Текст книги "Личный убийца"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Слышно было, как мимо по улице пронеслась грузовая машина; далеко, в противоположном конце поселка, кто-то пилил электропилой дрова; кукарекал петух, проспавший рассвет; скрипела ручка колонки, и текла в ведро вода где-то по соседству. Богданович сидел бледный, как спирохета, с полуприкрытыми, дрожащими, с рыжеватыми ресницами веками, и было неясно, готовится он к прыжку или собирается разыгрывать сердечный приступ.

Решетников не стал затягивать передышку, вынул из кармана цветные фотографии и рассыпал их веером по столу.

– Посмотри сюда, ублюдок, – приказал Богдановичу. – Сюда смотреть, я сказал!.. Кто эти люди здесь, на фото?!

Богданович тяжело, нехотя встал и подошел к столу.

…Всего на фотографиях было десять человек, каждый увеличен до портрета: один – на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», другой – у колеса тягача, третий – коротко остриженный, крепкий в плечах молодой с усиками, улыбающийся, с высоко поднятым над головой помповым карабином «ремингтон», четвертый – в коже на тельник, пятый – в джинсовой рубахе, толсторожий, еще двое – спиной, еще двое – в профиль, раскачивают труп… На одной из фотографий труп отдельно, крупно, и все равно ничего не разобрать, кроме грязного живота под задранной рубахой, сплошной ссадины, лицо – кровавое месиво… Десятый был запечатлен Нелединым в тот момент, когда он выходил из кабины тягача: рот раскрыт, рука вытянута в направлении фотографа… А на других снимках – все то же, фрагментами, до деталей. Хищные оскалы, распаленные азартом, небритые, пьяные рожи… Тело за секунду до падения в кузов. Номер мотоцикла с цифрами «52 – 3…».

Рядом Решетников положил другие фотографии:

– Вот это – ты, из картотеки ГУИНа… Это – Холмский… Этот, со шрамом… кто?.. Впрочем, его уже нет в живых. Толстого с карабином тоже нет, его фамилия Григорьев, его вчера уронили с крыши, он работал в «Раунде» тренером… Рядом – тот, кто проявлял пленку в Белоомуте, мотоциклист… Вот он, на фотографии, у лежащего мотоцикла… Его тоже нет, разбился во время аварии в «БМВ» Григорьева… Эти трое были убиты вчера в Ромашкове на базе сборной по мотоболу… Напрасников Грэм Максимович – вот он, выходит из машины, заметил в зеркало отблеск объектива и указывает на фотографа – в Кейптауне… Вот эти двое – мотоболисты Чердаков и Бецкой, их уже установили. А ты где был в это время? Возвращался из Пушкина, куда отогнал «Вольво», да?.. Что ты молчишь, как в рот воды набрал, Богданович? Ты ведь тоже принимал участие в охоте на людей, нет?

Богданович поднял-таки на него ненавидящий взгляд:

– А еще что, сыскарь?

– Не знаешь никого, да? – усмехнулся Решетников и достал из кармана «Вестдойче альгемайне» со статьей Ганса Губерта о презентации «ВиП». На фото были Напрасников и Богданович со сдвинутыми стаканами, у «шведского» стола – Артур Ленюк с бутербродом, поднесенным к открытому рту. – Напрасникова узнаешь?.. – Он шлепнул о стол ксерокопией статьи в «Нью-Йорк дейли ньюс». Здесь на фотографиях были остальные, в том числе Рудинская с начальником налоговой полиции Конопахиным, и Герман Либерман с отцом Аркадием Эфраимовичем, а Богданович – сразу на двух фотографиях, на одной – с Домоседовым. И подполковник Домоседов с вами, покойничек… Тоже случайная встреча? Не все еще отправились на тот свет, к сожалению. Сейчас председатель вашей партии Костромской дает показания следователю Илларионову из Управления Генпрокуратуры. Но меня это дерьмо не интересует. Меня интересует Нина Рудинская, корреспондент газеты «Подробности». Вот она, на фото. Что вы с ней сделали?

Зазвонил телефон. Решетников отошел в угол и, приложив трубку к уху, наблюдал за Богдановичем, превратившимся в гипсовую статую.

– Да, – ответил он кому-то. – Да… Нет еще… Я понял… Хорошо…

Богданович опустился на табуретку.

– Никого здесь я не знаю, – проговорил уверенно. – Рудинскую никогда не видел. Не по адресу, сыскарь. А что до убийства жены – это ты красивую байку сочинил. Сам выдумал или кто подсказал?..

– Ну давай, давай, колись, торгаш недорезанный, – посмотрев на часы, поморщился Решетников. – Засекла она тебя, Кира? Да? На чем прокололся? Похвастал по пьянке, как умеешь по людям стрелять?

– По каким людям, сыскарь? – засмеялся Богданович. – Я в партии состою, в официальной, разрешенной Минюстом, зарегистрированной! И все! Все, понял?! Больше – ничего! И еще несколько сот тысяч по всей России в нее записались! Их ты тоже в чем-то обвинишь?! Плевать мне на тебя! Не знаю, кто такая Рудинская и где ее искать! Иди, стучи в ментовку! Пусть меня арестуют, пусть допрашивают Кокорины, Протопоповы! Факты и улики?! Грош им цена, твоим фактам! Вымогать пришел? Наснимал какого-то говна, напридумывал историй про поезд с самолетом и теперь решил заняться шантажом?! Ни хрена у тебя не выйдет, Решетников! Пошел вон отсюда! Кому говорю?! Пошел!..

Он озверел, набычился, попер в полный рост на Решетникова со сжатыми в злобе кулаками. Викентий коротко, без замаха двинул его в челюсть кулаком, точно рассчитав траекторию падения через табуретку в дальний угол. И пока тот приходил в себя, собрал со стола газеты и фотографии, рассовал по карманам:

– Если ты сегодня не явишься в прокуратуру с повинной, завтра я найду тебя опять, Богданович.

Он понимал, что всем его обвинениям действительно грош цена, хотя сам нисколько не сомневался, что все именно так и было. Он понимал, что Богданович примет его за шантажиста и что не расколется перед частным сыщиком, как понимали это все – и Женька, и Нежин, присоединившийся со своими ребятами из «Альтернативы» к поиску Рудинской. Но нужно было разворотить улей, и пока Решетников «распинал» Богдановича, Игорь Громов настраивал систему выслеживания и перехвата сообщений по сотовым телефонам в своем джипе, поджидавшем Решетникова у развилки, а Вадим Фролов с технарями из «Альтернативы» подключались к домашнему телефону Богдановича на Парковой.

Все утро над Женькой колдовали эскулапы Склифа; пуля 7,62 кости, слава Богу, не задела, но артерию перебила и мышечные волокна порвала. От постельного режима он категорически отказался и домой не поехал – разве что на минуту, переодеться и помыться после «бурно проведенной ночи», а потом вместе с Валерией и Шерифом отправился в агентство и руководил оперативными действиями своих сотрудников.

Илларионов с Кокориным уехали к Костромскому, который был основательно защищен депутатским иммунитетом от любого нежелательного общения, но тем не менее сразу же согласился принять следователей и обещал ответить на все их вопросы.

Ночью звонил Каменев, сообщил, что находится в Поморске вместе с Юдиным и задержится там еще на сутки как минимум. Илларионов, разговаривавший с ним, просил по возможности узнать все об Архангельском комитете партии «ВиП»: кто из Московского ЦК туда наведывался в последнее время вообще и не была ли связана командировка Богдановича с каким-либо партийным поручением в частности? Тут же из УУРа МВД была отправлена депеша в Архангельское УВД с просьбой оказать всяческое содействие, но у отставного полковника Каменева и своих связей было предостаточно, чтобы не оказаться в одиночестве. С того самого момента, как порог агентства «Шериф» переступила Наталья Андреевна Рудинская, все недосыпали, но никто не чувствовал усталости. Женьке даже не пришлось повторять свою излюбленную теорию, что человек вообще не должен чувствовать усталости в первые шестьдесят лет, а если он ее почувствовал, то нужно немедленно найти занятие для ума или для тела – главное, потяжелее, чтобы «вышибить клин клином» и не расслабляться. Все и без него знали, что мать и отец доверили им жизнь своей дочери…

Только бы она, Нина Рудинская, непутевая по всем статьям студентка-практикантка, была жива! Все это время ждали звонка с требованием выкупа за нее, ждали, что, может быть, она все-таки объявится сама или похитители дадут ей трубку, предоставят возможность родителям убедиться, что она жива. Но звонка не было. Надежда, угасавшая с каждым днем, стала угасать с каждым часом, с каждой минутой. И все, не сговариваясь, выбрали единственно возможный путь: идти до конца, используя все средства – законные и незаконные, пока не обнаружат Рудинскую. Или ее след. Или ее труп.

В десять пятнадцать определитель частот в приемнике слежения просканировал частотную полосу сотовой передачи. «Вольво» Богдановича с бешеной скоростью возвращался в Москву. Джип с Игорем и Решетниковым мчал следом на дистанции в двести метров.

– Разобьется с перепугу, – вслух подумал Игорь.

– Да хорошо бы, – сказал Решетников, – все ж работы меньше! Только пусть сначала поговорит.

Разговор Богдановича засекли сразу за Кольцевой: на жидкокристаллическом дисплее отобразились частота и уровень сигнала. ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Алло!.. Говорите, я вас слушаю». ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Николай! Это я, Леонтий».

– Передай номер. Вик! – обрадовался Игорь. ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Ты что, бежал?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Только что у меня был сыщик Решетников. Тот самый, к которому обратилась Кира. Она, оказывается, дала им поручение следить за мной…»

Решетников по рации считал номер абонента с дисплея набранных номеров.

– Я понял. Вик, – отозвался Столетник, – сейчас мы его установим. Вы пишете? ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Николай! Я в беде. Он, конечно, рассчитывал, что я расколюсь и выложу ему кругленькую сумму…»

– Пишем, пишем, Женя!

Вращались кассеты встроенного в систему перехвата магнитофона. ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «За что?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Он решил, что это я убил Киру!.. Но это не все. Они раздобыли какую-то пленку с последней «охоты», кто-то наснимал кучу кадров с тем последним, которого остались «подбирать» ребята Сэнсэя!..» ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Врешь!!!» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Да ты что, Николай?! Что ты?! Там Грэм Напрасников, там Глуховец…» ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Заткнись!.. Откуда ты говоришь?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Из Москвы… То есть я ездил на дачу. Этот Решетников купил меня – подсунул дезу через соседа, что кто-то ползает по даче, я мотнулся туда, и там…» ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Он не следит за тобой?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Да вроде нет…» ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Вроде»!.. Что он тебе сказал?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Сказал… сказал, что дает шанс… шанс явиться с повинной. И что если я не явлюсь… Их интересует Рудинская, Николай! Отдай ты им эту проститутку, хрен с ней! Пленка все равно у них!» ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО: «Слушай меня внимательно! Сейчас ты поедешь домой и будешь сидеть там до тех пор, пока я тебе не скажу, что делать дальше. На звонки не отвечать, дверь никому не открывать! Понял?!» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Понял… а может… может, я лучше поеду куда-нибудь…»

Неизвестный не ответил ему.

Игорь и Решетников проводили его до самого дома, убедились, что он въехал во двор, поднялся к себе в квартиру, и вернулись в агентство.

– Это Аден, ребята! – сказал Женька, как только Решетников и Фролов вошли в агентство. – Белая Дача, Зеленая, 1. Но говорил он откуда-то из Сокольников.

– С Большой Оленьей? – предположила Валерия, пробежав пальцами по клавишам компьютера. – Офис компании «Раунд» на Большой Оленьей…

Во дворе дома стоял мусоровоз. Возле него вертелся Вадим Фролов в синей спецовке мусорщика; возле соседнего с Богдановичем подъезда «жэковец» Арнольдов счищал с доски старые объявления; на лестничной площадке первого этажа чинил проводку «электрик» в черной поношенной робе, под которую был надет тот самый бронежилет фирмы «Армор», которым пренебрег Алик Нефедов; в квартире напротив Богдановича дежурили муровцы Долганова; этажом выше на лестничной площадке ждали приказа еще двое скорохватов из СОБРа. Всего же в операции было задействовано двадцать восемь человек – после смерти Алика всем стало ясно, с кем приходится иметь дело.

Двое подъехали на автомобиле «Шкода», о котором предупреждал Решетников: именно этот автомобиль волочился за Каменевым.

Их узнали сразу – по Нелединским снимкам – и сразу повели. Засада пришла в боевую готовность: на связь с Богдановичем никто не выходил, Аден ему запретил снимать трубку и отпирать дверь, а значит, проникнуть в его квартиру они смогут, лишь взломав дверь, и тем самым дадут основания для захвата.

Двое прошли по двору неторопливо, словно приехали на обеденный перерыв домой; только специалисты могли разгадать, что крылось за их расслабленной походкой.

Вадим Фролов с беспечным видом сел в кабину мусоровоза и, огибая детскую площадку, стал выезжать со двора. Больше никто в поле зрения Мамонта и Удода не попадал, они ничего не заподозрили и вошли в подъезд. Поднялись по лестнице пешком. Бесшумно ступая, подошли к двери квартиры Богдановича, прислушались. Удод вынул из кармана отмычку; Мамонт приготовил бесшумный пистолет… В душевой лилась вода, это придало им уверенности – не услышит. На то, чтобы справиться с замками, понадобилась минута. Цепочка в приоткрывшейся двери тоже не стала серьезной преградой…

– Ни с места!!! – вылетели собровцы из соседней квартиры.

– Руки! Руки за голову! – посыпались остальные сверху.

– На пол! На пол! Руки!..

– Лежать!!!

Ровно через пять секунд оба – и Мамонт, и Удод – были обезоружены и уложены, на их запястьях защелкнулись наручники, из карманов вынуто все содержимое; на шестой секунде группа захвата ворвалась в квартиру Богдановича (еще удумает выброситься из окна!), и он также был уложен на пол лицом вниз – в самом что ни есть натуральном виде, голеньким, только что из-под душа.

– Богданович! Вы знаете этих людей? – спросил Илья Муровец, руководивший операцией.

Богданович тупо молчал, и тогда здоровенный собровец приподнял его за волосы и бросил в угол, развернув к Долганову:

– Отвечать! Быстро!

– Нет!..

– А зачем они пришли сюда, знаете?

– Нет!..

– И не догадываетесь?! – Долганов присел возле него, рассматривая диковинный «ПСС». – Это что? Бесшумный пистолет?

– Не знаю!

– Привет, гнида, – раздалось от порога. Решетников, держа такой же пистолет за ствол, протянул его Долганову: – Да брешет он, я сегодня у него изъял точно такой же.

– Откуда у вас вооружение спецназа ГРУ, Богданович?! Да не молчите вы, себе же хуже делаете! Неужели вам не понятно, что эти люди пришли вас убить?

– И что послал их твой дружок Аден, – добавил Решетников, грозно нависнув над трясущимся Богдановичем. – Дать тебе послушать пленку разговора с Аденом из машины или вспомнишь сам?

Слова тонули в грохоте. В комнату ввели понятых, и теперь шерстили квартиру вдоль и поперек – выдвигали, выворачивали ящики в шкафу, столе, вытряхивали чемоданы, сметали на пол барахло с антресолей на кухне, переворачивали мебель…

– Как твоя фамилия?! – пнул ботинком собровец Удода.

Тот выматерился.

– Понятно. А твоя?

Мамонт сплюнул на пол и отвернулся.

– Кто тебя послал?! Отвечать!

– Да пошел ты!..

В квартиру вошел Кокорин.

– Затянулся наш пикник, – хмуро сказал вместо приветствия. Лицо его было землистого цвета от усталости. – Дайте ему штаны, что ли. Смотреть противно.

Трясущимися руками Богданович натянул на мокрое тело брошенные кем-то брюки, застегнулся.

– Сядьте, Богданович! – приказал Кокорин, и сам сел на придвинутый милиционером стул. – Давайте все-таки исходить из здравого смысла. Если бы не Решетников, вы бы уже лежали в ванне, наполненной вашей кровью. Коль скоро Аден решил вас убрать, значит, у него были на то причины. Будете вы говорить или нет – все равно мы докопаемся до истины, речь теперь идет только о том, сделаете вы признание добровольно или под давлением улик.

– Да отпустите вы человека, Алексей Михайлович, – сказал Решетников. – Пусть себе идет на все четыре стороны!

Богданович покосился на окно.

– Не смотрите туда, Леонтий Борисович, мы вам выброситься не позволим.

– Товарищ майор!..

Несколько лакированных паркетин, скрепленных снизу рейками, оказались крышкой тайника. Короткоствольный мини-«узи», пара гранат «Ф-1», пачки долларов в банковских упаковках, завернутые в целлофан, гражданский и заграничный паспорта на имя Савельева Алексея Владимировича извлекались из-под пола и ложились на круглый стол.

– Понятые, подойдите сюда!..

Щелкнул затвор фотоаппарата, мелькнула вспышка.

– Кто послал, я спрашиваю?! – зло повторил Долганов.

– Аден, – первым понял Удод, что запираться бессмысленно.

Мамонт рванулся к нему, зарычал от злости, но собровец сбил его с ног, придавил к полу.

– Лежать!

Вскрикнула испуганно женщина из понятых.

– Зачем послал?!

– Этого… пришить…

– Сволочь, – прошептал Богданович, – какая же он все-таки сволочь!

– А вы думали, что имеете дело с порядочными людьми? – усмехнулся Кокорин.

– Где Рудинская, Богданович? – спросил Решетников.

– Не знаю…

– Где может скрываться Аден? Есть у вас в Москве гостиница, явочная квартира, блатхата?.. Думайте! Где, кроме офиса «Раунда» на Большой Оленьей, и Белой Дачи?.. Быстро!

– Не знаю, – по растерянности Богдановича чувствовалось, что он действительно не знает, во всяком случае, готов помочь. – Базы… стадион в Ромашкове?..

– Там нет! Еще?!.

– Учебно-тренировочные базы «Раунда»… я не знаю, кроме как в Белощапове…

– Там, где вы устраивали охоту на людей? – поднес к его глазам фото с трупом Решетников.

– Я не… я не убивал! – замотал головой Богданович. – Это вот они…

– Врешь, падла! – прохрипел Удод. – Врешь!

– Зачем же вам столько оружия?

– Думай, думай, гнус, где искать Рудинскую?! – Решетников чувствовал, что он на пределе.

– Мы внесем в протокол как содействие, это зачтется на суде, – пообещал Кокорин. – Больше ничего обещать не могу. Еще адреса?

– У Грэма на даче…

– У кого?

– У Напрасникова. Мы там собирались иногда.

– Где это? Быстрее!

– По Рублево-Успенскому, в восьмидесяти километрах, Зудино… справа от шоссе, номер дома не помню…

– Ты знаешь где?! – наседал Долганов на Удода.

Тот кивнул.

Мамонт стал биться головой о пол. Зазвонил телефон.

– Тихо! – крикнул Долганов. – Будем снимать? Решетников и Кокорин переглянулись.

– Нет, не будем, – почему-то вполголоса ответил Кокорин.

Телефон продолжал звонить минуту. Потом звонки прекратились.

– Берите его! – кивнул Кокорин на Удода. – В машину – и в Зудино. А этих двоих – в сизо, я там с ними поговорю!

«Рудинская… Рудинская… Они хотят найти Рудинскую… После того, как у них оказались фотографии, никакого значения она уже иметь не может. Рудинская… Нет, это провал, определенно провал!.. Пошли к черту! Пусть разбираются сами», – напряженно думал Аден, перебирая документы в сейфе: часть из них он откладывал в папку, часть выбрасывал в мусорную корзину.

В кабинет вошел Султан – из прошлогоднего выпуска школы, молчаливый и исполнительный охранник, оставленный Аденом при офисе.

– Возьми машину, смотайся в Шереметьево, – приказал Аден. – Вот мой паспорт, купи билет в Лондон. Я буду ждать в Белой Даче. На обратном пути заправь машину. Желательно, чтобы за тобой не увязался «хвост». Положи в «бардачок» эту папку, она мне понадобится…

Он отдал охраннику ключи от «Хонды» и свой заграничный паспорт с визой, полученной месяц тому назад в посольстве Великобритании. Преисполненный гордости от того, что сам начальник школы доверяет ему тайну (иначе не стал бы предупреждать о «хвосте»), Султан спрятал паспорт в нагрудный карман.

Аден отсчитал пятьсот долларов:

– Этого хватит. Билет заказан на мое имя.

Султан подбросил ключи на ладони и вышел. Он знал себе цену. Был уверен, что начальник школы, в подчинении которого были сотни профессионалов, держит его при себе как самого надежного.

Но он недооценивал полковника госбезопасности Адена и не мог знать, что комплекс блокировки взрывных устройств в «Хонде» перекрывает не весь диапазон радиочастот: через час автомобиль взлетит на воздух в районе Новоподрезкова по пути в аэропорт Шереметьево на Ленинградском шоссе.

С большим трудом по обломкам автомобиля, ошметкам человеческого тела, клочкам обгоревших документов эксперты установят, что в «Хонде», принадлежавшей президенту компании «Раунд», направлявшейся в Шереметьево, находился Аден Николай Иннокентьевич, и виза в его паспорте действительно была ему выдана в посольстве Великобритании, и группа крови, и резус-фактор, и коронка в верхней челюсти, и документы в папке – все совпадает, все подтверждается консулом, стоматологом, прочими специалистами, экспертами и свидетелями.

Но это будет потом, уже после того, как Аден по паспорту на имя Дотова Валентина Борисовича улетит в Стамбул.

Султан не мог знать, что не профессиональные и личные качества, а резус-фактор и группа крови, и комплекция, близкая к комплекции Адена, сыграли решающую роль при его отборе в школу.

Поставить такую же, как у него, коронку на зуб Адену не составило труда – это было предусмотрено планом «Дельта», который был выверен до мелочей и расшифровывался как «План личного спасения».

Дом на окраине поселка, на самом берегу пруда, блокировали со всех сторон.

Из окна дробно простучала очередь из автомата; все, кто находился на улице и во дворе, попадали по команде «Ложись!!!».

– Я сказал, убрать посторонних!!! – заорал Долганов, увидев Решетникова.

Викентий стоял прямо напротив входной двери, метрах в двадцати, облокотившись на капот своей «троечки», и курил.

– Уберите машину! Вы что, не слышали?! – бросились к нему двое собровцев в камуфляже.

– Уезжайте отсюда! Немедленно уезжайте! – распахнув дверцы машин Фролова и Громова, заталкивали их в салоны. – Мотай, я кому говорю?!

– Это кто здесь посторонний? Я, что ли? – насмешливо спросил Викентий.

– Да ты, ты! Оглох?! – Долганов был вне себя от ярости. – Убирайся вместе с этими! Живо!

Решетников понял, что не место и не время выяснять отношения.

– Поехали, Игорек, – сказал, отщелкнув окурок.

Джип Фролова, двухдверный «Фиат» Игоря Громова, «троечка» Решетникова друг за другом вырулили на проезжую часть и отъехали за поворот, где толпились жители близлежащих домов, стояли «канарейки» и милиционеры оцепления.

– Проезжайте! Проезжайте! – энергично размахивая жезлом, бросился к головной машине Решетникова гаишник. – Нечего здесь!..

Викентий высунулся в окошко, махнул ребятам: вперед!

– Либерман!!! Холмский!!! Сдайте оружие!!! – надрывался Долганов.

И вновь сухо протрещала очередь. Из дома что-то крикнули в ответ.

Викентий, Игорь и Вадим остановились у поворота на трассу, собрались возле джипа. Викентий связался со Столетником.

– Ну что там, Вик? – нетерпеливо прокричал Женька.

– Нам приказано покинуть зону оцепления.

Воцарилась долгая пауза.

– А кто в доме?

– Друзья Старого Опера – Либерман и Холмский. Отплевываются.

– А, ну тогда порядок. Долганов работает по плану, держит связь с самим замминистра. Возвращайтесь!

Женька отключился. Трое помолчали.

– Поехали, что ли? – вздохнул Игорь.

На душе у них скребли кошки. Развитие событий предсказал Столетник, да они и не могли развиваться по-другому после того, как убили Неледина и Алика Нефедова – дело забрала прокуратура, операцию заканчивал МУР…

– Либерман! Прекратите сопротивление! Это бессмысленно! – тянул время Долганов, чтобы дать возможность снайперам занять позиции. – Отпустите Рудинскую!

– А ху-ху не хо-хо?! – прокричал Холмский. – Тачку мне сюда! Ключи в замке, бензин «под пробку»! Считаю до десяти!!.

Он появился в проеме разбитого окна, держа перед собой Рудинскую.

В прицел «СВД» она была видна хорошо: черные круги под запавшими глазами, глядевшими бессмысленно куда-то вдаль, расстегнутая грязная кофта, растрепанные, слипшиеся волосы, лицо бледно-зеленого цвета, из-под мышки торчит ствол автомата.

– Пять!.. Шесть!..

«Жигули» с мигалкой на крыше въехали в ворота и остановились посреди двора.

– Развернись!..

Собровец в бронежилете поверх камуфляжа выполнил требование бандита, сдал назад, к двери, вышел из машины, оставив двигатель включенным, а дверцу распахнутой.

– Убирайтесь отсюда! – хрипло заорал Холмский. – Все до единого! Мне терять нечего, я эту суку в любом случае успею пристрелить! Ну?!.

– Убрать машины! – приказал Долганов. – Уходите все! Освободите дорогу! – И вполголоса добавил, обращаясь к командиру спецотряда: – Куда он, на хрен, денется!..

– Восемь!..

– Ты смотри, он еще считать умеет! – хохотнул шофер Долганова.

Улица перед домом быстро опустела. Машины доезжали до ближайших поворотов справа и слева, разворачивались и застывали, готовые сорваться в погоню по первой же команде.

– Никому не стрелять, – приказал Долганов по рации. – Резерв, готовность «один»!

Десяток «штатских» автомобилей – «Москвичей», «Волг», иномарок без опознавательных знаков милиции, – сменяясь, должны были вести «Жигули» с заложницей, постепенно забирая их в «клещи» и оттесняя посторонние машины в транспортном потоке.

На связь вышел генерал Глуховец.

– Майор! – проговорил пренебрежительно, когда откликнулся Долганов. – Вы разговариваете с заместителем министра внутренних дел генералом Глуховцом!..

– Слушаю вас, Марк Иванович.

– Что у вас там происходит?

– Бандиты потребовали автомобиль, сейчас выходят из дома вместе с заложницей.

– Сколько их?

– Похоже, двое.

– Либерман там?

– Он и Холмский – это точно, остальных пока не видели.

– Значит, так!.. Либермана взять живым во что бы то ни стало. Вы меня поняли?

Долганов уже давно все понял, еще до начала операции. Когда ему позвонили из управления и предупредили, что в деле «случайно оказался замешанным сын известного финансиста».

– Но заложница…

– Я сказал: живым! Выполняйте приказ!..

В прицел снайпера в окне дома напротив попала Рудинская. Ее голова оказалась плотно прижатой к голове Холмского. На секунду они задержались, давая возможность проскочить в машину Либерману, затем Холмский резко наклонил голову заложницы и втолкнул ее в салон на заднее сиденье. К голове ее был приставлен ствол пистолета.

– Не стрелять! – послышалось в динамике. Либерман рванул со двора, сделав крутой вираж, машину окутало облако пыли. Курс взяли на Иславское – не к Кольцевой же идти! Гнали под сто пятьдесят.

– Резерв! Доложите обстановку!

– Преследуем, «седьмой» повис на хвосте… скорость большая, заподозрят погоню…

– Куда они идут? На Звенигород?

– На Козино, через мост…

– Эй, майор! – ворвался Либерман в эфир. – бери своих людей, я тебя по-хорошему прошу? Ты не понимаешь?! Сейчас сброшу с моста эту блядь, предупредили ведь тебя: терять нечего!..

– Оставь Рудинскую, Герман! – миролюбиво проговорил Долганов. – Я сниму преследование, обещаю!

Вместо ответа Холмский опустил стекло и вышвырнул гранату под колеса следовавшего позади милицейского джипа. Водитель джипа нажал на тормоз, свернул в кювет и перевернулся одновременно со взрывом.

– Мост проскочили!

– Перекройте дорогу на Липки, больше им деваться некуда! – приказал Долганов. – Всем постам!.. А-107 в районе Липок, восемьдесят третий километр по Рублевскому шоссе!..

«Жигули» внезапно свернули с трассы и стали стремительно углубляться в направлении Петрова-Дальнего через реденький лес.

– Какого черта они петляют? Сами не знают, куда ехать?

Долганов ошибался. Либерман хорошо знал, куда ехать: на взлетной площадке, оборудованной неподалеку от учебно-тренировочной базы компании «Раунд» на окраине Петрова-Дальнего ждал маленький поисковый «Ми-2», с которого любили охотиться на волков и «кукол» его отец, Горчак и Богданович. Винт уже набрал обороты, стал невидимым, тугая воздушная волна пригибала траву вокруг вертолета без опознавательных знаков.

Милицейские «Жигули» резко затормозили возле самого трапа, Либерман и Холмский выскочили из салона, Холмский выдернул за руку Рудинскую.

– Брось ее, к чертям собачьим!!! – перекричал Либерман шум двигателей.

– Пригодится, Гера! Пока она с нами…

– Я сказал, бросъ!!. Пока она с нами, нас не оставят!..

Либерман поднялся в чрево готового взлететь вертолета. Чьи-то «заботливые» руки подхватили его, и тут же из раскрытой двери могучим прыжком вылетел громадный рыжий пес со вздыбленной шерстью, сбил с ног Холмского и впился зубами в его горло, не позволив даже вскрикнуть.

Вадим Нежин и Валерий Арнольдов спрыгнули на землю:

– Лежать!!!

– Держи его, Шерифчик, держи!..

– Глуши винты!.. – В проеме показался Женька, держась за поручень, осторожно спустился вниз, не наступая на раненую ногу. Отовсюду уже мчались машины оперативников из «Альтернативы» и «Сааб» Вали Александрова вместе с ними.

Винт замедлил вращение, стал видимым, трава распрямилась. Заглохли двигатели, наступила относительная тишина. Нежин и Арнольдов подхватили Рудинскую, глядевшую бессмысленно сквозь них в потустороннее пространство.

– Жива? – вприпрыжку подошел к ним Женька. Губы ее что-то шептали. Неразборчиво вначале, потом все более отчетливо:

– ФРОЛ. НЕ НАДО. ОТПУСТИ МЕНЯ. ФРОЛ. НЕ НАДО. СКАЖИ ИМ. ПУСТЬ ОНИ ОТПУСТЯТ. МАМА НАЙДЕТ ДЕНЬГИ. МАМА НАЙДЕТ. ОНА НЕ ЗАЯВИТ. ФРОЛ. НЕ НАДО. ПОЖАЛУЙСТА. СКАЖИ ИМ…

– В больницу ее!

– Фу, Шериф! Фу, отпусти эту гадость, отравишься!.. Жень, скажи ему!..

Когда на поляне появились милицейские машины, Либерман и Холмский, скованные наручниками, лежали на земле, а между ними гордо сидел Шериф, посматривая то на одного, то на другого.

Солнце медленно тонуло в сизой северной туче…