Текст книги "Порог резистентности (СИ)"

Автор книги: Олег Марин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

3

Не зря Гошка настоял на том, чтобы их с Рифом сопровождали две опытные биши. Не успела Шигу шагнуть в хибару, в которой когда-то жили они с Рифом, и куда нзунге поселили заключенных, как люди напали на нее. Нзунге понадобилась лишь пара секунд, чтобы раскидать зарвавшихся двуногих.

Когда вошли Рада с Рифом, один каторжник болтался на стенке, удерживаемый мощной передней конечностью Шигу. Другой корчился на полу под ее тяжелой ногой. Еще двоих, здоровяка и долговязого азиата, удерживала Рцу. Беглые напоминали злобных тупых обезьян.

– Отпусти их, – старательно прощелкал Риф.

– Они опасны, – флегматично ответила Шигу. – Тебе, мтцубиши, не следует пренебрегать охраной.

– Отпусти их, и оставьте нас. Так будет лучше, – нахмурился Риф. – Это мой народ.

Биши переглянулись, вопросительно посмотрели на Раду.

"Выполняйте, но будьте поблизости", – кивнула она. Она предпочла бы разговаривать с беглыми в присутствии подруг, но семья возложила бремя переговоров на плечи мужчины.

Как только биши оставили их наедине, Риф ступил в круг света, чтобы заключенные могли его разглядеть.

Рада наблюдала за происходящим из темноты. Риф не хотел, чтобы она заходила к людям, сказал, что так будет легче контролировать ситуацию.

– Нзунге не агрессивны, но было бы ошибкой провоцировать их, – сказал он, обращаясь к каторжникам. – Они не чувствуют боли и не боятся смерти. Их сила несравнима с силой человека. Вы очень рисковали.

– Скажи это тем бабочкам, которых мы положили, – сказал худощавый, которого Шигу чуть не раздавила.

Остальные заржали.

Худощавый вышел вперед и с вызовом задрал подбородок.

– Это ты, что ли, со снегожоркой снюхался и с каторги дернул?

– Можно и так сказать, – пожал плечами Риф.

Рада занервничала. Риф стремительно терял инициативу. Нельзя было поручать ему переговоры. Нельзя. О чем только думал Гошка? Хотя он не виноват, решение принимала семья.

– Так ты и говорить на их языке можешь?

– Могу немного, – кивнул Риф.

– Чем докажешь?

– Это я попросил их отпустить вас и выйти. Могу позвать обратно.

– Ты у них, типа, главный в муравейнике?

– Не совсем… Скорее, я исполняю посольские функции.

– Это же как надо себя не уважать, чтобы на цырлах перед тараканами бегать и шестерить, – тихо сказал невзрачный мужичонка. – Не для того мы сюда шли, чтобы пресмыкаться перед инопланетной гадостью. Верно я говорю, Жмур?

– Засохни, Серый, – сказал худощавый и снова повернулся к Рифу: – Слушай сюда, энтомолог. Принеси нам жратвы. И скажи этим, чтобы отпустили нас. И тогда мы уйдем по-тихому. Уйдем и муравейник ваш трогать не будем. Так и передай своим насекомым друзьям.

– Хорошо, я передам, – кивнул Риф. – Только куда же вы пойдете с ранеными? – он кивнул в сторону двух неподвижных тел, лежащих у стены. – Вы позволите, чтобы я осмотрел их?

– Смотри.

– Только скажите своим людям, чтобы вышли в другую комнату и не мешали. Вам сейчас принесут поесть.

Рада среагировала мгновенно, мысленно передав его просьбу биши. Риф еще не успел закончить фразу, как в хибару бесшумной тенью скользнула Шигу с мешком с припасами, который они прихватили из дома. Положив еду у ног мужчины, она так же тихо покинула помещение. Рада была довольна произведенным впечатлением, Риф прав, контролировать ситуацию легче, не выходя из тени. Теперь каторжники смотрели на посла совсем по-другому.

– Здесь запас пророщенного зерна на неделю, – объяснил Риф. – Можно есть так или варить кашу. Еще сушеные грибы и корнеплоды. Рацион у нас тут не слишком разнообразный. А теперь попрошу вас…

Когда люди скрылись во второй комнате, Рада вышла из своего укрытия. Риф склонился над одним из двух тел. Пока он разрезал заскорузлые от крови повязки на ноге, Рада взглянула в лицо раненому. Это была женщина с искаженным от боли лицом. От маленького исхудалого тела шел жар, который чувствовался даже через одежду.

– Я ее знаю! – ахнула Рада.

– Может тебе лучше побыть снаружи, милая?

– Это Стерва!

– Милая, столько лет прошло… Люди меняются, – рассеянно пробормотал Риф.

– Это ее кличка. Стерва. Когда меня привезли на Фригорию, она была хозяйкой женского блока.

– Плохо дело… – понизил голос Риф. – Кожа потемнела, ткани омертвели. Гангрена. Если не ампутировать ногу выше колена, умрет твоя Стерва.

– Она и так умрет.

– Кажется, ты рассказывала, что она хорошо к тебе относилась. С чего вдруг такая вспышка мизантропии?

– Ты забыл, что они сделали с биши? Такое нельзя оставлять безнаказанным!

– И что ты предлагаешь? Око за око? Насколько я знаю, нзунге не мстят за своих. Судя по характеру раны, гангрена началась потому, что ее цапнула молодая снегожорка.

Рада скривилась от грубого слова, но Риф этого не заметил.

– Не думаю, что с таким некрозом и сепсисом она махала плазменным резаком. Скорее уж, ее спутники.

– Они сами пришли на чужую территорию.

– Как и мы с тобой. Это не повод отказывать ей в медицинской помощи, – Риф закончил осмотр и перешел ко второму телу, лежащему чуть поодаль.– Скажи биши, что ее нужно срочно оперировать. Пусть подготовят стерильное помещение, горячую воду, побольше мха и, самое главное, как можно скорее принесут мне настойки из гриба и регенерирующий гель. Хорошо, что я захватил нож. Резак, кстати, пригодится, чтобы отсечь кость.

– Ты собираешься отрезать ей ногу? Сам?!

– А ты предлагаешь, чтобы твоя Шигу перекусила ее?

– Но ты же не врач!

– Нет, но мне приходилось это делать на каторге. Это ее единственный шанс. Тебе, милая, придется мне ассистировать.

– Я никогда… Вряд ли от меня будет толк.

– У нас нет выбора, Радушка. Пойди к биши, проследи, чтобы все было как надо, – ответил Риф голосом, не терпящим возражения. Когда у него появлялась цель, он становился предельно собранным, обычная мягкость куда-то пропадала. Противоречить ему в такие моменты было бессмысленно.

Рада транслировала требования стоящим на страже подругам. Даже если Рифу удастся сделать все правильно, и Стерва выживет, то сколько она протянет под землей без ноги? Не милосерднее было бы прекратить ее мучения, опоив наркотической настойкой из грибов?

– Что ты стоишь? – резко спросил Риф.

– Мне не нужно идти. Биши уже готовят все необходимое, – Рада проигнорировала его скептический взгляд. – Что там со вторым?

– Пациент скорее мертв, чем жив. Он находится под воздействием телуджи, в полной заморозке. И, по всей видимости, уже давно.

– Зачем же они его с собой тащили?

– Видимо, были причины, – он прислушался к происходящему в соседнем помещении. – Знаешь, милая, здесь небезопасно, так что…

Он не успел закончить фразу.

– Да их тут двое, – присвистнули сзади. – Вот это новость.

В проеме стоял худощавый, за ним вся банда.

Риф порывисто встал, оттолкнул ее в темноту, закрывая собой.

– Кто это там с тобой, энтомолог?

– Это вас не касается, – мрачно отрезал Риф. – Значит так. Отмороженный ваш, думаю, уже не жилец. Я могу попробовать его разморозить, но характер ранений…

– Да что ты вообще знаешь о сосульках, мясо? – тихо спросил молчавший до поры азиат.

– Кое-что знаю.

– Ты сосульку жрал?

– Нет.

– Тогда закрой пасть и не гавкай, подземная крыса. Только тот, кто жрал сосульку, знает, что такое жизнь. И смерть.

Риф выслушал эту пафосную речь, не дрогнув.

– Как вам будет угодно, – спокойно сказал он. – Женщину еще можно попытаться спасти, если ампутировать ногу.

Худощавый на мгновение изменился в лице. Сообразил, должно быть, что Стерва без ноги и тот, второй, легли на их плечи неподъемным грузом. Но почти сразу его лицо стало абсолютно непроницаемым. Таким же, как у азиата, заботливо поправляющего спецовку, в которую был завернут отмороженный. Здоровяк недовольно заворчал, но худощавый устало прикрикнул на него и повернулся к Рифу.

– Она поправится?

– Не могу дать гарантий, что даже перенесет операцию, – честно признался тот. – Очень уж истощена. В любом случае вам придется подождать несколько дней, пока ее состояние не стабилизируется или… Вам ведь все равно идти некуда.

Лица беглых помрачнели, похоже, Риф попал в точку.

– У вас два варианта, – продолжил он. – Либо остаться здесь и попытаться найти контакт с нзунге, либо вернуться на каторгу. Я сам прошел тот же путь, знаю, о чем говорю.

Рада не верила своим ушам. Риф предлагает им, этим опасным тварям, остаться здесь? Помочь ему в исследованиях?!

Нзунге миролюбивы, говорил Риф, теребя нагрудный карман, в котором лежал зуб вижана. Они не станут мстить, с ними можно договориться. Он возьмет это на себя и вернет беглым их личные вещи: шахматы, резаки и…

Биши Ра ужалила Раду изнутри, требуя, чтобы та уступила ей место. Семья не для того посылала этого мтцубиши. Он все делает не так! Он погубит семью, если его не остановить…

– Ты сошел с ума! – закричала Ра. – Разве ты не понимаешь, кто это? Подлые, лживые, изворотливые твари. Они в любой момент могут ударить в спину. С ними нельзя вести переговоры.

В хибару влетели нзунге, угрожающе затрещали крыльями. Каторжники прыснули в стороны.

Риф примирительно поднял руки и старательно прощелкал, что ситуация под контролем, потом повернулся к ней и добавил:

– Успокойся, милая. Все хорошо. Мы почти договорились…

– Им нельзя верить! Они ломают, насилуют, уничтожают все на своем пути. Ты… Ты подвергаешь семью опасности! Пусть уходят отсюда, пусть убираются прочь! Прочь!

Она бросилась с кулаками на стоящего впереди всех худощавого, но Риф удержал ее, притянул к себе.

– Простите, – бормотал он, борясь с ней. – Мы поговорим в следующий раз, я еще приду. Один.

Он потащил брыкающуюся Раду к выходу.

– Успокойся, милая. Радушка, ты устала. Не нужно было тебе сюда, я знал, что тебе станет хуже. Я все сделаю сам.

– Рада? – удивленно протянул худощавый, словно что-то припоминая. – Рада Алинтас? Эй, энтомолог, стой.

Риф остановился, не выпуская ее.

Худощавый шагнул ближе.

– Рада? Джок, Слон, это она. Живая…Вы должны ее помнить! Рада, это я – Тимур! Помнишь?! Ларин. Журналист, помнишь?

Железная хватка Рифа разжалась, и Рада рухнула на пол. Тот перешагнул через нее, бросился к худощавому, схватил его за грудки.

Здоровяк подскочил, ругаясь, замахнулся огромным кулаком.

Биши мгновенно растащили мужчин.

Риф задыхаясь встал с пола, трясущимися руками достал зуб на шнурке и протянул Ларину.

– Вот, возьми! Это же твой? Я знал, что… Тимурка! Братишка!

Журналист перестал трепыхаться в крепких лапах биши, скосил бешеные, ничего не понимающие глаза на Рифа.

– Все нормально! – крикнул Риф. – Это мой брат. Моя семья.

Биши зашевелили сяжками, выражая сомнение. Рада хотела возразить, но ей вспомнилась небрежная мысль, брошенная Оши: "Для биши ты слишком много споришь". С тяжелым сердцем она кивнула, подтверждая слова Рифа.

Биши встали у нее за спиной, наблюдая за непонятными двуногими.

– Как же я рад! Дай обниму тебя.

Ларин поморщился, но не отстранился.

Рада пыталась вызвать в памяти образ журналиста, который когда-то помогал ей и замерз, но это чудовище не имело ничего общего с тем, кого она помнила.

Слон топтался рядом, пытаясь извиниться. Неловко как-то вышло. Пусть уж энтомолог на него зла не держит. Рефлексы, мать их, против них не попрешь. Риф, не слушая его, тормошил брата:

– Как ты вообще тут выжил со своей аллергией?

Тимур неопределенно пожал плечами.

– Какой же ты стал. Половины зубов нет. И ухо! Где твое ухо? – продолжал суетиться Риф.

– На себя посмотри, – хмуро сказал Тимур.

– Да я совсем уже старик. Сколько времени прошло… Вот уж не думал, что доведется встретиться! Тем более вот так. Радушка, это же братишка мой, а ты: "не верь им, не верь"… – Риф наконец-то вспомнил о ней. – Не бойся, милая. Это же мой брат. Погоди-ка, выходит, вы друг друга знаете?

– На одном пересылочном корабле летели, – ответил Тимур, разглядывая ее. – Значит, ты все это время был здесь, на Фригории? Ты – тот самый легендарный каторжник, который приручил снегожорку?

– Легендарный? Что ты, Тимурка? – засмеялся Риф. – Глупости это! Нам о важном нужно поговорить! Сколько ты уже здесь? Родители как, еще живы?

4

«Радуйся, глупая, – сказала ей биши Ра. – Хватит трусить. Это наш шанс. Вернемся к сестрам! Будем жить в свое удовольствие, ведь жизнь так коротка. И может… может наконец я услышу Песнь Песней».

"А как же Риф?".

"Ты ему не нужна, он больше не один. У него есть семья. А мы… мы свободны и можем жить как хотим. Я и так слишком долго спала. Теперь ты должна уступить мне место".

Рада чувствовала, что ей тяжело противиться самке нзунге, живущей в ее теле. Ра становилась все сильнее и требовательнее. Она была решительной и смелой, как и все биши. Уступить ей, значит не принимать решений, раствориться в семье, и не делить кров с беглыми каторжниками, непредсказуемыми и опасными.

Но оставить с ними Рифа, с которым прожили столько лет… Особенно Раду пугали двое – лысый и невзрачный, или Слон и Серый, как их называли остальные. От них исходила угроза, только Риф этого не замечал. Он менялся на глазах, стал оживленным и уверенным, особенно после того как умело провел непростую операцию.

Насколько плох был он в роли переговорщика, настолько же хорош оказался в операционной. Словно занимался этим всю жизнь.

Раде пришлось лишь напоить Стерву грибной настойкой и обработать ногу. Бескровное лицо женщины расслабилось и приобрело удивленное выражение.

Уверенными круговыми движениями Риф рассек кожу выше укуса, потом начал отделять ее от плоти. Раду мгновенно замутило от запаха человеческой крови, она хотела отвернуться, но Риф прикрикнул, чтобы она держала свет ровно. Плазменным резаком он отсек рваные ошметки мяса и кость. Кровь мгновенно запеклась, и ему осталось лишь аккуратно зашить кожу и обмазать культю регенерирующим гелем.

Когда больную вернули в хибару, Тимур присел возле нее, окинул взглядом и длинно выругался. Коснулся рукой головы, откинул волосы с влажного лба.

– Сделал все, что смог, – словно оправдываясь, сказал Риф.

Слон разразился очередной непереводимой тирадой.

– Точно, – согласился с ним Серый. – Верно Слон говорит, безногая баба нам на хрен не сдалась. Если хочешь, Жмур, можешь ее на горбу тащить. Да и Гросса в придачу. Или вон лучше отдадим ее энтомологу в обмен на резаки. Эй ты, хмырь подземный, возьмешь безногую? Эта, небось, брыкаться не будет!

Он скользнул липким взглядом по Раде, точно содрал с нее Рифов плащ, и криво ухмыльнулся.

«Я не могу оставить Рифа с ними, – сказала она биши Ра. – Я люблю его. И потом, даже если мы вернемся к нзунге, у тебя не будет другого тела. Не могу же я пойти к мтцубиши и потребовать, чтобы меня заново облекли в кокон».

"Почему бы и нет? – возразила Ра. Эта мысль ей определенно понравилась. – Кто знает, может в этот раз у нас с тобой все получится? Пусть семья решает".

Мтцубиши Оши выслушал их просьбу и покачал сяжками:

– Говорят, нельзя дважды войти в один и тот же кокон. Ничего не выйдет, твое тело никогда не пройдет метаморфоза. Ты погибнешь.

– Семья сделала меня наполовину биши. Она бьется в моем теле, как в коконе, и хочет выйти. Неужели Оши не может помочь своей сестре? – сказала Рада.

– Если Ра хочет стать полноправной биши, она должна поступать так, как велит семья. Ра слишком независима, как люди. У них каждый поступает так, как сочтет нужным. Им трудно договориться, а оттого сеют вокруг себя только хаос. Этот путь ведет лишь к упадку.

– Пусть семья скажет, как Ра может послужить ей, – с готовностью отозвалась биши, живущая в ее голове.

– Ра должна понять, чего хотят пришельцы с поверхности. Семья не может допустить ту же ошибку, которую когда-то совершила с уйога. Ты будешь рассказывать семье обо всем.

– Но как? Мое тело слишком слабое…

– Семья поможет тебе, доверься ей. Тело Ра не станет идеальным, как у биши, но семья усовершенствует его.

– Ра согласна.

– Оши придется причинить ей неудобство.

– Боль? – испугалась Рада. – Я не хочу, нет, не надо!

Ра огляделась вокруг, не слушая ее, нашла подходящий корешок и зажала его зубами:

– Я готова! Биши не боятся боли, они ею управляют.

Мтцубиши навис над ней, одной конечностью откинул ее голову назад. Что-то холодное коснулось лба, а потом по лицу потекла жижа, заливая нос и глаза. Рада захлебнулась, закашлялась, попыталась вырваться, но Гошка держал ее своими крепкими многосуставными конечностями.

– Потерпи немного, – сказал он. – Дыши.

Потом разжал свои жесткие объятья и бережно опустил ее на пол. Все плыло перед глазами. Рада задыхалась, потому что жидкий огонь перетек в легкие. Она жадно хватала воздух ртом, точно рыба, выброшенная на берег. Голова горела. Боль ветвилась внутри, тонкими нитями прошивая мозг.

– Что ты сделал?

– Ты поймешь. Должно пройти немного времени, чтобы ты адаптировалась к афики.

– Что такое афики?

– Модифицированные амебы. Они поселятся в оболочках твоего мозга и переформатируют его так, как нам нужно.

– Что?

– Все будет хорошо. Тебе не стоит сопротивляться. Постарайся уснуть.

Рада закрыла глаза и уже больше не смогла открыть их. Веки слиплись, ресницы переплелись, проткнули кожу, срослись с нервами. Я умираю, мысленно сказала Рада своему альтер эго, ты довольна?

Биши нзунге, живущая в ее голове, молчала.

Рада неслась на огромной скорости по ярко-оранжевой трубе, а вокруг кружились обрывки ее прошлой жизни и родовой памяти Ра. Они складывались в сложный мозаичный узор, дополняли друг друга как кусочки пазла. В какой-то момент Рада поняла, что находится внутри себя, что оранжевая труба – ее собственные вены и артерии. Она раздвоилась и стала целым миром, который заключал в себя ее и все ее прошлые жизни. Рядом был кто-то еще. Рада оглянулась и впервые увидела биши Ра. Неуловимо похожую на нее самку нзунге бесконечный полет приводил в полный восторг, ее налившиеся соком крылья трепетали, издавая пронзительный треск.

Сознание возвращалось по частям. Сперва звуки. Рада услышала голоса нзунге. Кое-как разлепила тяжелые веки, но никого рядом не было. Только голоса, тысячи голосов. Она слышала каждый в отдельности и могла обратиться к каждому. Она была в курсе всего, что происходило в семье!

Биши Ра блаженно вздохнула, впервые за долгое время ощутив прилив сил и энтузиазма. Как в тот день, когда она вышла из кокона после метаморфоза.

Голова пухла от боли и голосов, на губах чувствовался соленый привкус крови.

– С пробуждением, сестра, – сказал Оши. – Ра прекрасна!

Ра оглянулась. Рядом никого не было. Она осмотрела себя, но тело ее осталось прежним. Нзунге не знают сомнений. Мтцубиши сказал, что семья приняла ее, значит, так и есть.

– Возвращайся к людям, сестра. Будь рядом. Слушай. Семья счастлива приветствовать тебя.

Эфир расцвел стрекотаньем. Она больше не одна! Жизнь перестала казаться трудной и страшной. Жалкие человеческие эмоции сменились непреодолимым желанием подчиняться. Умереть ради нзунге, отдать всю себя до последней капли, чтобы никогда не терять восхитительное чувство принадлежности к семье.

5

– Ты уверен, что он разморозится? – в который раз спросил Тимур.

– Как тебе сказать… Это зависит от многих факторов, – уклончиво отозвался Риф. – Видишь ли, Тимурка, "противоядие" я, можно сказать, нашел, но на людях его не испытывал. Только на мышах. Да и то, не слишком успешно.

– Каких мышах?

– Тут есть подземные грызуны, что-то вроде мышей. Вот я их и ловил на опыты. Ну и, опять-таки, дополнительные белки, – он понизил голос. – Только Радушке не говори, она этого не любит, питается исключительно растительной пищей.

Мужчины сидели в другой комнате. Но благодаря амебам-афики, которые вживил ей Гошка, Рада могла не только подключиться к волне, на которой общались нзунге. Ее слух обострился настолько, что при небольшой тренировке мог бы заменить зрение. Как только боль в голове улеглась, Рада смогла вычленять звуки по своему желанию. Перебирать их, переходить с одного на другой, словно переключая каналы. Поначалу это отнимало почти все силы, словно мозгу не хватало ресурсов. Движения стали замедленными, она могла подолгу сидеть, уставившись в одну точку. Отвечала не сразу и невпопад, но Риф обратил внимание лишь вскользь. Он был полностью поглощен появлением брата и его каторжной компании. Спустя пару дней Рада приспособилась к своему новому состоянию. Это было даже забавно: быть в курсе всех новостей семьи, переговариваться с подругами. Ощущать себя частью целого.

Вскоре выяснился еще один побочный эффект. Она почти перестала спать. Достаточно было подремать в течение небольшого отрезка времени, чтобы полностью восстановиться. Но даже и в эти моменты она не отключалась полностью, продолжая слышать все, что происходит вокруг. Вот и сейчас – услышав свое имя, она окончательно проснулась. Даже в легком плаще было жарко. Хотелось скинуть его, открывая кожу. Но Риф умолял ее не делать этого рядом с другими людьми.

Рядом тихо дышала Стерва. Рада пощупала ее лоб. Сутки назад жар начал спадать, женщина перестала метаться в бреду, но в сознание еще не приходила. В соседней комнате храпели остальные каторжники. Только двое братьев не спали, ведя бесконечный разговор.

– Так вот. Ткани мышей, Тимурка, возвращались в первоначальное состояние без всяких проблем. А что с товарищем твоим будет, не знаю. Может и разморозится, но вот очнется ли? Даже если и придет в себя, то ненадолго. Боюсь, его ранения несовместимы с жизнью. Так стоит ли вообще?…

Тимур кивнул.

– Лучше уйти по-человечески, чем вот так… Окажись я на его месте, предпочел бы смерть.

– Как скажешь, – вздохнул Риф. – Если бы я только знал, что Сегура втянет тебя в свою авантюру! Прости, Тимурка. Отсюда все видится по-другому.

– Проехали, – махнул рукой бывший журналист. – Только одного я не пойму, если аутеры обладают общинным интеллектом, как он мог пойти против своих? Разве он не должен слепо подчиняться решению большинства?

– Нет, не должен. То, о чем ты говоришь, это групповой интеллект, как у нзунге. Семья действует как единый суперорганизм. Они собирают информацию и принимают решения сообща. У них нет собственных решений, а желания сводятся к удовлетворению физических потребностей. Они не выбирают, кем быть, просто рождаются с заложенной кастовой программой, по решению семьи, которая определяет, кто сейчас нужнее для выживания. На каждой касте лежат специфические социальные функции. Жизнь, работа, питание, размножение, защита – все подчинено определенным ритмам. Можно сказать, что они являются заложниками высокоструктурированной системы со строгой иерархией. У нзунге нет индивидуальности, нет понятия "я". У них нет личных привязанностей, все члены семьи взаимозаменяемы, и, по большому счету, они не могут по-настоящему сочувствовать друг другу. Смысл имеет лишь то, что хорошо или плохо для всех.

– Дикость какая-то. Как ты умудрился прожить с ними столько лет?

– Это было нелегко, – согласился Риф. – Но, в конце концов, инопланетные формы жизни – моя профессия. Если уж судьба распорядилась таким образом, нужно было использовать возможности для исследования. На самом деле, они не такие отсталые, как тебе кажется. При довольно примитивной на первый взгляд организации жизни у них невероятно продвинутые биотехнологии, которые нам даже не снились. Нзунге максимально используют скудный потенциал своей планеты. Синтетические микроорганизмы обеспечивают их энергией, перерабатывают продукты жизнедеятельности и промышленные отходы, снабжают пищей и воздухом, лечат, создают комфортную для нзунге управляемую среду обитания. Искусственный биогеоценоз, который им удалось создать под землей, полностью удовлетворяет их потребности. Нзунге манипулируют генами и хромосомами, рекомбинируют их, трансплантируют. Вся их жизнь организована таким образом, что скудная местная флора и фауна работает на них, и все это завязано на электронную телепатию. Представляешь, они обладают возможностью передавать информацию объектам и изменять их на молекулярном уровне. Я пытался разобраться с помощью Радушки и Гошки, но куда там!

– С муравьями понятно, а что с аутерами? – перебил Тимур брата, оседлавшего любимого конька.

– Технологии аутеров гораздо понятнее и ближе нам, потому что у них есть самосознание, как и у человека. Они вообще во многом похожи на людей. Даже их наука и техника развивалась похожим образом. Ты еще увидишь, какую мы с Радушкой там лабу наладили. Так вот, каждый из снеговиков – индивидуальность. И если нзунге ограничены рамками своей касты, то аутеры – специалисты широкого профиля, как люди. Но и у них есть возможность психологической синхронизации, благодаря чему они могут делиться друг с другом накопленным опытом. Представляешь, как возрастают возможности?

– Ну и чем они отличаются от муравьев?

– Тем, что они делают это по собственному желанию, ради всеобщей гармонии, а не из-за того, что так велит инстинкт. В этом и заключается общинный разум.

– Не вижу особой разницы.

– Нам трудно это понять, как нзунге не в состоянии понять и принять нашу индивидуальность. Вот представь, что ты, Тимур Ларин, чувствовал бы все остальное человечество как часть себя, своего тела. Ты бы никогда не смог отправить кого-то на Фригорию, потому что страдания каторжников отзывались бы в тебе, как ну… скажем, зубная боль. Возможно, они считают, что мы обладаем ограниченным разумом, потому что история человечества, к сожалению, не отличается милосердием и состраданием к себе подобным. Мы воюем и создаем специальные структуры правопорядка, чтобы защищаться друг от друга. С точки зрения нзунге мы, наверное, жалкие варвары, – усмехнулся Риф.

– Нет, не сходится, – упрямо мотнул головой Ларин. – Кто-то же отрезал Сегуре голову. Думаешь, твои милосердные аутеры обливались слезами от жалости и сострадания, но продолжали пилить его шею? Во благо собственной цивилизации? А может нашей?

– Я думал об этом. Ты уверен, что это был Сегура? И даже если он, то где гарантия, что его убрали аутеры, а не люди?

Тимур выругался.

– Это все равно не объясняет, почему он пошел против своих.

– В том-то и дело! Я не думаю, что Сегура шел против своих. Так как общественное не подавляет в них индивидуальное, то, возможно, с его точки зрения он действовал в высших интересах своего вида.

– Да уж, попытался загрести жар моими руками.

– Может, со временем он либо отказался бы от своей точки зрения, если бы счел ее неверной, либо убедил всех остальных. Так или иначе, синхронизация произошла бы.

– Так может она произошла, и Сегура сам себе голову отрезал и в мою квартиру подбросил. В интересах своего вида, – хмыкнул Тимур.

Они замолчали.

– Ты уже решил, что вы будете делать дальше? – спросил Риф после небольшой паузы.

– Нет. Скорее всего мы уйдем подальше. Во избежание дальнейших эксцессов.

– А о моем предложении ты думал? Там, где живем мы с Радушкой, нзунге бывают лишь изредка. Это древний научно-технический комплекс аутеров. Что-то вроде адронного коллайдера или ракетно-стартового комплекса. Там под землей целый город! Поверь мне, там есть чем заняться. Я пытаюсь изучать их артефакты, разбираюсь в компьютерной системе, благо у меня был опыт работы с аутерами. Мне бы очень пригодилась ваша помощь. Думаю, нзунге не будут возражать, если мы поселимся вместе. Кроме того, выживать сообща намного легче. Только вот…

– Что?

– Ты сможешь держать своих головорезов в узде?

– Да уж получше, чем ты свою бабу, – насмешливо отозвался Ларин.

– Ты не понимаешь, – мягко ответил Риф. – Она слишком много вынесла, и это… подорвало ее здоровье.

– А на вид ничего. Энергичная, даже слишком.

– Я имею в виду душевное состояние. Ей иногда мерещится всякое, возникают странные идеи, голоса.

– Хочешь сказать, у нее шизофрения?

– Я бы не стал так… Скорее, некое пограничное состояние. Но, конечно, я не специалист. В любом случае, это откладывает определенный отпечаток на нашу жизнь. Понимаешь, если дерево вдруг вырастет посреди твоей комнаты, невозможно будет его игнорировать. Мы научились жить с этим. Это одна из причин, почему я решил перебраться подальше от колонии. Здесь, среди нзунге, симптомы проявляются острее, чем когда мы наедине. Там она совсем другая.

Рада подумала, что раньше слова Рифа больно ранили бы ее, а теперь ей все равно. Эмоции больше не затуманивали рассудка, контролировать себя было легче. Наверное, она и вправду становилась больше Ра, чем Радой.

– Не завидую тебе, брат. То еще удовольствие – жить с шизофреничкой среди муравьев.

– Ты не прав. Радушка – дар свыше. Моя радость. Без нее я бы так долго не протянул. Любимая женщина рядом, и большего мне не надо. Мне все равно, если она иногда бывает немного не в себе, я могу с этим жить. В конце концов, что такое норма? До того как Рада появилась в моей жизни, все сводилось к выживанию. А теперь все изменилось. Каким-то невероятным образом она очень хорошо понимает нзунге. Я бы и десятой части исследований не провел бы без нее. Пойми меня правильно, Тимур, не хотелось бы рисковать. Я на все пойду, чтобы защитить ее от тебя и твоих людей.

– Боишься, что она захочет сбежать из вашего муравьиного рая?

– Ты прекрасно меня понял, не нужно передергивать.

Сквозь их раздражение Рада явственно услышала новый звук. Сердце замороженного судорожно трепыхнулось и сократилось, погнав по артериям и венам еще густую кровь, отравленную ядом заражения. А затем к звукам слабого и нерегулярного сердцебиения добавился еще один, напоминавший тихий шелест умирающей листвы. Это рвались мембраны клеток, разрушались связи тела. Клетки пробуждались лишь затем, чтобы истончиться и погибнуть.

Мужчины этого не знали. Рада гадала, стоит ли предупредить их, что времени будет немного. Она подошла к крепко спящему азиату, тронула за плечо. Он моментально открыл глаза и сел.

– Ваш друг… Он очнулся, поторопитесь. Времени мало.

– Спасибо, Рада-тян, – поклонился тот и принялся расталкивать остальных.

Когда мужчины вывалились в соседнюю комнату, размороженный уже разлепил глаза. Он был слаб и беззащитен сейчас, словно нзунге, выходящий из кокона. Тимур и Джокер склонились к нему, помогая выпутаться из одежд.

– С возвращением, Гросс!

– Это ты, Жмур?

– Я. И Джокер здесь. И Слон с Серым. Как ты себя чувствуешь?

– Не вижу ничего… Ослеп.

– Это ничего, зрение сейчас вернется, – неуверенно сказал Тимур.

– Крышка мне, Жмур. Чувствую, кончаюсь.

Слон ругнулся, мол, рано на тот свет торопиться.

– Ша, Слон, – закашлялся Гросс. – Думаешь, я не слышал, как вы с Серым бросить меня хотели, сучьи дети? Я все слышал. Ты, Жмур, к этим шакалам спиной не поворачивайся.

Громила пристыженно замолчал. Гросс тяжело дышал, глядя в одну точку.

– Тепло-о, – протянул он. – Поднимите меня.

Джокер аккуратно приподнял его за плечи, усадил.