Текст книги "Порог резистентности (СИ)"

Автор книги: Олег Марин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

2

Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Гениальная мысль, хмыкнул Тимур. Интересно, автор этого афоризма бывал когда-нибудь на каторге? Прошло пять дней… или четыре? Неважно. Суть в том, что не так уж много. А я уже на грани. Проклятую норму никак не удается выдать. На той пайке, которую я получаю, жить нельзя, только из последних сил поддерживать хоть какое-то существование. Если бы не Слон, вообще бы…

Резак, весивший к концу смены не меньше тонны, повело в сторону. Вместо положенного куба Тимур выпилил нечто замысловато-фигурное. Только что добрым словом помянутый Слон не замедлил выразить свое отношение к безруким недотепам, не отличающим квадрат от какой-то хреновины.

– Извини, – выдавил Тимур. – Устал что-то.

Напарник все равно не слышал – маска глушила и без того еле слышный голос. Громила недовольно крякнул – уж его-то эмоции ни под какой маской не спрячешь – и вырвал из рук Тимура резак. Оттеснив журналиста от стены, он принялся размеренно, как робот, водить лучом по льду, кромсая его на ровные, один к одному кубы.

Тимур стиснул зубы и наклонился за брошенным крюком – оттаскивать напиленный лед.

Пересылка в сравнении с Фригорией была почти курортом, переходным этапом от виртуального мира Внешки, в который он врос, как ему казалось, очень прочно, к миру реальному – грубому и беспощадному.

Во Внешке правила бал свобода. Можно было восхищаться аутерскими технологиями, обличать "продажный режим", информировать общественность о новых течениях, гнать контент, мечтать о будущем и презрительно отзываться о ксенофилах и ксенофобах. Когда-то, досыта нахлебавшись всего этого, Тимур хотел вырваться и жить реальной жизнью, которая продолжается двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю в безостановочном режиме. Что ж, хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах.

Архаичный реал взял его за яйца. Здесь ничего не изменилось со времен сотворения мира. Кто сильнее, тот и прав. Прогресс в виде науки, культуры и бесконечного потока информации, которым журналист Ларин жил предыдущие тридцать с лишним лет, оказался бесполезен против всесильного реала, вооруженного опытом и "дубьем". Отношения на каторге были просты и убедительны, и Тимуру пришлось осваивать их с нуля, как вышедшему из комы приходится заново учиться ходить и говорить.

Все, что нас не убивает… А что, возможно, слова-то правильные, думал он. Только вот Фригория нас именно что убивает. Кого-то быстрее, кого-то медленнее – но в конечном итоге мы все сдохнем здесь, среди бесконечных льдов. Разница только в том, что кого-то слопают снегожорки, а кто-то откинет копыта или пойдет в котел, напоследок порадовав не слишком разборчивых братьев-каторжан разнообразием в меню. Не разбрасываться же органикой из-за каких-то предрассудков.

– Шевелись, Жмур! Раздача скоро, а у нас еще и половина не наработана! Я без пайки оставаться не собираюсь из-за тебя!

Третий член их "бригады" – Крот – вкалывал на добыче льда уже второй год. Его приставили к новичкам в качестве наставника, на первое время. Тимур не мог дождаться, когда "обучение" закончится. По большей части оно заключалось в непрерывном понукании его, Тимура, и присваивании себе завышенной нормы. Новичкам оставалось ровно столько, чтобы не умереть с голоду.

Слон относился к такому положению вещей философски. В его системе координат это было естественно – альфа-самец подминает под себя слабого, хищник травит жертву, неприспособленный – гибнет. Поэтому, будучи на полторы головы выше ушлого Крота, Слон покорно выполнял его приказы и даже не думал огрызаться. Он всерьез отнесся к предупреждению Джокера следить за своим языком. В отличие от Тимура.

В первый же день, услышав, как Крот говорит учетчику: "Половину на меня пиши, а остальное – на этих", Ларин едва не набросился на грабителя с кулаками. Но старожил не растерялся, ловко сорвал с журналиста маску – его аллергия не была секретом для соседей по блоку – и злорадно хохотал, пока Тимур, задыхаясь от холода, сыпал в рот таблетки.

"Запомни, Жмур, – отсмеявшись, сказал Крот. – Ты – мясо. Снегожоркин корм. А я сосульку жрал, понял?! Прикажу – будешь голыми руками лед выковыривать. И благодарить за то, что живой" – "Пошел на х-х-х…", – зашипел Тимур и осекся, наткнувшись на горящий взгляд Крота. Тот ничего не ответил, а после смены нажаловался Гроссу.

Смотрящий вызвал Тимура, просветил своим рентгеновским взглядом.

– Ты сегодня Крота послал… Чем докажешь, что он приверженец однополой любви? За базар отвечать надо, Жмур.

Тимур вскинулся, сжимая кулаки…

– Ша! – негромко приказал смотрящий, и Тимур вдруг обнаружил, что невольно выпрямляет спину, становясь по стойке смирно. Он заставил себя расслабиться.

– Не будешь за базаром следить – ты труп, Жмур. Сдохнешь по глупости, туда и дорога. Если башку включишь, у тебя два пути будет. В студни или в отморозки. Выбирай сам.

В студни Тимуру не хотелось. Бесправные забитые создания вели ужасающий образ жизни. Подбирали упавшую еду, продавали себя за порцию фуду, оказывали мелкие услуги всем желающим – починка одежды, сексуальное удовлетворение – опять же за еду. Это тоже был путь к смерти – только более долгий и унизительный.

С отщепенцами все было просто, а вот что нужно, чтобы выбиться в "отморозки", то есть в каторжную элиту, Тимур пока не разобрался. На первый взгляд, иерархия среди каторжников была устоявшейся, и возможностей пробиться в "верхушку" не было. Вот только… Что там Крот болтал? Какую еще сосульку он жрал? И почему это стоит отдельного упоминания?

Впрочем, Гросс не упомянул, что был еще третий вариант – середина, "мясо" или "строганина". Не высовываться, подчиняться отморозкам, пользоваться услугами студней, работать. Терпеть. Существовать.

М-да…

Тимур встрепенулся и понял, что слишком долго молчит, погрузившись в размышления о небогатом разнообразии своих перспектив. Гросс с интересом наблюдал за ним. А ведь он, похоже, относится ко мне с симпатией, подумал Тимур. Интересно, почему? Спрашивать напрямую такого человека бесполезно…

– Пораскинул мозгами? – неожиданно спросил смотрящий.

– Кхм… – растерялся Тимур. – Ну…

– И что надумал?

– Да что тут надумаешь! – с удивившим его самого отчаянием воскликнул Тимур. – Это же все равно не жизнь! Хоть студнем, хоть отморозком – не жизнь, а… видимость одна!

Гросс удовлетворенно хмыкнул.

– Не ошибся я в тебе, парень, а? – он наклонился к самому уху Тимура и заговорил: – Я тебя знаю, Ларин.

– Что?!

– Заткнись и слушай, анархист. Я читал твои статьи. Давно. Ты про снеговиков гребаных писал тогда. Хорошо писал. Умно.

Контраст этого нового Гросса с грубым и неотесанным главарем банды отщепенцев был таким разительным, что Тимур совершенно растерялся. До сих пор он считал, что выбиться на самую верхушку каторжной пищевой пирамиды необразованному мужику удалось благодаря жестокости и силе. Но теперь понял, что под личиной бандита скрывается умный и опасный человек.

– Рот закрой, – посоветовал Гросс, явно довольный произведенным эффектом. – Думал, я так, тупой уголовник?

Окончательно потеряв сцепление с реальностью, Тимур честно кивнул, не думая, как отреагирует смотрящий на подобное признание.

Впрочем, Гросс не обиделся, будто реакция Тимура была им заранее просчитана.

– Слушай внимательно, журналист. Повторять не буду. Законы у нас здесь суровые, но справедливые. Вижу, что ты толковый, хоть и анархист. Я не Крот, и считаю, что за незнание не наказывать надо, а учить. Есть несколько правил, которые стоит выполнять, чтобы остаться человеком даже здесь. Первое – не убей. Разные, конечно, случаи бывают, но если не хочешь стать зверем без капли морали – нельзя убивать своих товарищей. Убьешь, будь готов, что и тебя скоро завалят. Закон второй – не укради. Пайку, спецуху, время с бабой можешь в карты выиграть или силой отобрать. Но за крысятничество тут убивают. Здесь и так трудно выжить, так что врагов заводить не надо. И это третий закон. Тут, конечно, думать надо. Врага лучше уничтожать сразу, иначе выжить будет трудно, но убийство – это крайнее средство. Потому что есть первый закон. Лучше задушить конфликт в зародыше. И четвертый закон – не оскорбляй. У нас нельзя безнаказанно людей посылать.

– Но Крот…

– Молчи и слушай, я сказал! – повысил голос смотрящий. – Крот в авторитете, а ты сявка вновь прибывшая. Не тебе на Крота гавкать. Хочешь выжить – терпи, молчи и башкой думай, а не яйцами с авторитетами меряйся! Понял?

Тимур кивнул.

– Теперь вот что. Я здесь уже семь лет. Из моей партии никого не осталось. А я подыхать не собираюсь. И ты мне в этом поможешь.

– Я?

– Ты, – невозмутимо подтвердил Гросс.

– Но каким образом? – удивился Тимур.

– Найдешь способ сбежать. Каторга, она знаешь где?

– Где?

– В твоей голове, чудила. Нас здесь никто не охраняет. Мы люди свободные, а свободный человек – он все может, что захочет. Захочет -здесь останется, захочет – свалит к чертовой матери.

Тимур несколько раз открыл и закрыл рот. Поморгал глазами. Крепко зажмурился и длинно выдохнул.

– Не веришь, – понял Гросс.

– Первое, что нам рассказали здесь, – не открывая глаз, отозвался Тимур, – что сбежать невозможно. Каторга уже много лет существует, так? И ни одного случая побега не было.

– Было, – веско бросил Гросс, и Тимур сразу заткнулся. – Попыток было много, в основном неудачные. Грузовой пространник, он ведь только неорганику пропускает, поэтому и охраны возле него никакой.

– Откуда вы знаете? Никто же не видел, что с теми, кто в тоннель ушел, случается. Вдруг они давно на солнышке греются? А вы… мы, трусы легковерные, лед для проклятых снеговиков колем.

– Тех, кто бежать через пространник пробовал, размазывало по вагонетке тонким слоем. Кто на той стороне лед принимает, тоже не дураки. Кишки да кровищу так в вагонетке и оставляли. Мол, глядите, чего с вами будет, если бежать вздумаете. Страшная это смерть, журналист. Хуже чем замерзнуть или от зубов снегожорки сдохнуть. Никому такого не пожелаешь.

– А теперь объясните мне, уважаемый Гросс, с какого… почему вы решили, что я смогу это сделать?!

Он открыл глаза и уставился прямо в бесстрастное лицо смотрящего. Слышал бы меня сейчас Слон, мимоходом подумал Тимур, окочурился бы от ужаса. Нельзя так разговаривать с "самым главным отморозком"! Да плевать я хотел на все эти игрища! Ну, кивнет он сейчас своим прихлебателям Джокеру и Лаки, ну, грохнут меня и на мясо пустят. И что? Страшно мне? Тимур прислушался к себе и честно ответил: страшно. Но не очень. Этот интриган доморощенный сколько лет тут корячится, надо же ему себя как-то развлекать. А мне, по-любому, четвертый путь выпадает – больше чем на полмесяца таблеток не хватит. Закончатся, и кирдык. Так что могу говорить, что хочу, и точка!

– Потому что был один, которому удалось сбежать, – отрезал Гросс. – Так что слушай сюда, журналист. Чтобы не сдохнуть через месяц, ты должен стать отморозком. Снегожорку завалить у тебя кишка тонка, так что ищи сосульку. Когда я буду знать, что ты выживешь, тогда дальше будем разговаривать. А пока в наказание отработаешь еще полсмены.

– Э… – начал было Тимур.

Но едва заметный кивок смотрящего послужил командой помощникам – к Тимуру подскочили с двух сторон, оттеснили.

– Прошу извинить, Гросс-сенсей отдыхать будет, – бесстрастно произнес Джокер.

– Вали в забой, снегожоркина отрыжка, пока дубиной под ребра не получил! – оскалился чернокожий верзила Лаки.

– Уже ушел, – мирно сказал вовремя поумневший Тимур.

3

Ночью «весенний» пронизывающий ветер усилился настолько, что на путь от забоя до барака Тимуру потребовалось едва ли не в два раза больше времени, чем обычно. Шквальный ветер бил его в спину как таран. Если бы не спасительная веревка, проложенная между бараками и забоем, Тимур давно бы сбился с пути и замерз где-нибудь в сугробе. Разглядеть что-либо дальше вытянутой руки было невозможно. Мутный свет налобного фонаря выхватывал бешено крутящуюся ледяную крупу и тут же рассеивался, не в силах бороться со стихией.

Ввалившись в барак, Тимур долго не мог стащить спецуху. Устав бороться с непослушными пальцами, рухнул неподвижным кулем у стены рядом со своим отсеком. Ледяная корка, покрывавшая одежду, начала быстро таять в тепле. Дежурный по бараку, тщедушный мальчишка с опухшими глазами, из студней, посмотрел на него с укоризной, но ничего не сказал. Молча вытер лужу, а потом притащил нетронутый, хоть и слегка подсохший, брикет фуду.

– Велено было передать, – сказал он, пожирая голодными глазами пайку. – За сверхурочные.

Тимур отщипнул кусочек. Мальчишка схватил чуть ли не на лету. Проглотил не жуя, облизнул обветренные потрескавшиеся губы. Кинулся стаскивать с Ларина сапоги в надежде на еще один кусок. Это было совсем уж как-то мерзко, и Тимур шугнул его.

Из норы высунулся разбуженный Слон. Увидел фуду и давай выспрашивать, куда это Жмур намылился посреди ночи. И со жратвой. Ух ты! Уж не к бабам ли?

– М-м-м, – промычал Тимур. Во рту сухая фуду превратилась в жвачку, сковывающую челюсти и липнущую к зубам. Слон понял все по-своему. Вытащил откуда-то полпайки и протянул напарнику. Это он с ужина припрятал, а раз теперь у Жмура почти целая пайка есть, так вполне хватит вдвоем сбегать. К бабам-то во как нужно! Слон для убедительности рубанул себе по шее. И Жмур свою пришибленную тоже повидает.

В отличие от напарника, Тимур вовсе не изнывал без женского общества – сил на плотские утехи не оставалось совершенно, до барака бы доползти. Но вообще-то Слон прав, подумал Тимур, с сожалением отрываясь от еды. Когда еще такой случай представится? Работая под Кротом, он сможет позволить себе оплатить услуги "баб" не раньше чем через пару недель, а то и месяц. Что за это время станется с девчонкой? "Будет ли вообще к кому идти? К ней ли? – издевательски спросил внутренний голос. – Или к пустой оболочке, которая останется после того, как ее телом попользуется десяток-другой каторжников?". Заткнись, рявкнул на него Тимур. "Ну вот еще, – расхохотался ехидный внутренний собеседник. – Чего это мне затыкаться? Так о чем я?… Ах, да. Ладно, старик, допустим, ты действительно придешь к ней. И даже обнаружишь трепетное существо в целости и сохранности – включая психическое состояние, заметь! И что дальше? Используешь по назначению – а что, оплачено же, не пропадать же добру, заработанному тяжелым трудом – и вернешься в свой барак? До следующей встречи? Ах-ах, как романтично… Любой сценарист голосериала рыдает от зависти над таким сюжетом".

От таких мыслей, от мерзкого голоса, чья правота разъедала душу, точно серная кислота, он сам себе становился противен. Как после общения с тем пацаном-студнем, который за фуду готов был бы ему пятки лизать.

Тимур вспомнил разговор с Гроссом. Два пути, говоришь? А вот хрен тебе, смотрящий, подумал Тимур и встал.

– Пошли к бабам, Слон.

– В первый раз у нас? Какую девушку желаете? – с привычным равнодушием спросила бесцветная пожилая женщина. – Помоложе, постарше. С формами, стройненькую. Блондиночку, брюнеточку, рыженькую.

Стоявший рядом Слон шумно сглотнул, плотоядно пожирая глазами представленный ассортимент. Он хотел сразу всех, но оплатить мог лишь одну, и поэтому боялся прогадать.

– Мне нужна Рада. Рада Алинтас, – сказал Тимур.

Пожилая женщина смотрела непонимающе. Строгое лицо и гладко зачесанные волосы, собранные в пучок на макушке, придавали ей сходство со старой учительницей. Она кивнула на девушек, переминавшихся с ноги на ногу за ее спиной.

– Свободны только эти.

– Мне нужна другая. Такая… С глазами, – Тимур старательно вытаращился и поводил руками над своим затылком. – Бритая.

Черт, как же им объяснить?! Две из пяти тоже были бритые. И все пятеро – с глазами. Он в тысячный раз пожалел, что лишен таких привычных, необходимых вещей – напульсника, Внешки… Сейчас бы скинул этой "училке" фотку, и вопрос был бы исчерпан! Все-таки настоящее издевательство это не бессмысленная добыча льда, не холод и не тошнотворная фуду каждый день. Ограничение свободы – вот что убивает мыслящее существо! Отнять у современного человека средства коммуникации – это похоже на бесчеловечные эксперименты, проводимые в дикие времена безумными учеными! Тимур когда-то, готовя серию материалов по современной психологии, изучил этот вопрос и пришел в ужас – чего только не вытворяли наши предки!

Хозяйка женского блока нахмурилась. Тимур понял, что уже довольно долго молчит, углубившись в размышления. Надо собраться с мыслями и попытаться объяснить ей. Он открыл рот, но женщина опередила его.

– Из последней партии?

Тимур закивал как китайский болванчик.

– Да-да! Я хотел бы…

– Она не работает, – отрезала хозяйка.

– Но…

Тимур растерялся, начал бормотать какую-то чушь:

– Что значит – не работает? Разве можно не работать на каторге?

– Выбирай из этих, – женщина хмуро махнула рукой на истомившихся "красоток". – Те две тоже новенькие.

Тимур машинально скользнул взглядом по бледным лицам. М-да… Стандартные робы, надеваемые мужчинами под спецухи, были меньше всего предназначены для украшения женского тела. Однако эти несчастные искренне пытались сделать из них нечто, похожее на "наряд". Выглядело жалко. Сквозь вырезы причудливой формы просвечивали костлявые тела, – толстых людей на каторге не водилось – нашитые в качестве украшений кусочки шкур снегожорок давно засалились и скрутились в неопрятные трубочки…

Он решительно покачал головой:

– Нет, мне нужна Рада.

Хозяйка потеряла к нему интерес и перевела взгляд на Слона, который от нетерпения мял в руках шапку.

– А тебе? Определился уже?

Тот шумно сглотнул и кивнул на крупную деваху, самую пышногрудую из всех. Она складывала губы бантиком и жеманно поглядывала на Слона печальными коровьими глазами. Трудно было представить, за что она могла сюда угодить. Отравила любовника или мужа? Сжила со свету удачливую конкурентку?

Хозяйка кивнула.

– Никакого садо-мазо.

Счастливый Слон расстался со своей долей фуду и клятвенно заверил, что проблем не будет.

– Полчаса, – строго сказала женщина.

Слон сгреб в охапку свою избранницу и скрылся за занавеской, отделяющей прихожую от основного помещения сектора. Тимур с надеждой уставился на женщину. Почему-то он был уверен, что та обязательно поможет ему. Может быть потому, что в глубине ее глаз – почти таких же цепких и пронизывающих, как у Гросса – мелькала какая-то искорка, которую Тимур предпочел считать симпатией. Но пожилая, не сказав не слова, вздохнула и ушла, уведя за собой оставшихся невостребованными девушек.

– А… – глупо вякнул ей вслед Тимур. Но хозяйки уже не было.

И что это значит, растерянно подумал Тимур. Я свободен? Или… она все-таки отправилась за Радой? Или сейчас предложит капризному клиенту новую партию баб?

Немного подумав, он решил расслабиться и просто ждать. Если глупая женщина не найдет Раду, он будет торчать здесь, пока не добьется своего!

Тимур сел на пол и прислонился к стене. Окаменевшая плоть живого корабля была теплой – внутри сектора тут и там в небольших плошках горел жир, распространяя приятное тепло. Мимо протопало еще несколько работяг. Они не стали дожидаться хозяйки, сразу зашли в "бабский блок". Должно быть, завсегдатаи. Тимур расстегнул липучку спецухи, вытянул ноги… Хорошо. Так бы и сидеть. Ни о чем не думать, никуда не спешить. Закрыть глаза и представить, что ты на Земле. Что вокруг – нормальная жизнь, ты сидишь в каком-нибудь тихом баре. На столе дорогая выпивка, в воздухе струится легкий джаз, а ты просто отключил напульсник, чтобы немного отдохнуть…

Кто-то потряс его за плечо. Тимур испуганно вскинулся и понял, что заснул. Он ошалело заморгал, вытер ниточку слюны, протянувшуюся изо рта. Над ним склонились двое – хозяйка и другая, коротышка с приятным волевым лицом и заспанными глазами. Наверное, пожилая специально вытащила ее из постели, чтобы решить, что делать с недовольным клиентом.

– Ну? – хрипло спросил Тимур.

– Это ты за Раду на корабле вступился? – спросила коротышка в ответ.

– Да.

– Ты ей кто?

– Мы вместе…

Он не нашелся, что сказать дальше. Кто он ей? Приятель. Друг. Тот, кто отправил ее на каторгу. Самый большой кошмар ее жизни…

Она снова нахмурилась, будто пытаясь принять какое-то решение. Эта та самая, что отбирала женщин на корабле, догадался Тимур. В изгибе ее бровей и красиво очерченных губ читалось легкое презрение.

– Что же раньше не приходил?

Женщины любят задавать бессмысленные вопросы. Зачем ты это сделал? О чем ты сейчас думаешь? Ты меня любишь?

Тимур разозлился.

– Пришел, как только смог.

– Может, она с этим посговорчивей станет? – предположила "училка".

– Поглядим. Пайку принес?

– Принес.

– Этого хватит на четверть часа. Пошли, – бросила коротышка и, не дожидаясь его, шагнула за занавеску.

Ларин пошел следом. С любопытством огляделся. Здесь было совсем не так, как в мужских секторах. Внутренности бывшего корабля разделялись белыми шкурами на множество отсеков, надежно спрятанных от любопытных глаз. Иногда из-за занавесей слышались разговоры, приглушенные возгласы, стоны, рычание. Воображение журналиста мгновенно нарисовало несколько картин происходящего там, в тесных "комнатках" каторжного борделя, и Тимур почувствовал прилив возбуждения. Когда он в последний раз был с женщиной? На пересылочном корабле. Все равно что в прошлой жизни. Миллион лет до нашей эры. Может, плюнуть на капризную девчонку, сказать, что он передумал и… Вспомнились изможденные, равнодушные лица здешних "красавиц". Бр-р-р! Возбуждение схлынуло так же внезапно, как и появилось. Пожалуй, я еще не настолько потерял самоуважение, решил Тимур. Но, еще чуть-чуть и…

– Вот, – коротышка остановилась и показала на одну из шкур. – Если не испугаешься.

Она же не снегожорка, хотел пошутить Тимур, но вместо этого выдавил:

– Благодарю.

Девушка презрительно скривилась.

– Не за что. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Только без…

– Я знаю правила.

– Хорошо. Объясни ей, что если хочет жить, пусть перестанет ломаться.

Девочки-с-глазами больше не было. Тимур смотрел на существо, скорчившееся в углу отсека, и чувствовал, как его захлестывает гнев. Что нужно сделать, чтобы превратить наивную куклу в… в это?

– Рада, – тихо позвал он.

Из кучи тряпья сверкнул один яростный глаз – второй полностью скрывал свежий, переливающийся сине-багровым синяк. Потом высунулась тонкая нога – казалось, кости вот-вот прорвут кожу – покрытая ужасающего вида коростой. Высунувшаяся следом рука с противным скребущим звуком принялась расчесывать и без того кошмарную кожу на лодыжке.

– Рада, это я, Тимур.

Скребущиеся звуки прекратились. Тимур сделал шаг вперед и остановился. Своим новым, выработанным за время пребывания в корабле и на каторге чутьем он понял – сейчас зверь в облике человека бросится на него.

– Тише, тише… – растерянно забормотал он. – Это же я. Что ты… Не бойся…

Существо в углу замерло. Похоже, ты опоздал, старик, удрученно подумал Тимур. У девчонки съехала крыша. Может, и к лучшему. Такие, с глазами, не выживают в аду.

– Зачем пришел? – враждебно спросили из угла.

– Я… – Тимур на мгновение растерялся, но тут же, обрадовавшись, что еще не все потеряно, зачастил: – Я хотел узнать, как ты. И вообще… помочь.

Рада коротко рассмеялась без тени веселья.

– Ты… Хочешь есть? – спросил Тимур. – У меня… Я принес. Вот.

Он вытащил из кармана припрятанный кусочек фуду и, не делая попыток приблизиться, протянул Раде.

Несколько мгновений она настороженно сверкала глазом, потом метнулась стремительно, точно атакующая змея, схватила кусок с ладони и опять забилась в свой угол.

– Ну вот, – с облегчением произнес Тимур. – Все хорошо. То есть… Я понимаю, что не совсем хорошо, но… Нужно только немного потерпеть и… То есть, я хотел сказать…

Он окончательно запутался и замолчал. Сердце ныло от жалости. В углу жрали – с чавканьем, хлюпаньем и присвистом. Не надо было приходить, мелькнула трусливая мысль. Пусть бы госпожа Алинтас осталась для тебя частью прежней жизни – прекрасной и недостижимой. А что ты будешь делать с этим зверенышем? Да и что вообще ты собираешься делать? Таблетки рано или поздно закончатся, а с ними и отведенный тебе на этой планете срок.

– Э-э-э… я хотел…

– Нет. Уходи.

– Я не в том смысле.

Рада наконец-то вылезла из своего убежища и теперь стояла в двух шагах от него, глядя прямо в лицо. Одной рукой она держала ворот рубахи – застежка была выдрана с мясом – другой непрерывно почесывалась то в одном месте, то в другом, похоже, не замечая этого.

– Тебя били? – глупо спросил Тимур.

Он чувствовал себя вызывающе здоровым, сытым и благополучным на ее фоне. Даже несмотря на ноющие мышцы и аллергию. Еще час назад казалось, что его нынешнее существование – крайняя степень безнадеги и ужаса. Но то, во что превратилась Рада…

– Не надо меня жалеть, – будто подслушав его мысли, отозвалась она и машинально коснулась подбитого глаза.

По когда-то красивому лицу пробежала тень, тонкие бескровные губы скривились.

– Знаешь, я часто вспоминаю свое детство. Нет, ты не думай, что у нас было так же… Просто в чем-то эта жизнь очень похожа. Никаких технологий, все просто – еда, работа, сон, секс… Жизнь и смерть в чистом виде, без прикрас и финтифлюшек. Примитивизм, только извращенный бессмысленностью и насилием.

– Ч-что?

– Неважно, – отмахнулась Рада и присела на корточки у стены. – Значит, у тебя все хорошо?

– Да не то чтобы… Но, в целом…

Она слабо улыбнулась и кивнула:

– Садись. Не бойся, Сельма говорит, что я не заразная, потому что у вас всех иммунитет. Да и у меня уже все прошло, но так даже лучше. Вызывает отвращение.

– Я постараюсь приходить к тебе чаще. Каждый день. Ты сможешь продержаться еще чуть-чуть?

Рада печально взглянула на него и молча покачала головой.

– Погоди, – быстро заговорил Тимур. – Все не так безнадежно, поверь! Помнишь, на корабле, ты сказала, что не сдашься? Ты говорила, что будешь сильной и обязательно сбежишь! Но там это было невозможно, а здесь…

– А здесь – тем более, – перебила его Рада. – Сельма, она главная тут… Сначала она много разговаривала со мной. Надеялась, что… В общем, выхода с каторги нет.

– Да, я знаю, что все так считают, но…

– Я не смогу долго ломать эту комедию, с заразой, – не слушая его, продолжала Рада. – Да и есть хочется. А просто так никто не будет меня кормить. Плохо, что ты пришел. Если бы не твоя еда, мне пришлось бы уже завтра решать, а так… Ты дал мне еще несколько дней.

Она замолчала, глядя в пол. Но тут же встрепенулась – за перегородками из шкур послышались шаги. Рада бросилась в свой угол, зарылась в тряпки.

Занавеска отдернулась.

– Время, – лаконично произнесла коротышка.

Тимур поднялся. В углу опять шумно чесались.

– Тебе понравилось? – с нескрываемым сарказмом поинтересовалась она по пути к выходу.

– Да, вполне, – пробормотал Тимур, уставившись в напряженную спину маленькой женщины. – Постой! Это ты Сельма?

– Нет.

– Как тебя зовут?

– Стерва.

– А человеческое имя?

– Зачем тебе? – нахмурилась она и добавила гордо: – Я сосульку ела, поэтому мужчин не обслуживаю. Мое дело следить за порядком в женском блоке, чтобы девочек не обижали, чтобы они были сыты и здоровы.

Ага. И бить их, чтобы послушно ложились под разных ублюдков. Хорошо устроилась.

– Так я и не претендую, – поднял руки Ларин. – Я – Тимур. Тим. А как тебя звали дома? На Земле.

– Разве тебе не сказали, что здесь не вспоминают о прошлом?

– Сказали. Только называть красивую женщину стервой не в моих правилах.

– Малгожата, – сказала она и вдруг покраснела. – Можно Мага.

Минуту назад ему хотелось схватить Стерву за шею, припереть к стенке и прорычать в лицо: "Еще раз тронешь Раду, убью". Проделать такое с Малгожатой было невозможно. Тимур взял ее за руку. Женщина вздрогнула.

– Мага, сделай так, чтобы Рада продержалась. Не заставляй ее выходить к другим мужчинам.

Она удивленно смотрела на него снизу вверх.

– Мы и так кормили ее даром целую неделю. Другим девочкам приходилось работать за нее. Разве это справедливо?

– Нет. Несправедливо, что мы вообще тут оказались и вынуждены горбатиться на этих инопланетных тварей. Я не о справедливости тебя прошу, Мага. О милости. Я буду вносить свою долю каждый день. Полпайки, может, чуть больше. Пока это все, что я зарабатываю.

Она вырвала руку:

– Мне нужно поговорить с Сельмой. И… Я ничего не обещаю.