюции».
А движение «Харе Кришна» докатилось наконец и до нашей страны. Сначала, как водится, оно было вне закона. В середине 80-х годов московская таможня без устали изымала красивые, добротно изданные на русском языке томики Прабхупады «Бхагавадгита как она есть». На старом Арбате в пестрой толпе художников, поэтов, спекулянтов и туристов то и дело появлялись группки бритых наголо молодых людей в оранжевых одеяниях, с колокольчиками и бубнами и затягивали, благославясь, свое «Харе Рама, Харе Кришна»… В 1988 году они были наконец официально зарегистрированы Советом Министров как одна из религиозных сект в СССР со всеми присущими им правами. А в феврале 1989 года 60 советских кришнаитов отправились в поездку по Индии. Газеты печатали интервью с руководителями общин, и… небо не обрушилось. Вот кусочек одного из таких интервью, напечатанного в «Молодежи Эстонии» (31. 03. 1989). Его дал член оргсовета московской общины «Сознания Кришны» Сергей Зуев.
«Мы – вайшнавы»
– Сергей, расскажи, пожалуйста, что представляет собой движение кришнаитов в Советском Союзе, его историю и современное состояние.
– Прежде всего, я хотел бы сказать, что мы не используем термин «кришнаиты», введенный в оборот журналистами, а предпочитаем называть себя либо «преданные Кришне», либо «вайшнавы».
Община в Москве существует уже около 15 лет. Начало ее существованию положил визит в 1971 году Шрилы Прабхупады, приехавшего в СССР по приглашению советских ученых, интересующихся духовной культурой Востока. В то время он уже был широко известен своими переводами и работами в области духовной ведической культуры.
Хотя визит оказался очень коротким, он успел встретиться с группой молодых людей, изучавших его работы. Первым из советских граждан, принявшим посвящение от Шрилы Прабхупады, стал Анатолий Пиняев. С тех пор число вайшнавов в нашей стране стало довольно быстро расти.
Первая община вайшнавов зарегистрирована в Москве. Кроме того, действуют общины еще в 20 городах – Таллине, Риге, Ленинграде, Тбилиси, Киеве…
– Что представляет собой московская община, какова ее организационная структура?
В настоящее время в общине насчитывается более 800 «преданных». На первых собраниях был избран Совет общества в составе трех человек. В его функции входит контроль за соблюдением Устава общества, охрана культового имущества, учет денежных средств и т. д…
– Из каких средств образуется бюджет общины?
– Это прежде всего добровольные пожертвования, продажа книг духовного содержания и культовых предметов. Предметы культа мы изготавливаем сами. У нас много хороших мастеров, художников и скульпторов, которые нашли в этом свое призвание;
– А книги?
– … Мы подали заявки на публикацию трех переведенных на русский язык книг Шрилы Прабхупады. Кроме того, от зарубежных центров вайшнавов мы получаем книги духовного содержания, часть которых поступает в распоряжение Совета по делам религии.
– Занимаетесь ли вы благотворительной деятельностью?
– Да. Например, в связи с землетрясением в Армении около 30 человек из нашей общины в Ереване выехали на место катастрофы. Московская община пожертвовала около 5 тысяч рублей, пересылались пожертвования и из других городов».
Сегодня сочинения Прабхупады можно свободно купить на улицах многих советских городов. А.где-то в Подмосковье община собирается строить кришнаитский храм. Ну что ж, дай Кришна им счастья, но уж больно экзотическими, чужими выглядят они на улицах наших взбудораженных городов, слишком далекими от всего, чем мы живем сегодня. Вряд ли у них есть хоть какие-то перспективы, но это их дело… И в заключение – смешной эпизод на «круглом столе», который организовал как-то с кришнаитами в редакции журнала «Советская литература» неутомимый А. Сенкевич. Они явились одетые в цивильное, без оранжевых роб и бус, как всегда спокойные и учтивые. Шел обмен мнениями о вкладе индийской религии и философии в мировую культуру, о месте кришнаитской общины в советском обществе и т. д. И вдруг один из гостей, молодой парень, заявил, что все, о чем мы говорим, хорошо и замечательно, но, в сущности, не нужно и бесполезно: мрачный век человечества – Калиюга идет к концу и гибель погрязшего в грехе мира неизбежна.
– Вы не могли бы уточнить, сколько же нам осталось? – задал резонный вопрос индолог С. Серебряный.
Кришнаит задумался, произвел в уме какие-то вычисления и сказал:
– Калиюга длится 360 тысяч лет. Пять тысяч лет уже прошло [14].
И, не выдержав, сам рассмеялся. А за ним – мы шее, с облегчением.
О глиняных игрушках Бенгалии
Отступление для любителей искусства
Никто не знает, из каких глубин истории пришли к нам эти ярко расписанные фигурки богов, героев, людей, животных, птиц. Археологи утверждают, что находили их подобия при раскопках древних городов – Мохенджо-Даро и Хараппы. Некоторые из них производятся и сейчас. Неизменным остался материал – глина («Мать-Глина» – так называлась огромная выставка в Дели в 1983 году, посвященная глине в истории индийской цивилизации). Неизменной в веках осталась и техника: роспись по глине – сырой, высушенной на солнце или обожженной.
Игрушки делают, разумеется, во всех штатах Индии, но все-таки бенгальская выделяется своеобразием, яркостью, красотой. Бенгальские народные игрушки – это младшие братья тех прекрасных статуй» которые делаются на пуджу из священной глины реки Ганга. Только жизнь их бывает долговечнее.
Их делают в бесчисленных лавчонках-мастерских Калькутты, расположенных вдоль берега Хугли, в деревушках и городках Бенгалии, причем существует даже специализация (например, я уже писал о банкурских лошадках). Кришнанагар – крупнейший, центр производства глиняных игрушек.
Самые недолговечные из игрушек те, что делаются специально к праздникам, – ритуальные светильники, макеты колесниц, «домики» для богини Лакшми. Отслужив свое, они будут разбиты на куски, и паломники разберут их «на счастье». Очень много изображений богов и богинь – «для дома». Ведь в каждом индуистском доме есть несколько стенных ниш, куда устанавливаются эти ярко раскрашенные статуэтки богов и святых – покровителей семьи. В Бенгалии это чаще женские божества Дурга и Кали. Но не забывают и Ганешу, уничтожающего препятствия и несущего удачу и довольство; дарующую-богатство Лакшми; покровительницу искусств Сарасвати и других. Справедливости ради надо сказать, что не обижены и представители других религий. В любой лавке можно найти изображения Христа и Девы Марии, христианских святых, а кроме них Будды, Зороастра, сикхского Гуру Нанака, джайнского Махавиры, а также изображения обожествленных политических деятелей и мыслителей – Махатмы Ганди, Субхас Чандра Боса и, конечно же, Рамакришны и Вивекананды.
Но, пожалуй, разнообразнее и интереснее всего «просто игрушки». Богато представлены флора и фауна Бенгалии. На блюдах высятся груды глиняных фруктов и овощей – бананы и манго, морковка и капуста. Из животного мира больше всего коней, белых, а чаще красных. Ассоциации, вызываемые этими огненными красавцами, разнообразны – это и кони надежды, и кони Сурьи, бога Солнца.
Следующие после коней по многочисленности, конечно, обезьяны. Особенно хороши крохотные фигурки, отличающиеся друг от друга… шапками – здесь клоунские колпаки, мусульманские чалмы, тюрбаны сикхов, английские военные фуражки и пробковые шлемы. При желании можно набрать их несколько десятков, и все будут разные. Из других представителей фауны здесь можно увидеть национальную птицу Индии – павлина, ящерку-геккона и тараканов, так пугающих нас в жизни своими размерами.
Представлены здесь все народы и религии Индии, но главное место занимает, конечно, коренной бенгалец – бабу, круглолицый, упитанный, с томными усиками. Сказочно прекрасны и дочери Бенгалии, в которых сосредоточена вся красота народа. Воспеть ее под силу было лишь великому Тагору.
А мы купили на память вместо красавиц пару удивительно симпатичных толстячков – мужа и жену – символ счастливого семейного очага. Они и сегодня улыбаются нам с полки в Москве.
Бросается в глаза сходство бенгальских игрушек с народными игрушками России – Каргополем, Филимоновом, Вяткой. Совпадают выверенные веками формы, палитра, методы раскраски. Видимо, наши индоевропейские истоки ближе, чем мы думаем…
1 марта. В доме-музее художника Джамини Роя открылась ретроспективная выставка его работ, в том числе малоизвестных, из частных собраний. В большую просторную виллу, где все сохраняется внучкой художника в том же виде, как при жизни дедушки, приходит много народу, и пробиться к Картинам довольно трудно. Обстановка типичная для жилья индийского интеллигента: теснота, на стенах масса картиночек и старых фотографий, дешевенькие сувениры на этажерках с пожелтевшими книгами и газетами, простая бамбуковая мебель. Картины и рисунки висят на каждом свободном миллиметре пространства – на стенах, в простенках, в коридоpax. Их действительно очень много, и все они ошеломляюще новы и неожиданны.
У нас в стране знают Джамини Роя по репродукциям нескольких его работ, хранящимся в Эрмитаже, – причесывающаяся девушка, танцующие пастушки – их-то и воспроизводят в монографиях по индийскому искусству на последних страницах, посвященных нашему времени. А художник это огромный, очень разный в разные периоды своей жизни и непривычный для нас. На выставке представлены все периоды творчества Дж. Роя – ранние штудии – копии с французских импрессионистов и постимпрессионистов, Ван Дейка, и его «переходные» картины, показывающие поиск собственного стиля, и его глиняные изделия, и статуэтки. И лучшие его работы, которые не спутаешь ни с чем. А еще совершенно незнакомые мне библейские сюжеты, сделанные в странной полуевропейской, полуиндийской манере, где Дева Мария – простая бенгальская крестьянка, а Христос – бродяга с калькуттского тротуара! К сожалению, никаких монографий о Джамини Рое я в здешних магазинах не нашел, кроме крохотной брошюрки, выпущенной делийской Академией художеств с черно-белыми картинками…
О Джамини Рое
Для любителей искусства
Художник Джамини Рой родился в 1887 году в небольшой бенгальской деревушке Бельятора в семье небогатого помещика. Отец, умный и образованный человек, всячески поощрял тягу сына к искусству, и в 16 лет Джамини поступил в Калькуттскую государственную школу изящных искусств. В те времена художественное образование в Индии было целиком построено на изучении европейской техники живописи: работе масляными красками, освоении приемов европейского реализма – основ перспективы, анатомии, света и тени. Индийские художественные традиции полностью игнорировались. Но необходимые технические навыки будущий художник здесь получил, по крайней мере его портреты и пейзажи пользовались успехом, и он сумел добиться даже некоторого материального достатка.
Но творческого удовлетворения он не чувствовал и метался в поисках собственного пути. Поочередно он пробует подражать манере Ван Дейка, Ван Гога, Гогена, Сезанна, Сислея. Но только обратившись к традициям безымянных мастеров народного лубка, в. частности калигхатского, к вышивкам «канта», росписям глиняных стен и полов (альпана), он нашел наконец себя.
И вот Джамини Рой забрасывает масляную живопись и переходит на самодельные краски, которыми работают деревенские женщины, расписывающие свои дома, сводит палитру к 6–7 основным, без полутонов, цветам, пишет не на холсте, а на глине, загрунтованной ткани или бумаге, на деревянных панелях. Но к безыскусности лубка он примешивает свою богатую фантазию, композиционное мастерство и создает собственный стиль – некий синтез народного искусства с искусством городским – изощренным, пряным. Сюжеты его сходны с лубочными: мифологические образы, деревенские бытовые сценки, животные, птицы, рыбы, цветы. И, конечно, женщины – красота Бенгалии. Удивительна его линия – все обнимающая, все обобщающая, «интегральная».
Растущий спрос на произведения Джамини Роя, особенно среди европейских и американских туристов, привел к тому, что художник стал выпускать-копии своих работ в огромном количестве, привлекая к работе учеников. Но сам Джамини Рой считал, что он следует традициям народных мастеров «пата», специализирующихся на одних и тех же, раз навсегда затверженных сюжетах, и ничего постыдного в своей деятельности не видел.
Известность пришла к нему в годы второй мировой войны. Он умер в 1972 году в возрасте 85 лет, окруженный почетом и любовью всей страны. И хотя всю жизнь он прожил в Калькутте, сердцем своим навсегда оставался в родной бенгальской деревне…
3 марта. Не могу себе простить, что не записал координаты самодеятельной театральной труппы, показавшей в Доме советской культуры пьесу «Генеральный инспектор» – так здесь называют гоголевского «Ревизора». До чего же здорово!
Правда, это не совсем Гоголь, а его переложение на местный лад. Индийцы часто пользуются этим приемом, чтобы максимально приблизить зарубежные пьесы к индийскому зрителю. Все имена персонажам даются индийские, действие переносится и Индию, остается лишь канва действия.
В увиденной нами пьесе действие происходит в маленьком бенгальском городке. Вместо нашего родимого Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского, непроизносимого даже для русского языка, перед нами мэр городка г-н Мукерджи, узнаваемый зрителем – прожженный политикан, явный конгрессист (т. е. член правящей партии Индийский национальный конгресс), в модном спортивном костюме «сафари», с сигаретой в зубах (кстати, действие происходит в наши дни). А Хлестаков стал Даттой, юным вертопрахом в американских джинсах с «лейблом» (ярлыком) на ягодице. Введены новые сцены, которых у Гоголя нет, но по духу совершенно гоголевские. Знаменитая сцена в гостинице, когда хозяин присылает «в последний раз» суп, где вместо масла плавают перья, переделана на чисто индийский лад: хозяин присылает тоже «в последний раз» большую миску «карри» – острейшего перечного соуса без «всего» – без овощей, без лепешки, т. е. заведомо несъедобного. Или другой эпизод, от которого зрители буквально валятся от смеха: гостиничный свипер (уборщик) убирает номер – протирает пол и той же тряпкой протирает обеденный стол, за которым сидит Датта – Хлестаков. Эту манеру знают все, кто жил и Индии. Уморительна беседа Датты с женой мэра (местной Анной Андреевной), щеголяющей перед столичным гостем своим «английским» произношением и англизированными манерами. Все «помирают» со смеху, глядя, как вытягивается физиономия голодного Датты («жрать хочется!»), когда вместо обеда ему «на английский лад» подносится крохотная чашечка жидкого чая с маленьким бисквитиком…
Такое же блестящее переложение русской пьесы я видел когда-то в Дели: ставили «На дне» Горького. Имена были, конечно, индийскими, и действие перенесено в трущобы, кстати, именно калькуттские. Текст был сохранен полностью, но впечатление было, что пьеса написана индийским современным автором о нашем времени, настолько точно горьковская пьеса укладывалась в реалии современной Индии.
5 марта. Почему-то все приезжающие из Дели требуют, чтобы им показали прежде всего две улицы: «обезьянью» и «планирования семьи» (в просторечье «резиновую»).
«Обезьянья» улица – небольшой переулок за Майданом, где живет множество злых, нахальных, избалованных подачками обезьян. Они окружают туристов, лезут в сумки и карманы, тянут женщин за подолы, пугают детей. Подачку полагается отдавать главе семейства – самцу, а прочим – только одновременно с ним и в меньших количествах, а еще лучше – исподтишка. Если заметит – подарок отберет, а «счастливцу» или «счастливице» еще и надает оплеух. Я очень не люблю сюда ходить: наглые, зажравшиеся обезьяны вызывают у меня отвращение.
Вторая улица расположена на задворках за Нью-Маркетом и состоит из нескольких десятков лавок, торгующих контрацептивами со всего мира. Индийцы называют ее деликатно «улица планирования семьи». В лавки наши туристы заходить не решаются, но, хихикая, разглядывают витрины, где выставлены экспонаты и вправду невероятные, до некоторых не додумался бы даже знаменитый Гарольд Роббинс, чьи книжонки сейчас в моде. Наглядевшись, они, довольные – будет, что порассказать, – идут на Нью-Маркет покупать драгоценные камни и серебро.
6 марта. Очередная лекция со слайдами в Горьки-садане (объявления о них печатаются регулярно в «Амрита Базар Патрика»), посвященная Армении. Явилась вся община (в этом, несомненно, заслуга отца Акопа): несколько бизнесменов, директор Армянского колледжа, какие-то купцы и даже бабушка – владелица затрапезной гостиницы «Фэрлон», куда мы поселяем советских туристов, как всегда весьма ограниченных в средствах. Отель достаточно дешев, но чист, атмосфера в нем какая-то домашняя, уютная, и хозяйка принимает советских людей с радостью, окружая их старомодной заботой. Слушали очень хорошо, кое-кто даже всплакнул, увидев виды Масиса и Еревана: память о родине у каждого в генах. Увы, вряд ли кто-нибудь из них вернется на землю предков: годы не те, да и у каждого здесь дело, выпестованное десятилетиями труда.
9 марта. Были на выступлении танцевального ансамбля в стиле «манипури». Манипур – штат на северо-востоке, рядом с Ассамом, там живет маленький народ, в культуре которого смешаны самые различные влияния – индийское, китайское, тибетское, может быть, даже бирманское и таиландское. Танцы удивительно пластичны, изящны; очень оригинальны женские костюмы, в особенности плотные цилиндрические юбки. При танце они дают эффект, напоминающий нашу «Березку»: кажется, что танцовщицы плывут над землей, не касаясь ее. Тема балета обычная: история любви Кришны и Радхи.
11 марта. Поехал с группой наших ребят из офиса в Калькуттский университет на научный семинар по роману Горького «Мать». В аудиториях для занятий я был впервые. Поразили донельзя замызганные стены, заклеенные обрывками плакатов и объявлений, исписанные какими-то цифрами, видимо результатами выборов. Особенно густо были разрисованы и исписаны стены и заборы снаружи и во дворе. Вот когда я пожалел, что не знаю бенгали: в Калькутте на стенах – вся политика, все лозунги и воззвания всех партий и групп. Шодешор Шен (Сидхешвара Сен), наш поэт, перевел мне кое-что. Тут были и маоистское «Винтовка рождает власть», и «К черту Конгресс!», и «Калькутта будет наша!», и «Помним мученичество Чару Мажумдара!» (лозунг наксалитов), и многое другое. Были даже целые картины, например мускулистый пролетарий, сжимающий знамя, или тигр в прыжке (эмблема «Форвард-блока»).
Более часа мы прождали в крохотной, темной и душной аудитории. А потом пришли какие-то лихие-ребята и попросили нас «убираться ко всем чертям», добавив, что «здесь вам не Орисса».
Позже выяснилось, в чем дело. Семинар сорвали молодчики из правого крыла юношеской организации ИНК «Чатра паришад»: заперли зал, ключ выкинули в окно, профессоров обещали поколотить, если они будут якшаться с «агентами КГБ». А предлог был следующий. Несколько дней назад по штату Орисса путешествовали два ученых из Татарии, и местные конгрессисты, совершенно не подозревая о возможных последствиях, пригласили их на чай в так называемом «тренировочном лагере» ИНК, где проходит теоретическую подготовку конгрессистская молодежь. Об этом узнали правые, и началось: в лагере ИНК русские! Вмешательство извне в политическую борьбу! Дальше больше: «Рука Москвы в Ориссе!», «Агенты КГБ – инструкторы ИНК!» Надо сказать, что в этом месяце волна антисоветизма в местной прессе поднялась высоко и совпала с поездками по Западной Бенгалии и Ориссе самого крупного политического оппонента Индиры Ганди – Джайпракаша Нараяна. Это очень интересная, хотя и противоречивая фигура, о которой стоит сказать несколько слов.
Кое-что о Джайпракаше Нараяне
Ему сейчас 73 года, это высокий, худой седовласый старец[15]. До 1948 года был в Конгрессе, ветеран национально-освободительного движения, близкий соратник Махатмы Ганди. Человек глубоко порядочный, с незапятнанной репутацией, имеет огромный авторитет в стране. С 1948 года – социалист, с коммунистами не в ладах, до сих пор не может простить им неучастие в движении «Вон из Индии!», охватившем страну в 1942 году. Создал собственную теорию «тотальной революции», которую мы называем «буржуазно-идеалистической». Этот ярлык в условиях Индии неверен, как и многие европейские ярлыки, которыми мы метим сугубо индийские явления. В его теории причудливо смешаны социалистические, ган-дистские, индуистские идеи. Он считает, что классов не существует, есть только люди – честные и нечестные. Нечестных (спекулянтов, торговцев, политиканов, помещиков) надо переубеждать, перевоспитывать, употребляя лишь ненасильственные действия, например гхерао – сидячие забастовки: сидят люди тихо, мирно, никого не трогают, но никого и не пропускают. Практическим применением его теорий стали события в штате Бихар.
Бихар (56 млн. жителей) – один из самых отсталых, сельскохозяйственных штатов страны. Есть там очаги промышленности, созданные за счет государства, – заводы в Бокаро, Ранчи, но на общее состояние штата они не влияют. Для сельского хозяйства характерен большой процент кулачества, остальные – батраки, безземельные работают на кулаков и на помещиков-заминдаров. Кулак в бихарской деревне – уважаемая фигура, у него деньги, зерно, техника, поэтому здесь голосуют так, как он укажет. На недавних выборах ИНК получил не две трети, а едва половину голосов.
К середине прошлого, 1974 года бедняки съели рис, остались «на траве». Усилились социальное напряжение, агитация за удовлетворение насущных нужд народа. А так как немалую часть движения составляли студенты, то они потребовали и реформы образования, в частности системы экзаменов. Интересно, что движение это начали «правые» – молодежь из «Джан Сангх», к которой примкнули социалисты. Движение охватило весь Бихар. 18 марта 1974 года было организовано массовое гхерао в столице штата Патне – огромные толпы народа окружили законодательную ассамблею штата, дома лидеров, учреждения и полностью блокировали их. Лозунг движения был: долой местное правительство Гафура (конгрессистское), ставшее неэффективным, коррумпированным, антинародным. Вмешалась полиция, началась стрельба, были убитые. За спиной бунтующих студентов явно проглядывались правые, шовинистические организации – «Ананда марг», РСС и другие. В апреле того же года их возглавил Джайпракаш Нараян. Его огромный авторитет дал движению нес, поддержку народа. Но под левыми фразами действовали правые, охотно присоединившиеся: под лозунгами роспуска правительства Конгресса появилась возможность прийти к власти. Получался парадокс, еще раз говорящий о том, что к Индии неприменимы мерки Европы: под единым знаменем выступали и махровые правые – «Сватантра», «Джан Сангх», кулаки и помещики и левые – Социалистическая партия, Объединенная социалистическая партия и другие.
Движение росло. В июне 1974 года Джи-Пи (прозвище Нараяна по первым буквам его имени) и его сторонники стали вынуждать депутатов местного парламента подавать в отставку – окружали дом, брали измором. 36 человек не выдержали и подчинились. 3–5 октября был проведен бандх – забастовка, парализовавшая жизнь всего штата. Были стычки с полицией, 14 убитых. Кто принимал участие в событиях? Мелкие и средние лавочники, адвокаты, студенты, служащие государственных и частных компаний. Складывалась интересная ситуация: массовое движение, тысячи людей выходят на улицы под лозунгом «Обеспечить народ продовольствием!», а крестьяне – безучастны, рабочие – враждебны, мусульмане – против (ведь Гафур – мусульманин), а коммунисты громко предупреждают о том, что в движении под левыми лозунгами выступают торгаши и громилы.
В октябре 1974 года Джайпракаш Нараян объявил о новой стадии осуществления своей программы: если правительство не уйдет, на местах будут самовольно создаваться «народные» органы самоуправления, суды, полиция и т. д. Конгресс понимал, что он не шутит, но долго медлил и лишь когда движение стало перехлестывать рамки Бихара, когда прошли огромные митинги в Дели, Калькутте, когда Джи-Пи объявил, что цель его уже не Бихар, а свержение диктатуры ИНК во всей стране и приход к власти альтернативных сил, а затем – реформа выборной системы, борьба с коррупцией и т. д., конгрессисты начали беспокоиться. Наконец, стало ясно, что вокруг Джи-Пи объединяются все антиконгрессистские силы.
4 ноября 1974 года был назначен марш на Патну. Правительство нагнало в город полицейских, отменило все поезда и автобусы на Патну, но около 20 тысяч сторонников Джи-Пи все-таки приняли участие в марше. Правительство особенно боялось, как бы не случилось чего-нибудь с Джайпракашем, человеком глубоко уважаемым по всей стране, но все-таки несколько ударов дубинкой он получил.
Остается добавить, что к нашей стране Джи-Пи относится вполне лояльно, точнее, попросту к ней равнодушен. Сейчас ему нужно одно: елико возможно, сильнее опорочить своего противника – Индиру Ганди, а для этого годятся любые средства. Кодекс политической борьбы в Индии допускает и такие приемы, как история с визитом советских ученых. Жаль, что разменной монетой в этой борьбе становится антисоветизм. Кстати, в апреле Джайпракаш Нараян пожалует к нам, в Калькутту…
Выйдя из университета, мы оказались «на распутье»: кто-то поехал домой, кто-то на работу. Машина должна была прийти лишь через три часа. А я с нашими ребятами пошел гулять по улицам. Вместе с индийцами я чувствовал себя, конечно, гораздо свободнее, чем в одиночку, и старался увидеть как можно больше. Мы побывали в книжном агентстве «Маниша Грантхалайя», торгующем советскими книгами, на радениях кришнаитов (не «Харе Кришна», а настоящих, индийских, где изможденные люди корчились в трансе на голой земле). Были в молельном доме баптистов. На узких улочках кипела густая толпа. Возле университетского забора лежала на асфальте девочка без сознания, в жару, около нее стояла банка с медяками, над нею цветными мелками был изображен Шива с трезубцем. Рядом студенты спокойно рылись в грудах книжной трухи. Полз куда-то безногий калека. Два замурзанных мальчишки, лет по шести-семи, сидели на краю вонючей канавы и по очереди деловито затягивались подобранным где-то «чинариком». Возле уличной колонки сидел голый человек – мылся.
Оказалось, что один из наших сотрудников-индийцев живет неподалеку. Он предложил зайти, и я не отказался: давно хотел увидеть, как живут простые люди – не из вилл и не из трущоб. Мы зашли в обшарпанный, увешанный сохнущим тряпьем двор старого, со следами былой роскоши (лепнина на фасаде, безголовый ангел на фронтоне) дома, поднялись по пропахшей кошками лестнице в крохотную, из двух каморок, квартирку. Топчан, пара табуреток, фанерная этажерка – вся обстановка. На голой стене – вырезки из киножурналов. Хозяин смущенно извинялся за неприглядность своего жилья и не знал, что все это до слез, до судорог в горле знакомо моему поколению. Я вспоминал эвакуацию в Перми, угол за занавеской, послеблокадный Ленинград, его дворы-колодцы с развешанным тряпьем и – главное – этот вечный, неистребимый, незабываемый до смерти гнусный запах примусов и подгоревшего супа…
Строгий офис издательства с портретами Маркса и Ленина на деревянных панелях и корчащиеся на земле фанатики, равнодушная толпа и больной ребенок, маоистские лозунги на стенах и Шива, запахи примусов и кошек – букет, называемый Калькутта.
14 марта. История с сорванным семинаром попала в газеты, и мы с секретарем консульства Г. Л. Поспеловым стали знаменитыми на манер чеховского чиновника, попавшего под лошадь: нас расспрашивают, цокают языками, чуть ли не поздравляют, хотя в газетах наши фамилии здорово искажены, я назван: П. Трочески.
Вечером зашел в магазин пластинок на Чоуринги. Я давно разыскиваю одну песню, которую слышал когда-то по радио, у нас она называлась «Песня любви в зимнюю ночь». Объяснения ни к чему не привели, и любезный продавец вдруг предложил мне напеть мелодию. Страшно смущаясь, я что-то изобразил медвежьим голосом. И – о чудо! – он ее узнал и страшно обрадовался и растрогался. «О сэр, когда я учился в школе, мы часто пели эту песню! Это «Сун Джа Дил Ки Дастан», что на хинди означает «Слушай рассказ моего сердца» из очень старого, 1952 года, фильма «Джаал» («Сети»). Играл там совсем еще молодой Дев Ананд, а режиссер фильма – Гуру Датт, он позже кончил самоубийством… Вот не думал, что кто-то еще помнит эту песню!» Самое интересное, что пластинка нашлась – песню поет знаменитый Хемант Кумар.
15 марта. Сегодня сделали очередную попытку прорваться в Дом-музей Тагора, и безрезультатно: снова закрыт. Он каким-то образом входит в систему университета Рабиндра Бхарати, буйной студенческой вольницы. Мы несколько раз наведывались сюда, и все неурочно. Дважды он был закрыт из-за волнений, а сегодня – по случаю победы в бейсбол над командой Пакистана, о чем нам радостно поведала группа недорослей, резвившихся на полянке.
На обратном пути мы проезжали мимо ничем не примечательного дома, в котором после бесконечных перестроек и пожаров уже не просматривается XVIII век. Ничего не сохранилось и внутри. А ведь с ним связана замечательная страница в истории не только Калькутты, но и всей индийской культуры: здесь находился первый в Индии профессиональный театр европейского типа, основателем которого был наш соотечественник Герасим Степанович Лебедев.
