Текст книги "Порог резистентности (СИ)"

Автор книги: Олег Марин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

– А остальные?

– Так и остаются…

– И от чего это зависит?

– От ресурсов организма, наверное.

Ну да, ну да. "Выживание – дело сугубо индивидуальное". Это мы уже слышали, подумал он и спросил:

– И что происходит потом?

– По Закону "замороженных" держат три дня в бараке. Если за это время не ожил, значит, все. Так что сто раз подумай, прежде чем на такое решиться. Это хуже смерти, Тим, поверь мне. Лучше уж попытаться снегожорку в одиночку добыть, – она встала, давая понять, что разговор закончен. – Пойдем.

– Куда? – не понял Ларин.

– Ко мне.

Он оглянулся на Слона в плотном кольце баб.

– Мне нечем заплатить.

– Забыл? Я не обслуживаю мужчин. Я сама выбираю, кого захочу.

6

Как только они с Слоном начали выдавать на-гора по две нормы, их тут же разделили. Видимо, чтобы жизнь маслом не казалась. Тимура приставили к двум инвалидам: Шаю и Штерну. Киборг-убийца заявил, что он в жизни ничего кроме женщины и оружия в руках не держал и не собирается. Пару раз в день он доходил до забоя, минут пять наблюдал, как корячатся бывший журналист с бывшим доктором наук, и шел обратно в теплое нутро блока. А Штерн вместо работы причитал, ныл и бесконечно жаловался.

– Что за чушь, – говорил бывший начальник антарктической станции. – Согласитесь со мной, Тимур. Ладно, каторга – работа за еду, ограничение личной свободы и все такое. Но почему нужно заставлять нас трудиться, точно в каменном веке, самыми примитивными способами?

Ларин и сам задавался таким же вопросом. Зачем все эти крюки, сани-волокуши, вагонетки, вручную заталкиваемые в пространник? Одни говорили, что на проклятой планете не работают никакие механизмы. Но плазменный резак легко опровергал эту теорию. Другие считали, что звук работающих моторов привлекает снегожорок, и поэтому, когда вся первая партия осужденных погибла, технику отсюда вывезли.

Отрывочные сведения насчет той первой партии вообще были противоречивыми. Ходили легенды, что, попав сюда, каторжники столкнулись с пришельцами. Не аутерами или снегожорками, а представителями совсем другой расы, которых, как и людей, пригнали сюда добывать лед. Так или иначе, первая партия погибла полностью. Да и несколько следующих тоже. Единственным долгожителем был Гросс, остальные "старички" прибыли лет пять-шесть назад.

Тимур с трудом удерживал в ослабевших руках резак. Впахивал он за двоих, а получал меньше, чем раньше. На бригаду из трех человек едва удавалось выполнять две нормы. А ведь половину своей пайки он по-прежнему отдавал в женский блок. Желудок снова подводило от голода, а еще приходилось выслушивать нытье Штерна. Долбаный профессор! Вместо того чтобы пахать, языком чешет, как на кафедре.

– Мне наиболее правдоподобной кажется версия "психологического давления". Знаете, Тимур, я понял, никакого смысла в отсутствии техники нет. Просто наказание должно быть суровым. Вот и все. Но почему такое неравноправие? Почему… – Штерн оглянулся и понизил голос. – Почему вы ничего не скажете этому уголовнику Шаю или нашему начальнику? Нельзя же так. Я уже пожилой человек, а у вас серьезные проблемы со здоровьем…

Тимур молча поднял резак. Пронзительно-белый луч скользнул по льду, оставляя за собой ровный разрез. Штерн наконец-то захлопнул пасть, зацепил крюком глыбу и потащил в сторону волокуши.

Частое дыхание оседало на внутренней поверхности маски мельчайшими капельками, тут же превращающимися в иней. Каждые десять минут приходилось откладывать резак и очищать маску.

Тимур стянул рукавицу, осторожно просунул палец под нижний край маски и торопливо протер светоотражающее стекло. Лицо защипало, а кисть руки точно в кипяток окунули. Тимур поскорее восстановил целостность одежды, и только тогда перевел дух. Спасибо еще, перед самым арестом Гердт успел организовать ему курс аутолимфоцитотерапии. Если бы не это, Ларин давно бы был трупом. А так – хватало двух таблеток, чтобы пережить очередные сутки. Но препараты, разрешенные к провозу в личных вещах с Земли, подходили к концу. Открытия аптеки на Фригории в ближайшее время не планировалось. Вот и выходило, что по-любому конец Тимуру, чего бы он там ни обещал девочке-с-глазами.

Штерн впрягся в волокушу и, кряхтя, начал неблизкий путь к вагонеткам. Надо догнать его, подумал Тимур, а то проваландается лишних полчаса. "Следующий рейс – твой, – ехидно сказал внутренний голосю. – Заткнись, – оборвал его Тимур. – Не хочу об этом думать!"

– Жмур, мать твою растак! Без пайки останешься, снегожоркин хрен. Харе воздух гонять! Норму не выполним – минус с тебя, сам знаешь!

Неслышно подошедший Шай стянул маску, сплюнул на снег. Тимур невольно передернулся – для него такой фокус закончился бы в лучшем случае обмороком. В худшем – комой или смертью. В худшем ли? Покончить со всем разом – заманчиво… Ладно, это всегда успеется.

Не ушел, значит, урод с биомеханическими руками, решил повыделываться, сволочь! В последние пару дней Тимура так и подмывало сцепиться с Шаем, но это вам не мелкий пакостник Крот. Тимур прекрасно помнил, как в первые дни полета ублюдок голыми руками сломал шею одного из сокамерников. Как раз после этого их и потравили, как тараканов. Штерн, прошедший несколько раз через пищеварительную систему корабля, об этом не помнил. Он теперь вообще мало что помнил, и первое время считал, что он все еще начальник полярной станции в Антарктиде, пока Тимур не разъяснил ему что к чему.

Когда последняя глыба оказалась в вагонетке, Ларин уже ни о чем не думал, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. А до конца смены часа два, не меньше! Он спрыгнул с заполненного вагончика. Штерн тяжело дышал, привалившись к вагонетке.

Шай, лениво наблюдавший за погрузкой, снова снял маску, утер лицо и протянул насмешливо:

– Что, сдох, Жмурик? Блогер-шмогер! Все вы, головастики, только и можете, что…

Тут он мучительно закашлялся, судорожно, со свистом втягивая ледяной воздух и сотрясаясь всем телом. Откашлявшись, длинно сплюнул, махнул рукой и побрел в сторону жилья. На снегу осталась красная клякса.

– Сам не сдохни, – проворчал Тимур. Воспаление легких. Не жилец. Как и ты, старик, как и ты…

Он прислонился спиной к стенке вагонетки, закрыл глаза. Сердце колотилось как бешеное, в груди хрипело и булькало.

Штерн с трудом поднялся на ноги и медленно, по-стариковски осторожно переставляя ноги, побрел в сторону забоя.

Спустя несколько минут, когда грохот крови в ушах начал стихать, Тимур сумел кое-как отлепиться от опоры. Надо идти. До нормы еще ходок пять, не меньше, с тоской прикинул он. И три из них – мои. Штерн уже едва на ногах стоит. Я не смогу за двоих! Просто не смогу! Все это невыносимо. Но что еще хуже – абсолютно безвыходно.

Теоретически, ссылка на каторгу имеет четкие сроки, Тимуру, например, отвесили пятнадцать лет. Но это не больше чем слова. Старожилы рассказывали, что больше пяти лет не удалось протянуть никому – обморожения, пневмонии, даже банальный бронхит, на Земле давно уже не считающийся серьезной болезнью, здесь, при полном отсутствии лекарств, становились приговором. Это если не вспоминать о снегожорках, бездонных трещинах во льду и прочих "радостях" гостеприимной планеты-каторги.

Ладно, хорош себя жалеть. Тимур горько усмехнулся – ты, старик, заболеть явно не успеешь, сдохнешь раньше от аллергического шока. А пока – топай, грузи лед.

Он успел сделать три шага, прежде чем из тоннеля, ведущего в раскоп, донесся приглушенный крик. Тимур замер на месте, настороженно прислушиваясь. Если чему-то и успел научить его месяц, проведенный здесь, так это тому, что опасность может появиться откуда угодно и в любой момент.

Спустя несколько мгновений в глубине тоннеля замелькало пятно света. Налобник Штерна, машинально отметил Тимур. Луч фонаря беспорядочно метался по стенам и потолку, словно напарник отчаянно вертел головой.

Тимур отступил назад, снова прижался спиной к вагонетке. Вывернул голову, бросил взгляд вверх. Опять уставился на тоннель. Теперь было хорошо слышно тяжелое дыхание Алекса и буханье его подошв по утоптанной снежно-ледяной дороге.

А еще через секунду Тимур услышал знакомый шелест и скрежет. Точно лопатой по льду. Не раздумывая больше, он метнулся к лесенке, ведущей на верх вагонетки. Десять ступенек – десять тонких железных перекладин. Раз плюнуть? Да, если на тебе нет бесформенной неповоротливой спецухи, на ногах не висят пудовыми гирями термоботинки, а руки не закованы в негнущиеся рукавицы.

Скрежет быстро приближался.

Тимур выбросил руку вверх, вслепую нашаривая следующую ступеньку – маска изнутри запотела напрочь, видимость была нулевой. Есть! Теперь подтянуться, переставить ноги… Черт! Правый ботинок соскользнул с обледеневшей перекладины. Тимур повис на руках, отчаянно болтая ногами в тщетной попытке поймать опору. Несколько секунд – и пальцы разжались. Он тяжело рухнул спиной на твердый лед. От боли в ребрах перехватило дыхание.

Тимур неуклюже заворочался, пытаясь встать на ноги. И вдруг замер, внезапно осознав, что больше не слышит звука передвижения снегожорки. Медленно, очень медленно Тимур повернул голову в ту сторону, где, по его представлению, находился вход в тоннель. Чертова маска не давала рассмотреть ничего. Тишина давила почти физически, будто на Тимура разом обрушился весь добытый за сегодня лед.

А, все равно помирать не сегодня так завтра, подумал он. Но уж сожрать себя, точно слепого котенка, я не позволю! Зажав рукавицу между коленей, рывком выдернул руку. Кисть обожгло холодом. Прикусив губу, чтобы не закричать, Тимур поднял мгновенно потерявшую чувствительность ладонь, поддел край маски…

Мутное от испарины поляризованное стекло неожиданно легко скользнуло вверх. В лицо будто плеснули кислотой. Тимур задохнулся от боли. Выступившие на глазах слезы моментально замерзли, и когда он попытался сморгнуть, ресницы ударились друг о друга с негромким, но отчетливым шелестом.

Не обращая внимания на боль, он жадно всмотрелся туда, откуда только что раздавались звуки преследования. Тоннель был пуст. Только перед самым входом темнело большое черно-красное пятно, да стены были густо забрызганы такими же кровавыми кляксами.

Сожрала, тупо подумал Тимур. Штерна сожрала. А… я? Почему…

Справа раздался тихий свист. В первое мгновение Тимур почему-то решил, что незадачливый напарник каким-то чудом выжил и теперь пытается подать ему сигнал. Он попытался повернуть голову, но не смог – шею сковало холодом.

– Сейчас, Штерн, сейчас… – еле слышно пробормотал Тимур недвигающимися губами. – Я только… погоди чуток…

Он проделал операцию по сниманию второй рукавицы и сразу же сунул руку в карман. К счастью, ладонь не успела окоченеть, и Тимур с чувством, похожим на счастье, нащупал пластиковый пузырек. Продолжая мысленно уговаривать Штерна потерпеть – издавать настоящие звуки его рот решительно отказался – он большим пальцем подцепил крышечку, открыл. Не вздумай уронить, строго сказал он себе. Даже не думай о том, чтобы… Одним четким движением выдернул руку из кармана, поднес ко рту и высыпал часть таблеток. Разжевал – так быстрее подействует. Кажется, прокусил щеку – или язык – в рту стало тепло и солоно. Но боли не было.

Ну же, прикрикнул Тимур на свой организм, давай, оживай, чертова развалюха! С такой дозой ты должен голышом на снегу плясать!

В лицо вонзились миллиарды иголок. Вернулась чувствительность и вместе с ней пришла Боль. Тимур не закричал только потому, что все силы ушли на то, чтобы просто оставаться живым. Пытка была бесконечной. Когда боль схлынула, он был мокрым насквозь и слабым как все тот же новорожденный котенок. Но – он был жив! Дозы лекарства должно было хватить как минимум до завтра. Так что помирать пока не будем, с мрачным удовлетворением подумал Тимур. Хрен вам, а не помирать! Он мысленно показал неприличный жест, адресованный непонятно кому – то ли гадской планете-каторге, то ли своему организму-предателю.

Ожившее тело вернуло адекватное восприятие действительности, и справа опять донесся негромкий свист. Штерн! Вдруг он не умер, а только ранен! Тимур протер глаза от налипшего инея – какое все-таки счастье быть обычным человеком, а не аллергиком! – повернул голову…

И уставился прямо в немигающие глаза снегожорки. Отчетливо увидел в черной блестящей поверхности зрачков себя – крошечного, распластанного на снегу. Потом очень спокойно удивился тому, что тварь будто бы тоже рассматривает его. А потом – разозлился. Нет уж, угрюмо подумал Тимур, это мои последние сутки, и я не собираюсь отдавать их какому-то бронированному червяку! Хрена с два, как говорил незабвенный Гердт!

И тогда он, не отрывая взгляда от черных буркал снегожорки, нашарил левой рукой крюк, которым затаскивали глыбы на вагонетки, и – ударил. Прямо в середину беспрестанно шевелящихся, извивающихся, невыносимо чуждых человеческому сознанию отростков, окружающих круглую пасть-присоску, густо утыканную мелкими изогнутыми зубами.

7

– Ша, строганина!

Гросс медленно скользнул глазами по толпе. Под его взглядом каторжники замолкали и начинали смущенно переминаться с ноги на ногу, точно дети перед строгой воспитательницей. Тимур в который раз подивился беспредельному влиянию этого невзрачного человечка. Впрочем, для него лично это уже не имеет значения.

Повинуясь знаку лидера, вперед выступили Джокер и Лаки. Швырнули в центр людского круга голову снегожорки, густо заляпанную синей кровью. Синяя кровь на белом снегу – красота. Жаль, быстро впитывается, уходит – все знают, что у снегожорки кровь горяченная. Смертельно опасные жвала безвольно болтались, блестящие когда-то зрачки затянула мутная пленка смерти.

По толпе прокатился ропот восхищения пополам с ужасом.

– Ша, – повторил Гросс. – Я буду говорить.

За спиной Тимура Слон пробубнил, что некоторые больно много о себе воображают, хотя сами, небось, снегожорку в глаза не видали не то, чтобы крюком замочить как, например, его лучший друг. И вообще, если бы его в другой забой не загнали, он бы, Слон, там тоже был и тварюгу глупую голыми руками порвал. Лаки шагнул ближе, поднимая дубинку. Ворчание смолкло. Тимур мысленно улыбнулся.

– Закон все знают, – веско начал Гросс. – Кто тварюгу завалил, тот и может авторитетом считаться. Отморозку свой отсек положен. А еще полнормы в смену и двойная пайка. Жмур тварюгу завалил, без базара. В одиночку. Так?

Ему ответит одобрительный гул. Смотрящий удовлетворенно кивнул.

– Жмур – человек правильный, – продолжил он. – Не крысятничал, норму давал, против Закона не шел. Так? Так. Значит, с сегодняшнего дня быть Жмуру авторитетом. Этого, – он взглядом указал на Слона, – переселить.

Тимур спиной чувствовал взгляды – завистливые, восхищенные, ненавидящие, злобные, льстивые… Это тоже не имело значения. Ему все равно не успеть насладиться новым положением. Торжественная церемония вызывала у него лишь досаду на бездарно потраченное время. Его время! Внутренние часы неумолимо тикали, тонкими ломтями отрезая секунды от "сейчас" и сбрасывая их в "никогда".

Гросс тем временем заканчивал торжественное посвящение Тимура в отморозки ритуальной фразой:

– Кто имеет что-то сказать против Жмура? Нет? Тогда по Закону…

– Я имею сказать! – послышался голос из толпы.

Впервые за время пребывания на Фригории Тимур увидел на бесстрастном лице лидера отражение эмоций. Едва заметная тень изумления. Он четко обозначил свое решение, а какая-то шмакодявка решила вякнуть? Непорядок.

Однако, вопреки ожиданиям Тимура, Гросс не напустил на выскочку своих псов. Ну конечно, саркастически подумал Тимур, это же не по Закону. Вы еще не верите в демократию? Тогда мы летим к вам.

– Выйди перед людьми, – велел смотрящий.

Кто-то протолкался сквозь плотный строй каторжников и встал рядом с отрубленной головой снегожорки. Да это же Шай, без особого удивления понял Тимур. Уж ему-то мой "карьерный рост" – как серпом по сковородке. Но что он может возразить? Грешков за мной, вроде бы, не водится…

– Говори, – хмуро уронил Гросс.

– Не по Закону дело ладишь, уж извини, – глухо сказал Шай. – Я человек тут новый, только несправедливость ведь творится, не могу молчать!

Гросс презрительно скривился:

– Ты по существу говори, снегожоркин хрен. Или на мое место тянешь, Рукоблуд?

– Ты, Гросс, авторитет зачетный. Народ тебя уважает. Все знают – всегда по чести решаешь, гнилую мазу не лепишь. Только Жмур не один в забое был. Мы вдвоем пахали, вдвоем снегожорку валили.

Шай посмотрел на Ларина тяжелым долгим взглядом, потом протянул механические руки и сомкнул манипуляторы на его шее. Стиснул так, что не вздохнешь.

– Я вот так собственными руками тварюге хребтину переломил, пока Жмур ей крюком морду правил. Так что по справедливости решать надо, кого отморозком считать.

– Кто-нибудь может твои слова подтвердить? – спросил Гросс.

– Дык не было никого рядом, – усмехнулся Шай. – Только снегожорка, сучье отродье, да мы с напарником. Так что Жмур у меня в свидетелях. Так ведь, Жмур?

Тимур стоял ни жив ни мертв. Скажешь "нет", сдвинет пальцы и кирдык. Ну или потом, ночью… Знал бы глупый киборг, что Ларину так и так крышка, не стал бы рисковать, лезть против батьки.

– Жмур? Инвалид правду говорит?

Шай убрал руку с горла, переложил на Тимурово плечо. Так и стояли они перед толпой, как два закадычных дружка-неразлейвода.

Тимур кивнул:

– Все так и было. Втроем работали. Штерна тварюга схарчила, если бы Рукоблуд ее не удержал, она бы и меня…

Шай одобрительно похлопал его по плечу.

– Каторжане не оставляют друг друга в беде. Так что скажешь, Гросс?

Смотрящий поморщился. Каторжники загомонили все разом.

– У меня тоже есть что сказать, – рядом с Шаем встал Крот.

Видно было, что он из последних сил старается казаться уверенным. Ему было страшно – до обморока, до поноса, до нервной трясучки. Похоже, только ненависть к Тимуру помогала ему сохранять остатки мужества. Тимур на какое-то мгновение даже зауважал своего главного врага.

– Валяй, – нахмурился Гросс.

Крот обрадованно расправил узкие плечи и заторопился:

– Закон что говорит? Про снегожорку все верно: мочканул зверюгу с товарищами верными – почет тебе и уважение. А только, чтобы отморозком стать, надо снегожорку в одиночку валить. Я так мыслю – ты забыл просто немного, Гросс. Оно и понятно – авторитетов давно не выбирали, последнюю снегожорку еще когда завалили.

– Дело говори, – напомнил Гросс. – На склероз пока не жалуюсь. А вот у тебя откуда столько гонору, пес подзаборный? Когда это я Закон не соблюдал?!

– Так я отморозком честно стал. Да и сам ты, Гросс, через то прошел.

Он вдруг, многозначительно прищурившись, уставился смотрящему в лицо. О чем он болтает, удивился Тимур. Гросс же, видимо, понял, о чем идет речь. Он помрачнел и потер целой рукой плечо, где начинался пустой рукав.

– Да ты хоть раз видел, чтобы кто-то смог в одиночку снегожорку завалить?

– Нет, да мне и похрен. В Законе как говорится? Раз вместе зверюгу добывали, значит должны сосульку жрать. Пускай Фригория сама решает, кто из них достоин, – сказал Крот. Он вдруг повернулся лицом к остальным и, повысив голос до крика, требовательно спросил:

– Верно я говорю, братва?!

– Да-а-а! – единым организмом отозвалась толпа.

Слон взволнованно матерился в затылок Тимуру. Вот это номер, ошарашенно подумал Ларин. Вот только этого мне сейчас и не хватает для полного счастья! Ладно, что-нибудь придумаю. Нам бы ночь простоять, да… Да там уже все побоку – мертвые сраму не имут, как говорится.

Стоявший рядом Шай, пригнул голову и исподлобья, по-волчьи, смотрел на возбужденную толпу. Вся эта затея с сосулькой ему тоже не нравилась. Так тебе и надо, мстительно подумал Тимур. Западло есть снегожоркино дерьмо? Ничего, потерпишь. Проглотишь, переваришь и станешь почетным отморозком. А мне тут же кирдык придет.

Он вспомнил свой последний приступ на "Эскудеро" и поежился. Смерть мучительная и безобразная. Вот странное существо – человек. Знаешь ведь, что помирать тебе самое позднее через сутки, а все равно – хочется потянуть время. Так много надо бы успеть. И, главное, встретиться с Радой. Попросить прощения – он не выполнил обещания, не спас ее из женского сектора, не сумел защитить, не… Ничего он не успел. Проклятая аллергия! Так, надо срочно что-то делать…

Он на секунду прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и заговорил, обращаясь к Гроссу, как к самому разумному существу в округе:

– Послушайте, у меня есть предложение…

Его голос потонул в реве толпы.

– Верно!

– Жри сосульку!

– Крот дело говорит…

– Не по Закону получается.

– Пусть Фригория решает.

Гросс отвел глаза, избегая взгляда Тимура, и властно рявкнул:

– Ша, строганина!

Джокер и Лаки синхронно шагнули вперед, поднимая дубинки. Шум стих – медленно, неохотно.

Им скучно, с тревогой понял Тимур. А я хочу лишить их развлечения. Не прокатит, никак не прокатит. Но я не могу так бездарно израсходовать последние часы!

– Все верно, – неохотно выдавил Гросс. – Закон говорит: хочешь стать отморозком – жри сосульку.

– Послушайте, – снова начал Тимур. – Во-первых, я совершенно не стремлюсь…

– Да он забздел! – победно выкрикнул Крот, выпячивая впалую грудь. – Может это Рукоблуд тварюгу завалил, а ты, Жмур, примазался, падла, раз сосульку жрать отказываешься? Тогда тебе в студнях место, а не в отморозках!

Вон он как все повернул, сволочь. Надо выторговать себе время, надо…

– Я буду, – в отчаянии воскликнул Тимур. – Буду жрать сосульку. Только… не сейчас. Утром. Так годится?

Он умоляюще посмотрел на Гросса. Тот отвернулся, сказал в сторону:

– Закон один для всех. Жри сосульку или…

– Был Жмур, станет Жмурка, – издевательски протянул Крот. – Найдется кому проехаться по тухлой вене, будь спокоен. Задница у тебя, вроде, симпатичная, в отличие от рожи.

Мне не дадут вывернуться, понял Тимур. Что может быть слаще, чем падение того, кто только что взлетел на вершину? Меня просто опустят на глазах у всех – для того чтобы показать другим, что Закон есть Закон.

Он мысленно извинился перед девочкой-с-глазами и, глядя прямо в ухмыляющееся лицо Крота, твердо сказал:

– Давайте вашу сосульку.

– От это дело, – крякнул сразу повеселевший Гросс. – Ты, парень, не ссы, все пучком будет. У тех кто сосульку жрет, прав намного больше. Бабу сможешь себе личную завести, и вообще… Джокер, тащи!

Бабу – это хорошо, философски подумал Тимур, только не про меня. Кстати…

Он оглянулся, жестом подозвал Слона. Тот подбежал и сразу принялся многословно выражать свое восхищение, радость за друга непередаваемую, честную пацанскую зависть и прочие эмоции, переполняющие простодушного громилу.

– Пойдешь в женский сектор, – прервал словоизлияния Тимур. – Найдешь Раду. Расскажешь ей все. Про меня в смысле, про сосульку там… Скажи, пусть не ждет. Понял?

Ясное дело, понял, заверил Слон. Чего тут не понять? Это хорошо, что баба на примете есть – авторитетам можно вообще бабу всегда под рукой, так сказать, держать, хе-хе… Вот через три денька и заберет ее Жмур самолично, чего и ходить-то сейчас, только эту самую бабу расстраивать попусту. Бабы, они ведь любят из ерунды проблему устроить, переживать будет, реветь, опухнет вся… Потом Жмур придет, а она некрасивая…

– Пойдешь и скажешь, – жестко приказал Тимур. – Сегодня же! Тронешь ее -убью. Все понял?

Договорить про то, как ему обидно такие слова слышать от верного товарища, Слон не успел. Тимура тронули за плечо.

– Пора, анархист.

Джокер протянул им с Шаем два синих гладких столбика, похожие на эрегированные фаллосы небольшого достоинства. Тимур с тоской поглядел на раскрытые ладони.

– Да бздит он, верно говорю, – Крот презрительно сплюнул сквозь зубы.

– Ша, псина! – не оборачиваясь, рыкнул Гросс. – Слушайте сюда. По Закону у вас есть три дня, чтобы отморозиться.

– А если не успеем, тогда что? – прохрипел Шай.

– Прямой дорогой в "пещеру мертвяков", что же еще с вами делать.

– А пока дотащишь, по тоннелям-то, тут об стенку заденешь, там уронишь, бывает… – скалясь, сказал Крот. – Обычное дело. Ну и это… Побьется кто-нибудь. А что? Замороженные ж по-любому дохлые считай.

Он напоролся на грозный взгляд смотрящего и осекся.

– Гросс-сенсей, – поклонился Джокер. – Позволь мне заткнуть поганый рот этого стервеца сосулькой. Кто даст гарантию, что он разморозится во второй раз?

– Был бы обычной строганиной, так бы и сделали, Джок. Пусть живет пока. Только пусть в другой раз думает, прежде чем пасть разевать, – кивнул Гросс.

Лаки среагировал моментально. Мелькнула шипастая дубинка, Крот зашипел, согнувшись в три погибели, но промолчал. Жидковат он был на смотрящего пальцы гнуть.

– Ну, давайте, братья, – ободряюще улыбнулся Гросс. – Бог в помощь.

– Бога нет теперь, одни аутеры остались, – хрипло каркнул Шай и первым протянул биомеханическую руку. Сидельцы шутку оценили.

– Осторожно, Рукоблуд! – предупредил Джокер. – Уронишь – второго шанса не будет.

Киборг смачно выругался и запихнул сосульку целиком в рот, точно со скалы в море прыгнул. Заработали мощные челюсти, и через мгновение Шай распахнул пустой рот и высунул язык. Каторжники дружно ахнули.

– Твоя очередь, Жмур, – сказал Джокер.

Сотни любопытных глаз смотрели на Ларина. Хотелось выкинуть напоследок что-то такое, переплюнуть отчаянную безбашенность Шая. Чтобы запомнили бывшего журналиста, и долго еще рассказывали байки вновь прибывшим бедолагам.

Тимур скользнул взглядом по людям, с которыми довелось вместе топтать неприветливый лед Фригории. Слон, израсходовав весь запас слов, замолчал, хмуро глядя исподлобья. Лицо Джокера было как всегда непроницаемым, лишь желваки на скулах вздулись чуть больше обычного. Лаки смотрел с интересом. Гросс кривился, потирая несуществующую руку. Кто-то пялился с любопытством, кто-то с испугом. И лишь Крот щерился от радости, понимая, что не пережить Жмуру испытания.

Вспомнив о таблетках, Тимур достал пузырек, закинул в рот все, что остались. Была не была!

У Крота вытянулось лицо.

– Не по Закону так!

– В Законе ничего об этом не говорится, – тихо ответил Гросс. – Тут уж как карта ляжет. Ешь, анархист.

Покончив с таблетками, Тимур натянул вторую рукавицу, кевларовую, но проклятая сосулька обожгла кожу сквозь нее и два слоя мембраны. Сунул в рот, начал жевать. Сосулька хрустнула, и язык моментально защипало. Из глаз брызнули слезы, кипятком ошпарило челюсти, горло, щеки. Каждое движение приносило столько боли, что Тимур не мог даже жевать. Стоял как дурак, ждал, пока сосулька сама растает, и глотал жидкую смерть. Не вышло эффектного конца.

Народ к ним с Шаем интерес сразу утратил. Сгрудились вокруг Лаки, заорали, делая ставки: кто раньше отморозится, через сколько часов оттает первый, через сколько второй, кто так и останется замороженным… Играли по-крупной. Минимальная ставка – дневная пайка.

Тимур с Шаем остались одни. Даже Слон убежал к шустрому африканцу. Интересно, подумал Ларин, на что он ставит? Боль улеглась, а вместе с ней и страх – по-любому обратного хода нет. Он даже чувствовал облегчение. Больше не нужно выходить в забой, бороться за пайку, чувствовать себя виноватым перед Радой.

Он терпеливо ждал, когда накатит беспощадный, как снегожорка, отек Квинке и потащит за собой в спасительную пустоту. Хотелось отгородиться от мельтешащих соседей по бараку. Уединиться, чтобы достойно встретить конец. Нужно закрыть глаза, подумал Тимур.

И не смог.

Это что же, сработало что ли? А как же отек Квинке?