Текст книги "Я люблю тебя, Калькутта!"
Автор книги: Олег Торчинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Скоро поезд? – осведомились мы в окошечке.
– Нет, нет, ждите, – ответили нам.
Ждем. И вдруг оказалось, что поезд стоит на соседней платформе и готовится отойти через пять минут. Кинулись через какие-то ухабы (как все это знакомо!) во тьму и увидели толпу, штурмующую поезд, людей, лезущих на крыши вагонов, в окна – точь-в-точь как в старых фильмах из эпохи гражданской войны. В I класс нас не пустили («Извините, сэр, у вас III класс»). Тогда мы вспомнили опыт отечественных электричек и, применив его в индийских условиях, уже через несколько минут были внутри битком набитого вагона. На каждом миллиметре площади – на полках, скамейках, в проходах – стояли, сидели, лежали люди. Визжали дети. С трудом мы освободили для нашей дамы краешек скамьи, сами же стали рядом. Наш отсек находился в конце вагона, рядом с туалетом. С другой стороны ехала компания, очень напоминающая блатных, с большим интересом нас разглядывавшая.
…Едем час, другой, третий. Спать хочется дико. Тесно, неуютно, запахи совсем не парфюмерные, но по крайней мере не жарко, окна без стекол, и ветер свободно гуляет по вагону, причем довольно прохладный, приходится закрываться газетой. По-прежнему стоим. Ничего не поделаешь, сейчас мы – не иностранцы, не посланцы великой державы, а обычные пассажиры III класса. Что ж, и такое надобно испытать хоть раз за рубежом, не все же в кондиционированных машинах разъезжать.
Но вот народ рассортировался, задремал. Затихли вопившие дети. Кое-кто по пути вышел, и нам досталось два места на скамейке. Стало совсем хорошо, и мы смогли подремать до 8 утра, когда поезд остановился на станции Гайя. Со всех сторон на горизонте синели горы.
10 апреля, четверг. Сначала мы бродили по пустынной площади, подходили к кассам, к турбюро, чтобы хоть что-то узнать, но все было тихо и пусто. Какой-то сердобольный железнодорожник разъяснил нам, что жизнь начнется с 10 часов и билеты на поезд тоже будут давать с 10, причем никаких броней здесь не бывает. Сидеть два часа нам совсем не улыбалось, и мы решили положиться на волю случая. А пока нас ждал впереди восхитительный, несмотря на бессонную ночь, день. Мы перекусили в тихой харчевне и пошли искать транспорт. Таксисты заламывали по 25–30 рупий с носа за 15-минутную поездку, автобус уходил через час. И мы решили посмотреть знаменитый храм Вишнупад, благо, до него было недалеко.
Храм этот не очень старый, он выстроен в 1787 году на месте более древнего. Сложен он из серого гранита и состоит из двух частей – открытого зала с колоннами (мандапы), у которого центр перекрыт куполом, и четырехгранной башни, конус которой образуется целой гроздью небольших башенок, а сама она завершается высоким шпилем, увенчанным флагом. В «святая святых» стоит обломок скалы с отпечатком ноги бога Вишну (Вишнупад и означает – «след стопы Вишну») – углублением, напоминающим человеческий след, но очень большой – 40 на 15 сантиметров.
Когда мы вернулись на площадь, автобуса еще не было. А мы стали свидетелями, видимо, обычной для этих мест демонстрации. Шло человек 80 мальчишек-школьников, во главе шагало несколько верзил-старшеклассников, возглашавших время от времени «Джайпракаш зиндабад!» Прохожие жались в сторонку и помалкивали.
Наконец мы поехали. Автобус не спеша продирался сквозь узкие, бедные улочки, часто останавливался. На остановках влезали бабы с мешками, мужички в чалмах, в общем все это напоминало наши провинциальные автобусы. Вот только препирательств не было слышно. Через полчаса мы прибыли в Бодх-Гайю.
Опять пыльная белая площадь. Стоянка велорикш. Нищие у стен. Лавка с холодной кока-колой, куда мы ринулись сразу. А приободрившись, увидели крутые ступени из огромных нетесаных камней, уходящие вверх, к беленькому индуистскому храмику. Время до конца дня было все наше. И мы стали карабкаться вверх.
Впрочем, ничего особенного мы не нашли. В темной комнатке стояли на возвышении три большие деревянные куклы: бог Джаганнатх, его сестра Субхадра и брат Баларам – чуть измененные копии знаменитых статуй из храма Джаганнатха в Пури (штат Орисса). На открытой галерейке старуха, присев на корточки, толкла что-то в каменной ступке каменным пестом и на нас не обращала никакого внимания. В заключение пришлось совершить небольшую формальность: бросить несколько монеток в копилку у входа.
Оставив наши тяжеленные портфели и сумки в сувенирной лавке, мы направились к главной цели нашей поездки – славе Бодх-Гайи – храму Махабодхи. Он стоит в глубокой низине посреди города, так что издалека видна лишь его верхушка, хотя высота его изрядна – 52 метра. Вокруг низины устроено нечто вроде, хочется сказать, набережной – асфальтированной, с клумбами, гуляя по которой можно сверху любоваться храмом, обходя его со всех сторон.
Легенда гласит, что сюда, в глухую деревушку Урувела (Урувилла), приютившуюся в джунглях на южной окраине империи Магадха, пришел скитавшийся по свету в поисках истины принц Сиддхартха Гаутама. Единственный сын Суддходаны, правителя небольшого княжества Капилавасту, он жил в роскоши и счастье, огражденный отцом от невзгод мира, имел жену и сына. Но, узнав случайно, что в мире существуют болезни, старость, смерть, ушел навсегда-из дома в поисках смысла жизни.
Шесть лет вел он суровую жизнь аскета, пока не превратился в ходячий скелет. И тогда он понял, что умерщвление плоти столь же бессмысленно, как и чувственные наслаждения. В тяжелых борениях с самим собой он брел по дорогам Индии, пока не оказался в Урувеле.
Попросив у встретившегося косца охапку травы (по некоторым легендам, это был сам бог Индра), он постелил ее у подножья священного дерева пипал (смоковницы) и сел там, обратившись лицом к востоку. В это время к дереву подошла дочь сельского старосты Суджата, неся в жертву божествам, обитавшим в ветвях дерева, горшок риса, сваренного в молоке, – она хотела попросить у них даровать ей сына. Увидев под деревом истощенного паломника, она приняла его за воплощенное божество и протянула ему жертву. Сиддхартха пошел на реку Найранджану, текшую поблизости, совершил омовение и с благодарностью съел рис – единственную свою трапезу на последующие семь недель. После этого он снова сел под дерево л поклялся, что достигнет под ним вершин познания или умрет. 48 дней и ночей шла в нем борьба добра и зла, демон желаний Мара подсылал к нему своих прекрасных дочерей, чтобы смутить его плоть и дух. На 49-ю ночь, в месяц вайсакх (апрель – май), когда сияла полная луна, он одержал победу. В первую стражу ночи он узнал о своих предыдущих рождениях, во вторую – о своем настоящем, в третью – оцепи причин и следствий. К восходу солнца он достиг полного духовного просветления и стал Буддой – Просветленным.
Неудивительно, что безвестная деревушка теперь священнейшее место буддизма и переименована в Бодх-Гайю. А на месте чудесного просветления принца Гаутамы был выстроен храм Махабодхи.
К подножию храма, в низину, ведет с восточной стороны длинная, крутая лестница. Оставив обувь наверху, вы спускаетесь сначала к торане – воротам, состоящим из двух гранитных колонн, перекрытых горизонтальным архитравом. Их относят ко II веку, к Кушанскому периоду. Они богато украшены изображениями растений, процессий, коленопреклоненных паломников. Еще один пролет лестницы, и вы наконец во внутреннем дворе, у храма.
В основании храм невелик – всего 14 метров в длину и 15 – в ширину, но его 52-метровая высота отсюда, от подножия, конечно, впечатляет. В индийской архитектуре он стоит особняком и не имеет, пожалуй, аналогов. Храм буддийский, но по всем архитектурным признакам принадлежит скорее к индуистским. Это типичная башня – шикхара, но, в отличие от всех известных памятников индуизма, он не имеет криволинейных контуров, уподобляющих храмы священной горе Кайласа (например, знаменитые храмы. Кхаджурахо), а представляет собой правильную четырехстороннюю пирамиду с усеченным верхом, где на небольшом цилиндре покоится дисковидное навершие – эдакий «бублик» – амалака, как бы рассеивающее духовную энергию на окружающее (деталь чисто индуистская, особенно частая в храмах Ориссы). Над амалакой вздымается еще один усеченный конус, уже круглый, затем идут семь дисков, символизирующих семь буддийских небес, и шпиль. Основная пирамида делится карнизами на семь ярусов, по периметру каждого на все четыре стороны расположены круглые ниши, где когда-то находились статуи Будды. Гигантские плоскости пирамиды покрыты геометрическим, ритмизированным орнаментом. Основную пирамиду окружают четыре меньших, в точности се повторяющих. Общее впечатление спокойной, величавой мощи.
Внутри, в святилище, на каменном постаменте высотой чуть более метра стоит колоссальная, не меньше 6–7 метров, золоченая статуя Будды. По традиции считается, что она находится на том месте, где сидел погруженный в раздумья принц Гаутама. Будда сидит в позе Бхумиспарша, т. е. касается одним пальцем земли, как бы призывая ее в свидетели своего просветления. Статуя одета в шелковую одежду буддийского монарха. У подножия – масса небольших статуэток-будд и металлические вазы с цветами.
Можно подняться по лестнице наверх, где находится фигура матери Будды – Майи Деви. Отсюда открывается вид на весь парк, по которому разбросаны храмики – копии главного храма, могильники, какие-то пирамидки, там же великолепный сад. Очень интересно просто обойти храм снаружи – в нишах стоят позолоченные статуи Будды, у подножия масса цветов, буддийских флагов, то тут, то там мелькают шафранные одежды монахов. Это яркое разноцветье, высвечиваемое солнцем, создает настроение радостной успокоенности. Если, конечно, некуда спешить и не надо думать о презренных земных вещах, вроде железнодорожных билетов…
Насчет даты постройки храма ясности нет. Я склонен верить дате: XI век. Считается, что около 249– года до н. э. император Ашока, путешествуя по буддийским святым местам, посетил Бодх-Гайю и воздвиг здесь храм. Однако на руинах ограды того времени найдена надпись, что храм построила Куранги, жена царя Индрагнимитры из Магадхи (I век до н. э.). А китайский паломник Сюань Цзан, побывавший в Индии в 637 году, писал, что храм Ашоки был разрушен правителем Бенгалии Шашанкой, а на месте разрушенного был построен новый храм. В 859 году раджа Дхармапала превратил его в индуистский и поставил там четырехликого Шиву. Кстати, при раскопках были найдены основание Шивалингама и две статуи – буйвола и Ганеши.
Сохранились сведения о многочисленных ремонтах храма, его реставрациях и достройках: в 450 году царем Садо, в 1079-м – бирманцами, в 1157-м – царем. Ашокабаллой. В 1811 году Бодх-Гайю посетили король Бирмы и король Явы и были так потрясены запустением и разрухой, царившими там, что прислали туда, с разрешения британского правительства Индии, группу строителей. Лишь в 1880 году правительство взялось наконец за ремонт, и к 1884 году инженеры Каннингхэм и Белгар завершили работу и восстановили упавший шпиль.
Выйдя из храма, я решил сделать несколько снимков издалека и выбежал босиком в чистое поле метров на 50. И жестоко раскаялся в содеянном: сухая земля была раскалена и жгла ступни, как хороший утюг. Подвывая от боли, я еле дополз до тени у стен – храма…
Очень осторожно, используя малейшие клочки теши, пошли мы осматривать остальные реликвии, и в первую очередь дерево Бодхи – Бодхидрума, под которым Сиддхартха стал Буддой. Конечно, прекрасное, раскидистое дерево, высящееся сейчас у храма, – это – лишь пра-пра —… – внук. В течение двух с половиной тысячелетий деревья, отживавшие свой срок, заменяли их отростками. В 1876 году одно из таких деревьев-потомков было с корнем вырвано бурей. И тогда вспомнили легенду о том, что по приказанию императора Ашоки черенки дерева Бодхи были разосланы в разные страны. От одного такого правнука на острове Цейлон (Шри-Ланка) был взят очередной отросток, который и вырос в нынешнее дерево. Под деревом стоит плита из песчаника, украшенная орнаментами и цветами, – на том месте, где сидел погруженный в размышления принц. Но таким же местом считается место в храме, где стоит золоченая статуя… Мы решили, что настаивать на выяснении истину было бы бестактно. Так же молчаливо мы согласились еще вот с чем. Недалеко от дерева Бодхи лежит круглый камень с отпечатками ступней Будды – Буддхапада, санскритская надпись гласит, что это следы Вишну. Зато о следах Вишну, которые мы видели в Гайе в храме Вишнупад, путеводитель говорит, что это-то к есть следы Будды. Потом мы вспомнили, что индуисты считают Будду девятой аватарой (воплощением) Вишну, поэтому нет смысла разбираться, кто, где и когда ступал, тем более что все это было давно…
Еще две достопримечательности. Храмик без кровли с небольшим изваянием внутри – на месте, где Будда «сформулировал» главные положения своего учения. Ничего интересного он не представляет, зато здесь я узнал наконец о символике буддийских флагов. Оказывается, когда Будда погрузился в созерцание, его тело стало излучать голубое, желтое, красное, белое и оранжевое сияние. Отсюда и разноцветье буддийских флагов!
И наконец, «тропа самоцветов» – Ратначакрама. По ней неделю Будда ходил в раздумье, и на месте его следов вырастали лотосы. Здесь выложена каменная платформа в 16 метров длиной и метр высотой, где изображены 18 лотосов, символизирующих следы Будды.
Есть и небольшой музей, содержащий остатки каменных изваяний, найденных при раскопках, в том числе упоминавшихся выше Ганеши и буйвола. Интересно, что большинство из них – индуистские.
Солнце стояло уже высоко и жарило немилосердно. А у нас была еще впереди экскурсия в «буддийскую деревню». Поднявшись из низины по бесконечной лестнице и вновь обретя обувь, мы еще раз полюбовались храмом сверху и побрели через пустыри к видневшимся вдалеке верхушкам храмов.
В 1956 году отмечалось условное 2500-летие со дня рождения Будды. В честь этой даты в разных странах проходили юбилейные действа, даже у нас в Москве состоялась научная конференция буддологов. В Дели был разбит знаменитый ныне Будда-парк, где можно увидеть все растения, так или иначе упоминавшиеся в легендах о нем. А в Бодх-Гайе страны, исповедующие в той или иной форме буддизм, построили по храму – это Индия, Таиланд, Южная Корея, Япония. Кроме того, здесь еще в 30-е годы функционировали два монастыря – китайский и тибетский. Миллионер Бирла выстроил огромный, в «буддийском» стиле – в форме ступы, отель и подарил его городу. Все это, вместе взятое, носит название «буддийская деревня».
Храмы расположены довольно компактно. Любопытнее всего тибетский монастырь, основанный в 1938 году. Это небольшое, двухэтажное, в тибетском стиле строение. На верхнем этаже расположено святилище – большой зал со статуей Будды Майтреи – Будды, который грядет, – его любил изображать на своих картинах Н. К. Рерих. Стены расписаны изумительно красивыми фресками, на которых буйствуют свирепые и страшные ламаистские божества. Вдоль стен – застекленные шкафы, где хранятся драгоценные свитки, украшенные большими красными печатями – старинные и новые. Выше – застекленные фотопортреты далай-ламы и панчен-ламы. А на нижнем этаже стоит «молитвенная мельница» – хурдэ – огромный цилиндр весом (по утверждению служителей) в несколько тонн. Становишься рядом, кладешь на его необъятный бок левую руку и идешь справа налево, изо всех сил толкая тяжелую махину. Если у мельницы стоит 10–15 паломников, то общими усилиями она начинает вращаться. Обойдя так трижды, освобождаешься от всех грехов и выходишь наружу чистый душой, как стеклышко.
При монастыре есть гостиница – в день всего одна рупия. Кстати, гостиница Бирлы – бесплатная. Мест в них – сколько угодно: не сезон. Вот через месяц, в полнолуние месяца вайсакха (конец апреля – конец мая), сюда приедут и придут сотни тысяч людей, чтобы отметить одновременно три даты: день рождения, день просветления и день успения (нирвану) Будды. Загремят барабаны, храм будет украшен тысячами светильников, ночью станет светло, как днем. «И места в гостиницах будут на вес золота. А сейчас здесь тихо и пусто.
Самый красивый в «буддийской деревне» храм, конечно, сиамский (тайский), построенный в 1956 году королем Таиланда. Это красно-золотая пагода, стоящая в прекрасном саду. Кровли увенчаны колокольчиками, от малейшего шевеления воздуха наполняющими округу лепечущим, нежным звоном. Внутри – огромный золоченый Будда и много маленьких будд у его подножия, тишина, полумрак и прохлада. Кроме нас здесь были только двое растерзанных хиппи, привольно разлегшихся на прохладном полу.
По пути к следующему храму – японскому, одному из самых дальних, мы увидели сценку, от которой повеяло тысячелетней стариной: группа крестьян молотила пшеницу. Разбросав по земле снопы, они гоняли по ним по кругу привязанного к столбу буйвола.
В японском храме тоже было чисто и пустынно, на стенах дремали фрески из жизни Будды. Отдельно от храма стоял изящный навес, под которым висел колокол. Время от времени подходил служитель и минут пять-семь методично ударял по нему колотушкой.
Сидевший у изгороди предприимчивый торговец заломил с нас несусветную цену за кока-колу («Надбавка за дальность доставки», – весело парировал он наши вялые протесты). Казалось, что ледяной напиток совсем не попадает в пищевод, а мгновенно выступает потом на лбу.
Последний храм был китайский, основанный в 1935 году и с тех пор забытый всеми – и КНР, и Тайванем. При храме живет единственный его служитель – старый-престарый китаец. Внутри – запустение, обваливающаяся штукатурка, пыль на чудесных статуэтках, на шелковых картинах…
Нам говорили, что вокруг еще немало интересных мест, связанных с памятью о Будде: лотосовый пруд, река, где он совершал омовения, пещера, где молился (в 12 километрах отсюда!), лес, где он спасался от мирских соблазнов… Но даже колонна Ашоки, одна из немногих, сохранившихся в стране, уже не привлекала нас. Сказывались бессонная ночь и одуряющая жара. Мы двинулись в обратный путь.
Касса в Гайе была еще закрыта. В ожидании мы прогулялись по главной, вполне современной улице – с большими домами, магазинами, рекламами. Некоторых увиденных сцен мы не поняли. Например, около станции – отвратительный пустырь, покрытый человеческими нечистотами. Среди них лежит голый человек. Я видел такое и в Калькутте. Кто он – неприкасаемый, преступник, прокаженный, аскет, умерщвляющий тело? Непонятно и страшно…
Билетов в кассе в I класс не было, опять только III. После долгих просьб уважили: поставили «в список ожидающих» – если освободятся места, дадут перед отходом поезда. Оставалось еще около четырех часов. Мы пошли в знакомую харчевню – поужинали и сидели, сколько можно. Опять касса – билеты все-таки дали, но без мест, мы были рады и им. Потом, была душная комната ожидания, заплеванный перрон.
Поезд опаздывал на полтора часа. Люто хотелось, спать. К нам привязался нищий мальчишка и ныл безостановочно, как комар. Он не ушел, получив бакшиш, и не было даже сил треснуть его по шее. Окружающие смотрели на нас с сочувствием.
Поезд подошел уже в темноте, и ревущая толпа штурмовала вагоны с таким отчаянием и злобой, как будто шла эвакуация в тыл. В купированном вагоне проводник нагло заявил, что мест нет. Но мы были уже умнее, чем день назад. Несколько десятирупиевых бумажек – и места мгновенно нашлись. Постелей, по индийскому обычаю, не было. Сердобольный сосед дал мне свое одеяло. Я попрощался со спутниками (они выходили на полпути), залез на пыльную полку и мгновенно отключился. Калькутта показалась-мне свежей и желанной после обожженного, негостеприимного Бихара. Я чувствовал, что приехал домой.
12 апреля. Оказывается, мы уже год живем в Калькутте и здорово к ней привязались. Этот юбилей мы отметили семьей в маленьком китайском ресторанчике «Нью Эмбасси». Он расположен на Чоуринги, в 10 минутах ходьбы от нашего дома, напротив музея кукол. Он нам нравится весь, начиная от пестрых фонариков над входом. Внутри прохладная тьма, прорезаемая лишь светом крохотных лампочек над столиками, тоже оформленных под фонарики. Ввалившись сюда с раскаленной улицы, чувствуешь себя как в раю. Меню огромное: около 200 наименований, и, что удивительно, почти все указанные блюда есть. Позже я понял, в чем дело. Блюда здесь разделяются на классы, в каждом классе есть базовая основа, а добавления к ней дают желаемое разнообразие. Скажем, написано: «чоу-минь» – рисовая лапша. Это основа, она всегда наготове, сварить ее можно за 3–4 минуты. А к ней идут добавления: чоу-минь может быть с креветками, ветчиной, свининой, яйцами, овощами, курятиной, сыром и т. д. Получается около двух десятков блюд, помеченных в меню. Здесь подают множество и других вкуснейших блюд: похлебку из акульих плавников, мясо в кисло-сладком соусе, «ван-тоны» – крохотные, обжаренные до хруста, пельмени с начинкой из курятины пополам со свининой, «пронс-роллсы» – креветки, запеченные в тесте. Все это обильно поливается соевым соусом или острейшим соусом из зеленого и красного чили. И конечно, жасминовый чай в крохотных пиалушках. Еда эта вкусна, необременительна для желудка и достаточно, по здешним меркам, дешева. Заправляют хозяйством два вежливых молодых человека, то ли китайцы, то ли манипурцы. Имеется еще грустный бой, убирающий посуду, этакий Ванька Жуков.
Таких крохотных ресторанчиков в Калькутте много, и они выгодно отличаются от неуютных индийских харчевен. Есть, конечно, и супердорогие рестораны, вроде «Золотого дракона», но они не всем по карману.
22 апреля. Утром – митинг у памятника Ленину, для нас уже второй. Маше было поручено возложить цветы к подножию. Говорили речи, пели песни, поэты читали стихи.
А во второй половине дня было еще одно мероприятие, на которое поехали только трое – Г. Л. Поспелов, я и А. М. Дворова из торгпредства, бывший директор московской школы-интерната № 15. Мы были приглашены в школу имени Ленина, о которой много говорят в Калькутте.
Добраться до нее оказалось нелегко – она находится в Гарден-Рич, на далекой окраине за портом, именуемой Метьябурудж, где живут бедняки – рабочие текстильных и джутовых фабрик, докеры и другие портовики. Это пролетарская Калькутта – без исторических памятников, без отелей и роскошных магазинов, туристы здесь не бывают.
С большим трудом нашли мы эту школу. Размещается она в здании старого, заброшенного склада – бетонной коробке, крытой кусками ржавого гофрированного железа, У входа стоял тощий – ребра наружу – теленок. Внутри на огромных циновках, прикрывавших бетонный пол, сидело много, около трехсот детей, бедно одетых, угрюмых, но ужасно непоседливых. Их с трудом сдерживали хоть в каких-то рамках несколько юношей и девушек, по возрасту ненамного старше своих подопечных. Это и был коллектив школы имени Ленина.
Ее организовали в 1970 году беднейшие рабочие, которым не по средствам было посылать своих детей в муниципальные школы. Они смогли отвоевать пустующий склад, поставили там несколько обшарпанных столов, стульев и шкафов для учителей, постелили циновки на полу – для детей. Молодые ребята-коммунисты согласились преподавать бесплатно, ведь школа была незаконная, «ничья», платить зарплату власти не собирались. И почти три года изо дня в день триста детей из бедных рабочих семей и из трущоб Гарден-Рич приходили сюда получать бесплатное начальное образование. Около года назад коллектив отпраздновал нелегкую победу: школа имени Ленина была признана одной из образцовых рабочих школ города и официально взята под опеку муниципалитета, что означало зарплату для учителей и определенные суммы для нужд школы.
Что же касается празднования, то оно было обычным. Речь произносил директор школы С. А. Али, молодой, веселый, с чубом, падающим на лоб, очень похожий на Б. Чиркова из знаменитой «Трилогии о Максиме». Ребятня хранила кислое молчание, и хотя говорили на урду (жители этого района в основном мусульмане), было ясно, что их призывают хорошо учиться и не баловаться. Установив на табуретке свой верный портативный проектор «Свет», я показывал цветные картинки: Володя Ульянов, деревянный домик в Симбирске, шалаш в Разливе, Красную площадь и Мавзолей, Смольный и «Аврору». Пели песни Тагора. Мы подарили школе портреты, плакаты и пачки книг. И впервые я чувствовал явную фальшь совершавшегося, ненужность свою здесь, в вонючем сарае, как будто сам был в чем-то виноват перед этими ребятишками, которые никогда не выйдут за пределы своих гнилых кварталов и от которых мы пытаемся откупиться цветными картинками и дешевыми пропагандистскими книжонками.
28–29 апреля. Полным ходом идет подготовка к празднованию 30-летия Победы. Издательства пяти социалистических стран (от нас – АПН) выпустили совместно солидный том «Путь к победе», который вызывает у индийцев большой интерес. Готовятся совместный кинофестиваль, торжественный митинг, приемы и многое другое. Мы готовим спецномер журнала, где постараемся дать побольше местного материала. Кстати, вышел наш Ленинский (восьмой) спецномер, где напечатано несколько моих материалов – о школе Ленина, о митинге в Барасате, о Ленин-пуд-же, а также стихи молодых поэтов. Он пользуется большим успехом – все хотят его иметь, приезжали уже ходоки из Метьябуруджа, Данкуни, Барасата, что, конечно, приятно.
Мы провели встречу с местными журналистами, посвященную Победе, сделали фото– и книжную выставки. Особенно поразили гостей воспоминания ген-консула А. К. Ежова, воевавшего в партизанском отряде под Могилевом. В них были подлинность, которую не дадут никакие книги, и живость, отсутствовавшая в стандартных, дежурных выступлениях. Все слушали, раскрыв рты, и пытались представить нынешнего джентльмена пускающим под откос состав с фашистами. В конце экспансивные бенгальцы устроили генконсулу восторженную овацию.
30 апреля. Прихожу утром на работу и вижу, что мои индийцы обнимаются, поздравляют друг друга. Оказывается, только что позвонили из штаб-квартиры КПП: пал Сайгон. У индийцев к Вьетнаму отношение особое – за событиями там следят ревниво, не прощают ничего американцам. В Калькутте им «отомстили» остроумно и ехидно: улицу, где размещается генконсульство США, недавно переименовали в Хо Ши Мин-сарани. И американцы вынуждены на всех официальных бумагах – письмах, приглашениях – ставить свой адрес: генконсульство США, Хо Ши Мин-сарани.
4 мая. Вчера, когда я шел домой по Фри-Скул-стрит, началась пыльная буря. Ветер нес пыль, мусор, песок, бумаги, сила его была такая, что он сбивал с ног, идти было невозможно. Звенели стекла, грохотал гром, но дождь так и не начался. Сегодняшние газеты сообщают: разбито много окон, вырваны с корнем деревья на Майдане, повреждена связь – телефонная, телеграфная, телетайпная. Наш телетайп тоже молчит. Калькутта сегодня отрезана от мира.
Кстати, мы уже девятый день живем на новом месте. Больше года мы прожили в старом доме на Бишоп-Лефрой-роуд, злились на неудобства и нелепости быта. Но и сам дом нас буквально «выталкивал». Москиты были как бешеные, от них не спасали никакие патентованные средства. Ушли вечно дежурившие на стенах геккончики. Огромные тараканы все смелее выползали из углов. Однажды Машка с криком вылетела из ванной: в умывальнике сидел паук в ладонь величиной с мохнатыми, полосатыми лапами.
Теперь информационный отдел генконсульства разместился на новом месте – небольшой тихой улице Балигандж-Серкуляр-роуд: пятиэтажный офис – этакий кубик нежно-желтого, цыплячьего цвета, неприлично чистый для Калькутты, зеленая полянка во дворе и жилой корпус в глубине. Слева – стройка многоэтажного дома, с которой во двор к нам то и дело сыплются кирпичи, справа – мечеть, принадлежащая какому-то мусульманскому ордену, на нас, впрочем, никакого внимания не обращающему.
Квартира у нас новая, двухкомнатная, со всеми удобствами – душем, новыми кондиционерами, хорошей кухней, москитов почти нет. Есть во дворе движок – не страшны перебои с электричеством.
Вечер. В уютной комнате сидит под торшером на кушетке жена, вяжет что-то из мохера. На полу-огромный голубой ковер, он целиком во власти Маши. На него вываливаются каждый вечер и раскладываются по периметру несколько десятков бумажных кукол, вырезанных из журналов и альбомов. У каждой свое имя, и ежедневно у какой-нибудь из них день рождения с балом. Потом у кукол начинается процедура отхода ко сну. Особенно трогательно пеленается и укладывается в кроватку вырезанная из какой-то книжки Жанна д’Арк в латах и с мечом.
А на окошке у нас живет крохотная, розовая, совершенно прозрачная ящерка-геккон.
В общем, настоящая идиллия. Но странное создание – человек: я уже скучаю по нашей нелепой, угрюмой норе в старом доме на Бишоп-Лефрой-роуд…
5 мая. Дни бегут, и я все яснее понимаю, как мало знаю Калькутту, как тщетны мои попытки ухватить хотя бы «вершки». Хочется пройти от начала до конца каждую улицу, хоть слегка прикоснуться к ее жизни. Странно, этого желания я никогда не испытывал в Дели.
На днях побывал на одной из самых «калькуттских» улиц – Читпур-роуд. Начинается она неподалеку от площади Дальхаузи, а затем устремляется на север, пока в районе Багх-базара не упирается в депо барж на Хугли. Несколько лет назад большой ее участок был переименован в Рабиндра-сарани, но, несмотря на преклонение перед Тагором, ее по старинке называют Читпур.
Вообще-то меня привлекала здесь прежде всего Находа, главная мечеть города. У мусульман Калькутты я еще ни разу не бывал, мне много рассказывали об их неприветливости, враждебности и т. д. Но мечеть продолжала меня манить, и вот, попросив нашего шофера-мусульманина сопровождать меня, я все-таки решил побывать в Находа-моске. Возможно, благодаря тому, что со мной был мусульманин, или по какой-то другой причине меня встретили и без вражды, и без особого гостеприимства, попросту говоря, равнодушно: короткий разговор с привратником, и нас пустили внутрь и полностью перестали нами интересоваться, предоставив бродить сколько угодно по этажам и переходам огромного здания.
Построена эта мечеть в 1926 году, как утверждают путеводители, в стиле могольской архитектуры, в частности в подражание Сикандре, мавзолею Акбара в Агре. Но, кроме красного песчаника, которым облицована мечеть, и белых куполов в форме характерных полосатых «долек», напоминающих очищенный мандарин и увенчанных лотосом, нет ничего общего между средневековым рафинированным мавзолеем и грузным сундуком, выпирающим углом на Читпур-роуд.
Внутри мечеть Находа традиционно аскетична, единственное украшение – белые мраморные узоры на стенах да растительные орнаменты. С балкона верхнего этажа открывается отличный вид на город, вдали видна река, портовые краны. Огромный молельный зал вмещает до 10 тысяч человек.
